Большая Сплетня

ОН

— Поселимся в одном номере? — спрашиваю у Даны. Говорю об этом как о само собой разумеющемся, поскольку вопрос из разряда так называемых риторических.

— Да, — неохотно отзывается она. Смотрит куда–то вбок.

— Не тревожься, лапочка, — успокаиваю ее. Моя уверенность обязана преодолеть опасливые женские колебания. — Все будет хорошо! У нас девяносто девять шансов из ста. Или даже больше…

Но вместо ответа Дана отводит мою ласкающую руку, как будто не желает нарушать свой предбрачный суверенитет.

— Встретимся днем, как всегда? — спрашиваю я.

— Да, — отвечает тускло.

— Вечером рейс в Нефтегорск. Ты успеешь собраться?

— Конечно, — все так же сумрачно роняет она.

Что с ней, в конце концов, происходит? Передо мной воздвигнута стена — из надутых губ, прищуренных глаз, недомолвок и холодного тона. И эту стену наскоком не преодолеть. Ничего, в Нефтегорске у меня будет уйма времени для нежной осады…

Из кабинета позвонил своей суррогатной невесте, предварительно убедившись, что ничьи случайные уши не присутствуют при нашем разговоре.

— Вечером уезжаю, — напомнил я.

— Как мне хочется отправиться с тобой! — заныла Лена. — Может, ты все–таки возьмешь меня? А? Ну пожалуйста! Ну пупсик! Мы бы поселились в лучшей гостинице города, провели бы там незабываемые дни… Это было бы похоже на свадебное путешествие!

— Послушай, я еду по делам! — сурово оборвал ее.

Нет, девица становится совершенно невыносимой! Она уже вообразила себя моей законной женой! Предъявляет требования, диктует, приказывает…

— Кстати, ты позвонила отцу? — все так же сурово поинтересовался я. — Объяснила ему все? Что он сказал?

Голос на другом конце провода явно скис, потеряв в энтузиазме и жизненном напоре.

— Ну что он мог сказать… Заявил, что я набитая дура, он всегда об этом знал, еще с моего младенчества…

Между прочим, Михайлов совершенно прав!

— Так он едет на собрание акционеров?

— Едет! — мрачно отозвалась она.

— Почему ты не отговорила его?

— Попробуй сам отговорить! — ехидно подначила она. — Может, у тебя получится!

Все ясно! Эта безмозглая пустышка не может выполнить элементарного поручения! А Дана, например, с подобным поручением справилась бы в два счета: позвонила бы отцу, пролепетала бы что–нибудь трогательное типа «папуля–лапуля», «сюси–пуси», после чего Якушев конечно же растаял бы и немедленно выполнил ее просьбу.

Что ж, придется самому встретиться с Михайловым в Нефтегорске: сначала обрисовать ему ситуацию, рассказать о нелепой ошибке, попытаться убедить его в том, что ничего катастрофического не произошло, потом обвинить во всем его непутевую дочь, даже защитить ее при возможных нападках, поведать про мои грандиозные планы, от которых его дочь только выиграет, заверить, что акции будут немедленно переданы ему сразу по возвращении в Москву… Он согласится, он не может не согласиться!

Но только как я его узнаю? Я встречался с ним всего–то один раз и почти не запомнил лица. Для надежного опознания надо бы захватить с собой его фотографию…

Заверить, что я люблю его дочь больше жизни, что мое намерение жениться на ней непоколебимо и свято… Умолять его, твердя, что счастье молодой семьи под угрозой… Не пожелает же он нищенского существования для своей дочурки! Не захочет же он заполучить зятя, осужденного за мошенничество с ценными бумагами!

Он согласится все замять, обязательно согласится!

А потом, по возвращении домой, вернуть ему все акции. Дальше — пустяковая ссора с Леной, разрыв без надежды на примирение… А потом — Дана, моя Леди Ди, моя домашняя богиня.

Почти моя!

В ресторане занимаю свое обычное место возле зашторенного окна. Привычно снуют официанты, похожие на черно–белых сорок с опознавательными отметинами бабочек на шее.

Я жду свою будущую жену…

В голове неспешно крутятся куцые мысли. Вечером заскочу домой забрать вещи — буквально на полчаса… Надо бы отыскать в Ленкином фотоальбоме снимок ее отца…

Моей будущей жены все нет…

В одиночестве расправляюсь с обедом. В который раз пересчитываю количество голосов, которыми мы сможем распоряжаться на собрании. Конечно, и кто–то из рядовых акционеров, недовольных политикой прежнего руководства, переметнется на нашу сторону. Да, наша победа — это верняк, почти стопроцентный верняк! Почти…

А Даны все нет…

Встревоженно посматриваю на часы. Набираю номер ее телефона — не отвечает. Возможно, в очередной раз консультируется с юристом, отключив, чтоб не мешали, трубку.

Внезапно вспоминаю Лиду… Дурочка, она даже не представляет, что ждет меня через несколько дней! На каких немыслимых высотах я окажусь, какие грандиозные горизонты откроются предо мной!

А она так и останется сидеть на своем рабочем месте вместе с Попиком, Губасовой и разведенками. Так и будет ежедневно вытягиваться в струнку перед Эльзой, так и будет приходить на работу по часам и уходить домой. Может быть, когда–нибудь она даже выйдет замуж…

За кого? Наверное, за Попика… Что ж, если это случится, я сделаю ей шикарный свадебный подарок! Ведь это она помогла мне вырваться из небытия, она замутила варево Большой Сплетни, вдохнула в нее жизнь, не представляя, что повлечет за собой ее поступок! Именно благодаря ей я очутился на гребне той волны, что стремительно и неотвратимо несет меня — куда? — к успеху, к благополучию, к неведомым горизонтам!

Правда, не стоит говорить ей об этом, еще загордится… Милая, добрая, глупенькая Лида!

Звонок. Поднимаю трубку.

— Я сейчас занята. — Обожаемый голос звучит деловито и сухо. — Так что пообедай без меня, хорошо?

— Я вообще–то уже пообедал…

— Кстати, в Нефтегорск тебе придется лететь одному. Я вынуждена задержаться, срочные дела…

Какие именно — не говорит. Настроение, еще секунду назад восторженно–приподнятое, неудержимо портится, хотя ничего особенного, кажется, не произошло.

— Что стряслось? — спрашиваю мягко. Такая мягкость, я знаю, неотразимо действует на женщин.

— Потом расскажу… — туманно откликается она.

— А когда ты прилетишь в Нефтегорск?

— Завтра, будем надеяться…

— Вместе с отцом?

— Скорее всего.

— Так и не скажешь, что у тебя случи…

Резкое «нет». Отбой.

Складываю телефон. На душе неуютно. Тревожно. Как будто громадная монолитная плита, на которую я опирался, вдруг треснула, закачалась, поползла вбок. В сердце закрался тошнотворный холодок неуверенности.

«Ничего не случилось!» — продолжал я уверять себя. Скорее всего, какие–нибудь пустяки, которые отнимают много, слишком много времени…

Но какие такие пустяки перед собранием? Перед генеральным сражением? Перед решающей битвой?

Ответа нет.

Позвонил Лиде. В конце концов, она мой единственный друг.

— Все утро думал о тебе, — произнес почти нежно.

— Да? — удивилась она. Кажется, обрадовалась.

— Так хочется поболтать с тобой, как в старое доброе время… Вот вернусь из Нефтегорска, мы обязательно встретимся! Надеюсь, ты приготовишь свой знаменитый клюквенный пирог…

Пауза. Ее дыхание в трубке — осторожное, не верящее своему счастью дыхание.

— Когда ты вылетаешь?

— Сегодня, — ответил я.

— Каким рейсом?

— Ночным.

— Экономическим классом?

— Что ты! Конечно, бизнес–классом…

— Ну тогда счастливого пути!

— Тебе тоже… счастливо оставаться!

Милая, милая Лида… Как бы, наверное, ей хотелось оказаться в самолете рядом со мной. А потом в одной гостинице, в одном номере. Безо всяких условий, без торговли, без мелочных расчетов, без надежды на взаимность… Когда–нибудь мы… Может быть…

Да что это я! Никогда! Прекрасно знаю, что никогда!

На минутку заскочил домой, чтобы захватить приготовленный для поездки чемодан. Лены не было — она доживает последние дни в своем регистраторе и сегодня должна написать заявление об уходе.

Кстати, еще нужно отыскать фотографию ее отца…

Распахнув платяной шкаф, разглядел за частоколом костюмов сумку, битком набитую вещами. Что это?

Вжикнул «молнией» — ее вещи.

Куда это она собралась? Уж не в аэропорт ли вслед за мной? Уж не собирается ли она лететь на собрание акционеров вместе с отцом?

В тревожном предчувствии сердце ухнуло куда–то в брюшину.

Звоню ей на работу. Она на месте — это первая хорошая новость.

— Ты надумала куда–то ехать? — интересуюсь.

— Пока ты в командировке, поживу у матери, — отвечает она. В голосе — незамутненное спокойствие, каким вещает чистая, абсолютно чистая совесть. — Ведь без тебя мне так скучно, милый…

От сердца немного отлегло. Я ласково попрощался с ней.

Перерыв сваленные кучей фотографии, откопал мутную любительскую карточку, на которой Лена снялась вместе с родителями лет десять назад. Эта карточка ей очень нравится — она считает, что потрясно вышла на ней. А ее предка я непременно узнаю по характерному яйцевидному животику и по лысине в короне седых волос. И по носу картошкой над грубо выпяченной верхней губой…

До самого отлета торчал в баре аэропорта. Читал последние сводки с биржи, мировые новости, светские сплетни. Думал о Дане.

При посадке в самолет держался в стороне от скученной толпы, облепившей трап, ведущий в салон эконом–класса. Все–таки я из другой весовой категории…

Но почему–то глубоко внутри вдруг зашевелилось неприятное чувство — показалось, будто за мной кто–то подсматривает. Я оглянулся — и поймал на себе ласковый взгляд смазливой стюардессы. Что ж, когда ты хорошо одет, выглядишь на миллион и летишь бизнес–классом, все женщины смотрят на тебя вот так! А если одет ты бедно и трясешься в метро, они тебя в упор не замечают.

В салоне бизнес–класса народу оказалось совсем немного — только я и мелкий суетливый человечек, похожий на Чарли Чаплина, только без котелка, тросточки и усов. Человечек тревожно пялился в иллюминатор, за котором чернела непроницаемая чернота, нервно требовал у стюардесс теплый плед, даже пытался обратиться ко мне с пустячным разговором, но я сделал вид, что сплю, смежив веки.

Нервный обиделся.

— Черт подери этот бизнес–класс! — пробормотал раздосадованно. — Даже выпить не с кем… И зачем этот «Стандард Ойл»… Ненужные расходы!

Я навострил уши, но бульканье жидкости с характерным спиртовым запахом совершенно заглушило воркотню соседа.

Нервный господин выпил и успокоился. А я продремал все четыре часа полета. Мне снились чудесные, чудесные сны!

В гостинице я забронировал двухместный номер, самый дорогой из имевшихся в ассортименте. Впрочем, провинциальные шик, блеск, красота выглядели достаточно примитивно.

— Надеюсь, клопов нет? — осведомился я у горничной.

Та, кажется, обиделась.

Вылетевшие накануне Якушев с Фукисом намеревались поселиться в особняке главы местной администрации. Вряд ли получится увидеть их до собрания…

А пока мне было грустно в своей одинокой постели. Я думал о Дане, утешаясь мыслью, что завтра она прилетит ко мне. Она прилетит — и мы с треском отпразднуем свою победу!

С этими мыслями я заснул и проснулся только тогда, когда часы показывали полдень. Странно, что мне никто не звонил, ничего не спрашивал…

Телефон, затаившись, онемело молчал. Я был предоставлен сам себе, и от этого мне стало как–то неуютно.

Узнал в справочной — очередной рейс из Москвы в четыре часа. Высадка пассажиров продлится час, еще минут сорок — дорога из аэропорта… Кажется, Дана едва успевает к началу собрания.

А вдруг самолет опоздает из–за нелетной погоды?

Тогда Дана пропустит этап регистрации участников, и акции, переданные ей для голосования, будут исключены из подсчета голосов…

Встревожившись, набрал телефон Якушева.

Длинные гудки, потом отбой — кажется, со мной не желали разговаривать. Скорей бы приехала Дана!

К шести часам спустился в холл гостиницы. У меня было еще одно важное дело, не терпящее отлагательства…

— Мой близкий родственник остановился здесь, — обратился к администратору. — Не подскажете его номер? Его фамилия Михайлов.

— Люкс на втором этаже, — сверившись с книгой регистрации, сообщила администраторша.

Упруго скрипя новыми ботинками, я поднялся на второй этаж. До собрания еще целый час, есть время объясниться с отцом Лены…

Дверь люкса оказалась приоткрытой. Я уже поднял руку, чтобы постучать, но из номера выглянул тот самый нервный человечек, который в одиночку выпивал в самолете.

— А… — проговорил он мне, гремя ключом в замке. — И вы здесь!

Администраторша конечно же ошиблась… Михайлова здесь не было. Вечная, неистребимая провинция!

Нервный человек, сдав ключи дежурной, ушел, суетливо помахивая рукой.

Ничего, утешил я себя. Встречусь с Михайловым в холле перед собранием. Времени навалом!

Собрание проходило в ДК нефтяников, арендованном на один вечер. В фойе, где регистрировали акционеров и выдавали бюллетени для голосования, густо толпился народ.

Вереница дорогих машин у входа означала, что высокие гости уже прибыли. Проникнув внутрь, я стал осматриваться, пытаясь в массе народа выделить Михайлова — но напрасно!

Справился у регистраторши — оказалось, у нее отмечены двое из трех возможных Михайловых. Скорее всего, тот, кого я ищу, не приехал вовсе. Наверное, в последний момент Лене все же удалось уломать отца…

Что ж, фортуна на моей стороне!

Пару раз мимо меня пробегал тот самый нервный человечек из самолета. При виде меня он невнятно всхрапывал и тут же мчался прочь.

Черными лебедями по фойе плавали охранники в униформе. Атмосфера вечера ощутимо сгущалась.

А потом я увидел ее… Это было как удар тока!

— Что ты здесь делаешь? — пробормотал ошеломленно, не веря своим глазам.

Она резко обернулась ко мне. Нахмурилась.

— То же, что и ты!

Выяснять отношения было некогда, до начала собрания оставались считаные минуты, толпа повалила в зал.

— Лида! — проговорил я. — Ты должна мне все объяснить!

Но она затерялась в толпе, не удостоив меня объяснением.

Я ничего не понимал.

А вскоре вообще перестал осознавать происходящее…

Зал был переполнен. Дана не появилась. Галактионов с Лидой сидели наискосок от меня, и я мог свободно любоваться их то и дело склонявшимися друг к другу головами. Я надеялся, что меня пригласят в президиум или хотя бы посадят в первом ряду, но при той неразберихе, что творилась в фойе, рассчитывать на это было бессмысленно. Мной никто не интересовался, меня никто не искал.

Стало тревожно.

Что ж, если гора не идет к Магомету, Магомет идет…

Но идти было некуда и не к кому. Телефон Даны не отвечал. Телефон ее отца — тоже. И Фукиса, и Лиды, и Витьки… Я был один. Как перст!

— Итак, начинаем внеочередное собрание акционеров, — начал председатель совета директоров, отец Галактионова. — Уважаемые акционеры, вам известно, что созыв собрания инициирован господином Якушевым, владеющим двадцатью пятью процентами голосующих акций…

Я надменно хмыкнул: он ошибается! У Якушева не двадцать пять процентов, а только тринадцать с хвостиком. И еще столько же принадлежит моей фирме, хотя голосовать ими будет Дана, которой, кстати, до сих пор нет… Или я просто не разглядел ее в толпе?

Странная оговорка… Очень странная!

А что, если моя невеста передоверила право голосования своему папаше? Не знаю, впрочем, возможно ли такое передоверение… Кажется, нет… Но тогда откуда у Якушева лишние двенадцать процентов? Мои двенадцать процентов? Те, которые позаимствованы у Михайлова?

И где же Дана? Где она?!

Я совершенно ничего не понимал. Только очумело крутил головой, оглядывая зал.

Внезапно у крайних кресел, у самого входа, послышался шум. Между кресел осторожно протискивался мужчина с красной повязкой распорядителя.

— Простите, вы Ромшин Игорь Сергеевич? — натужным шепотом справился он, сверяясь с бумажкой.

— Да! — произнес я, расправляя плечи.

Наконец–то они спохватились! Я знал, что последует вслед за этим, — приглашение на авансцену, в ряды главных действующих лиц.

— Вас просят… выйти… Будьте любезны… В фойе…

На нас зашикали, как на болтунов в кинозале.

Я торжествующе поднялся. На меня взирали любопытные глаза, ко мне поворачивались многочисленные головы. Боковым зрением я заметил, что и Лида оглянулась на шум, и Витек Галактионов…

Это хорошо: они будут присутствовать во время моего триумфа… Это приятно… Они увидят мою победу, станут рукоплескать. А сейчас они глазели на меня словно на помеху — как и весь зал… Они еще не знают, что я собой представляю, но скоро, совсем скоро покорно склонят головы под властью нового генерального директора. Витек станет просить устроить его на работу, и Лида тоже…

А пока я шел по залу, горделиво подняв голову, с властным выражением лица.

И, сохраняя то же выражение, вышел в фойе.

Трое в форме шагнули мне навстречу.

— Ромшин? Игорь Сергеевич? — осведомился один из них.

— Да, а в чем дело?

— Вы задержаны за мошенничество с ценными бумагами. Вот ордер на ваш арест.

— Что вы! Я не…

— Вы обвиняетесь в похищении акций компании «Стандард Ойл». Пройдемте!

Я ничего не понимал.

— Постойте, это ошибка, я все хотел вернуть…

— Пройдемте!

Предплечье охватили цепкие, не допускающие возражений пальцы.

В милицейском «уазике» было холодно — как и в изоляторе…

Я ничего не понимал. Ничего!