— Это он вам рассказал? — интересуется Леди Ди, механически ковыряя вилкой бифштекс. — Ну, конечно, он, кто еще…
— Нет, — отвечаю я мягко. — Мой начальник не имеет привычки делиться своими финансовыми планами с подчиненными, тем более если эти планы не совсем законны.
— Понятно, — роняет она.
После мхатовской паузы, во время которой я успеваю изучить не только псевдоэтнический рисунок скатерти, но и диковинный раппопорт стенного узора, и острозубый силуэт вилки, и золоченый ободок тарелки, отражающий потолочную люстру, Якушева, наконец, обрывает королевское молчание:
— Так что вы собираетесь предпринять?
— Ничего, — пожимаю я плечами. — Вообще–то это меня почти не касается…
— Вы хотите денег за молчание? — догадывается она. — Сколько?
Светлые бровки надменно сходятся на переносице. Ей невыносим мелкий шантаж — как, впрочем, и мне!
— Деньги мне не нужны, — отвечаю я, подумав. — Во всяком случае, от вас.
Она удивленно вскидывает ресницы:
— Но зачем тогда…
— Мне нужна ваша помощь!
— Моя? — удивляется собеседница. — Но что я могу…
Жестом опытного фокусника достаю бумагу:
— Вы можете то, что невозможно для меня… Вот банковский счет в «Траст–банке»… Отправьте платеж на него.
Она неотрывно смотрит на цифры. Медленно догадывается, что происходит. Замирает.
— У меня нет на это полномочий.
— У меня тем более! — признаюсь я.
— Но я не могу…
— Я тоже.
Даже при множестве недоговорок мы понимаем друг друга, как два авгура. Впрочем, козыри у меня на руках. Под угрозой разоблачения Якушевой остается согласиться. Она крупно рискует из–за махинаций с ворованными акциями, и за этот риск приходится платить. Она должна заплатить.
— А что мне сказать отцу? — спрашивает Дана. — Как обосновать изменение счета? Для этого нужны подписи, много подписей!
Я киваю: да, для этого нужна самая главная подпись — подпись ее отца. Которую только она и может раздобыть.
— И потом, это же не личные деньги «Инвест–финанса», их перевел Фукис для оплаты цессии.
— Тем более вам нечего волноваться…
А иначе… Ей даже не хочется думать о таком развитии событий: заявление в милицию о пропаже акций, возбуждение уголовного дела, наложение ареста на бумаги, после которого они станут «мертвыми» — ими нельзя будет голосовать… Акции на пару миллионов сорвут игру на полмиллиарда. А этого никто, совсем никто не хочет! Ни она, ни Ромшин, ни даже я.
— Я попробую, — обещает она. — Но все–таки откуда вы узнали?
Я рассказываю.
Она кивает, бледнея.
— Я так и думала. — Потом гордо вскидывает голову. — Какой же он дурак! Бабник!
Я с ней полностью согласна.
Рита настроена решительно, и даже призывы к осторожности не могут ее поколебать.
— Ведь я человек, самостоятельная личность! — твердит она, как заклинание. Как клятву.
Наспех собрав вещи, она выезжает из квартиры, задорого снимает комнатушку на окраине, находит адвоката — точнее, это я привожу к ней юриста, большого спеца по таким делам. В преддверии грядущего успеха он готов работать в долг.
— Впрочем, будут сложности, — предупреждает он честно. — Будет много сложностей!
Но Рита ничего не боится — это я научила ее не бояться сложностей. Объяснила, что самостоятельной личности все трудности по барабану.
— Значит, ваш муж встречался с руководителем компании «Данако» перед ее банкротством… — уточняет юрист. — Где именно это произошло?
— В небольшом ресторане на Брайтон–Бич, — отвечает Рита. — Названия я не помню, но, кажется, смогу показать сам ресторан.
— Кто–нибудь еще присутствовал на встрече?
— Нет.
— Во что был одет ваш муж? Она подробно описывает.
— А его собеседник? Описывает.
— Как они расстались?
— Очень тепло. Пожали друг другу руки.
— Ваш муж передавал ему что–нибудь — бумаги, свертки, папки?
— Я не видела.
— Они отлучались от столика?
— Да, кажется… В мужскую комнату.
— Вы думаете, ваш муж мог передать там своему собеседнику деньги? Чек?
— Вполне.
— У вас есть данные, из которых можно сделать вывод, что деньги были переданы?
— Ну… Вообще–то тогда меня это не сильно интересовало… Но после ужина, когда мы вернулись домой… Ну, в наш дом в Нью–Йорке… Я выразилась в духе, что у меня давно уже не было такого скучного вечера, а Сема… то есть мой муж, Саймон Александер Фукис, сказал… сказал, что у него, напротив, давно не было такого веселого вечера, как сегодня. Ведь он потратил пару миллионов, чтобы выиграть несколько сотен. «Вот что я называю хорошей игрой», — сказал он мне тогда. Я так поняла, что он имел в виду взятку. А через неделю было объявлено о банкротстве компании «Данако»…
Юрист прилежно записывает ее слова.
— Кажется, эти сведения подействуют на вашего мужа, — заявляет он, — если он откажется действовать полюбовно.
— Он все равно откажется, — заявляет Рита, — я его знаю!
Фукис действительно отказывается. Под предлогом, что ему некогда, не является на встречу с юристом. Заявляет, что бракоразводный процесс намерен вести исключительно через своего адвоката.
— Однако, мне кажется, вы не захотите, чтобы сведения, ставящие под сомнение вашу порядочность, попали в третьи руки… — Юрист подпускает туману, рассчитывая на компромисс.
Но Фукис терпеть не может компромиссов.
— Какой еще Паркинс? Не желаю слушать, что болтает эта чертова курица! Мы находимся в правовой стране, и Рите придется выполнять условия брачного контракта, несмотря на то что он ей так не нравится!
Фукис действительно занят, у него масса дел, он готовится к стратегической операции. Во время разговора нервно звенит параллельный телефон. Выслушав незримого абонента, американец произносит (юрист жадно ловит каждый звук в трубке):
— Прекрасно, несколько лишних голосов нам не помешают… А на общественное мнение мне наплевать!
На очередное занятие в шейп–клубе я возлагаю огромные надежды. Если ничего не выйдет, то…
Идя от троллейбусной остановки к парковке, оглядываюсь. Тревожусь. Замираю: на привычном месте нет той самой черной партократической «Волги» с шофером. Неужели Крысанова не пришла на занятие?
Но, разглядев в полумраке зала седую голову, паралитически дергающуюся в такт музыке, с облегчением выдохнула: она здесь! Однако почему на парковке нет машины? Неужели старушка против обыкновения отправится домой на трамвае?
Во время занятий стараюсь держаться к ней поближе — чтобы она запомнила меня. Чтобы разглядела, завязала разговор. Но женщина близоруко скользит мимо меня расфокусированным взглядом, то и дело слизывая с верхней губы выступивший пот. Я приятно улыбаюсь ей навстречу — но она не замечает моей перекошенной гримасы. Не хочет замечать?
Пялиться во все глаза на предмет своего интереса неприлично — и потому я усиленно придумываю, как познакомиться с ней поближе. Что может заинтересовать эту домохозяйку с полувековым стажем? Рецепт засолки нежинских огурчиков? Секрет новейшего пятновыводителя из конской мочи? Рекомендация преподавателя по сольфеджио для одного из ее скрипковооруженных внуков?
Занятие идет к концу, но ничего разумного в голову не лезет.
Значит, все зря. Значит, придется смириться с неизбежным. Напрасно я возомнила о себе бог весть что…
С опущенным сердцем сбегаю по мраморным ступенькам клуба. Обычно скользкая лестница покрыта искусственным, впитывающим грязь покрытием, но сейчас покрытия на ней нет — влажно блестит мрамор, уборщица драит нижнюю ступеньку с таким усердием, будто собирается плотно пообедать на ней…
Значит, мне никак не добраться до Крысанова… Значит, мне не удастся изменить расклад сил на собрании. Господи, да что это я напридумывала — у меня ничего, ничего не выходит!..
Пятка проезжает по мраморной глади, соскальзывая со ступеньки. Я непостижимым образом выворачиваюсь, машу в воздухе ногами и руками, стараясь нащупать точку опоры. Но точки опоры нет — и я кулем валюсь на лестницу. С обреченным и покорным судьбе видом. Вот так…
Прихожу в себя оттого, что кто–то осторожно хлопает меня по щекам.
Неохотно открываю один, мутно видящий глаз.
— Вам плохо? У вас что–то болит?
Да, мне плохо. У меня все болит. Внутри, в голове, и ниже, за тюремной решеткой ребер. Я абсолютно никчемный, ни на что не годный человек, бог весть что вообразившая о себе неудачница…
— Может, вызвать «скорую»?
Мотаю чугунной головой. Лучше палача!
— Я скажу мужу, чтобы поднял вас.
Не нужно. Зачем? Лучше мне сдохнуть на ступеньках этого проклятого шейп–клуба. Ведь я ни на что не гожусь.
— Вася, ну что ты сидишь? Помоги девушке встать!
Шарканье грузных шагов по асфальту. Властный баритон:
— Что стряслось? Это недопустимо! Я буду жаловаться директору клуба!
Узнаю чиновничий императивный говорок. Приподнявшись на локте, лепечу пересохшим ртом бессвязное:
— Нога… Помогите… Мне нужно домой… Будьте добры…
Добрый голос обращается к плавающей в обморочном тумане фигуре:
— Вася, нужно отвезти девушку домой… Ну что ты стоишь столбом? Помоги бедняжке подняться!.. Детка, приподнимите голову…
А потом раздраженный голос Васи:
— Но у меня совершенно нет времени… Ладно, скажу шоферу, чтобы помог…
В машине я бессвязно бормочу, изображая из себя пострадавшую:
— Как некстати… Нефтегорск… Командировка… Начальство посылает… «Стандард Ойл»… Собрание…
— «Стандард Ойл»? Собрание? — удивился начальственный Вася, полуобернувшись ко мне с переднего сиденья. — Какое отношение вы имеете к…
А я старательно выбалтываю секреты:
— Понимаете, мне поручено… Приватизация была проведена с нарушением федеральных законов… Есть такой чиновник — Крысанов… Так вот он…
— Что? — Вася подскакивает на переднем сиденье.
Добрая женщина рядом со мной встревоженно хлопает ресницами, посматривая то на своего супруга, то на меня…
— Да… Он работает в Фонде федерального имущества… Когда ему поручили выбрать доверительного управляющего государственным пакетом акций, Крысанов протолкнул своего родного племянника в Комитет по управлению госимуществом Нефтегорской области, назначив его доверительным управляющим государственного пакета…
— Славочку! — обморочно лепечет моя товарка по шейп–истязанию.
— Да, Вячеслава Филипповича Круженкова… Кстати, а откуда вы знаете?..
— Ну и что? — возмущается Вася. — Что из того?
— А то… — морщась будто бы от приступа головной боли, говорю я, переходя на официальный тон. — При осуществлении полномочий представителя государства по отношению к государственному пакету акций «Стандард Ойл» не соблюдались требования, установленные правовыми актами Фонда имущества… В частности, были проигнорированы требования о представлении кандидатур доверенных лиц, которые предлагались для осуществления полномочий Российской Федерации как собственника государственного пакета акций на рассмотрение специальной комиссии Фонда федерального имущества, что предусмотрено пятым пунктом Временного положения о порядке осуществления Российским фондом федерального имущества полномочий Российской Федерации как собственника пакета акций, а также пункта два точка пять Положения о порядке осуществления РФФИ полномочий государства как собственника акций в органах управления акционерных и иных обществ… Никакой комиссии так и не было создано, кандидатура племянника нигде не обсуждалась, доверенности на голосование, выданные ему, оказались неправильно оформленными или просроченными… Поверенный, управляющий госимуществом, должен по закону назначаться на конкурсной основе, однако никакого конкурса не проводилось, но главное…
— Что главное?
— Главное, что этот самый Круженков по просроченной доверенности действовал далеко не в интересах государства… Ведь первоначально государственный пакет составлял половину от уставного капитала, но Круженков перевел часть голосующих акций в привилегированные, отозвал своего представителя из совета директоров… Тем самым государство лишилось возможности влиять на управление компанией, а дивиденды, начисляемые на привилегированные акции, оказались, как говорится, ниже плинтуса. Государственная казна недосчиталось многих миллионов!
Я устало затихаю.
— Вася, тебя посадят! — потрясенно лепечет добрая женщина. — И Славочку посадят. Вера не переживет этого…
— Замолчи! — зло отмахивается Вася, вместо ласкающей мягкости персонального автомобиля уже чувствуя под собой казенную твердость тюремных нар. А потом говорит мне: — Допустим, кое–какие нарушения действительно были… Не бывает нарушений только у того, кто ничего не делает! Но ведь не обязательно доводить дело до скандала. Ведь есть же пути…
— Конечно есть! — весело отвечаю я. — Но эти пути лежат в плоскости сотрудничества с прежним советом директоров, тогда как дружба со взяточником Фукисом — это тупиковый путь.
— А какой нетупиковый? — интересуется Вася.
— Голосование на внеочередном собрании в пользу прежнего совета директоров и против его переизбрания.
— Но если голосовать против Фукиса… — недоговаривает Вася.
— Но если голосовать за… — недоговариваю я.
Мы молчим. Мой дом уже близко, а я еще не сказала самого главного.
— Утром в новостях сообщили, что в Москву прилетает делегация из ФБР для участия в двусторонней комиссии по противодействию коррупции…
— Ну, прилетает, — тускло отзывается Вася.
— Как вовремя! — восхищаюсь я. — Хорошо, что это происходит именно после заявления жены Фукиса о взятках, сделанных представителем «Данако» ее мужу… Как вы считаете, комиссия заинтересуется ее показаниями?
Вася неохотно жует губами. Молчит, принимая решение.
Потом, наконец, роняет неохотно:
— Если даже не заинтересуется, то я приложу максимум усилий, чтобы она заинтересовалась ими. Кроме того, милая девушка, авторитетно заявляю вам, представитель РФФИ будет голосовать на собрании исключительно в интересах государства, которые, кстати, далеко не всегда не совпадают с интересами американских инвесторов… Уж это–то я вам могу обещать!
— А вы кто, собственно говоря? — Я наивно расширяю глаза. Машина останавливается возле подъезда.
Вася покровительственно улыбается мне:
— Не сомневайтесь, я — человек, уполномоченный делать подобные заявления.
Добрая женщина слева от меня обрадованно скулит:
— Так, значит, тебя не посадят, Вася? И Славочку тоже не посадят?
Во всяком случае, не теперь, хочу заверить я ее, но последняя фраза кажется мне лишней.
Итак, мавр сделал свое дело, мавр может уходить — и я иду к подъезду, старательно прихрамывая.
Рита нервничает. Размазывая под глазами тушь, она пьет таблетки. Из–за работы я не могу проводить с ней столько времени, сколько нужно для дела, и поэтому контролирую ее состояние в основном по телефону.
— Ты выпила микстуру? — спрашиваю. — Успокойся, все идет по плану!
Всхлипнув в трубку, она начинает протяжно ныть:
— Зачем я тебя послушалась! В конце концов, быть женой Семочки не так уж плохо, можно и потерпеть… А вот если я останусь без копейки…
На это я ей напоминаю:
— Ты же полноценная личность, Рита!
Но даже после заветной фразы она продолжает рыдать.
И плачет до тех пор, пока в квартире не заливается протяжный дверной звонок. Тогда Рита, взвизгнув, начинает истерично причитать:
— Это он… Он! Он меня убьет!
— Ну что ты, Семен Александрович не станет пачкаться, — утешаю я ее.
— Он наймет киллера!
— Ты слишком много смотришь телевизор…
— Я боюсь!
— Хотя бы узнай, кто это, — советую я.
Шаркающие закадровые шаги, приглушенное «Кто там?» на фоне скрипучей зыбкости эфира.
Шаги возвращаются. Рита в панике.
— Меня посадят в тюрьму!
— За что? — только и успеваю удивиться я. — Кто там? Кто к тебе пришел?
— Это из ФБР! — воет Рита.
Короткие истеричные гудки.
Слава богу, у нее хватило ума заявить, что она не станет беседовать с ним без адвоката. И пока не прибыл адвокат, молчала, набрав в рот воды.
А адвокат Риты с порога заявил, что его клиентка ничего не знает, ничего не ведает. И что так будет всегда и впредь. На все вопросы агента он отвечал уклончиво, оставляя зазор для обратного хода.
— Ваша клиентка подтверждает, что встреча с Паркинсом в ресторане на Брайтон–Бич состоялась и она на ней присутствовала?
— Возможно.
— Она могла бы узнать человека, с которым встречался ее муж?
— Возможно.
— Ваша клиентка подтверждает, что ее муж признался лично ей в даче взятки представителю «Данако»?
— Возможно.
— Она сможет подтвердить это под присягой?
— Возможно.
Нынче все возможно — даже невозможное!
Дана позвонила мне сама.
— Деньги отправлены на счет в «Траст–банке». На тот счет, что вы мне дали. Пришлось сказать, что номер счета поменял сам Лернер.
— Спасибо, — поблагодарила я. — Можете больше не беспокоиться, все останется между нами. Распоряжайтесь бумагами, как вам будет угодно.
Находясь на работе под прицелом нескольких пар бдительных глаз, я не могла произнести что–либо более внятное и менее расплывчатое.
— Значит, мы с вами в расчете? — уточнила Дана.
— Да, — ответила я, увидев, что ко мне направляется Ромшин. — Всего хорошего, благодарю вас!
И, положив трубку, подняла на него растерянный, с поволокой внезапной жалости взор.
— Сияешь как начищенный самовар! — заметил он, забирая приготовленные для него документы.
— Есть повод, — кокетливо ответила я.
— Новый поклонник? — игриво поинтересовался он.
Уж скорее поклонница… Кивнула.
— А я его знаю?
Еще как! Очередной кивок…
Игорь наклонился ко мне, тыча пальцем в листок, как будто растолковывая мне суть поручения, — по крайней мере, так этот жест должен был выглядеть для остальных. Мое покрасневшее от вранья ухо щекотнуло его горячим дыханием, ноздри обжег запах знакомого одеколона.
— Быстро же ты меня забыла! — прошептал он и резко разогнулся, точно отпрянув от укуса.
Забыла? Нет!
— Деньги до сих пор не поступили на счет? — удивилась я, слишком явно для достойного правдоподобия изображая изумление. — Но ведь до собрания остались считаные дни!
— Они тянут время, только зачем? — недоумевает Лернер.
— Чтобы за вашей спиной договориться с Галактионовым, — предположила я, что, впрочем, было чистой правдой.
— Если это так, Галактионов дал бы мне знать!
— Не думаю… Вы же понимаете, что лично у Якушева денег нет, за цессию он расплачивается деньгами Фукиса. А у американца земля горит под ногами, им вновь заинтересовалось ФБР. Думаете, его сейчас сильно волнует покупка какой–то полуразорившейся компании? Процедура банкротства — длительный процесс, а Фукису нужно срочно изъять деньги из дела, чтобы мобильно переместить их за рубеж. Он не будет платить.
— Откуда вы… — начал Лернер.
Я молча щелкнула пультом телевизора. Благообразный седой комментатор вещал в выпуске бизнес–новостей:
— Сейчас сложно сказать, как повлияет арест Фукиса на инвестиционный климат в стране… Некоторые аналитики предрекают усиления оттока капитала за рубеж и неминуемое падение фондового рынка…
— Меня надули, — пробормотал Лернер ошеломленно, глядя остановившимся взором на экран.
— Вас озолотили, — возразила я.
Галактионов–старший — кстати, я видела его впервые в жизни — оказался нервным, всклокоченным старичком с красными глазами. На фоне сиявшего уверенностью сына он выглядел безнадежно старым, отжившим свой век.
Витек красивым, мягким, как вельвет, баритоном заявил, оттеснив отца на задний план:
— «Стандард Ойл» готов компенсировать свои долговые обязательства «Траст–банку» акциями последней серии.
— А вы кто? — поинтересовался Лернер бесцеремонно.
«Новый председатель совета директоров компании», — чуть было не заявила я, но вовремя сдержалась. Еще слишком рано…
— Меня зовут Виктор Галактионов…
— Мы вместе учились, — объяснила я.
— И конечно, собираетесь и дальше идти по жизни вместе? — подмигнул Лернер.
Я покраснела, Галактионов поморщился, но все же раздвинул губы в вынужденной улыбке.
— Как получится, — промямлил он. — Мы еще об этом не думали…
— Что ж, начнем обсуждение нашей совместной стратегии на предстоящем собрании, — деловым тоном начал Лернер. — Садитесь, господа… И дамы тоже… Прошу!
Наконец–то хоть о чем–то попросили меня. До сих пор я лезла везде сама.
— Не понимаю, зачем Дана изменила счет?! — произнес Витек после встречи. — Как все запутано. Какой ей интерес работать против своего отца?
— Скоро поймешь, — заверила я.
Впрочем, эту девушку трудно понять. Ну зачем ей, к примеру, Ромшин? Ведь с ее внешностью и ее возможностями…
— На чьей она стороне? Если б знать точно…
— На своей, — помолчав, обронила я. — Только на своей. В этом деле каждый за себя — как в джунглях.
Каждый за себя, и только я — против всех, подумалось мне. Без надежды на выигрыш. Выигрыш мне не нужен.
Звоню, чтобы узнать последние новости. Моя помощница, слава богу, на месте, в своей регистрационной конторе.
— Ты предложила ему? — спрашиваю, намеренно не договаривая вопрос. Впрочем, она меня поймет.
— Он отказался, — уныло сообщает моя собеседница, — боится рисковать.
Да, он всегда был очень–очень расчетлив. Был…
Он не любит рисковать, несмотря на досужие разговоры про шампанское, про то, что риск — благородное дело, и так далее…
— Трус! — в бешенстве роняю я. Нет, он не дурак, не хочет делать больше, чем нужно для уверенного успеха.
Он всегда был так осторожен. Был…
— Что мне теперь делать? — спрашивает она.
— Звони Михайлову, — говорю я. — Объясни, что произошло недоразумение. Что повода для паники пока нет, пропажа легко отыщется. И что, хотя ему нет нужды бежать с громкими заявлениями в милицию, он должен присутствовать на общем собрании акционеров. Что руководство компании «Стандард Ойл» настаивает на его прилете в Нефтегорск. Что для него уже заказаны билеты в бизнес–классе за счет компании, оплачено проживание в гостинице в номере люкс… Думаю, он соблазнится!
— Конечно, — усмехается Лена. — Я позвоню!
— До свидания, — ласково прощаюсь я, — если будут новости, звони в любое время дня и ночи!
— Обязательно! — обещает она. — Ты тоже не пропадай. А то мне как–то тревожно…
Уж я–то не пропаду!