Глава 29,

в которой мистер Джулиан Монтэгю понимает, что он — просто законченный мерзавец, а мистер Этьен Монтэгю приходит к выводу, что считая сына законченным мерзавцем, он всё же чего-то не понял.

По дороге в деревню брат и сестра были веселы и болтливы. Кэт была счастлива, Джулиан радовался за неё.

— А правда, если свинья перебежит свадебной процессии дорогу, новобрачным предстоит несчастливая жизнь?

Джулиан не знал о такой примете, но откуда же взяться свинье в городе-то? В деревне — пожалуй, может, откуда-нибудь и выскочит.

— А помнишь, как миссис Варин посадила клубни каких-то редких тюльпанов на клумбе у ворот, а из закута выскочила толстая свинья Зануда и все их пожрала?

Джулиан помнил. Как ни помнить? Он сам и выпустил Зануду. Правда, о тюльпанах он не думал, просто свинка так горестно хрюкала в сарае, что он решил дать ей возможность прогуляться по саду. Да она, вообще-то, на желуди у дальнего дуба кинулась, а эти тюльпаны так, попробовала просто. Там, под дубом в конце сада её и отловили скотник и кухарка. Смеху было! Ему тогда не влетело. Все решили, что Зануда выбралась сама, подняв пятаком щеколду.

А однажды под вечер Джулиан до смерти напугал гувернантку сестры, забравшись на крышу и свесив оттуда на тонких веревочках вырезанное из старой простыни привидение, которое под её истошные крики нагло танцевало на карнизе перед её окном целых пять минут.

— Так это был ты? — Кэтрин помнила, как до смерти перепуганная миссис Варин долго рассказывала всем о призраке в Монтэгюкастл и даже написала об этом родным в Солсбери!

Джулиан весело кивнул, заметив, что эта проделка не идёт, однако, ни в какое сравнение с тем наизабавнейшим случаем с чёрным котом Ромуальдом, который он устроил незадолго до отъезда в Кембридж. Он отпечатал лапки Ромуальда на размягченном воске, сделал из папье-маше копии и оставлял грязные кошачьи следы по всем столам и подоконникам. Несчастного кота заперли, — но следы продолжали появляться! Причём — на потолке и стенах! Миссис Варин, особа весьма суеверная, заговорила о дьяволе, отец недоумевал, братец читал молитвы…

Дьявол исчез из дома только с его отъездом.

Вспоминая эту и подобные детские проделки и шалости, они развлекались до самого имения. Кэт не была здесь год, приезжая из пансиона на каникулы, а Джулиан отсутствовал семь лет, и сейчас они озирали дом, где выросли.

Экипаж остановился у ворот Монтэгюкастл, Кэт выпрыгнула навстречу отцу, показавшемуся в дверном проёме. Джулиан мысленно ахнул. В испуге остановилась и Кэтрин. Отец выглядел развалиной. Джулиан с ужасом вглядывался в седые, спутанные космы волос, в пугающие коричневые пятна, залегшие под глазами и в провалах морщин.

— Папочка, — Кэт кинулась к отцу, — что случилось?

Отец, молча повернувшись, сгорбясь и чуть прихрамывая, вошёл в холл. Брат и сестра в испуге переглянулись и пошли следом. Сэр Этьен поднялся на второй этаж по центральной лестнице, свернул в коридор и подошёл к двери, за которой раньше, насколько помнил Джулиан, были апартаменты Томаса. Кэт шла за отцом, и он пропустил её впереди себя. Они прошли через обширную гостиную, и вошли в спальню. Джулиан вспомнил, что отец писал ему о болезни Тома, и сейчас, видя отца в столь ужасном состоянии, впервые подумал, что брат может быть болен серьезней, чем он предполагал. Но чем можно заболеть в двадцать шесть лет? От размышлений Монтэгю отвлекли сразу два обстоятельства. Кэт отскочила прямо на его ногу, а её вскрик пронзил его уши. Он же сам, разглядев на постели брата, от которого остался только обтянутый пергаментной кожей скелет, на лице которого жили страшно увеличившиеся глаза, почувствовал, что по спине заструился пот. Потом пот стал ощутим по вискам и взмокли ладони. Том попытался улыбнуться им и полушёпотом поприветствовал их. Умненькая Кэт уже сумела взять себя в руки и защебетала что-то ласковое. Сжав зубы, Джулиан тоже поприветствовал брата. Отец сказал, что утомлять больного не нужно, и они вышли.

Достаточно было одного взгляда на Тома, чтобы понять, что перед ним — смертник. Это поняла и Кэт, которая в гостиной вцепилась в брата и беззвучно разрыдалась. Джулиан обнял её, долго гладил по волосам, успокаивая. Но кто бы успокоил его? Кто бы сказал ему, что он не виноват?

Безрассудные пожелания наказываются их исполнением. Монтэгю представлял иногда, что с Томом что-то случается — несчастный случай на охоте или роковая дуэль — и он, Джулиан Монтэгю, становится наследником всего состояния и хозяином Монтэгюкастл. Восемь тысяч годовых вместо жалких восьмисот фунтов! Он всегда обрывал себя, говорил себе, что это… это пустые мечты. Мечты… Он мечтал о смерти брата? Да… хотя нет.

Он не хотел!! Он не желал… Хотел. Желал. Монтэгю раскачивался в такт судорожным всхлипываниям сестры и понимал, что он — просто негодяй. Законченный мерзавец. Потому-то отец и не протянул ему руки, ибо тоже понял, что Джулиан всегда мечтал об этом. Но… нет. Разве он рад? Разве он счастлив сейчас? Джулиан не чувствовал ничего, кроме мучительно раскаяния в дурном отношении к брату, в безразличии к отцу, к семейным делам. Если Тома можно было вылечить, он сделал бы для этого всё возможное. И невозможное.

Или он лжёт? И всё-таки где-то в глубине души ощущает некую потаённую радость?

Джулиан задумался. Нет. Он не хочет этого имения! Оно просто не нужно ему! Монтэгю вздохнул с некоторым облегчением. Да, ещё два дня назад он строил планы на будущее, и разве думал о возможности подобного? Он планировал заняться юридической практикой, снять жилье в Лондоне или остаться в Уинчестере в полиции. Эти мысли немного успокоили его. Они позволяли думать, что он вовсе не подонок. И не виноват…. Но Монтэгю сам понимал, что успокаивает себя. Помышлением он стократно желал смерти брату.

Джулиан отвёл Кэт в спальню, уложил на постель. Молча вышел в сад по боковой лестнице. Вот старый сарайчик, откуда он выпустил свинью, вот конюшня, его коня звали Персик, вон там псарня… Монтэгю что было силы стиснул руками лестничный парапет и вдруг содрогнулся в таком рыдании, что рухнул на ступени. Его сотрясало и колотило, бросало то в озноб, то в жар. Люди склада Джулиана, спокойные и сильные духом, не позволяющие себе истерик, не имеют и опыта обуздания их. Несколько раз Монтэгю пытался успокоиться, но совладать с собой не получалось, и новые приступы нервного истеричного плача, почти воя, били его изнутри, словно вытрясая из него душу. Он то захлебывался слезами, то надрывно стонал в неконтролируемом, каком-то даже женском визге. Обуздать себя не получалось — мерзейшие мысли, что он подлинно позволял себе о брате, всплывали в раскаленном мозгу и убивали, усиливая поток слёз. Сердечный спазм пробегал по телу, боль сковала левую лопатку.

Неожиданно Джулиан увидел отца, который в безмолвии стоял у садовой калитки и смотрел на него в некотором отрешённом недоумении. Джулиан ясно, с необычайной отчетливостью понял этот взгляд. Все его редкие письма из Кембриджа всегда сводились к нескольким строкам. Он никогда не утруждал себя даже вопросом о здравии домашних, ибо всегда подчеркивал этим, что не считает этот дом своим. Монтэгю никогда не писал брату и все сведения о доме черпал из писем Кэт. Он знал, что друг отца, преподаватель университета, часто писал сэру Этьену о нём, и не сомневался, что все слухи о его распутствах и дуэлях тоже переданы отцу. И потому сэр Этьен даже не счёл нужным известить его о смертельной болезни брата. Отец терял кроткого и послушного сына. Ему оставался бретёр, дуэлянт и распутник, знать ничего не желающий о семье, готовый, видимо, тут же пустить по ветру всё семейное достояние. От такого понимания и поседеть недолго.

Джулиан с трудом поднялся на ноги, посмотрел на отца. Решив, что ещё не пришёл в себя для серьёзного разговора, шатаясь, пошёл наверх, к себе. Всё в доме показалось странно маленьким: и его спальня, и детская, и лестничные пролёты… Долго сидел в своей гостиной, глядя в каминное пламя. Джулиан не хотел идти к отцу, но знал, что пойдёт. Умел пакостить — умей, мерзавец, не визжать под розгой.

Поговорить с отцом решил под вечер, заметив, что тот прошёл в библиотеку. Тихо постучал, услышав голос сэра Этьена, вошёл. Утренняя встреча несколько удивила сэра Этьена Монтэгю. Да, что скрывать, он был невысокого мнения о своём младшем сыне. Неуправляемый и дерзкий, распущенный и бесшабашный. Горе рода. Правда, любит сестру. Но это мало что меняло в его мнении о сыне. Ужасный удар, обрушившийся на него, слова врачей о том, что его старший сын обречён, усугубился пониманием, что теперь наследником станет Джулиан. Это была двойная катастрофа. Он не удивился бы, если бы Джулиан отправился с описью имущества по имению или поинтересовался бы расходными книгами. Этьен Монтэгю не удивился бы никакой мерзейшей и кощунственной выходке. Истеричные, страшные слезы Джулиана ошеломили его. Что с ним? Если бы только можно было надеяться на… на что? Отец молча смотрел на сына, которого не видел семь лет — тот не приезжал из Кембриджа на каникулы, предпочитая проводить их в Бате, Лондоне или за границей.

Джулиан, в отличие от хрупкого старшего брата, пошёл в Мак-Грегоров. Перед отцом был высокий, очень сильный человек, что сэр Этьен безошибочно определил по мощным запястьям и широким плечам. От Джулиана, как и от его шурина Хьюго, исходило ощущение страшной силы — едва сдерживаемой, несокрушимой и неистовой. Но взгляд был пронзительный и умный, в нём не было теперь ни былой вызывающей дерзости, ни вечной раздражительности, от которой все домашние так страдали в былые годы.

— Вы хотели поговорить о сестре?

— Пока не увидел брата, да. Сейчас не знаю, что и сказать.

— Садитесь и говорите.

Джулиан сел рядом с отцом. Тяжело вздохнул.

— Вы должны знать, сэр, сэра Остина Чилтона, баронета, он друг лорда Брайана Шелдона. У него два сына — Эдгар и Себастиан, старший женат, а младший, обладающий самостоятельным состоянием в семьдесят тысяч фунтов, полученным от дяди, только что завершил образование. Я навёл справки через моего друга Раймонда Шелдона, это достойный молодой человек, такие же сведения нам предоставила и леди Холдейн — её младшая дочь замужем за старшим сыном сэра Остина, Себастиан жил во время учебы у них. Арчибальд Кемптон тоже считает молодого человека в высшей степени достойным. Сейчас отец хотел бы, чтобы молодой человек женился, и я рад сказать, что его выбор пал на Кэтрин. Дом Чилтонов безупречен и, полагаю, вы согласитесь, породниться с ними почетно.

Сэр Этьен в недоумении смотрел на сына.

— Ваш друг Шелдон? Молодой Шелдон?

— Да, и я полагаю, его сведения надежны. То же самое сказал и Кемптон, начальник местной полиции — он зять леди Холдейн. А у вас есть основания сомневаться? Вы слышали нечто дурное о молодом Чилтоне?

Сэр Этьен Монтэгю ничего не слышал. Но сам Шелдон — в друзьях у Джулиана? Верить ли этому? Старший Монтэгю неоднократно слышал блестящие отзывы о нём, и предположить, что такой человек…

— Вы действительно друзья с Шелдоном?

Джулиан пожал плечами.

— Он называет меня другом. Почему это удивляет вас, сэр?

— Вы хотите, чтобы я объяснил?

— Да, — Джулиан понимал, что услышит от отца, но предпочёл выяснение всех обстоятельств — неопределённости в отношениях.

— Не было месяца, сэр, за семь лет, исключая последние полгода, когда бы я не получал сведений о ваших непотребных и извращённых распутствах, дуэлях по ничтожным поводам, бесшабашному риску, коему вы поминутно подвергали себя, и иных скандальных, хотя и замятых, историях. Удивляюсь, как у вас ещё хватало времени на учёбу. И вы хотите уверить меня, что пользуетесь уважением и дружбой виконта Шелдона, человека высокой добродетели и безупречных достоинств?

Джулиан улыбнулся.

— С виконтом Шелдоном мы действительно препирались относительно всех перечисленных вами вопросов, но ныне уже нелепо разбирать аргументы сторон, поскольку я… — Монтэгю-младший замялся, — я поумнел, и сегодня признаю правоту виконта. Но он сам неоднократно замечал, что нет ничего страшного в том, что в двадцать лет вы принадлежите к радикалам, беда, если в пятьдесят вы не стали консерватором. Я замечаю в себе задатки тори, отец. Со шлюхами покончено. С дуэлями покончено. С дурацкими историями покончено. — Голос Джулиана Монтэгю, отвердев, стал отдавать металлом.

Сэр Этьен долго смотрел на сына. Тот продолжал:

— Я хотел бы попросить у вас прощения, отец, за неповиновение вам, за дурную гордыню и дерзость, за ничем не оправданный гнев на брата и неприязнь к нему, за мои распутства, которым нет оправдания, за безответственный риск, которому я по глупости подвергал свою жизнь, за всё беспокойство, что причинил вам в эти годы.

Монтэгю-старший оглядел сына.

— Такое покаяние делает вам честь, сэр. Но мне хотелось бы уточнить ещё один вопрос. Сколько у вас на счету? Ваши долги?

Джулиан оторопело уставился на отца.

— Долги? Разве что пять или шесть… а, ещё две рубашки… девять шиллингов прачке, и поставщику… фунтов двадцать будет.

— Что? Я спрашиваю, сколько на вашем счету?

Джулиан пожал плечами.

— Мне на учебу было выделено шестнадцать тысяч фунтов, процент с которых составлял восемьсот фунтов в год. Я в среднем тратил около пятисот фунтов в год, остаток процента составил за годы учебы тысячу восемьсот фунтов. Добавим сюда двести семьдесят фунтов прибыли с невостребованных сумм. Кроме того, — тут Джулиан самодовольно усмехнулся, — я выиграл у молодого лорда Найджела — двести фунтов, у Сирила Вернона сто пятьдесят, у Рональда Паркера — сто тридцать, и сто — уже здесь, у мистера Тэлбота и мистера Иствуда — в паре с мистером Чилтоном. Итого — чистая прибыль с кона — пятьдесят фунтов. Таким образом, сальдо у баланса — Монтэгю вынул из кармана книжку — восемнадцать тысяч шестьсот фунтов, с которых в конце года я получу ещё свыше девятисот тридцати фунтов, что составит девятнадцать тысяч пятьсот тридцать фунтов, откуда надо вычесть…

Сэр Этьен выхватил у сына чековую книжку. Он не верил глазам. Кто бы мог подумать, а? Он был твёрдо уверен, что от выделенного на учебу младшему сыну капитала и гроша не осталось. А сынок, оказывается, не транжира. Может, слухи о его дебошах преувеличены Джорджем? Монтэгю-старший полагал, что тот, полностью промотавшись, пытался просто разжалобить его, разыгрывая роль блудного сына, но теперь у слов Джулиана была другая цена. Если человек говорит о раскаянии, имея почти тысячу фунтов годового дохода… Сэр Этьен вздохнул с заметным облегчением.

— И каковы ваши планы на будущее?

Джулиан ответил, что хотел было обосноваться в Лондоне, его учитель обещал дать ему рекомендацию, но… — Монтэгю замялся, — после одного случая в городе он получил предложение от Арчибальда Кемптона работать в местной полиции и пока не принял никого решения.

— В… полиции? Вам предложили работать в полиции?

— Ну да, сэр. Но я ещё не определился. Скорее всего, всё-таки выберу Лондон. Но сейчас важно устроить брак Кэт.

Отец скрыл изумление от услышанного, но про себя не мог не подумать, что что-то он в сынке не понял изначально. Они достаточно быстро урегулировали вопросы с приданым сестры и заговорили о Томасе.

— В субботу был консилиум, они ничем меня не обнадежили. Максимум, месяц…

Загрузка...