Глава 13. ДНЕВНИК МАРИИ КОЗИНЦЕВОЙ


Обстоятельства, по которым Мария Сергеевна Козинцева, уроженка города Осташкова, а позднее студентка московского института иностранных языков, попала в фирму Теренса Харпера, в дневнике описывались скупо. Сандра поняла только, что набиравшая силу корпорация еще до войны имела какие-то связи с советской алмазодобывающей промышленностью. В начале пятидесятых Харперу потребовалась переводчица, и он обратился в посольство. Кто и почему остановил выбор на Маше Козинцевой? Сандра подумала, что, возможно, не последнюю роль здесь сыграла яркая славянская красота ее матери.

Рослая и статная, с высокой грудью и тонкой, на зависть многим, талией, с огромными голубыми глазами, опушенными густыми темными ресницами… На щеках Маши играл здоровый румянец, ее зубы были белоснежны, а губы — улыбчивы. Так и хотелось прибавить к этому тяжелую косу, но Маша стригла свои пепельно-русые волосы коротко, что придавало ее красоте очарование мальчишеской небрежности. Плюс выражение лица, характерное для советских девушек послевоенного поколения: сочетание целеустремленной серьезности с наивной верой в светлое будущее.

Вряд ли кто-то спрашивал отличницу и комсомолку Машу, хочет ли она на долгих пять лет покинуть родину и работать на капиталиста Харпера. Но наверняка ей сказали, что этим она принесет пользу своей стране, которой сотрудничество с англичанами поможет восстановиться после военной разрухи. Проще догадаться, как Козинцеву отпустили органы госбезопасности: надо думать, у Харпера было достаточно аргументов, чтобы убедить их быть лояльными. Так или иначе, в сентябре пятьдесят второго года двадцатидвухлетняя Мария Козинцева впервые переступила порог лондонского офиса корпорации.

Свои впечатления от первой встречи с Теренсом Харпером она описывала в дневнике:

«Если бы я не знала точно, я никогда бы не поверила, что ему сорок два года. Он похож на спортсмена, кажется, что его тело постоянно готово к стремительному рывку. Он уже начал седеть, но седина ему к лицу. Он всегда говорит тихим голосом, но я вижу, как весь персонал вздрагивает при его появлении. Говорят, что у него очень красивая жена и двухлетний сын».

У персонала офиса, особенно у его женской половины, личная жизнь босса служила постоянной темой для разговоров. Поговаривали, что он провел более чем бурную молодость, и, несмотря на благопристойную лондонскую жизнь отца семейства, до сих пор отводит душу во время своих частых и продолжительных разъездов. Правда, это были только слухи — ничего конкретного никто не знал.

Запись от четырнадцатого ноября пятьдесят второго года гласила:

«Наверное, туманы чужой страны морочат мне голову. Я чувствую то, что не должна была бы чувствовать: ведь он, во-первых, мой начальник, во-вторых, намного старше меня, а самое главное — я вижу, что он не друг моей родине. Харпер — холодный делец-капиталист и ценит только деньги.

Но что же происходит со мной? Почему я как праздника жду редких моментов, когда он вызывает меня к себе, чтобы лично просмотреть какие-нибудь документы или обсудить подробности предстоящих переговоров? Ведь он даже почти не смотрит на меня! И вообще, он совершенно чужой, непонятный мне человек — как и все здесь».

В один из вечеров, когда рекламные огни, видимые с последнего этажа, казались окруженными пастельным сиянием, судьба вошла в ее кабинет в образе администратора миссис Джордан.

— Мисс Козинцева, — холодно сказала англичанка, как всегда, с трудом выговаривая Машину фамилию, — вы, насколько мне известно, хорошо владеете немецким языком?

— Да, — ответила Маша.

— И можете печатать на немецком? Стенографировать?

— Разумеется, миссис Джордан.

— Дело в том, что мисс Мэшем неожиданно заболела. Мистер Харпер уполномочил меня сообщить вам, что вы вместо нее полетите с ним в Женеву. Вылет завтра утром.

На следующее утро Маша впервые в жизни очутилась на борту самолета. Через несколько минут после взлета Лондон скрылся в тумане, который был особенно плотным в то утро, и от нечего делать Маша стала искоса разглядывать сидевшего рядом с ней угрюмого молодого человека, лаконично представленного ей как мистер Горовитц. Горовитц был весьма элегантен даже по английским понятиям, но совершенно безлик. Если бы не его жесткий внимательный взгляд, Маша могла бы принять его за простого референта. Но у нее, уже сталкивавшейся по работе с подобными людьми, не возникло никаких сомнений в его профессии — Горовитц был телохранителем Харпера…

Через пару часов она распаковывала вещи в номере небольшого женевского отеля. Раздался стук в дверь — это Горовитц принес документ, который босс распорядился немедленно напечатать. А в одиннадцать утра она уже вела стенограмму совещания на немецком языке.

Совещание происходило в мрачном каменном доме с зашторенными окнами. За большим овальным столом сидело несколько мужчин. Речь шла о каких-то пошлинах, таможенных режимах и протекционных тарифах. Маша Козинцева тщательно стенографировала каждую реплику, стараясь не только передавать ее слово в слово, но и отмечать, с какой интонацией она была произнесена, — такие указания были получены от Горовитца.

Боясь упустить что-нибудь важное, девушка сильно нервничала. К тому же, ей казалось, что деловой костюм, который она так тщательно выбирала для этой поездки, сидит мешковато. Но в какой-то момент она поймала на себе ободряющий взгляд Харпера, и способность оценивать происходящее снова вернулась к ней.

Деловые переговоры напоминали игру в покер, которую однажды Маша видела в довоенном вестерне: у каждого игрока по пять тузов в рукаве, каждый в любой момент может бросить карты на стол и выхватить револьвер. Так и здесь — девушке казалось, что под этот неторопливый разговор на стол одна за другой с тихим шорохом падают крапленые карты… Через некоторое время Теренс Харпер как бы устранился от участия в переговорах. Он молча сидел, откинувшись в кресле, скрестив руки на груди и прикрыв глаза. Но в статичности этой позы Маше виделся тигр, замерший, однако в любой момент готовый совершить бросок и растерзать намеченную жертву.

Потом девушка почувствовала, что переговоры зашли в тупик. Над столом повисла напряженная пауза. И тогда Теренс открыл глаза и очень тихо сказал, что может предложить свой вариант соглашения, который по его мнению устроит всех. Под пристальными взглядами присутствующих он неторопливо раскрыл дорогой кожаный бювар и достал из него несколько листов бумаги. Маша увидела, что это тот самый документ, который она утром перепечатывала в номере отеля. Когда Харпер прочел знакомый текст, ей стало ясно, что на стол лег настоящий козырной туз. Ее босс выиграл партию и мог забирать все ставки. Он победил.

Через несколько минут переговоры закончились. Собрав листы со стенограммой в папку, Маша направилась к двери, намереваясь выйти последней. Но Харпер, придерживая дверь, пропустил девушку перед собой.

— Благодарю, мисс Козинцева, — сказал он. — Сегодня ваша работа была блестящей.

Совершенно не понимая, в чем состояла ее «блестящая работа», Маша, не проронившая во время переговоров ни слова, почувствовала себя соучастницей состоявшейся победы и вспыхнула от удовольствия.

По возвращении в отель девушке сообщили, что через полчаса они покидают Женеву и ей следует одеться для загородной поездки. Устраиваясь на заднем сиденье комфортного «майбаха», за рулем которого сидел Горовитц, Маша рискнула спросить:

— Куда мы едем?

— Мы едем в гости к доктору Штейнгофу, где и заночуем, — не оборачиваясь с переднего сиденья ответил Теренс Харпер. — У доктора очень красивый дом, почти замок. Там нас будет ждать кое-кто из тех людей, которых вы сегодня уже видели.

— Но разве переговоры еще не закончены? — осмелев, она задала новый вопрос.

— Каждая сделка похожа на ледяную гору, плавающую в океане, — говоря это, Харпер так и не обернулся к ней. — Над водой видна только десятая часть айсберга. То, что было до сих пор, — как раз эта самая надводная часть. На самом деле борьба только начинается. Не думаю, что вам сегодня придется еще работать, но там очень красивые места, а доктор Штейнгоф — радушный хозяин. Вы отдохнете, если захотите — побродите по окрестностям, покатаетесь на лыжах. Я уверен, вам понравится.

Довольно долго они ехали молча. Постепенно темнело, «майбах» выехал на дорогу, ведущую в горы. Впереди возвышались покрытые лесом склоны, среди которых мелькали одинокие огоньки. Из-за очередного поворота неожиданно выплыл старинный замок, и девушка вдруг подумала: а что, если сейчас с ними произойдет что-нибудь необычное? Какая-нибудь лавина отрежет их от всего остального мира; Горовитц отправится за помощью, а она, Маша Козинцева, останется наедине с Харпером, который, как она чувствовала, с каждым часом привлекал ее все сильнее — вопреки здравому смыслу и убеждениям… За этими грезами она почти потеряла счет времени, но тут «майбах» резко сбавил скорость и остановился. В свете фар девушка увидела перегородившую узкую дорогу машину с мигающими маячками на крыше. К ним подошел человек в полицейской форме.

— Извините, господа, — с незнакомым Маше акцентом проговорил он по-немецки, наклоняясь к окну со стороны водителя. — Вы едете к доктору Штейнгофу?

— Да. А в чем дело? — Этот вопрос был задан Теренсом Харпером, и выпускница московского иняза удивилась превосходному хохдойче[2] своего босса, которым он почему-то ни разу не воспользовался во время переговоров.

— Час назад впереди на дороге произошел обвал, там нельзя проехать, — сказал полицейский. — Когда из управления позвонили доктору, он предупредил, что ожидает гостей, и попросил дежурного передать, чтобы в поселке для вас приготовили комнаты в отеле. Завал разберут не раньше завтрашнего утра.

— Придется возвращаться, — вздохнул Харпер.

— Но доктор Штейнгоф распорядился, чтобы для его гостей оставили лучшие комнаты, — возразил полицейский. Порывшись в нагрудном кармане форменной куртки, он извлек листок и прочитал, подсвечивая себе фонариком: — Герр Харпер, герр Горовитц, фройляйн Мэшем, все верно?

«Мэшем» была фамилия заболевшей и оставшейся в Лондоне секретарши Харпера, которую заменяла Маша Козинцева. Но она не успела ничего возразить, как ее спутники быстро переглянулись, после чего Харпер сказал полицейскому:

— Все верно. Мы сможем здесь развернуться?

— Конечно, — с заметным облегчением подтвердил тот. — Я сейчас включу фары, чтобы вам было лучше видно. — Он направился к своей машине, и в этот момент Горовитц завел двигатель «майбаха».

— Что будем делать? — странно изменившимся голосом спросил он у босса.

— Мы можем прорваться? — поинтересовался тот.

— Если они развернут машину хоть немного, то да.

— Назад нельзя. Держитесь крепче, мисс, и прикройте лицо. Поехали!

Машина двинулась задним ходом, замерла, Маша послушно закрыла лицо руками, и тут же мотор «майбаха» взревел так, что у девушки заложило уши. Потом, как ей показалось, их автомобиль прыгнул вперед, и почти сразу последовал удар, сопровождаемый скрежетом железа о железо и звоном разбитого стекла. Девушку сорвало с места, ушибло обо что-то и бросило в щель между спинками передних кресел. Машина еще несколько раз подпрыгнула, а потом, взвизгнув покрышками, виляя из стороны в сторону, стала набирать скорость.

Через пару минут Маше удалось выпрямиться. Переднего стекла больше не было, в салон врывалась тугая струя встречного воздуха, и она так сильно хлестнула девушку по лицу, что ей пришлось зажмуриться и снова пригнуться, спрятав голову за спинку переднего сиденья. Единственное, что она успела увидеть, это Харпера, навалившегося боком на дверцу, и непроглядную темень впереди — похоже, фары «майбаха» при ударе разбились.

— Они не стреляли, — сквозь рев двигателя и вой ветра услышала она голос Горовитца. — Даже не пытались. Вы понимаете? Я ищу место.

— Кажется, мне не повезло, — это говорил Харпер. — У меня сломана рука. Мисс Козинцева, вы целы?

— Да, — отозвалась Маша, но, видимо, не расслышав ответа, Харпер закричал:

— Отвечайте же, черт побери! Вы не ранены?

— Со мной все в порядке, — как можно громче ответила она, с трудом заставив свой голос не дрожать от страха.

Вскоре автомобиль вновь резко затормозил, и Маша замерла, сжавшись и приготовившись выполнить все, чем бы ни обернулось это приключение, о котором она сама недавно так легкомысленно мечтала. Хлопнула дверца, и, буквально выхватив девушку из салона, Горовитц поставил ее на ноги. Тишина, больше не разрываемая свистом ветра и рычанием двигателя, внезапно обрушилась на нее. Ступая преувеличенно твердо, к ней подошел Харпер.

— У нас очень мало времени. Прошу вас неукоснительно выполнять все, что я скажу.

Маша кивнула.

— У вас есть обувь, в которой вы сможете идти по горам? — спросил он.

— Да, — с неожиданным спокойствием ответила она, и, удивившись этому спокойствию, Теренс Харпер приподнял бровь.

— Переобувайтесь и надевайте все теплое, что у вас есть. Нам нужно очень быстро уходить отсюда. — Действуя одной рукой, он с трудом вытащил из открытого багажника ее чемодан. — В вашем распоряжении пять минут. — Сказав это, он вслед за Горовитцем исчез в непроглядной темноте.

Она спешно зашнуровывала второй ботинок, когда оба вернулись.

— Вы готовы? — спросил Харпер. — Идемте, здесь можно спуститься вниз.

— Подождите, мистер Харпер, — задержал их Горовитц, снова севший за руль разбитой машины. — Возьмите куртку. Мне она в любом случае не пригодится. — Прежде чем захлопнуть дверцу, он выбросил им под ноги мягкий сверток.

— До встречи, — спокойно, словно разговор происходил в офисе, сказал ему босс.

Взревел двигатель «майбаха», и спустя несколько секунд автомобиль скрылся за поворотом.

— Наденьте, — Харпер протянул Маше кожаную куртку Горовитца. — Я не помню, что там, на склоне, но ниже есть тропа. Я думаю, что найду ее.

Внизу были какие-то колючие заросли, и в темноте девушка почти не видела, куда можно поставить ногу. Потом дорога превратилась в сплошной ледяной каток. Маша поскользнулась и упала на острый камень, взвыв от боли, неожиданности и страха. Харпер, спускавшийся впереди, тут же оказался рядом и помог ей подняться.

— Вы мужественная девушка, — сказал он. — Осталось совсем немного.

В самом деле, через несколько минут спуск кончился и Маша почувствовала, что стоит на ровной поверхности. Похоже, это и была та тропа, о которой говорил Харпер. Сам он порылся в свертке, который нес под мышкой, и вдруг попросил:

— Вы не могли бы мне помочь, Маша? Надо перебинтовать руку. Здесь должно быть все необходимое.

От того, как он впервые произнес ее имя — «Машья», у девушки вдруг защемило сердце. Она и не думала, что он помнит, как ее зовут… И тут же, с запоздалым стыдом, она спохватилась, что ни разу не вспомнила о его сломанной руке. Взяв у него сверток, она на ощупь обнаружила в нем коробку с автомобильной аптечкой и достала из нее бинт. Поморщившись, Харпер снял пиджак и одним рывком разорвал рукав тонкой, белевшей в темноте рубашки.

— Удачный перелом, закрытый, без смещения, — быстро ощупав руку, деловито констатировал он.

Маша сломала в кустах две крепкие ветки, и, приспособив их в качестве шины, наложила на руку повязку.

— Замечательно, — блеснув в темноте белоснежными зубами, Харпер продел голову в перевязь. — Интересно, это все русские девушки… — не договорив, он вдруг резко повернул голову. Через мгновение Маша услышала доносившиеся откуда-то сверху отрывистые слабые звуки, а еще через мгновение поняла, что это выстрелы.

В ужасе она замерла. Последняя торопливая россыпь оборвалась тишиной. Только осыпались мелкие камешки, и протяжно вскрикивала вдали ночная птица.

— Он не доехал, — голос Харпера звучал глухо. — Наверное, они и в самом деле устроили завал…

— Кто? — растерянно пробормотала девушка.

— Не знаю. Полицейский выглядел абсолютно натурально и прокололся только с Гертрудой. Кто в Швейцарии мог знать ее фамилию и не знать, что она не приехала? — Помолчав, он заговорил уже другим, обычным голосом: — Нам придется вернуться в поселок. По этой тропе мы пешком доберемся быстрее, чем они на машине. Дальше будет видно.

— А мистер Горовитц? — спросила она. — Неужели…

— Он сделал то, что должен был сделать, — спокойно сказал босс. — И если вы сейчас раскиснете, может оказаться, что его гибель была напрасной. Мертвым ничего от нас не нужно. Не стоит тратить на них то тепло души, которого, быть может, не хватает живым. Идем! — И он так уверенно зашагал по тропе, словно его глаза, как у хищника, способны были видеть в темноте.

Теперь все силы девушки уходили только на то, чтобы не отстать, и ей уже некогда было обдумывать внезапно мелькнувшую в голове мысль: кого ей, Маше Козинцевой, надо бояться больше — неизвестных врагов или этого хладнокровно-циничного человека рядом?

Он остановился так внезапно, что она уткнулась ему в спину.

— Поселок, — Харпер вглядывался вперед, где во тьме сияла россыпь огоньков. — Но сейчас нам предстоит перелезть через изгородь. Я помогу вам. Через это поле, по-моему, можно выйти к железной дороге. Там, за станцией, мы сможем найти машину.

— Может быть, проще обратиться в полицию? — робко предложила Маша.

— Нет, — холодно отрезал он. — И усвойте, пожалуйста, мисс, — это было сказано совсем уже ледяным тоном, — что прежде всего я стараюсь спасти именно вашу жизнь. Охота идет за мной, но я много знаю и дорого стою. А вы… — Он замолчал, а когда заговорил снова, голос его заметно смягчился: — Вы замечательная девушка. Я опасался, что в этой ситуации вы будете для меня обузой, но теперь вижу в вас надежного товарища. Если вы доверитесь мне, мы вместе спасемся. Я обещаю, что не оставлю вас.

Внезапный порыв чувства, в котором, кроме благодарности, было что-то гораздо более сильное, заставил девушку прижаться к мужчине, и лишь в последний момент она повернулась так, чтобы не задеть его сломанную руку. В ответ он чуть коснулся ее волос.

Потом Теренс Харпер перескочил через ограду, опираясь на нее здоровой рукой, и помог Маше. Потом они шли через какое-то поле, пока в слабом отсвете станционных фонарей не заблестели железнодорожные рельсы. Тогда они перебрались через невысокую насыпь, а через несколько минут мощные прожектора локомотива прорезали темноту ночи, высветив на насыпи каждый камешек. Харпер осторожно пригнул голову девушки к земле.

— Кажется, нам повезло, — негромко произнес он, раздвигая голые ветви кустов, росших вдоль насыпи. — Вы умеете водить машину?

— Нет, — удивленно ответила девушка. — Но разве у нас есть машина? Или вы собираетесь ее угнать?

— Угонять машину будете вы. Для этого нужны две руки.

— Но я понятия не имею…

— Это очень просто, — не дослушав ее лепет, сказал Харпер. — Заодно обретете новый полезный опыт.

Дверца старого «опеля», стоявшего возле станции, оказалась незапертой. Уступив Маше водительское место, Теренс Харпер пошарил под приборной панелью, с хрустом поддел там что-то перочинным ножом и вытащил пучок проводов. Она с изумлением наблюдала за его действиями. А потом девушка соединила провода, как он велел, и тут же раздался шум заработавшего двигателя.

— Поехали, — вздохнул Харпер, здоровой рукой вытирая выступивший на лбу пот. — Надавите ногой вон на ту педаль и потяните на себя вот этот рычажок. Так, прекрасно, а теперь другую педаль. Нет, не эту, это тормоз! Ну вот мы и поехали. Руль направо, фары пока не включайте. Вы просто чудо, мисс!

И она повела машину так, словно всю жизнь сидела за рулем. Вскоре «опель» подъехал к безлюдной автозаправке. Харпер отправил Машу позвонить по названному им номеру. Потом она снова села за руль. Остановились они на невысоком обрыве. Внизу, как в чаше, сверкала озерная гладь, отражая свет полной луны; от воды зловеще тянуло холодом.

— Придется избавиться от машины, — сказал Харпер.

Он велел девушке отойти, а сам, присев, что-то сделал с педалью. Машина поползла в сторону обрыва, Теренс выпрямился, прошел несколько шагов, придерживая руль, и отскочил в сторону. «Опель» неторопливо двинулся дальше, перевалил обрыв и с громким всплеском ушел в воду. Вскоре только круги на черной поверхности озера напоминали о его печальной участи…


Минут через сорок их забрал вертолет, который вскоре приземлился прямо на дороге, ведущей к скрытому за высокой оградой дому доктора Штейнгофа, а еще через десять минут они уже были в безопасности и в тепле.

В доме никто не спал. В прокуренной, несмотря на горевший камин, гостиной их встретили несколько мужчин, среди которых она узнала двух участников совещания. Мужчины обменялись отрывистыми вопросами и не менее краткими ответами. Теренс Харпер был спокоен и невозмутим, словно два часа назад и не рисковал жизнью, не уходил от погони, не угонял машину. Но внимательный взгляд девушки уловил, как на секунду искривилось от боли его лицо, когда сломанная рука случайно задела о подлокотник кресла.

— Мистер Харпер, в первую очередь вам необходимо наложить профессиональный гипс, — робко, но в то же время ощущая, что после всего произошедшего с ними у нее есть такое право, напомнила Маша.

Но босс бросил на нее равнодушный взгляд и сухо заметил:

— Ваши обязанности вы исполнили абсолютно грамотно, мисс Козинцева, и теперь я освобождаю вас от своего присутствия. Вам приготовлена комната наверху. — Он сопроводил свои слова усталым жестом, отсылающим ее прочь.

Покраснев и чуть не плача от обиды, Маша покинула гостиную. И только поднявшись по широкой, но плохо освещенной лестнице, почувствовала, как безумно устала.

Приготовленная для нее огромная, жарко натопленная комната показалась ей похожей на покои какой-нибудь одалиски.

Восточная роскошь была в низких диванах, затканных золотом портьерах, инкрустированных столиках, разбросанных по ковру гобеленовых подушках… «Интересно, для кого этот Штейнгоф держит такие комнаты?» — вяло думала девушка, направляясь в ванную. Смыть с себя грязь и усталость было сейчас ее единственным желанием.

Ванная комната была стилизована под восточный садик: красный песчаник пола, подсвеченные чаши с водой и даже маленький фонтан, брызги которого долетали до веток росшей прямо из пола туи. На причудливо изогнутой вешалке висел темно-синий шелковый халат с восточной вышивкой на рукавах. Круглая ванна оказалась уже наполненной. Сбросив одежду на пол, девушка с наслаждением погрузилась в воду. Блаженно вытянувшись, она лениво наблюдала за тусклым мерцанием светильников, слушала журчание фонтана… Постепенно она стала погружаться в дрему.

— Маша, — внезапно разбудил ее знакомый голос.

Девушка вскрикнула и извечным жестом прикрыла грудь.

— Встань, — тихо сказал Харпер.

Почти не понимая, что она делает, Маша поднялась в ванне во весь рост, по-прежнему пытаясь прикрыться руками.

— Опусти руки.

Так и не переодевшись с дороги, он стоял в дверях ванной и откровенно рассматривал ее.

Маша испуганно замотала головой, потом выскочила из ванны и попыталась снять с вешалки шелковый халат, но Харпер удержал ее руки.

— Сейчас одежда тебе не понадобится.

— Как вы смеете! — ужасно покраснев, Маша постаралась придать своему голосу искреннее возмущение.

— О! Неужели среди моих сотрудниц еще есть девственницы? — засмеялся он. — Кажется, мне говорили что-то насчет строгости нравов русских девушек. Это правда, что вы по-прежнему выходите замуж невинными, а по утрам развешиваете простыни с кровавыми пятнами? Но ты не в России, Маша.

Властно обняв девушку здоровой рукой, он коснулся ее губ своими. Поцелуй был долгим, и пока он длился, перед Машиными глазами метались сполохи огня. Но новый приступ оскорбленной гордости заставил ее с усилием отстраниться, упираясь руками в крепкую грудь мужчины.

— Подождите, мистер Харпер, — попросила она, уже не стыдясь своей наготы. — Я хочу сказать вам…

— Зачем нужны слова? — он пожал плечами.

— Мне они нужны! — почти выкрикнула Маша.

В его глазах появилось что-то вроде насмешки, но все же он сделал несколько шагов и опустился в кресло, закинув ногу на ногу.

— Наверное, вы не привыкли к отказам, — не глядя на него, горячо говорила она. — Вы считаете, что любая женщина готова стать для вас игрушкой на одну ночь. Но ко мне это не относится. Я действительно не так воспитана. И если я не прошу вас немедленно покинуть мою комнату, то только потому, что… Я люблю вас, мистер Харпер.

Она нашла в себе силы поднять на него глаза. На лице Теренса Харпера застыло изумление.

Потом он медленно поднялся с кресла и подошел к девушке вплотную.

— Что ж, я рад… такому повороту событий, — процедил он сквозь стиснутые зубы и уверенным рывком уложил ее на диван.

Через полчаса она лежала неподвижно, чувствуя, что и тело ее, и душа разорваны, смяты… Сидя возле нее, Харпер молча курил, и она видела, как под его белой кожей перекатываются длинные упругие мускулы.

— За твою откровенность я тоже буду откровенен с тобой, — наконец проговорил он. — Мне с тобой интересно. Наверное, ты хотела бы услышать другие слова. Но поверь: и того, что я сказал, достаточно. Может быть, это лучше и страсти, в которой ты неопытна, и любви, которая дается упорным трудом души. И поэтому я буду с тобой. — Он положил здоровую руку на живот девушки. — Но требовать от меня ты не будешь никогда и ничего. Запомни это, я не люблю повторяться.

Потушив сигарету, он подобрал свою одежду и, не одеваясь, пошел к дверям. Маша подумала, что из-за сломанной руки ему трудно справиться с одеждой, и, наверное, он не хочет, чтобы она видела его неловкие движения.

Остановившись возле двери, он, не оборачиваясь, глухо сказал:

— Сейчас поспи, но к семи утра будь готова. К этому времени должны привезти тело Горовитца. Он спас наши жизни, и я хочу, чтобы мы отдали ему последний долг вместе.


Загрузка...