Буря в старом городе (СИ)

Глава 10. День срывает маски

В связи с тем, что начальство требовало документы о закрытии дела Эрнста Габора, комиссар Майнер до самого вечера был погружён в бумажную рутину. В папке с делом он обнаружил давний отчёт своего помощника Карла Шипки. Тот писал, что по указанному в открытке Габора адресу, Фульвия Серра не проживает. По сведениям соседей Фульвиязарабатывала на жизнь шитьём по дому. Мужа у неё не было, жила с сыном, который пять лет назад скоропостижно скончался от чахотки. Последние полтора года Фульвия Серра находилась на лечении в психиатрической клинике. Майнер ещё раз посмотрел открытку Эрнста Габора:

«Я тебе обязательно помогу. Ты только держи язык за зубами. Я думаю, мы с тобой поладим».

Комиссар закурил и, откинувшись в кресле, задумался. Какая связь могла быть между обычной белошвейкой и бароном, карточным игроком? Быть может она была любовницей Габора? Какие тайны она знает, почему должна молчать? А помощь свою Габор обещал именно за молчание?

Майнер продолжал размышлять об этом деле сидя в своей любимой корчме «У короля Брабантского» за кружкой пива.

Через полчаса он попросил хозяина позвонить и набрал номер Шипки.

— Вечер добрый, Карл! Извини, что поздно тревожу… Ещё не спишь? А, возишься с детьми… Правильно, воспитывай… Слушай, я читал твой рапорт о своих поисках этой… кхм…Фульвии Серра. Помнишь? Так вот, постарайся узнать, в какой клинике она сейчас находится. Когда узнаешь, доложишь мне.

Психиатрическая лечебница, в которой лечилась Фульвия Серра, находилась в Богнице и была открыта не так давно.

Майнер постоял перед главным входом в административное здание больницы, полюбовался костёлом Святого Вацлава, расположенного напротив, поглядел в серо-голубое небо, облекающееся в осенние краски, и шагнул к двери.

Главный врач — сухощавый мужчина с бородкой, очень доброжелательно отнесшийся к визиту комиссара, рассказывал:

— Больная поступила к нам полтора года назад. Её сопровождал некий господин, внешности я не запомнил. Кто-то оплатил лечение женщины и её содержание на ближайшее время. Вероятно, это был барон Габор. У больной все признаки и симптомы начинающейся шизофрении — неожиданные страхи, слуховые галлюцинации, апатия переходящая в раздражительность. У неё есть некоторые странности, например, она любит бывать на кладбище. Да, тут к нашей территории примыкает кладбище, и она любит гулять именно там, а не в больничном саду. Обычно она сидит на скамье, иногда ухаживает за деревьями… Внешне поведение её кажется тихим и спокойным. Но временами бывают приступы.

— Я мог бы задать Фульвии Серра несколько вопросов? — спросил Майнер, поглаживая пальцами шею.

— В этом есть необходимость? Дело вот в чём. Мы стараемся лишний раз не тревожить больных. Это может ухудшить их состояние и помешать лечению. Для общения допускаемтолько близких родственников.

— Это важно, — заверил врача Майнер. — Вы вероятно слышали о таком громком деле, как убийство Эрнста Габора?

— Нет. Мы живём немного в изоляции от всего мира, — ответил врач, сделав жест костлявой рукой. — Как я правильно понял — погиб близкий к Фульвии Серра человек, тотсамый Габор. Какой ужас!

— Мы ведём расследование. И показания Фульвии могут прояснить некоторые детали. Я очень прошу вас разрешить свидание.

Врач задумался. Он смотрел куда-то то вниз, временами то морщил лоб, то супил брови.

Наконец он постучал тонкими пальцами по столу.

— Ну что же, если есть такая острая необходимость, то мы готовы пойти навстречу нашей полиции. Только… я отправлю с вами лечащего врача и санитара. Они будут неподалёку, если случится рецидив…

Майнер пристально посмотрел на лекаря.

— А можно я попробую сам к ней подойти и поговорить?

— Ну, если у вас получится…

Кладбище непосредственно примыкало к территории лечебницы. Открыв калитку, Майнер сделал шаг и остановился.

Памятники кладбища были видны сквозь ветки деревьев. Комиссара кто-то тронул за рукав. Рядом стоял маленький лысоватый человек в белом халате. Он молча указал рукойвперёд. Там, на самом краю кладбища, у могил, под молодыми деревцами, колышущимися под лёгким ветерком, сидела одинокая женщина в тёмном.

— Это она и есть. Фульвия Серра.

— Спасибо. Дальше я сам.

Оглядывая могилы, кусты и деревья, глядя на облака в небе, вслушиваясь в пение птиц, комиссар шёл по аллее в направлении скамейки, где сидела женщина. Наклонившись, она рвала и складывала в букетики маленькие полевые цветы.

Размышляя, как подойти к женщине, чтобы не вызвать её испуга или раздражения, Майнер сначала походил по дорожкам между могилами, постоял перед надгробными плитами,слушая, как ветер звенит фарфоровым венком у подножия креста. Постепенно он приближался к тому месту, где сидела Фульвия.

Она легко вскрикнула и какое-то время не сводила глаз с комиссара.

Майнер, лишь скользнув по ней взглядом, долго стоял перед могилой какой-то девушки, чей облик был выбит на мраморе.

— Она теперь уже на небесах, — послышался за его спиной низкий с лёгкой хрипотцой голос. — Это утопленница. А вы её родственник?

Майнер обернулся и спокойно ответил:

— Да, отдалённо. А вы знали эту девушку?

Фульвия Серра имела загорелое, немного обветренное лицо, в тёмных волосах поблескивали седины. Губы её нервно подёргивались, но глаза были полны любопытства.

— Нет, не знала. Но я беседовала с её духом. Её отец был алкоголиком, много пил, муж изменил ей, и от отчаяния она бросилась в воду.

— Да, несчастливая судьба…

— Я знаю судьбы многих умерших вокруг.

Комиссар поднял брови.

— Это очень интересно.

Фульвия подошла и протянула Майнеру букетик цветов.

— Вот возьмите. Положите на могилку.

Майнер поблагодарил, выполнил её просьбу и, какое-то время, стоял молча, рассматривая изображение на памятнике.

Потом оглянулся — Фульвия делала новый букетик, разложив хрупкие цветы на скамье. Тяжёлый шмель, покружив, уселся на бледно-лиловую подушечку цветка. На скамейке было свободное место.

Майнер подошёл и спросил:

— Можно мне присесть с вами? Я устал, хочется передохнуть.

— Конечно, — сказала Фульвия. — Здесь под деревьями так уютно.

Они сидели молча, слушая как порывы лёгкого ветра шумят в листве лип и тополей. С берёзы слетел жёлтый листик и, казалось, пахнуло осенью.

— А кто вы умершей? — спросила Фульвия.

— Дядя.

— А, понятно. Теперь, когда я в следующий раз буду говорить с ней, я упомяну о вас.

— Спасибо. А вы как здесь оказались?

Фульвия бросила беглый взгляд на комиссара.

— Меня сюда отправил он, мой благодетель. Просил пожить здесь. А мне здесь хорошо. Кормят, одевают, постель дают. Мне хорошо. Я буду хорошо вести себя и мне заплатят много золотых денег.

— Кто это обещает?

— Он, господин Габор.

— Габор… Что-то слышал о нём. Но где… не припомню…

Фульвия улыбнулась:

— А вы любите карточную игру? Да? Так вот, он часто играет в карты. Очень хорошо зарабатывает, выигрывает большие суммы. Он мне даст много золотых монет.

— Да, точно… Габор, карточный игрок… Вспомнил! Барон Эрнст Габор.

Фульвия вдруг удивилась и как будто обиделась.

— Барон? Слушайте, что вы говорите! Ну какой он барон?!

— Значит я ошибся? Простите!

— Конечно ошиблись! Он вовсе не родовит. Так, одно название… Барон… Ха! Если хотите знать, то он бывший святоша. Инквизитор!

— Бывший священник? — уточнил Майнер.

— Ну, или монах, я точно не знаю… Он боялся, что за свои грехи будет гореть в аду, вот и бежал из той, прошлой жизни, сменив всё — имя, биографию. Но я — то его знаю, я помню…

— Вы его знали ещё священником? Хм, интересно. Сначала святой отец, а затем — карточный игрок. Зигзаг судьбы…

— Как же мне его было не знать, дорогой господин?! — воскликнула Фульвия. — Я тогда прислуживала моей госпоже. Может слышали — Джулия Риччи?

— Она была очень красива. Итальянка, — наугад сказал комиссар, глядя как на ветке раскачивается маленькая птичка.

— О да, очень красивая. Джулия — настоящая красавица. Но… её растоптал этот Пьетро. Растоптал, погубил, сорвав этот едва распустившийся цветок.

Комиссар пристально посмотрел на собеседницу. На глазах у Фульвии заблестели слёзы.

Майнер осторожно взял её за руку.

— Прошу вас, успокойтесь. Дело ведь давно было!

Она всхлипнула.

— Только почему Пьетро? — спросил он.

— А это его настоящее имя — Пьетро Пеллигрини, — дрогнувшим голосом ответила Фульвия. — Он — злодей, он же — Габор.

Она залилась слезами:

— Он изнасиловал мою госпожу… Да, изнасиловал! Потом погубил её ребёнка. У меня тоже был сын, но он умер от болезни! А ребёнок моей госпожи был убит злодеем Пьетро! Но, я знаю! Я вижу, что Пьетро уже утянули в ад черти. Он там мучится!

По аллее быстро шагали маленький лысоватый врач и здоровяк санитар.

— Всё, больше нельзя! — сказал врач Майнеру. — Мы её уводим!

Они увели Фульвию, а комиссар ещё долго сидел на скамейке и размышлял о том, что ему довелось услышать.

Вернувшись в управление, Майнер поручил своему помощнику узнать всё о Джулии Риччи и её ребёнке.

Спустя три дня комиссар Майнер сидел за столиком уличного кафе, пил минеральную воду и наблюдал за птицами. Аккордеонист играл весёлые мелодии. Припекало, пришлосьпересесть за другой столик, где зонтик защищал от палящих лучей.

Карл Шипка опоздал на целых двадцать минут. Комиссар поворчал для порядка, а потом велел докладывать.

— Ну, что удалось раскопать по этой… Джулии Риччи?

— Вообще-то, дело мне кажется тухлым, — сказал Шипка. — Но попробовать покопать можно. Нащупал я одну ниточку… Значит так. Была такая Джулия Риччи — красивая девушка семнадцати лет, дочь предводителя артели рыбаков, родом из Лидо-ди-Езоло.

— Это где-то рядом с Венецией?

— Да. Курортный городок на берегу Адриатического моря. За ней ухаживал какой-то священник, или монах. Известно даже имя — Пьетро Пеллигрини.

— Вот как, — воскликнул Майнер. — Чёрт возьми, всё сходится! Но, как же обет безбрачия?

— Да, верно, целибат мешал ему жениться на девушке, но вовсе не мешал соблазнить её. Короче, от него она имела ребёнка, но дитя родилось мёртвое.

— Вот как! Хм… А что же с самой Джулией?

— Она умерла от послеродовых осложнений. Это достоверно известно — есть документ. Похоронена в том же городе. Но самое странное — после этого случая внезапно исчез и сам Пьетро Пеллигрини.

— Как исчез? Куда? — спросил Майнер, бросая в рот леденец.

— Неизвестно.

— Ушёл в монастырь замаливать грехи под другим именем?

— Нет никаких сведений.

Шипка хлебнул чаю и хрустнул печеньем.

Причмокивая губами Майнер сидел неподвижно и размышлял.

— Фульвия Серра утверждает, что барон Габор — это и есть Пьетро Пеллигрини, — сказал он наконец.

Шипка чуть не захлебнулся.

— Да вы что, шеф… Хотя, почему, очень может быть! Сменил личину, так сказать.

— Но, может быть, это бред самой Фульвии.

— Кто знает… У них, у психов, всё не так просто, — сказал Шипка. — Давайте сопоставим. Кто такой этот барон Габор? Человек из ниоткуда! Он появился в нашем городе, как снег на голову, быстро стал завзятым игроком в покер.

— И эта Фульвия Серра — бывшая служанка Джулии… Тоже явилась сюда…. Ты ещё говорил про ниточку…

Шипка усмехнулся, поставил кружку на столик и сказал:

— Ниточка вот какая. Завещание Габора. Оно уже вступило в силу. Своё имущество он завещал некоему Яну Блатасу, Фульвии Серре и большую часть — Виоле Висконти!

— Виоле? Но ведь она была его содержанкой…Что это он так воспылал к ней любовью, что даже часть имущества оставил! — удивился комиссар.

— Трудно сказать.

— Надо будет повидаться с Мирославом Липским — он имеет связь с Виолой.

— Но, вероятнее всего, она почти ничего не скажет нам о бароне. Не знает, — заметил Карл Шипка.

— Согласен. А вот этот… как его… Ян Блатас… Кто он такой?

— Кое-что узнал о нём… Адвокат «средней руки». Чаще всего бедствует. Имеет свою маленькую контору. Но это громко сказано — там он появляется нечасто, окна грязны ивообще — кабинет запущен.

— Ну хорошо. Есть на него что — нибудь?

— Он был уличён в мошенничестве. В прошлом году. Взял крупную сумму с доверителя на передачу взятки якобы знакомому ему судье, но фактически присвоил деньги себе. Благодаря связям Габора избежал наказания. Ну, можно ещё чего-нибудь нарыть.

— Попробуем поговорить с ним имея на руках этот козырь, — сказал Майнер.

— И ещё — он частый посетитель притона на Кармелитской.

— Это напротив костёла?

— Да.

— Что там? Девочки, опиум?

— И то, и другое, но больше последнее.

Ступеньки вниз были тщательно вымыты, но казались древними, выщербленными тысячами ног.

Он всё же добрался до низа подвала, шагнул в комнату и огляделся. Лампы освещали скудную и смрадную обстановку. На убогих лежбищах, которых трудно назвать кроватями, трупами застыли люди. В окружающем полумраке он заметил, как одна из фигур зашевелилась. Из полумрака выглянуло сморщенное лицо.

— Приятно, что сам господин комиссар посетил нас, — хриплым голосом заявил китаец. — Хотите выкурить трубочку? Это вас утешит. Все ваши проблемы как рукой снимет.

Майнер схватил хрупкую шатающую фигуру за шиворот так, что треснула рубаха.

— Слушай, ты мне зубы не заговаривай. Мне нужен Блатас. Ян Блатас. Знаешь такого?

Китаец закивал, улыбаясь жёлтой, щербатой улыбкой.

— Да, господин комиссар. Конечно. Только он путешествует по облачным краям.

— Где?

— Приглядитесь. Крайняя кровать.

Он кивнул в дальний тёмный угол.

В это время одна из фигур, распластанных на ложе, ожила и стала полушёпотом что-то говорить китайцу. Тот взял маленькую трубку, зажёг её угольком и стал раскуривать.

В это время, вышедший на свежий и достаточно прохладный воздух, комиссар устроился на скамейке, сунул в угол рта сигарету, закурил, внимательно следя за выходом из притона. Сделав несколько затяжек он кашлянул, затушил сигарету и бросил. Затем посмотрел на часы. Он ожидал прихода своего помощника Карла Шипки с минуты на минуту.Тот зашёл в «весёлое» заведение пани Лили, расположенное с другой стороны здания, чтобы разузнать кое-что, необходимое для дела.

Неподалёку от заведения в густых кустах притаились двое — Шимон и Войтех. После провала операции с Мирославом Войтех вообще решил не возвращаться к Мачке, опасаясьнаказания. А Шимон вернулся, передал Мачке книгу, но тот прогнал его с глаз долой, лишив наградных.

Огорчённый до глубины души Шимон отыскал в городе Войтеха. Вместе они зашли в ресторан и выпили с горя.

Потом решили завалиться к девочкам в бордель Лили на Кармелитской, но денег более не было. Так у них появилась идея грабануть одного из посетителей, желательно основательно ослабленного и подвыпившего.

Не прошло и двадцати минут, как жертва появилась сама — сухощавый брюнет в распахнутом летнем пальто, под которым можно было разглядеть модный серый костюм. Это былКарл Шипка.

— А вот и наш клиент, — сказал Шимон Войтеху. — Берём его даже не задумываясь. Такой франтик явно имеет толстый кошель.

— Что-то он мне не внушает доверия, — ответствовал осторожный Войтех, — да и рожа вроде знакома.

— Да завсегдатай он, вот и рожа знакома, — уверял Шимон. — Берём, отвлечём подальше, к деревьям, чтобы не у входа…

Шипка уже собирался завернуть за угол, как тут к нему подбежал ловкий Войтех.

— Милостивый пан, тут одной даме стало плохо, — Не поможете ли?

— Какой ещё даме?

Шипка обернулся и внутри Войтеха всё замерло — он узнал полицейского.

— Ну? Что молчишь? Куда идти нужно? Где дама?

— Т-туда, — волнуясь почти прошептал Войтех, показывая на группу деревьев в отдалении.

Карл Шипка широко зашагал в указанном незнакомцем направлении, остановился в густой тени тополя.

— Ну и где? — спросил было он, как вдруг резкий удар по голове заставил его согнуться от боли.

— Постой! — сдавленно крикнул Войтех своему напарнику, но уже было поздно — тот нанёс удар.

Карл Шипка устоял. Превозмогая боль, собрав все силы, он острым локтем врезал напавшему на него сзади в живот, отчего тот задохнулся.

Другой рукой он рванул из кармана браунинг, но направить его не успел. Руку с оружием перехватил Войтех, и выстрел сухо щёлкнул в крону дерева.

И тут же горячий нож вонзился в тело Шипки и сковал новой болью.

Он опустился на траву.

— Ты что наделал, дурень! Зачем ты его пришил? Это же полицейский! — воскликнул Войтех.

— Какой полицейский?

— Да я его знаю.

— Да начхать мне кто он такой. Оттащим подальше под дерево и берём кошель.

Обшарив карманы Шипки оба покинули убежище.

— Теперь у нас один путь, — скрыться у Лили. Вперёд! Тогда мы ничего не знаем и не ведаем! Мы были у неё! Чей это трупак — неизвестно.

Сухой щелчок, схожий с ударом кнута, заставил сидевшего на скамейке Майнера встревожиться.

Звук выстрела он отличил бы от сотни других звуков.

Майнер быстро прошёл за угол здания к тому месту, где был вход в бордель.

Из полуоткрытого окна доносилась негромкая музыка. Майнер заглянул в окно, по бокам которого висели тяжёлые красные занавески. Он увидел часть коридора, открытые двери в танцевальный зал.

Он быстро обернулся и стал осматривать местность.

Походил под деревьями, заметил примятую траву и пятна. Он наклонился, а потом поднял руку — пальцы были в чём-то липком. Нет сомнения — это была кровь. Тёмный силуэтна траве рядом с кустами, под кронами, прятавшими звёздный небосвод и луну, привлёк его внимание.

Комиссар щёлкнул зажигалкой.

— Ай-я-я, как же это так… Карл, как же это? Кто же это тебя?

Карл пошевелился и показал рукой в направлении здания.

— Ты же весь в крови. Какой мерзавец тебя…?

Майнер быстро снял плащ, скатал его и положил под голову Шипки.

А затем бегом бросился к дверям притона.

Ворвался в коридор как вихрь, чуть не сбив с ног пани Лили — густо накрашенную женщину.

— Вечер добрый, дорогой пан, заходите! Ой, простите, не сразу узнала — господин комиссар?

— Быстро мне телефон! — почти крикнул Майнер. Он прошёл в кабинет с диваном, отразившись сразу в трёх зеркалах в золочёных рамах, шагнул к столу, уселся на мягкий, обитый розовым стул и подвинул к себе телефонный аппарат.

Когда карета скорой помощи увезла Шипку в больницу, Майнер велел Коваржику следить за дверями курильни опиума и не упустить худого рыжего человека в зелёном костюме и котелке, а сам с полицейским Новаком вернулся в притон.

— Я могу чем-то помочь господину комиссару? — спросила немного встревоженная пани Лили.

И шепнула на ушко:

— Есть хорошенькие свеженькие девушки.

Майнер нетерпеливо махнул рукой и спросил:

— Мой сотрудник был здесь?

— Пан Шипка? Да… Мы поговорили.

— После того, как он вышел, был кто ещё? Может минут через пятнадцать.

— Да вроде… Хотя, ладно. Скажу… Вошли двое. Какие-то помятые, подозрительные, явно под градусом, но с деньгами. Я ещё спросила — могут ли они заплатить, ведь наше заведение достаточно дорогое. Они грубо так ответили, мол, тащи сюда вино и лучших девушек, давай ключи от лучших спален…

— Где они?

— Оба наверху.

По красной ковровой дорожке Майнер и Новак поднялись на второй этаж вместе с пани Лили. Та показала двери. Кивнув Новаку на соседнюю дверь, приложив палец к устам, комиссар тихонько нажал первую дверь, а когда она не открылась, сильно ударил её плечом.

Дверь с треском распахнулась.

В комнате горели голубой и розовый фонари.

На широком диване с пуфами, покрытом белой простынёй, переплетались два тела.

— Какого чёрта!

Мужчина подскочил и стал надевать халат.

Вспыхнул верхний свет.

— Прикройся, — досадливо добавил он, и набросил розовое покрывало на крупное белое тело женщины.

— Кто вы такие? Что вам нужно?!

— Полиция! — громко сказал Майнер.

Шимон отчаянно закричал, и тут в его руке блеснул нож.

Он размахнулся им, но Майнер, перехватив его руку, резко вывернул её.

Нож упал на ковёр, а Шимон вскрикнул от боли.

Комиссар взмахнул рукой. Мощный удар в челюсть избавил Шимона от трёх зубов, а другой удар — опрокинул навзничь на ковёр и лишил сознания.

В это время в соседней комнате послышались выстрелы.

Когда Майнер ворвался туда — Новак показал на открытое окно. На постели в бальном платье, отороченном мехом, сидела перепуганная рыжая девица.

— У него был браунинг, он прикрылся ею, а потом в окно… Я стрелял, но не попал, — объяснял Новак.

В это время инспектор Коваржик шёл по ночным улицам за шатающимся субтильным человеком. Когда тот сел на лавку и бессильно склонился набок инспектор подхватил его.

Войтех со всего духу мчался по улицам, но внезапная мысль заставила его остановиться. Тяжело дыша он стал хлопать себя по карманам, а потом грязно выругался. Его кошель, доверху наполненный кронами, остался в комнате, из которой он сбежал через окно.

Оглядевшись, он пошёл наугад, размышляя. Денег ему было жалко.

Нет, надо вернуться, думал он. Полиция наверняка уже оставила притон, удовлетворившись пойманным (или убитым) Шимоном. Значит можно пойти и вытрясти из этой Лили свои денежки. И он это сделает!

Войтех побрёл назад, тяжело дыша и осматриваясь вокруг.

На Кармелитской тоже было тихо.

Войтех уже был близок к цели, как впереди замаячила фигура. Она будто соткалась из ночной темноты.

Это было старуха — грязная, оборванная. Покачиваясь, она, казалось, медленно плыла по воздуху, не касаясь земли.

И тут Войтеха пронзил страх. Язык старухи — большой, опухший, красно — синий с белой каймой свисал из безобразного рта. В середине языка зияла отвратительная дыра.

— Не желаешь ли развлечься, дорогой? — прохрипела старуха, с всхлипом втягивая длинный язык и подходя настолько близко, что Войтеха обдало холодом. — Недорого возьму.

Охваченный неприятным чувством Войтех собирался отпихнуть от себя назойливую старую даму, но руки его вошли внутрь тела старухи, а когда он их отдёрнул — они были вчём-то влажном, как туман, и вонючем.

— Ты кто? — задал он вопрос, глядя на собственные руки, затаив дыхание.

Та залилась безобразным сухим смехом, зияя ртом, где торчала пара гнилых зубов.

— Ты меня не знаешь? Я — Куличкова, я сдаю свои комнаты красивым и весёлым девушкам. Ну же, вспомни! Ха-ха! Это я наградила пана болезнью богини любви. Ох и лютовал онтогда! Это он меня прибил языком к воротам. От этого я долго умирала.

— Господи, так ты мёртвая! — волосы на голове Войтеха встали дыбом. — Убирайся прочь, старая падаль!

Старуха нахмурилась, собрав на челе море морщинок.

— Так ты не хочешь… Ну раз не хочешь мою девушку, так получай гвоздь! Ха-ха!

Она задребезжала смехом, затряслась вся и вдруг резко двинула рукой.

Войтех застонал от боли — в его сердце торчал длинный ржавый гвоздь. Ещё одним движениям старуха вынула гвоздь, и из сердца хлынула фонтаном кровь. Войтех упал как подрубленный стебелёк. А старуха захохотала неистово громко и пропала.

На этом приключения той страшной ночи не закончились. Под утро к городской больнице подкатил лимузин. Лица вышедших из него двоих человек были бледны, а руки их дрожали.

— Скорее, носилки! — велел один из них в костюме и котелке. — Пану Мачке плохо.

— Быстрее, он умирает! — умолял второй.

Вскоре санитары внесли в приёмный покой необычного больного.

От него отшатнулась видавшая виды медсестра. Лежавший на койке мужчина был гол. Всё тело его было медного цвета и сотрясалось в беззвучных конвульсиях. Оно тверделона глазах, и когда в палату вошёл дежурный врач и постучал поступившего пациента по грудной клетке — послышался глухой звон. Тело на глазах становилось медным, свет лампы блестел на плечах и медной голове, золотистые веки глаз были закрыты.

Врач побледнел и стал лихорадочно листать медицинский справочник — он ничего не слышал о такой редкой болезни.

Утром прибывший главный врач уже застал в палате холодную недвижную медную статую.