Бывшая моего брата. Я ненавижу ее... (СИ)

Глава 25

Его дыхание теплое. Я чувствую, как оно касается моих волос, щекочет кожу и, кажется, даже достает до замершего с перепугу сердца. Он слишком близко и какого-то черта не торопится убирать руку с моей талии. Я запуталась. Сбита с толку. Это алкоголь так действует на его идеальный умный мозг, или Айдаров придумал еще один способ испытать меня? Не знаю. Но в любом случае последнее ему очень даже удается.

Одним большим глотком я запиваю волну смущения, совсем не так, как это полагается леди, но, поперхнувшись, быстро отрываюсь от горлышка, зажмуриваюсь и прижимаю тыльную сторону ладони к влажным губам, пока горечь вместе с пузырьками раздирает мое горло. Даже не хочу думать, как все это выглядело со стороны, вот только, судя по тому, что я улавливаю тихую усмешку Айдарова, все вышло не самым лучшим образом. Хотя чему я удивляюсь? Рядом с ним обычно так и бывает. А потом он отстраняется и позволяет месту, где мгновение назад кожа пылала от прикосновений его пальцев, вспыхнуть колючими мурашками.

Но, к сожалению, освобождение личного пространства не приносит мне облегчения. Более того, меня не покидает ощущение, что я до сих пор со всех сторон зажата его жарким ароматом. И это все усугубляет. Потому что я не знаю, как себя вести.

Наверное, поэтому я снова бездумно припадаю губами к прохладному горлышку и согреваю горло терпким хмельным вкусом.

— Твоя попытка показать, что ты не заинтересована в общении со мной, просто очаровательна.

От услышанного я едва ли не давлюсь на середине глотка.

— Что, прости? — выходит немного сдавленно, после чего я прочищаю горло и неуверенно поворачиваю голову в сторону босса.

— Ты слишком стараешься не замечать меня.

Резко выдохнув, я прячу взгляд на своих коленях.

Что, черт возьми, это значит?

— Ах, то есть мне не показалось, и ты действительно ведешь со мной беседу, — бурчу себе под нос и вновь поднимаю голову, замечая, как в глазах Айдарова мелькает грозное веселье, когда он пожимает плечами и отвечает:

— Что тебя смущает?

Облизываю губы и сглатываю. Дважды. Кто этот мужчина? Где мой вечно недовольный, ворчливый и хладнокровный босс? Нет, я недостаточно пьяна для всего этого дерьма.

— Ну не знаю… наверное, меня смущает все… — немного отодвигаюсь на край скамейки, изо всех сил пытаясь не пялиться на его мощную грудь. — Начнём с того, что после своего многолетнего отсутствия ты заявился в мой дом и даже не попытался вести себя со мной уважительно! Или мне напомнить, как ты читал личные переписки в моем телефоне и не единожды хамил мне, будто имеешь на это право? А может, мне припомнить, как хладнокровно ты избавился от моего босса, завладел фирмой и понизил меня в должности? Разрушил все, к чему я шла не один год, вкалывая как бессмертный пони! Ты разрушил мой мир! Достаточно, Хаким Тазиевич? — Мое горло дергается, но только когда злюсь, я могу противостоять тому, что он вызывает во мне. — С того момента, как ты вернулся, наше общение сводится лишь к твоему хамству и раздаче указаний. Ты ни разу даже не попытался поговорить со мной. За исключением случаев, когда нарочно издевался.

Я заканчиваю, и между нами на некоторое время повисает напряженная тишина, которой он словно пытается задушить меня. Ведь чем дольше я нахожусь под давлением его пристального внимания, тем сильнее в воздухе нарастает гребаное напряжение. Оно, как липкая патока, проникает в нос, горло и затрудняет дыхание. Пока я не слышу его низкий голос…

— Вот как.

Киваю. Почти уверенно.

— Именно так. — В моем тоне сквозит обвинение. — Более того, ты не упускал возможности показать мне, какое я ничтожество. Поэтому мне бы хотелось понимать: какого черта ты сейчас пытаешься говорить со мной?

Айдаров выпускает низкий смешок.

— Ты слишком драматизируешь.

Сжимаю челюсти, мне приходится впиться ногтями в ладони и процедить сквозь зубы:

— Ох, ну разумеется.

Раздраженная его самомнением, снова подношу горлышко к губам, вот только Айдаров забирает — нет, буквально вырывает бутылку из моих рук до того, как я успеваю сделать глоток. И теперь вместо этого я смотрю, как он нагло пьет мое пиво, после облизывая губы, точно сытый котяра.

— Поверь, — он вальяжно указывает горлышком на меня, — мой публично разбитый нос и изнасилованный пиджак тоже считают себя пострадавшими.

Мои глаза расширяются от слов, вылетевших из этого греховного рта.

И я отказываюсь верить в то, что он сказал это вслух. Но, судя по тому, как беспощадно жар подбирается к моим щекам, а губы Айдарова растягивает лукавая ухмылка, все именно так и есть.

— И как насчет той грязной слежки за моей личной жизнью во время рабочего процесса?

Тяжело сглатываю и неосознанно начинаю мотать головой, чтобы он прекратил, потому что говорить просто-напросто не выходит.

Официально! Я ненавижу то, что он делает со мной!

— Все в порядке, Олененок. Не каждый из нас имеет власть над своими пороками.

От звучания его чувственно-греховного голоса мое дыхание, словно подстреленное, колотится в горле и грозит мне асфиксией, если он не прекратит непонятную мне игру.

Олененок. Я не должна реагировать, но то, как он произносит это глупое прозвище, придуманное им же, по какой-то причине заставляет мое сердце трепетать в груди как умалишенное. Он что, находит это забавным? Доводить меня до грани?

Растерянно облизываю губы и убираю прядь волос за ухо, каким-то чудом удерживая с Сатаной зрительный контакт.

— Это подло с твоей стороны, — выдыхаю чуть слышно, желая раствориться вместе с этими словами.

Потому что Айдаров смотрит так пристально, словно читает все мои мысли, даже самые сокровенные, и подпитывается ими.

— Что именно? — вскидывает бровь. — Носить пиджак, который был безжалостно зажат твоими бедрами?

Мой рот раскрывается, и из него вырывается жалобный звук, похожий на поражение, который через секунду заглушает раскат грубого смеха Айдарова. Господи, ну какого черта у этого невыносимого мужчины такой смех?

Мысленно даю себе оплеуху, после чего совершаю еще одну попытку сбить с Айдарова долбаную спесь.

— Подло играть с чьими-то эмоциями.

Ухмыльнувшись, он откидывается на спинку скамейки и, опрокинув бутылку, делает большой грубый глоток, по-прежнему удерживая меня в плену своих коварных серо-голубых глаз.

— Это не мой путь. Но тебе об этом неизвестно.

— Больше нет. Неизвестно, — качаю головой. Мой голос спокоен, в отличие от того, какая буря творится внутри. И, видимо, эта буря затуманивает здравый смысл, потому что я не останавливаюсь: — У меня складывается такое впечатление, что я вообще не знаю, кто ты. И никогда не знала. Теперь мне и вовсе кажется, что я всю жизнь заблуждалась насчет тебя. — Прищуриваюсь. — Это неприятно, знаешь ли. Разочаровываться в людях, которых когда-то любил. Но тебе об этом неизвестно. Так что не бери в голову.

Как-то резко заканчивая свою речь с нелепой улыбкой на лице, я чувствую, насколько она неестественна, и все же продолжаю улыбаться, стараясь не обращать внимания на то, как мое сердце истекает кровью, пока Айдаров молчит и смотрит так мрачно, будто я сказала что-то не то и теперь меня ждет возмездие в виде ледяного шторма в его глазах. Его плотно сжатые массивные челюсти тоже сигнализируют мне, что я дернула не за ту ниточку. И я убеждаюсь в этом, когда слышу тяжелый голос Айдарова:

— Так и есть. Ты не знаешь, кто я. И никогда не знала. То, что я однажды трахнул тебя, не дает тебе права думать иначе.

От этих слов мои щеки пылают, а сердце закипает кровью. Так не должно быть, но еще секунда, и оно обернется лавой.