Глава седьмая СМЕРТЬ АЛЕКСАНДРА III. СВАДЬБА. 1894—1895 годы

Свадьба была назначена на весну 1895 года. Но внезапная
трагедия в России ускорила это событие. К началу октября
1894 года силы государя Александра III стали иссякать.
Девятого октября из Петербурга в Ливадию, где находился
умирающий император, приехал его духовник о. Иоанн Кронштадтский[1].

В Дармштадт была послана телеграмма к Аликс с просьбой приехать в Крым. Её привезли Элла и Сергей Александрович. Когда избранница Ники пришла к императору, Александр III надел мундир, показав этим свою ласку и уважение. «Какой радостью был её приезд для папа́. Он долго не отпускал будущую невестку из своей комнаты», — рассказывала младшая сестра Николая Ольга. Из всей семьи Романовых она, наверно, больше всего радовалась выбору цесаревича.

Аликс, любящая невеста, пыталась утешить своего жениха, как могла. «Дорогой мальчик! Молись Богу, Он поможет тебе не падать духом, Он утешит тебя в твоём горе. Твоё Солнышко молится за тебя и за любимого больного», — написала она по-английски маленькую записку Ники.

Наступило 20 октября. Всё вокруг было окутано сырым туманом. Перед полуднем отца Иоанна Кронштадтского пригласили в комнату Александра III. Об обеде никто и не вспоминал.

В начале второй половины дня в государевой комнате собралась вся семья. Батюшка Иоанн, стоявший рядом с креслом императора, возложил свои руки на голову царя, покоившуюся на плече Марии Фёдоровны.

— Хорошо-то как, — прошептал император.

Все собравшиеся опустились на колени. Где-то трижды пробили часы. Голова государя упала на грудь жены. Зазвучали первые слова молитвы об упокоении души в Бозе почившего государя императора Александра III Александровича.

Затем наступила мёртвая тишина. Никто не рыдал. Мария Фёдоровна по-прежнему держала мужа в объятиях. Тихо, как только возможно, все поднялись, подошли к царю и поцеловали его в лоб и в руку. Потом обнимали и утешали царицу. Аликс, обнимая императрицу, молила Бога помочь ей сблизиться с ней. Казалось, что туман, стоявший за стенами дворца, проник и в комнату, где находилась большая семья. Все присутствовавшие повернулись к Николаю и впервые поцеловали ему руку. Кругом слышались глухие рыдания.

Вечером Николай вошёл к Аликс. Хотя внешне он был спокоен, но чуткое сердце влюблённой девушки подсказало ей, что это не так. Немного помолчав, Николай начал говорить. В его тихом голосе звучало отчаяние:

— Боже мой, Боже мой, что за день. Господь отозвал отца. Я не могу принять на себя это бремя. Всё это так внезапно...

— Ты должен быть мужественным, Ники. Теперь ты в ответе за свой народ. Аликс с любовью и состраданием посмотрела на жениха, стараясь скрыть собственное волнение и... болезнь. У неё опять разболелись ноги, да так, что слёзы наворачивались на глаза. Они замолчали. Николай взял свою невесту за руку, чувствуя, что и судьба империи и жизнь его любимой теперь в его руках.

В половине десятого вечера состоялась панихида — в той же спальне, где лежал император. Аликс, сдерживая рыдания, горячо молилась об упокоении его души, забыв про собственные болезни и тревоги.

Многие в тот трагический вечер впервые задумались о роковой ошибке покойного императора, принёсшей впоследствии так много горя и несчастий и самому наследнику престола и его горячо любимой родине. Александр III не подготовил сына к государственной деятельности, он не разрешал ему присутствовать на заседаниях Государственного Совета вплоть до 1893 года. Почему — объяснить невозможно. И какой страшной ценой пришлось платить за этот просчёт! Александр III не мог даже предположить, что смерть застигнет его так рано и так внезапно. Государственные дела, о которых наследник имел смутные представления, обрушились на него огромной снежной лавиной, а ведь он получил лишь военное образование!

«Каждый сознавал, что наша страна потеряла в лице государя ту опору, которая препятствовала России свалиться в пропасть. Никто не понимал этого лучше самого Ники. Я увидел слёзы на его глазах», — говорил великий князь Александр Михайлович.

21 октября, в пятницу, на следующий день после смерти Александра III цесаревич взошёл на престол и стал императором Николаем II. В этот же день он вместе с матерью и принцессой Аликс в ливадийской церкви причастились Святых Христовых Таин. «И в глубокой печали Господь даёт нам тихую и светлую радость: в 10 часов в присутствии только семейства моя милая дорогая Аликс была миропомазана, и после мы причастились вместе с ней, дорогой мама и Эллой. Аликс поразительно хорошо прочла свои ответы и молитвы. После завтрака была отслужена панихида, в 9 часов вечера другая. Выражение лица у дорогого папа чудное, улыбающееся, точно хочет засмеяться», — записал Николай в дневнике.

Аликс принята в лоно Православной Церкви. Теперь, по русскому обычаю, она именовалась великой княгиней Александрой Фёдоровной. Было решено не откладывать венчания и провести его после похорон.

Спустя неделю гроб с прахом Александра III, драпированный пурпуром, был перевезён из небольшой церкви на склоне холма в севастопольский порт. Сияло осеннее солнце, его лучи искрились в волнах Чёрного моря. Вдоль дороги стояли тысячи людей. Они плакали и, опустившись на колени, набожно крестились, провожая в последний путь великого императора.

Затем целую неделю Аликс вместе с молодым императором и вдовствующей императрицей ехала в поезде, который вёз тело Александра III из Севастополя, останавливаясь на всех крупных станциях. Тянулись печальные и одновременно полные самых радужных надежд дни. Аликс то плакала от жалости к Ники и покойному государю, то её сердце сладко замирало в предвкушении долгожданной свадьбы, то снова в следующие мгновения её брови хмурились от тягостных размышлений. Так, не зная, смеяться ей или плакать, в похоронной процессии великая княгиня Александра Фёдоровна, будущая императрица, въехала в столицу. Каким же контрастом выглядел этот въезд по сравнению со свадьбой её сестры Эллы! Промозглая погода, унылый пейзаж поздней петербургской осени, сырой, пронизывающий до костей ветер с залива, швыряющий в лицо мелкую изморось, только усиливали тоску. Четыре часа ехали по столичным улицам красные с золотом кареты, в которых сидели особы императорской фамилии и придворные. Глядя из окна своего экипажа на мрачный город под нависшим свинцовым небом, принцесса вспоминала радостное венчание сестры, и сейчас всё происходящее казалось ей дурным предзнаменованием: будущее царствование виделось омрачённым скорбью. Но рядом был Ники, его любовь, было огромное желание помочь ему в нелёгком несении царского креста. Была твёрдая, непоколебимая вера в Промысел Божий...

Но вот и Нева, мерно катящая свои холодные, свинцово-серые воды мимо гранитных набережных. На другом берегу её — легендарная Петропавловская крепость, основанная Петром I как вечная угроза шведам. Её строгие прекрасные линии, золотая игла, пронзающая низкое северное небо, торжественная печаль грозных бастионов потрясли юную принцессу. Роковой тайной веяло от царской усыпальницы, замершей напротив парадного Зимнего дворца словно вечное напоминание о конце всякого человека — и всесильного императора, и жалкого раба. Миновав мост, траурная процессия последовала через крепостные ворота и остановилась перед собором свв. Петра и Павла последним земным приютом царей из дома Романовых. Невольно мелькнула мысль, что и ей отныне уготовано лежать здесь, под гулкими сводами храма, а над головой её будет всё так же реять золотой ангел с крестом в деснице, то ли благословляя город, то ли созывая души людские на Суд Господень... Но вот покрытый пурпуром гроб пронесли мимо мрачных бастионов внутрь собора. Порывы ветра с Невы хватали за полы одежды, яростно трепали страусовые перья на шляпах дам, срывали цилиндры с голов мужчин... Процессия медленно потянулась в собор, над которым кружили потревоженные вороны и голуби. Началась панихида.

Неделю открытый гроб стоял в Петропавловском соборе. Седьмого ноября состоялись отпевание и похороны покойного государя; у гроба дежурили командиры полков, шефом которых был Александр III. В присутствии Их Величеств и Их Высочеств, высших военных и гражданских чинов, а также иерархов Церкви и иностранных августейших особ началась Божественная литургия.

Во время шествия траурной процессии по улицам Петербурга с Николаевского вокзала к Петропавловке, многие впервые увидели свою будущую царицу. «Она пришла к нам за гробом», — пронёсся досужий, не ведающий милосердия людской шепоток.


* * *

Четырнадцатого ноября состоялось венчание императора Николая II и великой княгини Александры Фёдоровны в церкви Спаса Нерукотворного Образа в Зимнем дворце. Это был день рождения вдовствующей императрицы, поэтому весь двор мог на день прервать траур. Но для юной невесты свадьба казалась как бы продолжением этих нескончаемых панихид: словно её зачем-то переодели в белое платье, а кругом та же скорбь, тот же траур, те же ветер, река, бастионы Петропавловки напротив. Мечтая о свадьбе с Ники, могла ли Аликс вообразить себе, что самое долгожданное событие в её жизни состоится в столь скорбный, неподходящий для праздника час? Ведь в памяти принцессы жива свадьба её родной сестры, этот счастливый день, когда она встретила свою единственную любовь, своего принца, своего Ники! Тогда были золочёная карета, запряжённая восьмёркой лошадей, цветы, солнце, смех, свадебный кортеж, шествующий под радостные крики народа, великолепный бал и праздничный приём! Она была так юна и счастлива и мечтала о своей свадьбе, представляя и платье, и карету, и цветы, и сияющие счастьем глаза своего избранника... Ведь ещё только месяц назад она знала, что её ждут весеннее солнце, сверкающее на куполе Исаакиевского собора, море цветов, бал, медовый месяц, когда они с Ники наконец будут только вдвоём; что свадьба её будет настоящим праздником для неё, для Ники, для тысяч и тысяч гостей...

Но вышло всё по-другому. Дворцовый этикет неумолим, а обстоятельства таковы, что у неё нет выбора. Аликс подавила разочарование, спрятала слёзы. Значит, так угодно Богу. Она понимала, что в сложившихся обстоятельствах чем скорее и незаметнее пройдёт свадьба — тем лучше. Главное, что они с Ники будут теперь вместе, что они соединятся перед Богом и людьми в великом Таинстве Брака. Что теперь даже смерть не разлучит их.

«Представь себе мои чувства, — писала она сестре Виктории. — Один день ты в глубочайшем трауре оплакиваешь любимого человека, на другой день облачаешься в роскошное платье для бракосочетания. Более резкий контраст трудно вообразить, но именно это обстоятельство ещё более сблизило нас».

День свадьбы выдался холодным, ночью выпал снег. Ночь перед свадьбой Александра провела в доме Елизаветы и Сергея — во дворце князей Белосельских-Белозерских, расположенном напротив Аничкова дворца. Аликс проснулась ещё затемно и, лёжа в кровати, думала о том, что пять лет назад в этой же комнате она впервые мечтала о юном цесаревиче, а впереди были праздники и гулянья по Петергофу, и катания на лодках и лошадях. А теперь через несколько часов она станет его женой и русской императрицей. Мечтала ли она тогда об этом? Наверно, нет. Аликс тряхнула роскошными волосами. Пора вставать. Раньше она всегда сама одевалась и стелила постель, и теперь вовсе не хотела менять своих привычек. Её рука так и не коснулась звонка, она встала и подошла к окну.

Ей предстояло облачиться в платье из серебряной тафты с корсажем, отороченным мехом, — в нём она поедет на свадьбу. Пока Аликс пудрилась, критически рассматривая себя в зеркало, вокруг неё уже хлопотали камеристки, убирая волосы, заканчивая туалет. За несколько минут до одиннадцати Александра покинула свои апартаменты и по круглой лестнице спустилась в приёмную. Камеристка накинула ей на плечи тяжёлую шубу, и вместе с Марией Фёдоровной она села в закрытую карету. Экипаж выехал на шумный Невский проспект.

Несмотря на холод и сырость, тысячи людей высыпали на улицу, чтобы поприветствовать мать и невесту молодого царя. Вдоль проспекта стояли солдаты лейб-гвардии Преображенского полка, оркестр исполнял гимн «Боже, царя храни!». Повернув с проспекта направо, карета оказалась под аркой Главного штаба (Сената) и выехала на Дворцовую площадь. Аликс подняла голову, пытаясь охватить взглядом громаду Александровской колонны. На площадь выходил фасад выкрашенного в красный цвет Зимнего дворца, увенчанного статуями. Спустя несколько минут грохот копыт и стук колёс по мостовой затих, и карета скрылась за воротами дворца.

По широким мраморным ступеням Иорданской лестницы с колоннами из полированного гранита и позолоченной лепниной невеста и императрица поднялись в Малахитовый зал. Пред глазами вдовствующей императрицы невольно мелькнули воспоминания. Вот она подымается, опираясь на огромную сильную руку мужа, вот с шумом, перекрикивая гувернёров, сбегают дети, вот маленький Ники делает первые шаги... И неважно, когда и на какой лестнице всё это было, ведь кажется, это было ещё так недавно. И Александр, ещё живой, ещё только цесаревич, и она — невеста, полная радостных тревог и ожиданий... Мария Фёдоровна бросила быстрый взгляд на Аликс. Теперь она вдовствующая императрица, и ведёт новую, царствующую, будущую жену своего старшего сына, к венцу, а её собственная жизнь переломлена пополам.

Малахитовая гостиная с выточенными из полудрагоценного малахита колоннами, узорчатым паркетом, лепным потолком... По установленному ритуалу, бывшую принцессу Алису, а теперь великую княгиню Александру одевали в этом зале.

Подвенечное платье являло собой шедевр портновского и ювелирного искусства. Одевание невесты длилось около часа. Сначала кружевные чулки, потом накрахмаленные нижние юбки, следом расклешенная юбка из серебряной парчи, отделанная мехом... Глубокое декольте, обнажающее длинную шею и белоснежные точёные плечи, которые прикроет тяжёлый горностаевый палантин. Корсет сжимает талию, тесный жёсткий лиф усыпан сверкающими каплями бриллиантов, вспыхивающими холодным светом при каждом движении...

Парикмахер запаздывал, и невеста прождала его стоя, боясь сесть и помять подвенечный наряд. Её губы дрожали от усталости; от боли в ногах и волнения на глазах закипали слёзы. Но надо было терпеть. Аликс плакала беззвучно, то и дело утирая слёзы, готовые упасть на платье. Наконец её волосы зачёсаны назад, чтобы подчеркнуть изящную линию шеи и плеч; традиционные локоны с обоих висков спускаются на плечи. Тюлевая фата прикреплена к кокошнику — платиновой, с бриллиантами короне. Свадебный романовский венец — бриллианты, пришитые к шапочке из пунцового бархата, — покрывает голову На груди — бриллиантовые украшения, на шее — несколько ниток жемчуга. Этот жемчуг, равно как и корону, подарил невесте покойный император — их стоимость составляла около 300 000 золотых рублей. Алмазное ожерелье в 475 карат легло на плечи; серьги, тоже с алмазами, пришлось прикручивать к ушам проволокой — настолько они были тяжелы.

Аликс дурно: от причёски, короны и серёг заболела голова, дурнота подкатывает к горлу, хочется лечь, вытянуть больные ноги, дать отдых спине... Но вот наконец поверх короны надет венок из флёрдоранжа — символ чистоты и целомудрия. Нежные цветы доставлены из императорской оранжереи Варшавы. Грудь украшает алая лента ордена св. Екатерины. Собравшись с силами, Аликс бросила прощальный взгляд в зеркало. Лёгкая дрожь пробежала по телу девушки: двери в дармштадтское прошлое захлопывались навсегда. Но ни торжества, ни гордости, ни удовлетворённого самолюбия не было в этом взоре. Во взгляде её светилась грусть, дорогие образы умершей матери и отца пронеслись перед ней. Её тихое детство, девичья скромная спаленка, её сёстры и Ники, такой, каким она впервые увидела его, вставали перед её глазами. И она мысленно поклялась себе никогда не забывать тех уроков смирения, простоты и милосердия, которым научила её недолгая жизнь.

Александра подобрала платье и вошла в Арабскую комнату, где её ждали жених и гости. Молодой император был одет в мундир из алого сукна, который он носил во время службы в лейб-гвардии Гусарского полка. На груди — лента Гессенского ордена, на плечах — белый ментик с золотыми шнурами, в руке — треуголка с плюмажем. Мария Фёдоровна в белом придворном платье стояла рядом; невысокого роста, она выглядела моложе своих лет, густые тёмные волосы, убранные бриллиантовой с жемчугом короной, подчёркивали бледность лица, в глазах — с трудом сдерживаемые слёзы. Александра взяла протянутый букет из роз, лилий, орхидей и флёрдоранжа. Всё было готово.

В десять минут первого с бастионов Петропавловской крепости прогрохотали орудийные выстрелы салюта. Двери отворились, и из внутренних покоев вышла свадебная процессия. Первым шёл граф Воронцов-Дашков, министр императорского двора и уделов, в мундире с золотым шитьём. В руках он держал жезл из слоновой кости, увенчанный золотым двуглавым имперским орлом. За ним следовали пажи в алых с золотом ливреях, военные в белых мундирах, расцвеченных орденами, и придворные дамы в белых парадных платьях. За ними шла императорская семья.

«Пойдите и посмотрите, дщери Сионские, на царя Соломона в венце, которым увенчала его мать его в день бракосочетания его, в день, радостный для сердца его...»

На свадьбу императора прибыло множество родственников из царствующих династий. Все они медленно шествовали к дворцовой церкви. Процессию замыкали жених и невеста.

«Возлюбленный мой начал говорить мне: встань, возлюбленная моя, выйди! Вот, зима уже прошла; дождь миновал, перестал; цветы показались на земле; время пения настало, и голос горлицы слышен в стране нашей; встань, возлюбленная моя, прекрасная моя, выйди!»

Они шли рука об руку по длинной ковровой дорожке, кроваво-пурпурной линией отмечавшей путь по паркетным и мраморным полам, — вдоль роскошных залов, мимо портретов и полотен знаменитых художников, мимо ваз с розами, орхидеями и ландышами, доставленными со всех концов света в эту северную Пальмиру...

«Возлюбленный мой принадлежит мне, а я ему; он пасёт между лилиями. Доколе день дышит прохладою и убегают тени, возвратись, будь подобен серне или молодому оленю на расселинах гор...»

Залы, тянувшиеся на сотни метров, были заполнены штатскими и военными, гостями и придворными — людьми, которые с любопытством оценивали их туалеты, драгоценности, выражения лиц. Гвардейцы, обнажив сабли и палаши, отдавали честь, гости кланялись. Жених и невеста шли сквозь бесконечную анфиладу, и казалось, они идут сквозь собственную жизнь, до самого конца полную и золотой мишуры, и жадного любопытства, которые так никогда и не смогут ни запятнать их одежды, ни осквернить их души. Алый мундир жениха и пурпурная мантия невесты — словно красные плащи мучеников на иконе... Они шли под венец, который примут от Бога в радости и неосквернённо пронесут сквозь анфиладу всей жизни.

Полчаса процессия двигалась мимо трёх тысяч гостей, стоявших в залах, к тяжёлым вратам дворцовой церкви. «До чего же она красива!» — восхищались гости невестой. Её высокая стройная фигура особенно выигрывала от пышного платья. Лицо было строгим и спокойным, веки глаз полуопущены, а выражение смущения делало черты ещё более нежными и привлекательными.

«Прекрасны ланиты твои под подвесками, шея твоя в ожерельях...»

Кто бы мог подумать, что не пройдёт и нескольких лет, как её смущение в свете обзовут гордостью, классические черты лица в придворных сплетнях превратятся в бездушную маску, а робкую улыбку иностранные послы станут рассматривать как натянутую гримасу.

Врата церкви распахнулись, и жениха с невестой встретили священники, облачённые в ризы. Улыбаясь родным и друзьям, Николай и Александра вошли в храм.

«О, ты прекрасна, возлюбленная моя, ты прекрасна! Глаза твои голубиные. О, ты прекрасен, возлюбленный мой, и любезен...»

Торжественное пение церковного хора разносилось под золочёным куполом, где в голубом небе парили Херувимы и Серафимы. Новобрачные замерли. Старенький митрополит Петербургский Палладий трижды благословил главы новоневестных и, подав им зажжённые свечи, ввёл внутрь храма.

Начался чин обручения, предшествующий венчанию.

Николай и Александра стояли, не шелохнувшись, сладкий запах ладана плыл по церкви.

«Но единственная — она, голубица моя, чистая моя...»

Митрополит благословил обручаемых перстнями...

«Положи меня, как печать, на сердце твоё, как перстень на руку твою: ибо крепка, как смерть любовь; люта, как преисподняя, ревность; стрелы её — стрелы огненные; она пламень весьма сильный...»

— Господу помолимся...

— Блажени вси боящиеся Господа!

Александра внимала пению хора, вдыхала неземной аромат ладана, и ей казалось, что в её жизни не было минуты торжественней и счастливей этой. Она посмотрела на Николая. Он стоял, сосредоточенно глядя на владыку, но, ощутив её взгляд, повернул голову и улыбнулся в ответ. Столько любви и нежности было в этих чудных глазах, что сердце Аликс всколыхнулось от счастья. «Слава Тебе, Боже! Слава Тебе, Боже!» — прошептала она одними губами.

— Имаши ли, Николай, произволение благое и непринуждённое, и крепкую мысль пояти себе в жену сию Александру, юже зде пред тобою видиши?

Николай вздрогнул:

— Да.

Сзади тихо подсказали, как верно ответить, и Николай снова произнёс отвердевшим голосом:

— Имам, честный отче.

— Не обещался ли еси иной невесте?

— Не обещался, честный отче.

Николай посмотрел в лицо Владыке, потом на свою невесту. Мелькнула ли в её памяти тень балерины Кшесинской, о которой он честно рассказал ей накануне свадьбы? Но серьёзное личико Аликс дышало только счастьем и светлой радостью. Она твёрдо и без единой заминки ответила на вопросы священника.

«Большие воды не могут потушить любви, и реки не зальют её. Если бы кто давал всё богатство дома своего за любовь, то он был бы отвергнут с презреньем...»

И вот уже в руках митрополита золотой, богато украшенный венец.

Александра плохо разбирала незнакомые молитвы, но эти слова она услышала всем сердцем.

— Господи Боже наш, славою и честию венчай я, — трижды повторил владыка.

Отблески пламени множества свечей сияли на царственных венцах — символе победы над страстями и властвования над самим собой. Сияли над их главами венцы мученические, ибо истинная любовь всегда самоотверженна, всегда жертвенна. Сияли над главами жениха и невесты золотые венцы — залог грядущего бессмертия и нетленной любви.

— ...Мужья, любите своих жён, как и Христос возлюбил Церковь и предал Себя за неё... Так должны мужья любить своих жён, как свои тела: любящий свою жену любит самого себя. Жёны, повинуйтесь своим мужьям, как Господу, потому что муж есть глава жены, как и Христос глава Церкви...

Замолкли слова Апостола под сводами храма, тихо потрескивают свечи на подсвечниках, мерцают лампады под ликами Христа и Богородицы.

Николай свободной рукой незаметно коснулся Аликс, та улыбнулась уголками губ, не поворачивая головы.

Принесли золотую чашу. Митрополит трижды преподал её сначала Николаю, а потом Александре. Они по очереди отпили багряного виноградного вина. Отныне они до самой своей смерти будут пить вино жизни из единой чаши: радости и скорби, счастье и горе, муку и блаженство — всё то, что даровал им Бог для утверждения их в вере, надежде и любви.

Руки их соединились под епитрахилью, и владыка Питирим, взяв крест, трижды обвёл молодых вокруг лежащего на аналое Евангелия. Для венчающихся это знаменует шествие в вечности пред лицем Божиим, близость Царствия Небесного к верным, образ чаемого возвращения в отечество небесное.

Вот и сняты венцы с супругов, и, преклонив головы, приняли царь и царица нисходящее благословение Всемогущей Троицы на богосозданную семью. Николай коснулся губами губ Александры. Отныне и навсегда они стали единым целым, и любовь их, обновлённая благодатью, зародившись здесь, на земле, теперь не угаснет, не рассеется, как призрачный дым обманчивых страстей.

— Многая лета, — грянул хор, и навстречу императору и императрице поспешили поздравляющие.

Так, около двух часов дня состоялся брак между императором Николаем II и великой княгиней Александрой Фёдоровной, ставшей отныне Её Императорским Величеством Императрицей Всероссийской Александрой Фёдоровной.

Сразу же после венчания юная императорская чета отправилась в Аничков дворец, сопровождаемая восторженными возгласами народа. По дороге император с императрицей зашли в Казанский собор, чтобы помолиться там перед всенародно почитаемой иконой Богоматери. В последующие годы императрица, никем не узнанная, будет часто приходить в этот собор между службами. И присутствующие в храме даже не догадаются о том, кто эта дама, столь скромно и неприметно покупающая свечку или опустившаяся на колени в тени колонны... На выходе из храма народ встретил их появление приветственными возгласами, криками «ура!» и пением гимна «Боже, царя храни!» Взволнованный Николай распорядился снять цепь солдат вдоль пути их следования, чтобы подданные могли приблизиться к ним и разглядеть молодых.

Медового месяца у молодожёнов не было. Они вернулись в Аничков дворец, где их хлебом-солью встретила Мария Фёдоровна. Весь вечер Ники и Аликс отвечали на многочисленные поздравительные телеграммы, пришедшие на их имя со всех концов света.

За скупыми, ироничными строками дневника императора трудно разглядеть его истинные мысли, чувства, переживания. Но вдруг, подобно жемчужине, мелькнёт признание: «Невообразимо счастлив с Аликс, жаль, что занятия отнимают столько времени, которое так хотелось бы проводить исключительно с ней!» Или тщательно скрываемая досада на бестактность ближних: «Вечером все пришли сверху к намрассматривать свадебные подарки моей жены!» или: «Невыразимо приятно прожить спокойно, но не видя никогоцелый день и ночь вдвоём...». И на мгновение приоткрывается дверка в душу человека, обречённого с рождения всегда быть на виду, всегда ожидать грубого вмешательства в свою личную жизнь, всегда помнить, что даже неверная запятая в его письме может привести к катастрофе. А ведь вся душевная красота, изящество, твёрдость его сердца были сокрыты от любопытных и зачастую безжалостных взглядов окружавших его людей, так жестоко вымаравших в грязи и его самого, и Аликс и не пощадивших даже их невинных детей.

«Каждый день, что проходит, я благословляю Господа и благодарю Его от глубины души за то счастье, каким Он меня наградил! Большего или лучшего благополучия на этой земле человек не вправе желать. Моя любовь и почитание к дорогой Аликс растёт постоянно!»

Спустя месяц после венчания Александра Феодоровна написала сестре о своей свадьбе и первых днях замужества:

«Тётушка Минни (вдовствующая императрица) так терпелива и мила в своей великой скорби. Она трогает сердца своим великодушием. Сегодня снова был трудный день: сорок дней со времени смерти. Мы вдвоём только что провели пять дней в Царском Селе, совсем одни, в сопровождении лишь наших придворных. Какой же это был чудесный отдых! Мы гуляли пешком, катались на лошадях и наслаждались прекрасным деревенским воздухом. Здесь мы тоже выезжаем, но очень мало, поскольку Ники встречается с людьми практически весь день, а затем ему ещё нужно читать свои бумаги и писать. Только чай мы пьём вдвоём, что же касается других трапез, то они проходят наверху — вместе с остальными. Я пока ещё не могу прочувствовать того, что я замужем: поскольку мы живём здесь вместе с другими, создаётся впечатление, что мы в гостях. Сейчас мы пытаемся оформить и обставить наши комнаты в Зимнем дворце. Было так тяжело прощаться с нашими близкими, когда они наконец отправились домой! Но я не должна думать об этом, ради моего Ники мне необходимо сохранять хорошее расположение духа, чтобы быть ему истинной опорой и утешением.

Если бы я только могла найти нужные слова, чтобы поведать тебе о том, как я счастлива; с каждым днём моё счастье и моя любовь становятся всё сильнее. Я никогда не устану благодарить Бога за то сокровище, которое Он даровал мне. Ники — слишком хороший, любящий, добрый и заботливый муж».

Первое время Аликс было невыносимо трудно в чужой стране. Каждая молодая девушка, выйдя замуж и попав в подобную обстановку, легко могла бы понять её душевное состояние. Кажущиеся холодность и сдержанность, в которых так часто потом упрекали её, начались с этого времени почти полного одиночества. Александра Фёдоровна удалялась в свою маленькую комнату — там она учила русский язык, читала или занималась рукоделием, целыми днями оставаясь одна.

Николай II принялся за работу уже через несколько дней после свадьбы. С самого раннего утра он встречался со своими министрами, в трудной и ответственной работе и заботе о великом государстве проходил целый день.

Несмотря на короткие встречи, Аликс была очень счастлива: её любимый супруг был рядом с ней, и, как только ему удавалось, он заходил к ней в комнату хоть на минутку. И всегда видел её сияющие радостью глаза. Иногда у Николая находился вечером лишний час, и тогда он вместе со своей молодой женой отправлялся кататься на санях. Они ехали на острова — излюбленное место прогулок жителей Санкт-Петербурга. Стремительный бег коней, снег, летящий из-под копыт, исполненный покоя снежный зимний ландшафт — всё это было так ново и необычно для императрицы! К тому же лишь в эти часы им удавалось побыть наедине друг с другом.

Где-то в тайниках сердца Александра сожалела, что обрушившиеся на Ники государственные заботы не позволяют им быть вместе всё время. Но она не была бы Аликс, которую любил Николай, если бы не заставила саможаление замолчать во имя долга. Новая царица ещё очень плохо говорила по-русски, но Россию уже любила, ей всегда было хорошо здесь, ей нравились русские люди — народ Ники. Теперь и её народ. И она желала этому народу только счастья, как желала его себе и Ники.

Загрузка...