Глава одиннадцатая ПРИДВОРНЫЙ БАЛ. 1903 год

Год начался с праздников. Последним поражающим
воображение торжеством в истории Зимнего дворца,
помнящего и помпезные балы Екатерины II, и целую
вереницу празднеств, тянущихся сквозь 300 лет правления
дома Романовых, стал знаменитый исторический бал
в феврале 1903 года. Год спустя начнётся война с Японией,
и окна Зимнего закроют глухими ставнями. В его залы
больше никогда не привезут столько цветов, под искусно
расписанными сводами не зазвучит танцевальная музыка.
Но тот февральский вечер навсегда врежется в память всех
приглашённых, как самое сказочное и роскошное
празднество в их жизни.

Одиннадцатого февраля 1903 года в Зимнем дворце состоялся вечер, а 13 февраля — грандиозный костюмированный бал. Он был посвящён эпохе царя Алексея Михайловича — любимого государя Николая II. Все приглашённые были одеты в русские национальные одежды XVII века, а наряду с великорусскими было немало и малорусских костюмов. Некоторые предметы убранства были специально доставлены из Кремля. На Николае II облачение Алексея Михайловича, второго царя из династии Романовы, — малинового цвета, расшитое золотом и серебром. Аликс поразительно хороша в одежде царицы Марии Милославской — первой жены царя Алексея Михайловича: на ней сарафан из золотой парчи, украшенный изумрудами и серебряным шитьём, а серьги настолько тяжелы, что царица с трудом держит голову прямо. Великий князь Дмитрий Константинович одет в костюм полковника Сумского слободского полка, великий князь Михаил Николаевич — в костюм атамана запорожских казаков, графиня Воронцова-Дашкова — в костюм малорусской казачки, а министр двора В. Б. Фредерикс щеголяет в костюме, скопированном с портрета гетмана Богдана Хмельницкого.

А как происходил настоящий придворный бал?

Каждый бал носил своё название в соответствии с тем залом, который отводился под танцы. Первый бал сезона устраивался обыкновенно в Николаевском зале приблизительно на 3 000 приглашённых. На «концертные» и «эрмитажные» приглашались соответственно 700 и 200 персон.

В Николаевском зале устраивался только один бал в году. Чтобы быть приглашённым на этот бал, надо было состоять в одном из четырёх первых классов (по Табели о рангах). Приглашались также иностранные дипломаты с их семьями; старейшие офицеры гвардейских полков с жёнами и дочерьми; молодые офицеры как «танцоры»; некоторые лица — по специальному указанию Их Величеств. Сыновья лиц, приглашённых на бал, не разделяли участи своих сестёр: их звали только в зависимости от их собственного чина или звания.

Церемониальная часть, само собой разумеется, не могла иметь списка лиц, имевших право на приглашение и находившихся в этот момент в столице. Поэтому всякий должен был заявлять о своём существовании; для сего записывались в особый реестр у гофмаршала. Дамы, предварительно не представленные Их Величествам, записывались у обер-гофмейстерины, а та имела право отказать в приглашении. Билеты на вход во дворец рассылались за две недели до бала.

Таким образом, Николаевский бал не ограничивался тесным кругом «high life». Опытный взгляд немедленно различал тех, кто не принадлежал к петербургскому свету. Например, очень свежее и очень дорогое платье свидетельствовало, что дама слегка из выскочек. Истинные аристократки не надевали последних моделей, когда ехали на Николаевский бал: там их ожидала толпа, негде было надлежащим образом развернуться — только помнут платье от Ворта или Редферна. «С манерой» носить форму или бальное платье считалось той «изюминкой», благодаря которой «голубая кровь везде чувствовала себя как дома.

Приезжать надо было около восьми с половиной, без опоздания. Каждый должен был сам знать, к какому из подъездов явиться. Для великих князей открывался подъезд Салтыковский; придворные лица входили через подъезд Их Величеств; гражданские чины являлись к Иорданскому, а военные — к Комендантскому подъезду.

Зрелище было феерическое.

Зима. Лютый мороз. Дворец залит огнём на все три квартала, которые он занимает. Около монолитной Александровской колонны с ангелом наверху зажжены костры. Кареты подъезжают одна за другой. Офицеры, не боящиеся холода, подкатывают в санях; лошади покрыты синими сетками. Автомобили в это время считались просто игрушкой, капризной и полной неприятных неожиданностей.

Дамские силуэты нервно проскальзывают от кареты к подъезду. Видны фигурки грациозные и живые; видны и массивные фигуры пожилых тётушек и старушек. Меха — горностаи, чёрно-бурые лисицы. Головы ничем не покрыты, ибо замужние женщины являются в диадемах, а барышни — с цветами в волосах. Полиция наблюдает за размещением опустевших карет. Ни одна из дам не имеет права ввести во дворец (это не было дозволено даже при великокняжеских приёмах) своего личного лакея. Одежду поэтому приходилось сдавать на хранение лакеям придворным. К каждой ротонде или сорти-дебаль надлежало прикрепить визитную карточку владельца. Лакей (белые чулки, лакированные башмаки и мундир, шитьё галунами с государственным орлом) должен был вполголоса указать, где именно он будет находиться с вещами после бала. Вымуштрованные до тонкости, лакеи скользили бесшумно по паркетам...

Приглашённые поднимаются по мраморной лестнице, затянутой мягким ковром. Дамы парадируют в придворных платьях, т. е. с большим декольте и шлейфом. На левой стороне корсажа прикреплён соответственно рангу шифр (осыпанный бриллиантами вензель — отличительный знак фрейлин) или портрет, окружённый бриллиантами (высокое отличие, дававшее звание «портретной дамы»). Вот свитский генерал. Его жене больше сорока лет, но она сохранила свежесть фигуры. Платье с палетками облегает её, как статую. Диадема в два ряда крупных бриллиантов («паве») украшает её русые волосы. На лбу сверкает бриллиант. Бриллиантовое ожерелье, декольте окружено цепочкой бриллиантов с большим цветком из тех же камней на спине; другие две цепи бриллиантов брошены через плечи и сходятся у броши, приколотой у пояса; кольца и браслеты с бриллиантами...

Белые и ярко-красные мундиры; каски с золотыми и серебряными орлами; чудесные национальные костюмы приглашённых валерцев; бешметы кавказских князей, у которых чувяки делались на мягкой подошве, так что танцевали эти горные красавцы совсем бесшумно; белые ментики с бобровой опушкой; придворные мундиры с короткими панталонами и белыми шёлковыми чулками... (Да, у придворного чина ноги не должны были быть ни слишком толстыми, ни слишком костлявыми: панталоны были только до колен. Сказать правду, некоторые, чтобы придать ногам нужную форму, пользовались фальшивыми икрами, и иногда случались курьёзы: икры не всегда оставались там, где им быть полагалось, тогда особа вдруг нагибалась и начинала поворачивать свою икру, соскользнувшую на перед ноги. Это тоже была своего рода «пластическая» операция). Вероятно, в связи с этими инцидентами обер-гофмейстер двора князь Репнин, обременённый старостью и подагрой, вошёл в министерство с прошением: не будет ли ему разрешено являться в длинных белых штанах, не предусмотренных регламентами? Получилось великое недоумение: докладывать ли царю это прошение, или разрешить старику белые штаны без ведома Его Величества? Министр двора Фредерикс был в большом затруднении. Наконец он пошёл на компромисс: заговорил о Репнине не во время доклада, а так, при случае. Царь ответил:

— Конечно, решайте это сами. А потом вдруг прибавил:

— Впрочем, нет... Этим почтенным лицам будет неприятно знать, что прошение не было мне доложено... Вы придёте, скажете мне, что такой-то жив, хотя и страдает ревматизмом... Я же узнаю с удовольствием, что почтенный предводитель дворянства Киевской губернии собирается на бал, несмотря на свой преклонный возраст. Доклады такого рода много времени не возьмут...

Приглашённые проходят между двух шпалер лейб-казаков в красивых бешметах и арапов — придворных негров в больших тюрбанах. Эти арапы являлись своего рода традицией... Церемониймейстеры деловито скользят по залам. Знаком их должности является жезл — длинная трость чёрного дерева с шаром слоновой кости наверху, двуглавым орлом и бантом Андреевской ленты.

Упомянем об офицерах, приглашённых на придворный бал. Офицеры обыкновенно не получали личных приглашений. Полку сообщалось, что надлежит прислать столько-то танцоров. Для конной гвардии это число равнялось пятнадцати. Командир полка назначал кандидатов по своему усмотрению. Счастливчики являлись накануне бала к старшему в чине полковнику, который давал надлежащие указания:

— Это, знаете, не забава... Вы не подумайте там веселиться... Вы состоите в наряде и должны исполнять служебные обязанности... Танцуйте с дамами и занимайте их по мере возможности... Строго запрещается держаться группой в одном месте... Рассыпайтесь, рассыпайтесь... Поняли?

Не все были удачниками. Один юный офицер попал на замечание из-за княжны Долгоруковой, впоследствии вышедшей замуж за Александра II. Княжна была необычайно хороша собой, и офицер, сам того не заметив, провёл около неё целый вечер. На следующий день его немедленно вызвали к начальству:

— Тебя представили княжне Долгоруковой... Ты мог и, скажем, должен был пригласить её на вальс, но афишироваться целый вечер — это просто невероятно! Разве ты не знаешь, каково её положение при дворе... Ты позоришь полк... Ступай и намотай это себе на ус...

Приближается торжественный момент. Их Величества выходят из Малахитового зала. Оркестр играет полонез. Церемониймейстеры трижды ударяют своими жезлами. Арапы раскрывают двери Малахитового зала, и все склоняются.

В те времена императрице Александре Фёдоровне было около 30 лет, и она была очень хороша собой. Царица очень любила крупный жемчуг; одно из её колье доходило чуть не до колен. Сестра императрицы, Елизавета Фёдоровна, более стройна, хотя на восемь лет старше. Она любила надевать на свои золотистые волосы диадему с изумрудом посередине (камень был в три квадратных сантиметра).

Остальные великие княгини появлялись в своих фамильных драгоценностях, с рубинами и сапфирами. Цвет каменьев должен был соответствовать цвету платья: жемчуга и бриллианты, или рубины и бриллианты — при розовых материях; жемчуга и бриллианты или сапфиры и бриллианты — при голубых.

Придворный полонез являлся настоящим священнодействием. Государь шёл в первой паре под руку с женой главы дипломатического корпуса. Великие князья распределяли между собой жён остальных дипломатов, а послы шествовали с великими княгинями. Обер-гофмаршал, окружённый церемониймейстерами, — каждый с жезлом в руках — шёл впереди царя и делал вид, что прокладывает ему путь. После первого тура происходил обмен дамами, причём строго соблюдался ранг каждой из них. Количество туров зависело от того, сколько дам приглашено Его Величеством. Приглашённые, кроме перечисленных лиц, в полонезе участвовать не имели права.

После полонеза начинался вальс. В те времена вальс танцевался в два па, не так, как теперь. Лучший танцор гвардии открывал бал с девицей, заранее назначенной. Зал был необычайных размеров, но и приглашённых было немало. Все они теснились вперёд, чтобы лучше наблюдать высочайших особ; вследствие этого свободное место в середине зала постепенно сужалось. Помощнику дирижёра приходилось заботиться о том, чтобы для танцующих было достаточно места. Он приглашал какую-нибудь барышню, достаточно дородную, и они вместе с нею заставляли зрителей потесниться. Находились полненькие барышни, очень опытные в этом отношении, и зрители невольно отодвигались к украшенным портретами стенам.

Если какая-нибудь великая княгиня желала танцевать, то она поручала своему кавалеру привести указанного ею молодого человека. Но, в виде общего правила, великие княгини в «лёгких» танцах не участвовали.

Лакеи обносили приглашённых конфетами, прохладительным питьём и мороженым. В соседних залах высились глыбы льда с кадушками шампанского. Было бы совершенно невозможно перечислять даже приблизительно лакомства, фрукты и печенья, которые громоздились на столах, украшенных пальмами и цветами.

После мазурки Их Величества переходят в зал, где приготовлен ужин. Впереди, само собой разумеется, шествуют церемониймейстеры. Стол высочайших особ накрывался на особой эстраде, и все приглашённые рассаживались спиной к стене так, что публика, проходя через зал, могла видеть каждого ужинающего. Старшина дипломатического корпуса садился направо от государыни, налево садился великий князь Михаил Александрович, в то время наследник престола. Остальные великие князья и великие княгини размещались в соответствии с их рангом, вперемежку с дипломатами и первыми чинами двора, армии и гражданской службы. Без Андреевской ленты за этот стол попасть было трудновато.

В том же зале находилось несколько круглых столов, украшенных пальмами и цветами; каждый из них был сервирован на 12 человек, заранее назначенных. В остальных залах всякий устраивался как умел. Государь сам не ужинал. Обходил приглашённых и присаживался к столу, если желал с кем-нибудь поговорить. Всё это, конечно, разыгрывалось как по нотам. Царь не мог стоять около стола, ибо тогда всем двенадцати ужинающим пришлось бы вытягиваться в струнку в течение всей «беседы». Дело ограничивалось следующим образом. У каждого из столов, где царь должен был разговаривать, оставалось для него свободное кресло. Скороход помещался, так сказать, на часах у этого кресла. Царь садился на кресло и делал знак остальным ужинающим этого стола: им разрешалось не вставать. Свита отходила на несколько шагов в сторону и ждала окончания беседы. В нужный момент скороход подавал условленный знак, и свита снова занимала своё место сзади царя.

У государя была удивительная память на лица. Если он спрашивал: «Кто эта девица?» — то можно было быть уверенным, что речь шла о какой-нибудь дебютантке и что церемониймейстеры будут застигнуты врасплох.

По окончании ужина государь брал императрицу под руку и отводил её в Николаевский зал, где начинался котильон. Вскоре после этого высочайшие особы незаметно удалялись во внутренние апартаменты. На пороге Малахитового зала Их Величества прощались со своей свитой. После этого министр двора, свита, церемониймейстеры и обер-гофмаршал поднимались в верхний этаж, где для них сервировался особый ужин.

Большой придворный бал окончен...

Этот исторический бал-маскарад оказался прекрасной лебединой песней. Гости императора, которые танцевали и веселились в тот вечер, ещё не знали, что после того как прозвучали последние аккорды оркестра, опустился невидимый занавес. Больше в Зимнем балы-маскарады не устраивались никогда.

А вскоре подошёл и Великий пост. Театры и другие увеселительные заведения закрылись, и приёмы прекратились до самой Пасхи.

Загрузка...