Чекисты

А. КРАЮШКИН, Л. ПОЛЯНСКИЙ ЕФИМ ГЕОРГИЕВИЧ ЕВДОКИМОВ

…С утра в приемной заместителя председателя Московской ЧК Василия Николаевича Манцева было всегда много народу. Среди посетителей ничем не выделялся стройный и подтянутый молодой человек в новенькой гимнастерке. Только плотно сжатые губы, уверенный и проницательный взгляд выдавали в нем человека волевого, решительного, смелого.

За плечами у двадцативосьмилетнего Ефима Евдокимова уже были революционное подполье, царские тюрьмы, бои с юнкерами на московских улицах в Октябрьские дни 1917 года, работа в ЦК РКП (б) и во ВЦИК. Теперь ему предстояло приступить к новому, не менее важному и ответственному делу. Несколько дней назад Оргбюро ЦК партии приняло решение о переводе сотрудника Регистрационного отдела ЦК РКП (б) Ефима Георгиевича Евдокимова в чекистские органы. Вчера состоялась беседа с Феликсом Эдмундовичем Дзержинским, который сообщил о назначении Евдокимова на должность начальника Особого отдела Московской чрезвычайной комиссии.

Ефим Георгиевич немного волновался. Предстояла встреча с новым коллективом, с которым ему придется работать. В этот день начиналась его чекистская биография. И начиналась она не с лекций и учебных пособий, которых в 1919 году еще не было у чекистов, а со смертельных схваток с непримиримыми врагами Советской власти.

…Василий Николаевич Манцев, член большевистской партии с 1906 года, один из активных участников революционного движения в Москве, вышел из-за стола, поправил полувоенный френч и протянул Евдокимову руку.

— Ну вот и пополнение к нам прибыло, — улыбнувшись, сказал он, — сотрудники Особого отдела уже? ждут своего начальника.

— Я в чекистской работе новичок. Мне бы постажироваться в другом отделе недели две, хоть немного освоить свою новую профессию…

— Нет у нас такой возможности, товарищ Евдокимов. Мы здесь одновременно и учителя и ученики. Иногда приходится и начальнику учиться у подчиненного. Так что для стажировки времени вам не отпущено. Враг не дает нам передышки.

Евдокимов взглянул на утомленное лицо Манцева, покрасневшие от бессонницы глаза. Вскоре ему станет известно, что Василий Николаевич, как и многие чекисты, проводил все время на работе, спал по три-четыре часа в сутки.

— …А потом не такой уж вы и новичок, товарищ Евдокимов, — продолжал Манцев. — Ведь наверняка на вашем счету не один выявленный провокатор, да и шпиков из царской охранки не раз за нос водили.

— Приходилось. На революционной работе без этого не обойтись.

— Опытные подпольщики у лас сейчас на вес золота, именно ими мы и стараемся укомплектовать руководящие кадры ЧК. Ну а теперь, Ефим Георгиевич, перейдем к делу.

— Вызывают беспокойство некоторые военспецы в Красной Армии из числа бывших царских офицеров. Конечно, нельзя всех их подозревать, среди них есть и немало честных людей, поверивших в революцию. Но и контрреволюционеры к нам пробрались. К сожалению, это так. Вы знаете о мятеже, поднятом бывшими царскими офицерами на Красной Горке под Петроградом. Нити тянутся к Юденичу. Боюсь, что и в Москве в частях Красной Армии действует хорошо законспирированная вражеская агентура. Ее выявление — первостепенная задача вверенного вам отдела. Особое внимание обратите на преподавательский состав трех московских военных школ: окружной артиллерийской, высшей стрелковой и школы военной маскировки.

…Почти каждый день председатель ВЧК Феликс Эдмундович Дзержинский уделял несколько часов для приема посетителей. Приходили разные люди — рабочие, учителя, сдавшие царские чиновники и офицеры И большинство из них шло в ВЧК с одной целью — помочь разоблачить готовящиеся заговоры против молодой республики.

На этот раз перед Феликсом Эдмундовичем сидел плотный мужчина средних лет в добротной офицерской шинели. Он заметно нервничал, барабаня пальцами по козырьку лежащей на коленях фуражки.

— Я врач окружной артиллерийской школы, — сказал он, вытерев платком выступившие на лбу капельки пота. — Хочу искупить вину перед народом. Состою в белогвардейской организации, которую возглавляет начальник школы бывший полковник царской армии Миллер. Искренне раскаиваюсь и хочу вам раскрыть эту организацию…

С этого визита и началась операция чекистов по ликвидации крупнейших контрреволюционных организаций «Национальный центр» и «Штаб Добровольческой армии Московского района», непосредственно связанных с разведками Колчака, Юденича, Деникина. Важную роль в ее осуществлении наряду с такими руководителями ВЧК, как Ф.Э. Дзержинский, В.Р. Менжинский, А.X. Артузов, сыграл и Ефим Георгиевич Евдокимов.

…Утром 27 июля 1919 года в селе Вахрушево Слободского уезда Вятской губернии был задержан мужчина средних лет, имевший при себе удостоверение на имя Николая Павловича Караеенко, организатора коммунистической ячейки в команде санитаров Путиловского кавалерийского полка. При обыске у него был обнаружен миллион рублей ассигнациями. Карасенко поначалу никак не мог вразумительно объяснить чекистам, откуда у него эти деньги и кому они предназначены, а также с какой целью он прибыл в Вятскую губернию. Наконец ему пришлось сознаться, что на самом деле он является сотрудником разведотделения ставки адмирала Колчака штабс-капитаном Николаем Павловичем Крашенинниковым.

В своем. кабинете в здании ВЧК Феликс Эдмундович внимательно выслушал доклад прибывшего из Вятки следователя, затем обстоятельно ознакомился с протоколом допроса Крашенинникова. Подчеркнул то место, где говорилось о существовании в столице заговорщицкого «Национального центра» и указывались адреса его руководителей Н.Н. Щепкина и А.Д. Алферова. Встал, прошелся в сосредоточенном раздумье по кабинету, По том поблагодарил следователя за чрезвычайно важные сведения, поинтересовался, оде он остановился и когда возвращается назад. Распрощавшись с ним и пожелав успехов вятским чекистам, Феликс Эдмундович: пригласил к себе Вячеслава Рудольфовича Менжинского и Артура Христиановича Артузова. Когда они вошли в кабинет, Дзержинский рассказал им о только что полученных сведениях из Вятской ЧК и передал Вячеславу Рудольфовичу все имевшиеся материалы о «Национальном центре». В.Р. Менжинскому и А.X. Артузсву предлагалось срочно представить план ликвидации заговора и ареста его участников.

Это было 22 августа 1919 года. Оставшись один в кабинете, Ф.Э. Дзержинский поднял телефонную трубку и попросил соединить его с Владимиром Ильичей Лениным. Феликс Эдмундович доложил о существовании в Москве «Национального центра» и его военной организации, готовивших мощное вооруженное выступление в столице и захват политической власти. Владимир Ильич выслушал Феликса Эдмундовича, затем задал уточняющие вопросы относительно достоверности сведений и их источников, а также поинтересовался тем, какие ближайшие меры намерена предпринять ВЧК. В.И. Ленин всесторонне оценил опасность для Советской Республики тайных замыслов контрреволюции и рекомендовал Ф.Э. Дзержинскому обратить сугубое внимание на подготавливавшуюся Особым отделом ВЧК операцию по разгрому «Национального центра» в Москве, быстро и энергично пресечь назревавший белогвардейский мятеж. Руководство всей операцией по ликвидации «Национального центра» было возложено на Ф.Э. Дзержинского.

Согласно представленному В. Р. Менжинским и А.X. Артузовым плану было принято решение срочно арестовать Щепкина и Алферова. В ночь с 28 на 29 августа два главаря «Национального центра» были задержаны. В результате в руки сотрудников ВЧК попали многочисленные шпионские материалы, предназначавшиеся для отправки в штаб Деникина, документы, свидетельствовавшие о подготовке в Москве крупного контрреволюционного мятежа. Из них явствовало, что заговорщики намеревались захватить Москву хотя бы на несколько часов, завладеть телеграфом с тем, чтобы оповестить население и фронты о падении Советской власти и таким образом вызвать панику и разложение в Рядах Красной Армии. Во дворе у Щепкина в деревянной стене дома были найдены в жестяной коробке его собственноручные донесения Деникину о дислокации наших войск, шифр, с помощью которого зашифровывались донесения, а также многочисленные бланки и печати различных учреждений.

Видя, что запирательство бесполезно, Щепкин и Алферов дали показания, которые позволили чекистам арестовать других активных участников контрреволюционной организации. Оставленной в доме Щепкина засадой был также задержан инспектор Всевобуча П.М. Мартынов, у которого при обыске обнаружили зашифрованное письмо в штаб Юденича, а также адреса некоторых членов «Национального центра».

На допросе Мартынов сообщил, что «Национальный центр» непосредственно связан со «Штабом Добровольческой армии Московского района» — заговорщической белогвардейской организацией, считавшей себя частью деникинской армии. Участники этой организации были тщательно законспирированы. Мартынов их не знал. Но он располагал весьма ценной информацией — мятежники планируют во второй половине сентября поднять в Москве вооруженное восстание.

Кто возглавляет «Штаб Добровольческой армии Московского района»? Какие силы у контрреволюционеров? Кто сумел внедрить «штаб» в части Красной Армии? Все это предстояло выяснить Особому отделу МЧК и его руководителю Ефиму Георгиевичу Евдокимову.

Имея в руках сведения о белогвардейской агентуре в учебных заведениях Красной Армии, чекисты установили за подозреваемыми лицами тщательное наблюдение. Вскоре стало известно, что Миллер обратился в Реввоенсовет Республики с просьбой выделить ему для личного пользования мотоцикл с водителем. Узнав об этом, Феликс Эдмундович Дзержинский предложил Евдокимову внедрить к Миллеру под видом водителя сотрудника МЧК.

Вскоре Миллер разъезжал в коляске новенького мотоцикла, управлял которым водитель Кудеяр, числившийся в кадрах Особого отдела МЧК под фамилией Горячев. Он быстро вошел в доверие к своему начальнику, был безотказен, никогда не жаловался на усталость и переработку. Шофер много возил Миллера по Москве и пригородам, и ему стали хорошо известны все маршруты заговорщика. Чекист аккуратно фиксировал адреса, где ему приходилось бывать вместе с начальником артиллерийской школы, фамилии и приметы людей, с которыми он встречался. Таким образом Особым отделом МЧК были установлены личности многих участников заговора, явочные квартиры, тайники с оружием.

У чекистов было достаточно оснований для ареста участников заговора, что и предлагали сделать некоторые ответственные сотрудники МЧК. Однако Ефим Георгиевич, посоветовавшись с Ф.Э. Дзержинским и В.Н. Манцевым, пришел к выводу, что аресты в данный момент могут оказаться преждевременными. Это могло вспугнуть основных руководителей «Штаба Добровольческой армии Московского района», дать им возможность перегруппировать силы организации.

Военврач артиллерийской школы активно и сознательно помогал чекистам. Через него были установлены руководители белогвардейских организаций Ходынского, Замоскворецкого и других районов, стало известно, что центральный штаб заговорщиков собирается в квартире Ступина. Чекисты ознакомились с некоторыми документами штаба, в том числе и с заранее подготовленным воззванием «Штаба Добровольческой армии Московского района» к населению столицы с призывом не оказывать сопротивления деникинским войскам, ликвидировать коммунистов.

В конце концов ВЧК стали известны все главные силы, которыми располагал «Штаб Добровольческой армии Московского района». Они сосредоточивались, как и предполагал ранее В.Н. Манцев, в трех офицерских московских школах. Особый отдел ВЧК разработал во всех деталях план бескровного захвата противника. Операцией руководил особоуполномоченный Особого отдела ВЧК А.X. Артузов и начальник Особого отдела МЧК Е.Г. Евдокимов.

Артузов и Евдокимов хорошо изучили жизнь школ, распорядок дня их личного состава. Они обратили внимание на то, что командиры и слушатели артиллерийской школы регулярно в отведенные специально часы занимались гимнастикой. Вот и решено было использовать гимнастический урок для ареста офицеров-заговорщиков. Артузов попросил комиссара школы очередное занятие по гимнастике провести не во дворе, а в манеже. Первыми вошли в помещение офицеры. Как обычно, сложили оружие, разделясь, построились, но… урок не состоялся. У дверей манежа мгновенно были выставлены два пулемета. Заговорщики поняли, что сопротивление бесполезно, и по команде чекистов стали выходить на улицу.

В ходе следствия выяснилось много нового о планах мятежников. С падением Тулы их артиллерия должна была обстрелять Кремль. Офицерской диверсионной группе из двадцати человек предписывалось взорвать железнодорожные мосты, чтобы не допустить подвоза войск Красной Армии к Москве. Другой группе офицеров поручалось вывести из строя связь РВС с фронтами и Кремля с ВЧК.

19 сентября был арестован Миллер. Оказавшись под стражей, этот самонадеянный человек, мнивший себя одним из будущих правителей Москвы, мигом утратил свою былую спесь, как только увидел «шофера Кудеяра», одетого в чекистскую форму. В своих показаниях Миллер сообщил, что его организация намеревалась «захватить В.И. Ленина в качестве заложника против красного террора».

Итак, первая крупная операция в чекистской работе Ефима Георгиевича Евдокимова была завершена. Его активное участие в ней было обеспечено тем, что он пришел в МЧК зрелым и закаленным бойцом революции, опытным и искусным конспиратором, с молодых лет посвятившим свою жизнь борьбе за счастье трудового народа.

…Непросто складывалась жизнь курского крестьянина Георгия Савватеевича Евдокимова. В середине 80-х годов прошлого века призвали его в армию. Вместе со своим линейным стрелковым батальоном Георгию пришлось исколесить по России не одну тысячу верст, немало унижений натерпелся он от офицеров и фельдфебелей. После нескольких лет службы судьба занесла его в затерявшийся в казахских степях маленький провинциальный городок Колол. Там он и познакомился со скромной девушкой Настей, работавшей прислугой у купца. Рядовому Евдокимову удалось добиться у начальства разрешения на женитьбу. 20 января 1891 года у Георгия и Анастасии появился первенец — сын Ефим. Через шесть лет закончился срок службы Георгия Савватеевича, я он увез свою семью в Читу, где устроился сцепщиком вагонов на Забайкальской железной дороге.

…Тусклая керосиновая лампа едва освещает отсек старого товарного вагона, который служит домом семье Евдокимова. В углу стоит только что наряженная елка. Через два дня наступит новый, 1905 год. Анастасия Аристарховна и Ефим ждут с работы отца. Сегодня в депо выплата жалованья, отец должен купить угощение для новогоднего стола.

Скрипнула дверь, вошел Георгий Савватеевич. Не снимая тулупа, молча сел на стул.

— Случилось что, отец? — взволнованно проговорила, поднявшись с кровати, Анастасия Аристарховна.

— Половина жалованья на штраф ушла. Управляющий распорядился вычесть за простой поезда, хотя мы, сцепщики, тут и ни при чем. Три рубля аптекарю занесла твои лекарства. А вот что осталось, считай! Может, счеты пришейте, чтобы не сбилась?

С этими словами Георгий Савватеевнч бросил на стол две скомканные бумажки и несколько медных монет.

— Не срывай злость на матери, отец, — вмешался Ефим. — Разве она виновата в том, что вас, рабочих, грабит начальство. Вас несколько сотен, а постоять за себя не можете. Пошли бы на забастовку, тогда…

— Да ты в своем уме? На железной дороге бунт устраивать! Уж не ссыльный ли студент Пашков такую крамолу тебе в башку вбивает? Не вздумай у него книги запрещенные брать, в тюрьму угодишь.

Виктор Иванович Пашков человек необыкновенный. Сам из дворян, сын адвоката, а пошел за дело народа.

Георгий Савватеевич испуганно посмотрел на сына.

— Так что же, Ефим, ты с Этим ссыльным заодно, против царя идете?

— А что ты за свою жизнь от царя получил? Четверть века им верей и правдой служишь, а кроме как в старом вагоне места тебе не нашлось. Да и обирают тебя до копейки с царского благословения.

Ефим встал из-за стола и, обратившись к матери и отцу, сказал:

— Мне уже пора начинать самостоятельную жизнь, надо зарабатывать. Весной место конторщика в железнодорожных мастерских освобождается. Я грамотный, обещали принять.

Но устроиться на работу Ефиму удалось только осенью. Его приход на железную дорогу совпал с Октябрьской всероссийской политической стачкой, прокатившейся но всей стране. Во многих городах страны превратили работу фабрики, заводы, транспорт, почта, телеграф, учебные заведения. Всего число бастующих достигло двух миллионов человек. Революционные события захватили и Читу. Первыми забастовали рабочие железнодорожных мастерских и депо. Еще в августе под руководством большевиков они стали создавать вооруженную дружину, которая в дни Октябрьской всероссийской стачки выросла до двух тысяч человек. В середине октября началось массовое вооружение читинских рабочих. Численность их дружины, возглавлявшейся А.А. Костюшко-Волюжаничем, достигла четырех тысяч человек. По предложению большевиков в городе был создан Совет солдатских и казачьих депутатов, освобождены политзаключенные из читинской, а затем акатуйской тюрем. К декабрю Совет установил контроль за почтой и телеграфом. Осуществилась давняя мечта трудящихся — на железнодорожных предприятиях и в торговых заведениях был введен 8-часовой рабочий день. Деятельность правительственных учреждений была полностью парализована. Власть в Чите фактически перешла в руки Читинского комитета РСДРП и Совета солдатских и казачьих депутатов. В городе стала выходить газета «Забайкальский рабочий». Эти события вошли в историю революционной борьбы народов России под названием «Читинская республика».

Впоследствии в своей автобиографии Ефим Георгиевич Евдокимов, возвращаясь к этому периоду жизни, написал: «Октябрьские события 1905 года так подействовали на молодые сердца и разум, что в 15 лет я смело заявил отцу, человеку, прошедшему солдатскую муштру, консервативному, что я революционер, и бесповоротно связал свою судьбу с революцией».

После разгрома Декабрьского вооруженного восстания в Москве царское правительство направило карательные экспедиции в Сибирь. К Чите с востока двигался отряд генерала Ренненкампфа, с запада — отряд генерала Мейлер-Закомелыского. Над «Читинской республикой» нависла угроза. В защите ее завоеваний в составе боевой дружины принимал участие и юный Ефим Евдокимов.

— А тебе не рано воевать? — оказал, с недоверием взглянув на Ефима, выдававший винтовки седой рабочий. — Это не на улице с ребятами драться. Не успеешь мамку кликнуть, как казак на пику посадит. Иди-ка лучше домой, парень.

— Это наш малый, железнодорожник, — вступился за Ефима кто-то из рабочих. — Георгия Евдокимова сын. Давно нам помогает. Выдай ему винтовку, Михалыч, он не подведет.

Отряд, в который попал Ефим Евдокимов, состоял из семнадцати человек — железнодорожники, рабочие с завода, двое студентов. И еще семнадцатилетняя девушка Наташа, работавшая в одной из городских прачечных. Она была в отряде медсестрой.

Им поручили перекрывать подступы карателям к центру города, заняв позицию на баррикаде на одной из улиц. Отрядом командовал путевой обходчик Иван Горбунов, задорный веснушчатый парень лет двадцати двух.

— Ребята, стреляйте только прицельно. Патронов у нас немного, — говорил он, расставляя дружинников по местам на баррикаде.

Издалека доносились выстрелы, бой шел в районе депо, километрах в двух от них. Ефим внимательно всматривался в пустынную улицу. Вдруг показалась серая шеренга бегущих солдат. Послышались выстрелы…

Бой длился около двух часов. За это время солдаты несколько раз наступали и отступали. В сумерках на снегу, словно огромные проталины, лежали трупы убитых в серых шинелях. Несли потери и оборонявшиеся. Двое товарищей погибли. Наташа перевязывала раненых и отводила их в безопасное место.

Перед самой баррикадой взорвался снаряд, послышались крики, стоны.

— Пушку подогнали, гады, — крикнул Горбунов. — Шрапнелью по нас бьют. Через пятнадцать минут здесь ничего не останется.:

Еще один взрыв раздался совсем рядом. Ефим упал, почувствовав боль в обеих ногах. Товарищи вытащили его с баррикады, на руках вынесли на соседнюю улицу. Один из студентов, Сергей Волков, жил в двух кварталах отсюда. К нему на квартиру и принесли Евдокимова. Сочувствовавший восставшим врач в тот же вечер сделал юноше операцию. Около полугода затем Ефиму пришлось ходить на костылях.

А события в городе в те январские дни 1906 года развивались так. Ввиду явного превосходства правительственных войск и во избежание кровопролития Читинский комитет РСДРП принял решение отказаться от Дальнейшего сопротивления. 22 января 1906 года войска Ренненкампфа заняли Читу. Началась расправа с революционными рабочими, солдатами и казаками. Среди расстрелянных были большевики И.В. Бабушкин А.А. Костюшко-Волюжанич, А.И. Попов и другие.

Оправившись от ранения, Е. Евдокимов включается в нелегальную революционную работу. Он ведет активную агитационную деятельность среди рабочих и служащих читинских железнодорожных мастерских, распространяет листовки. Напуганная Октябрьской всероссийской стачкой, царская охранка бдительно следила за настроениями пролетариата, стремилась проникнуть в тайные организации и кружки рабочих. Не раз наведывались жандармы и в читинские железнодорожные мастерские. Однажды сторож по охране грузов донес в жандармское отделение, что в товарную контору железнодорожной станции Чита-1 попадают революционные прокламации. Жандармы нагрянули внезапно и перевернули в конторе все вверх дном. В результате обыска на рабочем месте Е. Евдокимова и конторщика Н. Кириленко была обнаружена пачка прокламаций. Последовал арест.

12 февраля 1908 года начальник Читинского отделения жандармского политического управления Забайкальской железной дороги ротмистр Шаристанов докладывал прокурору Читинского окружного суда;

А спустя год Временный военный суд в открытом судебном заседании слушал дело о Ефиме Георгиевиче Евдокимове.

… - Суд признал подсудимого Евдокимова виновным в том, что в 1907 году в городе Чите он вступил в преступное сообщество, именующее себя «Всероссийский железнодорожный союз Читинского района» и заведомо для него поставившее целью своей деятельности насильственное, путем вооруженной борьбы, изменение установленного в России основными законами образа правления. Причем для проведения в исполнение назначенной цели собирал для союза денежные средства, составлял отчеты о приходе и расходе этих средств, участвовал в собраниях союза, составлял о них отчеты, хранил и распространял издававшиеся названным преступным сообществом прокламации и воззвания…

Судья, седой старик со злыми глазами и висячими бакенбардами, внимательно посмотрел на стоявшего за деревянным барьером худощавого паренька в поношенном пиджаке.

«Совсем мальчишка. И тоже в революцию полез, — подумал он. — Не понимаю, что тянет вот таких вот юнцов к бунтовщикам. Проучить бы его как следует, отправить на четыре года на каторгу, что для него и предусмотрено 102 статьей Уголовного уложения. Да нельзя. В момент ареста за совершение преступных деяний этот Евдокимов еще не достиг семнадцатилетнего возраста. Вот и придется заменить ему каторжные работы тремя годами тюрьмы».

Заключение молодой революционер отбывал в Верхнеудинском централе. Верхнеудинск (ныне Улан-Удэ) был уездным городком Иркутской губернии и с давних пор служил местом ссылки политзаключенных.

Освобождение последовало неожиданно досрочно, в мае 1911 года. Евдокимову местом жительства был назначен Верхнеудинск. Однако через пять месяцев после выхода из тюрьмы Ефим Евдокимов вновь арестовывается, и на сей раз за агитацию против самодержавия и возбуждение военного гарнизона в Беревовке, близ Верхнеудинска. Его высылают за пределы Иркутской губернии на Урал.

Но долго оставаться там у Ефима намерения не было. Пробыв совсем незначительное время в ссылке на Урале, он бежит на Дальний Восток. Проводит агитационно-пропагандистскую работу на заводах, среди моряков во Владивостоке, Хабаровске, Благовещенске, состоит членом Сибирского летучего боевого отряда участвует в созданий типографии, пока вновь не арестовывается и не высылается обратно, на Урал.

Первая мировая война застала Е.Г. Евдокимова на Урале. Он нелегально пробирается в Москву, где осенью 1915 года ему удается устроиться на работу в Центросоюз.

9 января 1917 года в Москве состоялась массовая демонстрация, в организация которой принимал участие и Е.Г. Евдокимов. Демонстрация прошла под лозунгами: «Долой войну!», «Да здравствует республика!» Чтобы избежать ареста, после разгона демонстрации Е.Г. Евдокимову пришлось скрываться, он уезжает на Кавказ. Февральскую буржуазно-демократическую революцию Ефим Георгиевич встретил в Баку, причем не как пассивный созерцатель происходивших событий, а как деятельный их участник.

В марте 1917 года Ефима Георгиевича призывают в армию и направляют на службу в 12-й Сибирский запасной стрелковый полк, который дислоцировался в Иркутске. Там он избирается председателем полкового революционного комитета. Служба Е.Г. Евдокимова в армии была недолгой, сказалось полученное в 1906 году ранение. В сентябре медицинская комиссия признала его негодным к военной службе, и он был демобилизован.

И снова Москва, Октябрьские дни 1917 года. После победы восстания в Петрограде контрреволюция надеялась создать в Москве общероссийский центр борьбы против Советской власти. Но ее замыслам не суждено было осуществиться. Московские рабочие и революционные солдаты сорвали планы контрреволюции, в этом им помогли красногвардейцы Петрограда, Иваново-Вознесенска, Шуи, Подольска и других городов. Е.Г. Евдокимов сражался на баррикадах вместе с бойцами Красной гвардии Лефортовского района. В эти ответственные для революции дни на общем собрании рабочих и служащих Центросоюза он был избран председателем революционного комитета этой организации. 2(15) ноября в Москве утвердилась Советская власть. Ефим Георгиевич командируется из Центросоюза для работы во ВЦИК, где назначается сначала заведующим регистрационным, а позднее справочным отделами. Заканчивает курсы Всевобуча.

Во ВЦИК Е.Г. Евдокимов познакомился с Я.М. Свердловым. По его рекомендации в январе 1919 года Ефима Георгиевича направляют на учебу в Академию Генерального штаба Красной Армии. Советской власти очень нужны были грамотные и преданные делу революции военные специалисты. Однако уже в мае 1919 года Реввоенсоветом Республики Е.Г. Евдокимов был откомандирован в Регистрационный отдел ЦК РКП (б), а в июне того же года Оргбюро ЦК принимает решение о переводе его на работу в чекистские органы.

Важное место в деятельности ВЧК и МЧК в 1919 году занимала ликвидация анархистского подполья в столице. Об анархистских клубах, действовавших в Москве после Октябрьской революции, Е.Г. Евдокимов вспоминал: «Здоровая революционная часть желавших драться за революцию разбрелась и уходила из клубов, а остатки были впоследствии разоружены, так как представляли собой в значительной части полуанархистский, полубандитский и просто бандитский сброд. Я уже не говорю о том, что ко всему этому примазывалась и лезла в анархистские клубы белогвардейщина из бывших офицеров и прочие, используя порядки анархистских клубов, их доступность и вольности для своих контрреволюционных целей».

В обстановке гражданской войны часть анархистских организаций и групп перешла от агитации против «восстановления государственного гнета» к открытым выступлениям против Советской власти с оружием в руках, в том числе в составе различных банд, наиболее крупной из которых была банда Махно на Украине. Они превратились, по существу, в один из отрядов внутренней контрреволюции, представлявшей большую опасность для молодой Республики Советов.

Первый удар по контрреволюционному анархистскому подполью и уголовщине ВЧК нанесла еще весной 1918 года. Тогда 3 апреля она обратилась к населению Москвы с призывом оказывать поддержку в ее деятельности. В обращении говорилось, что «первейшей задачей Всероссийской чрезвычайной комиссии будет борьба За полную безопасность и неприкосновенность личности и имущества граждан от произвола и насилия самовольных захватчиков и бандитов, разбойников и хулиганов и обыкновенного жулья, осмелившихся скрываться и выдавать себя за… членов революционных организаций. В борьбе с этими двойными преступниками, охотно… принимающими в свою среду контрреволюционеров и белогвардейцев, будет проявлена особая решительность и беспощадность…». Всем уголовным элементам предлагалось в 24 часа покинуть Москву «или совершенно отрешиться от своей преступной деятельности, зная вперед что через двадцать четыре часа после опубликования этого заявления все, застигнутые на месте преступления немедленно будут расстреливаться». Но предупреждение подействовало не на всех. 11 апреля состоялось экстренное заседание ВЧК, на которое были приглашены представители всех районов столицы. На нем было принято решение немедленно приступить к разоружению анархистов.

В 12 часов ночи отряды Московского гарнизона и чекисты начали операцию. Они оцепили 25 особняков анархистов, выставили против них броневики и потребовали сдачи оружия. Большинство анархистов после недолгих колебаний сдались, но у некоторых особняков на Малой Дмитровке, на Поварской и на Донской анархисты оказали отчаянное сопротивление. В окнах были выставлены пулеметы, даже горные пушки, было брошено несколько бомб. После применении чекистами артиллерии осажденные сдались. В доме «Анархия» на Малой Дмитровке был захвачен большой склад оружия — от револьверов до орудий, в подвале были обнаружены запасы продовольствия. Операция завершилась к 2 часам дня 12 апреля, арестовано было около 400, убито и ранено 30 анархистов.

Удар, нанесенный ВЧК по анархистскому подполью, заставил контрреволюционеров на время притаиться, но сдаваться они не собирались. В начале 1919 года московские анархисты, считавшие вооруженные выступления против Советской власти и террор основными формами борьбы, решили объединить свои силы и образовать нелегальную организацию.

Одним из вдохновителей анархистов в столице являлся Казимир Ковалевич. Он возглавлял в 1918 году вооруженные ограбления Военно-законодательного Совета, Монпленбежа и Центротекстиля. Ковалевич и его единомышленники намеревались организовать вооруженное сопротивление Советской власти в масштабах всей страны, скоординировать разрозненные выступления анархистов в разных городах, подчинив их единой цели — свержению диктатуры пролетариата. И в первую очередь надежды главарей анархизма в Москве полагались на Махно и его многочисленные бандитские отряды.

На одном из тайных совещаний лидеров столичных анархистов было принято решение о создании нелегальной, глубоко законспирированной организации под названием «Всероссийская организация анархистов подполья». Центральное место в деятельности организации отводилось боевикам. В их задачу входило добывание оружия и взрывчатых средств, организация экспроприации (так анархисты называли вооруженные ограбления банков, магазинов и других государственных учреждений), подготовка и совершение террористических актов против В.И. Ленина и других руководителей Коммунистической партии и Советского государства. Большое внимание руководство организации уделяло вопросам конспирации, стремясь до минимума свести вероятность провалов. Все участники организации объединялись в семерки. Только один из членов каждой семерки мог быть связан с кем-либо из руководящего ядра. Приобретались явочные квартиры, они использовались для связи между участниками, укрытия членов организации.

На организационном собрании руководители анархистского подполья приняли решение создать отделения на Урале, в Сибири, Уфе, Брянске, Самаре и в других городах страны и направить туда своих уполномоченных.

Весной 1919 года руководители организации посылают со специальной миссией на Украину к Махно Марию Никифорову, а в мае в Харьков к «батьке» отправился и сам Казимир Ковалевич. Они сообщили Махно о создании организации и получили от него полное одобрение своих планов. Итогам переговоров явилась выработка единой политической линии борьбы с Советской властью. Было принято решение «начать бить по центру», что означало подготовку и осуществление основных ударов — взрывов и террористических актов — прежде всего в Москве. С этой целью московские группы анархистов были усилены махновцами. В столицу приезжает известный в анархистских кругах боевик-«экспроприатор» Соболев. Ковалевич и Соболев устанавливают тесные контакты с левыми эсерами, обсуждают с ними «текущий момент», пытаются договориться о совместных действиях. Кроме того, Ковалевич подыскивает конспиративные квартиры, вербует новых членов подполья, организует печатание и распространение контрреволюционной литературы.

Анархисты в этот период не только решали организационные вопросы, но и приступили к незамедлительному практическому осуществлению своих планов. В июле — августе 1919 года они совершили налеты на ряд московских банков, контор, правлений кооперативных товариществ.

Конечно, преступления анархистов не оставались безнаказанными, многие бандиты были арестованы, судимы. Но, несмотря на самоотверженность, мужество и героизм чекистов, несмотря на помощь трудящихся, нанести по анархистскому подполью в столице решающий удар в летние месяцы 1919 года не удалось.

Тем временем «Всероссийская организация анархистов подполья» усиленно готовилась к осуществлению взрыва в Московском Кремле-. Главари анархистов планировали приурочить его к годовщине Октябрьской революции. С этой целью они предпринимают меры к тому, чтобы получить образцы пропусков в Кремль. Приобретаются бланки паспортов и других документов, изготавливаются печати. В Москву тайно небольшими количествами ив разных городов страны анархисты доставляют взрывчатку. Для хранения оружия и боеприпасов анархисты снимали дачу в подмосковном поселке Краснове, здесь же размещалась и их подпольная типография.

Вечером 25 сентября 1919 года во время заседания в помещении Московского комитета РКП (б) в Леонтьевском переулке, где собрались ответственные партийные работники столицы, раздался взрыв. Погибло двенадцать человек, в том числе секретарь Московского комитета партии В.М. Загорский. На этом заседании собирался присутствовать В.И. Ленин, но не смог приехать.

Получив сообщение о террористическом акте, ВЧК и МЧК немедленно начали розыск преступников. Постановлением исполкома Московского губернского Совета Московская губерния была объявлена на военном положении. По указанию Ф.Э. Дзержинского практически все московские чекисты были мобилизованы.

В те дни большинство сотрудников Особого отдела МЧК работали круглосуточно. Спали по очереди, по два-три часа в рабочих кабинетах. Феликс Эдмундович вызывал к себе Евдокимова несколько раз в сутки, интересовался предпринимаемыми мерами, высказывал рекомендации.

Вначале чекисты придерживались версии, что взрыв в Леонтьевском переулке был совершен белогвардейцами как месть за аресты участников «Национального центра». Но никаких; доказательств тому так и не поступило, розыск не давал результатов.

2 октября при проверке документов в следовавшем из Москвы на Украину поезде была задержана активистка анархистской украинской организации «Набат» София Каплун. По распоряжению руководителей организации она была направлена для работы в тыл деникинских войск. У нее было найдено письмо главаря «Набата» Барона следующего содержания: «Теперь Москва начеку, пару дней тому назад местный комитет большевиков взорван бомбой, погибло больше десятка, дело, кажется, подпольных анархистов, с которыми у меня нет ничего общего. У них миллионные суммы. Правит всем человек, мнящий себя новым Наполеоном… Они сегодня, кажется, публикуют извещение, что это сделали они».

Сведения немедленно были переданы в Москву. Они позволили сразу же отмести предположение о причастности белогвардейцев к взрыву, искать виновных следовало среда анархистов. У Московской ЧК появилась хоть какая-то ниточка. Был арестован Барон, а также некоторые другие летальные московские и прибывшие с Украины анархисты. Но в процессе их допросов стало ясно, что они, хотя и осведомлены о том, кто устроил взрыв, всячески покрывают преступников. Арестованные даже пытались разыграть комедию; образовали из своей среды «следственную комиссию» якобы для оказания помощи чекистам, а на самом деле пытались сбить их с истинного пути, замести следы, оттянуть время.

Ф.Э. Дзержинский, В.Н. Манцев, Е.Г. Евдокимов и другие руководители ВЧК и МЧК тщательно проанализировали имевшиеся материалы об анархистах за предшествующий период и вновь поступившие данные. Они обратили внимание, что из поля зрения чекистов исчезло немало анархистов, активно действовавших прежде. Напрашивался вывод, что в столице существует анархистское подполье, что взрыв в Леонтьевском переулке могли осуществить именно эти анархисты. Были приняты меры по розыску исчезнувших «борцов за полную свободу».

К концу октября чекистам удалось установить некоторые связи анархистов, которые вели в район Арбата, в квартиру Марии Никифоровой. За квартирой было установлено наблюдение. Посещавшие Никифорову лица вели себя подозрительно, создавалось впечатление, что они пытались выявить наблюдение за собой. Чекисты нагрянули на квартиру, произвели тщательный обыск, арестовали несколько человек и устроили там засаду. Черев несколько часов пришел хорошо одетый мужчина. Обнаружив в квартире посторонних, он попытался скрыться, отстреливался и даже бросил в чекистов самодельную бомбу, которая, к счастью, не взорвалась. В перестрелке неизвестный был убит. У него были найдены наброски анархистских обращений и фальшивые документы. Московским чекистам удалось установить, что убитым является Казимир Ковалевич, служащий Московско-Курской железной дороги.

Вскоре был взят под наблюдение некто Александр Восходов, неоднократно бывавший у Никифоровой. В результате засады и обыска на его квартире было арестовано несколько членов организации анархистов, найдены списки и адреса участников подполья, оружие, взрывчатка. В перестрелке на квартире был убит один из главарей анархистов Соболев. Как позднее было установлено, он принимал непосредственное участие во взрыве в Леонтьевском переулке. В обнаруженной у него записной книжке содержались адреса руководителей партии левых эсеров, которым передавалась часть награбленных анархистами денег. Из записей явствовало, что между левыми эсерами и анархистским подпольем существует теснейшая связь.

…На столе начальника Особого отдела МЧК лежал список участников организации анархистского подполья, фамилий и адреса террористов едва уместились на восьми страницах. Ефим Георгиевич внимательно просмотрел список. Операция по ликвидации анархистского подполья вступала в завершающую стадию. Предстояла очень ответственная работа по обезвреживанию оставшихся анархистов. Чекисты проводили аресты и левых эсеров, связанных с террористическими группами. Среди них был Федор Николаев, по кличке Федька-боевик, деятельно участвовавший в подготовке взрыва в Леонтьевском переулке. По мере задержания членов «Всероссийской организации анархистов подполья» становились известными подробности подготовки этого преступления. Непосредственными его исполнителями оказались убитый в перестрелке Соболев, а также Барановский, Гречанников, Николаев и Глагзон.

О намечавшемся заседании в МК РКП (б) анархистам стало известно заранее. Как показал на допросах Николаев, накануне к анархистам пришел левый эсер, который сообщил, что на этом заседании большевики будут обсуждать вопрос о борьбе с анархистским подпольем, и заявил, что настала пора приступить к террору против коммунистов. Он же подробно описал подходы к зданию Московского комитета, дал рекомендации, как незаметнее подойти к дому, и указал место, откуда можно бросить бомбу.

25 сентября около 8 часов вечера Соболев, Барановский, Гречанников, Николаев и Глагзон встретились в заранее обусловленном месте. Соболев явился к месту встречи с бомбой, спрятанной в коробку для шляпы. Бомба была взята им на Арбате в квартире Никифоровой. На расстоянии друг от друга, чтобы не вызывать подозрения, они направились в Леонтьевский переулок. К зданию МК РКП (б) подошли только Соболев и Барановский, остальные находились на значительном расстоянии и наблюдали за обстановкой. Первым через ограду перелез Барановский. Соболев, убедившись, что их не заметили, передал ему бомбу, после чего сам перемахнул через ограду. Оказавшись на территории Московского комитета, они бегом пересекли двор, достигли утла здания. Соболев поднялся на балкон, выходивший в зал заседания. Запалив бикфордов шнур, он с силой бросил бомбу через стеклянную дверь балкона в зал, где собрались участники заседания. Не мешкая, Барановский и Соболев стремглав бросились назад к ограде. В тот момент, когда они оказались в переулке, раздался оглушительный взрыв. Соболева взрывная волна даже сбила с ног. Проходными дворами они поспешили в сторону Тверской улицы к Дегтярному переулку, чтобы поскорее укрыться на одной из конспиративных квартир.

На следующий день анархисты распространили «Извещение» от имени «Всероссийского повстанческого комитета революционных партизан», в котором рабочие и крестьяне призывались к немедленному восстанию против Советской власти. «Извещение» заканчивалось словами: «Динамита и бомб хватит». Вскоре подполье напечатало и распространило листовку под заголовком «Медлить нельзя». Она была полна клеветы и злобных выпадов против партии большевиков, в ней содержался призыв уничтожать коммунистов.

В ходе следствия по делу арестованных анархистов московским чекистам стало также известно о готовящемся взрыве в Кремле, о складе оружия в Краснове.

Ранним осенним утром отряд московских чекистов и красноармейцев во главе с Е.Г. Евдокимовым прибыл в Красково. Машины оставили у станции, незаметно окружили дачу.

Ефим Георгиевич понимал, что захватить вооруженных до зубов бандитов будет нелегко. Поэтому во избежание кровопролития анархистам было предложено покинуть дом и добровольно сдать все оружие. Однако в ответ на это засевшие на даче преступники открыли огонь, стали бросать ручные гранаты и самодельные бомбы.

Перестрелка продолжалась более двух часов. Кольцо окружения постепенно сужалось, чекисты и красноармейцы все ближе подходили к дому. Вдруг раздался взрыв, взлетели на воздух обломки крыши, обрушились стены двухэтажного деревянного здания. Осознав безвыходность своего положения, анархисты взорвали дачу.

Несколькими днями позже в дачной местности Одинцово был найден брошенный анархистским подпольем еще один склад динамита. Одновременно чекисты обезвредили анархистско-террористические организации в других городах страны. Так, в Туле было найдено два оклада оружия с бомбами, револьверами и винтовками и арестован известный (своими злодеяниями террорист-«экспроприатор» Розанов. Он дал ВЧК ценные сведения об участниках подполья. В частности, благодаря Розанову стало известно, что в одном из московских переулков анархисты захватили небольшой особняк и устроили там склад оружия и взрывчатки. Руководил ими некто Лагутин.

- Отчаянный мужик этот Максим Лагутин, — сказал одному из чекистов Ефим Георгиевич, ознакомившись с показаниями Розанова. — Я его с одиннадцатого года знаю, в Верхнеудинске, в ссылке с ним познакомился. По-моему, это не самый опасный наш враг. Грабежами его шайка занималась, но до террора они еще не дошли. Однако брать все равно придется.

Прибывших на машине к особняку чекистов анархисты встретили пулеметной очередью. Правда, били в воздух; предупредительно.

— Разрешите вызвать взвод курсантов и бронемашину. Противник хорошо вооружен, нам своими силами особняк не взять, — обратился к Ефиму Георгиевичу один из сотрудников.

— Не надо. С Лагутиным такая вещь может не пройти. Динамита у него много, рванет со злости особняк. А рядом много жилых домов. Попробую-ка я его уговорить. Все же когда-то знакомцами были.

Ефим Георгиевич достал из кармана белый платок и, взмахнув им, перешел улицу.

— Максим, выходи, надо переговорить, — крикнул он.

— Нам не о чем «разговаривать, — донеслось со второго этажа.

— Напрасно ты так считаешь, Лагутин. Наш разговор должен обязательно. Состояться. Это может спасти десятки жизней. Ты же видишь, я у дома один и без оружия. Тебе нечего опасаться.

Лагутин ничего не ответил, видимо, пошел советоваться со своими.

— Ладно, я сейчас выйду. Но только учти — попытаетесь меня захватить, забросаем гранатами.

Через минуту скрипнула дверь, и в палисаднике появился худощавый седой человек в кожанке. В руке он держал наган.

— Убери оружие, Максим. Я думал, ты остался таким же смелым. А тут испугался старого товарища по борьбе с самодержавием.

— Я слушаю тебя, говори.

— Что ты здесь окопался, Лагутин? Неужели не понимаешь, что сопротивление бесполезно? Только людей погубим.

— Все равно мы не сдадимся, так и передай своим.

Зря ты так. Нам известно, что твоя группа не участвовала в убийствах. В ходе следствия это будет принято во внимание.

— Ты что, смеешься надо мной? Какое следствие? Вы же всех наших в Сокольники вывозите и по ночам в лесу расстреливаете, без всякого разбирательства.

— Наивный ты человек, Максим. Вон, голова вся седая, а жизнь тебя так ничему и не научила. Эти слухи контра специально по Москве пускает, чтобы больше нашей крови пролилось. А ты им и поверил.

Лагутин исподлобья посмотрел на Евдокимова.

— Ты хочешь сказать, что мне и моим ребятам сохранят жизнь?

— Вы же не имели отношения к взрыву в Леонтьевском переулке и к другим террористическим актам?

— Да. У нас другие дела.

— Знаем, ограбление складов с оружием и продовольствием. За это, конечно, придется ответить.

Лагутин задумался. Пауза длилась с минуту.

— Мне нужно посоветоваться с моими людьми, — сказал Лагутин и пошел в особняк.

— Думаете, сдадутся? — спросил Ефима Георгиевича его помощник.

— Уверен. Запугали их здорово нашими „расправами над анархистами“. Бот они и решили биться до последнего. Но теперь, я думаю, мне удалось убедить Лагутина разоружиться.

Через несколько минут из дома стали по одному высадить анархисты…

В МЧК Ефиму Георгиевичу довелось проработать всего несколько месяцев. В начале декабря 1919 года стало известно о переводе Василия Николаевича Манцева на Украину и назначении его начальником особого отдела Юго-Западного и Южного фронтов. Незадолго до отъезда он вызвал к себе Евдокимова.

— Скоро мы распрощаемся с тобой, но не надолго, сказал Манцев.

— Надеешься быстро в Москву вернуться?

— Да нет. Это, наверное, не получится. Там работатолько начинается. Просто Феликс Эдмундович спросил меня вчера, кого бы я хотел взять с собой на Украину заместителем. Ну и я назвал тебя. Не возражаешь?

— Согласен. Честно говоря, и сам хотел проситься туда. Сейчас Украине нужна наша помощь…

Осенью 1919 года контрнаступлением Красной Армии началось освобождение Украины от деникинских войск. Но, отступая, противник оставлял на освобожденной территории свою агентуру — бандитов, шпионов, диверсантов. Многочисленные кулацкие, махновские, петлюровские банды совершали налеты на населенные пункты, расправлялись с партийным и советским активом, со всеми, кто поддерживал Советскую власть.

Украинские чекисты проводили в то время большую работу по ликвидации очагов контрреволюции. Вспоминая тяжелую обстановку, в которой сотрудникам особого отдела Южного и Юго-Западного фронтов приходилось решать стоявшие перед ними задачи, Ефим Георгиевич Евдокимов писал: „Нельзя не отметить то характерное обстоятельство, что вся эта работа проходила при условиях абсолютно неблагоприятных — работников не только не хватало, но в них всегда ощущался кризис, сотрудники же, участвовавшие в работе, падали, заболевали от истощения и переутомления, но эти крупные шероховатости не останавливали темп работы, и минимальный состав сотрудников с неописуемым энтузиазмом честных революционеров дисциплинированно, спаянно и сознательно стояли на своих постах и энергично выполняли ту сложную, ответственную миссию, возложенную на них волей революции“.

Много, очень много внимания уделял Ефим Георгиевич Евдокимов тому, чтобы создать сплоченный, слаженно работающий коллектив сотрудников, способных, несмотря ни на какие трудности, успешно решать нелегкие задачи. Ефим Георгиевич стремился привить молодым сотрудникам качества, которые с первых шагов существования ВЧК стали непреложным законом, принципами жизни и деятельности советских чекистов. Он требовал от своих подчинённых беззаветной преданности делу партии и народа, самоотверженности, решительности и настойчивости в достижении поставленной цели, кристальной честности и принципиальности. Он постоянно добивался, чтобы в решении любых служебных вопросов его подчиненные строго соблюдали социалистическую законность, уважительно относились к правам и интересам людей. Ему всегда импонировали люди, сочетающие самокритичность, повышенную требовательность к себе с отзывчивым и внимательным отношением к своим товарищам. Эти качества в полной мере были присущи самому Ефиму Георгиевичу Евдокимову, жизнь которого, поведение и отношение к делу являлись примером.

Профессиональный революционер, чекист Т.Д. Дерибас, знавший Е.Г. Евдокимова по совместной работе в ЧК, отмечал, что Ефима Георгиевича отличали доброе отношение к людям, решительность, железная настойчивость в проведении в жизнь намеченного. „Кроме того, — писал Т.Д. Дерибас, — работник крупный как руководитель, с несомненно большой чекистской выдержкой и опытом“.

Ефим Георгиевич ценил в людях аккуратность. Он строго следил за внешним видом своих сотрудников, говорил, что чекист должен служить во всем достойным подражания образцом, располагать к себе людей. Какое же может быть расположение и доверие к человеку, который не считает нужным гладить гимнастерку, чистить сапоги, бриться каждое утро?

Как бы подавая пример подчиненным, Евдокимов был всегда аккуратен, подтянут. Китель и гимнастерка ладно сидели на его плотной, коренастой фигуре. Он каждый день делал упражнения с гантелями, обливался холодной водой.

Много сил отдавал Ефим Георгиевич работе с недавно пришедшими в чекистские органы сотрудниками. Его сослуживцы вспоминали, как подолгу он просиживал с оперативными работниками, разбирая с ними различные операции. Особое внимание молодых сотрудников Ефим Георгиевич обращал на соблюдение конспирации.

— Противник не должен знать ничего о наших действиях, иначе все оперативные мероприятия бессмысленны, — говорил он.

Сам Ефим Георгиевич в совершенстве владел искусством конспирации, сказывался опыт революционера-подпольщика. Евдокимов любил рассказывать своим младшим товарищам, делясь этим опытом, о некоторых поучительных историях и случаях.

…Когда до революции Ефим Евдокимов был арестован за хранение листовок, в тюрьме судьба свела его с опытным подпольщиком Степаном Максимовичем Ширяевым. Узнав, при каких обстоятельствах полиция захватила молодого рабочего, он сказал;

— Как же это ты так оплошал, Ефим? В собственном столе да такие улики хранить. Просто подарок царским ищейкам. Наше дело, парень, требует большой осторожности, без этого никак не обойтись. На твоем пути будет много и ловушек, и провокаторов. А избежать провалов можно только тщательно соблюдая конспирацию. Вот послушай, я дам тебе несколько советов…

Учеба не прошла даром.

…Через несколько лет, находясь на подпольной революционной работе на Дальнем Востоке, Ефим Георгиевич участвует в издании листовок и революционной литературы в Благовещенске. Его настораживало, что к столь важному и опасному мероприятию привлечено неоправданно много людей. Разговоры о выпуске и распространении листовок велись в присутствии посторонних лиц. Он поделился своими опасениями с благовещенскими подпольщиками, но к ним, к сожалению, не прислушались.

Вскоре из Владивостока поступило срочное задание отпечатать и распространить листовку, призывавшую благовещенских рабочих к забастовке в связи с Ленским расстрелом. Текст листовки был направлен с курьером, который должен был передать его Евдокимову. Но… в назначенное время Ефим в типографию не пришел. Через час в типографию нагрянула с обыском полиция. Оказалось, что в организации действовал агент-провокатор царской охранки.

Однако листовка все-таки появилась в Благовещенске. Евдокимов и трое подпольщиков, о которых не знал провокатор, отпечатали ее в другой типографии и распространили в городе.

Потом, рассказывая товарищам, почему он поступил именно так, Евдокимов говорил:

— Типография была под колпаком у полиции, и было очевидно, что охранка ждала какого-то важного момента, чтобы взять нас с поличным. И вот такой момент наступил. Я понимал это. Поэтому конспиративно купил шрифты и печатный станок и вместе с одним из своих друзей установил станок у него дома, в подвале. Об этом не знал никто, и мы могли спокойно отпечатать там важную прокламацию.

Фронтовым особым отделам в тесном взаимодействии с чекистскими органами Украины приходилось решать многообразные задачи по обеспечению безопасности складов и военных учреждений, железных дорог, мостов и других военных объектов, по выявлению контрреволюционных элементов в армии, шпионских, антисоветских и националистических организаций на освобожденной от противника территории, засылаемых эмиссаров врангелевской и иностранных разведок.

Еще до начала военных действий на польском фронте белопольская разведка стала создавать в тылу Красной Армии вооруженные подпольные группы так называемой „Польской организации войсковой“ (ПОВ). Эти группы занимались шпионажем, диверсиями, совершали террористические акты в отношении партийных и советских работников. Сотрудники особых отделов обезвредили шпионско-диверсионные группы ПОВ в Харькове, Одессе, Белой Церкви и других городах. Ими была раскрыта и группа заговорщиков, готовивших убийство председателя Совнаркома Украины, все члены которой являлись участниками ПОВ.

В Полтаве чекисты арестовали участников так называемого „Комитета вызволения Украины“. Организация ставила своей целью свержение Советской власти на Украине и отделение ее от России. После захвата власти „Комитет“ намеревался провозгласить себя временным правительством Украины.

В марте 1920 года были разоблачены два эмиссара иностранной разведки, которые выдавали себя за представителей французской торговой фирмы, прибывших в Одессу для установления торговых контактов с Россией. Изобличенные фактами, они сознались, что связаны с разведкой буржуазной Румынии и засланы ею для сбора политической и военной информации.

Были раскрыты и ликвидированы также белогвардейские и петлюровские организации и группы в Харькове, Одессе, Павлограде, Екатеринославе, Изюме, Лозовой.

При поддержке Красной Армии и специально созданных вооруженных отрядов чекисты Украины участвовали в разгроме и разложении многочисленных крупных и мелких банд. Местные и залетные банды терроризировали население уездов, проникали даже в отдельные города, чтобы после очередного злодейства, оставляя трупы, спаленные и разоренные крестьянские дворы, укрыться в лесах, затаиться по хуторам, выжидая очередного сигнала своего атамана. Кулацкие и белогвардейские бандформирования со значительной примесью дезертиров, анархистов и уголовных элементов представляли серьезную опасность дня тылов Красной Армии. Их ликвидация являлась делом изнурительным, требовавшим огромного напряжения сил, большого оперативного искусства. С кулацкими сынками, анархистами и уголовниками в банды шли скрывавшиеся контрреволюционеры всех мастей — белые офицеры, среди которых встречались и контрразведчики, бывшие жандармы, эсеры и черносотенцы. Это уже был политический бандитизм, ставший надеждой и опорой иностранной и внутренней контрреволюции, средством борьбы с Советской властью, орудием террора и насилия. „…Мы оказываемся втянутыми в новую форму войны, — говорил В.И. Ленин, — новый вид ее, которые можно объединить словом: бандитизм“.

Чекисты в борьбе с бандитами проявляли беспримерное мужество и стойкость. Немало кулацко-белогвардейских банд было уничтожено и прекратило существование благодаря тому, что сотрудникам ЧК удавалось проникнуть в них. Это позволяло заблаговременно узнавать о преступных замыслах бандитских главарей, предотвращать налеты на населенные пункты, сопровождавшиеся грабежами и погромами, жестокими расправами над сельским активом. Некоторые чекисты, выполняя задание, погибали от рук бандитов. Многие работники армейских особых отделов и территориальных ЧК погибли во время прямых вооруженных столкновений с бандами.

Сотрудники особого отдела Юго-Западного и Южного фронтов под руководством Е.Г. Евдокимова внесли большой вклад в ликвидацию политического бандитизма на Украине. В результате умелой организации этой работы, смелых и продуманных операций в короткий срок удалось покончить с сильными и опасными бандами Завгороднева, Железняка, Гуппела, Гальчевского и другими, с созданными ими в отдельных селах повстанческими комитетами.

С группой оперативных уполномоченных и отрядом особого назначения Е.Г. Евдокимов не раз выезжал на Полтавщину для руководства операциями по обезвреживанию бандитских формирований. Там чекисты провели большую работу с тем, чтобы склонить бандитов к добровольной сдаче оружия и явке с повинной. Для этого чекисты проникли в некоторые банды и умелыми, связанными с немалым риском для жизни действиями подготовили условия для прекращения налетов и погромов, а затем и для явки их участников с повинной. Иногда банды сдавались почти в полном составе и во главе со своими вожаками. Так, в особый отдел вместе с начальником своего штаба явилась банда Левченко. Прекратила преступную деятельность банда Авдиенко, атаман которой добровольно сдался чекистам. Была ликвидирована банда Зверя, насчитывавшая около 600 человек и скрывавшаяся в лесах близ станции Мачинская. Атаман и его ближайшее окружение оказали сопротивление и во время столкновения были уничтожены. Одновременно арестовали и членов „Полтавского повстанческого комитета“, которые вербовали для Зверя бандитов. В Васильевской волости перестала существовать банда Тура. Украинским чекистам удалось склонить многих ее членов к прекращению борьбы, а главарь был захвачен и понес наказание. Отказалась от продолжения преступной деятельности и едала оружие часть банды Штаны; те же, кто не захотел добровольно разоружиться, были арестованы или уничтожены во время боя.

Е.Г. Евдокимов лично, непосредственно оказывал помощь местным чекистам в ликвидации остатков действовавших в лесах банд.

… - Никак не можем покончить с бандой Константина Шпака. У него всего-то сабель сто, а беспокойство доставляет большое. Все время от нас ускользает, — пожаловался Ефиму Георгиевичу начальник одного из волостных отделов ЧК.

— Надо внедрить в нее наших людей, они и помогут ликвидировать банду.

— Ничего не получается. Осторожен „батько“. Берет к себе не всякого, только тех, кого его бандиты хорошо знают.

— Плохо работаете, товарищи. Неужели так и нельзя найти подхода к этой банде?

— Да есть тут кое-что. Но вряд ли мы сможем этим воспользоваться.

— А ну-ка, расскажите.

Оказалось, что несколько дней назад поступили сведения о находившемся в банде Шпака жителе деревни Хромцы Иване Чалом. Иван был призван в Красную Армию, но вскоре дезертировал. А тут неделю назад сестра его, Алена, обратилась в милицию с просьбой помочь брату. Он уже два раза домой приходил, плакал. Говорил, что не может больше разбойничать. Сестра и мать уговаривали его не возвращаться в банду, пойти в ЧК с повинной. Но не согласился Иван. Боялся, что отомстят ему за это бандиты. Расправятся с ним и с его близкими. Так и ушел Чалый, обещал, что скоро снова придет.

Ефим Георгиевич внимательно выслушал рассказ чекиста.

— А что это за семья? — спросил он.

— Скромные, работящие люди. Анна Лукинична, мать Ивана, в деревне большим уважением пользуется, также, как и дочь ее. Да и об Иване раньше никто не мог плохого сказать, за хозяина в доме остался, когда отец в шестнадцатом на империалистической погиб.

— Ну и что же будем с ним делать?

— Засаду в доме надо устроить, арестовать Чалого. Может быть, удастся получить у него сведения о расположении банды.

Ефим Георгиевич на минуту задумался.

— Вряд ли что получится. Даже если возьмем Чалого без шума, Шпака насторожит его отсутствие, и он снимет банду со стоянки. Серьезное дело. Но на то мы и чекисты, чтобы четко и оперативно решать сложные задачи. Вот что я придумал.

…Никто в Хромцах не удивился, что двух плотников, подрядившихся работать в деревне, определили на постой к вдове Чалой. Хата у нее большая, живет вдвоем с дочерью, так что места много.

Плотники сразу же всем в деревне понравились: Николай, высокий, жилистый, лет тридцати пяти; и Василий, скромный голубоглазый парень лет двадцати.

— Племяш мой. В этом году с собой на работу взял, говорил Николай, ловко обстругивая топором бревно.

Пришлись они в деревне как нельзя кстати. Покосились за войну хаты, не было рук их поправить, да и поставить новые. Работы навалилось много. Плотничали Николай с Василием быстро и ладно. Остапу Нескромному, соседу Анны Чалой, хорошую баньку за три дня срубили и взяли недорого. Обрадовался мужик, пригласил плотников к себе поужинать. Гуся забил по этому случаю, поставил на стол большую бутылку с мутным самогоном. Но Николай только пригубил чарку, а Василий, тот и вовсе пить не стал.

— Ты уж извини нас, хозяин, — сказал Николай. — Но горилка плотнику плохой помощник. Не пью я, да и племяннику не велю.

…Было уже за полночь, когда раздался стук в окно. Анна быстро вскочила с постели, отодвинула занавески, затем распахнула ставни. Увидела заросшее густой щетиной лицо сына.

Иван прошел в горницу, в это время Алена уже зажгла керосиновую лампу и поставила ее на стол. Чалый жадно ел хлеб с салом, запивал молоком прямо из крынки.

— Долго еще по лесам будешь скитаться, сынку? — спросила его сидевшая рядом Анна.

— Плохи мои дела, мамо. Нету назад дороги. Видно, так и подохну в лесу, как зверюга дикий.

Он замолчал, закрыл лицо руками.

— Рано ты хоронить себя начал, Иван Чалый, — послышался рядом незнакомый голос.

Иван быстро вскочил с лавки. Перед ним стоял высокий мужчина в пиджаке и серой косоворотке. А у окна был другой, помоложе.

Иван протянул руку за винтовкой, но тут же вспомнил, что оставил ее в сенях. Разве же он мог подумать, что ему в его же доме засаду устроят? Чалый с силой стукнул кулаками по столу так, что чуть лампу не свалил. Зло взглянул на мать и сестру.

— Сколько ж грошей вам за меня в ЧК дать обещали? А я-то жалел вас, оттого и из банды не тикал, чтобы вам за меня не отомстили…

— Успокойся, Иван. Не сердись на мать и сестру. Они добра тебе желают, поэтому и согласились с нами свести. Мы из полтавской ЧК. Меня Николаем Шевченко зовут. А это Василий Дзюба, мой товарищ. Из-за тебя нам в Хромцах пришлось целую неделю плотничать. Сейчас женщины оставят нас, вот и потолкуем.

Иван сделал самокрутку, закурил.

— А теперь расскажи-ка нам, Иван Чалый, почему ты из Красной Армии дезертировал? — спросил его Шевченко.

— Да струсил я. Учили нас плыть с оружием. Пловец из меня плохой, наглотался я воды и винтовку потопил. Взводный на меня набросился, обещал под трибунал отдать, если я ее не вытащу. А как ее достать, там глубина метров пять? Вот я и сбежал. Только потом понял, что никто бы меня за это судить не стал. Подержали бы под арестом, да и все. Просто погорячился взводный, а я поверил и испугался. Правда, чего уж теперь об этом говорить!

— Ну а в банду как попал?

— У матери хотел укрыться, в Хромцы пешком шел. По дороге, верст за тридцать отсюда, меня трое конных перехватили, в лес потащили. Сам батько меня допрашивал. Хорошо, что среди них Богдан Куцый был, дружки мы с ним с детства. Он за меня и поручился. А чтобы не поверили, могли повесить как красного лазутчика.

— Забирайте меня, комиссары, судите. Но одно я вам могу сказать. Нет на мне крови. В банде я всего три месяца. Грабить грабил, но никого не убил.

— Не нам твою судьбу решать, — сказал Николай. — Но имею я полномочия руководства ЧК сделать тебе одно предложение. Если поможешь нам ликвидировать банду, суд это примет во внимание и облегчит тебе приговор. Вот, решай.

— Шпака и его свору мне не жалко. Сам бы порешил сволочей. Только непросто взять их. Он стоянки часто меняет и выбирает такие, что подобраться к ним трудно. С большим отрядом не подойти.

— Знаем. Пробовали, и не раз. Поэтому и просим тебя помочь.

Иван задумался. Шевченко внимательно наблюдал за ним.

— Без Шпака, Терещенко и Шило, его подручных, банда развалится, — сказал Иван. — Осталось-то всего семьдесят всадников, не более, да и добрая половина из них вроде меня, из страха в лесу сидит. Главарей надо захватить, а без них остальные сами сдадутся. Ездит Шпак со своими дружками по ночам куда-то. Я это раза два замечал. И Богдана Куцего они с собой берут. Тот на гармони играет и поет хорошо. Не иначе гуляют где-нибудь.

— А нельзя узнать, где?

— Попробую. Надо об этом Богдана спытать. Добро напоить и спытать. Он по пьянке дюже болтлив бывает. Думаете, почему я домой-то хожу? Это Куцый меня в тихую от батьки за харчами и горилкой отпускает. Он сотником в банде зовется, хотя под его командой я да еще восемь человек.

Иван поднялся.

— Пора мне, а то к рассвету не успею. Если удастся что узнать, сразу же приду.

— Ну что ж, Василий, — сказал, вздохнув, Шевченко, — придется нам с тобой здесь еще немного поплотничать.

Прошло четыре дня. Иван не приходил. Шевченко стал беспокоиться.

— Так и жди, придет он теперь. Больше его ноги здесь не будет. Вспугнули мы бандита. Как бы они и нас, Николай Карпович, здесь не прихватили, — говорил своему старшему товарищу Василий.

— Не бойся, Вася. Не подведет нас Иван Чалый. Я немного в людях научился разбираться. Есть у меня основания поверить ему.

…Пришел Иван только на шестой день, поздней ночью.

— Сейчас можно Шпака с дружками взять. Они на Глебовском хуторе гуляют у вдовы Катерины Шмелько, зазнобы Шпака. Богдан Куцый помогать нам будет, договорился я с ним…

— Подожди, Иван, — перебил его Шевченко. — Доложи все по порядку.

Чалый сбивчиво, торопясь, начал рассказывать.

Вернувшись тогда из деревни, Иван отдал Куцему самогон, сало, яйца.

— Пропустим по чарке, — предложил тот.

Они пошли в глубь леса, расположились на небольшой полянке.

— Эх, Иван, обидел меня батько, кровно обидел, — сказал захмелевший Куцый. — Як собаку бездомную, плеткой отстегал при дружках своих и при бабе поганой. К Катьке, потаскухе этой, приревновал спьяну. Такое унижение мне нанес, на посмешище выставил. Вот уж неделю хожу сам не свой. Не прощу я ему этого, пристрелю гада!

Посмотрел Иван на Богдана. Не играет ли он, может быть, провокацию ему устраивает? Да нет. Не годится Куцый на эту роль. Его Иван с малых лет знает, не умеет тот прикидываться. Вон он какой стал. Глаза бешеные, губы трясутся, чуть не плачет. Самолюбивый он парень, никому не простит обиды. А раз так, то надо рискнуть.

— Жить тебе, Богдан, что ли, надоело? Ну, пристрелишь ты батьку, так все равно с тобой другие расправятся. А вот если мы Шпака вместе с его сворой в ЧК сдадим, то и с бандой покончим, и прощенье себе этим заработаем. Хватит нам с тобой по лесам разбойничать. У нас с Советской властью никаких счетов нет, оба из бедняков.

Богдан удивленно взглянул на своего друга.

— Да ты что! Разве гоже это — своих предавать?

— Своих? Это Шпак тебе свой? Он бывший царский есаул. А ты кто? Или, может быть, Никиту Шило, дружка его, ты за своего считать стал? У него в Еременках своя торговля была, а вы с отцом всю жизнь на других спину гнули.

— Это все верно. Они меня за человека не считают, за глаза батраком кличут. Только как их схватишь? Заманить если только куда-нибудь?

— Когда они на гулянку поедут?

— В пятницу должны. Слышал, как договаривались.

— Куда?

— Опять к Катьке, на Глебовский хутор. Только меня они теперь уж не возьмут.

— Сколько их будет?

— Шпак, Терещенко да Шило.

— А теперь послушай, что надо будет сделать…

После этого разговора Иван не мог найти себе места. Боялся, как бы не передумал Богдан и не выдал его бандитам. В пятницу вечером заметил, что Шпак надел новый китель, побрился. Значит, действительно собирается куда-то.

Чалый быстро разыскал Богдана:

— Я в деревню, как стемнеет, поскачу, а ты жди нас возле двух стогов на большой дороге, что к Глебовскому хутору ведет.

…Шевченко внимательно слушал рассказ Чалого. Представилась возможность одним ударом обезглавить банду. Можно было взять их сейчас, этой ночью. А может быть, установить наблюдение за Глебовским хутором, дождаться следующего прихода туда бандитов и захватить их большими силами? Но придут ли они туда еще раз? С другой стороны, Николай опасался ловушки. Если об Иване у него сложилось четкое мнение, то Куцего он никогда не видел и не мог доверять ему всецело. Тем не менее Шевченко решил все-таки рискнуть.

— Далеко до Глебовского хутора?

— Часа за два доедем.

— Ну давай, запрягай лошадь,

К хутору подъехали на рассвете. Огромный цепной пес у дома Шмелько залаял было на них, но, узнав Богдана, сразу же завилял хвостом. Куцый, бросив ему кусок хлеба, быстро поднялся на крыльцо и три раза постучал в дверь.

— Кто там? — послышался женский голос.

— То я, Богдан. Открой, Катя. Срочно дело до Константина Трофимыча есть.

Скрипнул засов, дверь отворилась, и все четверо, Куцый, Чалый, Шевченко и Дзюба, быстро вошли в хату.

Никто из бандитов даже не успел вытащить оружие. Через полчаса, связанные, они лежали на телеге.

К полудню Иван и Богдан вернулись в банду. Куцый сказал, что Шпак приказал ему взять командование на себя, всем сняться со стоянки и двигаться по направлению к Волчьему оврагу.

До него они дошли только к вечеру. Там их уже ждал вызванный из города отряд красноармейцев. Куцый приказал бандитам сделать у оврага привал. Не прошло и десяти минут, как красноармейцы разоружили их.

После завершения операции Евдокимов принял Шевченко и Дзюбу.

— Молодцы, — сказал он, пожимая им руки. — Отлично сработали. Без потерь с нашей стороны ликвидировали целую банду. Оба будете представлены к награде.

— В этом и ваша большая заслуга, Ефим Георгиевич, — сказал Шевченко.

— А я-то тут при чем?

— Ведь операция осуществлялась по разработанному вами плану. Признаться, я сомневался, что Чалый согласится помогать нам. А вы как-то сразу это почувствовали.

Таких, как Иван Чалый, еще много в стане наших врагов. Кто-то был обманут, поверил в посулы бандитов и белогвардейцев, а кого-то мы сами в спешке, по незнанию обидели, оттолкнули от себя. И наша задача бороться за них, отбить у врагов этих людей и сделать полноправными строителями новой жизни.

Продолжительной и нелегкой была борьба чекистов на Украине с бандитскими формированиями.

Назначенный в 1921 году начальником управления ВУЧК, а затем полномочным представителем ОГПУ на Правобережной Украине, Ефим Георгиевич Евдокимов лично участвовал в разработке операции по выводу на Украину и аресту петлюровского генерала Тютюнника. Эту операцию чекисты готовили тщательно. Когда с инспекционной проверкой на Украину прибыл заместитель председателя ГПУ СССР Иосиф Станиславович Уншлихт, Ефим Георгиевич подробно доложил ему о состоянии и результатах борьбы с бандитизмом, махновщиной и петлюровщиной. Знакомясь с документами, И.С. Уншлихт особенно заинтересовался тем, что сделано по закордонному петлюровскому центру. Позже, звоня из Москвы, он не раз давал ценные рекомендации. Осенью 1922 года в Киев с группой сотрудников центрального аппарата ГПУ по делам службы приехал начальник Контрразведывательного отдела Артур Хриетианович Артузов. Он внимательно просмотрел все материалы, касающиеся Тютюнника. В разговоре с А.X. Артузовым Ефим Георгиевич поделился подробно планами украинских чекистов, сказал, что „…мы должны во что бы то ни стало достать Тютюнника из Польши и этим самым положить конец бандитизму на Украине…“. А.X. Артузов одобрил план операции и пообещал, в свою очередь, подумать о том, как это быстрее и лучше осуществить.

Тактически правильными действиями чекисты сумели склонить Тютюнника к решению лично прибыть нелегально на Украину, чтобы проверить состояние повстанческого подполья и принять руководство „Радой трех“ — легализованной (по предложению Евдокимова) контрреволюционной националистической организации. В конце мая 1923 года вместе с переправщиком Дулькевичем Тютюнник был арестован при переходе границы. На суде Тютюнник заявил, что раскаивается в содеянном и признает Советскую власть. На этом основании он был выпущен на свободу. В 1929 году Тютюнник возобновил антисоветскую деятельность, за что был вновь арестован и осужден.

4 октября 1923 года Волынский губотдел ГПУ Украины и его полевой штаб совместно с частями 44-й дивизии Красной Армии нанесли сокрушительный удар по последнему оплоту петлюровщины — „Волынской повстанческой армии“. 12 октября ее ликвидация завершилась арестом почти всех участников, изъятием большого количества оружия. Наряду с этим чекисты разгромили и „Казачью раду“, арестовав свыше 300 ее членов. Так была завершена еще одна крупная операция под руководством Ефима Георгиевича Евдокимова.

За большую работу по укреплению и воспитанию чекистских кадров Украины, участие в ликвидации белогвардейских, махновских, петлюровских и иных банд, шпионских и националистических организаций Ефим Георгиевич Евдокимов был награжден двумя орденами Красного Знамени, соответственно в 1921 и 1923 годах,

В приказе, подписанном Ф.Э. Дзержинским 2 августа 1921 года, говорилось:

Далее следовали фамилии: Артузов Артур Христианович, заместитель начальника Особого отдела ВЧК; Евдокимов Ефим Георгиевич, начальник управления ВУЧК; Кожевников Яков Николаевич, уполномоченный ВЧК; Манцев Василий Николаевич, полномочный представитель ВЧК на Украине; Павлуновский Иван Петрович, полномочный представитель ВЧК в Сибири; Самсонов Тимофей Петрович, начальник Секретного отдела ВЧК.

Приказ заканчивался словами: «…награждением орденом Красного Знамени отдельных работников Президиум ВЦИК дал свою оценку и свое доверие ЧК. Будем же сильны этим доверием».

Ефим Георгиевич всегда отличался скромностью. Принимая орден, который вручался ему 19 июня 1923 года на общем собрании сотрудников ГПУ УССР, он сказал, что очень смущен лестными словами в его адрес и считает, что разделяет эту награду со всеми работавшими с ним товарищами, которые рука об руку, рискуя жизнью, проделали колоссальную работу по искоренению контрреволюции и бандитизма.

А вот еще примечательный факт из его биографии. Командование Юго-Западного фронта наградило Е.Г. Евдокимова золотым портсигаром, отметив таким образом его заслуги в обеспечении безопасности армии.

- Ефим Георгиевич, дал бы закурить из своего золотого портсигара, — как-то сказал ему в шутку один из командиров.

Евдокимов улыбнулся и полез в карман. Но, к удивлению своего собеседника, достал не портсигар, а сложенный вчетверо листок бумаги. Это была квитанция Одесской центральной губернской комиссии, свидетельствовавшая о том, что от Е.Г. Евдокимова принят золотой портсигар в фонд помощи голодающим.

Вклад Е.Г. Евдокимова в разгром контрреволюции на Украине был отмечен также двумя знаками «Почетный чекист», другими поощрениями. Ефим Георгиевич избирался депутатом Харьковского Совета, являлся членом ВУЦИК.

Подводя итоги деятельности Е.Г. Евдокимова в чекистских органах Украины, хочется привести выдержку из его служебной характеристики: «Тов. Евдокимов своим личным непосредственным участием в руководстве административной и оперативной сторонами работы и… личным участием в ликвидации вынес на своих плечах титанический этан борьбы с организованной контрреволюцией, пытавшейся организовать восстания, подпольные боевые дружины, шпионские организации».

В 1923 году Е.Г. Евдокимов получает назначение полномочным представителем ОГПУ по Северо-Кавказскому краю в Ростове-на-Дону. Здесь он служит с небольшими перерывами (с 1929 по 1931 г. был начальником секретно-оперативного управления и членом коллегии ОГПУ СССР, в 1931–1932 гг. — полномочным представителем ОГПУ в Средней Азии) до 1934 года. Под руководством Е.Г. Евдокимова чекисты Кубани вели успешную борьбу с остатками улагаевских, Темирхана Шишпева и других кулацко-белогвардейских банд.

…На столе у Евдокимова лежал вырванный из школьной тетради листок линованной бумаги, на котором типографским способом был отпечатан текст. Листовка призывала к саботажу мероприятий Советской власти, к вооруженной борьбе с коммунистами. Текст заканчивался подписью: «Союз борцов за свободную жизнь».

— Такие листовки в последнее время стали появляться во многих районах края, — сказал Евдокимову Василий Николаевич Горшков, один из ответственных сотрудников ОГПУ Северо-Кавказского края. — Вот эту, например, бандиты оставили у сожженного ими клуба в одной из станиц под Ростовом. Такие же несколько дней назад были расклеены на заборах в Усьмани.

— Что нам известно об этом «союзе»?

— В 1920 году двум белогвардейским офицерам, штабс-капитану Дергаусову и поручику Рудакову, удалось бежать из-под стражи. Ими была создана на Дону монархическая организация, члены которой проживали в нескольких станицах. В 1923 году она была нами раскрыта и большинство ее членов арестованы. Но Дергаусову и еще нескольким его сообщникам тогда удалось бежать. По нашим данным, в 1925 году они воссоздали эту организацию под названием «Союз борцов за свободную жизнь». Очень осторожны, вся деятельность строго законспирирована и строится по принципу троек.

Ефим Георгиевич стал внимательно рассматривать листовку.

— Станочек-то у них примитивный, в любом подполе разместить можно, — сказал он. — Да и печатают их наверняка где-то в станице, тетради на это переводят. Писчую бумагу и в Ростове не всегда купишь, а тетради есть везде. В каких еще районах появлялись листовки?

— Сейчас, одну минуту.

Горшков открыл папку, стал перебирать бумаги. В это время Евдокимов встал из-за стола и подошел к висевшей на стене карте края.

Горшков стал перечислять районные центры и станицы, Ефим Георгиевич делал мелом отметки на карте.

— Теперь посмотрим, что у нас получилось, — сказал Евдокимов, приглашая Горшкова к карте. — Итак, в Семикаракорске и близлежащих станицах листовки не распространяли. А в остальных районах центральной части края они были обнаружены. Что вы об этом думаете?

Горшков молчал.

— Можно предположить, — с улыбкой сказал Ефим Георгиевич, — что «борцы за свободную жизнь» изготовляют листовки именно в этом районе. Думают, что этим самым не наведут на свой след. Элементарная психология преступника — не совершать преступлений у своего логова. Но на этот раз такой расчет не оправдал себя. Надо начать с Семикаракорска и обратить внимание на писчебумажные лавки.

На следующий день оперативная группа во главе с Горшковым выехала в Семикаракорск. Чекисты приступили к тщательному изучению обстановки в районе.

…В писчебумажную лавку в Семикаракорске вошел молодой мужчина. Он предъявил документы и поинтересовался, не покупает ли кто-нибудь в больших количествах школьные тетради.

Продавец сказал, что в последнее время за тетрадями стал часто приходить старик, как-то раз он назвался сторожем школы одной из станиц.

— Какой-то странный старик. Уже несколько раз покупал по триста тетрадей. Другие, что из школ, тоже берут много тетрадей. Но они еще покупают чернила, перья. А этот нет.

Чекисты дождались «школьного сторожа». Его маршрут привел их в одну из станиц. Тетради он завез в дом местного священника.

Через два дня в районе была арестована группа участников «Союза борцов за свободную жизнь» — контрреволюционной организации, опиравшейся на реакционное духовенство, кулачество, бывших белогвардейцев. Во время ликвидации организации чекисты изъяли огнестрельное оружие, типографские шрифты, антисоветские документы. Вскоре был арестован и главарь этой организации Дергаусов.

Заслуги Е.Г. Евдокимова в руководстве чекистскими органами были отмечены еще двумя орденами Красного Знамени, в 1927 и 1930 годах.

В 1934 году Е.Г. Евдокимова выдвигают на партийную работу и избирают секретарем Северо-Кавказского крайкома ВКП(б). Он являлся делегатом XVII съезда партии. Впоследствии Ефим Георгиевич работал секретарем Азово-Черноморского крайкома ВКП(б). Избирался членом ЦК ВКП(б) и депутатом Верховного Совета СССР. За большую партийно-политическую и организаторскую работу его наградили орденом Ленина.

Вся жизнь Е.Г. Евдокимова была неразрывно связана с революционной борьбой трудящихся, со становлением и упрочением Советской власти. Ради этого он не щадил ни своих сил, ни здоровья, непримиримо борясь с врагами социализма.