Чекисты

ВЛАДИМИР ЛИСТОВ МИХАИЛ АБРАМОВИЧ ТРИЛИССЕР

Бунт нарастал. Хорошо оснащенная крепость, защищающая Гельсингфорс, сотрясалась внутренними силами. Доведенные издевательствами до отчаяния минеры отказались расставить мины вокруг Свеаборга. Комендант крепости их арестовал. Солдаты-артиллеристы и матросы выступили в защиту минеров. Тогда комендант на глазах у всех расстрелял двух артиллеристов. Это случилось в июле 1906 года.

Большевики пытались сдержать гнев матросов и артиллеристов. Как ни странно звучит — «большевики пытались сдержать», но они вынуждены были это сделать, так как восстание запоздало. Революция 1905 года шла на убыль. Самодержавие беспощадно расправлялось с любым непокорством революционно настроенных масс. В этих условиях Ленин, партия большевиков стремились сохранить остатки сил и удерживали свеаборжцев от выступления.

Но солдаты и матросы восстали. Для оказания помощи военным морякам в Свеаборг были направлены М.Н. Лядов и Р.С. Землячка. Лядов попал туда только в конце восстания, а Землячка не смогла приехать вообще, из-за военных действий.

За полтора месяца до свеаборгского восстания руководителем Финляндской военной организации РСДРП стал двадцатитрехлетний Михаил Абрамович Трилиссер. Невысокого роста, худощавый, похожий больше на курсанта, он прошел уже большой путь профессионального революционера. Трилиссер быстро перестроил работу социал-демократов в армии, организовал издание нелегальной газеты «Вестник казармы», В своих статьях он также пытался удержать солдат ж матросов от выступления Но когда восстание свершилось, он не потерял надежды на то, что свеаборжцев поддержит вся Россия.

Дни и ночи теперь Михаил проводил среди солдат и матросов гарнизона, поднимая их на помощь восставшим. Героически сражались свеаборжцы, но под натиском превосходящих сил после трехдневных боев были разгромлены. 1 августа 1906 года военная организация большевиков выпустила специальный номер газеты «Вестник казармы», в передовой статье которой Трилиссер разъяснил значение и уроки восстания: «И хотя восстание побеждено, но крепнет и ширится народная борьба, ей путь и выход указан РСДРП, Выход один — полное свержение царского самодержавия. Свергнуть его может только всенародное вооруженное восстание».

Михаил был увлечен борьбой, с головой ушел в партийную работу, а опыта борьбы с царской охранкой еще не хватало… Он считал, что паспорт на имя Капустянского, партийная кличка Анатолий, под которой работал, надежно защищают его от любых случайностей, что прошлое участие его в марксистских кружках и работа в большевистских организациях в Астрахани и Казани скрыты от жандармов. Но царская жандармерия уже напала на его след.

Жандармы узнали, что «Временное бюро военной организации» находится в ведении Петербургского Комитета, который выставил представителей от военных организаций на происходящий в Лондоне съезд российских социал-демократов…

В последующих донесениях департаменту полиции указывалось, что представитель в Центральном Комитете Российской социал-демократической рабочей партии от Финляндской военной организации этой партии Анатолий имеет еще партийную кличку Мурский. В апреле — мае 1907 года он находился в Гельсингфорсе, проживал на Хагазундской улице в доме № 2, квартира 12, в меблированных комнатах «Хильстрем», по паспорту на имя Капустянского.

За Анатолием (Мурским) было установлено наблюдение. В Петрограде стояли еще белые ночи, когда Анатолий был схвачен жандармами. Арест был неожиданным.

12 августа в департамент полиции было доложено:

Михаил Трилиссер был доставлен в Шлиссельбургскую крепость. Когда захлопнулась массивная дверь и заскрипел засов, Михаил почувствовал озноб. Нет, это была не простуда, хотя по сравнению с августовским Жарким воздухом здесь было холодно. Этот озноб был от внутреннего напряжения, от резкого контраста. Трилиссер был человеком не робким, уже испытал на себе одиночку. Но такая резкая перемена обстановки подействовала удручающе…

Днем Михаила вызвал на допрос жандармский офицер.

— Ну-с, Капустянский, Анатолий или Мурский, Как вас называть?

— Называйте как хотите…

— Нет, пожалуй, все же лучше Трилиссер. Рассказывать будете?

— Что рассказывать? Ведь вы все знаете…

— Я надеюсь на ваше благоразумие. Чтобы передать ваше дело в суд, остановка за небольшим. И мера наказания будет вам определена в зависимости от вашего поведения. Вы участвовали в восстании солдат и матросов. И не только участвовали, но и подстрекали. Назовите ваших сообщников и организаторов этого мятежа.

— Вы хорошо информированы и должны знать, что никто не подстрекал. Гарнизон восстал сам…

— Но восстание случилось. Вы и ваши друзья его возглавили. Кто был вместе с вами?

— Со мной никого не было.

— А собрания в здании Технологического института? Кто там бывал, кроме вас?

«Неужели докопались и до этого? — Тоскливо защемило в груди. — Неужели полный провал? В помещении столовой Технологического института встречался с Лядовым, участвовал в заседаниях Петербургского Комитета большевиков. Там ведет работу Надежда Константиновна Крупская. Заходит к ней Вера Рудольфовна Менжинская, старшая сестра Вячеслава Рудольфовича Менжинского, члена комитета большевистской военной организации и одного из редакторов газеты „Казарма“. Да и многие другие. Откуда это известно охранке? Несомненно, кто-то предал? Кто?.. Но разве сейчас дело в том, как распознать предателя? Главное, сохранить все то, что еще не известно охранке!»

Михаил понял, что охранка знает многое.

— В здании Технологического института я бывал редко. Заходил послушать лекции и пообедать в столовой. Никого там не знаю.

Трилиссер держался упорно.

— Понятно. Тогда придется вспомнить все сначала. Трилиссер Меер Абрамович, когда и где вы родились?

— 1 апреля 1883 года в городе Астрахани.

— Кто ваши родители? Где вы учились?

Михаил понимал, что это хорошо известно полиции.

— Отец — сапожник, мать — домашняя хозяйка. Окончил астраханское городское училище, затем уехал учиться в Одессу.

— А чему вас научили в Одессе?

— Сдал экзамены за шесть классов гимназии…

— А дальше?

— Дальше вы знаете: был по этапу отправлен обратно в Астрахань.

— За что же?

— За то, что участвовал в кружке.

— В кружке, которым руководил брат известного большевика Ленина — Дмитрий Ульянов?

Еще в Астрахани, чтобы дать образование старшему сыну Михаилу, родители пустили в свой дом квартиранта, политического ссыльного Бориса Васильевича Авилова! Руководитель социал-демократии Астрахани, Авилов стал лучшим наставником Михаила и Давида Трилиссеров. Он познакомил подростков с трудами Плеханова и вселил в их души неистребимый дух борьбы за справедливость.

Два года пребывания в Одессе, куда Михаил уехал для продолжения образования, стали поворотным этапом в жизни юноши. Знакомство с группой студентов в университете, входивших в социал-демократический кружок, посещение нелегальных собраний, а затем вступление в 1901 году в члены Южной революционной группы социал-демократов, руководителем которой был брат В.И. Ленина Дмитрий Ильич Ульянов, окончательно определили направление идеологических воззрений.

Пошла жизнь профессионального революционера: ссылки, тюрьмы, каторги… Из Одессы он высылается под надзор полиции в Астрахань. Там в 1903 году избран в состав астраханского комитета РСДРП. По заданию партии выезжает в 1905 году в Казань, где вскоре избирается в состав местного комитета РСДРП.

К началу первой русской революции в Казани были созданы боевые дружины, налажена работа в войсках гарнизона при активном участии Михаила Трилиссера, который выступал уже под партийной кличкой Анатолий. Затем Петербург, работа в военном комитете питерских большевиков. Трилиссер избирается членом Петербургского Комитета большевиков и руководителем военной организации комитета в Финляндии…

Возвращаясь в камеру после допроса, Михаил каждый раз обдумывал весь ход следствия, не дал ли он в руки жандармов каких-нибудь нитей, которые могут повредить товарищам, не сказал ли лишнего?

Следствие длилось два года. Его и других арестованных пытались взять измором, но, кроме уже известны фактов, ничего нового от них добиться не удалось В 1909 году состоялся суд по делу военных и боевых организаций РСДРП, который проходил при закрытых дверях. Прокурор требовал расстрела. Ему возразили:

— Пять лет каторги такому, как Трилиссер, будет вполне достаточно. При его слабом организме из Шлиссельбурга он уже не выйдет!

Такой сравнительно мягкий приговор был продиктован боязнью нового взрыва восстаний.

В крепости Михаил решил учиться. Учебники немецкого и английского языков можно было получить от товарищей без осложнений. И в течение нескольких месяцев он в совершенстве овладел немецким. Потом выучил английский. Товарищи ухитрялись ему передавать запрещенные книги: «Манифест Коммунистической партии», произведения Плеханова, Ленина. Тщательно изучил недавно появившуюся работу «Две тактики социал-демократии в демократической революции».

Ноябрь 1914 года. Прошло больше трех месяцев, как началась мировая война. Срок каторги окончился. Теперь власти отправили Трилиссера на вечное поселение в Сибирь. «Сибирь не тюрьма. Леса и реки, чистый воздух! И возможность продолжать борьбу». После душных застенков Михаил был рад вырваться на волю.

В селе Малышевка на берегу Ангары, куда доставили Трилиссера, находилось много ссыльных, в том числе и его брат, Давид. Радости не было предела. Но прежде всего возникли житейские проблемы: «Как заработать деньги на жизнь? Что предпринять? Идти батраком к местным богатеям? Смогу ли выдержать?.. Можно давать уроки немецкого языка детям местных жителей или готовить их по арифметике. Но политическим ссыльным запрещено заниматься педагогической деятельностью!»

— Я поговорю с Киселевым, — предложил брат.

Большевик Дмитрий Дмитриевич Киселев, работавший инспектором народных училищ, сумел достать для Михаила Трилиссера справку, разрешавшую обучать детей Это давало заработок, достаточный для проживания. А вечерами — беседы о войне, изучение нелегальной большевистской литературы, читка газет, журналов, произведений М. Горького. Обычно товарищи собирались в комнате, где жил М. Трилиссер с братом Давидом…

На одну из таких встреч пришла Ольга Иогансон, красивая девушка, сосланная царскими властями в Малышевку. Она прекрасно читала стихи, и когда она выступала, Михаил не сводил с нее глаз. Потом они ходили гулять на берег Ангары. Одинаковые взгляды, взволнованные и горячие разговоры сблизили их и усилили взаимное чувство друг к другу. Вскоре они поженились и переехали в отдельную комнату. Это было в конце 1916 года…

Стояла морозная зима 1917 года. Однажды вечером в комнату, где жили Трилиссеры, ворвался Киселев. Вид у него был озабоченный и в то же время радостный.

— Что случилось, Дмитрий Дмитриевич?

— Друзья, товарищи! — Киселев по привычке говорил приглушенно. — Получены сведения о революции в Петрограде! Царя больше нет! Но исправник эти сведения скрывает.

Трилиссеры быстро оделись и вместе с Киселевым двинулись по поселку, подняли ссыльных большевиков. Рано утром все отправились с красным флагом через Ангару в Балаганск, Ссыльные подошли к дому исправника и стали требовать объяснений. Вышел его помощник и объявил, что произошла революция, царь отрекся от престола…

После Февральской революции была объявлена амнистия, и многие ссыльные выехали в европейскую часть России, а Михаила Трилиссера партия направила в Иркутск, поручив ему редактировать местную газету «Голос социал-демократа».

Трилиссер вместе с женой поселился на 1-й Иерусалимской улице в небольшом домике. Вскоре они взяли к себе Марию Мельникову. Ее родители — бедные крестьяне, имели 14 детей и отправили девочку после окончания сельской школы к тетке в Иркутск. Трилиссеры познакомились с девушкой, увидели ее стремление к знаниям, поселили у себя и определили в прогимназию. К ним часто заходили большевики. Мария с жадностью слушала их беседы и стала втягиваться в политические дела. Она помогала организовывать политические митинги, собрания, выполняла другие поручения.

Весной и летом 1917 года в Иркутске сильным было влияние меньшевиков и эсеров, большинство крестьянских депутатов в Советах шло за ними, поэтому большевики вынуждены были состоять в объединенной социал-демократической организации.

В июне 1917 года в Иркутск проездом в Центр России из якутской ссылки приехали Г. Орджоникидзе, Г. Петровский, Е. Ярославский. Они выступали на митингах и собраниях и оказали большую помощь иркутским большевикам в борьбе с «соглашателями». Фракция большевиков уверенно набирала силу, вытесняя меньшевиков и эсеров со многих позиций.

В августе 1917 года Совет рабочих депутатов Иркутска избрал М.А. Трилиссера и С.Г. Вележева делегатами так называемого Всероссийского демократического совещания, созываемого в Петрограде по инициативе соглашательских партий. Михаил опять увидел Петроград.

После завершения Всероссийского демократического совещания, на котором был образован Предпарламент, В.И. Ленин разобрался в тактическом ходе меньшевиков и эсеров, который вел к обману масс, признал, что «надо было бойкотировать демократическое совещание». По его предложению ЦК РСДРП (б) вынес решение бойкотировать Предпарламент.

Наступала тревожная осень 1917 года. Ленин был на нелегальном положении.

…Прохладный сентябрьский вечер подходил к концу. М.А. Трилиссер, С.Г. Вележев и другие делегаты демократического совещания от Сибири пришли в гостиницу и стали укладывать вещи, готовясь к возвращению домой. Неожиданно без стука в номер вошел закутанный в плащ мужчина. Неизвестный спокойно повесил на вешалку в прихожей плащ и шляпу и повернулся к ним лицом.

Трилиссер и Вележев бросились обнимать гостя. Это был Орджоникидзе, с которым виделись совсем недавно. Но сейчас Серго выглядел по-другому: окреп, помолодел. Как всегда, он был немногословен:

— Друзья, я забежал к вам на несколько минут. Обстановка, сами знаете, тревожная. Реакция набирает силу. Ильич ушел в подполье, чтобы продолжать борьбу — Владимир Ильич просил обратить ваше внимание на необходимость немедленного выхода из объединенных социал-демократических. организаций; выступать на новых выборах только со своим, большевистским списком кандидатов. Готовиться к вооруженному восстанию, к завоеванию власти Советами…

За десять минут Орджоникидзе изложил программу действий на ближайшие месяцы. Сибирская делегация покинула Петроград, снабженная точными инструкциями.

Иркутский комитет большевиков образовал военную организацию (военку), которая занялась подготовкой к вооруженной борьбе. Быстро развернулась пропагандистская работа среди солдат гарнизона, начали создаваться рабочие красногвардейские отряды.

23 октября 1917 года был избран Центральный исполнительный комитет Советов Сибири — Центросибирь, в который вошли: Б.3. Шумяцкий (председатель), Р.П. Эдеман (заместитель председателя), М.А. Трилиссер, П.П. Постышев, Я.Д. Янсон, С.Г. Лазо и другие. Центросибирь и созданные им советские учреждения разместились в так называемом «Белом доме», где раньше находилась резиденция генерал-губернатора.

Известия о победе Октябрьской революции были получены в Иркутске 27 октября 1917 года. Центросибирь приветствовал победу революции и принял меры к переходу власти в Сибири в руки рабочих и крестьян. Но в Иркутске этот переход затянулся, и только 19 ноября Иркутский Совет рабочих и солдатских депутатов объявил о взятии всей власти в городе в руки Совета и создал военно-революционный комитет. Михаил Трилиссер вошел в состав оперативного штаба, созданного для управления вооруженными силами губернии.

28 ноября военно-революционный комитет собрал представителей всех частей иркутского гарнизона. Собрание приняло резолюцию, одобряющую деятельность военно-революционного комитета.

На совещании актива большевистской организации, созванном в «Белом доме», было принято решение об аресте деятелей Временного правительства и о посылке в учреждения комиссаров.

В ответ на это забастовали служащие и чиновники. В город прибывали офицеры, бежавшие из Петрограда и Других городов России. Они вместе с эсеро-меньшевистскими вожаками усиленно обрабатывали юнкеров местного училища, чтобы они выступили против Советов.

В эти дни Трилиссеру было поручено организовать работу по борьбе с контрреволюцией. С помощью красногвардейцев был сорван крупный мятеж. Ряд групп заговорщиков большевики успели обезвредить, но полностью предотвратить мятеж не удалось.

8 декабря юнкерские и офицерские отряды, насчитывающие более трех тысяч человек, перешли в наступление. Красногвардейские отряды сражались мужественно но к концу дня белогвардейцы захватили центральную часть города. «Белый дом» сразу был отрезан от преданных Советской власти войск и оказался в окружении противника.

Трилиссер возглавил штаб обороны Центросибири. Небольшой гарнизон в течение десяти дней отражал многочисленные атаки противника, превосходящего по своим силам в несколько раз силы оборонявшихся, пока подоспевшие красногвардейские части не подавили мятеж.

Контрреволюция поднимала голову по всей Восточной Сибири и Забайкалью. Нужно было срочно комплектовать отряды Красной Армии. Президиум Центросибири утвердил Сибирсюш военный комиссариат по созданию Советских вооруженных сил Сибири. М.А. Трилиссер вошел в состав комиссариата вместе с С.Г. Лазо, С.Г. Вележевым, А.Н. Луцким.

…Февраль 1918 года. Ночью в кабинет к Трилиссеру, только что назначенному начальником пограничного отдела, вошел мужчина… По безупречной выправке, по манере держаться Михаил Абрамович сразу определил в нем кадрового офицера. Тотчас узнал, хотя видел всего один раз.

— Разрешите представиться! — Офицер держался спокойно. — Штабс-капитан Луцкий прибыл в ваше распоряжение.

— Здравствуйте, товарищ Луцкий! — Трилиссер, обрадовавшись, поднялся навстречу. — Присаживайтесь. Я уже стал беспокоиться, уж не случилось ли что! Время-то такое!

Луцкий сел на стул и сказал:

— Только что был в частях, выделенных для нашего пограничного отдела. Познакомился с командирами и бойцами. Хорошие солдаты. Пришлось походить по улицам, чтобы попасть из отряда в отряд, ведь с транспортом плохо. Промерз основательно… Михаил Абрамович, с чего будем начинать? — Луцкий говорил собранно, деловито. Повернулся к карте, висящей на стене, и кивком показал: — Во-он она какая, граница!

— Вот об этом я и хотел вас спросить, — улыбнулся Трилиссер, усаживаясь рядом. — Но вы меня опередили. Я буду у вас учиться, и ваша помощь мне очень нужна.

— Будем учиться друг у друга, — улыбнулся Алексей Николаевич, потом стал излагать свой план: — Прежде всего нужно разработать систему охраны границы. Необходимы войсковые подразделения для нарядов и засад. Нужно определить места для контрольно-пропускных пунктов. Потребуются частые поездки на границу… Мне нужно будет восстановить кое-какие контакты на той стороне, особенно в Харбине, чтобы располагать необходимой информацией. Видимо, и вам полезно будет съездить со мной в Маньчжурию. В последующем это вам пригодится.

О Луцком Трилиссер был уже наслышан. Волевой человек, способный быстро располагать к себе даже незнакомых людей. Происходил Алексей Николаевич из небогатой семьи, «из обер-офицерских», как значилось в послужном списке отца — городского нотариуса. Отец его умер, когда Алексею не было еще и года. Учился он в Рязанской духовной семинарии, но идти в священники не захотел и в конце концов добился направления в Тифлисское военное училище, после окончания которого был зачислен в Несвижский гренадерский полк в Москве. В январе 1905 года в составе маршевой роты Луцкий был отправлен в действующую армию в Маньчжурию, где участвовал в Мукденском сражении. В 1907 году окончил японское отделение военных курсов при Восточном институте во Владивостоке. Два года был в Японии, где совершенствовал свои знания языка. В 1914 году, как специалист по разведке и контрразведке, работал в штабе Иркутского военного округа. В конце августа 1917 года был назначен начальником Харбинского контрразведывательного отделения. Луцкий приветствовал революцию в России и в конце 1917 года вступил в партию большевиков. В начале 1918 года нелегально выехал в Иркутск и решением ЦИК Советов Сибири был назначен заместителем начальника штаба Иркутского военного округа.

До утра Трилиссер обсуждал с Алексеем Николаевичем предстоящие дела. Когда Луцкий закончил излагать свои соображения, Михаил Абрамович сказал:

— Мы обязаны создать соответствующую службу для получения политической и военной информации из-за рубежа. Возьмите в помощь работников из моих штатов. Действовать будем вместе. А что сейчас здесь, в Иркутске?

В городе под прикрытием консульства активно действует разветвленная японская резидентура, которая имеет широкую сеть агентуры в Сибири и на Дальнем Востоке. На эту разведку работают бывшие чиновники и военные. Используя ситуацию, японцы особенно стремятся восстановить утраченные позиции. Мне удалось разоблачить несколько японских шпионов. Сейчас они арестованы, и ведутся допросы. Мы разрешили японскому консулу встретиться с двумя арестованными. Сегодня я присутствовал на этих встречах. Шпионы и консул, не подозревая, что я хорошо знаю их язык, вели откровенный разговор: консул укорял шпионов в неосторожности, а те обвиняли консула в прямой поддержке контрреволюции. Были названы некоторые имена укрывающихся белогвардейцев. Теперь мы добудем доказательства.

…Шпионское гнездо было разгромлено. Трилиссер и Луцкий послали в Петроград докладную записку о проделанной работе и планах на будущее. Меры, принятые Трилиссером и Луцким, были высоко оценены Советским правительством. В адрес М.А. Трилиссера и А.Н. Луцкого из Петрограда поступила телеграмма за подписью наркома иностранных дел Г.В. Чичерина: «Ваша энергичная деятельность и принятые меры против иностранцев всецело находят одобрение и решительную поддержку центрального правительства».

Трилиссеру поручается борьба с контрреволюцией и спекуляцией. Но силы оказались неравными. На помощь белогвардейцам выступили белочехи, поднявшие мятеж. Они заняли Нижнеудинск, создав непосредственную угрозу Иркутску.

Михаил Абрамович готовит укрепления на Байкале, а после оставления Иркутска возглавляет штаб войск Красной гвардии на Прибайкальском фронте.

Теперь учреждения Центросибири постоянно находились в железнодорожных вагонах. В одном из эшелонов размещались сотрудники пограничного отдела. Трилиссер вместе с женой и только что родившейся дочкой занимал небольшое купе. Рядом располагалась семья Луцкого.

Когда Прибайкальский фронт был разбит, эшелон двинулся на восток и дошел до станции Суражевка на реке Зее. А дальше, на восточном берегу Зеи, уже стояли японские войска, оккупировавшие Хабаровск. Все, кто находился в эшелоне, переходили на нелегальное положение. Пути Луцкого и Трилиссера разошлись.

В конце августа 1918 года М.А. Трилиссер прибыл в Благовещенск. Было ясно, что сдержать наступление белых и японцев не удастся. В городе находилось много партийных и советских работников Сибири и Дальнего Востока, которым грозила расправа.

М.А. Трилиссер вместе с командирами красногвардейских отрядов стал отправлять бойцов небольшими группами в тайгу и в небольшие города — Зею, Алексеевск, Бочкарево. В городе было подготовлено несколько конспиративных и явочных квартир. Сам Трилиссер остался проживать на нелегальном положении в Благовещенске для руководства большевистским подпольем. Во время ночной облавы интервентам удалось его схватить.

Михаил хорошо знал о жестокостях японской контрразведки, но все же духом не падал. И действительно, друзья, коммунисты-подпольщики, вскоре пришли на выручку. Трилиссеру дали знать, что в городской полиции работает дежурным Клименко, который сочувствует большевикам. В тюрьме не было врача, а медицинскую помощь можно было получить только в здании полиции. Трилиссеру подсказали, чтобы он «заболел» в тот день, когда дежурит Клименко. Он так и сделал.

«Больного» Михаила доставили в закрытой машине в полицию. В ожидании врача его поместили в изолятор. Клименко отослал охранника с поручением, осторожно выпустил Трилиссера, а когда тот скрылся, поднял шум, что арестованный бежал.

Успешное наступление Красной Армии позволило амурским большевикам усилить удары по врагу. Полным ходом шла подготовка к вооруженному восстанию. о январе 1920 года Трилиссер проводит совещание Бочкаревского партизанского штаба, где разрабатывается основной план выступления. Затем Михаил Абрамович выехал в центральный партизанский штаб для организации взаимодействия всех отрядов.

Областной комитет большевиков готовил рабочих а крестьян к вооруженному восстанию. Для большей уверенности в успехе восстания областной исполком дает указание о подтягивании партизанских отрядов к городу. В ночь с 5 на 6 февраля красные знамена взвилась над многими зданиями Благовещенска. 9 февраля состоялось первое легальное собрание городской организации РКП (б). Собрание заслушало доклад М.А. Трилиссера «О текущем моменте» и приняло решение о созыве областной конференции большевиков.

Трилиссер утверждается уполномоченным ЦК РКП (б)' по Амурской области и председателем Благовещенского обкома партии, а с апреля 1920 года, когда была провозглашена Дальневосточная республика, Трилиссер назначается эмиссаром ДВР по Амурской области и избирается членом Дальбюро ЦК РКП (б).

В октябре 1920 года новое ответственное задание партии: его переводят на работу в Читу. Как член Дальбюро ЦК РКП (б) он участвует в создании органов Советской власти, Госполитохраны. Работая в сложнейшей обстановке существования буферной Дальневосточной республики с ее коалиционным правительством, Михаил Абрамович проявляет дипломатический такт, умение работать в различных условиях.

Наступила весна 1921 года. X съезд РКП (б) подходил к концу. Владимир Ильич Ленин выглядел нездоровым. Похудевшим и усталым был и Феликс Эдмундович Дзержинский.

Он знал многих делегатов в лицо и, сидя в президиуме, пытался отыскать знакомых. Во время перерыва попросил:

— Пригласите, пожалуйста, ко мне делегата от амурских большевиков Михаила Абрамовича Трилиссера…

Дзержинский с кем-то оживленно разговаривал, но, когда к нему подошла секретарь и, указав на Трилиссера, сказала: «Вот Михаил Абрамович», — повернулся к Трилиссеру:

— Как дела в Сибири?

— Дел много, Феликс Эдмундович. Контрреволюция все время бесчинствует. Ведь там осталось много колчаковцев, враждебных нам офицеров.

— Но там уже выросло много прекрасных чекистов…

— Да, это верно.

— Насколько мне известно, вы занимались контрразведкой и разведкой, имеете опыт этой работы?

— Ну, какой там опыт… Всего несколько месяцев поработал с Алексеем Николаевичем Луцким и кое-чему у него научился. Вместе с ним несколько раз ездил в Маньчжурию. Он познакомил меня с нужными нам людьми. Жаль, что у нас было мало времени…

— Об этом легендарном разведчике и коммунисте я знаю. Как его схватили японцы?

— 4 апреля 1920 года вечером здание во Владивостоке, где располагался военный совет, было окружено войсками интервентов. Сергей Лазо, Алексей Луцкий и Всеволод Сибирцев — члены военного совета, все были схвачены. Ну а ужасный конец вы знаете, — все они спустя месяц были заживо сожжены в топке паровоза.

Дзержинский побледнел, крепко сжал кулаки.

— Вот как они с нами! — Помолчав, сказал: — Я хотел бы, чтобы вы опять работали в ЧК, здесь, в Москве.

— Но ведь… — пытался было сказать Трилиссер. Феликс Эдмундович его опередил:

— Я знаю. Вас берут на работу в аппарат ЦК. Вы не возражаете, если я поговорю с Владимиром Ильичем? В конце прошлого года мы организовали Иностранный отдел. Там у нас еще мало опытных работников, а задачи — большие.

Трилиссер задумался. «Те знания, которые получил от Алексея Луцкого, конечно, пригодятся. С другой стороны, кроме Финляндии, на Западе нигде не был, условий жизни не знаю… Но зато достаточно хорошо знаком с Дальним Востоком и располагаю кое-какими полезными контактами. К тому же владею немецким и английским, хотя последним хуже». Ответил твердо:

— Я согласен.

После съезда прошло несколько месяцев. Трилиссер работал в дальневосточном секторе ЦК РКП (б). Жил в гостинице «Люкс» на Тверской улице. После тяжелой болезни умерла маленькая дочь, и Трилиссеры глубоко переживали горе.

Вечером 6 августа в дверь гостиничного номера постучались. В комнату вошел Дзержинский.

— Добрый вечер, извините, что явился так неожиданно. Если бы не срочные дела, то не решился бы вас беспокоить в столь поздний час.

— Что вы, Феликс Эдмундович. Мы очень рады. Проходите, присядьте, пожалуйста. Оля, познакомься, это товарищ Дзержинский.

— Я на одну минуту. И присаживаться не буду. Спасибо за приглашение. Я сочувствую вашему горю и приношу свои соболезнования… — После небольшой паузы, откашлявшись, Феликс Эдмундович продолжил: — Я хочу сообщить вам, что вчера состоялось решение Оргбюро ЦК РКП (б) о вашем направлении на работу в ВЧК, как мы об этом с вами говорили.

— Считаю для себя большой честью работать вместе с вами. Надеюсь, что оправдаю доверие партии.

— Вот и хорошо. Приходите завтра в десять часов ко мне, и мы обсудим, с чего начинать.

— Хорошо.

Дзержинский ушел, а Трилиссер и его жена долго не могли уснуть. Когда утром следующего дня он вошел в кабинет Дзержинского, то находился в возбужденном настроении.

— Здравствуйте, Феликс Эдмундович. Дзержинский, напротив, был чем-то встревожен.

— Здравствуйте, товарищ Трилиссер, присаживайтесь, — предложил Дзержинский, а сам тут же позвонил по телефону: — Товарищ Самсонов, как дела с бандой Матюхина? Есть ли что-нибудь новое из Тамбова? — Выслушав ответ, положил телефонную трубку на рычаг и пояснил Трилиссеру: — С антоновцами мы покончили. Но осталась банда одного из главарей — Матюхина. Если ее сразу не пресечь, то опять начнется заваруха. Сейчас дело разворачивается, и я надеюсь, что пойдет успешно. Этим занимаются Самсонов и Дерибас. Вам с ними нужно будет познакомиться. И еще, будете работать в контакте с начальником Контрразведывательного отдела Артузовым. Но это — в будущем. Сейчас о ваших делах. Почему вы живете еще в гостинице?

— Да, собственно, не было срочной необходимости…

— Эта гостиница находится далеко от здания ВЧК. Вам нужно перебраться поближе, чтобы в случае необходимости можно было срочно вас вызвать. Обратитесь в хозяйственную часть от моего имени.

— Хорошо, Феликс Эдмундович.

— Теперь о вашей работе. Сейчас мы укрепляем Иностранный отдел ВЧК, о чем я вам говорил. Уж очень много пакости идет к нам из-за рубежа. Для нас крайне важно знать заранее, не готовят ли империалисты новое нападение на нашу страну. И в первую очередь располагать сведениями о замыслах белоэмигрантских организаций. Я хотел бы, — продолжал Дзержинский, — чтобы вы возглавили подразделение Иностранного отдела. Вы имеете некоторый опыт в этой работе, помните, мы с вами говорили о Луцком, у которого вы многому научились.

— Понимаю, Феликс Эдмундович. Я приложу все свои силы и знания…

— С чего вы думаете начать? — спросил Феликс Эдмундович.

— Полагаю, что прежде всего нужно разработать структуру этого подразделения. Затем мы будем использовать все возможности, чтобы в кратчайшие сроки создать за границей необходимые позиции. Для меня будет проще начать с Востока, где я знаю многих лиц и где у меня остались кое-какие связи. Труднее будет на Западе…

— Мы получили сведения, что скопившиеся во Франции и Германии офицеры белой армии и некоторые царские чиновники создали эмигрантские организации для борьбы с Советской властью. Эти люди очень активны и озлоблены. Пойдут на крайние меры, вплоть до террора, чтобы свергнуть большевиков… Да и Запад к нам поближе. Поэтому, мне кажется, следует создать необходимые предпосылки в первую очередь во Франции, Германии и в некоторых других странах Европы. Действуйте быстро и решительно. Докладывайте мне лично. — Дзержинский встал, давая понять, что разговор окончен.

В конце 1921 года Иностранный отдел получил информацию из Ревеля о том, что перехвачено письмо белогвардейца Артамонова, проживавшего в этом городе, адресованное в Берлин Ширинскому-Шахматову, члену организации «Высший монархический совет».

Артамонов писал, что встретился с прибывшим из СССР в командировку бывшим царским чиновником, ныне советским служащим — Якушевым Александром Александровичем. Якушев рассказал, что он возглавляет в Советской России подпольную организацию монархистов. Артамонов оценивал Якушева как выдающуюся фигуру.

Поздно ночью Трилиссер позвонил Дзержинскому;

— Феликс Эдмундович, можно к вам на доклад?

— Заходите.

Прочитав информацию, Дзержинский пригласил к себе начальника Контрразведывательного отдела ВЧК Артузова.

— Артур Христианович, присаживайтесь. Вам известен Якушев?

— Такую фамилию не помню… Нужно проверить…

— Вот информация из Эстонии… — Дзержинский передал текст. — Как ваше мнение?

Артузов пробежал глазами текст и ответил:

— Нет, Якушева я не знаю, но сведения интересные…

— Проверьте и дайте предложения.

Утром следующего дня Артузов установил, что А.А. Якушев — советский служащий, недавно вернувшийся из заграничной командировки, является руководителем малочисленной монархической организации в Москве. Было решено организовать его командировку на Дальний Восток, по дороге задержать и допросить.

Так было положено начало операции «Трест»,

Зимой 1922 года Михаил Абрамович Трилиссер был назначен начальником Иностранного отдела.

Обычно Трилиссер докладывал Дзержинскому текущие материалы почти ежедневно, поздно ночью, когда сотрудники отдела расходились по домам. Лишь в исключительных случаях просил принять его срочно. Так было и сейчас, в феврале 1922 года. Только Трилиссер позвонил Дзержинскому днем:

Феликс Эдмундович, получена шифровка из Берлина, очень тревожная…

— Заходите…

Спустя несколько минут Трилиссер передал Дзержинскому шифровку, в которой было написано:

Дзержинский и Трилиссер понимали, что это значит, имея в виду Генуэзскую конференцию, которая должна была в ближайшее время состояться.

Не допустить признания Советской Республики, принять любые меры, чтобы сорвать конференцию, стало лозунгом не только белой прессы, но и многочисленных эмигрантских антисоветских организаций.

За этим внимательно следил Феликс Эдмундович Дзержинский. Он поручил Трилиссеру усилить работу по предотвращению возможных акций со стороны эмигрантских главарей…

— Кто источник информации?

— Эрих Альбертович Такке, немец, наш помощник в Германии.

— Что за человек? Насколько он надежен?

— Идейный марксист. Преданный нам человек.

— Что известно об Эльвенгрене?

— Такке знает Эльвенгрена как активного участника эмигрантских организаций.

Дзержинский задумался. Потер руками виски. Сказал:

— Всю информацию, относящуюся к подготовке конференции, докладывайте мне немедленно. Даже на первый взгляд несущественную… Нужно принять меры к активизации наших источников. Я проинформирую Владимира Ильича и членов советской делегации, готовящихся к отъезду. А вас прошу принять все меры к получению своевременной информации и к охране делегации. Постоянно держите меня в курсе дела.

Спустя несколько дней работник Иностранного отдела доложил Трилиссеру, что получил новую информацию из Берлина:

— Когда поступило сообщение? — спросил Трилиссер,

— Вчера.

— Почему доложили только сейчас? — Трилиссер помрачнел.

— Я проверял, кто такие Сидней Рейли и Деренталь…

Трилиссер разозлился еще больше. Вышел из-за стола, стал расхаживать по кабинету и отчитывать сотрудника:

— Вы знаете, что такую информацию нужно докладывать немедленно? Об этом я уже говорил. Если вам что неясно, можете спросить у меня.

— Понятно. Виноват.

— Идите!.. «Сапог»!..

Слово «сапог» было самым большим ругательством у Трилиссера. Таким словом он ругал работника только в том случае, если тот совершал большую оплошность.

— Постойте, — вернул сотрудника Трилиссер. — Сидней Рейли — сотрудник английской разведки Интеллидженс сервис, очень активный и опасный. — У Трилиссера была блестящая память. — Дикгоф-Деренталь — член савинковского «Союза защиты родины и свободы», начальник отдела сношений «Союза», а Эльвенгрен — штаб-ротмистр лейб-гвардии кирасирского полка, ярый монархист. Впредь информацию по вопросу поездки нашей делегации докладывайте немедленно. А сейчас запросите Берлин, что им известно о человеке Рейли в Берлине. Кто такой? Чем занимается? По возможности собрать нужно все сведения о нем.

Вскоре поступила новая информация из Берлина:

После того как Трилиссер доложил Дзержинскому полученное сообщение, Феликс Эдмундович сказал:

— По-видимому, членам делегации нужно будет постоянно менять маршруты своего движения. Об этом я с ними переговорю. А вы усильте наблюдение.

На конференцию в Геную, а затем в Гаагу выехали нарком иностранных дел Георгий Васильевич Чичерин и полпред РСФСР в Лондоне Леонид Борисович Красин.

Примерно через две недели в Берлин прибыли три члена савинковской организации: Васильев, Климентьев и третий, фамилия которого осталась невыясненной. Еще раньше приехал полковник Озолин.

Информация поступала Трилиссеру регулярно, тут же докладывалась Дзержинскому.

Помощники Эльвенгрена приступили к наблюдениям за квартирами. Савинков провел и показал террористам места по имевшимся адресам и установил наблюдение, затем установлено было дежурство по ресторанам (вечерами).

Когда прибыл Чичерин, ему было отведено помещение в «Европейском дворце» на Потсдамской площади. Остальным членам делегации были отведены комнаты в одной из гостиниц с другой стороны той же Потсдамской площади.

— Нужно поставить в известность германское правительство, — сказал Дзержинский, ознакомившись с последней информацией. — Но это я сделаю сам через НКИД.

Вскоре тон информации из Берлина изменился. Эмигранты-террористы, как следовало из поступавших Трилиссеру сообщений, стали сокрушаться:

За несколько дней до отъезда делегации из Берлина Трилиссер получил тревожные сведения о том, что у Савинкова имеются вполне точные сведения о времени отъезда Чичерина и других членов делегации с Потсдамского вокзала, где для них приготовлен особый поезд с салон-вагоном.

Прочитав сообщение, Дзержинский связался с Наркоматом иностранных дел. Попросил договориться с германским правительством о том, чтобы изменить место отправления советской делегации.

Из полученной затем информации из Берлина выяснились подробности неудавшейся попытки террористов:

Так была предотвращена попытка расправы с советскими делегатами.

Осенью 1923 года возникла необходимость в поездке Трилиссера в Германию. Поездка начальника Иностранного отдела ОГПУ в капиталистическую страну была чрезвычайным событием.

Германская администрация, в том числе и контрразведка, после поражения в войне были ослаблены. Все их усилия были направлены на подавление внутренней революции. Но в западных странах и в Берлине активно работали английская, французская разведки и белоэмигрантские организации.

Обладая опытом конспиративной работы в подполье, Трилиссер был уверен в своих силах, надеялся на свое умение быть хладнокровным в любой ситуации. Необходимо было провести личную встречу с Эрихом Альбертовичем Такке, оказавшим неоценимые услуги в сборе информации о готовившемся Савинковым и Эльвенгреном покушении на членов советской делегации на Генуэзской конференции. Трилиссер должен был обсудить с ним задачи дальнейшей работы, чтобы создать новые возможности для получения информации из Германии, организовать сбор сведений о деятельности эмигрантских организаций не только в Германии, но и во Франции. Требовалось получать сведения о том, как реагируют главари «Высшего монархического совета» на развитие операции «Трест».

— Будьте предельно осторожны, — напутствовал Трилиссера Дзержинский. — Я полагаюсь на ваш большой опыт. В Германии с вами может случиться все, что угодно, если узнают, кто вы на самом деле… Вас могут даже украсть… Особенно опасны белоэмигранты. Сделайте все возможное для организации хорошей работы. Желаю успеха… И помните: о вашей поездке знаем я, Вячеслав Рудольфович Менжинский, вы и ваша жена. Больше никто.

Трилиссер с семьей жил теперь в 4-комнатной квартире на улице Мархлевского. Это было совсем рядом со зданием ОГПУ. Недавно у них родился сын Леонид, и жена была занята уходом за ребенком.

В европейских странах Трилиссер еще ни разу не был, одеваться соответствующим образом, чтобы не выделяться из общей среды, не привык, поэтому готовился тщательно. Портной сшил для Михаила Абрамовича модный по тому времени костюм. Купили несколько сорочек, и Михаил Абрамович долго тренировался повязывать галстук. Жене и ему самому костюм казался некрасивым, моды в одежде на Западе были другими, не то что гимнастерка или косоворотка и полувоенные брюки, заправленные в сапоги, к которым все привыкли.

В Берлин прибыл как частное лицо — для совершенствования знаний немецкого языка и ознакомления с готической архитектурой.

Германия бурлила. На фоне общего кризиса в стране усиливалось революционное движение. Рейхсканцлер Штреземан, спекулируя на опасности нового революционного взрыва, пытался сделать бывших врагов Германии более сговорчивыми. Он предупреждал их, что его правительство может быть «последним буржуазным правительством Германии». В результате катастрофической инфляции, общего разорения росло недовольство населения.

Михаил Абрамович поселился в гостинице. Заводил знакомства, расспрашивал о достопримечательностях города и окрестностей. Хотя Трилиссер и не скрывал, что немецким языком он владеет хорошо, но всем говорил, что для преподавания необходимо изучить нововведения, некоторые диалекты и усовершенствовать произношение.

Время от времени Михаилу Абрамовичу выделялся автомобиль из посольства для поездок по Берлину и расположенным поблизости населенным пунктам… Он встречался с нужными ему людьми. Перед ним стояла задача: организовать получение информации о намерениях эмиграции и правительств империалистических государств в отношении Советского Союза.

В один из дней Трилиссер готовился особенно тщательно. Был даже взволнован, что было заметно по слегка порозовевшим щекам. Но это могли заметить только хорошо знающие его люди. Другим же это ни о чем не говорило, просто у человека здоровый цвет лица.

Утром к гостинице ему подали посольский автомобиль с советским шофером, и он отправился в Потсдам осматривать достопримечательности этого города, о чем подробно рассказал дотошному портье и еще двум постояльцам гостиницы, с которыми общался чаще, чем с другими.

В Потсдаме Михаил Абрамович действительно в течение двух часов рассматривал архитектурные памятники: выходил из автомобиля, ходил вокруг зданий и сооружений, задирая голову и протирая очки. В это же время внимательно наблюдал за окружающей обстановкой — кто стоит рядом, кто высматривает в стороне, нет ли поблизости подозрительных лиц, — пытаясь выяснить, нет ли за ним слежки.

В конце концов убедился, что никто им не интересуется. После этого попросил водителя вернуться в Берлин. На одной из улиц на окраине города Трилиссер вышел из автомобиля. Когда машина скрылась вдали, Михаил Абрамович вынул из кармана яркую почтовую открытку с видом Кёльнского собора, взял ее в правую руку. Быстрым шагом дошел до ближайшего переулка. Там в нескольких метрах от углового дома стоял другой автомобиль.

Водитель, полный молодой человек лет двадцати восьми, с веснушками на лице, бегло посмотрел на открытку, кивнул и сразу тронулся с места, быстро набирая скорость. Отъехав квартала два, он сбавил скорость, повернулся к Трилиссеру и сказал по-немецки:

— Красивая открытка. В этом соборе я венчался.

— Это Кёльнский собор. Здравствуйте, товарищ Такке.

— Здравствуйте, товарищ Трилиссер.

Затем довольно долго ехали молча. На другой стороне Берлина остановились возле небольшой виллы, кивнув на которую, Такке произнес:

— Вот мы и приехали. Здесь можно спокойно поговорить.

— Что это за вилла?

— Ее сняли мои друзья, надежные люди. Она давно пустует. И тут тихо. — Эрих своим ключом открыл дверь и, пропуская вперед гостя, предложил:

— Проходите, располагайтесь, а я сварю кофе.

Вскоре из кухни донесся приятный аромат, а затем Такке поставил на стол две чашки с горячим напитком Сел рядом.

— Вкусно, Вы умеете хорошо варить.

— Это в специальном аппарате, которые выпускают в Италии. Друзья были там и привезли подарок.

— Как вы живете? Как ваши дела? — спросил Трилиссер.

— Да как вам сказать… Работаю по ремонту автомобилей.

— Почему вы говорите так неуверенно?

— Не вижу особых перспектив. В промышленности у нас застой, а однообразная работа тяготит.

— Но вы делаете и другое важное дело. Мы очень благодарны вам за те сведения о Савинкове и Эльвенгрене, вы своевременно сообщили нам и оказали неоценимую услугу.

— Мне приятно это слышать.

Некоторое время они обсуждали политическое положение в Германии, говорили о политике Англии и Франции, о белой эмиграции.

— Нам было бы важно в настоящее время знать о деятельности Бориса Савинкова, о «Высшем монархическом совете», главари которого базируются во Франции, о связях этой организации с какими-либо лицами или группами в Советском Союзе. Могли бы вы оказать нам в этом помощь?

Такке задумался. Потом ответил:

— Видите ли, особых связей во Франции у меня нет. Разве только Эльвенгрен.

— А он сейчас где?

— В Финляндии. Сказал, что скоро вернется и поедет во Францию. Я постараюсь у него разузнать и сделаю все, что в моих силах.

— И последнее, — сказал Трилиссер усталым голосом, так как длительный разговор, нервное напряжение, которое он испытывал перед встречей, его утомили. — Как вы отнесетесь к тому, чтобы через год-два приехать в Советский Союз? У нас вы отдохнете, подучитесь, а затем вместе решим, что делать дальше?

— Это для меня довольно неожиданно, — неопределенно ответил Эрих Такке. — Здесь я у себя на родине… Если вы не возражаете, я подумаю и вам напишу.

— Хорошо,

Рано утром Трилиссер возвратился в гостиницу городским транспортом. Его отсутствие никто не заметил, чем он был весьма доволен, так как ему предстояла работа по усовершенствованию линий связей, по которым можно было бы получать информацию.

Иностранный отдел ОГПУ в результате проделанной работы стал регулярно получать информацию о деятельности эмигрантских организаций. Чекистам становилась известна реакция главарей организации монархистов на действия участников «Треста», и это помогало А.X. Артузову планировать дальнейшие мероприятия.

Наступил конец ноября 1923 года. Было холодно и сыро. Однажды вечером Трилиссер зашел в квартиру Дерибаса, чтобы рассказать о впечатлениях от поездки в Германию.

В одном доме с Трилиссером на улице Мархлевского этажом ниже жила семья А.X. Артузова, а на одной площадке с Трилиссером — семья начальника одного из отделов ОГПУ Т.Д. Дерибаса.

Небольшого роста, в очках старого типа — с белыми дужками, одетый в полувоенную форму — в синюю полублузу-полугимнастерку, Трилиссер, сидя в кресле, рассказывал Терентию Дмитриевичу о своих наблюдениях.

В комнату вошел сын Дерибаса. Робко поздоровался.

— Андрей, ты что, не узнаешь? — удивился Дерибас. — Ведь это наш сосед, Михаил Абрамович.

Андрей смутился, тихо сказал:

— Здравствуйте…

— Мы до сих пор ни разу не встречались, — выручил мальчика Михаил Абрамович. — Ты почему к нам не заходишь?

Трилиссер был внимательным и чутким, если видел, что кто-то находится в затруднительном положении, старался ему помочь.

— Заходи к нам… У нас большая библиотека, и ты можешь ею пользоваться…

С тех пор Андрей Дерибас стал частым гостем у Трилиссера. Обстановка в квартире была самая простая, по всему было видно, что живущие в квартире не придают особого значения вещам. А вот библиотека была отличная. И когда Андрею нужно было прочитать какую-либо книгу по школьной программе, он теперь обращался к соседям.

Организовав работу на западном направлении, Михаил Абрамович стал принимать меры к тому, чтобы свести к минимуму ущерб, который наносили эмигрантские организации, обосновавшиеся на Дальнем Востоке. Иностранный отдел в начале 20-х годов провел серию мероприятий, в результате которых удалось захватить матерых врагов Советской власти.

Однажды Артузов зашел к Трилиссеру, чтобы обсудить некоторые действия, связанные с «Трестом». Закончив разговор об эмигрантах на Западе, Трилиссер, помолчав, задумчиво сказал:

— На Дальнем Востоке ведь тоже остались «зубры». От них можно ожидать всего чего угодно. Ты читаешь мою информацию по Востоку?

— Да, спасибо. Информацию получаю регулярно ив курсе многих событий. Знаю, что там собирают силы и готовятся к нашествию Иванов-Ринов, Анненков, Краковецкий, Семенов, Яковлев и другие. Ты хорошо знаешь этих людей?

— Еще бы!

— Расскажи мне о них подробнее! — попросил Артузов.

— Иванов-Ринов — организатор контрреволюции в Западной Сибири, бывший «военный министр» так называемого омского «Временного сибирского правительства». Осенью 1918 года крестьяне Славгородского уезда Омской губернии под руководством большевиков подняли восстание против белых. В Славгороде собрался уездный крестьянский съезд, а в деревне Черный Дол разместился затем созданный крестьянами военно-революционный комитет… Иванов-Ринов поручил расправиться с большевиками Борису Анненкову…

Трилиссер разволновался, прервал рассказ и предложил:

— Ты знаешь, Артур Христианович, давай выпьем чайку… Я каждый раз волнуюсь, когда вспоминаю об этом…

По вечерам, особенно в ненастные дни, давала себя чувствовать усталость. Работники ОГПУ могли заказывать в буфете крепкий чай. Так было и сейчас. Трилиссер продолжил:

— Но ты должен это знать.

Антоновцы, махновцы и прочие бандиты бледнеют перед садизмом анненковцев. Деревня Черный Дол была сожжена дотла. Захваченных крестьян казнили, мучили, пытали, некоторых живьем закапывали в землю.

В ноябре 1919 года анненковские бандиты ворвались в Усть-Каменогорскую крепость, в которой содержалось около пятисот политзаключенных. Издевались над арестованными, некоторых расстреливали прямо в коридорах тюрьмы. Отобрали группу советских работников, в частности, из Павлодарского Совета, и поместили на пароход. Спустя несколько дней анненковцы вывели всех политических на берег скованного льдом Иртыша, сделали проруби и приказали прыгать в воду, в не желающих прыгать стреляли.

— Откуда тебе известны такие подробности?

— Несколько человек смогли оттуда сбежать… Слушай дальше…

Даже со своими солдатами, проявляющими малейшую непокорность, Анненков расправлялся беспощадно.

Под ударами Красной Армии Анненков бежал к китайской границе. У самой границы собрал свои части и заявил: «Со мной должны остаться только самые здоровые борцы, решившиеся бороться до конца. А тех, кто устал, я не держу. Пусть кто хочет идет назад, в Советскую Россию».

Многие изъявили желание остаться на Родине. Тогда Анненков отдал распоряжение: всех, желающих остаться, расстрелять! Недалеко от границы впоследствии была обнаружена груда пустых гильз от патронов, а все ущелье было завалено трупами.

Вот что представляют собой Анненков и Иванов-Ринов. Под стать им Краковецкий, руководитель сибирского контрреволюционного подполья, Яковлев, колчаков-окий губернский комиссар, руководитель белогвардейского подполья в Иркутске, и атаман Семенов. Все они еще гуляют на воле, плетут интриги, собирают новые части Для нападения на мирных советских людей.

Трилиссер рассказывал тихо, полушепотом, хрипловатым голосом, не проявляя никаких эмоций, хотя внутри у него все кипело. И от этих его слов, за которыми чувствовались боль, негодование, даже видавшему виды Артузову делалось жутко.

— И такое могут творить люди!? — не выдержал Артузов, — Их нужно вытащить сюда, чтобы судил народ!

— Не так-то просто. У них еще слишком много покровителей. Да и руки не доходили. Во-он как далеко укрылись… Но будем это вместе делать. Как только я соберу достаточно сведений, мы с тобой разработаем план операции.

Летом 1925 года Трилиссер выехал в Гельсингфорс, где ему предстояло встретиться с Дмитрием Быстролетовым, биографию которого он хорошо изучил, но лично, «в глаза», еще не видел.

Быстролетов родился в 1901 году в небогатой интеллигентной семье. Во время гражданской войны учился в мореходном училище в Крыму. Увлеченный случайным порывом, вместе с остатками белой армии бежал в Турцию. Через неделю опомнился и с небольшой группой товарищей на шаланде возвратился в Севастополь. Встретил знакомого чекиста и поведал ему об этом,

— Будешь с нами работать?

Быстролетова инструктировали в течение нескольких дней, договорились о том, как поддерживать связь, и перетравили обратно в Турцию. Оттуда он переехал в Чехословакию, где поступил учиться в Пражский украинский университет. Хорошо изучил обстановку и условия жизни в Германии, во Франции. Сейчас он закончил университет.

Дзержинский и Трилиссер отлично понимали, что наступил решающий этап в подготовке Быстролетова. От того, как будет проведен его инструктаж, определены его возможности и поставлены задачи, во многом зависит вся его последующая работа. Этот инструктаж должен был провести лично Трилиссер. К тому же, у Трилиссера были в Финляндия и другие дела.

Давая Трилиссеру последние напутствия, Дзержинский опросил:

— Обстановку в Финляндии вы знаете. Вас никто не узнает из прежних знакомых, ведь вы работали там в начале девятисотых годов среди военнослужащих царской армии?..

— Прошло много лет, Феликс Эдмундович.

— Во всяком случае, будьте предельно осторожны. Желаю успеха.

Когда поезд стал приближаться к столице Финляндия, защемило в груди: «Двадцать лет прошло с тех пор, как я жил ж работал в этом городе!

В ту пору должен был таиться, работал под чужой фамилией. Господин Капустянский! Может ли кто-нибудь вспомнить Капустянского?.. Во всяком случае, это нужно исключить! Предстоит очень важная встреча!»

Трилиссер раньше знал несколько проходных дворов, где можно проверить, нет ли слежки. Знал кафе и чайные, в которых можно разговаривать, не опасаясь, что кто-то подслушивает. «А как сейчас? Нужно будет предварительно проверить!»

Михаил Абрамович вышел с вокзала и направился по улице в сторону от порта. Он заранее выбрал гостиницу, в которой будет удобно и безопасно жить: подальше от центра города и в том районе, где он редко бывал.

Вечером прошелся мимо дома на Хагазундской улице, в которой проживал в те далекие годы. Сильно забилось сердце: здесь, в меблированных комнатах «Хильстрем», встречался с товарищами по партии, прятал документы.

Прошелся одним проходным двором… Другим… Все так же, как и было…

Встреча состоялась на следующий день вблизи небольшого кафе «Голубое озеро». Михаил Абрамович издали увидел высокого молодого человека с книгой в правой руке. Приблизившись, он увидел в книге закладку зеленого цвета. Ошибки быть не могло. Трилиссер подошел к незнакомцу и спросил:

— Это у вас томик Беранже? — слова пароля.

— Нет, это мой любимый Пушкин.

— Здравствуйте, товарищ Быстролетов.

Крепко пожал протянутую руку.

Прошли в кафе и сели за столик. Кроме них, в помещении никого не было. Подав угощение, хозяин тоже удалился.

— Как доехали? Никаких приключений не было? — заговорил Трилиссер.

— Все тихо и спокойно.

Потом стал расспрашивать об условиях жизни в Праге, о том, как прошли годы учебы в университете, о новых знакомствах, которые состоялись у Быстролетова. Перешел к делу:

— Где вы теперь намерены работать?

— Надеюсь получить должность преподавателя в Праге.

— Для нас было бы важно, если бы вы сумели переехать в Германию. Ведь вы владеете еще и венгерским языком?

— Немного.

— Мы достанем для вас документы венгерского графа. Не очень богатого, но достаточно обеспеченного. Сумеете ли вы оправиться с таким поручением?

«Германия? Почему Германия? Венгерский язык? Венгерский граф? — Быстролетов задумался. — Для того чтобы выступать в роли аристократа, нужно иметь соответствующее воспитание, манеры. Ну, за этим дело не постоит, я достаточно хорошо воспитан и умею держать себя в обществе. Что касается языка: пожалуй, в течение двух лет смогу овладеть…» Прежде чем ответить на вопрос Трилиссера, Быстролетов спросил:

— Извините, а почему нужно в Германию?

— Там сейчас назревают наиболее важные события, и важно получать оттуда надежную информацию.

— Думаю, что в течение двух лет сумею овладеть языком в достаточной степени.

Трилиссер и Быстролетов разговаривали долго, и им никто не мешал. В последующем Дмитрий Быстролетов будет менять много паспортов, выступать как гражданин различных государств: в Германии под видом венгерского графа он будет перехватывать особо секретную переписку между Гитлером и Муссолини. Сделает много полезных дел для Родины.

Дмитрий Александрович Быстролетов, советский разведчик, был выдающимся человеком. Свободно владел английским, французским, немецким, венгерским и чешским языками. Прекрасно рисовал. После возвращения на Родину был принят в члены Московского товарищества художников. Является автором документально-художественной повести «Парабеллум» и киносценария «Человек в штатском».

Наступила зима 1925 года. Были нанесены мощные удары эмигрантским организациям в Европе, главари этих организаций, шпионы империалистических разведок, Сидней Рейли и Борис Савинков, понесли заслуженное наказание и сошли с политической арены. У после суда, подводя «итоги» своей бесплодной борьбы, Савинков писал:

«Для меня теперь ясно, что не только Деникин, Колчак, Юденич, Врангель, но и Петлюра, и Антонов, и эсеры, и „савинковцы“, и грузинские меньшевики, и Махно, и Григорьев, и даже кронштадтцы не были поддержаны русским народом и именно потому и были разбиты; что, выбирая между всеми разновидностями бело-зеленого движения, с одной стороны, и Советской властью — с другой, русский народ выбирает Советскую власть. Всякая борьба против Советской власти не только бесплодна, но и вредна».

Теперь настала очередь для нанесения удара на Дальнем Востоке. Трилиссеру позвонил Менжинский:

— Михаил Абрамович, можете зайти ко мне? Если у вас есть новые материалы в отношении Анненкова, то захватите, пожалуйста, их.

— Хорошо. Сейчас приду.

Когда Трилиссер вошел в кабинет Менжинского, там уже находился Артузов.

— Присаживайтесь. Давайте обсудим, что можно сделать с этим преступником. Что нового у вас о нем?

— Как вам известно, в Китае Анненков держал себя вызывающе. Не хотел подчиняться китайским властям. Имел намерение продвинуться далее к востоку, чтобы соединиться с отрядом атамана Семенова и снова творить свои кровавые дела. Китайским властям надоело, и они разоружили бандитов, а самого атамана Анненкова засадили в тюрьму, где он пробыл около трех лет. Только благодаря вмешательству влиятельных англичан и японцев в феврале 1924 года его освободили. Об этом я вам уже докладывал. С тех пор он проживает неподалеку от города Ланьчжоу.

— Чем он там занимается? — спросил Менжинский.

— Разведением лошадей…

— Не может быть!.. — невольно вырвалось у Арбузова: так не вязался весь облик Анненкова с этим занятием.

Менжинский и Трилиссер улыбнулись.

— Естественно, это не главное его дело, — продолжал Трилиссер. — Сейчас он широко распространяет среди своего окружения слухи о том, что намерен явиться к советским властям с повинной. Сильно сказано, не правда ли? — Трилиссер посмотрел на Менжинского и Артузова.

Можно подумать, что этот бандит и впрямь сожалеет о содеянном! — вставил Артузов.

— А вот какие сведения я получил совсем недавно: «В ноябре 1925 года Анненков встретился с бывшим начальником своего личного конвоя, Ф.К. Черкагдиным который приехал в Ланьчжоу под видом закупщика пушнины и передал Анненкову письмо от М.А. Михайлова, начальника штаба русской белогвардейской группы в войсках Чжан Цзолина. Анненкову предлагают организовать отряд из русских белоэмигрантов для борьбы с революцией в рядах Чжан Цзолина, с таким расчетом, чтобы затем отряд был использован в борьбе с Советским Союзом. Анненков согласился. В ответном письме, переданном тому же Черкашиоу, Анненков пишет: „Сбор партизан (анненковских бандитов. — В. Л.) и их организация — моя заветная мечта… Я с большим удовольствием возьмусь за ее выполнение…“

В письме бывшему участнику своего отряда П.Д. Иларьеву, служащему при штабе Чжан Цзолина, Анненков сообщает, что получил предложение создать отряд, командовать которым поручает ему, Иларьеву.

— Каков Анненков! — усмехнулся Менжинский.

— Анненков не может быть другим. Он пьянеет при виде крови. С ним нужно кончать. Любыми средства мивытащить в Советский Союз и судить, — заключил Трилиссер.

— А как вытащить?! Что вы предлагаете? — спросил Менжинский.

— У меня есть один вариант, но об этом давайте думать вместе. Ланьчжоу — район Китая, который контролируется 1-й Народной армией. Анненков понимает, что просто так выбраться из этого района и перейти на сторону враждебной армии Чжан Цзолина ему не удастся. Поэтому ему понадобились слухи о том, что он раскаялся. Формирование отряда, на которое согласился Анненков, в помощь Чжан Цзолину, затрагивает интересы маршала Фэн Юйсяна, командующего Народной армией. Мое предложение состоит в том, чтобы рассказать обо всем маршалу Фэн Юйсяну и просить оказать содействие в задержании Анненкова.

— Правильно, — поддержал Артузов и продолжил мысль Трилиссера: — А для того, чтобы захватить Анненкова, мы воспользуемся затеянной им же провокацией: начнем переговоры о якобы готовящемся его прощении. В армии Фэн Юйсяна руководителем группы наших военных советников служит герой гражданской войны Виталий Маркович Примаков. Вы его, Вячеслав Рудольфович, знаете. Его можно попросить договориться обо всем с маршалом.

— А что из себя представляет маршал Фэн Юйсян? — спросил Менжинский. — Можем ли мы полагаться на него?

— Я думаю, что можем, — ответил Артур Христианович. — Насколько мне известно, он происходит из рабочей семьи, отец его — бывший каменщик, затем служил писарем в армии, так как был грамотным. Сам маршал участвовал в Боксерском восстании, после разгрома был приговорен к пожизненному заключению. Освобожден в 1911 году революционными силами. Был командиром полка, комбригом, губернатором провинции.

— Ну что ж, действуйте.

Так была разработана операция по поимке Анненкова. По приказу маршала Фэн Юйсяна Анненков, ничего не подозревая, отправился в город Калган, где был выдан Советскому правительству компетентными китайскими властями. Вскоре состоялся суд.

В те же годы стараниями Трилиссера и сотрудников его отдела были выведены на советскую территорию матерые враги Советской власти: Иванов-Ривов, Краковецкий, Яковлев. Все они были преданы суду за совершенные злодеяния.

Вскоре после возвращения из Финляндии Трилиссер получил сообщение о том, что разыскиваемый ОГПУ бывший белый офицер Петр Соколов проживает в Гельсингфорсе, часто выезжает в Терпоки, а оттуда — в Ленинград. Соколов связан с английской разведкой, у него Дома время от времени бывает известный профессиональный разведчик Койс.

Это сообщение насторожило Трилиссера. Память сработала мгновенно: „Газета „Известия“ в июле 1921 года… Из доклада ВЧК о заговорах против Советской власти… Петроградский заговор… Во главе Таганцев профессор-географ… Как его имя? Сейчас это неважно. Упоминался некий Соколов… Нужно поддать материалы!“

Работник отдела спустя час докладывал:

Трилиссер задумался: „Контрразведка, разведка — тесная связь. Все сходится… Можно докладывать Дзержинскому“.

…Феликс Эдмундович на этот раз был чем-то расстроен. Одобрив информацию и предложения Михаила Абрамовича, он спросил, известно ли Трилиссеру постановление Политбюро ЦК ВКП (б), обязывающее его, Дзержинского, работать только четыре дня в неделю в связи с плохим состоянием здоровья и присутствовать на заседаниях Совнаркома лишь по особо важным вопросам. Голос Дзержинского звучал глухо, чувствовал он себя плохо.

Михаил Абрамович ответил, что он об этом знает, сожалеет, что все-таки загружает Дзержинского такими нерадостными известиями. С горечью добавил:

— Я докладываю вам только самое существенное…

— Да, я это знаю. Сейчас речь идет не о том, — Дзержинский улыбнулся, глаза потеплели. Он стал говорить как бы доверительнее. К служебным делам примешивалось нечто личное: — Ко мне поступает все больше и больше важных документов. По всем этим докладам я должен принимать срочные решения, внимательно читать, потом выслушивать устную информацию, обдумывать, вникать в суть дела и давать указания. Кроме того, много важных, неотложных вопросов я должен решать как председатель ВСНХ. — Дзержинский замолчал, посмотрел на реакцию собеседника. Трилиссер слушал молча, не понимая, к чему клонит Феликс Эдмундович. Дзержинский продолжал:

— Я хотел бы, чтобы вы помогали мне. Поставлю вопрос о вашем назначении моим заместителем.

Трилиссер покраснел, его глубоко взволновало предложение Феликса Эдмундовича. Он ожидал всего, чего угодно, только не этого предложения. Вместе с тем он был польщен доверием Дзержинского.

— Благодарю вас, Феликс Эдмундович. Я сделаю все, чтобы снять с вас часть нагрузки.

Вскоре Феликса Эдмундовича не стало.

В траурные дни июля 1926 года М.А. Трилиссер выступил с трибуны Мавзолея и от имени чекистов страны произнес слова клятвы:

Трилиссер и Артузов, как обычно, работали сообща, и спустя год в Ленинграде была разоблачена и предана суду многочисленная резидентура английской разведай, собиравшая сведения о Военно-Морском Флоте, об авиационных заводах и воинских частях. При обысках было изъято много оружия, боеприпасов, военно-топографических карт, иностранной валюты и документов секретного содержания. Перед советским судом предстали 20 участников этой шпионской организации.

Опасность для молодой Советской страны росла с каждым днем и надвигалась с востока. Совсем недавно Советское правительство подписало договор с Китаем. Впервые на протяжении многовековой истории этого государства Китай был признан равноправным и независимым. Руководитель революционно-национального правительства в Кантоне Сун Ятсен это признание принял с благодарностью. А вот мукденская группировка во главе с Чжан Цзолином, имеющая за собой поддержку японских милитаристов, продолжала провокации на КВЖД. Все это делалось под нажимом японской военщины. Трилиссер хорошо знал этот регион.

Михаил Абрамович не раз добрым словом вспоминал Алексея Николаевича Луцкого. И все же нужно было усилить получение своевременной информации оттуда, где скопилось много эмигрантских бандитских формирований.

Михаил Абрамович послал работать в Маньчжурию наиболее опытных чекистов: Рощина, Пудина, доктора Фортунатова, который блестяще владел японским языком. На советскую разведку в Маньчжурии работал теперь и Эрих Такке, который спустя некоторое время после встречи с Трилиссером в Берлине прибыл в СССР и вступил в партию большевиков. Советские разведчики в Маньчжурии перехватывали массу документов. С наиболее важных снимали копии, а подлинники отправляли но назначению… В потоке секретных писем нужно было разбираться, из массы второстепенных сведений отбирать главные, чтобы „пустая“ информация не заслонила такую, на которую необходимо было немедленно реагировать, принимать ответные меры. Поэтому в помощь советским разведчикам в Харбине Михаил Абрамович послал опытных японоведов.

В 1927 году в руки разведчиков попал документ, на котором стояло множество всевозможных печатей, что свидетельствовало о его особой секретности. Печати были осторожно сняты, — чтобы потом поставить их незаметно на прежнее место…

В предисловии указывалось, что премьер-министр Японии генерал Танака обращался к микадо (императору), и последний одобрил содержание доклада. Это был так называемый „Меморандум Танака“, в котором излагались главные цели и задачи японской политики.

Так благодаря работе чекистов под руководством М.А. Трилиссера стали известны цели агрессора,

Осенью 1929 года заместитель председателя ОГПУ Михаил Абрамович Трилиссер собирался выступить на пленуме Сокольнического райкома партии, членом бюро которого он избирался неоднократно.

Он должен был дать отпор новым вылазкам троцкистов. Трилиссер с горечью вспомнил декабрь 1923 года, бурное собрание большевиков в центральном клубе ОГПУ, когда троцкисты пытались внести раскол в чекистскую партийную организацию.

Выступление Трилиссера было эмоциональным и убедительным. Когда он возвратился в здание ОГПУ, сильно разболелось горло. Секретарь Валентина Николаевна Чибисова хотела вызвать врача.

— Что с вашим горлом? Вы часто обращаетесь к врачам и, как видно, они вам не, могут помочь. Может быть, показаться хорошему специалисту? — спросила она.

Михаил Абрамович только махнул рукой, повернулся и ушел к себе в кабинет. Она растерянно посмотрела ему вслед.

Поздно вечером он подошел к Чибисовой.

— Извините, Валентина Николаевна, — сказал он. — Я никогда никому об этом не рассказывал и, кроме моей жены, Ольги Наумовны, никто об этом не знает…Моему горлу уже не поможет ни один врач. Во время ареста белобандиты повредили мои голосовые связки…Раньше, когда был юношей, я даже пел в хоре. А теперь, как небольшая перегрузка — не моту говорить… Прошу вас, Валентина Николаевна, по этому поводу не вызывать ко мне врачей.

— Хорошо, Михаил Абрамович…

Потом Валентина Николаевна Чибисова стала докладывать, кто звонил по телефону во время отсутствия Трилиссера:

Звонил ваш шофер и спрашивал, нужен ли будет вам завтра, в выходной день. Я ответила, что вы собираетесь поехать за город на прогулку с сыном.

— Спасибо, Валентина Николаевна. Позвоните, пожалуйста, шоферу и окажите, что завтра он свободен. Может заниматься своими делами…

— А прогулка с сыном на машине?

— Для моего сына и трамвай — удовольствие. А машина выделена для служебных дел.

В конце 1930 года Трилиссера вызвал Сталин,

— Товарищ Трилиссер, мы решили дать вам новое поручение, необходимо усилить работу органов Рабоче-Крестьянской Инспекции… — После небольшой паузы, во время которой Трилиссер внимательно смотрел на Сталина, тот, улыбнувшись, продолжал: — Как вам известно, наркомом Рабоче-Крестьянской Инспекции РСФСР с марта 1919 года до апреля 1922 года был товарищ Сталин. Вам будет поручен ответственный пост заместителя наркома РКИ РСФСР. Если вы не возражаете, то я расскажу, что нужно сделать в первую очередь. — Сталин опять в упор посмотрел на Трилиссера.

— Я согласен, товарищ Сталин.

— Сейчас нужно подумать над улучшением структуры государственного аппарата, ликвидировать параллелизм. Принять меры к сокращению штатов и к укреплению трудовой дисциплины. В общем, устранить те недостатки, которые появились у нас за эти годы. Вы меня поняли?

— Да, товарищ Сталин.

Михаил Абрамович активно взялся за новую для него работу. Многое было сделано для совершенствования работы государственного аппарата. Были приняты меры к укреплению учреждений и ведомств. Некоторые наркоматы были реорганизованы, сокращены разбухшие штаты. Усилилась дисциплина в работе и более решительно стала вестись борьба с бюрократизмом.

Осень 1933 года сложилась трудной. В центральных районах страны, а также на Кубани, на Украине выдался неурожай. Народ голодал, приходилось напрягать все усилия, чтобы помочь голодающим. Закупали продукты за границей.

К активному участию в общественной жизни привлекли молодежь. Андрей Дерибас, сын бывшего начальника одного из отделов ВЧК — ОГПУ, назначенного в 1929 году полномочным представителем ОГПУ по Дальневосточному краю и проживающего теперь в Хабаровске, оставался в Москве, так как заканчивал институт. Теплые отношения с Михаилом Абрамовичем Трилиссером у него сохранились со школьных лет. Поэтому в один из октябрьских дней, когда сухая и теплая погода заставила вспомнить о „бабьем лете“, он позвонил по телефону Трилиссеру:

Михаил Абрамович, хотел бы посоветоваться с вами. У нас в институте возник деликатный вопрос.

— Заходи вечером домой. Сегодня я буду дома часов в десять.

В одиннадцатом часу Андрей зашел к Трилиссеру.

— Садись, Андрей, с нами ужинать, — пригласила Ольга Наумовна.

— Спасибо, мы только что поели. — Андрей сел в стороне на стул.

— Как дела у отца? — Михаил Абрамович повернулся к Андрею.

— У отца все нормально. Пишет, что очень много дел. И не только по линии ОГПУ, но и разных хозяйственных. Недавно пришлось заниматься Владивостокским портом, через который поступает закупленное нами зерно в Центральную Россию.

— А что там?

— Порт устарел и не может перерабатывать столько грузов одновременно. Отец пишет, что на разгрузку пароходов с зерном пришлось привлечь местных комсомольцев. Зерно ушло в Центр России.

— Там нужно держать порох сухим. Я те края знаю хорошо. Так какой у тебя вопрос ко мне?

— Студенты нашего института обеспокоены тем, правильно ли мы готовим специалистов? Таких ли инженеров ждет от нас государство? Вот я и решил посоветоваться с вами…

— Интересный вопрос, глубокий и своевременный. Молодцы ребята, что поднимают такие вопросы, и хорошо, что ты пришел ко мне. Мы в РКИ тоже сейчас задумываемся над этим. Но своим вопросом ты подсказал мне хороший план…

— Какой? — удивился Андрей.

— Вы, студенты, тоже должны принять участие. Нужно устроить поход к руководству ведомств и вместе обсудить, какие специалисты требуются.

Вскоре такие переговоры состоялись. Результаты анализа решено было обсудить на ученом совете Института народного хозяйства.

На заседание ученого совета приехал заместитель наркома РКИ Михаил Абрамович Трилиссер. Это было неожиданным. Он выступил с подробным анализом выявившихся недостатков и подсказал, каких специалистов и каким образом должен готовить институт.

В 1934 году Михаил Абрамович был назначен уполномоченным Советского контроля при Совете Народных Комиссаров Российской Федерации по Дальневосточному краю. Когда Трилиссер зашел к Дерибасу в кабинет в здании ОГПУ на Волочаевской улице, Терентий Дмитриевич был искренне рад.

— Будем опять трудиться рядом. Замечательно! А где семья? Как они?

— Как и у тебя, осталась в Москва. Все здоровы Перед отъездом видел твоих, у них все нормально. Многое знаю о тебе от Андрея. Как ты тут?

— Со здоровьем ничего. Но очень хлопотно. Дел все прибавляется. Японцы лезут напролом и активно используют эмигрантские организации. Да не я должен тебе рассказывать. Ты все знаешь не хуже меня.

Они беседовали долго, два старых друга, прошедших школу профессиональных революционеров, тюрьмы и ссылки. Им было что вспомнить: и свои встречи с Ильичей на заседаниях и съездах партии, и свою работу вместе с Дзержинским и Менжинским. Потом заговорили о делах насущных. Оба были единого мнения о том, что необходимо быстрее развивать экономику и транспортные магистрали Дальнего Востока, что нужно укреплять Дальневосточную армию, так как нарастает угроза с юга.

За год работы на Дальнем Востоке Михаил Абрамович Трилиссер ни дня не сидел в кабинете, все время находился в поездках, помогая дальневосточникам в организации четкой работы промышленных предприятий и строек. Не раз он навещал молодежную стройку — Комсомольск-на-Амуре — и помогал решать возникавшие проблемы. Здесь происходили его многочисленные встречи с бывшими партизанами и подпольщиками. Радостные и теплые, они согревали сердце, а воспоминания о пережитом наполняли душу новым приливом сил.

В июне 1935 года Трилиссер получил вызов в Москву. Сборы недолги, купил билет, продукты — ив дорогу. Было неясно, почему так срочно?

В день приезда домой Трилиссеру позвонил Дмитрий Захарович Мануильский, или Ману, как называли его близкие друзья, работавшие вместе с ним в подполье. Трилиссер работал с Мануильским в 1906–1907 годах в военных организациях РСДРП. Сейчас Мануильский работал в Коминтерне, о чем Трилиссер знал. Расспросив о самочувствии, о делах на Дальнем Востоке, Мануильский попросил Трилиссера зайти на следующий день в Коминтерн, размещавшийся на Моховой улице, к Отто Вильгельмовичу Куусинену.

„Зачем меня зовут? — подумал Трилиссер. — Может быть, интересует развитие революционного движения в странах Азии?“

На следующий день Михаил Абрамович надел свой костюм и отправился на Моховую, как сказал он жене.

Постучался в кабинет к Куусинену и открыл дверь. Там, кроме Куусинена, были Георгий Димитров и Дмитрий Мануильский. Все трое стали энергично приглашать его войти.

— Не нарушил я каких-либо правил международного порядка? — в смущении проговорил Трилиссер. — Ведь я никогда не бывал здесь?!

— Ну так будете теперь бывать! — с улыбкой проговорил Димитров.

— Требуется только ваше согласие, — добавил Куусинен.

— А как же Дальний Восток?

— Там ты и без того много лет пробыл, — заговорил Мануильокий по-дружески. — Даже ссылку отбывал. Обойдутся там и без тебя!

Трилиссер стал работать в Исполнительном Комитете Коммунистического Интернационала. Был избран членом VII конгресса Коминтерна, вошедшего в историю как конгресс борьбы за единство фронта против фашизма и подготовки войны. Стал ближайшим сподвижником Г.М. Димитрова, Д.3. Мануильского, с которым дружил многие годы, Бела Куна, Пальмиро Тольятти, Вильгельма Пика, Марселя Кашена, Клемента Готвальда. Своими незаурядными организаторскими способностями, разносторонним опытом революционной борьбы, большевистской честностью и непоколебимой верностью идеям марксизма-ленинизма он снискал высокое уважение к себе, стал широко известен в коммунистическом мире.

В 1927 году за особо ценные заслуги в борьбе с контрреволюцией Михаил Абрамович Трилиссер был награжден орденом Красного Знамени.

Умер он 2 февраля 1940 года.