Человек рождается дважды. Книга 2

ГЛАВА 2

Потяг сбежал на лёд, и Колосова охватило приятное ощущение скорости. Но каюр Атласов затормозил. Конец остола врезался в твёрдый накат дороги. Собаки сбились, заскулили и, рванувшись, лениво затрусили по извилистому руслу Среднекана.

Юра отбросил высокий воротник тулупа и вытер концом шарфа лицо. Туман оторвался от земли, навис над долиной. Ветки деревьев и кустарника покрывала изморозь, отчего лес казался воздушным. Было тихо и тепло.

— Печально? — выглянул из воротника Колосов.

— Нет, весело! Геть, геть, геть, — громко раскатилось по лесу. Собаки вздрогнули, покосились на нарты и снова понеслись. Атласов поправил шапку, — Тайга любит смеяться издалека. А вблизи пугливая. Крикни — вздрогнет. Тронь-ка — плакать начнет. — Якут довольно чисто говорил по-русски.

С неба лениво поплыли снежинки, а вскоре пошёл густой снег. Нарты неслышно скользили. Атласов задумался. Чтобы завязать разговор, Юра спросил:

— Как там Краснов? Здоров?

— Имя, одетое в мех справедливости, не теряет цены, — мудрёно ответил Якут.

Колосов закрылся воротником. Капля растаявшего снега скатилась по щеке. Сразу вспомнилось, как они с Женей в дождь целовались под лиственницей. Сколько же прошло времени?

Речные пароходы привезли горное оборудование, и всё лето он пробыл на приисковых участках. Движки, локомобили, насосы, электроустановки. Горняки не хотели терять ни одного дня. Затем командировка на Сеймчан, ликвидация склада американской фактории. Только вернулся, пришлось выезжать в Магадан за оборудованием для обогатительного отделения лаборатории. А там новая командировка и отпуск.

Теперь он возвращался с Большой земли, возвращался к своим друзьям, к желанному делу. Его радовало всё: и эти угрюмые сопки, и молчаливая тайга, и даже снежинки, проникающие за воротник.

На берегу показались постройки прииска «Среднекан» — радиорубка, котельная и маленькая электростанция. А вот и их молодёжный прибор. Да, это всё родное, сделанное собственными руками.

Из распадка донёсся далёкий гудок экскаватора. Его тревожный голос вызвал волнение и в душе Колосова.

Почему бы это? А-аа, Валька. Она где-то здесь на приисках. Скорее бы встретиться, переговорить. А что сказать? Да и зачем?.. Затем что не перестаёт болеть сердце. Другой бы давно выкинул Её из головы. Чем, например, хуже Женя? Да Если бы не Валька… Юра отбросил воротник.

Блеснули огни посёлка. Летят навстречу знакомые постройки. Упряжка, не сбавляя скорости, внесла их в устье Среднекана. Среди новых построек Юра Едва разглядел юрту Гермогена.

— Стоит! — радостно заорал он.

По берегу растянулись длинные навесы складов, огороженные забором. У освещённой прожектором проходной одинокая фигура сторожа в длинном тулупе. Вот и столовая. В больших окнах гардины, занавески. Что-то новое почувствовалось в них Колосову. И он стал искать глазами маленькие окна знакомых бараков. Где вы, подслеповатые, но ласковые? Куда девались крохотные землянки с большим человеческим теплом? Эй, други! Почему не бежите навстречу и не распахиваете гостеприимно двери своих жилищ?

Но большинство землянок снесено. Друзей тоже не видно. В посёлке тихо.

Забрав свои вещи, он направился к Гермогену. Пока старик тут, он всегда найдёт у него приют.

За углом нового дома на доске объявлений афиша: «Вечер художественной самодеЯтельности». Он узнал знакомый почерк Валерки. Добрый толстый лентяй. Он, значит, тут.

Но вот и юрта.

Дверь жалобно скрипнула. В юрте Юрий увидел новшества: на столе клеёнка, заправленная одеялом постель. На стене портрет Ленина, а под ним красный лоскуток. В углу, над узлами, сгорбленная фигура.

— Догор, дружище! Здравствуй! Это же я — Юрка! Здравствуй, говорю! Здравствуй, старина. Куда это ты собираешься?

Гермоген поднялся, взял Его за плечи.

— Я, я, дружище. Что, изменился?

— Старому-то тлеть, молодому-то цвести. Но нисево, нисево, Юлка. Это сыбко хоросо, — говорил он, вытирая глаза.

— Поживём Еще на славу…

— И верно, позывём. Болеть-то много время нету. Дел-то много Есть, — проговорил он значительно и проворно завозился у печки.

Казалось, время было бессильно над стариком, Колосов раскрыл чемодан.

— Это тебе, догор, тёплая куртка. А вот трубка. Тут охотничий нож. Да вот и коньячок для встречи, — раскладывал он подарки на столе.

Когда выпили, старик разговорился, а потом как-то сразу сник и захотел спать.

Юра подбросил дрова в печку, укрыл Гермогена и направился в клуб. Он с трудом втиснулся в зрительный зал и протолкался к стене. Незнакомые лица, но что больше всего поразило — это костюмы и галстуки. Значит, цивилизация успела просочиться и сюда.

Занавес дрогнул. Непринуждённо-ленивой походкой на сцену вышел Самсонов.

Валерка артист? Можно было ожидать всё что угодно, но не Самсонова в роли конферансье. Но почему он так странно поворачивает голову, оглядывая публику? Юра понял и расхохотался. Фрак был мал, и Валерка избегал резких движений, опасаясь за прочность швов.

Самсонов медленно поднял огромную ручищу. В зале засмеялись и захлопали. Осторожно он поднял и вторую руку. На лице полнейшая невозмутимость. Публика не успокаивалась. Тогда он сделал строгое лицо. Зал не унимался. Было в нем действительно что-то смешное и вместе с тем обаятельное. Юра этого раньше не замечал.

— Как этого увальня затащили на сцену? — спросил громко чей-то знакомый голос.

— Татьяна раскопала…

Это Космачёв. Вон и Его борода. Но кто же второй? Похож на Митяя, но лицо? Нет, лицо не Его.

В это время человек оглянулся, и Колосов встретился взглядом. Митяй — и манишка? И это закоренелый старатель? Ну и дела! Юра поклонился и покачал головой.

Самсонов продолжал стоять с поднятыми руками. Его румяное лицо светилось.

— Валерка, всё готово. Объявляй и уходи, — донёсся за сценой шёпот, слышный на весь зал.

— Ну всё, так всё, — покорно согласился он и, поправив бабочку, объявил — Вычислитель маркшейдерского [дэ] отдела Татьяна Маландина и врач лагерной больницы Нина Матвеева. Аккомпанирует на пианино Евгения Зельцер.

Женя? Колосов вздрогнул и рванулся вперёд. Только заглянуть бы в эти хорошие глаза. Но из-за занавеса выглядывал лишь угол пианино.

Татьяна вышла на сцену раньше Нины. Лицо Её разрумянилось, глаза весело блестели.

Появилась Нина. Пели они славно. Исполнили и куплеты на местную тему. Досталось любителям преферанса.

Но вот Самсонов объявил очередное выступление, на сцену вышла петь и Женя. Заметив Колосова, она растерянно замигала, и глаза Её стали Еще больше. Пела Женя хорошо, а Юрию казалось, что слышит он голос Вали. Как только закончился концерт, он сразу же пробрался на сцену.

— Брат Юрка? Вернулся? Вот это хороший человек. А ну дай я тебя чмокну, — бросился навстречу Самсонов.

— Приехал разбойник. А мы тут постоянно тебя вспоминали, — говорил он, тиская Колосова изо всех сил.

— Где Толька, Игорёк, все остальные? — задыхаясь в плотных объятиях, спрашивал Юра.

— Толька? Ну, он теперь подымай выше. Уже в Москве. Отгрохал диссертацию, и никаких гвоздей. Талант, поехал на защиту. Игорёк оборудует лабораторию на Ларюковой. Это рядом с Оротуканом. Теперь дай посмотреть на тебя глазами зрителя. А что? Хорош. Тебе поездки на пользу.

— Как это ты, Валерьян, в артисты прорвался? Этих талантов от тебя никак не ожидал. А вообще-то здорово. Морда у тебя комическая.

Самсонов усмехнулся.

— Татьяна! — крикнул он. — Тут Ещё один неприкаянный Явился. А ну забирай сразу под свою опеку. Да она тебя, чёрта, заставит по проволоке ходить. А ты спрашиваешь, как прорвался.

Из костюмерной комнаты вышла Нина Матвеева.

— Юра? Ты? — ахнула она.

— Я, Нина Ивановна.

— О-оо? Да ты совсем мужчина! И какой представительный! — Обхватив Его шею, тихо шепнула — Валя только на днях выехала на колымскую переправу с мужем. Всё спрашивала о тебе. Ждала…

— Ждала? — смутившись, он искал глазами Женю.

А Нина уже тащила за руку Татьяну.

— Танюша, вот и наш Юра. Знакомься.

— Ну, здравствуй, здравствуй. Значит, в нашем полку прибыло. Я очень рада твоему приезду.

— Ребята! Юрка заявился! — заорал Вася Булычёв. — Идите, Женя. — Он подхватил девушку под руку и подтащил Её к столпившейся молодёжи.

— Здравствуй, Женя! Как ты сегодня славно пела, — обратился к ней Юра.

Она поправила шерстяной платок и протянула руку.

— Я уже думала, что и не вспомнишь обо мне, улыбнулась она и, взглянув из-под ресниц, тихо сказала — А мы тут тебя с Валей вспоминали.

— Я тоже на материке обо всех ребятах скучал. Да, а как ты, Вася, живёшь? Как твоя геология? Что сообщает Николаев? — встряхивая приятеля, пожалуй, слишком усердно, спрашивал Юрий.

— Колька доволен. Он уже в бухте Амбарчик и не теряет надежды попасть на арктический пароход. Этот своего добьётся, — Вася покосился на Женю, как бы объясняя причину отъезда. — Живём, как видишь. Приехала Татьяна и растормошила ребят. Понравилась она тебе? Она молодец, как-то сумела со всеми поладить. На что уж Валерка лежебока и лентяй, а не выдержал и сдался.

— Есть предложение, — басил Самсонов. — По случаю приезда Юрки пойти к Жене на чай с голубичным вареньем. Это, братцы, штука… Пробовал.

— Варенье пожалуйста, но куда я всех усажу?

— Тогда давай варенье, а чай будем пить у Татьяны.

— А что, ребята, и верно, пошли к нам, — подхватила Таня и, посмеиваясь, спросила Нину — А у нас хватит резервов, ну хотя бы насытить Самсонова?

— Почему только меня? А Юрку? Какой-никакой, но сегодня он гость.

— Это я к тому, что Если уж хватит на тебя, то, не задумываясь, можно приглашать всех. Я предлагаю собрать у кого что Есть из Еды и идти в барак к Самсонову. Там разместятся все.

Так и порешили. Булычёв раздобыл доски и соорудил длинный стол. Женя принесла патефон, варенье и голубичную настойку. Самсонов вытащил запасы спирта. Нашлись сыр, рыба, консервы. За столом было весело. Смеялись над Валеркой. Колосов рассказывал о материке. Пели песни.

В разгар веселья в барак вошёл невысокого роста, сухощавый, с бледным лицом парень. Он сбросил шапку, прищурил колючие глаза и отрекомендовался:

— Расманов Олег. Прошу извинить. Я услышал весёлые молодые голоса и решил заглянуть. Только что вернулся с периферии, пока не у дел. Знакомых ни души. Тоска, скука, не знаешь, куда себя и девать. Вы разрешите? — Он сбросил шубу и присел на уголок топчана.

Он сообщил, что играет на гитаре и будет не в тягость компании.

Вторжение незнакомого парня внесло некоторое замешательство и неловкость. Но он как-то быстро приноровился к ребятам.

Расманов понравился всем. Рубаха-парень. А у Колосова он вызвал раздражение. Почему? И сказать трудно. Что-то в Олеге Его настораживало. Больно приторный парень.

— А ну, ребята, танцевать! Вася, подбери пластинку. — тронула Татьяна Булычёва за руку и повернулась к Колосову, протягивая руку.

— Танцевать? — удивлённо посмотрел на неё Юрий и покосился на свои ноги. Он в жизни не танцевал и продолжал предвзято относиться к танцам.

— Без разговоров. Не умеешь — учись. Люди издревле выражают свою радость в песне и пляске. Не зачисляй себя смолоду в старики. А ну пошли! — Татьяна схватила Его за руку и почти насильно вытащила на середину барака.

Танцевали все. Даже Валерка, поднимая на руках Васю, выделывал замысловатые па.

Танцуя с Женей, Юра спросил, где Её отец.

— Его освободили досрочно, и он уехал в Москву. Теперь он уже с мамой.

— А как же ты?

— А я здесь. С вами. Удивился?

— Нет, Женя, иначе не могло и быть. Вот Если бы уехала, тогда да…

— Ребята, давайте песню! — предложила Татьяна и запела. Ребята подхватили. Валерка, как всегда, путал мелодию. Женя сбегала за гитарой и спела несколько романсов. Всем было хорошо и весело. Незаметно подошла полночь. Пора было расходиться по домам.

Сначала пошли провожать Женю. Дорогой поиграли в снежки. Расманов швырнул комок в лицо Жене. Грубость ребятам не понравилась. Юра вытер шарфом Её щёку, и больше в снежки не играли.

Потом пошли к Татьяниному бараку. Она жила в самом конце посёлка. Олег подставил Ей ножку и неловко уронил в сугроб.

Обратно шли молча. Расманов задержался у окна Татьяны, а потом уже нагнал парней.

— А батон-то с изюминкой. Как у неё там? Не нашёлся Ещё кто? Такое добро пропадает. Не возражаете, Если займусь? — Он смачно прищёлкнул языком.

Колосова всего передёрнуло, он отвернулся. Валерка остановился и оглядел Олега с брезгливым удивлением.

— Э-ээ, да у тебя мерило пошленькое и подловатое. Ты, пожалуй, тут ничего не поймёшь. Где тебе? Кругом Торричеллиева… — Он пренебрежительно махнул рукой и, подхватив под руку Васю, перешёл на другую тропинку.

— Тоже мне, святая невинность. Не может сам, бегемот, вот и злится, — пробурчал Ему вслед Расманов и повернулся к Колосову. — Баба везде баба. Только не нужно теряться. Два-три умных хода — и наверняка в дамках.

— А ты и верно с душком. Шёл бы ты, приятель, подальше и не лез грязными лапами куда не следует.

— Что это? Никак запугать хочешь? — задирался Расманов. — И что же ты мне сделаешь?

— А это — смотря чего ты стоишь.

— Лопухи. Девка сама просится. А они, дураки, уши развесили и Ещё рычат, как собаки на сене. Раз приехала на Колыму, значит, видала виды.

— Замолчи, а то смотри, пожалеть можешь.

— Да ты не грози, не из пугливых. Тоже мне, рыцарь печального образа. Ну-ну, вздыхай, вздыхай, а Женю приласкает кто-нибудь поумней. Небось думаешь, тоже святая?

Расманов не успел и договорить, как уже барахтался в снегу и, отплёвываясь, ругался.

— Ты, скотина, запомни. Если Ещё раз затронешь любую из них, я засуну тебя мордой в снег и буду держать там до тех пор, пока ты не научишься уважать в женщине прежде всего человека. — Юра, не оглядываясь, повернул по тропинке к юрте. Хорошее настроение было испорчено вконец.

Гермоген спал. Печь сердито постукивала дверцей. Он лёг на приготовленную стариком постель, но Ещё долго крутился.

Проснулся Колосов рано и всё же не слышал, когда ушёл Гермоген. Неужели всё Ещё промышляет старина? — подумал он и закурил. Вставать не хотелось, В юрте было тепло, хотя дрова в печи уже прогорели.

Вспомнился Расманов, и настроение совсем упало. За стеной послышались шаги, и взволнованный голос крикнул:

— Привет, Андрей! Ты слышал? Так это правда?

— Как будто да. Сейчас узнаем. Я тоже в контору, — откликнулся второй. Скоро шаги затихли.

Юра поднялся. Распахнулась дверь, и, к Его удивлению, в юрту ввалился улыбающийся Расманов.

— Здравствуй! Прости, что врываюсь чуть свет. Но я спешу принести свои извинения, — говорил он с весёлой развязностью. — Вчера получилось нехорошо. Я нахамил. Но, сам понимаешь, чего не бывает. Давай это затрём, и по петухам.

Юра не успел опомниться, как он сунул Ему руку и тут же толкнул пальцем в живот.

— Фу, чертяка, ну и здоров, — расхохотался он. — А как ты меня шарахнул! Если хочешь знать, так всё это было специально. Хотелось прощупать, что вы за народец. Да не совсем это гладко получилось. Потому и не обижаюсь. Сам бы так поступил. — Он посмотрел на Колосова снизу вверх и наморщил нос. — Чего это ты так уставился на меня. Посмотришь, как мы Ещё поладим.

Не переставая говорить, он зачерпнул кружку воды, полил Юре на руки. Наполнил чайник водой, поставил на печь и даже постучал по трубе, чтобы высыпалась сажа и лучше тянуло. Он успел почти всё рассказать о себе. Приехал по договору строителем. По собственному желанию поехал в национальный район. Не утаил и неудач.

— Ехал я с большим желанием. Только закончилась коллективизация. Ну, думаю, развернусь и покажу, на что способен, — жаловался Расманов. — А оказалось совсем не то. Тут Ещё начали прибывать национальные кадры из Института народов Севера. Осенью создалась угроза срыва государственного плана заготовки пушнины. Я туда, я сюда. А один человек возьми и подскажи. Ты, говорит, конским волосом можешь перекрыть недосданную пушнину. Разве мало в районе лошадей? Обрежь хвосты, вырастут Ещё лучше.

— Значит, так и обкромсал?

— План Есть план, что было делать? Надо бы поменьше, да откуда я знал?

— Ну и что получилось?

— Когда летом снарядили транспорт, лошади не по тропе, а в кусты, да ложиться, да кататься: им нечем от гнуса отмахиваться. Хорошо, отделался лёгким испугом. Но это чёрт с ним. Важно — удалось вырваться из этой глухомани.

— А куда сейчас?

— Решил не торопиться. Один раз влип, хватит. Если не подвернётся ничего подходящего, постараюсь попасть в аппарат. Там всегда под рукой и на глазах. Мне ведь только зацепиться, а там я уже как-нибудь сам…

— Привет тебе, брат Юрка! — высокопарно начал Самсонов, протискиваясь в дверь. Заметив Расманова, уже другим тоном — А-аа? Дон-Жуан? Вот уж чего никак не ожидал. — Валерка влез в помещение, загородив дверь.

— Ты мне льстишь. Какое там, — засмеялся Расманов и встал. — Пришёл вот и каюсь. С Юркой у нас лады. Собирался сейчас к тебе. Вот моя мозолистая, да будет мир на земле, — протянул он руку, но Валерка боком прошёл к столу и руки не подал, а заметил Юрию — Приехал ты, брат, напрасно.

— А что?

— Придётся оставлять насиженные места. Ночью пришёл приказ о реорганизации горного управления. Теперь их стало два. Северное в Хатыннахе и в Оротукане Южное. Групповые ликвидированы. Жаль, привык. Да и не хочется уезжать от реки. Там какая-то жалкая лужица.

Юра не стал дальше слушать и побежал в контору.

— Юрочка, уезжаем, — встретила Его в коридоре Женя. — Нас всех на Оротукан. Там уже давно строится новый посёлок, в шести километрах от стана. Краснов назначен заместителем начальника управления. Нина тоже переезжает. Переводят и лабораторию. Видела в приказе и твою фамилию. Тебя тоже на Юг, в распоряжение управления. Тут остаются склады и пристань. Ты рад? — Она посмотрела на него печально и, уткнувшись Ему лицом в грудь, расплакалась.

— Женя, Женечка! Да что это с тобой? Ну-ну, успокойся, это же хорошо. Не надо. Ты всё такая же смешная и чудесная.

— Сама не знаю чего. Может от радости, что всё так быстро. Возможно, жаль посёлка. Тут всё своё, наше… — Она вытерла слёзы и убежала в комнату картбюро.

В конторе было настоящее столпотворение. Люди бегали, таскали папки, Ящики. Все торопились.

В общей части Юра увидел Таню. Она диктовала машинистке какие-то списки. У стола толпились сотрудники, разбирая архивы.

— А, Юра! Здравствуй! — крикнула Таня, заметив Его у двери. — Ты будешь с дороги Ещё отдыхать или поедешь с нами?

— Конечно с вами. А кто Ещё из наших?

— Почти все. Валерка, Вася, Женя. — И она принялась перечислять по списку.

Когда Юра вышел из конторы, было темно. Подступила к сердцу грусть. Слишком много оставалось тут памятного. Этот барак они сплавляли по Колыме с Крохалиного. Здесь расчищали и планировали спортивную площадку. Тут выкорчёвывали пни.

Куда ни посмотри, к каждому клочку земли прикасались их руки. Понятны были и слёзы Жени.

Задумчивым и рассеянным он вернулся в юрту. Гермоген всё Ещё не пришёл. Дрова прогорели, и было холодно. Он разжёг печь и сел на своё привычное место к столу. Огонь охватил поленья, и Его красный свет торопливо заметался в углах юрты. Колосов встал и принялся укладывать вещи…