Человек рождается дважды. Книга 2

ГЛАВА 7

Схлынул весенний паводок. Ключи и речки вошли в свои берега, но вода продолжала оставаться мутной, как в половодье. Работающие приборы делали Её похожей на сусло.

Однообразные звуки приисковых работ неслись по распадку «Пятилетки». С печальным стоном падала вода со шлюзов. С глухим шорохом рассыпались эфеля по отвалам. Ритмично постукивали скребки пробуторщиков. Громыхали тачки по трапам, и далёким громом грохотали по бункерам камни и щебень. И все эти звуки прорывались сквозь несмолкаемый говор воды и снова тонули в Её монотонных напевах.

Только в тишине пересмен, как канонада Единого наступления на мерзлоту, прокатывались по тайге гулкие взрывы.

В этот день рабочим шестого прибора предоставили выходной. С планом лихорадило. С самой весны ни одного облачка. Ключи пересыхали, для приборов не хватало воды. На комитете решили забойщиков подменить добровольцами из молодёжи. И вот теперь со всех сторон к забою подходили ребята.

Ещё не доходя до забоя, Юра сбросил рубаху и припустил напрямик, перепрыгивая через лужи и балансируя на скользких валунах. Широкоплечий, здоровенный, коричневый от загара, он забавно надувал щёки и прыгал. Чудак парень.

— Ну скажите, не балбес? Ребята, да вы посмотрите на Юркину мордаху! А Ещё руководящий товарищ, — захохотал Булычёв. — Да иди же скорей, чёрт здоровый! Тут ждут, а он себе забавляется.

Юра сразу посерьёзнел и, подойдя к ребятам, распорядился:

— Валерка, бери ребят и становись в забой. Ты, Вася, вместо того чтобы орать, привёл бы в порядок трапы. Будешь заниматься откаткой. Расманов, тебе девушек — и на пробуторку. Учти, Если будут сносы, разжалуем к чертям. Понял? А теперь самое главное. Сегодня с прибора надо снять больше минимум на полкилограмма. Пусть все знают, что можно работать лучше. Ну что, поехали? — Он тут же выбрал тачку покрепче, лихо крутанул и покатил Её к забою.

Ребята разобрали инструмент, сбросили рубашки. Краевский открыл задвижку в водозаводной канаве, и прозрачная струя хлынула со шлюза, растекаясь по отвалу.

Юра нагрузил первую тачку.

— Пошла! Поехала! — Колесо пискнуло и весело запрыгало по настилу. Крепче, крепче руки. Надо всё делать красиво. Несколько напряжённых метров — и Юра наверху. Теперь с фасоном опрокинуть, одним махом, так, чтобы всё содержимое в бункер.

Тр-р-ррр… — загрохотало по доскам. Вода бурлит под ногами. Камешки бегут как живые, ударяясь о голенища сапог.

Забегали скребки в руках пробуторщиков. Туда-сюда, туда-сюда. Ребята смеются.

— Хорошо, чёрт возьми, хорошо! Смотрите внимательно за сносами, а то знаете?.. — И Юра помчался снова вниз к Валерке.

Игорь важно толкает тачку. Он не спешит. Юра увидел, что у него под погрузкой стоит вторая, резервная. Он тоже подготовил себе лопату и на этом выиграет время.

— Давай будь человеком. У Игорька две тачки, — ворчит он на Самсонова. И в тачку, в тачку, только звенит лопата. А сам не спускает глаз с Краевского. — Есть! — Юра бегом вверх и уже наступает на пятки Игорю. — Не задерживай! Время — золото! — Они почти одновременно опрокинули в бункер пески и вперегонки обратно. — Ты двойной тягой. Ну и чёрт с тобой. Всё равно не возьмёшь. Понял? — бросил насмешливо Юра и шмыг вперёд.

Игорёк промолчал. Важно завести Юрку. Он не уступит, да и остальные подтянутся.

У трапов заминка. Юра в сторону и по камням, по лужам. Только подпрыгивает тачка и жалобно позванивает чугунное колесо.

— Куда! Совесть имей, моя очередь!

— Не спи! Забой широкий, кто мешает! Кто зевал, тот воду хлебал, — хохочет Юра и снова за лопату. Скорей, скорей. Пока добрался паренёк, что возмущался, Юра уже снова наверху.

Теперь уже все стараются обогнать друг друга. Лица возбуждены. Руки словно приварены к тачкам. У забоя очередь. Юра вытер лицо и вынул папиросу. Солнце удивительно быстро плывёт по небосклону. Не успели откатить по сто пятьдесят тачек, а оно уже над головой. Роса высохла. Над разрезом снова коричневая дымка, а сопки тонут в синеватом мареве.

— А что, ребята, неплохо работнули! Интересно, как там на шлюзах? — и Юра туда.

Расманов наклонился над головкой прибора. Руку в воду — ив карман.

— Ты это что? Самородок?

— Ну да. Мы же договорились подъёмное золото сдавать на счёт строительства клуба. Ты что, забыл? — Расманов посмотрел на него с такой искренностью, что Юра остыл.

— Да разве с прибора? Или ты дубина или прикидываешься? А Если говорить по-честному, я думал другое. Но, к сожалению, у меня нет основания это утверждать.

— Ну и дура же ты, Юрка. Какая дура. Так можно навести тень на кого хочешь. Да Если бы я хотел… Неужели ты думаешь, не мог это сделать без тебя?

Юра смотрел на него пристально и не совсем дружелюбно. Олег обиженно отвернулся и швырнул самородок обратно.

— Да что, мне больше всех надо? — взялся он за скребок.

И Юра устыдился своего подозрения.

— А ну, дай сюда! — Юра вырвал у Расманова скребок. — Разве так буторят? Вот так надо. — В Его руках замелькала ручка скребка. Вверх-вниз, вверх-вниз, — Вот

камешек. Ты Его вот так краешком — и в сторону. А теперь уголочком — и вбок. — Булыжники у Юры выскакивают из колоды, как рыбки, и прямо со шлюзов вниз. Скребок умело ворошит пески, подхватывает крупные камни, и они хлюпаются под прибор. — Понял, как надо? — Он сунул Расманову в руки скребок и побежал к своей тачке.

Ребята успели передохнуть, и снова громыхают тачки по эстакаде.

— Сколько у тебя, Игорёк? — спросил, не останавливаясь, Юра.

— Сто девяносто. А у тебя?

— Двести три.

— Верно. А я думал, соврёшь.

— Значит, считаешь, — усмехнулся Колосов. — Ну теперь чёрта два обскачешь.

В узком распадке пошло хорошее золото, но не было воды и работали на проходнушках. Девушки мыли рядом с агитбригадой Алексеева.

Проходнушка — это почти маленький промприбор. Три двухметровые доски, сколоченные желобком, с торцовой вставкой с одной стороны. Над ней маленький бункерок — головка устройства. На низ желобка укладывается мешок, или, как Его называют, мат. Под бункером на подкладках железный лист с насверлёнными отверстиями — грохот. А ниже, по всей длине шлюзика, на мат укладывается деревянная рамка с врезанными поперечными планками, напоминающими лесенку. Называют это трафаретом, и служит он для улавливания металла. На забрасываемые в бункерок пески льют воду специальным ведёрком. Пробуторивая грунт, сбрасывают в отвал.

Это простенькое промывочное устройство легко переносится по забою, требует мало воды и доступно каждому неопытному промывальщику.

Девушки на носилках подносили к проходнушке пески. На промывке работало двое. Одна, круглолицая, плотная, в резиновых сапогах, стояла в отвале и орудовала скребком. Вторая, стройная, в комбинезоне и в брезентовых рукавицах, черпала воду из лужи и напевала. Её загорелое лицо с высохшими брызгами казалось веснушчатым. Поднимая тяжёлый черпак, она морщила лицо. Тогда Её голос начинал звучать глухо и тихо. Казалось, поют двое. Одна весёлая, а вторая печальная. И обе поют слаженно.

Никто бы, пожалуй, не узнал в этой усердно работающей девушке белоручку.

— О чём размечталась, Женя? — окликнула Её Таня.

— Запала в душу золотая крупинка, и не смоет Её никакая вода.

— Каждую золотинку непременно найдут…

— Я совсем не о том, — перебила Её Женя. — Просто непонятно, почему так получается в жизни…

Подошли девушки, Женя сбросила рукавицы, вытерла лицо и замолчала.

— Как сегодня золото? — заглянула Татьяна в бункерок.

Женя сняла грохот и, зачерпнув воду, стала осторожно поливать. У планки заблестела жёлтая кашица.

— О-о? Да тут много! Никак попали на хорошую россыпь. Как у Алексеева?

— Они за отвалом, наверное, спят. — Женя показала на одинокую фигуру охранника.

Всё это время Таня следила за работой этой бригады и особенно за Лёнчиком. Она делала всё возможное, чтобы пробудить у них интерес к делу. Пели, играли и танцевали они с удовольствием. А вот работали — когда как.

С того памятного дня, когда Лёнчик увлёкся подготовкой к концерту, он жил в постоянном возбуждении. А потом сразу затосковал. На прииск выехал без охоты. Первые дни Ещё работал, а когда зажурчали ручейки и на север потянулись птицы, он забрался на крышу барака и пролежал целый день. На второй день он собрал бригаду и снова работал усердно и зло. И так постоянно. То тянулся за бригадами, то снова хандрил. Начальник прииска настаивал убрать бригаду, но Татьяна продолжала надеяться. Вот и теперь она пошла разыскивать Алексеева. Он спал на траве, прикрыв лицо кепкой, а в стороне лежали остальные.

— Как же тебе не стыдно, Лёнчик? — разбудила она Его. — Посмотри на девушек, работают не разгибаясь. А вы, такие здоровые, сильные, и ничего не делаете.

Он протёр кулаком глаза.

— Да кто Его тут насыпал, — пробурчал он и повернулся на другой бок.

— Не дам спать! Хватит! Подумай, как мы можем выступать с самодеятельностью и высмеивать лентяев, когда сами в забое вот так?! — показала она на спящих парней. — Посмотри, как отмывается сегодня у девушек.

Лёнчик поморщился. Если бы это была не Татьяна он бы не пошевелил и пальцем. Работа Его не привлекала, вот призвание Его танцевального дара — льстило. Нравилось Ему и доброе отношение Татьяны. Уважал он Её.

Его поездку на прииск поддерживало жульё, особенно Колюха. Свой человек и вполне надёжный. Да и сам он имел кое-какие планы. Может, удастся раздобыть подходящие документы и уйти. Куда? Да не всё ли равно Погулял, а там трава не расти. Он был убеждён, что любая тропинка приведёт только в тюрьму. Но время текло, а он так и не предпринимал ничего.

Конвоир по просьбе Маландиной разрешил Лёнчику дойти до бригады девушек.

— Ого!.. — вырвалось от неожиданности. — Ну, мойте мойте. На таком содержании и дурак будет вкалывать — проговорил он равнодушно и отвернулся. Но Татьяна уловила как Его глаза вспыхнули. Она посмотрела на Женю. Та Её поняла и согласно кивнула.

— Мы решили передать вам свой забой. Стыдно ведь. Агитбригада, и на тебе… А то начальство посмотрит-посмотрит, да и разгонит, — сказала Татьяна громко, чтобы слышали все. Девушки переглянулись, но промолчали.

— А как же вы? — спросил Лёнчик и покраснел. На носу у него выступили капельки пота.

— А мы переберёмся выше по ключу и всё равно сделаем больше, чем ваша бригада, — сказала Женя и тут же сбросила трафареты и стала сворачивать мат — Может, догадаетесь перенести наше оборудование вон к той луже? — показала она на блестевшую невдалеке воду.

Лёнчик размышлял.

— Лёнчик, да помоги же девушкам, — захлопотала Татьяна и принялась помогать Жене.

Алексеев молча взвалил на себя проходнушку и не глядя ни на кого, перенёс, установил и пошёл к своей бригаде. Когда донеслись из посёлка удары об рельс девушки собрали инструмент и посмотрели в сторону агитбригады. Парни продолжали работать. Их загорелые спины быстро мелькали за кустарником.

— А ведь заело. Смотри, что делают, — тихо засмеялась Татьяна, и они обошли их сторонкой.

…Все приисковые проезды и тропинки на приборы и участки/ сходятся к дороге у арки. Увитая стлаником с красным флажком на шпиле/ арка высится у въезда в посёлок. Здесь же доски показателей, объявления. Тут проходят все, и потому выдача премии передовикам производства и бригадам/ производится у арки.

Суббота. Колонны тянутся медленно. Штаб трудового соревнования подвёл итоги работы за неделю. У арки руководители прииска и представители управления. Начальник «Пятилетки» вручает премии.

Лёнчик идёт в хвосте колонны. Он поглядывает на Яркое солнце, щурится и сплёвывает окурок «Кузбасса». Это из премии по второму участку. Дорога мягкая от взбитой пыли. Серое облако ползёт и расстилается по кустарнику.

Проходя мимо арки, он увидел на плакате свою фамилию. Хотел с безразличным видом прошествовать мимо, но начальник прииска уже объявил:

— Первая премия прииска — красная тачка — присуждена лучшей бригаде лотошников. Бригадир Алексеев.

Колонна остановилась. Лёнчик растерялся. Он не представлял, что такой пустяк, как получение премии, вызовет чувство робости. Краевский уже подкатил тачку, наполненную свёртками и кульками.

— Алексеев, получите премию, — повторил он.

— Ну чего ты? Бери! — подталкивали парни.

Лёнчик опомнился, когда щёлкнул затвор фотокамеры.

— Благодарю вас, — улыбнулся фотограф.

Лёнчик поморщился: он не любил фотографироваться. Весь оставшийся путь он недружелюбно косил по сторонам. В посёлке повстречали девушек. Они поздравили бригаду.

Насмехаются? — резанула обида. — Ну, постойте, мы покажем себя и без вашей помощи. Ночью долго ворочался с боку на бок. В сердце занозой свербила ущемлённая гордость…

Краснов промыл несколько пробных лотков, собрал жёлтые крупинки и передал их Успенскому.

— Золото отличное, мыть проходнушками — преступление. Надо ставить приборы, но где взять оборудование и насосы?

Он приехал с заместителем главного инженера управления Осепьяном. Данила Артёмович пошёл с приисковым геологом на опробование бортов ключа. Его чёрная гОлова и подвижная фигура стремительно мелькала под берегом ключика.

Лёнчик снял кепку, вытер подкладкой лицо и подошёл к Краснову.

— Гражданин начальник, какую бригаду думаете оставить на приборе? — спросил он хмуро, поглядывая на стоящую в сторонке Татьяну.

— А что? — Глаза Краснова прощупали Алексеева, — Если сумеешь сколотить хорошую смену человек в тридцать, можно попробовать. Только учти, поручим и потребуем. Здесь не забава, а план. Подумай.

Лёнчик не сразу ответил. Взять на себя прибор — не шутка. Спросят и за объёмы промытых песков. Отказаться — значит лишиться всех привилегий и поощрений, так неожиданно метнувших бригаду на пьедестал почёта. Теперь он — лучший бригадир. Портрет напечатали в лагерной газете. Из премий перепадало воровской верхушке, и она относилась к Его работе покровительственно. Лёнчик почесал затылок и решительно ударил себя в грудь.

— Идёт, гражданин начальник. Будет бригада, будет работа. Рванём!

Краснов смотрел на него строго и, как Ему показалось, с сомнением. Татьяна вмешалась и села рядом с Красновым.

— Комитет этот вопрос обсуждал. Мы доверяем Алексееву и берём на себя ответственность за работу прибора, — проговорила она громко и, наклонившись, что-то тихо добавила.

— Ну уж Если ответственность берёт на себя комитет, будем считать вопрос решённым, — засмеялся Краснов.

— А что нужно из оборудования для пуска прибора? — спросил Лёнчик.

— Многое. Насосы, моторы, тросы, контакторы. Да вот спроси у специалиста, — кивнул он на механика. Тут подошёл Осепьян, и он заговорил уже с ним.

— Ну что, Данила? Какие впечатления?

Осепьян вытащил пачку «Казбека» и стал рисовать на коробке.

— Только приборы, Михаил Степанович, приборы. Лотошник на разведанных контурах, всё равно что впереди комбайна человек, срывающий колосья руками,—

Он сразу же набросал схему отработки. — Здесь эстакада, отвалы сюда. Насосы вот тут, а торфа туда. Понял, дорогой? Тут, брат, золотище, и какое. Лес Есть, насосов нет, но будем искать и найдём. Неделя сроку.

Краснов озабоченно наморщил лоб.

— Вопрос техники меня беспокоит. Где Её взять?

— Не найдём насосов, давай бригаду плотников, поднимем воду шлюзами. Насосы только на водосборных тачках для подкачки…

Краснов поднялся.

— Ставь сначала приборы.

Осепьян схватил камень и швырнул в кусты.

— Видел. Вот там и ставь один. Второй будет здесь. — Он кинул второй камень и засмеялся — Делать проекты некогда. Понял, дорогой? Вот так-то. — Вскочил на коня и ускакал.

Алексеев собрал в кружок бригаду и долго советовался. А потом написал что-то на клочке бумажки, сложил Её треугольником и передал молодому парню с вороватыми глазами.

— Сегодня же передашь. Чтобы через два дня было всё. Пусть побольше троса, он, говорят, быстро рвётся. — Он ухмыльнулся. — Посмотрим, какие снабженцы быстрее справятся с делом…

Парни перемигнулись и снова взялись за инструмент. До конца рабочего дня надо было наверстать упущенное…

Километрах в двадцати от «Пятилетки» управление автотранспорта развернуло строительство крупной автобазы. Рядом с трассой на складах, обнесённых колючей проволокой, высились ящики с оборудованием, катушки троса, кабели и прочие грузы.

Бородатый пожилой сторож с дробовиком посматривал на небо и сладко зевал. Был уже вечер, и над строительной площадкой плыл голубой дымок из котлованов. По дороге одна за другой пробегали машины, и над складами/ туманом висела жёлтая пыль. На другом берегу речки куковала кукушка.

— Вот язви тя! Шмальнуть, что ли, для острастки, — пробормотал он и, зарядив ружьё, пошёл к берегу.

В это время на трассе остановилась машина. Из кабины вылез коренастый парень и, оглядевшись по сторонам, быстро направился к сторожу.

— Чего тебе? Тут склады, видишь? — строго выкрикнул сторож и потрогал ружьё.

— Ты меня, папаша, не пугай. Давно прокурором напуган. Давай-ка лучше огонька, и закурим. Кому твои Ящики нужны. Это же не жратва, — засмеялся тот и вынул коробку с махоркой.

— Ну, ты не особо тут, — уже мирно проворчал сторож и пошёл навстречу. — На склады — береги бог, а закурить, отчего же? — И он уселся на бревне у проходной.

Парень сунул сторожу коробку и подал газету.

— Зверобой, папаша, смоли. Батя посылку подбросил. Такого ты Ещё не курил.

Сторож свернул «козью ножку» и затянулся полной грудью.

— Сильна, нечистая сила, — закашлялся он, вытирая слёзы.

— Подобрать бы тут у тебя какой-нибудь обрывок троса. Приятель недалеко припух. Дёрнуть бы надо.

— Поищем. А ты отсыпь на закрутку махры. Задириста, шельма, — подобрел сторож и повёл через проходную, — Вон куски от упаковки. Бери, тебе в самый раз.

— Папаша, я тут как-то насосы привозил, и за мной числят одно место. Надо найти на перевалке, да чёрт ли разберётся в этих Ящиках. Может, покажешь?

— Насосы? — Сторож повёл глазами. — Да вон они. Видишь, рядом с Ящиками выглядывают шланги, — показал он рукой. Увидев, что парень уж больно подозрительно обследует Ящики, повысил голос: — Ну-ну, хватит. Давай-ка выкуривайся, а то, чего доброго, Ещё что-нибудь свистнешь…

— Кури, папаша, табачок да поглядывай под ноги, — засмеялся парень и, не обращая внимания на окрик сторожа, стал вскрывать Ящик.

— Ты что это, сукин сын, делаешь? — сонно пробормотал сторож и, поднявшись, попытался подойти, но покачнулся и остановился. А потом невнятно забормотал, засмеялся и сел.

Парень перетащил Его в проходную, уложил на топчан. Открыл ворота и, выбежав на трассу, помахал рукой.

Из лесочка с пригорка тихо сбежала машина и остановилась рядом с первой.

— Ну что? — выглянул из кабины рыжий мужчина и оглядел склад.

— Порядок. Насосался анаши, теперь не скоро очухается. Поехали, — усмехнулся чернявый, и они проехали шлагбаум.

Грузили молча, сверяя по списку. Сторож лежал в проходной, громко смеялся и кого-то ругал.

Рыжий проверил Ящики и заглянул в бумажку.

— Тут Ещё нужно какой-то контактор. Что это за чертовщина?

— Путаешь, земеля, — задумался чернявый. — Это, пожалуй, коммутатор. Вон стоит большой Ящик, грузи, — показал он на огромного размера место.

— На черта им нужен коммутатор? Это же для телефона.

— А я знаю, просят. Валяй, пригодится.

Парни погрузили Его и выехали со склада.

Утром механик прииска удивился, найдя оборудование. Но больше всего вызвал недоумение коммутатор. Откуда? Зачем? — ломал он голову.

Спросил у Алексеева, тот пожал плечами:

— Привезли, ну и хорошо, значит, будет работать прибор. А кто привёз, разве я знаю? Тоже нашли, у кого спрашивать. Я бы ставил и помалкивал, а то Ещё найдётся хозяин — и отнимут.

Механик понял, что лучше монтировать и не интересоваться. Он скользнул глазами по лицу Лёнчика и ушёл.

Бригада, усмехаясь, разошлась по своим рабочим местам. Прибор будет работать, значит, будут и проценты…

Зависшую в воздухе пыль и дым костров /сгустила опустившаяся ночь. Было душно. Каменные склоны сопок, нагретые солнцем, и теперь излучали тепло. Пахло гарью и свежевыпеченным хлебом. Юра торопился в палатку. Игорь уехал на Оротукан и должен был привезти газеты, а возможно, и письма.

Игорь и Валерка отдали свои комнаты девушкам и перебрались к нему, с ними Ещё пристроился Расманов. Палатка была маленькая, для полевиков. Пришлось выбросить койки, спали на сене, покрытом тулупами и матрацами.

В углу теплилась свеча. Валерка лежал на кипе газет и слушал Краевского. Тот неторопливо читал письмо.

Юра разделся, прилёг рядом с Расмановым и попросил читать громче. Где-то за брезентовой стенкой бродила лошадь и громко жевала. В пекарне хлопали дверями, видно, отгружали выпечку на отдалённые участки. Эти звуки мешали слушать.

Писал Белоглазов, как всегда, небрежно, и Игорь постоянно запинался.

— «…к весне, как видно, закончу, и обратно на Колыму. Да и, сказать по правде, соскучился. Жизнь налаживается. Теперь в магазинах уже всё — живи и радуйся. Это колоссальный успех, путь к которому лежал через столько трудных и полных лишения лет. Злопыхатели стихли. Генеральная линия на высоте…»

— Ты можешь погромче? — снова попросил Юра. Игорь придвинулся к свечке.

— «…Так всё складывалось хорошо. Казалось, всё трудное позади — и на тебе. Ну кто бы мог подумать, до чего докатятся троцкисты? Когда опубликовали обвинительное заключение по делу Зиновьева и Каменева, весь народ охватило негодование. На что я, и то был потрясён и горлопанил больше других, требуя расстрела. Как же мы все были беспечны! Теперь нет. Урок хороший. Проверка партийных документов показывает, сколько же двурушников и врагов просочилось в партию. В октябре ожидают возобновление приёма, я готовлю документы. Наше место там, в её рядах».

Было время последних известий. Колосов настроил приёмник на Хабаровск. Передавали сообщение из-за рубежа.

…Военно-фашистский мятеж в Испании. Слышимость испортилась. Юра безуспешно пытался настроиться на нужную волну.

— Татьяна! К начальнику прииска!

Маландина оперлась на перила эстакады и посмотрела вниз. Рядом с прибором остановился курьер прииска и, приподнявшись в стременах, старался перекричать грохот тачек, пробегающих по трапам.

— Вода! Вода! Совещание по промывке! — выкрикивал он, помогая себе жестами. Заметив, что девушка поняла, рванул поводья и, пригнувшись к седлу, поскакал к другому прибору.

— Вода? — повторила Татьяна про себя и посмотрела на разрез забоя. По всему участку копошились люди. По трапам сновали вверх и вниз рабочие с тачками. Из далёких забоев тянулись подводы. У ключа белели платки девушек. Люди работали хорошо, но сегодня Ещё ленивей падала вода со шлюзов.

Было знойно и тихо. От пыли першило в горле. Речки и дороги были одинаково коричневыми. Татьяна сбежала вниз, перескочила клейкую лужу, залившую тропинку, и пошла к посёлку.

— Что делать, что делать? — твердила она себе. На плечо легла сильная рука.

— Рвать котлованы для сбора воды и мыть. Сегодня поступит взрывчатка! — проговорил знакомый голос.

— Игорёк, ты? А я и не слышала, как ты подошёл. Я так тебе рада.

Игорь взял Её руку выше локтя и, сдерживая шаг, пошёл рядом.

— Хорошая моя. Василёк мой синеглазый. Хочу быть с тобою всегда, всегда.

Татьяна прижалась щекой к плечу. Помолчали.

— Скоро мы будем вместе, родной. А сейчас бежим, опаздываем.

У приискового магазина лежала собака. Игорь позвал. Она бросилась к нему. Татьяна обняла собаку за шею и посмотрела на Краевского.

— Хорошего человека и животные любят. Я ревную.

Игорь улыбнулся, но, вспомнив что-то, помрачнел.

— У тебя неприятности?

— У нас всех. Фомина сняли с работы и отозвали в Магадан. Он впутался в эту историю с Урмузовым. Матвееву вызвали на парткомиссию.

— Бедная Нина. Ей только этого не хватало. Но она не покривит душой, — вздохнула Татьяна и добавила: — А Фомина жаль. Человек он неплохой, но, как видно, не заметил и сам, как засосало…

Показалась контора прииска. Из открытого окна кабинета донёсся голос Дымнова.

— Международная обстановка накаляется. Японская военщина провоцирует у наших восточных границ. Империализм расчищает путь фашизму, Муссолини напал на Абиссинию. Гитлеровские войска вступили в рейнскую зону. Германия лихорадочно готовится к войне против Советской России. Фашизм, как спрут, раскинул свои щупальца по всем странам Европы. Используя троцкистских отщепенцев, агенты пятой колонны проникли в наш государственный аппарат и ряды нашей партии. Сплочённость наших рядов — вопрос жизни и смерти социалистического государства…

— Опоздали… — Татьяна схватила Игорька за руку.

Пока они протолкнулись к дверям кабинета, говорил уже Краснов.

— Задерживать воду в котлованах и подавать на приборы насосами. Оборудование на днях поступит. Разрыв в плане перекрывать проходнушками и лотками. Управление проводит мобилизацию людей с подсобных предприятий. Мыть будут все. Потребуется — закроем отделы управления и конторы. План должен быть выполнен. Обстановка и задача Ясна?

— Да, да, всё понятно, — ответили с мест.

— Сколько человек дополнительно может выставить управление прииска?

— Сотню наберём, — поднялся Успенский.

— Хорошо. Что дадут участки?

Один за другим поднимались горняки и сообщали о своих возможностях.

— Отлично. Есть Ещё вопросы?

Встал Колосов.

— Значит, пока создадим водоёмы, тянуть, как получится?

— Что же делать?

— Использовать предложение главного инженера — зажечь тайгу в верховьях ключа Говорливого. Там сплошные линзы, леса нет, кустарник и чахлые лиственницы. Сухостой для дров будет Ещё лучше. Можно было бы десяток дней перебиться…

— А Если пожар распространится на тайгу? Кому-то придётся ответить, — бросили из рядов.

— Опасно. Уже обсуждали. Всё высохло, и огня не удержишь, — ответил Дымнов.

— Тогда всё. Можно расходиться, — махнул рукой Краснов.

Татьяна подошла к столу.

— Михаил Степанович, у меня просьба. — И она протянула Ему листок.

Он посмотрел первые строчки и покачал головой.

— Расконвоировать Алексеева Едва ли удастся. У него, как опасного рецидивиста, спецограничение. Управление вряд ли на это пойдёт.

— Он бригадир лучшего прибора. Комитет берёт Его на поруки. Тут решается вопрос о человеке.

— Может, и так. Хотя, откровенно говоря, доверия он не внушает. Работает, правда, хорошо. Но не потому ли, что идёт высокое содержание золота и это выгодно бригаде.

Татьяна вспыхнула:

— Михаил Степанович, да что с вами? Вы ли это? Там же написано поручительство.

— Это значительно сложней, чем думаешь ты, — тряхнул головой Краснов. — Если бы вопрос касался заключённой женщины, другое дело.

— Хорошо. Поручится Ещё Краевский. А Если этого мало, буду звонить Репину. Ты не побоишься, Игорёк, поставить здесь свою подпись?

Краевский внимательно прочитал бумажку, подумал и очень неохотно расписался.

— Теперь вас устраивает?

— Меня устраивает. Но, — Краснов сложил листок и сунул в карман гимнастёрки, — советую тебе не забывать два момента. Ты имеешь дело с лагерем, и второе — ты девушка.

Татьяна усмехнулась.

— Вы случайно не вспомните, кто это постоянно твердит слова Горького, что не надо стараться думать о людях хуже, чем они Есть, или что-то в этом роде.

Краснов не ответил и вышел.

— Неужели он такой же недоверчивый, как и большинство? — прошептала Татьяна.

— Из руководителей, которых я знаю, он лучше всех. Если бы я не был уверен, что ты всё равно своего добьёшься, то никогда бы не подписал этого поручительства. Он прав, ты забываешься, а мне за тебя боязно. Пойдём. — Игорь взял Её за руку, и они вышли.

Чёрная «эмка» убегала за отвалы, оставляя за собой коричневый хвост пыли. Из забоя доносился шум работы и ленивое журчание воды. Звуки были до грусти тихие.

Ночью запахло гарью, а к рассвету синий дым застлал долину и проник в общежитие. Первым поднялся Краевский, и Его торопливые шаги всполошили ребят.

Когда Татьяна вышла из барака, у крылечка уже была толпа. С верховьев ключа Говорливого поднимались к небу белые столбы дыма, и красноватая каёмка огня сползала полукольцом в распадок. Весь склон сопки чернел потухшей скобой выжженного кустарника.

— Это Юрка со своей ордой.

— А кто же Ещё? Допрыгается, лоботряс.

— Ты чего на него? Он большое дело сделал.

— Пусть всё и получилось хорошо, но так нельзя. Я думаю, Его следует вызвать на комитет. Он не получил разрешения, — предложил Расманов.

Татьяна промолчала, не поддержал и Игорь. Было видно, что члены комитета не настроены поднимать этот вопрос. Кто-то сказал, пусть разбирается управление. Важно, что теперь линза растопится и будет вода.

Скоро из распадка/ с лопатами, топорами/ к прибору проследовала цепочка людей. И почти тут же, с киркой на плече, из кустов выскочил Колосов и быстро пошёл по дороге. Был он грязный, мокрый, с прилипшими ко лбу припалёнными волосами и дырами на куртке.

— Ну, братцы, пришлось работнуть — всю ночь не разгибаясь. Видали? — показал он на ползущее пламя. При этом на лице Его было столько восторга, что заулыбались и ребята.

— А Михаил Степанович тебе всё же задаст. Это уже как пить дать, — крикнул кто-то насмешливо.

— Знаю, отломится, — простодушно улыбнулся он.

— А Если бы загорелась тайга?

— Сразу бы в райотдел, — засмеялся Юра и объяснил — Мы всё продумали. Сначала расчистили защитные полосы. А потом зажгли и стали сгонять пламя вниз. Дежурные оставлены. Выговор-то, конечно, дадут, да вода-то этого стоит. Можете спокойно собираться на работу. Будем пока мыть. — И он побежал к себе в палатку. Сбросил прогоревшую куртку, умылся и пошёл к прибору. В зоне он увидел Алексеева. Тот стоял и смотрел на огонь.

— Лёнчик! Теперь жми, вода будет, — крикнул он весело и сбежал в русло ключа.

Лёнчик пошел в свой барак. Люди Его бригады нехотя одевались и что-то совсем не торопились. Теперь бригада обслуживала уже обе смены прибора. Воды не хватало, и намыв золота резко снизился.

Дневальный разогревал консервы, резал кусками вымоченную в уксусе горбушу и ставил тарелки на стол. А Лёнчику принёс булки с маслом и красной икрой.

Вошёл высокий рябой парень в брезентовой спецовке. Он покосился на стол и выругался.

— Толкал я вашу работу с бугра по-волчьи. Пусть пашет, кто белые булки жрёт. С меня хватит, кончики.

Но не успел он договорить, как Лёнчик оказался рядом, схватил Его за плечи и рванул на себя.

— Замри, тварь! — Двумя пальцами он ткнул Его в глаза и обернулся.

— Кто-нибудь Ещё имеет сказать?

Молчание.

Рябой упал на топчан, схватившись руками за лицо.

— Разговоров не будет. Кто не хочет, пусть уйдёт. — Лёнчик сел за стол.

Завтракали, будто ничего не произошло. Из палатки вышел рябой, прикладывая мокрый платок к посиневшему лицу. За ним остальные. Лёнчик шёл позади: кто мог поручиться за шакалов Его бригады?

Положение Алексеева было довольно сложным. С одной стороны — воровской мир, с другой — комсомольско-молодёжный коллектив прииска. Он понимал, что без поддержки и помощи комитета/ не удержаться на вершине первенства прииска. Потерять Его, а с ним и материальные блага, тогда не удержать бригады.

Прибор механической базы стоял по ключу выше. Алексеев увидел Колосова, тот катал уже тачку.

— Обгонят, черти, — бросил он тихо и уже озлобленно закричал конвоиру — Эй, кум! Шевели копытами!

Работали молча. Лёнчик постоянно подгонял бригаду и сам помогал вкатывать к бункеру тачки.

В обед пришла Таня Маландина. Увидев Алексеева, она помахала Ему рукой, предлагая спуститься с прибора.

— Лёнчик, поздравляю! Вот пропуск на круглосуточное, бесконвойное хождение по прииску. Я верю, что не придётся жалеть. Теперь за поступки Алексеева несёт ответственность и Маландина. — И она передала пропуск.

Ему… бесконвойное хождение по прииску! Он понимал, что это значит. И кто же поручился за него? Девушка. Первая мысль была — отказаться. Он просто не мог поручиться за себя и брать какие-то обязательства. Но она так радовалась. Лёнчик почувствовал, что к нему впервые в жизни отнеслись с таким доверием.

— Татьяна, клянусь свободой, вас не подведу, — прошептал он растерянно и, резко повернувшись, ушёл.

…Алексеев возвращался в поселок/ после проверки ночной смены. Шёл он неторопливо, весело посвистывая. Настроение было приподнятое. У него зародился план — вызвать на соревнование через газету/ бригаду Колосова. А почему бы и нет? Пусть у них большие возможности. Зато и почётнее будет победа. Бригада поддержала эту идею.

Лёнчик с каждым днем всё больше чувствовал полноту жизни. Странно, как может захватить работа! — часто задумывался он. С него сползала блатная шелуха.

Татьяну он боготворил. Позови она Его на подвиг — он пошёл бы не задумываясь. Прикажи воткнуть кому-нибудь в живот нож — он сделал бы и это.

Лёнчик перебрёл ключ и пошёл по тропинке. Было особенно душно. Пахло горелым автолом, выхлопными газами и кисловатым запахом комаров.

Он обогнул высокий отвал и неторопливо вытащил папиросы.

— Покурим, земеля. — На тропинку вышел золотозубый ухмыляющийся блондин.

— Смоли, — протянул Ему Лёнчик папиросы.

Золотозубый взял папиросу и уселся на отвал.

— Садись, Если не торопишься. Вижу, не признаёшь? — скривился он. — Да где тебе? Ты нынче — икона. Осталось поставить в угол…

— Не припомню, а где-то видал.

— Владивосток кича, да ушла добыча, — снова блеснул блондин золотыми зубами. — Вспомнил?

— А, Золотой? Откуда? — Лёнчик вспомнил побег из пересыльного пункта во Владивостоке.

— Откуда ветер, оттуда и тучки. Тогда ушёл, да по новой влип. Теперь уже по ксивам Турбасова числюсь. — Он засмеялся. — Была рыбка в руке, а нынче снова в реке…

— Звачит, гуляешь? Давно?

— Да уж с осени «во льдах», — ответил он тихо и, сжав челюсти, процедил — Я по делу. Колюха толкует: «Попел соловьем да кончай кречетом…»

— А что? — нахмурился Лёнчик.

— Пока ворона в чужих хоромах, кое-что обтяпать надо, — усмехнулся Золотой. — Мне лично немного рыженьких карасиков наблеснить. По этой тропиночке на второй участок премвознаграждение прогуливается.

— Я не барыга — карасей тебе добывать. Это что, у своей бригады? Дело не пойдёт. Не только вор, а и последний пёс не гадит, где спит. Не по-жигански так. Спроси у Копчёного, — резко ответил Лёнчик.

— А ты не ломай черепок. Колюха не меньше знает, толкнём и полезет, — оборвал Его тот. — Задаваться начал?

Алексеев сунул руку в карман.

— А ну вынь руку, тварь! — заорал Золотой.

Алексеев отпрянул к кустам. И тут что-то тяжёлое рухнуло ему на голову и придавило. В висках застучали глухие удары, и сразу всё стихло…

Колосов задержался на приборе и теперь торопился домой. Он пошёл прямиком на приисковую дорогу. Перепрыгнув через ключ, услышал странные, звуки, как будто кто-то мычал. Он заглянул за отвал и натолкнулся на Алексеева. Тот, стоя на коленях, отталкивался руками, но сразу же терял равновесие и падал лицом в грунт.

Пьяный, решил Юра и хотел уже уходить, как заметил на голове парня спёкшиеся следы крови.

— Лёнчик, что с тобой?

Алексеев непонимающе что-то бормотал.

Колосов прислонил Его к отвалу, зачерпнул фуражкой воду и вылил на голову, Лёнчик удивлённо захлопал глазами.

— Что произошло? — снова спросил Юра.

Тот схватился за виски и сосредоточенно наморщил лоб.

— Ничего, гражданин начальник. Порядок, уже очухался. Пришить, подлюки, хотели, да видно живуч.

— Кто это?

— Не скажу, не по закону это. Да я не из трусливых. Ещё посмотрим, чья возьмёт, — прошептал он, задыхаясь, и тут же резко добавил — Сделали, кому надо было, да знать вам не следует. Уходите, гражданин начальник, теперь я оклемаюсь. Только позвоните в лагерь, мол, на приборе задержался, а то Ещё искать будут.

— Пойдём вместе, я помогу.

— Нет-нет. Тут наше дело, чисто жиганское. Прошу, уходите. Так надо. — Он болезненно сморщился и поднялся.

Настаивать Юра не стал, а отошёл и притаился в кустах. Лёнчик, шатаясь и постоянно останавливаясь, поплёлся в лагерь.

Утром/ он вышел на работу вместе с бригадой, был задумчив и больше сидел.