Боцен, 1 декабря

У Европы есть – по меньшей мере – две стороны: север и юг. Обе части приводят в вибрацию соответственно разные струны души в человеке, выманивают у них разные звуки и родят таким образом не только различные песни, но и выражают в их текстах и мелодиях также различные менталитеты, образы жизни и культуры. Но оба они – прохладный, сдержанный север и теплый, живой юг – это части общего целого, две стороны одной монеты, которая несет имя «Европа».

Там, где север и юг переходят друг в друга, на вымышленной медиане континента, которая проявляет себя в душах людей еще сильнее, чем на географических картах, там лежит Боцен – уже не на севере, но еще и не на юге.

Вайгерт энергично открыл двойную дверь на балкон. Солнце стояло уже над горами, вершины которых были покрыты сияющим белым снегом. Дальше внизу, на склонах, доминировала зелень хвойных деревьев. Он глубоко вдохнул, втянул свежий, пряный воздух в свои легкие и прищурил глаза, чтобы защитить их от яркого света солнца. Было неожиданно тепло для уже продвинувшегося времени года.

Он выходил на балкон и смотрел на маленький городок, по чудным улицам и переулкам которого текла оживленную жизнь полдня. Он любил этот город. Всегда, когда он здесь был, ему в голову приходили строки песни, которую он однажды подхватил много лет назад и названия которой не знал: «I wasn’t born there, but maybe I’ll die there»[2].

Вероятно, да, вероятно, он захотел бы однажды сделать здесь свой последний вздох. Нельзя выбрать место, в котором родишься, но, наверное, можно подо-брать место, где умрешь. Нужно только иметь немного удачи.

- Доброе утро!

Клаудия Аполлонио стояла в открытой балконной двери, ее улыбка усердно соревновалась с лучами солнца.

- Ну, как дела?

Иногда самый простой вопрос может запустить в ход сложные процессы. По-спешно покинул Вену, потом где-то оставил машину, затем ехал бесцельно по железной дороге через территорию, одну ночь проспал в стоге сена. Что делать? Взвесив все обстоятельства, отвергнул все другие варианты. Наконец, решение: Клаудия, Боцен. Хорошо, что в Европейском сообществе больше не было проверок паспортов.

День, собственно, начался приятно. Все же, теперь, через пять минут после подъема, все снова было здесь. Иногда как раз не нужно опускать ноги с кровати на пол.

- Ах... помаленьку.

- Звучит прямо как жажда деятельности. Сперва, как насчет завтрака?

Мысль о «прошутто крудо», ветчине, вероятно, с небольшой дыней, несколько хрустящих круассанов – с шоколадом, само собой – и о крепком эспрессо – в этом что-то было.

- Почему бы и нет?

- Следуйте за мной незаметно, синьор Вайгерт.

Такой была Клаудия: всегда веселой и непоседливой, всегда говорящей жизни только четкое «да». И именно это он с первого момента оценил в ней. Первый момент: это было, когда он познакомился с нею двенадцать лет назад в университете Джона Хопкинса в Болонье. Она вошла в точности в соответствии с лозунгом «Оп-ля, а вот и я!» в аудиторию, когда там уже шли занятия. Рядом с Вайгертом место еще было свободно. Со словами «ну, только один, молодой человек?» она села, не ожидая ответа. Это было началом долгой дружбы.

Клаудия не была действительно красивой, по меньшей мере, она не располагала тем видом, который выдержал бы демократическое голосование. «Без выдающейся красоты», как то необдуманно сказал ей Вайгерт, что стоило ему не-скольких дней наказания в форме его игнорирования. Такие уж они, женщины.

У нее были гладкие, коричневые волосы, которые покрывали своей длиной также часть ее спины. Ее лицо было таким, что обозначили бы, пожалуй, как «милое», например, в том смысле, как это пробуждает инстинкты защитника у мужчин. Она была скорее маленькой, что никак не мешало, однако, ее поистине поражающему воздействию на людей. Ее фигура передвигалась где-то в широкой серой зоне между стройной и пухлой. Иногда она изводила себя строгими голодовками, но потом опять беспрепятственно наслаждалась кулинарными изысканностями.

Три дня семинара прошли. Ганс Вайгерт и Клаудия Аполлонио получили массу удовольствия. От предложенных знаний они получили мало. Когда их профессор как раз был готов проникнуть в глубины монетаризма, она пригласила его посетить ее в одни из наступающих выходных в Боцене. Вайгерту хватило дерзости позвонить своему другу Филлигеру и пригласить его туда же. «Никаких проблем», сказала она, и трое навеселились превосходно. С тех пор Вайгерт мог понимать, что она, использовавшая каждые выходные, чтобы ехать из Болоньи в Боцен, находила в этом маленьком городке.

«Кровь как раз гуще, чем вода», однажды сказала Клаудия и вместе с тем вы-разила одно из своих видимых противоречий, которые делали ее такой интересной. Собственно, она была космополитом: Она выросла в конгломерате из немецкой и итальянской культуры. Несмотря на ее итальянское имя, родители ее были немцами. Она была одной из пяти их детей. Она несколько семестров училась в США и позже жила один год в Лондоне. Она охотно и много путешествовала, что позволяло ей уже с ранней молодежи значительное состояние ее отца.

Когда Вайгерт однажды во время одного из своих многочисленных посещений в Боцене заговорил о том, к чему она себя относит, она улыбнулась: «Немка по-немецки и итальянка по-итальянски», ответила она. Убежденная антифашистка и открытая левая, она не знала недвусмысленности, если речь шла о ее самых глубоких чувствах. Каждый год, в День Сердца Господня, она маршировала на лыжах к большим кострам. Все это, однако, не мешало ей иметь многочисленных итальянских друзей. Такой она была, и Вайгерту это нравилось.

- Еще круассан, мой дорогой? У тебя было лишь два. Все же, обычно ты не встаешь, прежде чем не проглотишь целых пять.

Ответ не давался Вайгерту тяжело, в конце концов, он едва ли что-то ел за последние два дня.

- Что ты хочешь делать теперь?

Клаудия засунула в печку новую партию булочек. Вайгерт глотнул свой эспрессо. Вчера, когда он приехал к ней, он рассказал всю историю во всех подробностях. Он знал, что мог слепо довериться ей. Даже если они объявили его во всеобщий розыск, она все равно бы ничего не выболтала. Ганс или полиция, решение давалось ей исключительно легко. Кроме того, она сама была журналисткой. После ее пребывания в Лондоне она оказалась на частной радиостанции в Боцене. Ей тоже показалось, что из этого могла бы теперь получиться серьезная история.

- Ну, сначала я должен, наконец, позвонить Петеру, и убедить его в том, чтобы он позаботился о компакт-дисках. И потом я должен, пожалуй, объясниться пе-ред Хилльгрубером. Он всегда заботился обо мне и теперь будет очень разочарован.

Решение принято: он просто обязан был продолжать. События приняли это решение вместо него.

- Они будут искать тебя, Ганс. И это только вопрос времени, пока они при поисках не выйдут на меня.

Клаудия смотрела задумчиво, когда клала два следующих круассана ему на тарелку. Естественно, он тут же проглотил их. Но что ему уже осталось?

- Ты знаешь наш дом, наверху на горе. Лучше всего, если ты останешься там. Если прибудут легавые с ордером на обыск, то они, вероятно, будут иметь в виду только мою квартиру. Дом официально принадлежит моим родителям. Я по-дозреваю, что ты хочешь продолжить. Или я ошибаюсь?

- Нет, ты не ошибаешься. Да и что мне еще остается?

- Тогда хорошо. Только не сдавайся. Мы предпримем ряд предосторожностей. Джузеппе купит переносной телефон на свое имя, если легавые додумаются следить за моими звонками. Пока ты сидишь наверху на горе, я здесь внизу по-стараюсь добраться до всего необходимого материала. Мы должны узнать все о Фолькере и Гринспэне и не забывать этого француза. Между тем ты, бедный мальчик, будешь спокойно сидеть там наверху, и обрабатывать материал, который я притащу.

Она сразу подумала обо всем. Сидеть, сложа руки – это не в ее стиле. Лучше делать хоть что-то, чем избегать, таков был ее девиз.

- Я возьму себе для этого несколько недель отпуска. Таким образом, я смогу посвятить себя только этой истории. Я думаю, это, в любом случае, будет интереснее, чем сообщать о заседаниях совета общины и праздниках пожарной команды.

Двое вместо одного, это сделало бы работу значительно проще, кроме того, где он был ограничен в данный момент в его свободе передвижений. Если бы еще приехал Филлигер, они были бы втроем. Клаудия очень любила Петера. Она только не понимала, почему он хотел эмигрировать в Норвегию.

Вот это была бы действительно непобедимая группа, подумал Вайгерт. Клаудия была бы ее душой, которая приводила в действие и стимулировала бы других; Петер – человеком для грубых дел, который, так сказать, не боялся бы также опасных ситуаций, ее тело; и он, Вайгерт, был бы ее духом, который анализировал бы сведения, оценивал их и связывал. Он не совсем принимал себя само-го всерьез, когда он так думал, но это ему нравилось.

- Пока ты позвонишь Петеру и объяснишься с Хилльгрубером, я поеду закупаться. В конце концов, ты же не хочешь умереть с голоду. И без твоего Сингл Хайленд Молт ты не продержишься в любом случае.

Она была освежающе прямой.

- Хорошо. Тогда давайте начнем.

Вайгерт встал, чтобы пойти в жилую комнату, где стоял телефон.

- Я займусь мытьем посуды.

- О, это что-то новенькое. Если бы я знала это, я не покупала бы посудомоечную машину.

Вайгерт был поражен, что соединение получилось сразу с первого раза.

- Уединение Филлигера.

Никакого сомнения, это был Петер.

- Это Ганс. Что нового в Норвегии?

- Все исключительно приятно. Очень много земли и, прежде всего: никаких людей, которые долго грузят своей болтовней.

- Не хочешь ли ты сказать, к примеру, что это я с тобой долго болтаю?

- Нет, конечно, нет. Я только предполагаю, что ты один больше не выдерживаешь в Вене. И вот ты звонишь мне. Но если ты полагаешь, что я смогу быстро зайти к тебе, и мы пойдем попить пива, мне придется тебя разочаровать.

- Я не в Вене.

- А где? Опять в одной из твоих увеселительных прогулок, которую ты всегда называешь командировками?

- К сожалению, нет. Я у Клаудии.

- Ага, все же, увеселительная прогулка.

Вайгерт кратко рассказал Филлигеру о том, что случилось после его отъезда из Вены.

- Тогда ты по уши в дерьме, старина.

- Совершенно верно, и чтобы выбраться оттуда, мне нужен ты.

- Я? Ну, вот тут ты явно преувеличиваешь. Какой тебе толк от меня в этом деле?

- У этого француза я нашел два лазерных диска. Оба полны до краев какими-то данными. Моя проблема в том, что я не могу с ними разобраться. Я еще не знаю, причина ли тут в электронной обработке данных, или это зашифровано. Чтобы извлечь это и расшифровать, мне нужен ты.

На другом конце линии стихло.

- Ты еще здесь?

- Да, конечно.

Филлигер, кажется, размышлял.

- Ты всерьез ожидаешь от меня, что я могу замарать работой начало моей новой жизни?

- Что ты тут называешь работой? Я думал, что-то в этом роде относится у тебя к числу хобби. Кроме того, это дело продлится самое большее несколько дней. Либо ты справишься с ним, либо нет. Тогда ты сможешь снова вернуться назад в свою пустошь.

- Скажи ему, мы возьмем на себя его расходы на авиабилеты. Клаудия просунула голову в дверь жилой комнаты.

- И от нашей маленькой жительницы Южного Тироля я должен передать тебе, что мы оплатим полет. «Будвайзер» мы уже засунули в холодильник.

- Звучит неплохо. А теперь серьезно. Ты действительно думаешь, что данные на лазерных дисках содержат что-то важное? Кто знает, вероятно, там только не-сколько игр или его личная бухгалтерия.

- И он тогда закопал бы ее, конечно, в цветочном горшке?

- Всякие бывают люди. Я думаю, я...

- Послушай, Петер. Это сейчас мой единственный шанс. Они хотят арестовать меня из-за убийства двух человек. И если они хотят этого, хотя ничего не говорит о том, что я хоть как-то связан с этим с точки зрения уголовного права, значит, они что-то замышляют в связи с этим. Если только окажусь в камере, у меня будут связаны руки. Я не могу тебе сказать, что на дисках. Может быть, это просто какая-то чепуха. Но я должен попробовать это.

- Ты, пожалуй, хотел сказать, я должен попробовать это?

- Хорошо, ты должен попробовать это.

- Вот всегда нужно вытягивать тебя из дерьма. Я отсутствовал пока всего на несколько дней, а ты уже наворотил дел.

- Я...

- Обойдемся без дальнейших воскресных речей. Деньги за билеты оставьте себе. Лучше купите второй холодильник и набейте его доверху «Будвайзером».

Вайгерт достаточно хорошо знал Филлигера, чтобы догадаться, что тот, в общем, согласился. Друг не бросил бы его на произвол судьбы. Вайгерту стало почти тепло на сердце.

- На это ты можешь положиться. Когда ты тут будешь?

- Послезавтра могло бы получиться. Но не забудь про второй холодильник.

- Не бойся. Пока.

Вайгерт повесил трубку.

- И что, он клюнул?

Клаудия была уже готова уезжать.

- Да. Он считает, что может приехать послезавтра.

Она была в восторге.

- Триумвират снова формируется. Я едва ли могла такого ожидать.

Иногда у Вайгерта было впечатление, что она хотела от Филлигера больше, чем только его дружбы. Все же, она никогда не согласилась бы на что-то в этом ро-де.

- Теперь я уезжаю. Не наделай глупостей за это время.

- Подожди-ка. Нам будет нужен хороший компьютер. Петер, как известно, отказывается работать на посредственных устройствах.

- Нет проблем, один мой друг – главный представитель компьютерной фирмы. Там мы можем взять взаймы что-то серьезное. Тебя пока должна устроить та штука, которая и так уже стоит в доме наверху. Чао, пока.

Она захлопнула дверь за собой.

Теперь наступала более неприятная часть: Хилльгрубер. Вайгерт, пожалуй, приготовил начальнику своего отдела массу трудностей. Он очень ценил Хилльгрубера. Это делало проблему еще сложнее. Но выхода не было. Он набрал но-мер «Листка».

- Добрый день, господин доктор. Это Ганс Вайгерт.

- Вайгерт! Где вы находитесь? Вас тут ищут!

- Я знаю. Все же, я не имею никакого отношения к этому делу, по крайней мере, в юридическом смысле.

- Почему, к чертям, вы тогда исчезли?

- Никто не заинтересован в том, чтобы я мог расследовать это дело дальше. Можете ли вы пообещать, что сохраните в абсолютной тайне то, что я вам сей-час расскажу?

Хилльгрубер немного помедлил.

- Хорошо, я обещаю.

- Я имею в виду и то, что в газете тоже ничего не будет об этом написано?

Он должен был теперь дать Хилльгруберу «наводку», вопреки обещанию, кото-рое он сделал своему другу, полицейскому Мюллеру. Он мог только надеяться, что на Хилльгрубера действительно можно положиться.

- Хорошо, это тоже обещаю.

- Послушайте: в полиции и в секретной службе ООН в Вене происходит что-то очень подозрительное. Люди ООН после покушения на Фолькера допросили всех людей, которые видели труп. И они угрожали им, что если хоть кто-то про-болтается о том, что случилось с трупом Фолькера, тому угрожают серьезные последствия. Я знаю это из абсолютно надежного источника. Если там работают такими методами, то и со мной не будут церемониться. И при этом политики, вроде министра внутренних дел, усердно участвуют в игре. Бергманн, разумеется, боится за репутацию своей газеты. Он не хочет конфликта. Только если я не брошу теперь это дело, у меня есть шанс что-то узнать и доказать, что я не за-мешан в убийствах в Вевельсбурге. Вы понимаете?

Хилльгрубер не ответил, вопрос и без того был только риторическим.

- Я приму к сведению то, что вы мне рассказали. Но, как вы понимаете, я, конечно, все это серьезно проверю. А что касается Бергманна: он уволил вас, когда услышал, что вы в розыске.

Теперь случилось. Вайгерта уволили с работы. Это не особенно поразило его, скорее он бы удивился, если бы этого не произошло.

- Вы хотите вечно оставаться в бегах? Вас когда-нибудь поймают. Тогда ваше поведение все только усугубит.

В голосе Хилльгрубера появился умоляющий оттенок. – Где вы, вообще?

Какой-то момент Вайгерт думал сказать это ему. Но что бы он этим выиграл? У Хилльгрубера были определенные симпатии к нему, но он не смог бы позволить себе молчать в этом случае. И вообще, какая польза была бы от этого Хилльгруберу? Симпатия тоже заканчивается однажды, самое позднее, при подозрении в убийстве.

- Пока в надежном месте. Я продолжу, и я получу мой рассказ. Мне очень жаль, что я доставляю вам трудности.

- Мне трудности? Обо мне не волнуйтесь, я только ваш шеф. А вот ваши трудности достаточно велики, и я думаю, они еще увеличатся. Но если вы передумаете, то дайте мне знать. Возможно, я смогу что-то сделать для вас.

- Спасибо за предложение. Если у меня будет моя история, вы сможете напечатать ее.

Хилльгрубер наверняка улыбнулся.

- Боже упаси, Бергманн никогда этого не допустит. Как бы хороша она ни была.

- Все же, большое спасибо за все, что вы сделали для меня в «Листке».

- За это не стоит благодарить. Я принял вас тогда, так как я думал, из вас мог бы выйти хороший журналист. Как оказывается теперь, я не ошибся. Вы действительно можете подобраться к большому делу. Если у вас будет ваша статья, вы же знаете, что можете распространить ее и без «Листка».

Пора было заканчивать беседу.

- Теперь я должен заканчивать. Меня ждет масса работы.

- Подождите еще минутку. У меня есть еще кое-что, что вас, вероятно, заинтересует. Мы пока не публиковали это в «Листке», и я даже сам не знаю, важно ли это.

Вайгерт навострил уши.

- О чем идет речь?

- Мы все же искали параллели между обоими убийствами Фолькера и Гринспэна и не нашли ничего, кроме хода преступления. Теперь наш корреспондент в Нью-Йорке узнала, что там, возможно, кое-что есть. У Фолькера и Гринспэна следовательно, все же, было что-то общее.

Вайгерт напряженно затаил дыхание.

- Оба были членами масонских лож.

Масоны! История становилась все сложнее, начинала расходиться в многочисленных направлениях. Вайгерт понятия не имел, что он должен был с этим делать. Он только знал, что работа, которая ему предстояла, все увеличивалась.

- Как я уже сказал, я не знаю, должно ли это что-то значить. Для репортажа в «Листке» мне это кажется пока что еще слишком тощим.

- Спасибо, во всяком случае, что вы мне об этом сказали. Я попытаюсь разузнать побольше. Итак, прощайте, господин доктор.

- Не делайте глупостей, Вайгерт, и будьте осторожны. Я желаю вам, чтобы вы довели ваше дело до успешного конца. Удачи!

- Спасибо, она мне понадобится.

Вайгерт понятия не имел, насколько он в этом был прав.


Загрузка...