25

Небольшой дворик, залитый ярким весенним светом, заваленный ржавыми трубами, балконными решетками, мусорными ящиками, казался просторнее, чем ночью. В песочнице, в тени раскидистых кленов со свежими ранами на стволах, оставшимися после весенней обрезки, играли дети, женщины теснились на единственной скамейке и перемалывали косточки всему свету. Степенный дворник шаркал метлой по асфальту, вздымая клубы пыли, ложившейся ровным серым слоем на молодую траву.

Появление Соколовского не осталось незамеченным. Как по команде, повернулись головы старух, мамаши с колясками подозрительно уставились на случайного визитера. Вся обстановка двора напоминала провинцию, где появление незнакомого человека — событие, запоминающееся надолго. Леня, смущенный всеобщим вниманием, зашел в подъезд и из него стал обозревать окрестности.

Вот здесь он сегодня ночью сидел в засаде. А вот и лестница — три ступеньки, — ведущая в подвал. Вход как вход — ничего странного. Соколовский залез на чердак, прошелся по нему, грохоча насыпанным там гравием и отмахиваясь от парящего в воздухе голубиного пуха, тщательно обследовал соседние подъезды. Все как и везде. Те же расписанные стены, облупленные потолки, запах застоявшейся мочи. Никаких входов в другие помещения, где могла бы располагаться лаборатория, кроме пожарного выхода из аптеки со строгой табличкой: «Не захламлять!»

Леня подергал ручку — вход в аптеку был закрыт и, кажется, лет десять уже не открывался.

«У кого бы поспрашивать? — размышлял он, оглядывая двор. — О, вот дворник, самое заинтересованное и верное делу правопорядка лицо».

Сыщик неторопливо подошел к дворнику, который задумчиво пыхтел папироской, прилипшей к углу рта, и, нащупав в кармане наградные за полезную информацию, приступил к расспросам.

— Здорово, отец, — с улыбкой произнес он, щурясь от яркого солнца. — Как дела?

— Как сажа бела, — неприветливо буркнул седой мужичок, снова принимаясь деловито расшвыривать метлой комья высохшей грязи.

— Не подскажешь, что там в подвальчике находится? Я одну контору ищу, может, не туда попал. А?

— Что тебе надо? Чего ищешь?

— Да я сам не знаю, объяснили: улица, дом, заходишь во двор и вниз по лестнице. Кажется, это здесь…

— Здесь. Но только там днем никого и не бывает, только по вечерам, в аккурат когда аптека закрывается, они там появляются. А ты что же, из милиции?

Леня, не заостряя внимания, издалека показал красную редакционную корочку.

— А, ну тогда понятно. Не, никого из них не знаю. Ты в аптеке спроси. Склад там, что ли…

— Что же они тогда по вечерам там делают?

— Да я откуда знаю. Мое дело маленькое, двор мести. А так они ребята тихие, шума от них никакого, никто из жильцов вроде бы не жалуется. А что такое?

— Что-то вроде сигнала на них поступило в отделение, — важно сказал Соколовский. — А почему ты думаешь, что они с аптекой связаны?

— Видел как-то, как заведующая оттуда выходила с их главным.

— Кто у них главный, опиши.

— Да я и не видел его толком, только сразу понял, что главный. Молодой, но видный из себя такой мужчина.

— С усами?

— Не помню я, на что мне его усы, я же не баба.

— А не выносят они оттуда что-нибудь?

— Не знаю. Вроде бы чего-то и выносят, но больше все по мелочи. Банки всякие из-под лекарств, коробки.

— Ну, спасибо тебе, отец, если что, сигнализируй. — И, зашуршав, бумажка затихла в ладони дворника.

Итак, склад и аптека. Склад от аптеки? Какая связь между наркодельцами и аптекой? Дворник говорит, что заведующая здесь иногда появляется. Ну и что? Как же ей не бывать на складе, если это входит в ее должностные обязанности? Но она бывает с главным. Кто такой главный? Нет, тут явно какая-то связь. Может быть, заведующая получает наркотики, а потом их продает? Возможно. Но ЛСД не производится и не исследуется, — официально, конечно. Значит, его можно только синтезировать.

Медсестра из наркодиспансера говорила, что наркотик довольно просто сделать, — для этого нужно совсем элементарное оборудование, а оно есть чуть ли не в каждой химлаборатории. А есть ли в аптеке такое оборудование?

Соколовский решил разведать обстановку в самой аптеке. В дневное время там было немного народу, только пожилая женщина с палочкой и ребенок, покупающий витамины. В рецептурном отделе скучала юная особа в белом халатике с длинной черной косой. Рядом с ней блестели бутылки, пузырьки и пакетики с лекарствами, которые изготовлялись тут же, в аптеке.

Не смущаясь, Леня подошел к девушке и завел с ней любезный разговор. Она была рада, кажется, любому развлечению, которое бы сократило рабочий день. Любезности сыпались из уст сыщика как из рога изобилия. Но одновременно Леня лихорадочно соображал, как бы ему перейти к интересующему его вопросу. Он стал, таинственно улыбаясь, выяснять, чем девушка занимается, не тяжело ли ей работать, делают ли они лекарства и во сколько она заканчивает рабочий день.

В глубине, за прилавком, виднелись вытяжные шкафы, автоклавы, столы с пробирками, трубками, колбами и прочими атрибутами химического производства. Из ответов девушки стало ясно, что она работает тут недавно, но работа спокойная, нетяжелая, если только лекарства готовить, а в отделе сидеть — сплошное мучение. Если какой-нибудь инвалид попадется, так всю душу из тебя вытрясет своими придирками.

Во время беседы Леня пытался разнюхать, можно ли проникнуть во внутренние помещения аптеки. По всему было видно, что без помощницы это сделать невозможно. Надо было крепить контакты с девушкой. Этим он и начал заниматься.


В последующие три дня с Алей было достигнуто полнейшее взаимопонимание. Стоило пару раз сходить в кафе, посидеть в кино, просмотрев душещипательную мелодраму, во время которой Аля тяжело вздыхала и даже пару раз всхлипнула, и проводить домой, как молодой человек стал желаннейшим гостем в аптеке в любое время дня. По вечерам он ждал, когда Аля соберется и, попрощавшись с сослуживицами, выйдет на улицу.

Настал день, когда его допустили в святая святых — во внутренние апартаменты аптеки. Между делом Леня беглым взглядом осматривал помещения, где провизоры обедали, переодевались и отдыхали, и лабораторию, где производились лекарства на заказ. Подсознательно он планировал, куда лучше всего поставить камеру, чтобы подсмотреть, что творится здесь в вечернее время.

На всякий случай Леня посетил туалет, поглядел вверх, на запотевшие трубы, уходящие в потолок, потрогал стены. Около туалета он обнаружил небольшую низенькую дверь. Она была заперта.

— А там что? — как бы между прочим спросил он Алю, нимало не заботясь о том, что это может оказаться подозрительным.

— Там всякие лекарства и реактивы хранятся, склад, — равнодушно ответила девушка, занятая в основном мыслями о том, когда же ее симпатичный ухажер отважится на первый поцелуй.

В голове же сыщика, занятой мыслями иного порядка, постепенно созревал неординарный план, как проникнуть ночью на территорию склада и подозрительной аптеки.


На этот раз дворник разгребал завалы мусора около помойки. Руки его украшали огромные брезентовые рукавицы, лопата то и дело взлетала выше головы.

— Добрый день, отец, — поприветствовал его новый знакомый с красной корочкой. — Не забыл еще меня?

— Никак нет, — по-военному ответил дворник. — Здравствуйте, товарищ лейтенант. Или капитан?

— Давай без званий, — снисходительно предложил Леня. — Как у вас тут дела? Нет ли чего нового?

— Никак нет. Все тихо, все мирно. А подопечные ваши, ну эти… Все по-прежнему, ничего такого не делают, не шумят.

— Ясно, — протянул Леня. — Слышь, отец, а вот в этой квартире, над аптекой, кто проживает?

— А, так вы по поводу его пришли, так бы сразу и сказали. Ничего, пьет по-старому, ни больше, ни меньше. Как мать померла, где деньги на водку стал брать, неизвестно. Всяких к себе водит. Его бы приструнить пора, товарищ… — дворник замолк.

— Ты про кого?

— Да про этого, про Петруху, про Хорькова.

— Значит, пьет Хорьков? А комнату случайно не сдаст, не знаешь? На две недели или на месяцок.

— А, понятно… Так можно зайти к нему и у него самого спросить, деньги-то этому ханыге всегда нужны. Согласится, конечно, только бы пуще от радости не запил.

Дворник, надев рукавицы на лопату, повел «милиционера» к Хорькову. Дверь им открыл сам заплывший от беспробудного пьянства Петруха. Это был тщедушный мужчина лет сорока со слипшимися грязными волосами и трехнедельной щетиной на впалых щеках. Увидев своего заклятого врага, дворника, он чуть было не захлопнул перед его носом дверь, но Леня плечом нажал на нее и без разрешения ввалился в квартиру.

— Здравствуй, Хорьков, все дебоширишь, — отечески строго спросил Леня, оглядывая донельзя грязную квартиру.

— Я у себя дома, что хочу, то и делаю, — хмуро ответствовал Хорьков.

— Смотри, быстро поедешь за сто первый километр, — угрожающе выступил дворник.

— Времена теперь не те, чтобы людей высылать… Теперь у нас по всей стране свобода личности наступила. Нет таких правов!

— Скажи, Хорьков, комната у тебя есть свободная? Не хочешь сдать ее? — деловито осведомился Соколовский, оглядывая убогую обстановку и гору пустых бутылок в углу. Он прошелся по коридору, заглянул на кухню, бросил взгляд в окно. Действительно, это та самая квартира, которая располагалась точно над служебными помещениями аптеки.

— Смотря кому сдавать-то, мне ж тоже лишние заботы неохота на шею вешать.

— Ну, мне, например. Заплачу по-царски, а забот никаких — так, буду приходить раз-два в неделю. Смотри, триста штук на дороге не валяются!

— А живи, мне не жалко, — с легкостью согласился Петруха, услышав такие заманчивые цифры. — Только ко мне друзья ходят, женщины тоже.

— Мне твои друзья не помеха, а против женщин я ничего не имею. По рукам?

— По рукам.

Через день Леня уже обосновался в комнате, единственным украшением которой была гора окурков в банке из-под зеленого горошка. Переселение совершилось быстро: он притащил раскладушку, фотоаппаратуру, видеокамеру и кое-какие инструменты. Наконец-то он мог с комфортом и беспрепятственно наблюдать за подозрительными людьми из подвала, вход в который, что было очень удобно, находился точно под окном его комнаты.

Петруха не мешал расследованию. Ни в какие дела жильца он не вмешивался, так как с утра бегал опохмеляться, а к вечеру уже валялся мертвецки пьяный в разных местах квартиры, в подъезде или на улице, под сенью деревьев.

Сыщик с точностью изучил расписание подвальной жизни. После закрытия аптеки, когда весь женский персонал разбегался по домам, там оставалась одна заведующая. Иногда подъезжали несколько мужчин на машинах, приходили еще какие-то бесцветные люди, проводили там несколько часов и разъезжались, когда еще и не было слишком поздно. Хозяина Леня пока не видел, а может, и видел, но не сумел опознать.

По ночам, когда мертвецки пьяный Петруха дрых, Леня потихоньку разбирал пол в туалете. Сначала снял слой плитки, отковырял цемент, добрался до деревянных перекрытий. Дом был старый, так что работа не слишком его обременяла. Чтобы не вызывать нареканий хозяина, все это днем закладывалось досками и прикрывалось слоем линолеума. Работа шла потихоньку, по ночам, чтобы не вызвать подозрений.

Наконец пол оказался разобранным, и получилась дыра, в которую Леня с трудом протиснулся. Спрыгнув на землю, он почувствовал, как ему за шиворот сыплются сухая штукатурка, щепки и песок. Он оказался в кромешной тьме. Только из дыры в потолке падал слабый пучок света.

Соколовский открыл дверь, осторожно вышел в коридор аптеки и, вслушиваясь в ночную тишину, щелкнул выключателем. Три часа ночи. В это время здесь обычно никого не бывает, волноваться нечего.

Сыщик отряхнулся, обмыл под краном подошвы ботинок, чтобы на полу не оставались следы пыли, и направился в свой первый обход. Как он и ожидал, дверь на склад была закрыта, но навесной замок на ней был простой, из тех, что легко открываются при помощи гвоздя. Но сыщик не стал спешить — к экскурсии на территорию склада надо было основательно подготовиться.

Вернувшись в туалет, Леня подтянулся на руках и оказался в квартире Хорькова. Через минуту он снова появился с веником в руке и стал заметать следы своего пребывания. В одно из своих посещений кулуаров аптеки он заметил, что потолок в туалете — фанера, крашенная масляной краской. Такая же фанерка с соответствующим креплением была им уже заготовлена.

Тщательно проверив, не осталось ли следов его пребывания, Леня выключил свет, вывернул лампочку, ввернул другую, перегоревшую, сделал незаметный надрез в проводке и опять вполз в отверстие в потолке. Фанерка у него была уже наготове, она встала так удачно, как будто стояла там от сотворения мира. Сыщик не боялся, что кто-то заметит новые швы на потолке, — кто, интересно, будет вглядываться в него. Но подстраховаться стоило. Леня надеялся, что пройдет некоторое время, прежде чем отыщется новая лампочка, а если и отыщется, то и она все равно гореть не будет. Пока вызовут электрика, пока он придет… Можно спокойно лазать через потолок хоть каждую ночь.

На всякий случай Соколовский навестил свою новую подружку Алю, чтобы выведать, нет ли у них каких-нибудь подозрений, все ли в аптеке тихо и спокойно. Волноваться, похоже, было не из-за чего.

На следующую ночь Леня, вооруженный фонариком, отмычками, которые выпросил у дворника, сопровождая эти просьбы невероятно виртуозным враньем, камерой, фотоаппаратом и парочкой приобретенных специально для этого случая подслушивающих «жучков», пробирался по темным коридорам аптеки.

У двери, ведущей на склад, он остановился и, звеня ключами, стал копошиться в замке. Больше всего его волновало, что дверь может оказаться оборудованной сигнализацией. В этом случае он планировал срочно отступать через свой лаз в потолке. Но его тревоги были необоснованны. Вскоре дверь со скрипом отворилась, и неверный луч фонарика нащупал ступени, ведущие круто вниз. Леня спустился по ним и оказался в огромной комнате, заставленной химической утварью и коробками с лекарствами.

Сыщик нашарил на стене выключатель. Комната осветилась ядовитым светом люминесцентных ламп. Это явно был не только склад, но и подпольная лаборатория. Все вокруг говорило о том, что она активно используется. Под вытяжкой и около автоклава сушилась лабораторная посуда. На столе в округлых колбах стояли разноцветные растворы неизвестных веществ. Огромный стеклянный шкаф с реактивами был приоткрыт. На его полках выстроились стройные ряды банок с порошками, коробки, цветные растворы и много еще всяких химических веществ, о которых Леня имел довольно смутное представление.

Около стен высились ящики с лекарствами.

«Циклодол, — прочитал Леня и перешел к другой стопке коробок. — Метаклон, раствор эфедрина. Клофелин. Неплохая организация дела. Я, конечно, дилетант, но, по-моему, здесь всякой наркоты навалом», — определил он.

Леня вспомнил о цели своего визита, достал видеокамеру и начал методично снимать помещение. Камера прошлась беглым взглядом по ящикам с лекарствами, сняла стол, на котором стояли орудия производства, сняла шкаф с реактивами. Рядом со шкафом находилась еще одна дверь.

Леня толкнул ее и очутился в комнате, ничем не напоминающей ту, которую он до этого снимал. Это была, очевидно, или комната отдыха, или помещение для совещаний. Там стояли стол, кресла, телевизор. Огромный железный сейф возвышался в углу. Сейф был, конечно же, закрыт, и все попытки его открыть при помощи отмычек закончились неудачей.

Эта комната, хотя она имела вид вполне нейтральный, была заснята не менее тщательно. Потом камера была отложена в сторону, и под крышкой обширного письменного стола появился «жучок». Леня глянул на часы. Пять часов утра. Пора бы закругляться.

Еще один «жучок» был посажен за трубу вытяжки в лаборатории. Леня присмотрелся. Толстые трубы, проходившие по всему подвалу, входили, изгибаясь, в стену под самым потолком. Там их неплотно прикрывала решетка.

«Неплохое место, чтобы спрятать камеру», — обрадовался сыщик и легко вынул из стены решетку. За ней оказались клочки пакли. Леня распихал их по карманам, а на освободившееся место еле-еле втиснул включенную камеру.

Потом он задвинул решетку на место и минут пять ходил по помещению. Затем камера была вынута, а снятое изображение просмотрено. Кое-что на ней получилось — сквозь квадратные отверстия решетки просматривалась вся комната, виден был гуляющий по ней человек, — впрочем, большего и не требовалось. Порадовавшись удаче, сыщик выставил на таймере время автоматического включения — двадцать два ноль-ноль — и замуровал камеру над трубой. Со стороны абсолютно ничего не было видно. Ползая по полу, он подобрал мельчайшие ворсинки пакли и кусочки замазки, которой была заделана решетка, — не дай Бог, что-то заметят!

«Надеюсь, никто не услышит щелчка включения, — обнадежил он себя. — В крайнем случае, если и обнаружат, все равно я останусь в безопасности. Ну, камеры лишусь. Подумаешь, новую куплю».

Все дела были как будто сделаны. Леня огляделся: не забыл ли чего. Выключил свет и вернулся наверх. Влезть в отверстие в потолке и закрыть за собой фанерную заслонку было делом пяти минут.


Весь день Леня прислушивался к звукам, которые ловили «жучки». Днем ничего в подвале не происходило. Только раз в наушниках послышалось лязганье ключа в замке, чьи-то шаги, шуршание бумаги, звяканье стекла, снова шаги, и все стихло — кто-то заходил на склад.

Часов в десять вечера сыщик прослушивал эфир лаборатории. Мертвенное молчание сменилось активным движением. Там кто-то был. Потом послышались приветственные возгласы, пустячный разговор. Леня внимательно вслушивался. На фоне бессмысленного диалога прозвучала одна важная фраза:

— Надо сдать все сегодня. Петр Евгеньевич очень просил. Завтра отправка всей партии.

Потом опять не было ничего примечательного — деловые разговоры:

— Дай мензурку, включи аналитические весы. Ты не видел, где нитрат серебра? А, нашел, вот он…

Это работали лаборанты, готовили товар. Шорохи и стуки заполняли паузы между ничего не значащими словами. Потом заработала вытяжка, и в наушниках стоял сплошной гул. Леня переключился на соседнюю комнату и, быстро схватив диктофон, начал записывать разговор, который показался ему очень интересным.

Говорил мужской голос:

— От Дилары нет никаких известий. Возможно, ее замели в ментовку, и поэтому мы пока должны прекратить отправку груза в Казань. Очень жаль, у нас теряется налаженная структура поставки товара в Татарию. Значит, мы должны увеличить поток в крупные северные города. Завтра отправляем самую большую за последнее время партию в Питер. Прощупай через своих, Якуб, можно ли увеличить оборот за счет южных республик. Ставку надо делать на большие города. Там много интеллигенции, а в сельской местности используют в основном солому, нам на них нечего рассчитывать. Оборот «белой леди» сейчас падает, большие трудности с доставкой, поэтому основной упор мы должны сделать на собственное производство. Одной лаборатории нам мало, будем организовывать вторую. Место для нее сейчас ищет Седой. Татьяна, ты сможешь завтра проводить Нику? Тогда в четыре выезжай с ним на вокзал. На «Эре» вы успеете до двенадцати и вернетесь ночным к утру.

— Хорошо, Петр Евгеньевич. А если нас не встретят?

— Тогда оставите в камере хранения. Я сам позабочусь, чтобы товар забрали. Все всем ясно?

Послышался утвердительный гул.

— Срок следующей поставки — конец будущей недели, — продолжал Петр Евгеньевич. — Рассчитывайте на стандартную партию, этого пока будет достаточно. Запасов не делайте — ни к чему здесь устраивать завалы. Неизвестно, когда поступят новые заявки. Кроме того, метод поставки готовых растворов себя не оправдывает. Будем переходить к поставкам ЛСД только в порошке. Конечно, опасность передозировки за счет приготовления более насыщенного раствора увеличивается, но зато порошок гораздо удобнее транспортировать. И еще: список необходимых реактивов отдайте Татьяне.

Итак, завтра они отправляют товар в Питер. Едет Татьяна — заведующая аптекой. Леня ее видел несколько раз — цветущая надменная женщина лет тридцати пяти, и с ней некий Ника. Интересно, что за тип? Они поедут на «Эре», то есть на ЭР-200, и вернутся в Москву к утру.

Эта информация взволновала Соколовского. Появился хороший шанс зацепиться за эту шайку и поймать их на крючок. Решено, он едет с ними в Питер. Неизвестно, что там будет, но упускать такой шанс негоже — очевидно, иногородняя сеть в стадии формирования и не слишком отлажена, могут быть варианты для маневра.

Сыщик выждал, пока наркоделы разъедутся, и глубокой ночью пустился во второй раз в свое опасное путешествие. Он вынул из стены камеру — она была больше не нужна, все равно не снимет ничего ценного, ведь процесс производства наркотика уже зафиксирован. «Жучки» он оставил и прошелся по лаборатории. На полке стояли наготове знакомые ему бутылочки от лекарств с прозрачной жидкостью. Он вставил новую кассету в камеру и снял их стройные ряды.

— Ничего себе, сколько отравы! — не выдержав, воскликнул он. — А какие бешеные деньги!

Он представил себе множество людей, мужчин, женщин, отравленных розовыми бумажками, представил, как они валяются нагромождением бессмысленной человеческой плоти, лишенной разума и иных желаний, кроме желания остаться по ту сторону жизни. Они лежат, сплетая тела, копошатся, как черви, стонут, раздирают себе грудь, чтобы спастись от мучительного удушья, корчатся в пароксизмах неземного блаженства — и умирают, умирают, уставя остекленевшие глаза в свое внутреннее «я», вывернутые наизнанку, как перчатки, выброшенные в небытие.

От этих воображаемых картин Лене стало жутко, мороз подирал по коже. Но усилием воли он отогнал от себя видения, собрал вещи и удалился к себе наверх. Не стоило поддаваться эмоциям.


Загрузка...