26

Поездка в Питер получилась на редкость удачной. Уставший сыщик вернулся в Москву рано утром, тем же поездом, что Татьяна и Ника. Ника оказался тем самым огромным мужчиной с усами, в машине которого Леня недавно прокатился. Руку сыщика оттягивал небольшой чемоданчик, в котором покоился пакет с белым порошком, — по всей вероятности, крупные партии товара поставлялись в виде порошка.

Провернуть похищение чемодана оказалось проще пареной репы. Леня проследил, как Татьяна и Ника прошли в автоматическую камеру хранения, из дальнего угла он подсмотрел в объектив номер, который уставшие командированные, не слишком таясь, выставили на ящике, и через полчаса, спокойно забрав чемодан, он погрузился в поезд и уехал в Москву. По пути его мучила мысль: может, ему стоило остаться и вычислить местного распространителя? Но, как известно, за двумя зайцами погонишься — ни одного не поймаешь, и, само собой, был выбран заяц пожирнее.

Прикидывая примерную стоимость чемодана, Леня понимал, что теперь у него появляется блестящая возможность поиграть в кошки-мышки с наибольшей для себя выгодой и безопасностью. Он прокручивал в уме все способы манипуляции сокровищем, которое оказалось у него в руках, и жалел только о том, что самого Петра Евгеньевича он не сможет уличить — на него не было никаких материалов.

Вся кодла уже сидела под колпаком у Соколовского: если не все, то очень многие мелкие торговцы, рассредоточенные по московским рынкам, вроде жирного Батона, все курьеры, которые собирали мед в свои соты (одной из этих трудолюбивых пчелок была бледная Люсенька), и лаборанты, чье изображение, хотя и очень расплывчатое, все-таки поддавалось процессу опознания, и даже рыбка покрупнее — Татьяна и Ника.

Но сам шеф, глава и мозг этой организации, был неуязвим. Он оставался в тени своих подчиненных, прятался за их спинами и меньше всех из них рисковал. Уликой против него была только сильно искаженная запись с «жучка», но это был только голос, всего лишь голос. Однако Леня рассчитывал, что главным чувствительным ударом по нему будет потеря такой удобной во всех отношениях лаборатории и всей сети мелких торговцев. На это можно было поставить.

А результат выигрыша мог бы быть огромным. Ведь примерная стоимость товара в чемодане, которого, наверное, хватило бы на несколько десятков, если не сотен бутылочек, составляла добрую сотню тысяч долларов! Конечно, сыщик в таких условиях решил получить адекватное вознаграждение за свои усилия. На этот раз надо было особенно тщательно разработать весь процесс обмена материалами и деньгами, ведь у столь могущественного человека, как глава подпольного производства, могло оказаться множество самых неожиданных рычагов воздействия на шантажиста. Это был опасный человек, и личный контакт с ним, возможно, грозил мгновенной смертью.

Несмотря на то, что Леня твердо был намерен получить свою долю, на этот раз он надумал нарушить правила, которые сам же для себя и установил, исходя из собственных представлений о профессиональной честности, — он решил снять копии со всех своих материалов и переслать их в милицию. Этим он надеялся очистить свою совесть.

Если бы милиция могла выплатить ему хоть какое-то приличное вознаграждение, он, ни на минуту не задумываясь, с радостью бы выдал им все, что разузнал о производстве наркотика, и сам чемодан со смертью. Это избавило бы его от необходимости рисковать своей жизнью, идя на контакт с дельцами. Кроме того, кто знает, может быть, это спасло бы несколько человеческих жизней…

Соколовский, возвращаясь в Москву, решил, по методу самих же распространителей, положить чемодан в камеру хранения и, вернувшись домой, то есть к Петрухе Хорькову, продолжать сбор компромата. Еще ему хотелось убедиться в том, какое впечатление произвела на неведомого Петра Евгеньевича пропажа чемодана с товаром.

«Как там Ленка, волнуется, должно быть, — вспомнил Леня о своей невесте, от которой он скрылся, ничего не объяснив, и которую уже дней пять не видел. — Позвонить, что ли?»

Он позвонил с вокзала, но в трубке раздались только длинные гудки.

«Должно быть, уже ушла на работу», — подумал жених, совершенно забыв о том, что близится свадьба, и поехал к Хорькову. Петруха лежал в бесчувственном состоянии на кухне, и, очевидно, временное отсутствие жильца осталось для него незамеченным.

Лаз вниз остался никем не замеченным. В наушниках все было, наверное, «жучки» тоже пока не обнаружили. И не обнаружат, пока Леня не раскроет им все козыри, которые сосредоточил в своих руках.

Он еле дождался вечера, когда ко входу подъехали одна за другой две машины и в подвал вошел усатый Ника, а с ним еще какой-то мужчина.

Должен появиться и Петр Евгеньевич, непременно должен. Наверное, он уже знает, что в Питере произошел облом. Должен же он как-то выяснить отношения с гонцами. В надежде на это сыщик спустился во двор и, спрятавшись между деревьями, ждал появления главы организации. Во влажных сумерках, темных и ранних из-за накрапывающего дождя, вскоре появились светлые пятна фар подъезжающей машины. Это был скромный «Москвич» с одним темным некрашеным крылом. Леня отвернулся со скучающим видом, размышляя про себя:

«Это не он, у него, должно быть, совершенно роскошная тачка. Например, «Рено», или «Понтиак», или «Порш», или что-нибудь столь же навороченное. А это кто-то из жильцов».

Между тем машина подкатила ко входу в подвал, остановилась, и из нее вышел скромно одетый невзрачный парень в какой-то замасленной кепке и вытертой куртке. В объектив его лицо видно было достаточно четко. Леня пару раз щелкнул — просто так, на всякий случай, проверить, как работает фотоаппарат. Он работал отлично. Мужчина открыл багажник, взял из него пакет и спустился в подвал. Дверь сразу же открылась и поглотила темную фигуру.

Когда Леня осознал, что это именно тот, кто его интересует, ноги уже мчали его в направлении подъезда. Влетев в комнату, он сразу же вытащил «дипломат» с приемником, надел наушники и настроился на прослушивание. К сожалению, он застал лишь вторую половину разговора, когда разгневанный властный голос на повышенных тонах распекал своих подчиненных:

—…Где, где мог оказаться чемодан? Татьяна, может быть, вы спутали номер камеры? Риф говорит, что проверил всю секцию и ни одна ячейка не открывалась на ваш код, кроме той самой, семьсот шестнадцатой.

— Нет, мы все сделали чисто, — говорил Ника. — Татьяна, скажи.

— Я же не дура, чтобы терять по собственной глупости такую прорву товара и нарываться на неприятности. Наверняка Риф сам что-то перепутал или недослышал. Давайте сверим записи. Да, все верно, семьсот шестнадцатая ячейка, Т 2761. Правильно ему передали? Кто передавал?

— Ляля. Да, все сходится, в чем же дело? Сегодня вечером Риф должен еще раз все проверить и сообщить Ляле. Если ячейка под наблюдением, его сразу же заберут. Впрочем, его могли забрать еще утром, почему же тогда он на свободе? Может, он сам легавый? Но тогда бы Лялю уже вычислили по номеру и тоже замели. Значит, произошла техническая ошибка.

— Не по нашей вине, — сказала Татьяна. — Мы все сделали чисто. А может, все дело в нем? Он проверенный человек?

— Да, его рекомендовали солидные люди, и мы его долго проверяли. Ладно, будем ждать вестей из Питера. Если все будет по-прежнему, надо выходить на Филю питерского. Пусть он покопается, это его территория.

— Это нам дорого обойдется, Филя за так ничего не делает.

— Пропажа товара обходится нам еще дороже. Ну ладно, на сегодня все. Расходимся.

Леня сбросил наушники и выскочил во двор, но уже было темно, и лицо мужчины, выходящего из подвала, только смутно белело в темноте дождливого вечера.


Итак, пора было действовать быстро и осторожно, пока мафиози озабочены пропажей чемодана, растерянны и ждут вестей от получателя товара. У Лени есть только одна ночь, чтобы замести следы и продиктовать свои условия. Надо было действовать стремительно, но без излишней суеты. Стрелки часов показывали одиннадцать. Соколовский собрал все свои вещи, погрузил в машину и поехал домой. От напряжения и ночной сырости лицо его было покрыто капельками пота.

«Наверное, Ленка спит, не буду ее будить», — думал на бегу Леня, осторожно входя в собственную квартиру.

Но дома никого не было. Диван пуст. Вещи исчезли.

«Домой решила съездить, — мимоходом успокоил себя он. — Меня нет, вот ей и скучно стало. Даже и лучше, можно не таясь смонтировать фильм».

Углубляться в размышления о том, куда и почему ушла Елена, не было времени. Сыщик кинулся работать. Он перематывал кассеты, переписывал, вырезал, опять переписывал. Чтобы заинтриговать покупателя компромата, он зафиксировал только основные моменты своего расследования: показал процесс изготовления, передачи бутылок с раствором, изготовление «промокашек», торговлю на рынке. К кассете прилагался список адресов всех участников этого процесса и запись двух совещаний с участием самого шефа. Конечно, это было не Бог весть что, но вполне достаточно, чтобы завалить хотя бы часть сети распространения ЛСД.

В разъяснительной записке был указан номер международной кредитной карты Visa (которую Леня давно уже завел, надеясь, что в этом случае тайна вклада сохраняется более тщательно) и сумма, которую на нее должны были перевести мафиози, — десять тысяч долларов. После получения суммы обещался возврат похищенного товара и всех собранных материалов. В письме многозначительно намекалось, что шантажисту известно гораздо больше, чем он упоминает, — в частности, имена и адреса руководящей верхушки, которыми, несомненно, заинтересуются в милиции.

Быстро упаковав записи, Леня взял еще цемент, песок и шпатель и рванул опять на квартиру к Хорькову. Было уже около четырех утра. У него оставался минимум времени.

Опустившись в лаз, он быстро прошел в комнату, где проводились совещания, и положил на стол пакет с запиской и кассетой. Переставил «жучок» в новое место, снял второй из лаборатории и вернулся наверх. Оставалось выполнить не менее важную часть работы.

Пригодились некоторые строительные навыки, полученные в студенческом стройотряде. Леня быстро замешал раствор и стал заделывать дыру в полу. Через час все было готово. Свежий, еще не схватившийся цемент он прикрыл линолеумом.

«Раньше вечера они не найдут. Впрочем, мне все равно, я отсюда сматываюсь».

Не попрощавшись с ответственным квартиросъемщиком, Леня уехал из этой квартиры, чтобы никогда больше сюда не возвращаться.

Вечером он сидел в машине напротив аптеки. Во двор не хотелось соваться, впрочем, и здесь слышно было достаточно хорошо. Надев наушники, шантажист чуть не подскочил. Там слышался треск и грохот. Очевидно, догадливые ребята вовсю уже работали — искали подслушивающую аппаратуру.

— Посмотри за обоями, — говорил взволнованный голос, кажется, Ники. — Где-то он должен быть.

— Долго вы там еще будете копаться? — зазвучал бас самого шефа. — Не иголку в стоге сена ищете. Вскройте телевизор, посмотрите в сейфе. Ищите, ищите!

— Что будем делать, что делать?.. — растерянно говорила Татьяна. — Все одно к одному, все плохо. Как они могли сюда проникнуть? Не понимаю, не понимаю.

— Не причитай, лучше помоги.

— Есть, нашел! Под столом прице… — И больше Леня уже ничего не слышал.

Итак, в стане врага началась паника. Конечно, жалко, что «жучок» нашли. Леня понимал, что надеяться на то, что ему всегда удастся таким образом прослушивать и выведывать планы противника, было наивно. Теперь сыщик раскрыл свои карты и ждал ответного хода с их стороны. Все ходы противника у него были просчитаны заранее. Загодя оформлен фальшивый паспорт, почти совсем такой же, как настоящий, — по нему Соколовский значился Хазаровым. Такой замечательный паспорт обошелся, конечно же, недешево, но хорошие вещи всегда стоят дорого, а это немного подстраховывало шантажиста от действий несознательных служащих банка.

Даже если предположить, что у этого Петра Евгеньевича бешеные связи и все везде куплено, все равно получить деньги по кредитной карточке можно в любом из сотни банкоматов Москвы. Вряд ли он мог установить круглосуточное дежурство около каждого банкомата, ведь это потребовало бы действий целой армии бандитов — около сотни человек. А их у противника не было. Кроме того, Леня предупреждал в письме, что счетчик включен, время пошло и дается четыре дня на перевод денег, впрочем, не таких уж и крупных. В эту сумму вполне укладывалась десятая часть стоимости партии товара, попавшая в руки шантажиста. По самым примерным подсчетам оборотный капитал этой наркоорганизации составлял около сотни тысяч долларов в месяц, так неужели же они не захотят сохранить материальную основу своего благосостояния за сумму, эквивалентную стоимости всего лишь десятой части партии товара?

В Лениной ситуации была и положительная сторона — он являлся человеком, совершенно не заинтересованным в разрушении сети сбыта. Он не был ни конкурентом, ни работником правоохранительных органов. Он был человеком со стороны, и на него вряд ли могла упасть тень подозрения.

Что потом происходило в подвале, можно было только предполагать. Жаль, конечно, что они догадались об установленном «жучке». Лучше было бы, наверное, не оставлять им диктофонных записей, тогда прошло бы несколько дней, прежде чем они догадались проверить свой склад, а Леня все это время был бы прекрасно осведомлен о готовящемся противодействии с их стороны.

А пока он монтировал более подробную версию фильма, делал фотографии, копии — для того, чтобы после получения денег передать дело в милицию. Но и здесь была загвоздка. У милиции могли возникнуть вполне обоснованные подозрения по поводу того, кем является доброжелатель и почему он идет на этот шаг. Официальная передача материалов была поэтому невозможна. И на Петровке тоже люди служат, им тоже хочется есть, ездить на новых машинах и покупать своим женам дорогие меха. Значит, их тоже можно купить. Наркодельцам получить такие сведения через излишне болтливого лейтенанта — раз плюнуть. А очутиться в один прекрасный день в канаве с проломленным черепом шантажисту совершенно не хотелось. Тем более что однажды он уже испытал на себе всю прелесть подобного приключения.

Все больше ему нравилась мысль просто подбросить заинтересованным людям список с адресами торговцев и фильм о производстве наркотиков. А там — будь что будет. Если они заинтересуются — им и карты в руки. А если им на это дело наплевать — что ж, Соколовский не Дон-Кихот, чтобы бороться с ветряными мельницами, тем более смертельно опасными для жизни.


Вернувшись домой после заключительного аккорда симфонии под названием «Борьба с ЛСД», Леня задумался над тем, куда же запропастилась его суженая. Как только он чуть-чуть пришел в себя после многочасовой гонки за наркотиками, то тут же поплелся к телефону, желая вернуть любимую в их общее гнездышко. С тяжелой от недосыпания головой он позвонил ей домой и как можно ласковее сказал:

— Здравствуй, родная, я уже отстрелялся. Ты где?

Ответом ему были только короткие гудки в телефонной трубке.

«Опять дуется, — пожал плечами Леня и снова набрал номер. — Что поделаешь, женщины так обидчивы».

— Ты что, обиделась? — сочувствующе спросил он снова. — Ну прости, я большая свинья. Ты не забыла, у нас скоро свадьба, и я думаю, что меня можно простить по такому радостному поводу.

— Я не забыла, а ты? — с горечью в голосе сказала Елена. — А насчет свадьбы ты не волнуйся, она была вчера. Я, конечно, понимаю, что у тебя не нашлось времени даже для женитьбы. Но тогда тебе и не стоит вступать в брак.

— Как вчера?.. — ошеломленно спросил горе-жених. — А какое сегодня число?

— Не знаю, но вчера было двадцать пятое июня. Между нами все кончено, такие вещи не прощаются.

Леня ошарашенно молчал. Да, на вчерашний день была назначена его свадьба. И он забыл о ней. Это ужасно. Это так ужасно, что даже не укладывается в голове. Увлеченный погоней за наркотиками, он пропустил день собственной женитьбы. Ему оставалось только просить прощения, ползать на коленях, замаливать грехи.

Он позвонил опять. Но трубку никто не брал. Он звонил весь вечер с небольшими промежутками. Телефон не отзывался. Тогда, купив огромный букет, Леня помчался к невесте, чтобы вымолить прощение. Но дверь квартиры никто не открывал. Он и сам понимал, что подобный проступок трудно понять, а тем более простить. Но ведь он в те минуты находился на последней грани нервного напряжения, он был полностью погружен в слежку, каждый шаг требовал от него дьявольски изощренного остроумия, хитрости и осторожности. Неужели она не может этого понять? Неужели она не простит его?

Да, как он убедился в ближайшие дни, не может. Несостоявшийся муж приезжал, звонил, пытался что-то объяснить, но все время наталкивался на каменную стену непонимания и накипевшей обиды. Кроме того, и ее, и его родственники тоже были на стороне Елены, — даже родители Лени, даже его друг Женька.

Совершенно неожиданно для себя Леня оказался в полнейшей изоляции, он никому не мог объяснить, что с ним было и чем он так был занят, что не мог отвлечься даже ради того, чтобы зайти в загс. Не мог же он открытым текстом сообщить, что в этот день он находился в Петербурге, чтобы перехватить там партию дорогостоящего наркотика ЛСД, и тем самым он, возможно, спас или, на худой конец, отсрочил гибель нескольких не подозревающих об этом людей.

Как ни странно, единственный человек, который хоть чуточку мог его понять, — это была его невеста, то есть та самая обиженная сторона. Леня так остро осознавал свою вину и так пламенно пытался ее исправить, что на время забыл даже о том, что ему уже пора проверить, не появились ли на его счету деньги.

В одно дождливое утро он в очередной раз позвонил Елене. Трубку подняла ее сестра и ехидным голосом сообщила, что Елена уехала отдыхать на юг.

— С кем, одна? — расстроенно спросил жених.

— С другом, — последовал недвусмысленный ответ.

Вечером он поехал в офис, где Елена работала переводчицей.

— Она в отпуске, уехала в свадебное путешествие, — ответили там ему.

Леня понимал, что безнадежно опоздал. Попытки выяснить, куда же уехала Елена, на какой такой юг, хотя бы на какое побережье Черного моря, успеха не имели. Правда, еще весной велись разговоры о том, что неплохо прокатиться куда-нибудь — в Ялту или Гурзуф и пожить там, ни о чем не заботясь, в одной из шикарных гостиниц, построенных для привередливых иностранцев. Но это были только разговоры. Билеты не были куплены, места не были заказаны. Как он мог ее найти на юге?

Растерянный жених решил ждать. Что ему оставалось делать? Дело с наркодельцами уже подходило к концу. Без особых хлопот он частями, дабы не привлекать внимания большими суммами, получал по кредитной карте в различных банках Москвы деньги, поступившие на его счета.

Наконец все было получено сполна и настало время возвращать обещанный товар. Чемодан был отправлен на вокзал и спрятан в камере хранения под тем же кодом, что и на Московском вокзале в Петербурге. Там же лежали и копии видеокассет и диктофонных записей, а также список адресов и имен торговцев — одним словом, все имеющиеся у сыщика материалы.

Леня позвонил в аптеку и попросил к телефону заведующую.

— Слушаю, — ответил через минуту спокойный голос Татьяны.

— Казанский вокзал, автоматическая камера хранения, ячейка 294, код вам известен, через два дня после четырех, — отчеканил шантажист и повесил трубку.

Теперь надо было срочно известить милицию. Он набрал номер Ольшевского и спросил у него номер подразделения по борьбе с наркотиками. Тот обещал на днях узнать, но разговаривать с Леней не захотел, только напоследок бросил:

— И чего девчонке голову дурил…

Леня путано стал объяснять, что у него было важное редакционное задание и он никак не мог вырваться — бывают же у человека особые обстоятельства.

— Не бывают, — отрезал Ольшевский и повесил трубку. Но через день Леня уже звонил по телефону подразделения по борьбе с наркотиками. Не представившись, он скороговоркой выдал им, что такого-то числа в таком-то месте состоится передача большой партии наркотических средств таким-то лицам. И, не дождавшись ответа, бросил трубку.

В назначенный день Леня под видом гостя столицы, ждущего свой поезд, болтался на Казанском вокзале среди измученных пассажиров всех национальностей, обремененных багажом и многочисленными детьми. В толпе он был спокоен за собственную безопасность.

Путь его вокзального променада пролегал мимо камер хранения. Вдруг он увидел, как два парня в гражданской одежде тащат совершенно обезумевшего от ужаса усатого мужчину. Это был Ника. За ними шли такие же гражданские люди со знакомым чемоданом.

«Замели», — с облегчением подумал Соколовский.

Теперь его совесть была почти чиста.


Загрузка...