Чужие земли

Глава шестая Дири

Он, насколько себя помнил, всегда жил у господина Уструя. Тот был старостой поселения, жители которого занимались грабежами, благо караванная дорога была в десяти верстах от них. На большие, хорошо охраняемые караваны нападали крайне редко, да и то силами всех близлежащих селений, которые признавали власть грасса Трастена.

Две трети всего добытого приходилось отдавать грассу. Это очень много, учитывая, что добыча доставалась зачастую кровью нападавших. В их поселении у трети ребят не было отцов — их убили во время таких вот нападений. Тот же Айкен, его старший напарник тоже рос безотцовщиной. Потому и жил бедно, мало чем отличаясь одеждой от Дири. Но Айкен был свободным человеком, и как только ему исполнится шестнадцать, то он получит из рук старосты защитный амулет и сможет со всеми вместе заниматься настоящим мужским делом. Пока, конечно, на подсобных ролях.

Амулеты поставлял в поселения грасс Трастен. Его считали сильным и хорошим магом. Тот даже установил возле селений защитную охрану. И теперь солдаты из соседней Миртерии застать жителей врасплох не могут. Те успеют уйти по тайным ходам. Но все это, да и не только это, конечно, стоило двух третей добытого.

А вот Дири, когда ему исполнится шестнадцать, возможно, придется туго. Он же илот. Если хозяин посчитает его смелым и нужным поселению человеком, то сделает свободным, а если нет, то Дири отправится на юг. По-прежнему в качестве илота. Но здесь ему остаться будет нельзя. Нет в поселении взрослых илотов. Сам грасс Трастен так приказал. Осторожности ради. Мало ли, переметнутся на сторону солдат и проведут тех через сигнальную защиту.

Стать свободным человеком для Дири было целью жизни. Вон как другие живут хорошо! Конечно, в первые несколько лет его доля в добыче будет маленькой и жить придется все так же впроголодь, но вот потом… Но вначале надо стать свободным, чтобы тебя признали за своего. А для этого нужно себя показать, зарекомендовать. Если ты сильный, ловкий, смелый, значит, господин Уструй может тебя освободить. Хозяина Дири побаивался, но и уважал. Сильно уважал. Тот был хоть и строгим, временами даже жестоким, но другого обращения Дири не знал. Он же илот. Пока илот. И только господин Уструй может сделать его свободным человеком.

Дири это давно понял и старался во всем угождать хозяину, показывая свою полезность. Только как силу и характер покажешь? Драться со сверстниками нельзя, ты же илот, а те свободные люди. Да и питаются они не в пример лучше. Не все, конечно, но большинство. Силу накачивают.

Зато он ловкий. Рыбу на острогу поймать, стоя босыми ногами в холодной воде? В легкую! Птицу, зазевавшуюся, палкой сбить? И это не всегда, но получалось. На самое высокое дерево забраться, набрав свежих яиц? Тоже он.

В один из летних дней в их поселок прискакал гонец от грасса Трастена, который сообщил, что из Миртерии со дня на день выходит богатый караван. Теперь со всех поселений собираются крепкие мужчины и ловкие юноши, чтобы напасть и разграбить купцов. С их поселка в поход за хорошей добычей ушло большинство мужчин, способных держать меч в руках и натягивать лук. Не все ушли, кто-то же из мужчин должен остаться в поселке.

Ребят помладше разогнали по округе, пусть присматриваются, всяко может произойти. Дири велели идти с Айкеном. Тот на два года старше и он из семьи свободных охотников.

Чужаков первым заметил Айкен. Двое при трех конях. Парень лет семнадцати-восемнадцати и мальчишка ровесник Дири. Разве что повыше ростом, но и худее. Дири хоть и худощав, но жилист. А тот… Тот какой-то хлипкий, белокожий. Слабак, одним словом.

Айкен собрался послать Дири в поселок, чтобы господина Уструя предупредить. Только где еще найдешь такую возможность себя показать? Если он, Дири, сможет справиться с чужаками, пусть и с помощью Айкена, это будет хорошим способом себя зарекомендовать перед хозяином. Через пару лет, когда он приблизится к шестнадцатилетию, этот случай может оказаться решающим в будущей судьбе илота.

Айкен засомневался, ему совсем не хотелось самому связываться с чужаками. Нет, тот не трус, таких здесь не держат, но зря рисковать не будет. А вот он, Дири, рисковый. Поэтому и пошел к чужакам, оставив Айкена дожидаться поодаль.

Рыжий парень, если судить по одежде, городской вилан. А слабак побогаче будет. Оба сумели убежать, когда наши напали на караван, да еще и трех коней прихватили. Значит, слабак — это или купеческий сынок или сын приказчика. А рыжий обычный слуга. Да, крепкий парень, но у них в поселке парни не ему чета. Еще те богатыри! Почти любой из них обоих чужаков запросто скрутил бы.

А Дири с рыжим не справиться. То ли дело слабак. Вот этого повалить и скрутить — плевое дело. Раз не получится взять рыжего силой, значит, нужно применить ловкость и хитрость. А этого ему не занимать. Когда он сумел отвлечь внимание чужаков, то шагнуть назад и схватить с земли давно примеченный булыжничек времени много не заняло.

Рыжий свалился сразу, получим удар камнем по голове. А слабака скрутили они вдвоем с подбежавшим Айкеном. Слабак даже не сопротивлялся, настолько опешил. Связали обоих, но прежде чем погрузить на коней и двинуться в поселок, перекусили. Чужаки как раз только обедать устроились. Половина жареной утки, каравай хлеба — такого не часто удается поесть.

А еще Дири поглядывал на обувку чужаков. Кожаные сапожки слабака ему должны быть как раз впору, да только не для илота они. Хозяин заберет и продаст кому-нибудь из охотников, у кого мальчишки в семье. И рубашку со штанами тоже, взамен слабак получит что-нибудь попроще.

А вот обувку рыжего получить было бы хорошо. Да, велика она, так на вырост сгодится. Но это будет хозяин решать. Может за удачную поимку и отдаст обувку-то?

По прибытию в поселок, первым делом, как появился хозяин, Дири сказал, что сам в одиночку крепыша завалил и еще про свою ловкость ввернул. Не зря перед хозяином вертелся, тот сказал, что учтет сегодняшнее дело. Зачтется в будущем! Если сказать, что Дири обрадовался словам господина Уструя — ничего не сказать! Вот и оплошал. Когда он бежал с веревкой, кто-то из парней подсечку сделал, удержаться на ногах не смог и повалился прямо к ногам хозяина. Вот тебе и ловкий! Все насмарку пошло. И теперь он уже не смелый и пронырливый, а как раз наоборот — неловкий. Снова придется внимание хозяина заслуживать.

Чужаков привязали к дереву, а его оставили их охранять. На всю ночь, конечно. Но Дири и в прошлую ночь спал лишь урывками. Ведь хозяину неважно, есть у тебя время поспать или нет. Дири ведь илот. Совсем бесправный.

Пользуясь возможностью, он снял с рыжего его странную обувку, надел. Мягко, очень непривычно. Но хорошо-то как! Велика, конечно. Отдаст хозяин ее или нет, но хоть ночь в них пробудет. Лучше бы сапожки слабака получить, но они не для илота.

Настроение, конечно, от оплошности (это когда подножку не заметил и все достигнутое сегодня подпортил) не самое лучшее было. А тут еще рыжий. Нарочно, что ли, такие вопросы задает? Может быть, понял, что Дири илот, вот и мстит своими подковырками за то, что он его повалил? Пить еще принести попросил. Как же, понесет он ему! Перетерпит! Не благородный, чай. Если никто выкуп не заплатит, то рыжему дорога одна — на юг. Илотом.

Как Дири задремал, он не помнил. А очнулся, когда уже солнце всходить начинало. Руки и ноги связаны, а рядом слабак сидит и смотрит на него зло. Это что же, он заснул, а они как-то освободились?

Слабак тем временем зло скалится и говорит:

— Поучу тебя немного, совсем чуток. Чтобы знал наперед.

И начал заклятье нашептывать и руками что-то делать. А потом Дири всего передернуло и вывернуло наизнанку от внезапной боли. Он даже замычал — так больно было. С чем сравнить? Разве что с поркой плетьми. Боль такая же была. Но быстро кончилась. Слабак заклятье снял. Значит, не купеческий сынок, а из благородных будет. Только они умеют волхвовать.

Если то, чем его слабак стукнул, считается чуток, то что же за боль может быть, если тот полное заклятье бросит? Значит, если что, надо ему по рукам бить, чтобы волшбы не получилось.

А тут крепыш проснулся, решил рыбку половить. Да у нас семилетка лучше сделает. Посмотрел Дири на него и предложил помочь. Есть-то самому уже хочется. Только дадут ли еды? Разве что из объедков. Так и у хозяина он так кормился. Развязал рыжий его, даже нож на время дал, чтобы острожку сделать. Рыба, конечно, рыбой, но и сбежать было бы неплохо. Только берег противоположный высокий и обрывистый, быстро не взберешься, а рыжий несколько камней приличных приготовил. Попадет или нет? Рисковать Дири не стал, будет еще время, чтобы сбежать или сигнал своим подать. То, что выслали по следам людей, он не сомневался.

Когда Дири поймал три рыбешки, крепыш сказал ему выходить из воды. Жалко, ведь он только-только приметил не очень обрывистый кусок противоположного бережка. Надо было только десятка полтора шагов сделать против течения, а там уже и рвануть можно. Глядишь, и промажет рыжий.

Но теперь ничего не поделаешь, пришлось выходить. Кресало у чужаков не оказалось, так нож есть. Долго ли огонь добыть? А крепыш и этого не умеет? Все виланы в городе такие беспомощные?

Самую маленькую рыбешку рыжий отдал ему. Странный он какой-то. Ведь самим не хватило наесться. Вчера им пообедать не удалось, значит, сутки не ели. А он вместе с Айкеном всю их еду слопал. Половину утки с целым калачем. Рыжий этого не видел, без сознания с пробитой головой валялся, но слабак-то все видел, слюни пускал. Если бы Дири на месте рыжего был, то ни за что бы рыбой со своими врагами, его же и объевшими, не поделился.

Потом, само собой, ему связали руки, а рыжий собрался и рот заткнуть. Рубашку разодрать и использовать в качестве кляпа. Его рубашку! Ну и что, что она старая, в нескольких местах порванная, но заштопанная же. Да у него раньше и такой никогда не было. Как себя помнил, в рваных тряпках бегал. А рубашку раньше носил Райти, сын одного из свободных охотников. Дири этой зимой помог вытащить Райти из проруби. Вот за это его отец и подарил Дири рубашку и штаны. И теперь его самую большую ценность в жизни крепыш хотел разодрать на полосы.

Дири сам не помнил, как плюхнулся на колени, прося не трогать рубашку. А если они боятся, что он закричит, то пусть вот этот благородный заклятьем по нему шарахнет. А то, что не закричит, не подаст сигнал, он готов слово в этом дать. Если не сдержит, то пусть убивают.

И тут рыжий глупость сморозил. Он что, не понял, что Дири илот? Это за убийство свободного человека хозяин тоже может приказать убить. А за илота… Выкуп побольше затребует, и всего-то. А рыжий этого не понял. Он, что же, думал, что Дири свободный? Обидно стало. За себя, конечно. В их поселении илотов всего-то трое, он самый старший, а остальные свободные люди. И эти двое чужаков тоже свободные. Слабак и вовсе благородный, а крепыш пусть и вилан, но не илот же? Везет же некоторым. Вот как этому рыжему.

Когда они шли через поле, пробираясь к виднеющемуся вдали лесу, их обнаружили люди из поселка. Настигла чужаков погоня! Дири, раз дал слово, то, конечно, молчал, но и без его молчания парни их заметили.

Кусам хороший лучник, с ним на коне Айкен, он слабоват будет. Зато на другом коне разместились братья Кирки, здоровяки еще те. Рыжего разом обломают, и бока наваляют за то что сбежал.

Кусам правильно сделал, что не стал близко подъезжать, ведь слабак из благородных, заклятье применить может. У всех, кроме Айкена амулеты есть, они защитят, а вот кони могут понести. Надо было и Кусаму спрыгнуть, но тогда угол обстрела мал будет, трава может помешать.

А потом Дири увидел, что благородный заклятье начал плести. Молчать Дири слово дал, а вот не вмешиваться в драку не обещал. Руки хоть и связаны, но разве благородный ему соперник? Слабак! Дири легко повалил того на землю, да еще и ногами оплел, чтобы не трепыхался. А тут и Айкен подоспел, совсем благородного придавили. То-то же!

Обрадованный ходом происходящего, Дири обернулся, и злорадное выражение его лица сменилось на удивленное. Братья Кирки валялись рядом с крепышом и что-то мычали от боли, а рыжий уже шагал в его сторону. Для такого крепыша раскидать их с Айкеном — раз плюнуть.

А что же Кусам? Почему не стреляет? Зачем скачет, выхватив меч? Но добраться не успел, благородный дал по Кусаму заклятьем. Не по самому Кусаму, а по его коню, тот взбесился, сбросив всадника на землю, да еще и под свои копыта.

Братья Кирки еще валялись на земле, а благородный с них амулеты сдирает. А у тех обоих носы расквашены. Это их рыжий так отделал? Таких здоровых! А благородный тут же заклятье творит. Дири хотел броситься помешать, но наткнулся на взгляд крепыша. Не успеть. Вот Айкен успел бы, он ближе, но тот не стал — осторожный он, всем известно.

Братья орали громко и жутко. Какое же заклятье слабак сумел сотворить, что таких крепких и выносливых парней так скрутило? Дири стало страшно. А ведь он не трус, даже когда плетьми его бьет хозяин, не так громко кричит.

А потом рыжий бросил долгий и злой взгляд на Дири, и тот понял, что сейчас и его заклятьем стукнут. За то, что чуть не помешал. Удержи он благородного, то Кусам точно порубал бы рыжего.

Не понятно, какие у крепыша отношения с благородным, но слабак, кажется, его слушается. Странно, ведь благородный. Но сейчас Дири смотрел на рыжего и напряженно ждал, когда тот скажет, чтобы по нему стукнули заклятьем. Или сразу убьют? За такое убивают.

Но ничего почему-то не произошло. Его никто не трогал. А вот братьев Кирки и Айкена связали, потом рыжий с ними что-то сделал. Но не убил, не задушил, а только усыпил. А его посадили на коня, сзади в седло вскочил благородный, рыжий сел на второго коня. И они поехали дальше.

По дороге Дири размышлял, что же случилось с луком Кусама. Лопнула тетива? Такое, конечно, случалось, но Кусам в их поселении считался хорошим лучников и лук у него один из лучших. Но Дири так и не смог понять причину невезения. Зато у него не оставалось сомнений, почему его не стали ни убивать, ни мучить. Он чужакам нужен в качестве пропуска через сигнальную защиту. Только чужаки не знали, что все преграды уже пройдены. Но они это поймут и поймут скоро, а значит, не долго ему осталось вот так ехать.

Дири заметил, что рыжий совсем не умеет держаться в седле. Правда, у него бедро опухло, но для наездника это не такая и проблема. А рыжий точно раньше верхом не ездил. И если Дири сумеет избавиться от благородного, то сможет ускакать даже со связанными руками. Руки-то ему связали спереди. Проблема была в благородном. Ну, сбросит он слабака с коня, а дальше? Тот применит заклятье, а значит, не убежать. Вот если бы руки благородного как-нибудь повредить. Зубы! Дотянуться до руки, укусить посильней, потом сбросить благородного и можно скакать. С поврежденной рукой тот ничего ему не сделает.

Дири так и поступил. Все получилось. И когда он уже обрадованный удалялся от неуклюжего рыжего, Дири почувствовал сильный удар по правому уху и кубарем полетел с коня. Что произошло, он не понял. Волшба благородного? Но тот до сих пор сидит на траве, баюкая прокушенную руку. Нет, с такой рукой ничего не наволхвуешь. Неужели рыжий? Но тот же вилан. Вон как бедно одет. Если бы не обувка, то Дири одет не хуже.

Слабак и раньше на Дири был зол, заклятьем тогда утром даже ударил. Слабеньким, а теперь благородный просто в бешенстве. Собрался вдарить по полной. Так, как братьев Кирки. Даже посильней. И ведь заклятье не снимет. Это точно.

Дири, конечно, стало страшно. Кому хочется до вечера кататься по траве и орать? Такую боль даже с плетьми не сравнишь. Но тех пять-десять ударов и все, а здесь нескончаемая боль до вечера. Страшно. Не повезло. Так он же невезучий. Плевать! Пусть мучает.

Благородный осторожно потряс покусанной рукой и с мстительной улыбкой стал плести свое ужасное заклятье. И когда оно уже было почти готово, а Дири опустил глаза вниз, рыжий погасил волшбу благородного. Зачем? Никак хочет по-другому мучить? Еще сильнее. На кол посадит или кожу начнет живьем сдирать? Дири такое видел, когда умерщвляли тех солдат из разграбленных караванов, кто оставил семьи охотников без кормильцев. Действительно, очень страшно.

То, что это произойдет, Дири и не сомневался. На рыжего исподтишка напал? Голову булыжником пробил? Напиться не дал? Во время нападения не дал волхвовать благородному? А теперь еще ему и руку прокусил и чуть не удрал, забрав с собой коня. Да господин Уструй и за половину такого с Дири живьем кожу содрал бы. Так то хозяин, а эти и вовсе чужаки.

Но вместо этого рыжий его выпорол. Да и то не очень-то и больно. Хозяин на конюшне за малую провинность вожжами больнее бил. Дири ничего не понимал. Почему? Это же чужаки, которых он так…

А вечером, перед тем, как лечь спать, рыжий его еще больше удивил. Он его не стал жестко связывать, потребовав взамен дать слово, что Дири не попытается сбежать. Такого не может быть! В их поселении дать слово чужакам, а потом не выполнить, обманув, считалось делом обычным, даже этим хвастались. Одно дело, дать слово, что не закричишь, видя, что и без голосового сигнала их заметили, другое… Он же теперь запросто может сбежать. Ночь длинная, а зубы у него острые. Перегрызть веревку и ноги в руки.

Он бы так и поступил бы, если бы не рыжий. Как он его возненавидел! Но слово нарушить почему-то не мог. Не мог — и все тут. Из-за рыжего не мог. И за это его еще больше ненавидел. Если бы обещание давал благородному, то тогда точно бы сбежал. А с рыжим так поступить почему-то не мог. Что же это с ним такое?

Чужаки давно уснули, а Дири не мог. Его стала бить дрожь, хотя и не холодно было. А затем вдруг потекли слезы. Дири пытался их остановить, только не получалось никак, слезы только сильней текли. Вот рыжий и проснулся. Подошел к нему и спросил.

Дири было стыдно за себя. Но не перед рыжим, а из-за присутствия спящего по соседству благородного. Вот перед кем он никак не хотел показывать свою слабость.

Рыжий как-то понял это, поднял его и оттащил в сторону. А потом они немного поговорили. Ну не может быть таких людей! В своей короткой жизни Дири даже чуть похожего не встречал. Все друг другу волки, даже в их поселении такое сплошь да рядом. А уж илота ударить за мелкую провинность, просто поиздеваться… Вот потому Дири страшно хотел стать свободным. Быть таким же, как все.

А рыжий, оказывается, не знал, что он илот. Думал, что у Дири есть отец и мать… Отец, мать… Они ехали в караване, на который напали жители нескольких поселений. Что с ними стало, Дири не знал. Ему тогда несколько лет было. Хозяин оставил его при себе. На юг такого маленького не продашь.

Эх, вот такого бы хозяина иметь, как этот рыжий! Такой и вольную со временем мог бы дать. Понемногу Дири успокоился и заснул.

Утром, когда проснулся, он смотрел на рыжего (благородный называл его Вучко) совсем другими глазами. Ненависти, которая накануне полыхала в груди Дири, и след простыл. Разве можно такого ненавидеть? А вот хозяин Вучко (Дири мысленно уже называл его хозяином) почему-то смотрел на него с выражением брезгливости. Почему? Потому что узнал, что он не свободный, а илот? Все равно такой хозяин лучше господина Уструя.

Потом господин Вучко отлучился. Ушел на охоту. И что он принесет? С одним ножом-то? Даже он, Дири, и то с его-то ловкостью ничего не поймает. Разве что ежика какого-нибудь. К его удивлению, хозяин вернулся быстро и принес тетерева. Как ему удалось? По виду городской вилан, даже огонь развести не может. Как у него получилось? А благородный даже и не удивился, приняв удачную охоту как обычное действо. Что, и раньше такое было?

Дири по-быстрому развел костер, птицу ощипал и зажарил на горячих углях. А господин Вучко снова его немерено удивил. Сунул большой кусок мяса, такой же взял себе, а другой дал благородному. Дири же илот. Разве такое возможно? У господина Уструя Дири всегда доставались объедки, как и положено илоту.

Потом они снова ехали, сделали привал. А господин Вучко сказал, что его освобождает, обратно в поселение отправляет. Нет, он не поедет. Снова получать побои и издевательства? Ладно, еще за дело бы. Вот от господина Вучко, если Дири провинится…

Дири хотел многое сказать, но не успел. Господин презрительно на него посмотрел и высказался о нем. Дири, получается, последняя дрянь. Вот ведь как. А может быть, так оно и есть? Додумать эту мысль он не успел. Господин Вучко схватил его за горло, и Дири потерял сознание.

Когда он очнулся, никого поблизости не было. Его хозяин уехал. Несостоявшийся хозяин. И не просто уехал, а еще и высказался. О нем, Дири. Получается, господин Вучко презрительно смотрел на него вовсе не потому, что он илот, а, кажется, совсем из-за другого. И вот понять это Дири не мог. Нет, он, конечно, понял, что господин посчитал его дрянью. Но почему? За то, что он служил господину Уструю? Служил верно и рьяно? А как иначе? Он же илот, а тот его хозяин. Разве хозяину не угождают, разве не должны перед ним выслуживаться?

Возвращаться обратно в поселение? Его, конечно, накажут. Дадут плетей, а могут и убить. Он это заслужил. Конечно, если бы Дири сумел выследить чужаков и отдать их в руки поисковикам (а те должны рыскать по всей округе), то господин Уструй не стал бы сильно гневаться, может быть, полностью его простил бы. Но Дири никогда этого не сделает. Теперь никогда не сделает. Пусть с него даже сдерут живьем кожу, но господина Вучко не предаст. А к старому хозяину он никогда не вернется. Теперь уже никогда. Разве что поймают и силой притащат. Но сам — никогда.

Дири обошел место привала, в какую сторону кони ехали, он знал. Следы на примятой траве показывали в ту же сторону. Значит, господин Вучко поехал на запад. И Дири побежал. Сколько времени он пролежал в беспамятстве, он не знал, но догнать господина сможет. Тот неумелый наездник и едет поэтому медленно. А сил у Дири должно хватить. Он долго может бежать без остановки.

Но каким бы человек ни был выносливым, усталость рано или поздно себя проявит. А ведь останавливаться нельзя — солнце уже у краю горизонта, через пару часов станет темно, и тогда след может потеряться. Утром примятая трава уже разгладится, уничтожив следы. Он и так дважды ошибался, когда те, за кем гнался, въезжали в лес. В последний раз только чудом удалось отыскать следы. А сейчас вдали вновь виделся лес, и неизвестно, куда повернут чужаки. Хотя разве это чужаки? Разве что благородный, которого господин Вучко называл Эрве. Вот тот еще был для Дири чужаком. Совсем немного, ведь Эрве был спутником его хозяина. Несостоявшегося хозяина.

Кстати, что интересно. Эрве из благородных. И волхование знает, и одет соответственно. А Вучко? Господин Вучко. Одет как бедный вилан. Но ведь не слуга Эрве. Мало того, Дири показалось (да какое там показалось, он теперь уверен!), что в их компании господин Вучко был старшим. Эрве же его слушался. Благородный слушается вилана?

А если Вучко не вилан, а… Дири как раз вспомнил несколько странностей, смутных терзаний, что ли. Лопнувшая стрела. Чей-то удар, сбивший его с лошади. Удачная охота. Господин Вучко благородный, который скрывается под личиной бедного вилана? Он грасс?

Странно. Нет, странно не то, что скрывается, странно, как господин отнесся к нему, к Дири. Грассы такими не бывают. Вот грасс Трастен. Его боится сам господин Уструй. Все его боятся. Сильный, властный и жестокий. Даже безжалостный. Дири помнил, как грасс Трастен зарубил одного из подростков, сына свободного охотника. Зарубил только за то, что тот плохо ему поклонился.

А Вучко совсем другой. Грассы такими не бывают. Или он не грасс? Ведь меча не носит. Какой же грасс без меча? Но если он скрывается, если одет, как вилан, тогда другое дело. Зато драться умеет. Еще как умеет. Дири теперь понимал, что те трое коней, что были у чужаков, когда он с Айкеном их встретил, вовсе не украдены. Там же были мечи и луки охотников поселения. Значит, охотников убили, и сделать это мог только Вучко. Эрве? Нет, тот слабак, только на заклятья и способен, но у охотников амулеты. А вот Вучко мог вполне расправиться с охотниками и забрать коней.

Немного отдышавшись, Дири снова двинулся в путь. Ночь его застала на опушке леса. А утром, как только пробились первые лучи солнца, он пошел дальше. Надо найти следы, пока они совсем не исчезли.

Потеряв немного времени в лесу, где следы мог отыскать только хороший следопыт, Дири все-таки сумел найти примятую траву и бросился снова в погоню, которая наконец-то привела его к цели. Дым от костра он заметил еще издалека. Кто же так костер разводит, что его видно за несколько верст? Но подходить близко Дири не стал, ведь господин Вучко его прогнал. И посчитал дрянью. Господину виднее.

Через час оба благородных двинулись в дорогу, а Дири незаметно, следя издалека, двинулся за ними. Днем, когда преследуемые сделали новый привал, он снова стал терпеливо дожидаться. Есть хотелось сильно, ведь он почти сутки ничего не ел. Несколько кусков подгорелой кожи, что осталось в золе утреннего костра, и которые он проглотил, едой не назовешь.

Появившуюся погоню Дири и чужаки заметили одновременно. С пригорка было хорошо видно скачущих в версте от них шестерых всадников. Благородные забрались в седла и свернули к лесу. Но разве на конях там спрячешься? Видимо, преследуемые это тоже поняли и, добравшись до леса, спешились, бросившись под защиту деревьев.

Погоня к этому времени уже сократила расстояние вполовину, и Дири смог разглядеть всадников. Это не молодежь из поселения, нет, все шестеро — опытные свободные охотники. От таких в лесу не скроешься.

Дири к этому времени тоже приблизился к кромке леса. Что делать дальше, он уже решил. Когда через какое-то время погоня с ним поравнялась, он уже достиг первых деревьев.

— Господин Стинг, я их видел! Они побежали вон туда! — Дири показал рукой в противоположную сторону от той, куда свернули Вучко и Эрве.

— Это Дири! — удивленно воскликнул один из охотников. — Ты что тут делаешь?

— Я выслеживаю чужаков. Я их выследил. Они туда скрылись!

Старший из охотников, скакавший впереди отряда, недоверчиво смотрел в сторону, куда указывал Дири.

— Странно, но я видел, что они повернули совсем не туда.

— Да, но потом побежали как раз в ту сторону. Я же видел!

— Действительно, непонятно. С чего бы они передумали? Да там и лес реже. Уж не крутишь ли ты, илот? — это уже сказал другой охотник.

— Я правду говорю, верьте мне!

— Возьмите щенка, проверим, правду ли говорит.

Шестеро всадников свернули в сторону, куда показывал Дири. Через полчаса, когда деревья стали совсем редкими, а беглецов так и не нашли, охотники поняли, что Дири их обманул. Возвращаться обратно уже смысла не было, чужаки за это время могли углубиться далеко в лес, там их не найти.

— А ведь, если мы обогнем лес по дуге, то должны успеть выйти на той стороне. Тогда беглецам придется или возвращаться обратно или как-то пройти через нас. В любом случае утром увидим следы. Если они, конечно, выйдут из леса.

— А если останутся в лесу?

— Попадут к кому-нибудь на обед, — рассмеялся один из охотников, — у волков будет хороший пир.

— А с этим что делать? Он илот Уструя.

— С ним вечером разберемся. Некогда нам везти щенка обратно, а Уструй сам скажет спасибо.

К вечеру охотники достигли противоположной опушки, расседлали коней, развели два костра. Сердце Дири упало к ногам. Он понял, для чего понадобился второй костер, тем более разведенный рядом с высоким раскидистым деревом.