Чужие земли

Глава седьмая Ночная схватка

Усыпив мелкого гаденыша, мы с Эрве тронулись дальше. За сутки проехали приличное расстояние, что было удивительно, учитывая, какой я «умелый» наездник. Правда, поездка, в конце концов, вышла мне боком. Проколотое бедро снова разболелось, да и нога немного припухла. Но это не так страшно, главное, мы порядочно оторвались от возможной погони. Да и была ли она?

Об оставленном на вчерашнем привале Дири, я старался забыть, но тот почему-то не выходил у меня из головы. Найдет ли дорогу обратно? И что с ним будет, когда вернется в свой поселок? Илот как-никак. Наверное, все-таки сильно не накажут, ведь те четверо (теперь уже трое), что на нас напали, видели, что он им хотел помочь и ему это почти удалось. Подтвердят, может, даже и похвалят мальца.

Но почему он захотел с нами дальше ехать? Вот здесь загвоздка. Когда я спросил об этом Эрве, тот вспыхнул:

— Проследить решил за нами, а потом выдать.

— Мы уже далеко удалились от их селения. Кому выдать-то?

— А что, здесь одно такое бандитское гнездо? Свободные земли большие и везде могут ограбить. От одних уехали, к другим таким же приедем. А этот илот, — Эрве презрительно выделил это слово, — тут бы нас и выдал.

— Он илот. Значит, и его вместе с нами захватили бы. Ну, поменял бы он одного хозяина на другого. А разница? Или новый хозяин учел бы его помощь в нашей поимке? Освободил бы от рабства? Или он уже илотом не считается, раз от старого ушел? Так?

— Ты не понимаешь, Вучко. Он илот, освободить может только хозяин. Если илот каким-то образом своего хозяина теряет, все равно остается илотом. Тот, кто его найдет, тот и хозяин. А если появится старый хозяин, то илота возвращают. Поэтому, как только он сдаст нас новым бандитам, то сам станет их собственностью. Временно, пока этот Уструй не явится. Или как-нибудь весточку передаст, чтобы илота вернули в их поселок.

— Вот как? А если Уструй не появится, Дири останется у нового хозяина?

— Вот именно. Поэтому у него шанса стать свободным не будет, даже если нас сдаст. Зато половину нашей цены новые бандиты обязаны отдать тому, кто сдал. А если это илот, то его хозяину. За меня тулат назначат, за тебя три-четыре балера. Значит, Уструй получит половину нашей суммы — двенадцать балеров. И илота простит. Вот потому он и хотел с нами дальше ехать.

— М-да… Порядочки здесь. А что, если старый хозяин не найдется? Дири навсегда станет собственностью нового?

— Это так.

— Хорошо. Хозяин может отпустить илота на свободу? Почему бы новому не дать Дири свободу? Не сейчас, через год-два. Этот гаденыш скользкий, что-нибудь придумает, чтобы к новому хозяину подлизаться.

— Такое, конечно, может произойти. Только не будет этого.

— Почему?

— Отпустит новый хозяин илота, а потом вдруг заявится старый. Придется новому заплатить за илота двойную цену.

— Это сколько?

— Смотря, какой илот. За такого мелкого дешево. А за крепкого взрослого могут и десять балеров дать. И штраф столько же. Теперь понял, почему этот илот, — Эрве снова презрительно выделил это слово, — свободу не получит? А вот нас сдаст.

Я задумался над словами Эрве. Если всё это так, тогда получается, гаденыш хотел с нами поехать, чтобы при случае сдать нас другим бандитам и самому, тем самым, выкрутиться. Да, скользкий тип. Тогда что же было той ночью? Ведь Дири и в самом деле плакал, плохо ему было. Или боялся гнева хозяина? Так? Я постарался выбросить мысли о гаденыше из головы, но они все возвращались и возвращались.

А ведь смелый, ловкий. Даже отчаянный. И все это чтобы выслужиться перед Уструем. Нет, все-таки я правильно тогда решил — малец с гнильцой.

На дневной привал мы остановились в полуверсте от очередного лесного массива. Надо отдохнуть и решить, куда направиться дальше — напрямки через лес или сделать крюк, обогнув с правой стороны лес. Не успели блаженно растянуться на траве, как Эрве (вот ведь какой глазастый) заметил людей. Шестеро всадников в полуверсте и скакали они в нашу сторону. Кем бы они ни были, но встречаться с незнакомцами желания не было, край здесь бандитский, и ждать появления добрых дядюшек глупо.

Вскочили на коней (я, конечно, не вскочил, а с трудом забрался) и погнали их к кромке леса. Незнакомцы галопом (впрочем, я не знаю, как называется этот бег) за нами. Скачем, а расстояние сокращается. Раза в два. А еще я увидел, когда в очередной раз обернулся, знакомую голову гаденыша. Тот бежал за нами, значительно опережая погоню. Ну, гнида, нашел нас и навел бандитов! Надо было его вчера… А что сделать? Не убивать же?

Достигнув леса, мы спешились, теперь кони будут только мешать, да и выдадут наше присутствие. Бросились в заросли, да только не бегун я, проколотое бедро пронзила такая сильная боль, что даже упал. Лежу в кустах и двигаться не могу. И Эрве уже где-то далеко. Всё, мне конец. Ладно, пусть пацан хоть спасется, а я их попробую задержать. Но хватит ли сил? Их все-таки шестеро, да еще и гаденыш в придачу. На шестерых моей магии не хватит, устал я за эти дни сильно. Выдохся, а теперь еще и нога последние силы забирает… забрала.

Лежу в кустах, мне все хорошо видно, пытаюсь расслабиться и одновременно сконцентрироваться. Гаденыш кричит бандитам, что видел, куда мы побежали. И почему-то показывает в противоположную сторону. Тут я совсем ничего не понял. Это же каким слепым надо быть, чтобы так ошибиться?

Прихватили они гаденыша с собой и поскакали в другую сторону, захватив наших коней. Да они уже и не нужны, кони-то.

Как только бандиты скрылись, я с трудом поднялся и поплелся вглубь леса, Эрве искать. Нашел его в какой-то яме, прикрытой упавшим деревом. Точнее, это он меня нашел — окликнул, когда я мимо ковылял.

Рассказал я ему, что видел, Эрве только головой покачал и коротко бросил в ответ:

— Повезло, что илот ошибся. Пока повезло.

Ошибся? Хотелось бы так думать. Так проще. Белое — это белое, черное — черное. А если всё же не так? Если он специально ошибся? Но зачем? Вот именно — зачем? Совсем незачем. Если он решил себе все лавры по нашей поимке забрать, то глупо же. А гаденыш не дурак. Смышленый. Ему же достанется, если бандиты догадаются, что он их обманул.

Так ничего я и не понял. Тем временем Эрве за мою ногу принялся, боль быстро снял, теперь ходить могу. И куда дальше двигаться? Три пути есть. Один на юг, но туда бандиты ускакали, на запад через лес или на север, там лес кончается, начинается безлесная холмистая местность. Но и на бандитов легче нарваться, если те вернутся — им через лес на конях не с руки идти. Вот и выбрали мы с Эрве второй вариант, тем более нам пришлось идти не через заросли, а, по сути, вдоль кромки леса, внутрь которого, как выяснилось, мы углубились всего-то на пару сотен шагов.

Еще засветло достигли опушки, остановились, огляделись. Впереди горы начинаются, а если прямо и южнее, то ущелье, пусть и неглубокое, но с рекой, которая бурлящая. Как ее переходить? Дно, без сомнения, скользкое, всё в камнях, вода всяко холодная — с гор же течет. А течение бурное. Трудно такую преграду перейти. Эрве совсем пацаненок, да и нога у меня, хоть и почти не болит, но припухла же.

Обратно в лес идти, да только речка горная как раз к югу течет, да еще и на восток заворачивает. Дальше, значит, еще сложнее будет перейти на ту сторону. Остается только пройти кромкой леса к северу, обойти ущелье с речкой и углубиться в холмы, а потом и в горы. Решили мы так — и пошли.

Скоро стемнело, идти дальне не стоит, лучше где-нибудь здесь заночевать, а рано утром, как рассвет забрезжит, и пока бандитов нет, постараться уйти отсюда как можно дальше. Огонь, конечно, разводить нельзя — ночью видно издалека. Вот мы и увидели. Огонь. В версте отсюда.

Эрве сразу же предложил вернуться в лес, да разве это выход? А вот подойти в темноте поближе и посмотреть, кто же это греется, не мешало бы. Раз я так решил, то Эрве ничего не осталось, как со мной пойти. Близко, конечно, не пойдем, чтобы на караульных не нарваться.

Эрве, хоть и мал, но двигаться незаметно не умеет. Пыхтит. Поэтому оставил я его на полпути, а сам дальше двинулся. Где на четвереньках, где ползком. Вот и костер, у которого двое сидят, один спиной, другой лицом в мою сторону. Рядышком кто-то лежит. И не один человек — это точно. Чуть поодаль кони пасутся. В свете костра насчитал восемь коняшек. Значит, те самые бандиты. Их шестеро было, да два наших брошенных коня. Всё сходится. А где же гаденыш? Что-то не видно. Но он маленький, где-то лежит и спит.

Теперь все ясно, можно и возвращаться. Пополз обратно, сделав небольшую дугу, и сбоку еще огонь увидел. Костер не костер. Скорее почти погасший. Огня почти нет, зато уголья раскаленные. И над костром какой-то мешок висит. Интересно стало, подполз поближе и ахнул. Мысленно, конечно. Это же Дири висит, за руки привязанный над ветвью дерева как раз под гаснущим кострецом. Сам голый, ноги поджал. Только ноги все трясутся, опуститься пытаются. Да только куда? Как раз в уголья раскаленные.

Раз ноги трясутся, значит, из последних сил пытается их кверху поднять. А сил уже не осталось. Рядом никого из бандитов не видно. Хотя нет, вот один от костра поднялся и идет в эту сторону. Подошел, подбросил в костерок несколько веточек, уголья расшевелил и обратно пошел.

Что дальше будет с Дири это и ежу понятно. Скоро обессилит, перестанет сопротивляться, к утру ноги обуглятся, а то и вовсе в головешки превратятся. Они же его убивают! За то, что погоню от нас увел.

Чуть завернув в сторону, я пополз к месту, где оставил Эрве. Нашел его быстро, все рассказал.

— Надо Дири выручать. Я займусь бандитами, а ты снимешь его с веревки. Сможешь?

— Ты что, Вучко, совсем обезумел? Их же шестеро! Из-за какого-то илота будешь рисковать? Он тебе кто? Сам же гаденышем называл. Нет, я против. Не пойду.

— Тогда я пойду один. А ты можешь оставаться или вот что лучше сделай — пока я шуметь буду, ты уходи.

— Я с тобой, но спасать илота не буду.

Я и так весь издерганный уже был, столько всего свалилось на меня, а тут еще этот малек с гонором. Только и слышно от него — илот, да илот. Честно говоря, надоело мне это. Ну и не сдержался.

— Ты со мной, говоришь? Вот только я с кем? Если придется выбирать между тобой и Дири, думаю, выберу его.

Эрве от возмущения оторопел.

— Ты что!? Илот… гаденыш… Я благородный, волхвовать умею. У тебя нога больная, кто поможет? Ты же пропадешь! И помогать не надо — бандиты схватят, а за убийство того четвертого тебя, как вилана, тоже убьют. Повесят рядышком с илотом. Вот!

— Убил того бандита ты. Нет? Ты волшбу сотворил, конь его сбросил и копытом стукнул.

— Все равно отомстят. Не мне, так тебе. Ты со мной вместе был!

— Знаешь что, мальчик… Давай-ка отсюда. И побыстрее. Я ведь могу и звездануть, — а сам демонстративно ладонь в кулак сжимаю.

— Шуметь будешь? — Эрве зло прищурился. — А не боишься, что я по тебе заклятьем стукну. Забыл?

— Да-а, а гаденыш-то не Дири, а ты. Всё, иди, пока не поздно. Я тебя больше не знаю.

Всё это мы шепотом перебранивались. Я отвернулся и пополз обратно в сторону костра. На Эрве мне теперь было наплевать. Забыть и наплевать. Он, конечно, из вредности мог по мне заклятьем вдарить, но ведь не дурак. Больно будет, могу и закричать. Тогда и он попадется. Нет, Эрве сейчас на четвереньках ползет со всей возможной скоростью, стремясь покинуть этот район.

Конечно, по идее, надо было все разведать, осмотреться, но висящий и уже почти обессиливший Дири не давал такой возможности. Пришлось все делать быстро и без обдумывания своих действий.

Двое сторожей у костра. В кожаных панцирях, со шлемами. Только лицо открыто. Того, что сидел ко мне передом, я свалил ударом магической сабли. Для этого представил, что у меня в руках острая сабля, накачал ее энергией, взмахнул рукой и резанул ею поперек лица, бандит вскрикнул и повалился лицом прямо в костер. Сидящий спиной дернулся, начал привставать, но тут же бросился вниз, упав на землю. Хитрый. Зато двое спящих оказались попроще. Два удара саблей по голым шеям и всё. С ними кончено. Живы, возможно, но теперь мне мешать не будут. А еще два бандита где? Или где-то в другом месте, или вскакивать не стали, затаились. И я приподняться не могу, чтобы посмотреть, что у костра творится.

Ситуация патовая, только мне спешить надо, неизвестно, что там с гаденышем. Точнее сказать, с бывшим гаденышем. Да и его поддержать стоит, глядишь, еще сил чуток прибавится, чтобы ноги в горящие уголья не опустить.

— Эй, бандиты! Где вы там? Вы же не мужики, а курицы бесхвостые. Меня испугались? Может быть, вы женщины, штаны надевшие? Это я трех ваших тогда на дороге избил, да связал, да коней отобрал. Как там их звали? Карим, что ли? Такой трус, все мне рассказал. И про засаду, и про то, что трусы у вас в поселке живут.

Крикнул, а сам бочком в сторону ползу, да прислушиваюсь. Правильно сделал, что место сменил — туда несколько стрел полетело. Приподнял чуток голову — не должны меня увидеть — ночь, костер далеко, а вот одного из лучников я заметил. Тот тоже голову приподнял и смотрит в ту сторону, где я раньше был. Взмахнул рукой и ударил его магической саблей по шее (он без шлема был), только вместо того, чтобы упасть с кровавой раной, как предыдущие два бандита, этот остался на месте, только вскрикнул.

— Он мне по шее чем-то ударил. Кровь, кажись… Нет, не сильно.

Вот те на. Способности мои иссякают. Плохо. А их все еще трое на ногах. Слабый порез на шее третьего бандита не остановит. Теперь саблей махаться почти без толку, разве что на близком расстоянии. Издалека уже сил не хватает. Но как мне туда подобраться? Думаю, гадаю, сам легонько ползу, только медленно всё.

А потом голову чуть приподнял — вижу, как три фигуры из-за костра поднялись и в мою сторону идут. В панцирях все трое, в шлемах. Успели надеть. Когда до меня им оставалось шагов двадцать, я решился. Только вместо сабли сотворил острый штырь. Им я и ткнул по ближайшему. В лицо, конечно, попал, только куда именно, не понял — бандит вскрикнул и скрылся в траве. А двое остальных, которые меня до этого не видели, развернулись в мою сторону и на меня бросились. Одного, который вперед вырвался, я успел, махнув рукой, своим магическим штырем достать, а второго уже не успевал. Тот уже меч над моей головой заносил, всё пошло на доли секунды. Я только и смог, что бросился к нему под ноги. Тем от меча и спасся, да только бандит крупным оказался, килограммов за сто будет. И я под ним лежу и пошевелиться не могу, а он мне в лицо дышит своим нечищеным ртом и кинжал уже заносит.

Освободившейся рукой пытаюсь бандита оттолкнуть. Сам ведь понимаю, что без толку, только времени на что-то другое нет. Да и нога опять болью взорвалась. Бандит на нее как раз навалился. От боли рука моя слабеет и… бандит с ножом в глазу валится прямо на меня. Кровью своей лицо мне заливает, а я ничего понять не могу.

И только когда надо мной склоняется Эрве, до меня начинает что-то доходить.

— Э-э, — только и могу вымолвить.

— А ты что, Волчонок, думал, что я ни на что, кроме заклятий не способен? С заклятьями не проживешь, надо и еще что-то уметь. Для меча рука у меня слаба, а вот нож или кинжал кидать умею. Ну так как, знаешь ты меня или нет?

— Да уж… Знаю.

— А кого выберешь. Этого илота или меня?

Дири! Он же вот-вот обессилит, надо спешить, если еще не поздно.

— Помоги мне встать, — хриплю я. — Надо Дири снимать с костра.

А сам чуть от боли в ноге не кричу. Как же мне бежать, я даже ковылять не могу?

— Эрве, пожалуйста, помоги. Спаси его.

— Да?

— Я прошу. Буду твоим должником.

— Ну, смотри, Волчонок.

Вытащил он нож из глазницы бандита и побежал спасать Дири, этого гаденыша, который, кажется, и не гаденыш.

Успел все-таки. А я, не теряя времени, дополз до двух ближайших бандитов, которых штырем ткнул. Оба живы, стонут, за окровавленное лицо схватившись. Но попал я им точно не в глаза, значит, живы будут. Снял я с них амулеты, да оружие отобрал. Мечи рядышком валялись, их я в сторонку кинул, а самих обыскал, по паре ножей и кинжалов найдя.

Тут и Эрве вернулся. Насчет Дири меня успокоил, а у самого с кинжала кровь капает. Хоть и темно, но в отблесках костра видно, что что-то каплет. А что может капать, если не кровь? И ясно не бандита, которого Эрве ножом в глаз убил. Кровь посвежее будет. Немного похолодел я, уж не Дири ли он зарезал? А Эрве меня успокоил. Это он добил тех двух бандитов, которых я магической саблей по шее рубанул. Живы они тогда остались.

Ничего себе — успокоил? А, каково? Пацан, на лицо милашка, запросто людей режет, ножи кидает, в глаз попадая. Пока я все это переваривал, он моих пленников тоже оприходовал. По горлышку. Мне как-то сразу поплохело, в глазах потемнело, и я отрубился.

Очнулся я все той же ночью, сколько в отключке валялся, не знаю. Рядом Эрве сидит, зевает.

— А где Дири?

— Илот там же лежит, отдыхает, — зло скалится Эрве.

— Чего злишься?

— Зачем он тебя сдался? Ты как хочешь, но утром можешь дать ему коня, даже двух, пусть отсюда уходит. Это мое слово.

Опять в нем грасс проснулся.

— Твое? А меня спросил?

— Забыл, что обещал должником мне быть?

Вот наглец! Хотя всегда таким был, только в последнее время не выеживался. Тогда ему не до этого было, надо ноги успеть делать.

— Помню, Эрве. Но давай я с ним поговорю, а потом и решать будем.

— Поговорить можешь, но чтобы утром его здесь не было. Я так хочу, — жестко сказал, как отрезал.

Вот ведь, натура грасса так и вылезает. Ну что мне с ним делать? Я вроде ему что-то такое говорил, обещал. Признал, что должник. Но с Дири все равно поговорю. И посмотреть надо, что у него с ногами.

Поработал Эрве над моей ногой, сразу полегчало, до второго костра сам дошел. Дири рядышком лежит. Голый, руки по-прежнему связаны. И на меня смотрит. Только выражение глаз не вижу — ночь все-таки. Эрве остался где-то позади. Первым делом веревку на руках разрезал.

— А наши где? — голос пацаненка совсем слабый.

— Нет их.

— Ты их убил?

— Не только я. Вместе с Эрве.

— Он тоже? У них же амулеты у всех.

— Он ножом.

— Как? — Голосок у пацаненка аж прорезался, — он же слабак, я его одной рукой повалить могу.

— Эрве грасс все-таки, не только заклятьем может.

— А ты… простите, вы, господин, тоже грасс?

— Какой я господин…

— Если вы благородный, то я лежать не должен, это оскорбительно. Но мне сейчас не встать.

Ноги я его осмотрел, видно плохо, но целы ноги, только грязны до ужаса.

— Я не благородный.

— Да? Как скажете, господин.

— Не называй меня господином.

— Я же илот, всех взрослых свободных людей так должен называть.

— Ты больше не илот.

— Как это?

— Ты зачем бандитов в сторону увел? Видел же, куда мы побежали.

— Я не мог… не хотел, чтобы вас…

— И в итоге сам пострадал.

— Так я илот.

— Хватит, надоело. Не называй меня господином. Это, во-первых. Понял?

— Да, господин.

— Ну что же мне с тобой…

— Простите, господин, я больше не буду.

— М-да уж. Во-вторых, не называй себя илотом.

— Но я же ил… Я же этот, которым вы запретили…

— Считай, что я тебя освободил.

— Вы мой хозяин! Спасибо, господин! Ой, простите, гос… Ой!.. Я свободен?

— Да, считай, что я тебя освободил. Но ответь, ты же знал, что с тобой могут сделать? Отвечай честно!

— Знал.

— И почему все-таки это сделал?

— Вы не такой, как господин Уструй. Совсем не такой. Я вас вначале страшно ненавидел, а потом нет. И очень сильно захотел, чтобы вы стали мне хозяином.

— Опять зарядил — господин, хозяин. Не люблю я этого.

— Но для благородного…

— С чего ты взял, что я благородный?

— Я понял. Догадался. Вы не бойтесь, я буду молчать. Никому не скажу. Я не болтун.

— О чем не скажешь?

— Я понял…

— Что понял, да говори уже!

— Вы грасс. — Дири зашептал, — Да? Я понял, вы волшбой владеете. Не бойтесь, никто не узнает. Господин Эрве не узнает.

Ну, Эрве-то узнает. Как только рассветет, то поймет, как я мог справиться с пятерыми бандитами. И тогда моя тайна раскроется. Долго же я скрывал! Как там тот маг сказал про меня? Пустой вилан? Эрве очень удивится. Кстати, а ведь это выход. Как примирить Эрве с Дири. Сейчас Эрве на коне. Меня спас, Дири тоже, вот и раскомандовался, грасс сопливый. Посмотрим, что ты утром скажешь. Посмотрим!

Плохо, что мы все заснули, а ну как еще кто-нибудь прискакал на нашу голову? Бери тепленьким. Но устали все. За прошлый день и часть ночи вымотались до чертиков. Я проснулся, когда Эрве уже был на ногах. Дири спит, укрывшись одеялом. А вот одежды его я не нашел, хоть и осмотрел землю поблизости. Сожгли, что ли?

А тут Эрве закончил наводить ревизию в седельных сумках бандитов. И рубашку со штанами пацаненка оттуда как раз достает. Бандиты их уже присвоили. Ну да, мертвому одежда не нужна.

Найденную одежду Эрве брезгливо отшвырнул и занялся убитыми. Пока он их обыскивал, и пацаненок проснулся. Сходил я за его одеждой, а тут Эрве возвращается с того места, где он бандита убил. И весь такой задумчивый.

— Отойди, — приказал он Дири.

Пацаненок было дернулся, но остановился и на меня смотрит, ждет моего решения. Интересно! Я кивнул ему головой, и только после этого пацан отошел подальше. А Эрве смотрит на мой кинжал и говорит:

— Я сейчас рассмотрел раны тех двоих. Кровь с лиц соскоблил, а там… Их чем-то острым. И глубоко проткнули. Кинжалом так не получится, раны бы были большие и резаные. К ним ты не приближался, я видел. И еще видел, что ты чем-то в них кидал. Потому и думал, что кинжалами или ножами. А вот сейчас и не пойму.

Я стою и мысленно посмеиваюсь. И пока еще размышляю. Сказать или нет? Если бы не проблема с Дири, то, пожалуй, и дальше водил бы юного грасса за нос. Нашел бы чем отбрехаться. Мало ли чем мог в бандитов зафитилить? Но проблему надо разрешить, придется открываться.

Решил я это сделать поэффектнее. За ночь немного отдохнул, настроение хорошее, попробую фокус один провернуть. Если полностью не получится, то все равно наглядно будет.

Приметил на земле камушек, сосредоточился, но как раньше с размаху швырять не стал, а решил аккуратненько его в воздух поднять. Раньше я только с совсем маленькими камнями пробовал, да и то не всегда плавно получалось. А тут…

Видели бы вы выражение лица Эрве. Да и у Дири тоже. Неизвестно, у кого челюсть ниже опустилась.

— Как… как это у тебя получилось? — только и смог вымолвить грассенок.

— А что получилось? — решил я над ним прикольнуться. — Это разве я? Да и не было ничего. Верно, не было? — повернулся я к Дири, стоявшему в двадцати шагах от нас.

— Не было, гос… Вучко. Ничего не было, — замотал тот головой.

То, что он так скажет, я особо и не сомневался. Он же обещал, что будет молчать и никому не скажет про мою волшбу. Вот и не сказал.

— Ты… ты… это… — Эрве все еще не мог прийти в себя, но вдруг взорвался:

— Хватит! Дурня из меня делаете? Говори, как это у тебя получилось!

Я пожал плечами, подошел к погасшему костру, поднял не прогоревшую до конца головешку, сосредоточился и зажег ее.

Краем глаза взглянул на Дири. Тот стоял с улыбкой до ушей, а в глазах такой восторг!

— Так ты можешь, — тихо, почти шепотом, сказал Эрве.

— Могу.

— Ты грасс? Но почему скрывал? И как тебе удалось обмануть мага?

Рассказать, кто я? Не поверит же, решит, что снова смеюсь. Тогда что сказать? А зачем говорить?

— Это мой маленький секрет. И он должен остаться только между нами, — я специально громко сказал, чтобы и Дири услышал.

Тот, конечно, услышал, закивал головой и демонстративно рот рукой зажал. Этот не проговорится. А Эрве?

Грассенок тоже кивнул, о чем-то задумавшись. Наверное, прокручивал в голове все моменты нашего путешествия. Теперь он понял, как мне удавалось птиц быстро добывать, огонь простыми булыжниками разводить, как его тогда стукнул, когда он по мне заклятьем в гостинице шарахнул. Кстати, я ведь тогда не свалился, как те бандиты, на ногах удержался, хоть меня и скрутило. Может быть, тоже магические возможности помогли, ослабив удар заклятием?

— Я твой должник, — напомнил я Эрве.

Тот поднял на меня глаза.

— Но я хочу, чтобы с нами ехал Дири.

Эрве попытался что-то сказать, наверное, хотел возразить, даже чуть вспыхнул, но тут же погас.

— Хорошо.

— Вот и ладно. Значит, мир?

— У меня с этим? — Нет, Эрве все-таки непереносим!

— Ладно, давайте лучше завтракать.

Эрве демонстративно уселся неподалеку от потухшего костра, я его зажег, а Дири уже вовсю суетился, доставая оставшуюся от бандитов еду.

Поели хорошо. Даже Дири под конец завтрака перестал на меня оглядываться, ожидая кивка на разрешение взять тот или иной кусок. Ничего, выправим его илотские привычки.

После завтрака оба уставились на меня, ждут, что я скажу. А что говорить? Неплохо бы полдня поваляться на травке, подремать, силы побольше восстановить, да вот только соседство с мертвыми бандитами портило всю идиллию.

— Ладно, — говорю, — давайте собираться.

А это совсем не просто. Теперь у нас восемь коней, всех надо оседлать, седельные сумки снова набить — Эрве-то все из них повыбрасывал, а Дири еще собрался раздеть убитых, панцири, шлемы снять, а также куртки, штаны, сапоги. Здесь я уже не стерпел. Нехорошо как-то мертвых грабить. Одно дело кошельки срезать — они им уже незачем, другое дело одежду снять.

А панцири и шлемы, куда нам они? Пацанам велики, мне, вроде, вполне можно подобрать. Но не хочу в одежде убитого ходить, да и жарко в ней, к тому же зачем она мне? Мечом не владею, от стрелы в лицо не защитит. Поэтому я Дири сказал, чтобы не занимался грабежом.

А Эрве мне сует пять кошельков.

— Одного я убил, его кошелек мой. Так?

А зачем спрашивать? Конечно, его. Но и мне пять кошельков многовато будет. Один, не глядя, я Эрве протянул, а второй отдал Дири. Пацаненок стоит, ничего не понимая.

— Спрячь. Пусть у тебя будет.

Тот понимающе кивнул, а вот Эрве надулся, покраснел. От злости, что ли?

Тронулись мы снова в путь на запад, забирая немного к северу. Солнце подошло к зениту, а мы уперлись в преграду — та самая горная речка, только ее, считай, начало. В паре сотен метров шумел водопадик, а еще правее были холмы, пусть и высокие. Туда и поедем, только искупаться нужно, все грязные и потные.

Слезли с коней, я к водопадику первым иду, за мной Эрве, а пацаненок сзади, дистанцию соблюдает, понимает, что Эрве из благородных. Я, конечно, разделся до трусов и к воде, но, видать, погорячился, не сообразил, что та с гор течет. Вода-то почти ледяная!

Эрве, понятно, лишь личико умыл и в сторонку. Он и в простых речках не купался, грязнуля, даже противно. В гостинице, правда, отмылся хорошо, но делал все в одиночку, даже меня за дверь выставил. Потом, когда он мне свою тайну раскрыл, я догадался, что он не из стеснительности так делал, а свои благородные вороны от посторонних глаз скрывал. Теперь-то ему меня можно не бояться, сам в тайну посвятил, а вот Дири про его секрет знать не следует.

Вода, значит, ледяная, купаться совсем расхотелось, но и терять свой авторитет желания нет. Скрепя сердце подставил голову и плечи под воду, постоял совсем чуток и тут же выскочил. Нет, с меня хватит. А Дири разделся догола, под штанами у него ничего нет, да и кого стесняться? Тем более, он в таком возрасте. Зашел под струю, весь напрягся, вот-вот готов замычать, а держится, не выходит. Силен, однако.

А потом вижу, как он в мою сторону глазами стреляет. Понял я, конечно, в чем дело — себя показывает, какой он выносливый. Но так и в ледышку превратиться недолго. Воспаление легких чего доброго схватит, нет, такое геройство мне не нужно. Поманил я его, тот выскочил, а у самого зуб на зуб не попадает. Хорошо, что солнце припекает, согреется быстро.

Разлеглись мы на солнышке, загораем. Мы — это я и Дири. Эрве так и остался в рубашке. Тут я и скажи:

— Все, от погони избавились. Пока бандиты про убитых узнают, пока до поселка доскачут, новую группу пошлют, мы далеко уже будем. Теперь и посылать погоню смысла нет. Все равно нас не догнать.

— А эти уже знают. Господин Уструй еще больше охотников выслал, — это пацаненок говорит.

Я, конечно, удивился.

— Откуда они узнать смогли? По воздуху, что ли, весть полетела?

— Так через амулеты и узнали.

— Не понял. Ну-ка объясни.

— Вы же с господином Эрве их убили, а как только владелец амулета погибает, так в поселке известно становится. Когда я вас схватил, ох, простите… Ну вы сказали, что те три коня угнали, то господин Уструй видел, что все три амулета показывали, что их владельцы живы. А то ни за что бы не оставил вас под деревом.

— Так. Однако. Ты хочешь сказать, что прошлой ночью этот ваш Уструй уже все узнал и погоню выслал?

— Ночью не пошлет, а утром должен. Шесть убитых, и до этого Кусам погиб. Госполин Уструй должен всех мужчин послать, ведь такое оскорбление грасс Трастен ему не простит.

— И быстро нас могут нагнать?

— Быстро, если с заводными конями. Завтра к вечеру.

Вот и оторвались!