Цвет моего забвения

Глава 6 Танцы в темноте

Лёгкое лиловое марево переползает по градиенту в тёмно-синий. И вот, я уже не вижу своих рук. Теперь я слепая и полагаюсь лишь на тело, которое, судя по всему, хорошо знает пространство. Пересчитываю шагами ступеньки: десять, по стандарту. Дальше — бетонная площадка. До следующего спуска.

— Спать хочу, — бормочет Лили за моей спиной. — И есть.

— Потерпи, — отвечаю я. — Мы должны уйти из этого подъезда. Тут опасно.

— Тут везде опасно, — противоречит Лили.

Спазм сжимает желудок: то ли тошнота, то ли безысходность с привкусом скорого конца. Я морщусь в темноте, радуясь, что девочка этого не увидит. Потому что она права. Мы замурованы. Убегать некуда: можно только спрятаться. И всё, что мы можем сделать сейчас — максимально себя обезопасить.

— Я очень боюсь, — канючит Лили.

— Я тоже боюсь, — бесстрастно отвечаю, — но нужно преодолеть себя. Для твоего же блага.

На самом деле я вру. Во мне нет ни страха, ни каких-либо других чувств. Внутри — только выжженная пустыня. Мёртвые пески, в которых я тщетно пытаюсь обнаружить источник воды. Словно у меня не хватает ресурсов на эмоции. Это чудно и странно.

Ещё один пролёт остаётся позади, и синева вокруг становится чернотой. В этой пустоте явственно только наше дыхание. Воздух закипает, достигая грани, за которой газ переходит в жидкость. Стены источают запах плесени, от которого чешется в горле и хочется блевать.

Сердцебиение входит в фазу крещендо, но волнения я не чувствую. Как и ужаса. Лишь отвращение: скользкое и липкое, как наслоившаяся на пальцы грязь. Я сглатываю, пытаясь протолкнуть сухой ком, застрявший в горле.

Каждый шаг приближает нас к Десять. К пустому мешку, что остался от неё. К тому, что было неизбежно и к тому, что стало непонятно. Её смерть совсем не взволновала меня — и эта ядерная зима внутри куда страшнее и тяжелее темноты, опустившейся на плечи. Притупившиеся чувства, не приносящие удовлетворения и разрядки, вкус которых отдаёт мертвечиной. Чувствовала ли я когда-нибудь вообще?! Я с удовольствием поговорила бы об этом с психотерапевтом. Но не с Лили.

— Долго ещё? — ноет Лили. Прогулка по этажам начинает выводить её из себя.

— Пара пролётов, — шепчу я. — Около того. Сейчас узнаем.

— Там есть кто-то, — Лили неожиданно догоняет меня и вжимается в мою спину. — Внизу.

— Ты что-то слышишь?

— А ты — нет?!

Я останавливаюсь, прикладываю палец к губам и начинаю вслушиваться в пространство. Девочка права. Вдали шелестит частый топот и звучат голоса. Это похоже на сонное бормотание телевизора на низкой громкости.

— Может, не надо к ним? — я чувствую, как Лили смотрит на меня сквозь тьму, и впервые за день сердце начинает сжиматься. Подавать намёки на то, что оно не из свинца, а я — не биоробот. — Пожалуйста!

— Мы просто посмотрим, — замечаю я. — Если они опасны, мы не выйдем к ним.

— Обещаешь?! — Лили сжимает мою руку во тьме. Становится чуть теплее.

— Обещаю, Лили.

Внутри надсадно зудит. Словно вдоль позвоночника натягиваются шёлковые нити. Может быть, это — первый вестник просыпающегося страха, а может — стыд перед Лили за то, что сказала неправду. Я машинально потираю круговую ссадину на запястье, словно пытаясь вытащить нити-струны через крошечные разрывы кожи. Не получается. Напротив: зуд становится сильнее. Каждая клетка ноет, пытаясь отторгнуть это чужеродное ощущение.

— Мы ведь не будем смотреть на Десять? — бурчит Лили.

— Нет, — отрезаю я, и пробудившаяся паника ударяет по грудине. — Всё уже прошло.

Я слышу за спиной облегчённый вздох и радуюсь тому, что удалось быстро успокоить девочку.

Поворачиваюсь к лестнице, вдыхаю крысиный запах и начинаю путь вниз. Голова гудит от сомнений и дурных мыслей, но я упрямо прогоняю их, заменяя пустотой. Это не сложно: нужно лишь убедить себя в том, что мы не могли поступить иначе. Мы действительно не могли…

Я не могла.

Трос вылетает из рук Коррозии и, извиваясь как змея, втягивается в проём.

— Проклятье! — выкрикивает она.

Верёвка вертится на полу, выписывая дуги. Коррозия наклоняется, тщетно пытаясь удержать её, но поздно. Белый кончик хлёстко ударяет по доскам и исчезает во мраке.

— Надо было петлю крутить, — выдаёт она, раздражённо опуская руки.

— Ч-ч-что, — когда я пытаюсь подать голос, заикание атакует, как никогда раньше. Лучше уж молчать. — Ч-ч-что эт-то знач-чит?! Он-н-ни ч-ч-что, п-п-п-п…

— Оставайся тут, — бросает Коррозия через плечо и устремляется во тьму: туда, куда только что втянулся трос. Её шаги быстро съедает тишина: словно между лестничной клеткой и тёмным отрезком коридора установлена звукоизоляция.

Я не успеваю до конца осознать происходящее. Да даже схвати я мысль вовремя, пойти наперекор не получилось бы. Кажется, что скорее мой язык сотрётся в кровь, чем я выговорю возражение. И да: пусть лучше он отсохнет, чем я скажу слово «погибли». Не желаю ни верить в это, ни предполагать! Я откидываюсь на стену и задираю голову вверх, стараясь не смотреть на тело, скорчившееся напротив.

Но я не могу выкинуть слова из песни. Мысли упорно возвращаются к замшелой лифтовой шахте и мёртвой женщине на её дне. Ведь ею могла оказаться и я! Может быть, сладковатый запах крови не даёт выкинуть увиденное из головы, а, может, я слишком обескуражена. Во втором сомневаться, впрочем, не приходится.

На смену топоту приходит тишина. Слишком быстро. Слишком пронзительно, натянув барабанные перепонки до предела.

Теперь я один на один неопределённостью. И дрожь, нащупав плодородную почву, возвращается. Карабкается по лодыжкам, пускает стрелы по плечам, обнимает за шею. Темнота сжимает в тиски, почти останавливая кровоток. Я отрываю спину от стены, делаю шаг и приближаюсь к дыре, пытаясь доказать себе, что ещё жива.

— К-к-к-коррозия? — глас вопиющего в пустыне ударяется о темноту и расслаивается на отголоски эха.

Гляжу в разлом, и сомнения бьются в голове, как хищные птицы. Что если они не вернутся назад? Куда тогда мне идти? Что делать? Я же останусь совсем одна в своём гнетущем ничтожестве, что успело заполонить весь мой мир, даже этот мрак! Одна, если, конечно, не считать трупа в лифтовой шахте. Мне не хочется смотреть, кто это, как и знать, из-за чего она погибла. А, тем более, не хочется к ней присоединяться.

Приближающийся топот ног заставляет меня с облегчением выдохнуть. Наверняка, это Коррозия! Мне уже неважно, что она сделает: потащит за собой во тьму или вытолкнет из подъезда, метнувшись следом. Мне нужно одно: чувствовать чужую руку и чужое плечо. Страх одиночества сильнее ужаса перед неизвестностью.

— К-к-кор… — начинаю я, и речь снова сбивается. Звуки крошатся, слетая стеклянными шариками с языка. Даже закричать я вряд ли сумею. — Эт-то т-т-т…

Горло сжимает спазм. Давлюсь, захлёбываясь словами и страхом. У каждого невысказанного слова — свой вкус. Ваниль, горький перец, малина… Малина!

Из темноты на огромной скорости вылетает невысокая коренастая девушка с косичками. Её лицо напоминает восковую маску, а глаза горят приторно-терпким безумием. Большая шестёрка светится на майке, как фара грузовика.

Опешив, я отступаю на несколько шагов. Надеюсь, она снизит скорость прежде, чем впишется в меня. Потому что убежать я не могу: страх парализовал. Приковал ноги к растрескавшейся половой плитке, залил мышцы парафином, остановил мысли. Я словно стала частью обстановки: одной из раскрошившихся опор с торчащими вверх металлическими зубьями. И противоядия от этого оцепенения нет.

Если только конец. Впрочем, смерть — универсальное противоядие.

Шестая продолжает нестись сквозь мрак, прорываясь к разлому. Косички танцуют вокруг её головы, создавая подобие нимба. Как во сне я замечаю, что её немного клонит вбок при беге.

— Эй, — говорю я, выставляя руки вперёд. Это единственное, что в состоянии произнести мои окаменевшие губы. — Э-эй.

Она остановится! Она непременно остановится у края разлома!

Я беспомощно смотрю, как её кеды мелькают во мраке, вычерчивая светлые линии. И хочу отойти в сторону, но ноги всё ещё удерживает страшное заклятие паники. Словно на обе лодыжки повесили по гире с цепями.

Шестая входит в полосу света. Фиолетовые линии охватывают её тело, запаивают его в кокон и кидают тень на стену. Тёмный силуэт неумолимо ползёт ко мне, и я не могу оторвать глаз от его рваных контуров. Паника становится неконтролируемой. Сейчас я уверена: это — звоночек из моего прошлого. То самое, мерзкое и противное, которое, несмотря на амнезию, прочно гнездится в голове. Моя раковая опухоль неоперабельной стадии, или что-то хуже.

— Аааааааа! — крик, наконец, врывается между голосовыми связками и наполняет рот.

Шестая по-прежнему выглядит остекленевшей, как замороженный труп. Кажется, что она не видит и не слышит ничего вокруг. Подпрыгнув, она выскакивает в разлом и налетает прямо на меня. Теряю равновесие и падаю вниз. Бетон плитки больно ударяется о копчик. Я вскидываю голову, как птенец. Оппонентка и не думает отступать, хоть её взгляд по-прежнему направлен в никуда и кажется мёртвым. Она поднимает руку, замахиваясь.

И только теперь я замечаю большую доску в правой руке шестой. Я слышу скрип старого дерева, когда её плечо начинает опускаться вниз, и пытаюсь отползти. Только тщетно: в следующий момент я ловлю удар по голове и откидываюсь назад. Уголки отколотой плитки с размаху впиваются в щёку. Боль стекает от темени к виску, обнимая голову металлической каской. Щепки вклиниваются в лоб, гвозди царапают кожу, раздирая до мяса. Я отталкиваюсь ногами, отползая от моей мучительницы, но силы на пределе.

Когда я снова поднимаю глаза и вижу нависшую надо мной доску, я понимаю, что больше не поднимусь. И это пугает. Но ещё больше пугает восковое лицо девушки. Видит ли она, что творит? Сознаёт ли?!

— Ух-хо-дииии! — снова кричу я, превозмогая спазмы, стискивающие горло.

В ответ шестая бьёт меня по лбу, и я почти слышу, как трескается кожа, выпуская потоки крови. В темноте кровь кажется чёрным дёгтем. На руках, на полу, на стенах — рваные пятна, словно ребёнок разлил гуашь.

Я пытаюсь уцепить шестую за ногу, но она лишь с силой отпихивает меня. Я слишком измотана, чтобы противостоять ей. И слишком разбита.

Доска опускается на мою голову снова и снова. Боль нарастает с каждым ударом. Дойдя до пика, дискомфорт внезапно переходит в парадоксальное облегчение. Моё тело перегружено страданием до предела, и не может вынести больше. В голове словно щёлкнул переключатель, регулирующий восприятие боли.

Используя последние силы, я отползаю по холодному бетону к выходу, но оружие бешеной встречной настигает меня опять.

— Прочь, — выдавливаю я, и кровь тут же хлещет в горло, срываясь с потрескавшихся губ.

Мои слова производят эффект разорвавшейся бомбы. Завизжав, шестая вскидывает руки и хватается за косички, словно пытаясь выдрать их с корнем. Окровавленная доска падает рядом со мной, придавливая плечо.

— Боже! — вопит она, склоняясь надо мной. — О, боги!

Я умоляюще вглядываюсь в её безумные глаза. Хочу сказать что-то, но с губ лишь срывается слюна.

— Это я?! — безумие одолевает шестую. — Это всё я сделала?!

— А-а-а к-к-кто… — слова обрываются, едва рождаясь.

Не дожидаясь ответа, шестая несётся к выходу и вылетает из подъезда в ночь. Шаги, шлёпающие по траве, стихают. А ко мне возвращается боль. Холодная темнота облизывает разодранную кожу, но не бодрит.

Разум медленно уплывает. Я из последних сил пытаюсь удержать реальность перед глазами. Враждебную, чужую — пусть такую. Потому что падать в пропасть, потеряв сознание, неимоверно страшно. Особенно когда понимаешь, что можешь не вернуться.

«Сегодня ты будешь послушной девочкой, Нетти», — воскресает в голове сбивчивый шёпот, когда поле зрения в очередной раз покрывается алыми пятнами.

Проваливаясь в небытие, я слышу сбивчивое, хриплое дыхание и чувствую терпкий запах дешёвого алкоголя.

Я несусь в темноту, не разбирая дороги. Чёрный, густой воздух расступается передо мной и тут же схлопывается за спиной. Кажется, что меня обступил глухой вакуум космоса. Здесь, как и в абсолютной пустоте, не действуют законы физики. Правила звукопроводимости — точно, потому что я уже не слышу Нетти, хотя должна. Ну что ж, поблагодарю случай за то, что ноги ещё не отрываются от земли.

— Принцесса! — кричу я. — Где вы?!

Мой голос звучит глухо и отрывисто. Тьма проглатывает обрывки звуков метрах в пяти по радиусу. По мере продвижения внутрь становится холоднее. Идеальная ловушка, выбраться из которой не представляется возможным. Я пожала бы руку тому, кто это всё придумал. А потом — убила бы.

— Где вы?! — повторяю я, озираясь, как будто бы в такой мгле можно что-то разглядеть.

Тишина прерывается приглушёнными шагами. Звук искажается и меняет тембр, словно я слышу его через телефонную трубку. Кто-то бежит мне навстречу. Должно быть, это они меня услышали и рванули на звук!

— Принцесса?! — повторяю я, когда шаги подкрадываются совсем близко. — Ну что? Раскопали что-нибудь?

Вместо ответа в грудь прилетает сильный удар. Меня едва не сносит плоский и твёрдый предмет. Дыхание перехватывает. Покачиваюсь, но остаюсь на ногах. Хочется откинуться на стену, но, закрутившись, я не знаю, в каком направлении искать опору. Между тем, предмет, ударивший меня, соскальзывает по плечу, разрывая рукав блузки, и впивается в ладонь тонким остриём. Я вою от внезапной боли и подношу повреждённую ладонь к лицу, пытаясь проверить, действительно ли я ранена. Кожа влажная и солёная на вкус.

Шаги снова звучат рядом, но теперь они отдаляются. Ненормальный, что ударил меня, несётся к выходу. А это значит, что в опасности теперь не я.

— Нетти! — кричу я. — Нетти, убегай!

Я почти уверена, что Нетти меня не слышит. Поэтому, забыв о боли и холоде, я разворачиваюсь и бегу, как мне кажется, в обратном направлении. Через пару секунд я врезаюсь в стену и сползаю на промёрзший пол. Иней оседает на коже.

— Чёрт! — потираю ушибленный лоб и чувствую, как кровь сползает с пальцев, пересекая бровь. — Что за проклятье…

Шаги. Они снова рядом! Пытаюсь сгрести всё своё мужество в кулак и дать дёру, но не могу оторвать бёдра от пола.

— Это ты? — кто-то налетает на меня сзади. Узнав голос, я вздыхаю с облегчением. Это — блондинка. Девятая. — Мы в беде.

— Какого чёрта? — только и получается выговорить. Внутри беснуется паника: нужно как можно скорее предупредить Нетти. Кто знает, на что способен этот сумасшедший?!

— Принцессу избили, — говорит блондинка, и я чувствую, как пар, вырывающийся из её рта, оседает на моей щеке. — Я думаю, что избили… Она без сознания. Помоги мне вытащить её.

— Оно несётся на Нетти! — взбудоражено обрываю я. Мысли хаотично снуют в голове, подобно рою пчёл. Темя пульсирует, как перед приступом мигрени. Я ничего не соображаю. — Это чучело из темноты! Она совсем одна и не сможет защититься!

— Но мне не справиться одной, — возражает блондинка.

Я ненавижу выбирать между плохим и очень плохим, а особенно — когда решение нужно принимать быстро. Теперь же от этого зависит жизнь моих соратниц. Что ж, по крайней мере, Принцессе и девятой ничего не угрожает сейчас. Если, конечно, в темноте нет ещё одного психа.

— Оставайтесь здесь, — отрезаю я. — Я помогу Нетти, а потом вернусь за вами.

— А вдруг тут…

— Я боюсь за неё, — бескомпромиссно заявляю я. — Очень боюсь.

Я поднимаюсь, хрустнув коленками, и ползу по стеночке к выходу. Освоившись и размяв ноги, перехожу на бег. Просвета впереди не видно. Через несколько метров стена обрывается и рука проваливается в пустоту. И темнота вокруг снова превращается в мёртвый, беззвучный вакуум, в котором я не могу найти направление.

— Девятая? — выкрикиваю я, но тьма снова съедает мой голос, превращая его в жалкое подобие шёпота. — Нетти?! Где вы?!

Шаги уносят меня всё дальше. Чернота вокруг абсолютна.

На первом этаже — не одна, а две женщины. Обе не шевелятся. Обе лежат. Только одна смотрит в потолок, а другая — в пол.

Первая валяется, раскинув руки, на полу у лестницы. Лицо — сплошное кровоточащее месиво. Даже глаза превратились в два окровавленных провала. Большая доска прижимает её правую руку. Я живо представляю, что можно почувствовать, если такая внезапно прилетит в голову, и тело пробирает дрожь.

Вторая женщина — Десять. Я могу узнать её, даже не вглядываясь. Она скорчилась в лифтовой шахте, загородив большой спиной вывернутые руки. Хорошо, что я не вижу её лица.

Хватит лирики. Обе женщины мертвы. К ним даже не нужно подходить, чтобы убедиться. Вы замечали, что мёртвый человек даже на фото выглядит иначе: будто теряет выпуклость? Он сливается с обстановкой, становясь пятном на стене или полу. Оболочкой.

— Мертвы, — выдыхаю я в пространство. Эхо расползается по закопченному потолку. Я должна показать Лорне, что впечатлена. Обязана. — Вдруг и нас сейчас так же?

— Ничего не бойся, пока я с тобой, — Лорна оборачивается, и её ладонь ложится на моё плечо.

Лорна очень сильна. Но предсказуема. Я не вижу её лица, но готова поспорить, что на нём застыла бескомпромиссная решимость. Как и там, наверху, когда мы отлучились. Значит, я сработала верно.

Я продолжаю зачарованно смотреть вниз, перегибаясь через перила. Незнающий, взглянув на жуткую картину внизу, может предположить, что обе женщины умерли от одной и той же руки. И я подумала бы именно так, если бы не знала истины. А правда состоит в том, что я чувствую приближение конца. Игра началась, и правила очевидны. И первый ход уже сделан. Первые два хода.

Но самая страшная часть правды не в этом. Приближающийся маленький апокалипсис может уничтожить и меня. Превратить в такую же горку окровавленного тряпья. Нужно будет приложить много усилий, чтобы выстоять.

— Это ужасно, — говорю полушёпотом. — Я не хочу тут находиться!

— Мы уйдём, Лили, — отвечает Лорна, и я знаю, что она не врёт. — Прямо сейчас. Можешь закрыть глаза.

Мы спускаемся. Шаги размеряют время, дробя его на секунды. Сладковатый запах освежеванной плоти тянется по воздуху, запутывая нас паутиной. Хорошо, что это не моя плоть. Я могла бы оказаться на месте Десять. Могла бы быть и второй мёртвой женщиной. Просто мне повезло немного больше. Потому что я старалась лучше. Удача — прямое следствие стремления к совершенству и работы над собой.

Я отворачиваюсь от шахты, прячущей труп Десять. Теперь остаётся самое сложное: переступить через мёртвое тело. Лорна идёт вперёд. Она осторожно поднимает доску, прикрывающую руку второй жертвы. На майке убитой горит, отражая свет, единица.

— Совсем девчонка, — молвит Лорна с необъяснимым удовлетворением.

Я шумно вдыхаю через рот. Воздух свистит в горле. Я знаю, что хотела сказать этим Лорна. На месте первой могла оказаться я сама. Возможно, Лорна проявляет беспокойство обо мне. Но не исключено, что она начинает каяться.

Тяжёлые мысли атакуют голову, но я быстро прогоняю их. Всё равно Лорна никуда от меня не денется. Потому что у меня — тайна. Та, что ссадиной сомкнулась на её запястье.

Лорна легко поднимает окровавленную доску и осматривает её.

— Когда нет булавы, сгодится и доска, — резюмирует она, размахивая деревяшкой. — Хорошее оружие.

— Думаешь, придётся драться? — переспрашиваю я, и мне действительно становится жутко.

Вместо ответа Лорна изящно разворачивается, ведя за собой доску. Краешек, утыканный искривлёнными гвоздями, описывает в воздухе полукруг. Я любуюсь её движениями и всё сильнее убеждаюсь в правильности выбора. Моя союзница — самая сильная. Сильная, и хорошо поддаётся чужому вли…

Наши взгляды встречаются. Это похоже на признание в любви. Только наоборот. Зрачки Лорны горят недобрым огоньком. И я понимаю: мы не подруги. Она понимает всё. Наши отношения проистекают из страха. Перед ситуацией. И друг перед другом. Я боюсь Лорну, как сильного бойца. Она меня — потому, что я знаю больше, чем ей хотелось бы. И с ней, и со мной лучше не ссориться. Но вместе мы — настоящая сила. И мы будем стоять спиной друг к другу, пока одна из нас не сорвётся.

Между нами остаётся тишина, изредка разрушаемая лишь обрывками вдохов. Поэтому незнакомый голос, разорвавший пространство, заставляет меня вздрогнуть.

— Убийца!

Я оборачиваюсь: больше инстинктивно, нежели осознанно.

За моей спиной стоит женщина. Настолько огромная, что, кажется, может раздавить меня между ладонями. А, может быть, это мужчина с женским голосом и длинными волосами?!

— Что?! — вскрикиваю я, отпрыгивая к стене. Один взгляд на незнакомку внушает ужас.

— Как будешь оправдываться, убийца?! — незнакомка с яростью смотрит на Лорну.