Глава 14

Это точно была не драка. Несмотря на глубокую ночь, луна вызрела крупной, гладкой, медовой и сияла ярко, едва ли уступая солнцу. Праздник шёл вовсю, его звуки проникали даже в самые отдалённые уголки сада. В таком вот укромном месте, предназначенном для более изысканных развлечений, я и застала Чили. В одной руке она держала распечатанный кувшин «созревшего винограда», а другой сжимала Виолу между ног. Голую Виолу, хотя это уточнение не делает ситуацию хуже.

Мою просьбу разобраться в себе Чили приняла близко к сердцу. Согласна, опрометчиво было предлагать ей самой решить проблему. По определению, в этом клане Чили могла создать лишь новые, а после нашей размолвки — она их создать захотела. Буквально грезила этим, хотя прошло уже порядком времени, и я успела покаяться.

Чтобы не заставлять её бегать за мной, как когда-то Виола, я явилась к ней с повинной сама — буквально на следующий день после ссоры. Я нашла её в саду, лежащую под деревом. Её движения были медленными, с несвойственной ей ленью. Расслабленная улыбка делала её лицо почти незнакомым. Когда я окликнула её, Чили не отозвалась. Она казалась спящей, хотя её глаза были открыты. Время от времени она прикладывалась к длинной курительной трубке, в которой тлели «слёзы» мака, выращенного мной для неё. Подобную усладу могли себе позволить лишь жительницы скалистого дворца, которые умели извлекать из этого цветка его дурманящую сущность.

— Чили! — Я присела рядом с ней, и она заметила меня только потому, что на мне было то самое кроваво-красное платье. — Чили, взгляни на меня.

Её зрачки так расширились, что глаза казались неживыми.

— Этот наряд так идёт тебе, — прошептала она, хотя я не напрашивалась на комплименты. — Ты будто благоухающий цветок, который расцвёл специально для меня. Иногда мне даже становится обидно, что никто больше не узнает о существовании чего-то настолько красивого. — Она повернулась и положила голову мне на колени. — Замри. Я чувствую, что мне уже никогда не будет так же хорошо, как сейчас.

Её речь стала путанной, и я наклонилась над ней.

— Чили, я пришла извиниться. Слышишь? Прости меня.

— За что? — Это было не язвительное требование объяснений. Она, правда, не понимала.

— Я не должна была разговаривать с Виолой. И не должна была разговаривать с тобой так. Я сильно обидела тебя. Мне так жаль, любовь. Я хотела тебе всё объяснить, но думала, что если начну, то пойду у неё на поводу. В итоге так и случилось. Не злись, прошу.

— Я не умею злиться на тебя, — напомнила Чили, — но ссориться с тобой — обожаю.

— Да?..

— Просто ради сладкого момента примирения.

— Всё равно хорошо, что это случается не так часто.

— Ещё лучше, когда это случается не из-за Виолы.

Я надолго задумалась, играя с её спутанными волосами. Никто не расчёсывал их и не заплетал — моя обязанность, которой я преступно пренебрегла. Теперь мне не терпелось привести их в порядок и украсить.

— Она была очень напугана предстоящим испытанием. Естественно, ей захотелось потрепать нервы той, кого она презирает. А может… может, она искала встречи, потому что помнила то чувство безопасности, которое испытываешь рядом с тобой.

— Безопасности? — Наверное, Чили с трудом представляла, что означает это слово, при том, что я — прекрасно.

— Ты надёжная, выносливая и выглядишь очень внушительно. Готова спорить, любая Дева предпочла бы проходить последнее испытание вместе с тобой.

— Хорошо, что наш черёд ещё нескоро. А то я сегодня немного не в форме.

Не то слово.

— Рада, что ты тут совсем не скучаешь без меня, — пробормотала я, и Чили приложила трубку к улыбающимся губам. — Как тебе мои маки?

— Я преклоняюсь перед властью твоего ритуального зерна. Думаю, нет такого горя, с которым оно не сможет справиться. Я помню, как мы смеялись над тобой, когда эта пылинка досталась тебе… Разве кто-нибудь из нас мог представить, что твоя пара станет счастливейшим человеком на свете? Спасибо, что вырастила для меня этот самый лучший из цветов.

— Самый-самый?

— При условии, что тебя нет рядом. Но раз уж ты здесь… — Чили не закончила, откидывая трубку за спину.

Я рассмеялась, когда она повалила меня на спину. Разлука едва не свела меня с ума, и я была счастлива вновь оказаться в объятьях своей пары. Просто невероятно, что мы ещё позволяли себе такую роскошь: тратить драгоценное время на ссоры.

— Ты обещала вести себя осторожно с ним, — напомнила я, когда Чили привычно сжала в кулаке и дёрнула мой подол. Для себя я не просила нежности, но мой наряд мог не выдержать её страсти.

Опустив взгляд, Чили разжала пальцы, высвобождая помятые кружева. После чего демонстративно медленно прижалась губами к границе ткани и кожи у ключиц. Чуть оттянула пальцем вырез и лизнула ложбинку между грудей. Это ленивое смакование чем-то напоминало прерванный мной ритуал, когда она наслаждалась совсем другим «цветком». Прикасалась ртом, вдыхала запах, овладевала и улыбалась собственным мыслям…

Кончиками пальцев Чили очертила округлости моей груди, потёрла проступившие через тонкое кружево соски, любуясь то ли узором на светлой коже, то ли реакцией моего тела на каждое её прикосновение. Наклонившись, она поцеловала их, пососала через ткань, которая теперь не казалась мне такой уж несущественной. Она была по-прежнему лёгкой и прозрачной, но ощущалась серьёзной преградой, когда Чили прикасалась ко мне. При этом я никогда не смущалась так, как сейчас, даже если была полностью раздета.

Дело в том, что это был особенный наряд? Настолько особенный, что казалось, будто Чили ласкала не меня, а именно платье. Не помню, чтобы хоть раз до этого она была такой осторожной — не робкой, а показательно прилежной. Спускаясь вниз по моему телу, она не обделила вниманием ни один сложный узор. Я даже начала ревновать, о чём сказала Чили.

— Забавно. В мире Дев ты ревнуешь меня именно к вещам? — Она улыбнулась, а мне стало не по себе от этой фразы. — Если бы ты видела себя со стороны… — Не договорив, Чили закрыла глаза и опустила голову на мой живот. — Ива, тебе так идёт красный.

— Тебе тоже. — Я убрала волосы от её лица, любуясь его непривычно безмятежным выражением. — Чили?

Она не ответила, и я даже успела испугаться… но потом почувствовала, как её размеренное дыхание щекочет кожу.

Просто невероятно. Заснуть на таком «ложе»…

Власть цветка, о котором Чили говорила, в самом деле, оказалась непреодолимой. Наверное, это единственный «противник», с которым она не в силах справиться. Мило… хотя я думала, что после разговора о ревности к вещам, она опровергнет это, а не подтвердит. Так что я продолжала ревновать, но тихо, боясь пошевелиться. Несмотря на это, я тоже почувствовала, что мне уже никогда не будет так же хорошо.

Чили ничего особенного не нужно было делать для этого. Просто заснуть в самый неподходящий момент — уже вполне достаточно. Счастливой меня могли сделать даже такие нелепости.

Но обжиматься с обнажённой Виолой — совсем другое дело.

Кто бы мог подумать…

* * *

Кто бы мог подумать, что Виола пройдёт испытание. Судя по тому, как она выглядела, когда мы в следующий раз встретились, Виола сама этого не ожидала. А встретились мы на похоронах Зиры, на которые пришли все её сверстницы, кроме Чили: она принципиально не участвовала в ритуалах скорби, хотя и проводила немало времени в саду. Возможно, она и бродила где-то неподалеку, чтобы понаблюдать за Девами, оплакивающими свою юную сестру. Разбитое тело Зиры обмыли, нарядили в платье, накрыли лицо вуалью, украсили цветами… Повседневность, в которой я сызмала принимала участие, теперь пугала так, что даже я не сдержала слёз. Я не могла не думать о собственном последнем испытании и его итоге.

Единственная, кто не плакал — сама Виола. Весь обряд она простояла, как тень, немая и бледная, совсем не похожая на великую отшельницу, которой стала. Казалось, она потрясена чем-то более страшным и несправедливым, чем смерть подруги. Что она могла увидеть на той вершине, отчего её глаза наполнились тихим, апатичным безумием?

С тех пор Виолу можно было часто увидеть в саду. То она сидела часами, карауля росток посаженного яблочного зерна, то неприкаянно бродила между деревьев. Однажды она случайно столкнулась с Чили, с которой в последнее время старались случайно столкнуться все юные Девы. Я связывала это ещё и с тем, что Чили нигде не появлялась без своей трубки, одурманивающая вдвойне.

Опиум примирил её с домом. Фактически, мак сделал то, что не смогла ни я, ни Метресса. Чили выглядела вполне довольной жизнью, улыбка не сходила с её лица, и, хотя она до сих пор предпочитала одиночество, могла по случайности забрести в самую гущу какой-нибудь шумихи. Так, например, она попала на танцы, куда я пришла по настоянию Мяты, чтобы покрасоваться в том самом платье. Наставница демонстрировала мою работу подругам, и я чувствовала себя неловко, но когда пришла Чили, стало только хуже. Музыка не стихла, и никто не разбежался в панике, но я почувствовала, как настроение тут же сменилось. Кому-то её появление испортило всё веселье, кому-то — совсем наоборот.

Единственная, кто делал вид, что ничего не случилось, была сама Чили. Не замечая пристального внимания, она пошла ко мне.

От неё захватывало дух. Несмотря на то, что Чили принципиально не носила ничего броского и не стала делать исключение даже сейчас, в пору, когда ей было позволено буквально всё, она давала фору каждой Деве здесь, хотя была в одних штанах. Причёска, которую я придумала для неё, немного растрепалась, отчего стала выглядеть даже лучше, чем прежде. Но я всё равно попыталась поправить выбившиеся из переплетений пряди… просто потому что не могла отказать себе в удовольствии ещё раз прикоснуться к её волосам, украшенным бусинами и чёрными перьями на кончиках.

— Сбегать к Мяте, пока я сплю — твоё любимое развлечение во время Песни и Танца? — проворчала Чили, её голос звучал хрипло спросонья.

— Ты в последнее время вообще часто спишь. К слову о любимых развлечениях.

— А я что, пропускаю что-то важное? — Чили огляделась. — Что-то о чём мне стоит знать?

Несмотря на то, что она улыбалась, это было отнюдь не безобидное любопытство. Опиум опиумом, но Мята ей никогда не нравилась.

Приобняв Чили за талию, я начала плавно двигаться в такт музыке.

— Я расхваливала подругам наставницы твои таланты.

— Те самые, о которых я думаю?

— Таланты в рукоделии, Чили.

— И что, по-твоему, у меня получается делать руками лучше всего? — уточнила она, скользя ладонями по моим изгибам, превращая этот танец в нечто, что я бы предпочла никому не показывать. В отличие от Чили. — Им нужна демонстрация?

В самом деле, здесь всем было любопытно узнать, на что способны руки, умело обращающиеся с нитью такой же деликатной, как и тело Девы. Не только Мяте, хотя она наблюдала за нами особо пристально, словно готовая сорваться с места в любой момент.

— Я бы не отказалась от персональной демонстрации, — призналась я шёпотом. — Но, раз уж ты пришла, давай потанцуем с сёстрами. Ты никогда не веселишься вместе со всеми, хотя должна быть первой на любом празднике. Все соскучились по тебе. Дай им посмотреть на тебя.

— На меня? Ладно. — Чили положила ладони на мои груди и невинно улыбнулась. — Вот так. Теперь всё внимание сосредоточено действительно на мне, а не на твоих торчащих сосках.

— Чили… — Я боялась обернуться и увидеть, как на это отреагировали остальные.

Она никогда не прикасалась ко мне так на публике. Поцеловала в щеку когда-то давным-давно, но даже это в глазах отшельниц выглядело непристойно, об этом ещё долго шептались.

— Считай это частью наряда. Или ты с самого начала собиралась показывать отнюдь не платье?

Я мягко отстранила её руки.

— Пойдём. Тебе надо отдохнуть.

— Разве не ты говорила, что я слишком много сплю?

Да, наркотический бред она в последнее время предпочитала живительному сну со мной.

— А ты говорила, что это платье мне идёт, — напомнила я.

— Проблема именно в этом. — Когда я отвернулась, Чили поддела мой подбородок. — Что такое? Мои комплименты оскорбляют тебя? Тебе очень идёт, правда. Не веришь? — Подняв голову, Чили осмотрелась, а потом выдала то, от чего у меня замерло сердце: — Эй, наставница. Ива прислушивается к каждому вашему слову, в отличие от меня, вы для неё — огромный авторитет, так озвучьте своё мнение. Ей идёт это платье? — Мята пыталась её игнорировать, но возмущённые подруги ей этого не позволили. — Ну так что? Разве это не самая прекрасная вещь, которую вы видели? Хотя, постойте, не смотрите… Вот так.

Чили даже не почувствовала моего сопротивления, хотя я вырывалась изо всех сил: повернув меня к Мяте лицом, она опустила мне руку между ног, сжимая. Отнюдь не пряча, а заявляя на глазах у всех, что моя нагота принадлежит ей. То, что воспринималось всеми, как обыденность, было для неё чем-то сакральным: Чили ненавидела, когда другие видели то, что возбуждало её. Но при этом сама была не прочь поглазеть на чужие прелести.

Музыка прервалась, и в этой неловкой тишине голос Мяты прозвучал особенно жёстко.

— Убери от неё руки!

— Всё в порядке, — отозвалась я неловко.

— Ты делаешь ей больно!

— Нет, я прекрасно знаю, как обращаться с ней здесь.

Мята отступила на шаг, будто готовая потерять равновесие от такого заявления, но уже в следующую секунду пошла к нам. Вряд ли у неё был какой-то план на такой случай или просто слова, которые бы поставили Чили на место. Но она не могла спасовать перед всеми этими женщинами, которые почитали её даже больше, чем Метрессу. Тогда как Чили именно этого и добивалась.

— Вам плохо видно? — уточнила она, наблюдая за тем, как наставница приближается. — Не знаю, на что ещё вы рассчитываете, глядя на меня так. Ваши глаза бесполезны, только если вы не хотите как следует рассмотреть что-то вроде этого.

Повернув мою голову, Чили наклонилась и поцеловала меня в губы, отчаянно, зло, будто пытаясь доказать что-то именно мне, а не Мяте.

Бедная наставница. Если вспомнить, подобные вещи зачастую случались в её доме, так что она должна была рано или поздно увидеть это вживую. Но я всё равно была потрясена. Приговорить саму себя к смерти незадолго до последнего испытания и именно таким образом? О чём Чили думала?

Это точно было больше, чем просто неадекватное поведение. Она вполне отдавала себе отчёт. Судя по довольному выражению лица, она уже давно собиралась выкинуть что-то подобное.

— Самоубийца, — прошептала я, когда Чили отклонилась. И это было самое безобидное, что она услышала в тот вечер. Но Чили даже бровью не повела. Похоже, ей доставляло наслаждение слушать бессильные вопли великих отшельниц, из которых только Мята отважилась к ней подойти.

— Ты омерзителен! — процедила она, оказавшись напротив. — Чего добиваешься? Ты понимаешь, что позоришь не нас, а свою единую? Хочешь, чтобы её презирали сильнее, чем тебя? Сильнее, чем твою падшую мать?

— Наставница, простите её, — залепетала я. — Из-за опиума она…

Чили толкнула меня себе за спину, пресекая любые попытки вмешаться. Глядя на них со стороны, я просто не узнавала в хрупкой, низкой, дрожащей девушке свою влиятельную наставницу. На фоне Чили она выглядела бледно, из-за чего становилось неважно, что она скажет: даже техника голоса будет звучать комариным писком.

— За что ты извиняешься перед ней, Ива? За то, что я люблю тебя так, как никто и никогда не полюбит её? За то, что она никогда не познает радость материнства? Большее, что тебе грозит за это — зависть, а не презрение. — Чили насмешливо улыбнулась. — Каждая из них как минимум раз в лунный цикл плачет из-за того, что её красота и таланты никому не нужны. Они жаждут поклонения, которого заслуживает этот «самый могущественный клан». Мужского поклонения. Больше всего вас оскорбляет в них именно то, что вы им не нужны, не так ли?

Мята не нашла, что на это ответить, но стерпеть столь вопиющее оскорбление тоже не смогла. Она вскинула руку для удара, фактически расписавшись в поражении.

Даже общаясь с Имбирь — Девой, которая сама не гнушалась таких методов — Мята не опускалась до рукоприкладства. Наоборот — порицала его. Наставница всегда была сдержанной, даже когда гневалась, а ведь Чили испытывала её терпение регулярно. То, что она сорвалась именно сейчас, могло означать, что… Чили задела Мяту за живое?

— Очень мило, что вы всё же решили приласкать меня. — Чили перехватила её руку, словно поймала бабочку налету. — Но доступ к этому телу имеет лишь моя женщина.

Катастрофа.

Я вцепилась в свои волосы, веря, что теперь они поседеют, как это бывает с людьми Внешнего мира. Такое унижение Мята никогда в жизни не простит, и, хотя никто из присутствующих в тот раз не осмелился заступиться за неё, было ясно, что весь клан накажет нас.

— Отпусти, — процедила Мята. Освободившись же, она сразу отошла от Чили, явно напуганная. После такого уже нельзя было ограничиться пощёчинами.

Холодно глянув на меня, Мята отвернулась и ушла веселиться даже с большей охотой, чем до этого, дабы Чили не решила, что её вмешательство может испортить наставнице вечный праздник. Так что я не могла понять…

— Чего ради? Зачем ты это сделала?

Была уже глубокая ночь, когда я обратилась к Чили умоляюще, заискивающе — совсем не так, как Метресса, которая разговаривала с отпрыском только что, порицая и обличая. Устав от нотаций, Чили расположилась в ванной, но всё равно сосредоточенно наслаждалась курениями, а не купанием.

Сев рядом с каменным углублением, я прикоснулась к её лицу.

— Ты хочешь, чтобы этот мир стал мне так же ненавистен, как и тебе? Ты думаешь, что от этого нижние земли будут выглядеть привлекательнее для меня? Я уверена, что даже там не позволено вести себя так. Разве там не ценят женскую скромность?

— Так вот что тебя пугает больше всего во Внешнем мире, — невесело усмехнулась Чили. — Женская скромность…

— А что меня пугает в этом, сказать? Твоя распущенность.

— Поверь, в этом мире нет никого сдержаннее меня.

Я могла бы опровергнуть это прямо там, если бы захотела. Возможно, Чили этого и добивалась, глядя на меня так. Обнажённая, с блестящей от влаги кожей, окружённая паром и ароматом благовоний, с собранными на затылке волосами, которые так хотелось распустить… она была просто олицетворением греха.

— Как так получилось? — прошептала я, добавляя ей в воду масел. — Мята отказалась обучать Виолу, и вот она проходит последнее испытание в числе первых, в отличие от меня, кому наставница во всём помогала. В итоге мне придётся склонить перед Виолой голову, когда она проедет на мифи. Почему в момент, когда она вот-вот продемонстрирует свои новообретенные способности, от меня отрекается единственная Дева, ещё не разочаровавшаяся во мне? Но главное: почему ты наслаждаешься этим? Моим унижением на фоне успехов Виолы?

Моя слезливая речь не заставила её раскаяться.

— Чем выше взлетишь, тем больнее падать, слышала о таком? Я хочу, чтобы Виола взлетела очень высоко.

И чтобы я пала как можно ниже, очевидно.

— Так наивно с твоей стороны думать, что ты сможешь ей устроить что-то хуже последнего испытания. Виола потеряла свою единую. Она мечтает об изгнании, которого раньше так боялась. Её ничто не держит здесь больше.

Насчёт последнего я была не до конца уверена, и Чили мимолётно улыбнулась, подтвердив мои опасения.

— Согласись, если бы она погибла, было бы совсем не интересно.

Что бы это могло значить? Любой её интерес к Виоле мне не нравился.

— Не знаю даже, радоваться, что ты наслаждаешься не только моими страданиями, или совсем наоборот. — Поднявшись, я обошла лампы и поправила фитили. — К слову о том, что было бы совсем не интересно: не усни в воде, пожалуйста.

— Хм, не смертельно.

— Конечно, нет, но, может, уже хватит на сегодня испытывать границы своего бессмертия? Метрессу тоже считают бессмертной, но даже она была встревожена твоей выходкой. Если на моё мнение тебе плевать, то прислушайся к другой своей единой. Прошу, веди себя пристойно.

Чили опустила руку под воду, с силой себя сжимая, но это было отнюдь не самобичевание.

— Позволь мне извиниться перед тобой.

Ладно, я понимала, что увещевания бесполезны. Только не сейчас. Опиум внушал ей чувство вседозволенности, даже жестокое порицание самой уважаемой отшельницы клана казалось ей безобидной шуткой. Думаю, завтра Чили об этом даже не вспомнит, тогда как Мята будет лелеять обиду, пока не отомстит.

Я не могла оставить это так: если Чили не поддавалась внушению, мне оставалось лишь встать на колени перед наставницей. Который уже раз по счёту?..

— Ива, — глухо окликнула она меня у самого выхода. — Не ходи к Мяте.

Вот оно, очевидное проявление единства: она читала мои мысли.

Я собиралась возразить, но потом передумала. Стоило дать Чили шанс самой исправиться.

— Ладно, но тогда тебе не избежать серьёзного разговора. Приходи завтра в сад, только без опиума.

И Чили пришла. С вином. Ночью, когда я уже отчаялась её ждать и бесцельно бродила по саду. Полнолуние сделало это обычно тихое место оживлённым. Я то и дело натыкалась на резвящихся детей или воркующих парочек. Это казалось милым ровно до того момента, пока я не узнала в самой разнузданной из сестёр Чили. Цвет её волос и телосложение были слишком узнаваемы, чтобы допустить мысль, что я ошиблась. Я могла ошибиться в её намерениях (мало ли зачем она прижимала Виолу к дереву). Только это утешало меня. Первые пару минут. Пока Чили не сунула руку ей между ног. И для меня это было даже большей неожиданностью, чем для Виолы. Я заглушила вскрик ладонью, тогда как Виола даже не подумала сдержать стон.

Но самое паршивое было даже не в этом, как ни странно. А в том, что Чили прекрасно знала, что за ней наблюдают. Её укрытие было ненадёжным для того, что она затеяла. По случайности сюда мог забрести кто угодно. Подруги Виолы. Имбирь.

Да, даже дико ревнуя, я продолжала изумляться её безрассудности. Что касается моей собственной безрассудности: я шагнула, собираясь закатить истерику, поднять такой шум, что горы содрогнутся… но каким-то чудом одумалась. Нет, это не означало, что, сбежав, я упустила момент. Злость после такого не могла утихнуть, совсем наоборот: я знала, что за время, пока Чили сама не найдёт меня, я растравлю себя ещё сильнее. Воображу себе в подробностях то, что не смогла увидеть и услышать. Придумаю целый обличительный монолог вместо жалкого: «ты зачем её трогала?!».

Я лишь боялась растеряться, когда столкнусь с Чили, потому что никогда не противостояла ей всерьёз. Ссоры из-за всяких пустяков не в счёт.

Но это я напрасно.

Стоило мне заметить улыбку злого удовлетворения на её лице, как ярость буквально ослепила меня.

— Ты в прятки со мной играешь, что ли? — Чили выглядела более возбуждённой, чем обычно. — Я едва…

Она не договорила: подскочив к ней, я отвесила ей звонкую пощечину. Это было шоком для нас обеих. Чили не могла поверить, что я ударила её. Я не могла поверить, что она мне это позволила.

Чтобы убедить её и себя в том, что это не случайность, я замахнулась и ударила её ещё раз. Она не остановила меня, как в случае с Мятой, хотя мне от этого не полегчало, зато ей, похоже, помогло в себя прийти.

— Прятки?! А что насчёт тебя, Чили! Тебе не помешало бы спрятаться, прежде чем забавляться с Виолой! — Задохнувшись от возмущения, я процедила: — Ты зачем её трогала?!

Ну вот.

Я разрыдалась, по-детски, от бессилия и обиды, от мысли, что меня предпочли худшей из Дев.

— Ты же не приняла это всерьёз? — проворчала Чили, тем не менее, не решаясь посмотреть мне в глаза.

— После того, как ты распекла меня за то, что я прикасалась к её письму?! Да, я приняла всерьёз то, что ты прикоснулась к её «цветку»! — кричала я, уже не боясь того, что нас услышат. — Добралась до своего любимого персика, Чили? Или тебе понравился не персик, а большой, талантливый рот, в котором она держала предназначенную для тебя косточку? А если бы тебя кто-нибудь увидел?

— Ты, например. Хуже быть не может.

— Ты же не думаешь, что тебе удалось бы это скрыть?! — Я коснулась виска. — Ты моя пара, я бы узнала об этом, как только бы мы заснули. Сегодня. Сейчас.

Я ставила ей условие, которое Чили, естественно, не смогла принять.

— Нет.

— Нет?

— Я сейчас не в том состоянии как видишь. Может, после испытания стихий?

— То есть, после того как я погибну?

— Хватит нести эту чушь! Просто пока тебе не нужно знать то, что известно мне. — Она поморщилась, как будто уже проговорилась. Что она такого узнала, с чем я бы не смогла смириться? И это после того, что уже увидела? — Ива, ты должна доверять мне и без всяких ритуалов.

— Требуешь доверия сразу после того, как облапала другую?!

Чили выругалась, потеряв терпение. Я поняла, почему она не хотела вдаваться в подробности: они всё равно не позволят взглянуть на её поступок с лучшей стороны, как я надеялась.

— Ладно. Хочешь знать? — Она глотнула из кувшина, становясь ещё более циничной, чем обычно. — У этой тупой суки сегодня случился припадок из-за полнолуния. Она сама подошла ко мне и начала вешать сопли, рассказывать, как ей одиноко, как её мучит совесть, что она умрёт, если не поговорит со мной, и всё в таком духе. Один в один как перед тем, как меня поджечь. А я меньше всего люблю вспоминать тот момент. Так что у меня было два выбора: либо прибить её на месте, либо отомстить самым подлым, жестоким, извращённым способом. Сама реши, что лучше: увидеть меня по локоть в крови или…

— По локоть засунувшей руку в её щель? — уточнила я, и Чили поджала губы.

— Возможно, степень её раскаянья позволила бы и такое.

— Здорово, что Виола такая отходчивая. А что насчёт меня? Ты хоть представляешь, что я почувствовала, увидев тебя с ней?

Она сплюнула.

— Если бы ты досмотрела до конца, то узнала бы, что меня стошнило сразу после того, как мои пальцы коснулись её.

— Что такое? Там оказалось неожиданно влажно для той, кто в прошлый раз тебя прижёг?

— Да, и это ощущение было ничем не лучше, поверь. — Посмотрев на кувшин, Чили тут же предложила: — Давай выпьем и забудем обо всём? Мою месть можно будет считать свершённой, только если ты порадуешься вместе со мной.

Я покачала головой, не веря, что даже это она считает шуткой, над которой мне стоит посмеяться.

— Не знаю, как твоя выходка понравилась Виоле. Но я уверена, что ей сейчас и вполовину не так обидно, как мне. Так что не понимаю, чего ты добилась.

— Брось, не заставляй меня объяснять элементарные вещи.

— Это ты заставляешь меня объяснять элементарные вещи! Если тебе кажется нормальным прикасаться к другим так же, как ты прикасаешься ко мне, то держись от меня подальше! — Сказав это, я сама испугалась. Я не смогла бы жить без неё, и из-за этой зависимости мне становилось только больнее от её предательства. Чили точно знала, что я прощу ей, что угодно, и выделывалась, просто чтобы доказать это. А ещё умудрялась параллельно жаловаться на недостаток свободы. — Я думала, что никогда не увижу ничего подобного! Ты так много говорила о том, что мы особенные, неразлучные, самые верные, а сегодня я застаю тебя между ног Виолы!

Она поморщилась, будто её снова тошнило.

— Это ничего не изменило. Она не стала лучше, а ты не стала хуже. Я по-прежнему ненавижу её и люблю тебя.

— Здорово, что у тебя одинаковые методы для проявления и того, и другого.

— Я больше не прикоснусь ни к одной женщине, — заявила она внезапно. — Я клянусь тебе в этом. Довольна?

Не знаю. Несмотря на то, что это была очевидная ложь, я поняла, что мечтала услышать нечто подобное.

— Ты слишком пьяна, — заключила я.

Я забрала у неё кувшин, дабы Чили не натворила ещё больше глупостей после того, как я уйду. Но для неё это выглядело так, будто я принимаю её утешение, просто в ином формате, более подходящем сейчас, чем её присутствие. Так что Чили не стала преследовать меня, вполне уверенная в винограде, созревшем специально для меня, переполненном любовью, а мне как раз её не хватало в то полнолуние.

Это было так непривычно для меня: праздновать в одиночестве, злясь на Чили, в то время как она наслаждалась послевкусием мести, вряд ли представляя, что есть кто-то мстительнее неё.

Не я, конечно. А Виола, например.

Мята.

Или Имбирь.

Нельзя было винить Чили за то, что она отвечала им равным презрением, но ей точно не стоило их недооценивать. Она переросла свои страхи, это, конечно, здорово. Но, поняв, что ей больше ничто не угрожает в этом мирке, где всё решают речи и слёзы, она не начала наслаждаться жизнью, как я надеялась, а наоборот стала ещё более озлобленной, циничной и дерзкой. Она могла схватить Мяту за руку, а потом — Виолу… не за руку, к сожалению, хотя я бы и на это взъелась.

До этого Чили можно было считать невиновной, но теперь она будто старалась заслужить ненависть клана, поэтому намерено шокировала и провоцировала, из-за чего отношение ко мне было предвзятым и настороженным, при том что я являлась полной её противоположностью. Да, наверное, не было более непохожих людей, чем Чили и я. В отличие от первой претендентки на роль её единой.

Их считали идеальной парой не случайно. Чили сама признавалась, что ей было хорошо с Виолой, а самой Виоле было ещё лучше. Так что меня не удивила её наивная попытка вернуть поддержку и заступничество Чили, тем более, после гибели Зиры, тем более, в полнолуние. Да, ей в последнее время пришлось несладко… а то, что выкинула Чили, её просто добьёт.

Страшно представить, на что Виола могла бы пойти в таком опасном состоянии. Несмотря на то, что я считала её трусливой размазнёй и марионеткой, она добивалась желаемого куда чаще, чем её более решительные и способные подруги. Она прошла последнее испытание, в конце концов. Это должно было насторожить Чили, хотя — да ладно — она ведь даже Мяту не воспринимала всерьёз.

Но, несмотря на то, что Чили насолила буквально всем, я считала самой оскорблённой из клана именно себя. Я вспоминала прошлые обиды и представляла те, о которых не знала: мало ли, чем Чили занималась, пока меня не было поблизости? Прямо сейчас, например.

За такими мыслями я неспешно опустошала кувшин. Я старалась не предавать этому особого значения, пусть даже давно ждала дня причащения ритуальных плодов. Я собиралась растянуть момент, прочувствовать оттенки вкуса, смаковать и потом как положено отблагодарить свою пару. Но так уж вышло, что от участия в этом знаменательном событии Чили была отлучена. Наверное, именно поэтому эффект был таким сокрушительным, более ярким, чем я ожидала. Вино рождало ощущение собственного праздника, более значимого, чем полнолуние. Эта новая, искусственная радость оттенила самую-жестокую-обиду-в-моей-жизни.

Я выпила всё до капли, хотя не чувствовала жажды, после чего легкомысленно заключила, что пережила самое страшное, что только могло случиться в наших отношениях с Чили.

Проснувшись утром, я взвесила в руке пустой кувшин. Глядя на него, я с удивлением отметила, что праздник не сошёл на нет, а наоборот перешёл в новую стадию, развернулся и объединил весь клан. Шум, который я спросонья приняла за гул в голове, был ритмичным, нарастающим.

Овации.

Звук удара ладони об ладонь, размноженный многократно. Это случалось не так уж и редко, но в тот раз спросонья я сообразила не сразу: клан приветствовал Деву, демонстрирующую новообретённое мастерство самым зрелищным образом.

Такое пропускать было непринято, и я пошла на звуки торжества, собираясь выразить сестре почтение. Конечно, я не думала, что почтение придётся выражать именно Виоле. Всё-таки вчера она была меньше всего похожа на великую отшельницу, готовая пасть к ногам своей ненавистницы. Хотя, может, она тоже решила, что уже ничего страшнее с ней не случится? Чили вдохновила её. Своей местью она спровоцировала другую — более изящную, более достойную. Это был миг славы более значимой, чем вчерашний позор. Виола торжествовала, и, в насмешку над попытками Чили её унизить, её сегодня возвеличивал весь клан. Зверь под ней был огромен, но шёл грациозно, плавно, смирно прижав уши. Его драгоценный мех ослеплял белым. Но не так, как улыбка Виолы.

Говорю же, Чили не стоило недооценивать её.

И мне тоже, как оказалось. Потому что я напрасно сочла её личный парад полноценной местью. Решила, что на большее она не способна. То, что так впечатлило меня, оказалось всего лишь ширмой, за которой никто не заметил основного действа. Соревнуясь с Чили в коварстве, Виола задумала нечто ужасное даже по меркам нашего склочного общества. Она с любовью лелеяла свой план, долго вынашивала его. Буквально. Потому что через пару лунных циклов выяснилось, что Виола беременна.

Загрузка...