Цветок забвения. Часть 2

Глава 13

Так настало долгожданное время Песни и Танца, которое предваряло последнее испытание, сулящее нам вечную разлуку.

Каково это, если я чувствовала себя покинутой, даже когда Чили отходила дальше, чем я могла дотянуться до неё. Потерять её из виду было подобно смерти, ведь я приучилась чувствовать её рядом даже во сне. Мы так долго притирались друг к другу, а теперь наши волосы расплели, и это внезапное расторжение причиняло физическую боль. Иногда я заговаривала по привычке, ожидая ответа, но не получала его, тогда меня пронзала паника, с которой я не могла справиться даже когда вспоминала, почему Чили нет рядом.

Её часто не было рядом. Она задолжала очень много внимания своей матери. Но это вовсе не означало, что она просто сменила одни оковы на другие: Чили вовсю наслаждалась свободой. В честь этого она перестала соблюдать придуманные специально для неё правила приличия и разгуливала теперь с голым торсом, беззастенчиво демонстрируя жилистую фигуру. Намеренно провоцируя. Или, вернее, удовлетворяя всеобщее любопытство, делая то, о чём сами Девы не посмели бы попросить.

Мою тоску усиливало то, что большую часть времени я праздно слонялась, ведь юные Девы в эту пору освобождались от работы. Безделье перестало приносить радость уже через несколько дней. Я ненавязчиво помогала Имбирь, хотя она не подавала вида, что в этом нуждается. Тем не менее: если бы за некоторыми посадками не ухаживали другие отшельницы, приходящие к своим погибшим сёстрам, сад бы одичал. В нём бы появилось намного больше заросших укромных уголков, в которых любили прятаться дети. И Чили, как ни странно. Очевидно, она считала своим долгом эротизировать каждую забаву, безобидной версией которой не смогла насладиться в полной мере в детстве.

Чили любила подсматривать.

Расстояние меняло меня до неузнаваемости, я выглядела иначе, двигалась по-другому, вела себя непривычно, и ей, похоже, нравилось изучать меня с новых сторон. Первое время, замечая её, затаившуюся, «охотящуюся», я пугалась, но в дальнейшем находила особое удовольствие, подыгрывая… и проигрывая ей.

Мне ни разу не удавалось скрыться от неё, даже если Чили бросалась в погоню не сразу, нарочно выжидая. Это были довольно опасные игры, но Чили помнила о моей хрупкости, поэтому не прикладывала особых усилий, чтобы поймать меня.

Мы дурачились, не сдерживая смех, но шутливая борьба довольно скоро выходила из-под контроля.

Когда наступали такие моменты, Чили чувствовала себя в своей стихии. Если она не думала о мести, то думала о том, как бы удовлетворить желания своей требовательной плоти наибольшим количеством способов. И ей не было равных в этом, даже с учётом того, что она толком ничего не делала. Просто позволяла любоваться собой, разговаривала, прикасалась…

Наш жадный до наслаждений клан склонился бы перед ней, если бы понял, насколько она хороша в этом.

— Прости. — Она жарко дышала мне в шею, накрыв своим телом. — Может показаться, что у меня с твоей одеждой личные счёты, но это не так.

— Люблю твою несдержанность.

— Я буду вести себя хорошо с твоим праздничным нарядом, обещаю. Хотя не думаю, что смогу испачкать его ещё сильнее…

— Сильнее, чем что? Так ты всё-таки покрасила его кровью Виолы?

Чили глухо рассмеялась.

— Нет.

Проверенное средство Мяты от «любой грязи» почему-то не сработало, и наставница, досадуя, сорвалась на Чили. По привычке обвинив её во всех бедах клана, она приказала ей самой разбираться с последствиями, что Чили и сделала, выкрасив кружева в алый.

После этого их отношения с наставницей испортились раз и навсегда, но Чили была даже рада этому, о чём она не говорила, но что я чувствовала, когда мы оставались наедине. Её напрягало то, что мы с Мятой теперь выглядели ровесницами и общались соответственно. Когда я навестила её в гордом одиночестве, Мята радовалась так, будто я уже прошла испытание стихий. Не помню, чтобы мы ещё хоть раз так долго и свободно разговаривали с ней…

— Я ревную, — прошептала Чили, и я вздрогнула. Может, она, в самом деле, научилась читать мои мысли?

— Расскажи, — поддразнила я её, но Чили молча наклонилась к моему лицу.

Это был очередной требовательный, такой очень-в-духе-Чили поцелуй, но что-то в нём изменилось.

— Твой вкус…

— Нравится?

Кисло-сладкий, терпкий, незнакомый.

— Что ты пробовала, перед тем как идти сюда? — спросила я, проводя пальцем по её губам. — Или, может, кого?..

— Он почти созрел для тебя.

— Он?

— Виноград. — Чили откинулась на спину, глядя в небо. — К следующему полнолунию он будет готов, и ты, наконец, сможешь насладиться плодом, выращенным специально для тебя. Он переполнен любовью к тебе, ты сразу почувствуешь это.

Только если способ дегустации будет таким же, как сейчас.

— Полнолуние… Ты придёшь на праздник? — осторожно спросила я, заранее зная ответ. Чили всегда сторонилась толпы, а безудержно веселящейся — вдвойне. Не только потому что терпеть не могла смех, «наряды», танцы, а потому что это было небезопасно для неё.

— Да.

Ладно. Это довольно… неожиданно.

Такой нетипичный ответ немного меня встревожил, но я не подала вида. Чили пришлось бы налаживать отношения с кланом рано или поздно. Лучше это делать в полнолуние, когда Девы не настроены скандалить, в благословенную пору, когда Чили дозволено всё по их же закону. Если это не лучший момент, чтобы признать Чили частью нашей семьи, то лучшего уже не будет.

— А сегодня ночью ко мне? — спросила я. — Придёшь?

По крайней мере, в этом ответе я не сомневалась. Поэтому была так удивлена, когда той ночью меня навестила Виола.

Я сидела у костра, когда заметила движение краем глаза. Это не была уверенная походка Чили, но и не робкая поступь заплутавшей Девы. Тем не менее, я была достаточно дружелюбна, чтобы окликнуть блуждающую в потёмках сестру. Которой оказалась бывшая подруга Чили.

Это не имело никакого смысла, поэтому я сочла её появление причудливой игрой света-тени. Как раз ветер переменился, бросив дым в лицо, и я надолго зажмурилась, борясь со слезами.

— Доброй ночи, Ива.

Очевидно, мне это не привиделось.

Встав на ноги, я осмотрелась, веря, что Виола не могла заявиться сюда в одиночку. Не похоже на неё. До этого она либо показывалась на глаза с подругами, либо тайком подглядывала.

Но в этот раз Виола пришла одна. О чём сама же сказала, чтобы у меня не осталось сомнений.

— А где Зира? — спросила я, как будто только её тут не хватало.

— Мы не обязаны ходить повсюду вместе.

Издевается, что ли?

— Да, но вы, похоже, не только вместе не ходите, а идёте в противоположные стороны, иначе как бы тебя сюда занесло?

Виола задето хмыкнула.

— К слову о противоположностях… Где Чили?

Даже догадываясь о том, что её привело, я всё равно была ошеломлена.

Она осмелилась произнести её имя так, будто ничего не случилось.

— Тебя это с некоторых пор волновать не должно, — процедила я. Взглянув на костёр, я подумала над тем, чтобы напомнить ей лучшим образом, с каких именно пор. — Тебе даже стоит радоваться, что её здесь нет. Чили бы не стала с тобой любезничать. Чтобы ты поняла, насколько ты ей ненавистна — мне достанется от неё уже просто за то, что я говорила с тобой. Так что лучше скажи, что заблудилась, и я с удовольствием выведу тебя из сада.

Странно, но она не закричала истерично, как это часто происходило в детстве. Виола лишь улыбнулась, но как-то жалко, комкая что-то в руках.

— Ты так добра, Ива. Хотя не думаю, что доброта — лучшая твоя черта. Скорее твоя… Как сказать? Недалёкость.

— Да?

— Ну кто ещё в клане на полном серьёзе считает Чили равной нам Девой? Даже одного взгляда хватит, чтобы разобраться, но ты жила вместе с ним так долго… — Она многозначительно замолчала. — Мне казалось, всё изменится, ты увидишь и в итоге поймёшь. Но нет, ты до сих пор считаешь его «сестрой». Я даже подумала, что никакого единства между вами не было и нет, и вы всем солгали.

— Так ты пришла сюда убедиться в этом?

Если честно, мне было не по себе от того, что она так спокойно рассуждала о чём-то настолько личном. Будто это касалось не только меня и Чили. Будто всё это время в наши отношения вмешивалась Виола. И, боги, в каком-то смысле так оно и было.

— Я пришла, чтобы… — Она показала то, что всё это время держала в руках. — Чтобы отдать вот это письмо.

Я онемела на несколько секунд.

— Ты серьёзно?..

— Как ты и сказала, прийти к нему лично, не ставя тебя в известность, будет с моей стороны легкомысленно. Даже грубо. Ты этого не оценишь.

Можно подумать, от идеи с письмом я в восторге!

— Ты серьёзно думаешь, что Чили будет читать его? Прикасаться к нему? Думаешь, она сможет тебя простить?!

— Простить? — переспросила Виола недоуменно. — Нет. Это я прощаю его.

В тот момент я окончательно пожалела о том, что ввязалась в этот разговор. Нужно было уйти, как только я поняла, кто передо мной. Пусть это было бы трусливо, но, по крайней мере, я бы не услышала то, после чего сбежать точно не смогу.

Она прощает Чили?

Пока Виола рассуждала о том, как смело было с её стороны сделать первый шаг и самой пойти на мировую, я гадала, как мне защитить свою единую. Ведь Чили нуждалась в этом лишь при одном условии: если дело касалось Виолы.

— Не знаю, чего ты добиваешься, — перебила я её. — Но ты делаешь только хуже. Чили ни за что, ни при каких обстоятельствах не согласится говорить с тобой. Она не простит тебя, Виола, никогда. Забудь.

Она закатила глаза.

— Тебе не стоит решать за него. Разве ты ещё не поняла: Чили не любит этого? — Много ты понимаешь в том, что она любит. — Кстати, ты хоть представляешь, сколько раз мы с ним ругались? Постоянно. И всегда мирились, потому что…

— Неважно. Это не тот случай.

— И в чём же разница?

Как бы не сбиться со счёта…

— В том, что ты предала её. В том, что вы больше не дети. В том, что у Чили теперь есть я. — Для меня последний аргумент был самым весомым. Для неё — наоборот.

— Сейчас — да, но после испытания стихий Чили будет невероятно одиноко, — проговорила Виола. — Ты представляешь?

Не то чтобы я собиралась умирать, но ответила:

— Да, представляю. Но как бы плохо ей ни было, это не будет стоить и капли той боли, которую ей причинила ты. Уверена, даже моя неудача на последнем испытании не расстроит её так.

Виола приняла это за комплимент, похоже. Смущённо потупившись, она проговорила:

— Я была всего лишь напуганным ребёнком. Сама подумай, все вокруг говорили нам, какая это честь — стать частью клана. За любое непослушание нам грозили изгнанием во Внешний мир, о котором ты знаешь лишь понаслышке, в отличие от меня. — Заметив, как я на неё уставилась, Виола призналась: — Мне было три года, когда я появилась здесь. По меркам жриц я уже «пустила корни», у меня остались отчётливые воспоминания о прошлой жизни, это было недопустимо для будущей Девы. Даже сейчас я прекрасно помню чувство голода, беспомощность и… невыносимую вонь. Мой отец был рыбаком, — пояснила она. — Это такой человек, который…

— Ловит рыбу на продажу. — Познавательные чтения с Чили не прошли даром.

— Да. На продажу. Из-за этого я буквально жила на такой шумной, многолюдной, смердящей площади, где её продавали.

— На рынке.

Виола вновь затеребила письмо, её рассказ стал сбивчивым.

— Жрицы должны были понять, что я стану лучшей отшельницей, именно потому что я прекрасно знала, что такое нищета Внешнего мира и мужская жестокость. Отец постоянно бил нас, всерьёз, а не так, как твоя «злая» Имбирь. Я была младшей и вечно плакала, потому что хотела есть. Рядом со мной постоянно роились насекомые. Я была настолько жалкой, что жрицы не хотели меня даже в святилище пускать… Как думаешь, что я испытала, оказавшись здесь? Мне ни в коем случае нельзя было оплошать и вернуться обратно. Этого я боялась больше всего. Я должна была доказать мати, что она не зря выбрала именно меня из всех детей. Я дала ей слово стать лучшей.

— Ты поэтому связалась с Чили? — спросила я, ведь моя единая была просто олицетворением слова «лучшее».

— Чили… — Виола усмехнулась. — Судя по тому, как ты на нас таращилась в тот раз, ты и сама прекрасно знаешь, почему я с «ней» связалась. Я была такой земной, а Чили — совсем наоборот. Стоило только взглянуть на эти волосы, черты лица, глаза… Конкурировать с кем-то подобным? Я даже не думала об этом. Так что, узнав правду, в глубине души я даже испытала облегчение. — Она покивала сама себе. — Сначала я была напугана. Думала, его убьют, а меня изгонят, так и должно было случиться, все говорили об этом…

— Но этого не случилось, и ты решила устроить самосуд сама, — напомнила я.

— Я жалею об этом, что бы ты ни думала.

— Да? А выглядело это как месть.

— Наверное, потому что я имела все основания мстить. Разве нет? Меня предали! — раскричалась она. — Весь клан чувствовал себя обманутым, а я — больше остальных! Из всех Дев только я знала, что такое беспомощность перед мужчиной! Я не хотела иметь с ними ничего общего больше, а в итоге? Ты понятия не имеешь, как я боялась потерять эту дружбу! Я дорожила этими отношениями, я верила, что их ничто не сможет испортить, но всё обернулось так, что хуже не придумаешь! Но как бы сильно я ни злилась, я даже не думала вредить Чили. Ты сама видела: если бы он не преследовал меня, никто бы не узнал ничего в тот раз. Я бы не стала разбалтывать его секрет, но он не оставил мне выбора! Я была напугана, разочарована, растеряна, я чувствовала реальную угрозу от него… А что касается поджога? Хочешь знать? Я подслушала разговор мати с подругами, где она сказала, что это лучшее, что я могла бы сделать. Она знала, что я слышу её. Мне самой ничего подобного бы в голову не пришло, но…

— Я видела тебя, Виола, — перебила её я. — Ты не была похожа на жертву, ты наслаждалась этим.

Она надолго замолчала, прежде чем холодно выдать:

— Ну и что? Он никогда не знал боли, а та боль, которую мы в силах ему причинить, всё равно не оставит на нём ни следа. Не важно, что я сделаю, Чили никогда не понять, что перенесла я сама.

— Тем не менее, ты написала это письмо.

Она посмотрела на уже порядком измятую бумагу.

— Не я. Зира.

Чего?!

Я думала, что она даже не знает о том, чем её единая занимается.

— Вообще-то это была её идея. Сама бы я никогда не осмелилась подойти к тебе, и уж тем более к Чили, хотя и думаю об этом постоянно, — ответила Виола. — Ты же знаешь, Зира, как моя пара, переживает всё это наравне со мной. Это мучит нас обеих, но Зира намного решительнее меня. А ещё у неё явный поэтический талант. — Из её груди вырвался какой-то болезненный смешок. — Скоро наш черёд проходить последнее испытание, и она сказала, что я должна разобраться с этим раз и навсегда.

— «Разобраться»?

— Чили нужно знать, что хотя бы один человек из всего клана принимает его таким, какой он есть, — пояснила Виола, похоже, забыв о моём существовании. — Мне нужно было время, чтобы пройти этот этап. Я переосмыслила многое, и это касается не только Чили, но и наставниц, и мати. Я всегда старалась потакать им, и это не сделало меня лучше. Сейчас же я ни в чём себе не отказываю. Разве не для этого предназначено время Песни и Танца? Теперь я только и делаю, что нарушаю их запреты, не считаясь с чужим мнением, и это… прекрасно. Любить, ненавидеть, бояться так, как ты сама хочешь, а не так, как нас научили. Сама подумай, это так нелепо: нам внушают страх изгнания, но при этом отправляют на верную смерть, когда приходит час последнего испытания.

— Так значит, ты изменилась? Вот так просто?

— Я никогда не ненавидела Чили по-настоящему, если ты об этом. Мне приказали его возненавидеть, и я подчинилась. Всё это было игрой запутавшегося ребёнка. Такой же, как твоя «любовь» к нему, Ива. Называя меня предательницей, ты, кажется, не понимаешь, что тоже предаёшь Чили. Отвергаешь даже более жестоко, чем я когда-то. И всё равно почему-то считаешь себя лучше меня.

— Это не важно, — отрезала я. — Со своим отношением к Чили я уже давно разобралась. Мне без разницы, что вы все о ней думаете и даже, что она сама думает о себе. Само слово «мужчина» всегда было синонимом чудовища в нашем мире. Я не признаю, что Чили имеет к этому хоть какое-то отношение.

— Но разве признав это, ты не поможешь нашим будущим поколениям изменить отношение к мужчинам?

— Я не хочу ничего менять.

— И, кажется, я понимаю почему, — ответила Виола. Наверное, вспомнила сцену, подсмотренную у Мяты. — Тебе выгодна всеобщая ненависть к Чили.

— Не обвиняй меня в том, что случилось именно по твоей вине, Виола.

— Я не виновата в этом, — с нажимом повторила она. — По крайней мере, не в той степени, в какой ты себе представляешь.

— Моё мнение тут ни при чём.

— Вот именно! Не тебе решать, просто передай это письмо Чили. Думаю, здесь написано всё, что я хотела бы сказать при личной встрече, и даже лучше.

— Думаешь? — переспросила я, недоумевая.

— Я не открывала его. Зира просила довериться ей, так что я без понятия, что здесь написано.

Виола протянула мне конверт, который я приняла. Это уже было больше, чем она надеялась. А потом я развернула его, хотя, как только узнала про это письмо, решила, что ни в коем случае не сделаю этого. Прочитать его было почти то же самое, что вручить Чили: она узнает и о его содержании, и об этом разговоре, когда мы опять сядем спина к спине.

Пробежав взглядом по листу бумаги, я поднесла его к огню. Виола дёрнулась было остановить меня, но я разжала пальцы, и её послание упало в пламя. Бумага быстро почернела и съёжилась.

— Прости, но ты лучше других должна понимать безумное желание сжечь что-то дотла. Радуйся, что это не твои волосы, — сказала я, когда она злобно глянула на меня. — Хотя даже твоё самосожжение не исправит того, что ты натворила, что уж говорить об этой бумажке. Мне бы не помешал талант красноречия твоей подруги: сама я не представляю, как описать тебе ту ненависть, которую к тебе испытывает Чили. Ты бы не осмелилась больше показываться ей на глаза после такого. И уж тем более приходить сюда, всерьёз думая, что её это порадует. Без разницы, что там было между вами в прошлом и насколько по-настоящему это ощущалось. Сейчас ты не нужна ей ни в каком ином виде, кроме как для утоления её жажды мести. А когда я представляю это… мне даже становится тебя жалко.

— Не зазнавайся! — рявкнула Виола, не сдерживая слёз. — Лучше себя пожалей! Говоришь со мной так, будто не понимаешь, что через пару лунных циклов ты расстанешься с ним навсегда в куда большем смысле, чем я когда-то! Удачи на последнем испытании, эгоистичная, злобная сука!

— Ты тоже… И тебе тоже, в смысле, — пробормотала я ей вслед.

Когда Виола ушла, я глянула на затухающий огонь.

Что это значит?

Вспоминая и обдумывая наш разговор, я неохотно признавала, что Виола оказалась во многом права. Например, в том, что у Зиры несомненный талант составлять письма.

Это конкретное оказалось пустым.

Да, просто белый лист бумаги. Письмо было всего лишь предлогом для того, чтобы Виола встретилась со мной. Её щемящая история и оправдательная речь стали тем самым посланием, которое я передам Чили в любом случае, осознанно или нет.

Так что я избегала её какое-то время, стараясь оттянуть неизбежное и успокоиться. Пару часов, пока Чили не нашла меня купающейся в фонтане. Я пыталась смыть запах дыма со своей кожи и волос. За это время я не только не успокоилась, но ещё сильнее накрутила себя, так что, когда она игриво предложила мне помочь, я была в самом лучшем настроении, чтобы оправдать надежды Виолы на наш счёт.

— Ты обещала прийти ночью, — напомнила я.

— Я здесь. — Сев позади, Чили провела пальцами по моему плечу, скользнула вниз на грудь, соблазняя. — Чувствуешь?

— Ты обещала прийти ночью. А уже светает.

Она приобняла меня, уткнувшись в мои влажные волосы.

— Прости. Но ты же знаешь, какой настойчивой может быть моя мать. Когда угрозы не помогают, она давит на жалость. А в последнее время она совсем сникла. Кажется, испытание стихий пугает её даже сильнее, чем меня.

— Тогда ты не будешь против, если я побуду с Имбирь?

Чили замерла, каждый мускул её тела напрягся.

— Эта сумасшедшая сука опять что-то тебе сделала?

— Не говори о ней так.

— Обижать тебя в пору Песни и Танца — преступление. Она заставила тебя плакать? Когда-нибудь я точно убью её.

— Я же попросила тебя перестать! — Я резко поднялась из воды, поворачиваясь к Чили лицом. — Она заботилась обо мне, когда до меня никому не было дела, уж тебе — подавно, так что прояви немного уважения. И нет, она ничего мне не сделала, она меня вообще видеть не хочет, как и ты, похоже, хотя я не против. Ты нужнее своей матери, Чили, так что лучше уходи. Пусть Метресса извинит меня за то, что я отнимаю твоё время.

Пожалуйста, не заставляй меня рассказывать о том, что расстроит тебя намного сильнее.

Чили мрачно смотрела на меня исподлобья, но, когда я замолчала, внезапно улыбнулась.

— Уйти, когда ты в таком виде?

— Мне сейчас не до шуток.

— Мне тем более. Я не могу уйти, когда ты голая.

Если бы это работало, я бы вообще одежду не носила.

— Хватит вести себя, как озабоченная, — проворчала я, — иначе я подумаю, что ты не пришла, потому что пялилась на кого-то ещё.

— Ну, ведёшь ты себя именно так, будто застала меня за чем-то подобным с самой неприспособленной для этого женщиной.

— Ага. Не представляй голой Виолу.

— Теперь уже ты шутишь? — Чили усмехнулась. — Помнится, в прошлый раз, когда случай представился, именно ты её пристально разглядывала.

— Знаешь, в этот раз тоже.

Улыбка пропала с её лица.

— Что?

Я, правда, собиралась выждать хотя бы день перед тем, как ей об этом сказать. Ради этого готова была даже спровоцировать глупую ссору.

— Она приходила сюда.

— Голая?

— Нет! Что? Только этого не хватало! — Переступив через бортик, я решила, что мне всё же надо что-нибудь на себя накинуть. Разговоры о голой Виоле порядком нервировали, и моя собственная нагота совсем не помогала. — Ты, действительно, озабоченная.

— Да, так и есть, — теряла терпение Чили, — поэтому мне вдвойне интересно, ради чего она сюда притащилась!

— Не ради меня, не бойся. Она хотела передать тебе письмо.

— Письмо? Чего?!

— Сказала, что хочет объясниться с тобой перед тем, как идти на последнее испытание. И много чего ещё… — Я собралась было ей рассказать, но Чили перебила меня:

— Почему ты вообще с ней говорила? Учитывая, как упорно ты только что пыталась от меня отделаться, это тем более удивляет.

— Я была удивлена не меньше, потому что ждала не её, а тебя!

— Так сильно ждала, что решила поболтать с ней в моё отсутствие? — Похоже, теперь, когда я набросила платье, магия растаяла, и Чили не собиралась любезничать со мной.

— Прости, пожалуйста, что предпочитаю разговоры твоим извращённым методам! Всё-таки благодаря тебе я вытворяла и кое-что поинтереснее на её глазах!

— Ты была со мной на её глазах. Что в этом извращённого?

— Не знаю. Присутствие Виолы, быть может?!

— Замкнутый, чтоб его, круг! — Чили сорвалась на крик. — Если бы тебя смущало её присутствие, стала бы ты её терпеть рядом с собой! Или устраивать переговоры?! Что ты ей сказала? Ты взяла это грёбаное письмо?

Взмахнув руками, я быстро пошла от фонтана.

— Хватит! Я меньше всего виновата в том, что происходит между вами! Разбирайся с ней сама, как тебе хочется! Пишите письма, болтайте, раздетые, одетые — плевать, главное покончи с этим раз и навсегда!

В прошлом Чили бы немедленно бросилась за мной. Если не для того, чтобы извиниться, то чтобы высказать всё, что накипело. Но теперь она просто молча проводила меня взглядом, и это было намного хуже, чем её привычная вспыльчивость. Я пожалела о том, что бросила в сердцах, уже на втором шаге. А в полнолуние я застала Чили, шарящей между ног у Виолы.