Ранним субботним утром Карапета Ашотовича разбудил телефонный звонок.
— Т-ты м-можешь приехать п-прямо сейчас? — спросил Михаил Калоев не своим, глухим заикающимся голосом.
Карапет Ашотович, предполагая очередную ссору супругов, настороженно осведомился:
— А что случилось?
— Приезжай, расскажу, — бросил Калоев и без пояснений прекратил разговор.
Карапет Ашотович аккуратно, чтобы не разбудить жену, выбрался из постели и направился в ванную бриться. За шумом воды он не услышал второго звонка, который и разбудил Людмилу. На этот раз звонила Марина Калоева.
— Карачка, что с Мишей случилось? — всхлипывая и не здороваясь, спросила она, едва Сасунян взял трубку.
Он изумленно воскликнул:
— Сам хочу знать. Его голос мне показался странным. Вы опять поругались?
Марина заверила:
— Нет. А что, он и тебе звонил?
Карапет Ашотович удивился:
— Что значит, и тебе? Ты где, Марина? Ты что, не дома?
— Я-то дома как раз, а вот Миша остался ночевать в офисе, в своем кабинете.
— Миша на фабрике ночевал? — не поверил ушам Сасунян, ведь такого еще не бывало.
Калоев мог ночевать у дамы, мог в гостинице, мог провести ночь в клубе, на даче своей, на даче друзей — где угодно, но не на работе. И уж никак не в ночь с пятницы на субботу. Он подобрал надежных опытных управляющих и «фабрикой», как говаривала Марина, себя не слишком обременял.
— Что он там делает? — тревожно спросил Сасунян, не поверив ни на секунду в то, что Калоев на фабрике.
Марина сквозь рыдания пискнула:
— Приводит в порядок дела.
— Какие дела?
Карапет Ашотович знал последнее «дело» друга. Это была синеокая стройная дева — не к ней же Калоев приглашал Сасуняна.
— Я не знаю, какие дела, — пропищала Марина, — Миша сказал, что ночевать будет на фабрике в офисе. Сказал, что надо срочно привести в порядок бумаги. И все. Больше я ничего не знаю. А сейчас он меня разбудил и просил немедленно приехать. Зачем?
— Он и меня об этом просил и мне не сказал, зачем и куда я должен приехать. Спасибо, хоть ты сообщила, где он находится, — поблагодарил Сасунян, уверовав наконец, что Калоев на фабрике.
— Ты поедешь к нему? — Марина хлюпнула носом.
— Конечно. Раз Миша просил, значит, я ему нужен.
— Но я-то ему зачем, там, на фабрике, да еще так рано, в субботу?
— Говорю же, не знаю. — Сасунян поразился: — Неужели он тебе совсем ничего не сказал?
— В том-то и дело, что ничего. Сказал: «Приезжай, немедленно». И все.
— Трубку повесил?
Марина всхлипнула:
— Да, я теперь ехать боюсь. В последние дни он был очень странный.
Карапет Ашотович удивился:
— В каком смысле? Я видел его позавчера, Он был обычный, веселый, нормальный.
— Это с тобой, а со мной Миша был очень странный. Он постоянно о чем-то думает в последние дни, стал рассеянный, злобный. На все вопросы рычит. А когда не рычит, то молчит. Совсем со мной говорить не хочет, а тут вдруг «приезжай, немедленно».
— Ну, так и поехали, — постановил Сасунян. — Через десять минут за тобой заскочу, не переживай, разберемся.
Когда подъехали к проходной, Марина испуганно вспомнила:
— Там же сторож. Как мы пройдем? Без пропусков не пропустят.
Сасунян удивился:
— Тебя что, совсем здесь не знают?
— Я ни разу на фабрике не была, — краснея, призналась Марина.
Карапет Ашотович ее успокоил:
— Не волнуйся, сторож позвонит Михаилу, Миша распорядится нас пропустить.
Однако вышла заминка, сторож не смог дозвониться до владельца фабрики: кабинетный телефон Калоева не отвечал. И мобильный был отключен.
— А далеко ли до офиса от проходной? — спросила Марина.
— Да вот он, офис, рядом совсем, — сторож кивнул на открытую дверь, в проеме которой виднелось серое здание. — Кабинет шефа на моей стороне, второе окно от угла.
— На каком этаже? — спросил Карапет Ашотович. — Может, мы до него докричимся?
Сторож не возражал:
— Да, пожалуйста. Он точно там, не выходил, у него и окошко открыто, видите, на третьем этаже оно единственное распахнуто.
— Миша-а! — поставив ладони рупором, закричала Марина. — Мишенька-а! Мы приехали!
Ее голос потонул в грохоте грузовика, который подкатил к проходной, скрежеща и громыхая прицепом. Сторож не спешил открывать ворота; грузовик затормозил, из кабины высунулся сердитый водитель.
— Трофимыч, ты че стоишь? Давай открывай, — рявкнул он, не выключая двигателя.
Трофимыч махнул рукой:
— Да погоди ты, не до тебя! Шеф куда-то пропал! И выключи ты свою тарахтелку, а то мы не докричимся.
Водитель послушно заглушил двигатель, и Марина закричала, снова ставя ладони рупором:
— Миша-а! Нас не пускают!
К ней подключился и Сасунян.
— Михаил! Выходи, подлый трус! — дурашливо завопил он, запрокинув голову и глядя на третий этаж.
Дальнейшее произошло неожиданно и мгновенно. Из распахнутого окна вдруг вылетел громкий звук, похожий на выстрел; Михаил Калоев выглянул, что-то вскрикнул и снова исчез.
— Убили-и! — заголосила Марина.
Она смела с пути сторожа и сломя голову понеслась на территорию фабрики, к офису. Сасунян помчался за ней, сторож кинулся за Сасуняном, но водитель грузовика зафырчал вновь мотором, оглушительно забибикал и заревел:
— Трофимыч, ты что, обалдел?! А ну раздвигай ворота! Я простаивать не могу, у меня график!
Трофимыч, поспешно открыв входную дверь офиса, впустил Калоеву и Сасуняна, а сам вынужден был вернуться на пост.
Марина с Карапетом Ашотовичем ворвались в холл. Лифта в здании не было, на третий этаж бежали по лестнице. Марина первая влетела в кабинет и так пронзительно завизжала, что у Сасуняна волосы встали дыбом. Он бросился следом за ней в комнату и отшатнулся.
Михаил лежал на полу в луже крови с простреленной головой. Марина, прислонясь к стене, истошно вопила. Карапет Ашотович кинулся к другу. От отчаяния и в последней надежде он попытался нащупать пульс Михаила и тут-то обнаружил в его руке пистолет. Сасунян растерянно оглянулся на умолкнувшую Марину и, не слыша себя, глухо спросил:
— Мишка, что, застрелился?
Она неистово затрясла головой и, прижимая к груди побелевшими пальцами сумочку, вновь завизжала:
— Его убили! Убили-и!
Марина забилась в истерике. Карапет Ашотович выглянул в окно и крикнул Трофимычу:
— «Скорую» и милицию вызывайте!
— А почему милиция не прислушалась к Марине? Почему сразу отклонили версию об убийстве Калоева? — спросила Далила, когда Сасунян закончил рассказ.
Красивые брови Карапета Ашотовича стремительно изогнулись.
— Да как же эту версию серьезно рассматривать? — спросил он. — Дверь на улицу там одна, на всех окнах решетки, а здание офиса отлично просматривается по всему периметру.
— Каким образом?
— С постового монитора. Трофимыч клянется, что с этого монитора глаз не спускал с тех самых пор, как дверь нам открыл.
Далила напомнила:
— Но на территорию фабрики въезжал грузовик, значит, Трофимыч мог на секунду отвлечься.
Сасунян отрицательно потряс головой:
— Открыть ворота проще простого: нажал кнопку и жди, когда они сами разъедутся. Нет, Трофимыч за зданием офиса четко следил.
— Почему? Он же еще не знал, что Калоев убит.
— Но выстрел он слышал, к тому же дверь открыл нам с Мариной, а мы для него чужие. Нет, я думаю, Трофимыч не врет, он четко следил и правильно утверждает, что вокруг здания не было ни души. Да и позже проверили все решетки. «Опера» их осматривали.
— И что?
— Целехоньки. Марина в шоке. Она просто не может поверить в самоубийство. Я сам не могу, но факт есть факт: пистолет был у Миши в руке, а в кабинете, как и во всем офисе, ни души.
Далила задумалась:
— Да-а, история странная. Пока вы рассказывали, меня не покидало ощущение, что эту историю я уже слышала.
Сасунян удивился:
— Где же такую услышишь?
— А не мог убийца спрятаться в офисе, а потом, когда приехала милиция, «Скорая» и поднялась суматоха, под шумок незаметно выскользнуть с территории фабрики? — спросила Далила.
Карапет Ашотович согласился:
— Мог, но не выскользнул. Суматоха и в самом деле была, но с видеокамер ведется запись. Позже все ленты тщательно просмотрели, подсчитали всех вышедших и вошедших. И ночью к офису никто чужой не подходил. Видеокамера над входом зафиксировала, как поздно вечером в дверь вошел Миша, и все. Больше никакого движения не было. Следующие, уже утром, были мы: Трофимыч, я и Марина. Время фиксируется. Потом я вывел Марину, затем, минут десять спустя, вошли «опера».
Далила удивилась:
— Вы покинули офис, не дожидаясь милиции?
Сасунян, тряхнув аккуратно стриженной головой, подтвердил:
— Ну да. Я повез в больницу Марину.
— И сторож вам разрешил выехать с территории фабрики?
— А что он мог сделать? У Марины слабые нервы, она потеряла сознание. Я не мог рисковать ее жизнью, дожидаясь «Скорую помощь». Между прочим, доктора утверждают, что я ее спас.
— Даже так, а что ей угрожало? — поинтересовалась Далила. — У нее неполадки с сердцем?
На лице Карапета Ашотовича отразилось сочувствие.
— Нет, — сказал он, — сердце Марины в порядке, у нее сахарный диабет. От стресса сахар в крови подскочил до опасного уровня. Не успей я вовремя доставить Марину в больницу, она могла бы впасть в кому и умереть.
— Да, — согласилась Далила, — диабетическая кома — это очень опасно. Вы действительно спасли Калоевой жизнь. Она это понимает?
Сасунян грустно кивнул:
— Думаю, да.
— И все равно не желает вас видеть?
— Даже слышать не хочет. Я ей звоню, Марина трубку бросает.
Самсонова поразилась:
— Но почему?
Карапет Ашотович, растерянно пожимая плечами, признался:
— Не знаю. Она же со мной не говорит.
— Но вы что-то предполагаете?
Он вздохнул:
— Предположений несколько. Марина и слышать не желает о самоубийстве. Твердит: «Миша не способен, он жизнелюб». Возможно, поэтому она сердится на меня. Ведь я поверил в самоубийство.
Сасунян замолчал.
— Вторая версия связана с женщиной? — догадалась Далила. — С чьей? С вашей? Или с женщиной покойного Михаила?
Карапет Ашотович опять вздохнул и ошарашил Далилу:
— И то и другое. Сначала Анфиса была моей девушкой, — смущенно признался он, — но Михаил серьезно запал на нее, пришлось уступить.
Самсонова побледнела:
— Вы сказали, Анфиса?
— Ну да.
Карапет Ашотович продолжал говорить, но голос его доносился словно издалека.
— Из благородства я уступил девушку другу. Так часто бывало. Мишка никогда не умел очаровывать дам, приходилось ему помогать, — откровенничал Сасунян. — И все нам сходило с рук, а вот про Анфису Марина как-то узнала. Хуже всего, что узнала она даже то, что я познакомил Михаила с Анфисой. Думаю, именно этого она мне и не может простить. Марина мне доверяла, а, выходит, я ее предал. Иной раз подумаю, будь проклята эта Анфиса! В недобрый час она мне подвернулась.
— А как фамилия этой Анфисы? — нервно сглотнув, перебила его Далила.
Карапет Ашотович призадумался и виновато признался:
— К своему стыду, кажется, я забыл.
— Может, Анфиса Пекалова?