Декоратор. Книга вещности.

По дороге домой я заезжаю в Градостроительный комитет и беру копии чертежей дома. Они старые, в пятнах, но полностью читаемые и сделаны с трогательной дотошностью. Так что не придётся мне несколько часов кряду обмерять всё на месте. Заварив здоровенный термос кофе, я усаживаюсь за рабочий стол, включаю компьютер и принимаюсь ждать, когда на экране появится улыбающаяся рожица. Пользователей юбилейного выпуска «макинтоша» — «20th Anniversary Macintosh» — в Норвегии можно перечесть по пальцам: в стране было продано двузначное число этой модели по соответствующей цене, но, если без снобизма, — машинка-то этих денег стоит. Да и негоже практикующему дизайнеру с утра пораньше впериваться взглядом в допотопную развалюху типа тех, чем оснащают конторы социальных служб. У моего «макинтоша» чёрная плоская беспроводная клавиатура с подставкой из итальянской кожи, цилиндрической формы колонки BOSE плюс сабвуфер (мне ни для чего не нужный) и жидкокристаллический цветной LCD монитор на активной матрице. Изображение у него чётче, чем даёт экран на катодах, и более естественное. Он снабжён массой потрясающих, как говорят, наворотов, всякими RAM, ROM MHz, но, пока всё работает без сбоев, я в это не вникаю. Как и остальные дизайнеры, я пользуюсь программой «Form-Z».

Самое утомительное в ней то, что для начала надо забить в компьютер подробные размеры всех помещений. Быстрее, чем за полтора-два часа, с этим не управишься. Зато потом она выдаёт вам объёмные картинки. Я начинаю с плана первого этажа и заранее убираю все стены, кроме туалета. Шаг за шагом проступает форма. Но пока комнате не хватает видимых осей, они появятся, лишь когда я скрупулёзно перерисую с чертежей все окна и двери, на это рукоделие уходит ещё полтора часа. Лестницу на второй этаж я оставляю до лучших времён.

Теперь, когда есть окна, можно поэкспериментировать со светом. По этой части компьютер имеет известные ограничения, но льющийся во все окна солнечный свет он имитирует прекрасно. Теперь картинка производит впечатление настоящей комнаты. Весьма многообещающей. Чтобы не обманывать себя, я рисую вместо лестницы колонну от пола до потолка, глухо застящую свет. На самом деле моя конструкция будет куда прозрачнее.

Программа позволяет мгновенно менять перспективу, так что виртуальную комнату можно рассмотреть под всеми мыслимыми углами зрения. Я долго балуюсь этим, а потом для наглядности добавляю фактуру пола. Хотя это ещё предстоит обговаривать с Йэвером, но мне единственно естественным представляется пол деревянный, и я вижу уже, что самое правильное — класть доску в направлении от входа к окну и террасе, как оно сейчас и сделано. Видно также, что даже самый тёмный тон пола не отнимает у комнаты свет. Нужных мне оттенков в компьютере, конечно, нет, но варьируя стандартные фабричные цвета мне удаётся приблизиться к тому, что я держу на примете, — к бразильскому ореху. Он, вы правы, недёшев, зато экологичен, у него тёплый, красивый тон, и он более-менее вечен. В мою собственную квартиру он не вписался, но в нашем с Арне Корсму дворце света и удачи придётся как нельзя более к месту, чувствую я. Потому что такой пол — роскошь, которая делает мебель излишеством.

Я помечаю себе, что нужно запастись образцом.

Потом приношу с кухни хлеб, половинку чиабатты с паштетом с луком и принимаюсь мусолить бутерброд, не отрывая глаз от трёхмерного изображения первого этажа виллы Корсму. Кое-что я с ходу подправляю: например, перекрашиваю белые оконные рамы в тёмно-серые. Так они смотрятся лучше. Потом убираю дверь на террасу и увеличиваю окна. Большая сдвижная дверь, можно даже с электроприводом, —хорошая в принципе вещь для такого случая, но по рисунку этого не поймёшь. Практически можно бы начинать расставлять вещи. Но я чувствую робкое внутреннее сопротивление, значит, час не пришёл. Квартира должна ещё улежаться у меня в голове, опуститься в подсознание и наполнить собой сны. С этой точки зрения отсутствие Катрине кстати, что ни говори. Можно вволю помедитировать над проектом, отдать ему каждый миг бодрствования, да и всякий миг сна. Никакой рутины, натужных обязательств, вот телефон молчит уже полдня. Роскошно.

Тут я некстати вспоминаю, что с одним рутинным делом придётся покончить немедля, быстро и эффективно. Необходимо разобрать почту.

К чести домовладельца надо сказать, что наши именные таблички уже давно красуются на почтовом ящике и в списке у входа. Они появились там через два дня после нашего переезда. Я не жду никаких вестей. Но нахожу в ящике толстый конверт с заполненными квитанциями на оплату коммунальных услуг за шесть месяцев (сегодня сумма тревожит меня меньше, чем напугала бы вчера), разноцветные агитки сети продуктовых магазинов — что-то насчёт шокового падения цен на фарш и сосиски, а также адресованный мне конверт. С написанным от руки адресом и приклеенной жёлтой бумажкой переадресовки. Письмо от матери.

Она пишет часто и в охотку. Что ей теперь понадобилось? Я предпочитаю телефонные переговоры, чтобы не обременять себя заботами с хранением частной корреспонденции. Но мать любит писать. Она видит в этом смысл. Письмо бередит мне совесть. Не то чтобы я имел привычку не отвечать родительнице — с таким бы она не смирилась, но в процессе переезда я выкинул, не распечатав, два письма от неё. Почему я не стал их читать? По прочтении матушкиных писем я, как бы это сказать, не всегда чувствую себя на верху блаженства, так что я решил отложить их чтение до лучших времён, когда и с нервами станет полегче. А потом взял да и выбросил. Что можно сказать о человеке, который письма родной матери отправляет в помойку, не читая? — укоряюсь я теперь и ёжусь в предчувствии ответа.

Так что это письмо нуждается в прочтении. Немедленном. Тем более скоро Рождество, так что внутри, можно надеяться, безобидные поздравления. Я вскрываю конверт особым ножичком от Георга Йенсена и обнаруживаю стопку плотно исписанных листков.

Ну что тут скажешь? Не хуже, чем я ожидал, но и не лучше. Особенно красноречив почерк автора: буквы пляшут вразнобой и сильно кренятся влево — плохой знак. Мать явно не в духе. И я был бы не лучше, проведи я самую тёмную неделю года на убогом острове в компании Хьелля Турлайфа. Последний его визит запомнился мне тем, что он украл мой видеомагнитофон. Когда мы с Катрине стали жить вместе, я отказал ему в посещениях. По правде сказать, я просто боялся, что он — помимо прочего — может переширяться дури прямо у нас в клозете. Меня не часто заносит в места сборищ наркоманов, но когда это случается, я гляжу в оба, чтоб только не столкнуться с ним. Особенно если я с Катрине. Она обходится смутными намёками на наличие у меня брата. Как-то я упомянул мельком, что он работает на нефтяной платформе в Норвежском море, так и то она сморщила нос довольно-таки неприятно.

Мать и Катрине общались дважды, светски коротко. В первый раз место встречи: итальянский ресторан на Стургатен, неудачно выбрала не разбирающаяся в таких вещах мать. Катрине чувствовала себя не в своей тарелке. Однако ворковали они, когда дело дошло до беседы, вполне терпимо. Во всяком случае, в следующем письме мать написала, что Катрине произвела на неё сильнейшее впечатление и что мы удачная пара. Но чего никак нельзя допустить, так это даже наикратчайшего проживания матушки под нашей крышей. Тогда вскроется всё, это выше моих сил и нервов.

Я ненавижу думать подобное, но иметь таких кровных родственников всё равно что жить под дамокловым мечом мучительного неизлечимого недуга, пожирающего семью. Который неровен час настигнет и меня.

Спасибо, меня ждёт работа. На время чтения письма я изменял ей, но теперь отдаюсь с новой страстью. Не проходит и четверти часа, как я начисто забываю о письме.