Г. Ю. ЦЕЗАРЬ

— Профи сильны — кто спорит — говорит Прутиков в телефонную трубку, которую прижимает ухом к плечу. Левая рука его держит дымящую сигарету, в то время как правая бойко набрасывает: «Дорогой дядя Филя! Рад сообщить тебе, что пока здоров, не болею…» Глаза Прутикова устремлены на сидящую наискосок практикантку. а лоб взборожден мыслью о предстоящем отпуске: «В Сочи махнуть, что ли?..»

— Да, профи на пятачке у ворот — боги! — соглашается с телефонным собеседником Прутиков, попыхивая в интервалах между словами сигаретой. Левая рука его периодически тянется к пепельнице, правая выводит: «Работа у меня, дорогой дядя Филя, сложная…», а глаза ловят взор практикантки и наполняются интригующим, двусмысленным выражением. «А если в Кисловодск?..» — сжимаются-разжимаются гармошкой на лбу у Прутикова складки.

— Бросков по воротам у профи, конечно, больше… — Прутикову немного мешает сигарета, но руки заняты — левая на ощупь находит карандаш и ломаными, прыгающими буквами помечает в календаре: «Позвонить насчет свитера!», — а правая синхронно продолжает: «Откровенно говоря, дорогой дядя Филя, тут все на мне держится. Минуты свободной не выберу, чтобы черкнуть тебе пару слов…» Брови Прутикова ползут к переносице: «Лучше в Ялту, наверное», — а глаза продолжают гипнотизировать практикантку.

Но вот открывается дверь, и в ее проеме двойным вопросительным знаком вырастает заведующий отделом. Взгляд Прутикова не спеша покидает практикантку, спокойно скользит, не задерживаясь, по его фигуре и невидяще рассеивается на всей обстановке сразу.

— Этого тоже нельзя отнимать… А если суммировать то и другое… — продолжает Прутиков телефонную беседу, но говорит медленно, тщательно подбирая слова. Лоб его сморщен и выдает напряженную мысль. Левая рука снова занята сигаретой, а правая пишет: «Вот и сейчас, дорогой дядя Филя, отчет у нас горит синим пламенем, и шеф на коленях умоляет меня выручить коллектив…»

— Прутиков, где отчет? — Заведующий отделом рявкает так, что практикантка вздрагивает.

— Минуточку, — спокойно говорит в телефон Прутиков, кладет трубку на стол, тушит сигарету и приподнимается.

— А я что делаю, Василий Игнатьевич? — тихим и оттого чреватым какой-то неясной угрозой голосом произносит Прутиков. — Я что, по-вашему, сум-миру-ю-от-тымаю? — Он берет телефонную трубку и протягивает ее как бы в доказательство. — Плюсы-минусы канадских хоккейных профессионалов? — Затем поднимает исписанный листок. — Или вместо набросков к отчету письма дядюшке сочиняю?

— Я этого не утверждаю, — несколько сбавляет заведующий отделом. — Но сколько же можно? Такой пустяк, а ты третью неделю тянешь!

— У меня не две головы, не четыре руки и не восемь пядей во лбу, Василий Игнатьевич, — все так же тихо и вместе с тем веско отвечает Прутиков. — И я покамест что простой смертный Прутиков, а не Гай Юлий Цезарь, римский император, который, как утверждают, мог одновременно совершать три разных действия.

— Хорошо, — вздыхает заведующий отделом. — Даю еще три дня.

— Неделю, Василий Игнатьевич, — поправляет Прутиков. — Еще неделю, и не меньше. За два дня только Гай Юлий Цезарь…

— Хорошо, неделю, — отмахивается заведующий отделом и торопливо исчезает.

Прутиков с выражением превосходства на лице хмыкает вслед ему и усаживается, весело подмигнув прыснувшей со смеху практикантке.

— Алло, — говорит он в трубку, — прошу извинить, отвлекли малость. Кстати, заметь, профи сильны тогда, когда… — Взгляд Прутикова опять всецело фокусируется на практикантке, левая рука перекатывает новую сигарету, а правая бегло орудует ручкой: «Бот такая жизнь, дорогой дядя Филя…» Лоб Прутикова покрывается рябью. «В Прибалтику тоже неплохо» — думает он…



Загрузка...