5

…Давно сердечное томленье

Теснило ей младую грудь;

Душа ждала… кого-нибудь…

А. Пушкин. Евгений Онегин

Саша проснулась непривычно поздно. Был уже час дня, но она все равно чувствовала себя совершенно разбитой. И было с чего. После бала последовал ужин, и домой они приехали только в четыре часа утра. Сил уже более ни на что недостало и все улеглись спать.

Открыв глаза, она сначала не припомнила ничего. Потом обрывки воспоминаний и впечатлений стали проноситься перед ее внутренним взором, и вот уже она вновь танцует, разговаривает, и все услышанные вчера речи — вновь будто звучат у нее в ушах. Вошла горничная, помогла ей одеться, и девушка спустилась к завтраку.

— Ах, ты уже проснулась? — Прасковья Антоновна сидела за столом и пила свой кофе.

— Да, тетушка. — Саша села за стол и взяла предложенную теткой чашку с кофе.

— Матушка твоя еще почивать изволит. С непривычки, должно… Вы, поди, в деревне-то у себя с курами спать ложились? Да и то сказать, что вечером в деревне делать…

— Да, мы рано обычно почивать отправлялись. А матушка — та раньше всех.

— А вы с сестрою?

— Мы с Ксенией обычно засиживаемся дольше всех, — ответила Александра.

Некоторое время они молча пили кофе, но это одиночество долго не продлилось. Дверь распахнулась и в комнату величаво прошествовала Анна. За нею следом вошла и Ксения — бледная и сонная. Обе девушки сели за стол.

— А где маменька? — спросила Ксения, ни к кому персонально не обращаясь.

— Их высокородие еще почивают, — отвечая слуга, вошедший вслед за девушками.

— А-а, — протянула Ксения.

— Что визитные карточки? Кто-нибудь приезжал? — спросила Анна.

— Да, душа моя, — отвечала ей Прасковья Антоновна. — Полагаю, там не только для тебя, но и для Александры и Ксении карточки оставлены. Был и князь Владимир.

Анна покраснела и занялась разливанием кофе по чашкам: кузине и себе.

— Что же он еще сказал? — несколько погодя произнесла она.

— Ровным счетом ничего особенного. Оставил карточку и уехал. Сказал, впрочем, что будет нынче в Летнем саду, — ответила ее маменька.

— Кто еще был? — продолжала дочь.

— Барон Пален, Багряницкий, потом еще, как бишь его… Все время забываю… Федор Алексеевич! И Настасья Прокофьевна была также. Просила непременно заехать на чай этими днями…

— А кто такой Багряницкий? — спросила Ксения.

— Дворянин, но не очень богатого, хотя и старинного рода. Служит. А также пишет стихи, даже ими зарабатывает.

— Поэт? — спросила Саша.

— О да. И недурной, — ответила Прасковья Антоновна. — Денег, правда, это много не приносит, однако многие им восхищаются, — прибавила она.

— Тщеславен… — презрительно бросила Анна. — Пусть принесут визитные карточки! — велела она тут же, слегка кивнув головой слуге.

Он тут же отправился выполнять ее приказание.

— Кстати, нам непременно надо быть с визитом у графини Мятлевой. Ее сиятельство, полагаю, завтра принимает.

— Мария Николаевна была вчера необычайно к нам любезна, — процедила Анна. — Пригласила кузин…

— Да, это так, — согласилась ее матушка. Поэтому нам завтра надо быть у нее. Готовьтесь с утра. И еще несколько визитов сделаем.

Тут внесли поднос с визитными карточками и поднесли его Анне. Та начала их перебирать:

— Интересно…

— Что, душа моя? — Прасковья Антоновна улыбнулась дочери.

— Князь оставил карточки для всех. Как это мило… — ответила Анна.

— Он воспитанный человек и ни в коем случае не пренебрег бы этикетом, — ответила ей мать.

— Полагаете, что это из вежливости? — спросила Анна.

— Несомненно, из вежливости.

— Неужели Владимир Алексеевич оставил для нас карточки? — Ксения была изумлена. — Послушай, Саша, я никак не ожидала. Дай мне его визитную карточку, Анна, — обратилась она к сестре.

— Возьми. Тут, кстати, еще для тебя есть.

Ксения оживилась, всю сонливость ее как рукой сняло:

— Скажите пожалуйста! Никак не ожидала, что… Такой успех, и в первый же день… — бормотала она, разглядывая квадратики картона с тиснением и позолотой. — И даже князь… Сашенька, а тебе не интересно?

Саша только улыбнулась и отрицательно покачала головой.

— Вы, должно быть, сестрица, презираете все это? И считаете светские обычаи глупыми и скучными? — спросила Анна, повернувшись к кузине. — Хотите прослыть странной?

— Нет, что вы… — смутилась Саша. — Вовсе нет! Но просто я не понимаю… Меня это вовсе не так радует, как Ксению… Может, я еще слишком мало живу в столице, чтобы понять все тонкости этикета…

— Да, верно, вы не понимаете, — сухо отрезала Анна и вернулась к своему кофе.

— Ну-ну, не ссорьтесь, — примирительно сказала Прасковья Антоновна. — Сашенька, возможно, этого не понимает… Зато Ксения у нас большая ценительница светских знаков внимания. Я так даже думаю, что она начнет собирать свою коллекцию, и довольно скоро ее наполнит!

— Ах, я буду так счастлива, если к этим визитным карточкам прибавятся новые в самом скором времени.

Прасковья Антоновна рассмеялась.

— Однако что же это ваша маменька не спускается? Пойду к ней, разбужу ее. Негоже так долго спать, даже и после бала…

Сонцова легко поднялась и вышла из комнаты, сопровождаемая низким поклоном слуг.

Чуть позже на прогулку собрались только Александра и Ксения. Анна ехать отказалась. Она закрылась у себя в комнате и заявила, что у нее болит голова.

— Это она просто злится, — сказала Лиза Ксении.

Они втроем сидели в чайной комнате и ожидали Прасковью Антоновну.

— На что же она злится?

— Из-за визитных карточек. Она никак не ожидала, что князь уделит всем равное внимание. Вам, как и ей, — ответила Лиза.

— Вот еще! Злится… — пробормотала Ксения.

— С вами поедет матушка, — сказала Лиза. — И Лукерья Антоновна.

— Как хорошо! — обрадовалась Ксения. — Тетушка уж верно расскажет что-нибудь интересное. А кузина Анна дулась бы всю дорогу и все бы только портила…

— Перестань, Ксения! — одернула ее Саша. — Что ты такая злая?

— Я просто не понимаю, отчего мы в такой немилости у сестрицы Анны? Ежели б она приехала к нам гостить, разве б мы так себя повели?..

— Тихо, тихо! — одернула сестру Саша.

В комнату вплыла Прасковья Антоновна. Следом за ней вошла и ее сестра.

— Ну, племянницы, готовы ли вы? — спросила Сонцова.

— Да, тетушка! — бодро ответила Ксения и резво вскочила. — И просто в нетерпении! Куда мы поедем?

— В Летний сад. — И все четверо вышли из комнаты.

Саша, обернувшись, помахала Лизе рукой. Та скорчила печальную гримасу: ей предстояли занятия с гувернанткой вместо прогулки с кузинами. Последними фразами, донесшимися до Лизы, были:

— Быть может, там сегодня гуляет сам император, — это говорила Прасковья Антоновна.

— Император?.. Вот так запросто? — изумилась Ксения. — Но разве…

Разговор продолжился уже в пути, и Лиза не услышала его окончания.


По Летнему саду гуляли дамы и кавалеры, девицы с почтенными матронами, с собачками и зонтиками в руках. Некоторые раскланивались друг с другом. Кланялись по-разному: были и глубокие, и подобострастные поклоны, и легкие кивки головы свысока, и поклоны почтительные, с нежною улыбкою, и еле заметные переглядывания. Словом, все многообразие человеческих отношений в сей Пальмире проходило перед сестрами.

Тут же чинно гуляли дети в картузах и шляпках с няньками, были и коляски, и собачки разных пород — на руках у горничных и на поводках, и все остальное, чем так славна столица.

Пряча свою провинциальность, Ксении стоило немалых трудов сдерживать себя, чтобы не оглядываться по сторонам и делать вид, будто все это ей знакомо. Рот ее сам невольно приоткрывался в изумлении. Саша также с любопытством смотрела по сторонам, но вовсе этого не скрывала, и расспрашивала тетушку.

— А вот и его светлость! — громко сказала тетушка.

Князь Ельской почтительно поклонился Сонцовой и ее спутницам, сделал несколько вопросов об их здоровье, а потом предложил обе руки сестрам.

Ксения с радостью приняла общество Владимира Алексеевича и тут же принялась его расспрашивать о столице, о вчерашнем бале. Они оживленно обменивались впечатлениями. Саша молча шла рядом, держа князя под руку и слушала болтовню сестры.

Прасковья Антоновна под руку с Лукерьей Антоновной шли несколько впереди. Она все продолжала раскланиваться со знакомыми. Тут же их общество пополнилось еще одним молодым человеком. Молодой поэт Багряницкий подошел к Прасковье Антоновне, поздоровался и его представили девицам, после чего попросил разрешения сопровождать их.

Молодой и симпатичный человек пользуется преимущественным правом на особое внимание со стороны слабого пола. Ксения, взглянув на нового знакомого, не могла разобраться, кто же из двух молодых людей ей нравится больше. И в конце концов пришла к заключению, что военная форма выигрывает более перед штатским платьем. Девушка сделала свой выбор в пользу князя. Хотя Дмитрий Иванович Багряницкий еще не вполне утратил свои позиции в ее глазах.

Сам же Дмитрий Иванович предложил руку Саше, и вскоре они уже увлеченно беседовали о поэзии и, в частности, о литературе. Саша оживилась и, наверное, впервые после долгого молчания разговорилась. Ей приятно было встретить человека, который так же, как и она, был страстный охотник до чтения. Да еще и вкусы их, как оказалось, невероятно совпадали: Саша не очень любила Руссо, критикуя его за излишнюю нравоучительность, и отдавала предпочтение Карамзину и Дмитриеву, а Дмитрий Иванович в этом с ней соглашался. Вдобавок ко всему, в ответ, он упомянул Капниста и даже прочел:


«…Здесь Юлии любезной прах милый погребен,

Я лить над ним ток слезный навеки осужден…», — заставив девушку украдкой вздохнуть. Тут же его спросили: правда ли, что сам он поэт? «Да», — скромно отвечал молодой человек. На просьбу что-нибудь прочесть он некоторое время молчал, затем посмотрел на Сашу и сказал:

— Я никогда не читаю стихов престо так… Но сейчас мне вам отчего-то хочется прочесть…

Он замолчал и тут же тихо начал, наклоняясь к Александре Егоровне:

О, край постылый мой!

Куда влечет призванье?

Зачем открылся мне восторгов легкий пыл?

И для чего любви очарованье,

И хлад родительских могил?

И отчего судьбы велеречивой

Нам приговор с рожденья принесен?

И в мире, от страдания застылом,

Где нам искать спасенья в нем?

Князь украдкой поглядывал на спутников и поражался тому, как Саша чудным образом преобразилась и стала совсем не похожа на его вчерашнюю напарницу в танцах. Лицо ее оживилось каким-то внутренним светом, взгляд стал внимательным и серьезным.

Владимир признался себе, что Александра Егоровна нравится ему. И тут же почувствовал укол ревности оттого, что стихи Багряницкого вызывали на ее лице такое милое выражение и глаза ее были обращены только к нему и не видели больше никого вокруг.

Стихи восхитили Сашу. Сама она не умела рифмовать, хотя и страстно желала научиться писать стихи и измарала уже не один лист бумаги. Она по-настоящему любила поэзию. И уж поэтов, конечно, всех почитала гениями и Божьими избранниками. Ей казалось, что тот, кто умеет так ловко облекать свои слова в рифмы, не может быть простым смертным. Но тут их беседу прервали: надо было ехать домой. Багряницкий был приглашен бывать у них в доме запросто, после чего он откланялся. Князь также простился с довольно хмурым видом, хотя и получил приглашение от Прасковьи Антоновны к завтрашнему обеду.

— Как чудесно! Как хорошо! — твердила Ксения. — Никогда у меня не было такого счастливого дня…

Ее восхищало абсолютно все: и сад, и люди, и тетушка, и князь Владимир, и поэт, с которым она умудрилась так мило побеседовать. Прасковья Антоновна посмеивалась над племянницей, подозревая, что та не на шутку увлеклась князем. Однако Ксения вовсе не была им увлечена, просто ее легкий и открытый характер позволяли так думать. На самом деле ее не увлекало ничто и никто в отдельности, а только все вместе — все прелести жизни, которые давали ей ощущение радости и в столице, и в любом ином месте.

Саша же, напротив, была молчалива и погружена только в собственные мысли.

— Что, неужели тебе, Саша, не понравилась прогулка? — спросила ее мать.

— Понравилась, и даже очень, — ответила она.

— «Понравилась. И даже очень!» — передразнила ее сестра. — Нет, вы подумайте, какая похвала, — счастливо рассмеялась Ксения. — Отчего ты так безразлична ко всему, так холодна? Право, не пойму я тебя!

— Быть может, она влюблена? — посмеиваясь, спросила Прасковья Антоновна.

— В кого это? — удивилась Лукерья Антоновна.

— В поэта или в князя, — ответила им Ксения. — Больше не в кого.

— Что за вздор, — покраснела Саша.

— Вовсе и не вздор! А если вздор, так не красней так и не молчи!

— Ах вот ты как? — Сестры уже входили в дом, и Саша дала волю своим чувствам: — Вот, значит, как?

— Ай! — воскликнула Ксения и побежала со всех ног вверх по лестнице, удивляя всех своим нескромным поведением. — Держите ее, она…

Но слова потонули в анфиладе комнат большого дома. Саша бросилась бежать за сестрой, и вскоре, веселые и запыхавшиеся, они упали на кровать в комнате Ксении.

— Уф! Здорово! — засмеялась Ксения.

— Вот, все-то тебе здорово, — проворчала Саша.

— А тебе все плохо! — упрекнула ее Ксения.

— И вовсе не плохо! Только не стоит такое говорить при всех.

— Такое, это какое? — приподнялась Ксения и посмотрела на сестру.

— Будто я влюблена! Я вовсе не влюблена!

— Ой ли?

— Да! Не влюблена. И не собираюсь, — твердо ответила Саша.

— Да? То-то ты так внимательно слушала стишки, которые плел тебе этот Дмитрий Иванович. Он нашептывает и нашептывает, а ты слушаешь и слушаешь…

— В конце концов, это бестактно! — оборвала сестру Саша. — И невежливо посвящать кого бы то ни было в домыслы подобного рода.

— Ух ты… Хорошо ты это сказала… — Сделала большие глаза Ксения.

— Издеваешься? — грозно спросила ее сестра.

— Да ни в жисть! — подражая присказки Маврушки, бывшей их няньки все детство и чуть ли не по сию пору, ответила Ксения. — Хочешь, побожусь? — продолжала она юродствовать.

— Не божись — это грех большой, — строго ответила Саша.

— Ну перестань! Хорошо, только не обижайся. — Ксения обняла сестру. — Просто ты иногда такая высокопарная, такая холодная, просто страшно делается… И как тебя не подразнить?

— Ах ты, коварная, — рассмеялась Саша.

— Больше не сердишься?

— Не сержусь…

Сестры развеселились и еще долго потом делились своими впечатлениями. А когда Саша ушла к себе переодеваться, то поняла, что Дмитрий Иванович очень нравится ей и занимает все ее мысли. Это был первый молодой человек в ее жизни, да к тому же еще и поэт. Сколько приятных минут он подарил ей своим разговором о поэзии и чтением стихов! Она почти уже была влюблена…

Загрузка...