Девушки

О СЕРГЕЕ МАЛАШКИНЕ И ЕГО РОМАНЕ «ДЕВУШКИ»

Еще обманчиво, с набирающим силу весенним рокотом ворчит за горизонтом гром, но уже темна трава, листья деревьев и кустарников: очередное лето перевалило свой полдень. Мы идем с Сергеем Ивановичем Малашкиным молодым садом, над которым высится красная башня — причуда архитектора. В малиннике к вам беспомощно протягивает руки гипсовая женщина; головы и торсы растут на грядке с клубникой. В доме повсюду — холсты, краски, картоны с рисунками: две внучки Малашкина — художницы, одна — археолог. Молодые руки крепко держат кисть и резец, большое малашкинское гнездо.

А его орудие — слово…

Маленький и слегка взъерошенный, в толстовке, поверх которой надет меховой жилет, он похож на доброго деда-лесовика. Но когда из-под косматых бровей окатит тебя взглядом серых, больших и печальных глаз, то ощутишь в нем и понимание, и неизбывную доброту, и спокойную мудрость возраста, и кротость, долготерпение много пережившего и самородно одаренного русского человека.

— Творчество — сон… — мягко говорит он собеседнику. — Поменьше рационализма… Не бойтесь писать неправильно, гладко пишут все… И вообще — не бойтесь быть самим собой. Это главное всюду, а уж в литературе — особенно важно…

В маленьком кабинетике, куда надо карабкаться по узкой и крутой лесенке, стол, заваленный рукописями. Любимые книги: неизменный Пушкин, Достоевский, Брюсов и Марсель Пруст. Высокая стопка машинописных страниц — воспоминания.

Сергей Иванович Малашкин родился 16 июля 1888 года. «Родина моя, если можно так выразиться, — сообщал он о себе в автобиографической заметке, написанной в 1922 году, — деревня Хомяково, Ефремовского у‹езда›, Тульской губ‹ернии›. Родители мои бедные — полукрестьянского, полупролетарского полка. Вернее — батраки. На 12 году жизни я был вынужден пойти в работники к богатому крестьянину Филину, а затем, в 1905 году (в начале), в Москву»[1]. В его долгой жизни, в его удивительной судьбе, кажется, отобразился весь огромный путь, проделанный беднейшим российским крестьянством, от нищеты, бесправия, дикости пришедшим к знаниям и культуре.

Собственная биография писателя растворена в биографии народа, вместе с которым Малашкин участвовал в крупнейших, поворотных событиях века. Он помнит страшный голод 1892 года, охвативший пол-России, и Льва Толстого, приехавшего устраивать столовые для крестьян в Хомякове. Баррикадные бои пятого года на Садовой в Москве, в которых был ранен полицейским. Ссылку на Вологодчину. Народный университет Шанявского в Москве на Миусах, где учился вместе с Есениным. Окопы германской и кровопролитное наступление «по ту сторону Двинска», петербургский госпиталь, зарево Октября.

Профессиональный революционер, большевик, Малашкин заведовал губтопом в Нижнем Новгороде, арестовывал французского дипломата Нуланса, организовывавшего контрреволюционные выступления на Волге, работал ответственным инструктором ЦК партии. Встречался с Лениным. Сборник малашкинских стихов «Мускулы» с авторской дарственной надписью хранится в кремлевском кабинете вождя. Эта книжка, появившаяся в 1918 году в Нижнем Новгороде, была первой значительной вехой долгого творческого пути. Валерий Брюсов писал о Малашкине: «Насколько оживляюще влияет на поэтов тема, настолько же иногда пробуждается их самобытность, как только они отходят от традиционных размеров, безнадежно увлекающих их на проторенные тропы. В этом отношении характерны опыты С. Малашкина («Мускулы», 1918), которому стихом Верхарна и Уитмена удалось резко выявить пролетарские настроения…»[2]

Сам Малашкин сказал о своем творчестве: «Писать стал стихи в 1915 году, а печататься в конце 1916 года в «Нижегородском листке»… Только с 1920 года начинаю работать исключительно в области искусства»[3]. Подобно другим советским художникам послереволюционной поры, Малашкин обогатил себя тем драгоценным опытом, какой только могла дать развороченная революцией действительность, прошел испытания мировой и гражданской войн и не раз смотрел смерти прямо в глаза. Именно в 20-е годы появляется ряд произведений Малашкина, обративших на себя внимание читателей и критики. Правда, то были не стихи, а повести и рассказы: «Больной человек», «Луна с правой стороны, или Необыкновенная любовь», «Записки Анания Жмуркина», «Сочинение Евлампия Завалишина о народном комиссаре и нашем времени», «Хроника одной жизни», сборник рассказов «Горячее дыхание».

Сейчас, когда отшумели диспуты в комсомольских ячейках и пожелтели газетные листы, где печатались критические, часто несправедливо разносные статьи и рецензии, можно уже спокойно подойти к оценке малашкинских произведений о «больных людях» — комиссаре Завулонове («Больной человек») или комсомолке Тане Аристарховой («Луна с правой стороны»). Спору нет, написаны эти повести неровно, прозу теснит публицистика, однако нерв эпохи, ее важные «болевые точки» в них, безусловно, затронуты. Что касается Завулонова, то тип этот в литературе 20-х годов представлен достаточно широко. Новая экономическая политика, провозглашенная Лениным на X съезде партии, положила конец эпохе военного коммунизма. Нэп был ударом по абстрактной революционности и отразился в литературе длинным списком вчерашних бойцов, выбитых из колеи сложностями мирной жизни («Гадюка» и «Голубые города» А. Толстого, «Вор» Л. Леонова, «Ватага» В. Шишкова и др.). В их ряду оказался и малашкинский Завулонов, который считает, что прошлое возвращается назад, что оживление частного капитала фатально ведет к гибели революции; в помрачении сознания он кончает с собой.

В противовес «больным людям» Малашкин создает в 20-е и начале 30-х годов ряд положительных образов, подлинных героев своего времени. Это стойкая и отважная комсомолка Зося Зяблина («Хроника одной жизни»), организовавшая в родном селе колхоз и погибшая от рук кулаков; это юный Ваня Горелов («Два бронепоезда»), у которого умирает от голода мать и который ценой собственной жизни уничтожает белогвардейский бронепоезд; это застрельщики нового, социалистического труда и быта советской деревни Харин и Брехт из книги «Поход колонн» (1931), выдержавшей пять изданий. Конечно, сегодня кое-что может показаться в этих произведениях излишне декларативным и прямолинейным, но они выражали активную связь литературы с жизнью, включались в практическое решение задач, вставших перед городом и деревней, и передавали неповторимый пафос эпохи.

Подобно тому как рабочий класс ставил перед собой грандиозные планы преобразования страны, пролетарские писатели мечтали о масштабных завоеваниях в сфере нового искусства. Попытку создать крупное эпическое полотно, сочетающее историческую масштабность повествования с глубинным психологизмом, Малашкин предпринял в первой книге задуманного многотомного романа «Две войны и два мира» (1928). Однако, описав январские события 1905 года, гапоновщину, жизнь различных слоев общества — рабочих, офицерства, чиновничества, Малашкин не удержался от схематизма в характеристиках героев. Куда удачнее оказались «Записки Анания Жмуркина» (1928—1932), ярко воспроизводящие и провинциальную уездную жизнь России, и окопную правду первой мировой войны, и пестрый столичный мир накануне Октября. Но продолжить это повествование писателю удалось лишь через несколько долгих десятилетий.

Попав под огонь острой, часто несправедливой и разнузданной рапповской критики, Малашкин замолчал. Казалось, он так и останется в истории советской литературы автором нескольких раскритикованных повестей 20-х годов. Шли годы, писателю, не выступавшему в печати три с лишним десятилетия, было уже далеко за шестьдесят. Но он упорно и увлеченно работал, создавал все новые произведения, шел от замысла к замыслу. И вот, начиная с 1956 года мы стали свидетелями возвращения в литературу Малашкина-прозаика, Малашкина-художника. Одна за другой появляются книги, отмеченные широтой тематики и удивительным разнообразием жизненного материала. Тут и художественная хроника Октябрьской революции — роман «Петроград» (1968), и глубокое, жизненно достоверное изображение революционных событий в провинции, гражданская война в глубинах России — «Город на холмах» (1973), и Великая Отечественная война, эпизоды битвы на подступах к столице — повесть «Страда на полях Московии» (1972), и послевоенная деревня — роман «Крылом по земле» (1963).

Первой ласточкой этого творческого возрождения и одновременно значительнейшим произведением Малашкина последних лет явился роман «Девушки» (1956), написанный в годы Великой Отечественной войны, на основе личных впечатлений автора. Надо сказать, что о девушке, женщине, любимой, матери художник пишет с особенным, чистым и трепетным чувством.

Трудовому подвигу девушек и женщин, работающих на торфяных полях Шатуры в пору Великой Отечественной войны, посвящен роман «Девушки» — дань великого уважения тем, кто крепил победу в тылу. Это о них писал Ярослав Смеляков:

Обаяние чистоты и добра излучают девушки-торфяницы Малашкина — Оля Тарутина, Даша Кузнецова, Соня Авдошина, Юля Гольцева и многие другие, добровольно пришедшие на трудную работу. Выпускницы школы, Оля и Даша мечтают об институтах; они сочетают в себе девичий романтизм с помыслами простыми и реальными. Сама не замечая нравственного максимализма своей программы, Даша простодушно говорит: «…я слишком обычна… Одно у меня желание — работать, помогать Красной Армии, потом, как победим, выйти замуж, любить, быть любимой, нарожать детей… быть честной в труде, а в жизни счастливой».

Все их стремления подчинены одной, государственной задаче, которая ясна каждой из торфяниц и которую четко определяет на страницах романа представитель МК Шмелев: «Оккупанты сильно разрушили Донбасс. Шахты оказались затопленными. Электростанции, питающие энергией московскую промышленность, еще долго не смогут получать донецкий уголь в достаточном количестве. А гитлеровскую Германию нам надо добить. Торф необходим для окончательной победы над фашистами».

«Милые красавицы России» — Тарутина, Кузнецова, заслуженная ударница Ганьшина — становятся инициаторами в перевыполнении бригадами плана, работают так самоотверженно, что, как признается Даша, «ребро за ребро заходит». И во главе движения оказывается Оля Тарутина — «самая умная, самая красивая девушка на болоте», по словам бригадира разливальщиц Свиридова.

Она со своими помощницами добивается выполнения плана на пятьсот процентов.

Малашкин не страшится сдвигать в резком контрасте свет и тени. Вблизи этих прямодушных комсомолок, ударниц, беззаветных тружениц еще отвратительнее выглядят герои отрицательные, равнодушные к общему делу: зазнавшийся бюрократ с тупым взглядом — заместитель управляющего торфяным трестом Ротмистров, стяжатели и воры — заведующий столовой Аркашкин и его помощница Маркизетова, наконец начальник торфяного поля Петр Глебович Волдырин. Этот последний характер выписан с особой красочностью, едкой насмешкой, меткостью подробностей. Чревоугодник, охочий до женских прелестей, взяточник и пьяница, он проходит по роману как живое свидетельство живучести пережитков прошлого, ибо являет собой как бы один сплошной пережиток.

Борьба за торф, таким образом, оказывается одновременно и борьбой за нового человека, против отживающего и косного в его психологии. И эту борьбу возглавляют такие истинные вожаки коллектива, как представитель МК Шмелев и парторг участка Емельян Матвеевич Долгунов. Малашкин задерживает наше внимание на стиле его работы, медленно разворачивает — эпизод за эпизодом — день парторга, показывает его встречи с людьми, беседы с девушками-торфяницами. Но главной, решающей силой все-таки остается сам многотысячный коллектив девушек, который и выступает как истинный герой малашкинского романа. Не потому ли наиболее удачными, запоминающимися в произведении оказываются массовые сцены, например, эпизод, когда торфяницы узнают о том, что советские войска после тяжелых боев пересекли Государственную границу СССР и вошли в Восточную Пруссию. Дружный трудовой подъем сменяется празднеством в честь родной армии — в честь отцов, братьев и женихов, побеждающих врага. Коллективный характер советской девушки-труженицы раскрывается и в острых, «боевитых» собраниях, когда на суд торфяниц выносятся самые наболевшие вопросы.

Одна из работниц, Наталья Сидорова, резко и прямо «выкладывает» перед Долгуновым, перед всем коллективом все, что мешает успешной работе: «Безобразие, Емельян Матвеевич, у нас на участке. Чем кормят наши столовщики? Гляньте на них, какие они гладкие. Если на их щечки глянуть, то они, как сковородка, зашипят. А мы? Работа у нас тяжелая, сырая. Вот бы послать столовщиков на торф, так они бы узнали, как надо торфяниц кормить… А инструмент-то какой у нас?.. Срамота! Тупой, изработанный. Неужели за зиму-то не могли его исправить? Проспал Волдырин, видно, зиму-то. По-рабочему скажу: позор один!..»

Ольга Тарутина, которая внимательно слушает выступающих на этом собрании, радуется их требовательности, сознательности, ответственности. «Сколько нас? — думала она. — Откуда только ни приехали на этот фронт труда! Все мы делаем одно трудное, общее дело».

Роман Малашкина психологичен. Он насыщен драматическими ситуациями, неожиданными поворотами, сложными коллизиями. Даша Кузнецова приводит к себе в дом мальчика-сиротку, отец которого отправляется на фронт; несмотря на все пересуды и слухи, клевету злобной бабки Ульяны, она идет по жизни с высоко поднятой головой. Оля Тарутина долгое время считает погибшим своего брата Григория, не знает, что́ с ее отцом; встретив любимого человека — лейтенанта Бориса Павлова, гордая девушка долго мучает себя и его, не решаясь открыться и ответить на его чувство. Но особенно драматичной оказывается судьба юной Сони Авдошиной.

Чистая и неопытная девушка, почти девочка, она едва не становится добычей похотливого Волдырина. На фронте гибнет ее отец, умирает в деревне мать. Сама она влюбляется в соблазнившего ее техника Аржанова. И только пройдя цепь жесточайших испытаний, убедившись, что Аржанов не только глубоко безнравственный человек, но еще и враг, устраивающий диверсии на торфе, Соня находит мужество выстоять, выжить и вернуться в коллектив. Мы встретим Авдошину затем в романе «Крылом по земле», когда, закаленная душой, она становится председателем колхоза села Ивановского в самый трудный для деревни послевоенный период.

«Такими людьми, как эти девушки, сильна Советская держава», — размышляет Оля Тарутина в одном из эпизодов романа. В романе «Девушки» Сергей Иванович Малашкин, старейший советский писатель, остается одним из ярких летописцев нашей удивительной, полной драматических противоречий и огромного, светоносного смысла социалистической эпохи.

…Мы идем с ним молодым садом, ощущая дрожание густого воздуха, душную паркость подмосковного летнего дня. И вот уже вместе с накатывающимся громовым гулом и острым запахом озона от станции Новый Иерусалим, от разрушенного фашистами старого монастыря густо и щедро, темными волнами наступает дождевой фронт. Щедрый, как творчество, теплый и радостный, словно сама жизнь, июльский дождь обрушивается на нас. И, не защищаясь, Малашкин улыбается дождю, выглянувшему солнцу…

Олег Михайлов