Часть вторая ПРОДАВЦЫ КАМНЕЙ

Глава 6 ЧУЖОЕ НЕБО

— Кто ты?! — спросил Кирилл. — Кто ты?

Он развернул свое кресло так, чтобы можно было смотреть в упор на того, кто сидел в другом кресле — перед капитанским пультом. На того, кто называл себя Джорджем Листером. Или на то, что так себя называло. Потому что — теперь Кирилл был в этом уверен — в капитанском кресле напротив него сидел не человек. Нечто, умеющее прикинуться человеком, разговаривать, как человек, пить водку и даже мастерски управлять космическим кораблем в условиях атмосферного полета, но неуничтожимое пулей.

Что до мастерства пилотажа, то оно впечатляло: перед глазами Кирилла все еще стремительно пролетали кадры того сумасшедшего кино, которое ему пришлось смотреть, болтаясь в ремнях противоперегрузочного кресла. Теперь он крепко пожалел о том, что рубка «Ганимеда» была оборудована широкоформатным голографическим монитором внешнего обзора — слишком жутким было это стремительное пике из черной бездны Космоса, сквозь струящееся по обшивке пламя, сквозь молнии электрических разрядов, ползущие по корпусу, — вниз, вниз, вниз — на острые зубья лабиринта горных хребтов, вырастающих, тянущихся навстречу стальной скорлупке космоклипера.

А потом — переход в горизонтальный бреющий полет над этими зубьями, между ними, вдоль прихотливых извивов бездонных ущелий... Переход настолько крутой, что в глазах потемнело и напрочь исчезло ощущение хода времени. Поэтому Кирилл и не мог сообразить, сколько времени продолжался этот безумный — на сверхзвуке — аттракцион. Следом за молнией проносившимся меж каменных стен «Ганимедом» лавины рушились со склонов, гром гулял по урочищам и глухим распадкам, тонул в провалах пропастей, отдавался от уходящих в поднебесье стен каменных коридоров... Пройти такой маршрут было бы нелегко и маневренному геликоптеру, а уж как это удалось лишь относительно приспособленному к полетам в атмосфере клиперу срочной доставки — Кирилл решительно не мог понять.

Да и некогда было понимать: совершенно неожиданно его бросило вперед — на пульт. Какое-то — невероятно долгое — мгновение ему казалось, что вот-вот он всей своей ставшей вдруг невероятно тяжелой тушей порвет ремни и грянется в колодец, которым стало окно голографического экрана. Потом был удар. И гулкий гром — словно он находился в пустой цистерне, в которую на полном ходу врезался локомотив. Дикий скрежет разорвал уши, затем сменился скачущим, неровным грохотом. Корабль волокло по негостеприимной тверди Инферны. Еще пару раз Кирилла мотнуло из стороны в сторону, и наступила ТИШИНА.

И в этой тишине, все еще распятый в штурманском кресле, он пялился на кэпа Листера, точно так же распятого напротив, спрашивал его «кто ты?» и не слышал собственного голоса...

А вот голос капитана он слышал хорошо и отчетливо. Кэп говорил горько и отрешенно. Теперь, когда у Кирилла была возможность внимательно разглядеть его, кэп уже вовсе не напоминал ему выходца с того света. Это был все тот же сухощавый и подтянутый, полный внутренней энергии Джордж Листер, с которым Кирилл свел знакомство на поребрике тротуара в двухстах метрах от посольства Инферны. И не было никакой страшной, запекшейся дыры в его виске — только странный, непривычно правильный шрам — словно от какой-то хирургической операции.

«Регенерация, — сказал себе Кирилл. — Кэп отрастил себе новые мозги взамен вышибленных, как ящерка — хвост... Только ни у одной твари во Вселенной мозги не регенерируются... И то, что в мозгах...»

Но и мозг Джорджа Листера, и его содержимое, видно, вполне благополучно восстановились после прохождения через его череп пули парабеллума основательного калибра. По крайней мере — до такой степени, которая позволяла мастерски править «Ганимедом» и вполне членораздельно ответить на вопрос Кирилла.

— Кто я? — кэп то ли поморщился, то ли улыбнулся. — Я сам хотел бы знать ответ на этот вопрос... Мы об этом поговорим чуть позже, Кирилл... А сейчас надо замаскировать корабль и уходить. Уходить очень быстро.

Кэп отстегнул ремни и легко, как ни в чем не бывало поднялся с кресла.

— Забери из грузового отсека пару рюкзаков — там, у самого входа, и выкинь их наружу — через аварийный люк. Возьми в ремонтном блоке резак — плазменный резак — и помоги мне выпустить из кают всех, кто есть на корабле. Действуй быстрее. Так быстро, как только возможно!

Кирилл брякнул замками ремней, вскочил с кресла и, едва не навернулся о стальную окантовку пульта управления: пол рубки был наклонен градусов под пятнадцать. Ругаясь на чем свет стоит, он достиг главного люка рубки и ошалело нырнул в залитый больным светом аварийных ламп переходный туннель. Ему показалось, что он вырвался из затхлой могилы, куда его закопали по ошибке на пару с очень энергичным и немногословным — но, однако, вполне настоящим — мертвецом.

«Регенерировался!.. — еще раз сказал он себе. — И мозги и черепушка у него починились сами собой! А пуля — самоудалилась!! А крыша у меня по таким делам напрочь съехала — только и всего!!!»

Аварийная посадка не прошла для «Ганимеда» даром — почти все двери между отсеками перекосило, и сервомоторы, натужно гудя и щелкая, открывали их от силы на четверть. Моля, чтобы дурной автомат не перерубил его пополам, не вовремя возвратив щит двери в исходное положение, Кирилл разыскал и рюкзаки, и плазменный резак. Справился он и с аварийными люками — вышвырнул на открывшийся его взору каменистый склон, круто уходящий куда-то вниз, оба заплечных мешка. После чего снова, извиваясь червяком, пролез в переходной туннель, а оттуда — в пассажирский блок, где уже колдовал с замками пассажирских каюток экс-покойный капитан Джордж Листер.

В первом же взломанном ими боксе обнаружился литератор Смольский — ошалелый, со стесанной о стальную переборку скулой, но вполне живой и полный сил. Два других бокса были пусты. В четвертом — бледный как смерть, вцепившийся в рукояти противоперегрузочного ложа, обливался холодным потом двойной агент и протеже изменчивого бога удачи Микис Палладини, он же — Алоиз Бибер, предприниматель. И нигде не было ни федерального следователя пятой категории Кая Санди, ни следов его пребывания. Приходилось принимать это как факт.

Ни Бобер, ни Смольский и не подумали орать дурными голосами и прятаться под койки при виде живого и здорового кэпа Листера. Смольский никогда в жизни кэпа не видел, а потому просто не понимал, кто находится перед ним. Микис капитана знал хорошо и видел несчетное число раз — только вот без дыры в башке, и теперь, видимо, воспринял его воскресение из мертвых как какую-то досадную накладку, результат глупейшей путаницы — не более. Он и вопроса-то по этому поводу не счел нужным задавать, ограничившись только весьма эмоциональной констатацией факта: «Так вы живы, капитан! Я даже не могу выразить, как приятно вы мне сделали, что остались живым, вместо того чтобы умереть в этом дурацком Космосе!» — после чего безропотно и торопливо последовал за своими освободителями.

— Так вы, что ли, и будете капитан этой посудины? — недоуменно окликнул Листера запыхавшийся Смольский. — Зачем же тогда этот ветеринар-полицейский нам наврал, что вы убиты? Вы уже вызвали спасателей?

Кэп в это время уверенно карабкался по скобам осевого туннеля вниз — к аварийному люку. Вскинув лицо к свесившемуся в просвет туннеля литератору, он каркнул:

— Поберегите ваши вопросы на потом, господин как вас там! Я же не спрашиваю, откуда вы взялись на борту, хотя мне и очень хочется это знать! Нам надо как можно скорее уносить ноги подальше от корабля. Эй! — он окликнул Кирилла и Микиса, сгрудившихся за спиной неуклюже втискивающегося в туннель Смольского. — Возьмите из медблока походные аптечки! И одеяла! И комплекты с подогревом! И аккумуляторы, не забудьте про аккумуляторы! И еще — любые теплые вещи! Раскурочьте аварийные комплекты и забирайте консервы — столько, сколько сможете унести! И — все, что стреляет! Нам придется идти по плато. И потом — через перевалы... И быстрее! Ради бога — быстрее!

Они сбросили на склон, простиравшийся за люком, еще пару наспех упакованных тюков и спрыгнули на шершавую поверхность скалы сами. Странное это было чувство — оказаться под чужими небесами. Вот так — сразу, безо всякого предупреждения. Может быть, дело было и не в них — небесах этих, а в самом воздухе этого мира, в котором четверо беглецов с Фронды были непрошеными гостями. И кислорода в этом чужом воздухе было процентов на пять больше, и насыщен он был непривычными запахами и ароматами — чужого камня, остывающего после дневной жары, чужих деревьев и кустарников, покрывающих далекие склоны, чужого мха и чужих ручьев. Какие-то глубинные, миллионнолетней древности контуры замыкались и приходили в действие в сознании людей, вдохнувших эти запахи и ароматы, и приводили в действие врожденные, но давно позабытые чувства и алгоритмы поведения...

Впрочем, долго заниматься анализом своих чувств им не пришлось.

— Отбегайте! Отбегайте подальше — туда, метров на двести! — продолжал командовать капитан.

Все трое уцелевших пассажиров «Ганимеда» не понимали в происходящем ровным счетом ничего. Но беспрекословно подчинялись командам капитана, который явно что-то в нем — этом происходящем — понимал. Уподобившись муравьям, спасающим драгоценное барахлишко разоренного муравейника, они потащили неподъемные тюки и рюкзаки в указанную кэпом сторону — вдоль по склону. Влево и вверх.

Сам капитан не слишком спешил отбежать от корабля. Он подхватил с грунта свой багаж — четыре защитного цвета цилиндра, каждый с полметра длиной. Они были довольно тяжелы. Вторую часть багажа — плотно набитый рюкзак — он пристроил за спиной и только тогда тронулся вслед за остальными беглецами. На полпути он бросил наземь цилиндры и уже гораздо более легким шагом приблизился к стоявшим между огромными — в три человеческих роста — скальными обломками спутникам.

«А шрам-то у кэпа сходит на глазах, — успел с удивлением заметить Кирилл. — Уже почти и нет его...»

Здесь, в этом мире, царил поздний вечер. Здешнее солнышко уже закатилось за горизонт, но вершины далеких хребтов все еще сияли холодным пламенем вечных снегов. Тишина царила в хрустальном, уже ночном воздухе высокогорного плато, раскинувшегося в паре сотен метров внизу — там, где кончался склон. В этой тишине способность рассуждать начала понемногу возвращаться к пассажирам «Ганимеда». Первым заговорил — точнее, затараторил — владелец безумно сейчас от него далекого бюро по операциям с недвижимостью «Риалти». И сразу же обнаружил всю меру своей неосведомленности о сложившейся ситуации.

— Где это мы?! — ошалело вертел головой Микис. — Это что — была натуральная вынужденная посадка? Это куда мы опустились? Вы из меня чуть было не сделали самую настоящую котлету! Ведь это вы делали посадку, господин Листер?

— Мы — на Инферне, господин Бибер! — информировал его Листер. — В районе системы хребтов Ларданар. По крайней мере, так это звучит в официальной транслитерации — Ларданар. Это очень пустынный и ненаселенный район. На Инферне не всюду города и сады. Большая часть планеты необитаема. И чтобы выбраться отсюда к людям — не к ранарари, а именно к людям, — нам придется пересечь все плато Аш-Ларданар! К тем людям, которые не прикончат нас и не потащат нас в каталажку, а... найдут с нами общий язык. Скажем так — найдут общий язык...

— Послушайте, капитан, — прервал его окончательно пришедший в себя Смольский. — Что вообще произошло? Где федеральный следователь? Сами вы — кто такой? Где эти... спасатели? Где их корабль? Зачем... Почему мы совершили эту идиотскую вынужденную посадку? И с какими такими особенными людьми вы хотите связаться? Вы включили вызов Службы спасения?

— Никакого сигнала никто не включал, — хладнокровно уведомил его Листер. — Мало того, сейчас я замаскирую корабль, и мы уйдем от него. Уйдем, путая следы... И будем молиться Богу, чтобы никакие спасатели, никто вообще ничего не нашел. Ни нас, ни корабль.

— Так какого же черта? — всплеснул руками создатель «Хромого». — Немедленно врубите SOS и радиомаяк наведения. Через несколько часов спасатели будут здесь! Мне нечего скрывать от них! Я чист перед законом! Если у вас есть причины скрываться от здешних властей, то можете уходить в горы, на плато или куда там еще... Скатертью дорога. А нам-то всем зачем скитаться по проклятым горам?

— Да вы просто наивный младенец, господин... как вас там! — резко оборвал его капитан. — Своей чистотой перед законом вы можете подавиться! Если до вас не дошло, что Служба спасения здесь работает на наркомафию, то — примите мои соболезнования! Хотите, чтобы я вышел в эфир? Да ради бога! Но через пару часов здесь будут не спасатели, а штурмовые вертолеты. И первое, что они сделают, это с воздуха расстреляют нас с вами. А затем — заберут «груз» и убудут восвояси.

«А ведь кэп был мертв... — подумал Кирилл. — Кэп был мертв, когда эти парни из Службы показали нам свои зубки... А впрочем... Тот тип из экипажа еще до того, как кэп поймал свою пулю, успел сболтнуть, что курьеры от местной мафии сами найдут нас... Да, впрочем, что я чушь порю! Кэп просто-напросто уже побывал здесь — в системе Инферны. И не раз, должно быть. И знает все наперед. Как он провел корабль по ущельям! И место посадки подобрал! Да был, был он здесь! Только и всего».

— Запомните, — кэп повернулся теперь к Палладини. — Я не собираюсь подставлять вас и себя самого под пули здешней мафии. Поэтому вам меня придется слушаться как родных папу и маму вместе взятых. Ровно до тех пор, пока мы с вами отсюда — из этих благословенных мест — не выберемся и пока я вас не сдам с рук на руки надежным людям из Диаспоры! А сейчас отойдите вон за те камни и ждите, пока мы с Кириллом замаскируем корабль.

Он кивнул Кириллу:

— Пошли!

Кириллу было довольно интересно посмотреть, как кэпу удастся замаскировать «Ганимед» — кроху, конечно, в сравнении с галактическим лайнером, но как-никак по простым человеческим меркам достаточно громоздкое сооружение сорока метров в поперечнике. Правда, без малого на треть корабль зарылся в щебенку, образующую крутую осыпь у подножия нависшей над ним каменной стены, но какой камуфляж мог бы скрыть оставшиеся две трети, придумать было трудно. Впрочем, Кирилл уже начал догадываться, каким он будет — этот камуфляж. И если его догадка была верна, то кэп прекрасно знал эту местность и выбрал ее далеко не случайно.

Он попал в точку: Листер остановился около тяжелых цилиндров, оставленных им в сотне метров от того места, где они только что стояли. Кирилл узнал их — одноразовые реактивные минометы РДГ-1100. Видно, у кэпа был на борту «Ганимеда» свой тайничок — и неслабый.

Кэп неторопливыми движениями привел минометы в боевую готовность. Кивнул Кириллу, чтобы он взял один. Он даже не стал спрашивать, умеет ли Кирилл обращаться с таким оружием. Да и смешно бы было спрашивать об этом ветерана Космодесанта.

Кэп подхватил другой миномет, врубил лазерный прицел и вскинул оружие на плечо. Кирилл повторил его движения. Прильнул к прицелу. Теперь фотопреобразователь позволял ему видеть точки, «написанные» ультрафиолетовыми лучами прицелов — своего и кэпа Листера.

— Смотри, — не отрываясь от окуляра, приказал капитан. — Сорок, пятьдесят метров вверх... Там — козырек. Скальный навес... Там... Мою метку видишь?

Злой огонек двинулся по неровной поверхности скалы. Заполз в тень под далеко вперед выдававшийся слоистый пласт камня. Остановился.

— Здесь! — определил капитан. — Я бью сюда. Ты — метров на пятнадцать левее. По счету «три». Раз...

«Козырек снесет без проблем, — прикинул Кирилл, аккуратно помещая слепящую точку в указанное место. — И вся эта чертовщина, что на нем держится, ухнет на корабль. Как бы и нас тут не похоронило к едрене фене...»

— Два...

Кирилл положил палец на спусковую скобу. Помолился богу солдат.

— Три!

Обезумевшее пламя залило мир, сделало его плоским и трепетным. И все исчезло, стало тьмой, в которой плавали отпечатавшиеся на сетчатке огненные призраки. Бахнуло по ушам. Дьявольский грохот каменной лавины словно утонул в заполнившей череп вате акустического шока.

Не дожидаясь команды, Кирилл круто повернулся и вслепую, спотыкаясь и матеря себя последними словами, кинулся прочь от содрогающегося под ударами камнепада огневого рубежа.

Сделал он это вовремя. Когда, обернувшись, он смог хоть что-то рассмотреть сквозь все еще не погасшие в глазах огненные узоры, то этим «что-то» были увесистые — с бочонок — каменья, лихо катящиеся и скачущие по тому месту, где только что стояли он и Листер.

«Совсем плохой я стал, — еще раз обругал себя Кирилл. — Даже глаза закрыть забыл... И кэп — тоже! Сука последняя — еще чуть, и в размазню нас всех уделало бы! Впрочем, ему что. Мертвым смерть нипочем...»

А кэп был рядом — вот он. Стряхивал пыль с ветровки и искоса поглядывал на Кирилла. За плечо у него был закинут так и не израсходованный, про запас, видно, взятый, миномет. А другой Кирилл сжимал в своей руке. Он даже не заметил, когда успел подхватить его, — такое было для него привычным. Рефлекс боя.

— Готово, — определил кэп.

Он ничуть не запыхался и был академически спокоен.

— Эти вещи, — он подкинул миномет на руке, — надо прикопать поблизости. В дороге будут мешать, но могут и пригодиться. Когда вернемся. Когда вернетесь, точнее.

Кирилл оценил взглядом проделанную работу. Как и не было здесь никакого «Ганимеда». Дикий камень громоздился на диком камне. В гениальности кэпу Листеру не откажешь.

— Кэп, — спросил он. — Так все-таки кто ты?

* * *

— Если вы находите ситуацию «щекотливой», то мы, — генерал постучал пальцем по своей груди, украшенной поверх мундира планками высших орденов Федерации и множеством регалий калибром поменьше, — мы считаем, что операция вами просто-напросто провалена!

Подполковник Дель Рей напряженно замер в кресле напротив массивного, мореного дуба стола, по ту сторону которого возвышался напоминающий разъяренного скорпиона генерал Ковальски. Гнев второго заместителя шефа контрразведки Федерации был вполне обоснован: потеря огромного количества «пепла» и, как минимум, двух участников операции «Тропа» и ни бита полезной информации взамен — это было гораздо хуже провала. Это было признанием несостоятельности всей разведсети «Фронда — Инферна», признанием прямой необходимости ее ликвидации или полной замены. И то обстоятельство, что тяжелый дубовый стол и сам генерал, вместе с его гневом, находились весьма далеко отсюда, мало утешало Гвидо. Голографический образ генерала и его кабинета был настолько выразителен, что подавлял в душе подполковника всякое желание хитрить и отпираться по мелочам.

«Боже мой, — подумал он. — И почему это так устроено все в душе, что ты, Гвидо, который не побоялся бы с голыми руками пойти на вооруженного психа, не можешь и слова вякнуть, когда этакий надутый индюк вычитывает тебе, словно мальчишке, свои нотации...»

Он осторожно провел языком по пересохшим губам:

— Я не стал бы судить так категорически, генерал. До того момента, пока мы точно не узнаем, что именно произошло с «Ганимедом» и следователем Санди, я бы предпочел воздержаться от поспешных м-м... выводов и действий.

Генерал болезненно — словно от зубной боли — поморщился и забарабанил пальцами по столу. Гвидо молча и виновато рассматривал этот генеральский стол. Два терминала украшали его: один, исполненный под слоновую кость, и второй — черный, как телефонный аппарат из кино про двадцатый век. Генерал закончил обдумывать его слова и поднял глаза на Дель Рея.

— И сколько же времени вы просите, подполковник, на то, чтобы, как вы говорите, «точно узнать» это? И чтобы узнать также, куда канул ваш резидент, с которым должен был работать Санди? Учтите, что речь идет о скандале поистине галактического масштаба!

— Я прошу сорок восемь часов, господин генерал, на то, чтобы получить убедительные данные по этим вопросам, — отчеканил Гвидо.

— Больше двадцати четырех часов я вам дать не могу, — отрезал генерал — И то — под мою личную ответственность.

Наступила пауза. Время текло между пальцами — безумно дорогое время по расценкам системы подпространственной связи.

— В таком случае... — Гвидо снова, уже не стесняясь собеседника, облизал пересохшие губы. — В таком случае я прошу у вас санкции на использование агентуры, не подключенной непосредственно к операции...

Лицо генерала окаменело.

— Итак, подполковник, вы расписываетесь в своей полной беспомощности... Заварили кашу в одиночку, а уж расхлебывать ее приглашаете гостей...

В боксе подпространственной связи снова повисла тишина. На Дель Рея она навалилась тяжелой тушей хищного, дьявольски уставшего зверя. Что до его собеседника, то он явно получал удовольствие от вида теряющегося в догадках о своей предстоящей судьбе подчиненного. Генерал даже позволил себе выйти из-за стола и пройтись туда-сюда вдоль задней стены своего кабинета, украшенной громадным гербом Федерации. Каменная мозаика. Ручная работа... Роскошь даже в масштабах Федерации.

— Ладно, — генерал остановился и решительно повернулся к Гвидо. — На эти двадцать четыре часа в ваше распоряжение поступает группа Рейнольдса. Шесть человек. Все они прошли натурализацию на Фронде, были, так сказать, вживлены там. Потом — прошли все необходимые тесты и получили работу на Инферне. Попав туда — «легли на дно». С самого начала возникли большие проблемы со связью с ними. Поэтому было принято решение о консервации этой группы. Теперь вы понимаете, какую услугу я вам оказываю?

— Я хорошо это понимаю, генерал, — все тем же чеканным голосом ответил Гвидо.

Услуга представлялась ему довольно подозрительной, похожей на попытку сбыть под шумок залежалый товарец, но дареному коню в зубы смотреть не принято... Подполковник изобразил на лице живейшую благодарность.

Там — в далекой Метрополии, в своем кабинете — заместитель шефа контрразведки, грузно ступая, подошел к своему столу и принялся цокать клавишами терминала. Черного терминала.

— Коды расконсервирования, явки и адреса... Словом, все необходимое пойдет к вам аттачем. Но все это — только на двадцать четыре часа.

Генерал сверился с часами.

— С этой полуночи до следующей. Надеюсь, вы не будете э-э... злоупотреблять оказанным вам доверием... У вас есть что еще сказать мне?

— Мне нечего больше сказать вам, генерал, — вежливо ответил Гвидо, подавив рванувшееся было на волю армейское: «Никак нет!»

— В таком случае сеанс закончен, — генерал снова потянулся к терминалу. — Желаю вам удачи, подполковник...

Пышные декорации начальственного кабинета истаяли ночным туманом, и Гвидо остался один на один с самим собой в залитом светом флюоресцентных ламп стальном стакане бокса подпространственной связи. Он неловко слез с креслица и подошел к небольшому пульту у стены. В его приемную щель была загодя вставлена мнемокарта — редко когда подпространственные переговоры обходились без передачи гигабайтных аттачей. Индикатор указывал, что аттач от генерала благополучно принят. Гвидо сунул карту во внутренний карман, отпер дверь бокса и, рассеянно кивнув паре техников, обслуживающих канал связи, торопливо направился к своему кабинету.

«Щедр господин первый заместитель! — ругался он про себя. — Прямо-таки — расточителен! Милостиво разрешил расконсервировать шестерку ни на что, видно, не пригодных агентов. Скорее всего, просто пронырливых субъектов, которые охотно пошли на вербовку, лишь бы им помогли с выездом — сначала на Фронду, потом — на Инферну. Ну да ладно! Придется — как говаривал один мой знакомый с Гринзеи — за неимением гербовой писать на обыкновенной... Тем более что все это удовольствие продлится всего двадцать четыре часа. А потом — как только часы начнут бить полночь, золотая карета станет обыкновенной тыквой, упряжные кони в яблоках — серыми мышами, красавец форейтор — длиннохвостой крысой. А сам он — подполковник Гвидо Дель Рей — подследственным номером... Номер-то найдется — был бы человечек подходящий... Таковой есть».

Гвидо со злобой выплюнул неведомо откуда взявшуюся в его зубах зубочистку. Привычка жевать эти стерильные, ароматизированные щепочки появилась у него после того, как он в очередной раз попытался бросить курить. Попытка, само собой, провалилась, но с этих пор сослуживцы оценивали степень загруженности Гвидо умственной работой уже не по количеству окурков в пепельнице, а по числу скопившихся в ней измочаленных зубочисток — подполковник сам порой удивлялся их количеству.

Вибрация блока внутренней связи отвлекла его от мрачных размышлений. Он поднес черную коробочку к уху.

— Господин подполковник! — торопливо затараторил на том конце линии голос капитана Козельского — директора узла связи. — Будьте добры вернуться в камеру подпространственной связи. Вас вызывает Инферна. По кодированному каналу...

«Нет, — подумал Гвидо. — Воистину Святая Дева Мария не оставляет своим вниманием грешника Гвидо, даже тогда, когда он забывает ей помолиться...»

Он резко повернулся на каблуках — прямо перед дверьми лифта, уже готового вознести его на административный ярус «Эмбасси-2», и зашагал назад к пандусам, ведущим к блокам космической связи.

«Святая Мария, — взмолился он про себя. — Если это весточка от Кая, то я поставлю тебе самую дорогую свечку из тех, что найдутся у бортового капеллана. То-то удивится старик!»

* * *

Если это и можно было назвать заключением, то лишь условно: небольшая спальня-кабинет, в которую был помещен федеральный следователь, запиралась на замок, открывавшийся элементарным нажатием на дверную ручку. Эти апартаменты находились в трехэтажном здании довольно своеобразной архитектуры, расположенном то ли посреди заброшенного парка, то ли вообще в лесу. Здание, в том числе находящегося в нем федерального следователя, охраняли бойцы внутренней милиции Диаспоры. Охрана к разговорам была не склонна, но и свободу передвижения своего подопечного никак не ограничивала. В том, правда, была своя логика: Каю просто некуда было бежать. Так что незачем было искушать судьбу и пытаться покинуть сей странноприимный дом.

Внутри дом состоял из причудливо — на разных уровнях — размещенных комнат, соединенных тамбурами, лесенками и короткими коридорчиками. Ничего похожего на земную тюрьму или гостиницу здесь не было. Заблудиться в этом лабиринте было проще простого. Если кто-то, кроме Кая и полудюжины охранников, и обитал здесь, то этот кто-то ничем не проявлял себя. Была ли в доме кухня, Кай установить пока не успел. Кормили его, впрочем, регулярно. И, слава богу, наличествовали «удобства» (отменно странной конструкции) и душ. Чему служат торчащие из стен тут и там под небольшим углом вверх стержни, оправленные упругим рифленым пластиком, федеральный следователь понял не сразу.

Комната, отведенная ему, была обставлена по-спартански и явно с учетом вкусов и потребностей Homo sapiens. Скорее всего сами Homo смастерили и узкий диван, долженствующий служить ложем для сна, и письменный стол — некое подобие бюро, долженствующее служить также и обеденным столом, и рамки картин — по всей видимости, пейзажей Инферны, — украшавших светлого камня, без намека на какие-либо обои стены. Лишь своеобразный каменный столик — взамен журнального — и легкий переносной универсальный терминал были, скорее всего, изготовлены ранарари и для ранарари, так как и тот и другой были отменно неудобны в пользовании для человекообразного существа.

В первые же часы после водворения в «лесной домик», Кай — обысканный, допрошенный и переодетый в пижаму не по размеру — приступил к реализации «аварийного» варианта операции «Тропа». Преодолевая наваливающийся на него огромной и мягкой грудой сон и справившись с непривычным терминалом (слава богу, в нем была предусмотрена возможность использовать латиницу), он написал документ, который, не мудрствуя лукаво, озаглавил «докладной запиской». В нем он, насколько мог доходчиво, изложил обстоятельства дела и план возможного продолжения операции. Привел коды каналов связи, по которым органы следствия Инферны могли связаться с руководством операции. Перечитав получившийся текст, федеральный следователь устало пожал плечами и отправил его по заботливо указанному в «меню» его терминала адресу следователя-ранарари.

Он не питал иллюзий относительно того, что документ этот произведет на хозяев планеты какое-то впечатление, но следовал букве выработанного им с подполковником Дель Реем плана. Ничего другого предпринять он просто не мог и с чистой совестью провалился в сон. Разбудил его охранник — пора было снова идти на допрос. Собственно, кроме периодически повторявшихся допросов, в «лесном домике» не происходило решительно ничего.

Оставалось только одно: использовать бездну свалившегося на него после посадки и ареста свободного времени для наведения справок по здешней информационной сети, совершенствования в изучении языка ранарари да для привыкания к здешним еде и питью.

Последнее давалось федеральному следователю с трудом. Предпоследнее же, судя по всему, было бессмысленно — за все время пребывания на Инферне Каю довелось повидать четверых или пятерых ранарари. Зато людей — не менее двух десятков. И все они прекрасно говорили на галактическом пиджине. Ранарари общались с ним через переводчика. За последние тридцать часов — немногим более здешних суток — с федеральным следователем провели четыре собеседования. Допросами эти действа назвать было трудно: во всяком случае, никто и ни разу не предложил ему поставить подпись под протоколом или выполнить какое-либо подобное бюрократическое упражнение. Впрочем, сходство с земными судейскими их здешние коллеги все-таки имели: задаваемые с унылой монотонностью вопросы повторялись, их последовательность была выстроена так, чтобы поймать отвечающего хотя бы на малейшем противоречии, а завершалась каждая встреча с парой ранарари-следователь — человек-переводчик неизменным вопросом, не имеет ли подследственный претензий к режиму своего содержания или каких-либо просьб. Кай всякий раз отвечал, что претензий не имеет, а что касается просьб, то их у него две: во-первых, он просит поставить его в известность о судьбе своих спутников, а во-вторых, он хочет связаться с Консулом Федерации Аугусто Райном для конфиденциальной беседы.

И первое и второе ему обещали всенепременнейшим образом, но пока — без малейших тому последствий.

После четвертого допроса Кай почувствовал, что кора головных полушарий у него заметно пробковеет, и, поглядев на часы, понял, что давно пора ложиться спать — за время после посадки ему не перепало и пяти часов нормального сна. Допив отвратительный настой, заменявший жителям Диаспоры чай, и постояв минут пять под вполне по-земному устроенным душем, он замертво свалился на оснащенный спальным мешком диван и мгновенно провалился в сон. Во сне этом не замедлил появиться его старый приятель — прокурор-инспектор внутренней Службы дисциплинарных расследований полиции Ванников. Сидя на специально для того приспособленной жердочке (такие были предусмотрены в любом помещении, выстроенном на Инферне), Пьер Ванников, поправляя очки в тонкой золотой оправе, всерьез доказывал ему, что он теперь наведет у этих кожистокрылых порядок в делопроизводстве — вот только выправит патент на занятие места следователя здешней прокуратуры.

Кай начал с жаром объяснять почтенному прокурору, что, будучи Homo sapiens и гражданином Федерации, он никак не может претендовать на занятия какого-либо — хоть мальчиком на посылках — места в учреждениях на планете «чертей», даже если все три года, оставшиеся ему до пенсии, просидит на чертовой жердочке и высидит на ней яйца.

— Вот как?! — возмущенным и гортанным, вовсе ему не свойственным голосом вскричал следователь. — На посылках? Не устраивают их «хомо»?! Это р-р-расиз-м!! Дис-к-р-р-р-р-иминация!!! Яйца высижу?! Я тебе покажу «яйца», мальчишка! Дис-к-р-р-р-р-иминация!!! Каррр!!!

С этими словами старый дурень неожиданно взмахнул невесть откуда взявшимися, смахивающими на крылья гигантского нетопыря крыльями и вспорхнул с насеста прямо к потолку с явным намерением долбануть федерального следователя своим носом — костистым и хищно изогнутым — прямехонько в маковку. Каю не оставалось ничего другого, как проснуться в холодном поту.

— Извините нас за вторжение, — произнес тот самый гортанный голос, что так удивил его во сне. — Но мы с вами весьма ограничены во времени...

Исходил голос не из уст господина Ванникова, а из небольшой коробочки, висевшей на груди у довольно крупной особи ранарари, занявшей наяву тот самый насест напротив дивана, на который во сне Кая претендовал прокурор-инспектор. «Вот он — этикет по-ранарари, — подумал он. — Тебя не запирают — иди куда хочешь. Но и к тебе в спальню вламываются все кому не лень — и это когда ты спишь! Свинство, если вдуматься...»

— Видите ли, — в картонном голосе преобразователя появились извиняющиеся интонации, — я по роду своей деятельности нахожусь в курсе основных особенностей поведения землян... И готов еще раз принести свои извинения... Под землянами я подразумеваю...

— Представителей рода людского вообще. Я понял, — вздохнул Кай и начал одеваться. — Принимаю ваши извинения. Раз уж время нас так торопит... Вы хорошо говорите на пиджине. Кстати, с кем я имею дело на этот раз?

Он уже успел понять, что имеет дело с фигурой покрупнее тех чиновников в кожаных униформах с малопонятными знаками различия, с которыми имел дело до этого. Этот «черт» был одет, по всей видимости, партикулярно и, по местным понятиям, не без роскоши. Во всяком случае, он по сравнению со своими коллегами больше напоминал летучую мышь, норовящую превратиться в расшитую золотом и каменьями бабочку, чем помесь черта с комиссаром. К тому же он говорил на языке землян, и простого частотного преобразователя было достаточно для того, чтобы сделать его речь понятной.

— Можете называть меня Лирига, — представился гость. — Я отвечаю за работу одного из секторов нашей контрразведки. Назовем это так. Я не самый лучший знаток ваших языков, но два года стажировался у вас, в Метрополии... Я наделен примерно теми же полномочиями, что и господин Дель Рей, с которым я имел удовольствие общаться менее чем час назад по подпространственной связи.

На секунду-другую он смолк, затрудняясь сделать какой-то речевой пассаж, но наконец справился с этой задачей.

— Должен немного остановиться на смысле этого нашего разговора. Руководство антикриминальных служб Федерации подтвердило ваши показания и ваши полномочия, господин следователь. Я не буду сейчас затрагивать спорных... весьма спорных вопросов, которые возникли при обсуждении сложившейся ситуации. Важно лишь то, что касается конкретной работы меня и вас... Или, как это сказать лучше...

— Нашей с вами работы, — подсказал Кай. — Вы это хотели сказать?

— Мы с ним пришли к единому мнению. Ваши предложения о совместной работе в основном приняты. С вас лично снимаются уголовные обвинения. Я должен признать, что, поскольку дело придется вести преимущественно с людьми — гражданами Федерации и людьми Диаспоры, — ваше участие в расследовании дел о траффике наркотиков, и в особенности «пепла», просто необходимо. Нам предстоит достаточно быстро обсудить план действий и принять необходимые меры. Впрочем, вам не придется много общаться со мною лично...

Лирига извлек откуда-то из недр своего довольно сложного одеяния отлитый из стекла колокольчик не совсем обычной формы и произвел с его помощью довольно мелодичный звук, который словно поплыл по комнате, наполнил ее и полился за ее пределы. Дверь номера-камеры приоткрылась, и, откашлявшись, в нее вошел человек — молодой, скуластый, чуть выше среднего роста. Кай отметил про себя, что, в отличие от всех людей, которых ему довелось увидеть на Инферне, этот тип одет не в униформу на манер земного спецназа, а в обычный костюм спортивного покроя, какие носят в этом сезоне и в Метрополии. В правой руке тип держал пластиковый пакет.

— Познакомьтесь. Это — господин Ким Яснов, — сказал Лирига. — Он лучше, чем я, сможет объяснить вам суть дела. Я позволю себе всего лишь присутствовать при вашем разговоре.

— Я думаю, что вам уже представили меня, — более утвердительно нежели вопросительно произнес Кай, поднимаясь навстречу вошедшему и протягивая ему руку. — Рад познакомиться с вашим сотрудником, э-э... господин Лирига...

Лирига вяло трепыхнулся на своей жердочке.

— К сожалению, вы не правы... Господин Яснов — вовсе не мой сотрудник. Он представляет здесь интересы Службы внутренней безопасности человеческой Диаспоры системы Инферна.

— Извините меня... — Кай озадаченно потер лоб. — Я не слишком сведущ в структуре здешних э-э... компетентных служб. Присаживайтесь. Возьмите тот стул — от письменного стола...

— Тут — ваша одежда, — Яснов водрузил на стол свой пакет. — Она вполне подходит для того, чтобы не слишком выделяться среди здешних.

Кай вытащил из пакета и с некоторым смущением стал вертеть в руках различные детали своего туалета.

— Переодевайтесь, следователь, — улыбнулся Ким. — Если хотите, я отвернусь. А хозяевам наш земной этикет, как говорится, «по барабану»... Так что не смущайтесь. Вещи — те, что были у вас в карманах, сейчас — на экспертизе. Их вам вернут вскорости...

Работники следственных органов — люди, чуждые лишних условностей, поэтому федеральный следователь, неопределенно хмыкнув, принялся натягивать на себя камуфляж богатенького гражданина Федерации. Это нисколько не мешало ему прислушиваться к тому, что говорит его предстоящий партнер.

— Давайте определимся сразу. — Яснов придвинул стул и легко опустился на него. — Я не являюсь сотрудником ни одной из специальных служб Инферны. Я не являюсь гражданином Диаспоры. Я — гражданин Федерации. Место жительства — Земля, Дальний Восток. Место рождения там же, рядом — Уссурийск. Правда, с детства не был там... В настоящее время — агент на контракте

— Контракте с кем? — поинтересовался Кай.

Его начала разбирать досада: четыре основные спецслужбы Федерации силятся внедриться в Диаспору Инферны, еще несколько разведок рангом поменьше готовы заплатить любые деньги даже за косвенную информацию о том, что творится на этой идиотской планете, Гвидо разыгрывает сложнейшую комбинацию и ставит на кон полтонны «пепла» плюс свои погоны. И все практически идет прахом! А какой-то никому не известный Ким Яснов запросто внедряется в самое сплетение здешних контрразведок, не скрывая даже того, что сам он — коренной землянин... Типичная злая ирония судьбы. Хотя... Хотя, может быть, все не так просто...

— Контракт подписан мною восемь месяцев назад с дирекцией Службы безопасности Диаспоры. Вот его текст. Я не делаю из него секрета.

— А ваши м-м... наниматели? — Кай покосился на протянутую ему распечатку. — Обычно такие вещи не афишируют...

— О, не беспокойтесь, господин следователь! — вошел в разговор замолкший было на своей жердочке Лирига. — Господин Яснов действует с согласия своих нанимателей. Они понимают, что это необходимо для полного доверия между участниками предстоящей операции...

Несколько минут в комнате царила тишина — Кай вникал в смысл немногочисленных пунктов контракта, обязывавшего директора агентства частных расследований «Кима», далее по тексту именуемого «Агент», за оговоренное в приложении к контракту вознаграждение «предпринять розыскную, а также оперативно-розыскную работу, направленную на установление источников и путей поступления препаратов серии Cender-2200 (далее по тексту именуемого „пепел“) к лицам, имеющим временную или постоянную визу системы Инферна, и характер использования „пепла“ этими лицами...» и т. д., и т. п. Особое внимание федерального следователя привлек предпоследний пункт этого непростого документа, оговаривающий, что «агент не обязан выполнять те действия, предусмотренные условиями настоящего контракта, которые, по его суждению, могут нанести вред государственным интересам Федерации Тридцати Трех Миров и связаны с разглашением государственной тайны Федерации».

— Я хотел бы уточнить пару моментов, — Кай поднял глаза на агента на контракте. — Причем именно в вашем присутствии, господин Лирига. Это касается трактовки вот этого пункта... Скажите, господин Яснов, если вдруг — это чисто теоретическое предположение, — так вот, если вдруг выяснится, что «пепел» злонамеренно ввозит на Инферну какая-то из разведслужб Федерации, то... то вы предоставили бы эту информацию своим м-м... нанимателям?

— Вы ставите своего партнера в достаточно тяжелое положение, — вмешался Лирига. — Позвольте мне уточнить отношение властей системы и Диаспоры к этому пункту контракта. Он, кстати, стандартный и включается во все контракты, заключаемые Диаспорой с гражданами Федерации...

— Не стоит так уж жалеть мои нервы, — оборвал его Ким. — Я сам отвечу на заданный вопрос. Все очень просто. Что бы ни затеяли мои братья-земляне — ведь все мы остаемся землянами, даже если обитаем где-нибудь на Кассиопее, — так вот, что бы они там ни затеяли, я на этот счет буду нем как рыба. До тех пор, пока буду знать, что они — не сволочи.

* * *

«Боже! — думал Кирилл. — Ну и компания у нас подобралась: шут гороховый в виде господина предпринимателя, с луны свалившийся писака, который все никак не въедет в ситуацию и, похоже, так и не въедет в нее никогда, десантник, залетевший в уголовники, а для полноты комплекта ведет нас в светлое будущее выходец с того света... Удивительно, если из нашего похода выйдет что-то путное...» Мрачные мысли не мешали ему, однако, ежась от пронизывающего ночного ветра, шагать рядом с Листером и ловить каждое из редко бросаемых тем в пространство, словно никому и не адресованных слов.

Надо было признать, что кэп довольно хорошо подготовился к этому — резервному — варианту высадки на Инферне. Предусмотрел пару комплектов согревающей — на плазменных аккумуляторах — одежды. А пара запасных — на случай неисправности электрообогрева — теплонепроницаемых комбинезонов сгодились для Палладини и Смольского. Со Смольским кэп почти смирился. Тот сильно вырос в его глазах, когда Микис представил их друг другу. Повлияло тут, видимо, не литературное мастерство автора бестселлеров, а перечисленные на обложках его книжек, читанных-таки кэпом, спортивные увлечения Смольского. Обладатель нескольких альпинистских призов мог быть полезен в предстоящем переходе

Кэп Листер сразу и четко определил и сам маршрут перехода через плато — к одному ему известной точке, и порядок продвижения по этому маршруту. Движение группа начинала только после захода местного светила — точнее, с наступлением темноты — и с короткими привалами продолжала его до рассвета. Днем отсиживались в пещерах или расселинах, которые почти безошибочно находил кэп. Кирилла это уже не удивляло.

И точно так же, как самый медленный из ее кораблей определяет скорость движения эскадры, скорость движения беглецов определяла прихрамывающая, неровная поступь Микиса Палладини. За первый же переход предприниматель сбил себе ноги, и походка его теперь напоминала способ передвижения пожилого какаду, сшибленного булыжником с родной пальмовой ветви на землю. Кирилл прикинул, что еще немного — и придется сооружать из подручных материалов некое подобие паланкина для злосчастного владельца «Риалти». Носилки, во всяком случае.

А чтобы жизнь товарищей по несчастью не казалась им медом, Бобер с предельным многословием озвучивал для немногочисленной аудитории все свои претензии к климату Инферны, к затее кэпа Листера, к каждому из спутников и к злой судьбе вообще. Спешил он поделиться и своими страхами, а также дурными предчувствиями, которые овладевали им непрерывно по мере продвижения отряда вперед.

Это повлияло на порядок движения группы. Почти рефлекторно Кирилл и Листер начали отрываться от столь словоохотливого спутника и форсировали очередной этап пути. Когда Смольский и Палладини начинали теряться в прекрасном далеке — среди каменных осыпей и валунов, кэп приостанавливал движение и поджидал, пока они приблизятся на то расстояние, с которого становились отчетливо слышны стенания Бобра.

Получалось, что основным его слушателем выпало быть Смольскому. Сердобольный писатель не только терпеливо сносил кудахтанье своего несчастного спутника, но и всячески старался облегчить его страдания — то подставляя плечо на крутом подъеме, то страхуя на спуске, а то и просто подволакивая его на спине через непролазные завалы. Подсознательно он понимал, что, притягивая на себя все постепенно накапливающееся в их микроотряде раздражение, Микис выполняет роль своеобразного громоотвода, не давая разразиться более серьезным конфликтам. А поводов для этого хватало — начиная с подозрений самого Анатолия в отношении планов Листера, связанных с судьбой груза «Ганимеда», и кончая каким-то странным, явно подавленным молчанием, которое висело в воздухе между Листером и Кириллом. Так что ради поддержания хрупкого равновесия в отряде Смольский решил терпеть брюзжание владельца «Риалти».

С ним Палладини и поделился очередной одолевшей его тревогой.

— Послушайте, Смольский... — переходя на драматический шепот, начал он, когда в очередной раз между ними и мерно шагающими впереди Кириллом и Листером образовался достаточный разрыв. — Послушайте... Вы ничего такого не замечаете? Таки ничего не замечаете вокруг нас?

— Вокруг нас, — тоскливо вздохнул Смольский, — я замечаю только паскудный серый камень и — последнее время — какой-то черный мох. И кустарник типа колючей проволоки. И еще — один раз я видел скелет. Судя по всему — человеческий. Да, еще — птички эти дурацкие. Местные стервятники, наверное... Но их только днем и заметно. А вот теперь еще и дымка какая-то по горизонту. Мгла.

— Я — не про то! — мучительно поморщился Палладини. — Я говорю совершенно не про то, господин писатель! Это просто поразительно, как такой невнимательный человек, как вы, может писать книги! Разве вы не видите?! — Тут глаза владельца «Риалти» картинно округлились: — Разве вы не видите, что мы тут не одни?! Разве вы не видите, что за нами следят?!

— Следят? — озадачился Смольский. — Честно говоря, не замечаю ничего подобного. Голая пустыня вокруг. Похоже, что здесь просто некому за нами следить...

— Еще раз говорю: вы на редкость ненаблюдательны, господин писатель! — горестно констатировал странствующий предприниматель. — Вы думаете, что Микис Палладини случайно говорит вам все это именно сейчас?

Он снова перешел на горячечный шепот, глотая от волнения слова:

— Нет, не случайно! Послушайте меня, вовсе не случайно! Только не крутите сейчас головой! Не оборачивайтесь! Обернитесь только тогда, когда я скажу вам! Я... Я давно заметил это! Еще прошлой ночью... То есть — прошлым днем... На привале. Вы все спали, но Микис Палладини — не спал!

Анатолий, который честно отдежурил свою смену на дневном привале, мог бы кое-что возразить на этот счет — например, то, что для бодрствующей особи Микис издавал слишком уж мощный храп, но не стал этого делать. В конце концов, спал Палладини довольно чутко и беспокойно, то и дело вскрикивая и просыпаясь. Так что он и впрямь мог заметить что-то необычное из того, что происходило вокруг. Или — в его кошмарах.

— Вы посадите себе нервную систему, — упрекнул он Микиса. — На привале надо спать.

— Только не под этим небом, господин писатель! — вскинулся Микис. — Только не под этим небом! Микис Палладини не сможет сомкнуть глаз до тех пор, пока... Вот! Вот оно!! — прервал он сам себя, умудрившись заорать шепотом. — Обернитесь!!! Там — в камнях!

Анатолий быстро обернулся. Достаточно быстро, чтобы понять, что там, за валунами — темно-красными днем и угольно-черными ночью, — действительно что-то движется. Или двигалось только что. Но недостаточно быстро для того, чтобы понять, что именно совершило это призрачное движение. Только тень — вытянутая и изящная — рывком ушла из поля зрения, оставив человеческому взору обычное и банальное — камни и их тени...

«Черт возьми! Проклятый трус заговорил меня до глюков! — с досадой подумал Анатолий. — И как он угадал, что там что-то происходит — в камнях этих? Глаза у него на затылке, что ли?»

Смольский скептически посмотрел на скукожившуюся физиономию Микиса. Но почему-то скепсиса у него поубавилось. В самом деле — неужели ему лишь померещилось? Привиделось...

— Разве вы не слышали, как оно шуршит? — зашептал Бобер. — Такой звук характерный... Будто... Будто там бумагу по земле волочат... Или... Ну, или приемник настраивают... А тогда днем они за столбами стояли... Ну, помните — каменные такие столбы... Их Листер еще «пальцами» называет. Прямо перед той норой, в которой мы залегли... Там — за столбами этими — там были тени... Понимаете, сами они от нас прятались, но тени... Тени от них ложились на землю...

— Знаете, Микис, тени от диких камней могут порой принимать, м-м... весьма причудливые формы... — возразил Анатолий, ощущая внутренне неприятный холодок.

— Они... Они двигались, эти тени! — зашипел Палладини.

— Боже мой! — вздохнул Смольский. — Ну и что, что двигались? Ну ящерицы какие-то... Неразумные твари... Я сам видел пару каких-то, гм, попрыгунчиков... И опять же — птички...

Бобер энергично замахал на него руками.

— Неразумные твари никогда не делают таких вещей, господин писатель! Неразумные твари не прячутся за скалами, чтобы подсматривать! И они не могут нас окликать!

— Но нас никто и не окликает... — недоуменно возразил Анатолий.

— Вас, может быть, никто и не окликает, — с ядом в голосе сообщил ему Микис. — А я... Мы несколько раз проходили мимо... мимо таких мест, когда кто-то — не знаю кто — окликал нас. Даже не окликал — молил остановиться и... И что-то такое для него сделать... Помочь, быть может... Взять с собой...

Анатолию стало совсем не по себе. Если господину предпринимателю «сорвало крышу», то из простой обузы для отряда он превращался в обузу в квадрате.

— Так вы слышите голоса, Микис? — осторожно спросил он. — Голоса, которых не слышу ни я, ни...

— Да не голоса, господин писатель, не голоса! — взвился Палладини. — Чувство! Понимаете, чувство! Ощущение... А у Микиса Палладини не бывает таких ощущений, которые подводят, обманывают! Я, видите ли, с Террамото. Родился там. И там, если ты как-нибудь решишь не поверить своим ощущениям, то уже через три секунды можешь оказаться под четырьмя метрами завалов, и спасатели только через неделю доберутся до твоих костей!

Он ошалело покрутил головой, словно ему тесен стал воротник комбинезона, и вперился выпученными глазами в переносицу Смольского.

— Вы можете считать меня умалишенным, но я хочу, чтобы этот тип, который нас втравил во все эти похождения, чтобы капитан Джордж Листер знал, что я думаю обо всем этом!

Тем временем что-то — какая-то неясная тревога тронула и шагавших далеко впереди кэпа и Кирилла. Они остановились и повернулись к приотставшим спутникам. Кэп был хмур и явно недоволен темпами продвижения своего отряда. Кирилл был замкнут — он переваривал то, что довелось ему узнать в последние дни и часы.

* * *

— Вас волновала судьба ваших попутчиков, следователь...

Агент на контракте принялся разворачивать на каменном столике, придвинутом к дивану, распечатку спутниковой съемки участка какой-то непривлекательной местности.

— Что бы там ни произошло на борту «Ганимеда», — Ким бросил короткий взгляд на собеседника, — сам корабль уцелел. Был поврежден и сгорел спасательный бот. Из пятерки экипажа спасавшихся в индивидуальных капсулах, кроме вас, найдены двое. Один из них живым до поверхности не долетел — бортовой врач. Второй — бортпилот — никаких показаний не дает. Но — рано или поздно — даст.

Кай косо глянул на собеседника. Агент успокаивающе улыбнулся:

— Я понимаю, какая сторона вопроса беспокоит вас... Здесь — в Службе безопасности Диаспоры — приняты те же стандарты методов расследования, что и в Федерации. А наказывать виновных они вообще не имеют права. У Службы нет ни своих тюрем, ни вообще исправительных заведений. Только следственные изоляторы. По доказании вины виновные и материалы на них передаются «хозяевам». Или — реже — с согласия самих виновных и ранарари их направляют на общественные работы — для нужд Диаспоры, конечно. Но в случае с «пеплом» такого мягкого решения не будет. Если не удастся договориться с задержанным по-хорошему. Думаю, что удастся: наркодельцы боятся попасть в лапы... м-м... — Ким оглянулся на Лиригу, — в руки ранарари... Этого они боятся хуже, чем огня...

— Как я понимаю, с типом работаете не вы? — уточнил Кай.

— Не я. Но мы можем запросить все материалы расследования и присутствовать на допросах. В конце концов, можем и сами допросить его. У нас с вами довольно широкие полномочия.

Яснов потер лоб, явно пытаясь сосредоточиться на чем-то важном.

— Теперь посмотрите сюда. Это — противоположное полушарие Инферны. Система горных хребтов Ларданар... Отснято с высоты трехсот километров.

Кай отметил, что агенту удалось почти точно воспроизвести это трепещущее «эр», свойственное языку ранарари. «Впрочем, — подумал он с сожалением, — все равно мы не способны слышать треть звуков, которые издают „черти“, а „черти“ не воспринимают около четверти того, что говорим мы. Несовпадение диапазонов...»

— «Ганимед» спускался по довольно необычной траектории, — продолжал Ким. — Специалисты утверждают, что пилотирование при этом осуществлялось прямо-таки виртуозно... Служба спутникового наблюдения сумела отследить его путь до высоты шесть километров. Ниже отслеживание вели наземные радары, но у них вышли какие-то накладки. Возможно, корабль стал маневрировать на очень небольшой высоте — маскируясь рельефом. Этого никто не ожидал. Кроме того — у него огромный ионный выхлоп. Это спутало все карты. Но кое-что потом удалось восстановить — по инфракрасной съемке. Тепловой след... Вот смотрите...

— Подождите... — попридержал агента Кай. — Я, как говорится, еще «не въехал» в масштаб снимков. Здесь он какой-то нестандартный...

— Это примерно наш километр, — показал Ким деление на непривычно расположенной на снимке шкале. — След идет вот так. До вот этого квадрата. Это — на плато Аш-Ларданар. Здесь след теряется. И вот что примечательно: примерно через тридцать — сорок минут после предположительной посадки или катастрофы «Ганимеда», ориентировочно в этом районе, — вспышки, характерные для срабатывания плазменных зарядов или тактических ядерных боеприпасов. К сожалению, точных координат они не успели определить. Их не успели перепрограммировать на отслеживание таких вещей...

— Но... — Кай забарабанил пальцами по разложенным перед ним снимкам. — Для аварийной посадки это не характерно. При ней либо не взрывается ничего, либо — если не срабатывает ни одна из блокировок, — наступает ад кромешный... Но таких случаев — единицы. Случись такое, уровень радиации уже подскочил бы на всей планете... Этого же нет? Да и по времени не совпадает...

— У меня есть пара предположений, — агент покрутил в пальцах электрокарандаш и нервно щелкнул его кнопкой. — Во-первых, корабль — кто бы ни управлял им — совершил посадку не наобум, а шел в какое-то заданное место встречи, где его ждали. Но потом — произошла стычка с применением плазменных гранат. Разборка. В этом случае, боюсь, что судьба ваших друзей — плачевна.

— К сожалению, — вздохнул Кай, — это слишком похоже на правду. Это первое, что и мне пришло в голову. Правда, они могли нарваться и на каких-то случайных рейдеров или бандитов... Но это — варианты одного и того же.

— Ни рейдеры, ни бандиты не могли ничего знать о «пепле», — пожал плечами Ким. — Хотя...

— А другой вариант — более оптимистичный — у вас есть? — поинтересовался федеральный следователь.

— Есть, — кивнул агент. — И пожалуй, более обоснованный. Авиация ранарари была на Аш-Ларданаре уже через два с небольшим часа и отсняла местность буквально миллиметр за миллиметром. Материалы съемок сейчас обрабатываются. Но кое-что уже есть. Вот данные полугодичной давности...

Яснов достал из отдельной папки карточку «носимой памяти» и завертел головой в поисках терминала. Кай облегчил задачу, подхватив легкий приборчик с письменного стола и водрузив его на каменный столик так, чтобы экран был хорошо виден и ему, и Яснову.

— Вот этот участок. А вот он же — снятый вчера. Снимки сделаны с одинаковых точек, но видны различия. Сейчас мы преобразуем изображения так, чтобы можно было их полностью совместить... Вот теперь смотрите...

Кай сосредоточился на мигающем — треть секунды первый кадр, треть — второй — изображении. Увеличил разрешение...

— Это — обвал, — наконец признал он. — Не слишком большой, но...

— Но вполне достаточный для того, чтобы похоронить, допустим, вход в замаскированный ангар... — Ким посмотрел на собеседника, проверяя его реакцию. — Или целый космоклипер вообще... Вот данные термоскопирования этого участка и заключение эксперта-геолога... Этому обвалу — менее суток. И он еще хранил тепло от плазменных взрывов — пятнадцать часов назад перегрев еще регистрировался...

— Практически... — Кай посмотрел в глаза агента. — Практически мы можем считать, что знаем, где зарыта собака. И зовут эту собаку «Ганимед»...

* * *

Неблагодарную задачу довести до сведения кэпа всю сумму своих туманных наблюдений, зыбких подозрений и расплывчатых доводов, которые заставляли его предполагать присутствие где-то поодаль незримых спутников или соглядатаев, Микис полностью передоверил Анатолию. Рассказывая о том немногом, что, собственно говоря, видел он сам, Смольский чувствовал себя полнейшим идиотом. Однако, как ни странно, кэп отнесся к выложенным ему бредням со вниманием. Заложив руки за спину, он поистине орлиным взором окинул горизонт и коротко определил задачу:

— Двигаемся вон до той гряды. Старайтесь не терять друг друга из виду. Там отдыхаем. Мы немного сбавим темп, а вы, господин Палладини, уж постарайтесь прибавить шагу... Вы, Смольский, выдвигаетесь вперед — вон к тому «пальцу». Сможете добраться до него? Постарайтесь не свернуть себе шею. В аннотациях к вашим книжкам — что печатают на задних обложках — про вас пишут, что вы увлекаетесь альпинизмом. Заберитесь как можно выше и внимательно присмотритесь к местности. Особо внимательно — по маршруту продвижения. Если заметите что-то подозрительное — сигнальте фонарем. И отмахните — вот так — в том направлении, где заметите что-либо странное... Кирилл в случае необходимости обеспечивает группе огневое прикрытие. Все поняли меня? Приступайте! Ночь коротка, и мгла какая-то поднимается... Видимость может резко ухудшиться.

Чувствуя себя безнадежным предателем, Анатолий бросил прощально-ободряющий взгляд на разом скисшего Палладини и на рысях припустил к указанному объекту, действительно напоминавшему перст, с угрозой воздетый к недобрым небесам Инферны. Несколько раз он обернулся на маячившую в арьергарде, трагически поникшую фигурку Микиса, но в конце концов дал себе установку на выполнение поставленного задания и, прибавив шагу, уже больше не оглядывался и тем более не останавливался.

Каменный перст был довольно удачно выбран капитаном в качестве пункта наблюдения. Для того чтобы взобраться на него, почти не требовался навык альпиниста. В теле гигантского каменного столба тут и там зияли выбоины, служившие прекрасными ступенями. Анатолию даже показалось, что эти ступени образуют своеобразную лестницу, спиралью закрученную вокруг «пальца» и ведущую на самый верх. Обмирая от собственной смелости, он и добрался до этого верха. И уже не удивился, обнаружив там — метрах в семидесяти над плато — довольно просторную площадку, к сожалению, ничем не огороженную.

Подъем занял у Анатолия немного времени, но, бросив взгляд вниз, на открывшийся перед ним пейзаж, он понял, что кэп не преувеличивал опасность ухудшения видимости. Скорее он недооценил ее. Смольскому показалось, что за эти пятнадцать-двадцать минут, что длилось его восхождение, плато поросло какой-то странной седой травой.

Он не сразу сообразил, что это туман встал над каменной долиной. И в тумане этом — утопая уже почти по грудь — двигались к далекой каменной гряде две человеческие фигурки — кэп и Кирилл. А поотстав от них и смешно подпрыгивая, ковыляла третья, уже почти утонувшая в тумане тень Микиса. Мгла проглотила трещины, пересекающие плато, скрыла все выбоины и возвышенности, призрачным морем раскинулась от горизонта до горизонта. Туман шел в наступление.

«Плохо дело! — подумал Анатолий. — Потеряемся мы этак к черту...» Он еще раз окинул плато тревожным взором. И увидел огни. Цепочки огней.

Неяркие — словно от коптящих смоляных факелов — огни эти двигались друг за другом, перестраиваясь, огибая невидимые преграды, исчезая и появляясь вновь. Анатолий насчитал три такие цепочки — по неполной дюжине огоньков в каждой — вблизи, не более чем в полутора километрах от «пальца», и еще пять или шесть таких цепочек блуждали вдали — на грани видимости.

Подняв лицо к небу, Смольский поежился. Там, в хрустальной, чужой высоте, тоже происходило неладное: одна за другой, словно светлые зерна, склеванные невидимой в темноте птицей, с небосвода исчезали звезды. Лик единственной из двух лун Инферны, которая видна была в этот час над горизонтом, тоже помрачился, стал расплываться туманным пятном, норовил утонуть во тьме.

Анатолий перевел ручной лазерный прожектор на максимальную яркость и три раза «выстрелил» лучом в направлении почти совсем уже утонувших в дымке товарищей. В ответ ему просигналили — тоже три раза. Без всякой уверенности в том, что спутники видят его достаточно хорошо, он несколько раз отмахнул рукой с фонарем в сторону странных огненных цепочек и торопливо начал спускаться с каменной башни — вниз, в зыбкую мглу. Спуск занял у него гораздо больше времени, чем восхождение. Должно быть, потому, что тогда — карабкаясь вверх — он почти не оглядывался вниз, в вырастающую под ногами пропасть, а сейчас эта пропасть постоянно маячила перед ним, и липкий страх, который он умел выключать раньше, теперь сковывал его движения, делал их суетливыми и беспомощными.

«Черт, — подумал он, — здорово я поломался...»

Только очутившись на скалистой тверди плато, он понял все коварство здешнего тумана. В отличие от земного, стеной стоящего, скрывающего все уже в двух шагах, горный туман Инферны будто и не существовал вблизи и лишь где-то в полусотне шагов заставлял контуры предметов расплываться, скрывал их очертания, оставаясь словно бы незаметен сам. А дальше простиралась уже зернистая, мерцающая Вселенная. Вселенная без границ, без формы. Вообще никакая. Ничто из ничего сотворенное... И из этого ничто до Смольского докатился звук выстрела. И сразу за ним — второго.

«Кэп свинтил глушитель и лупит в белый свет, — сообразил Анатолий. — Сигналит нам с Микисом». Он выкрикнул зычное «эгей!» и пошел на звук. Кэп успел пальнуть еще три или четыре раза, когда вдруг что-то еще добавилось к глухой, ватной тишине, поглотившей все звуки простиравшейся вокруг каменной долины.

Казалось, какая-то птица, большая и бестолковая, попробовала подать голос там — в тоскливой мгле. Попробовала, да передумала и замолкла с каким-то преглупым всхлипом.

Вспомнив о своем нерадивом подопечном, Анатолий прикинул, что этот придушенный звук пришел к нему как раз с той стороны, где, по его прикидке, должен был передвигаться оказавшийся брошенным на произвол судьбы владелец «Риалти». Анатолий быстро и встревоженно развернулся в этом направлении.

— Эй! — заорал он, сложив руки рупором. — Микис!.. Бобер! Палладини, короче говоря!!! Отзовись, черт побери!!!

Ответом ему было донесшееся из неопределенного далека квохтанье, за которым последовал совсем уж еле слышный в тумане звук, напоминающий удар чего-то достаточно тяжелого оземь.

— Да не молчите же вы, черт вас дери! — окончательно обозлившись и начиная по-настоящему пугаться, заорал Смольский.

Он проклинал сейчас все — и мгновенно навалившийся на плато туман, и идиотскую затею кэпа, и клятого придурка Палладини, и себя самого...

— Эй, что у тебя там?! — продолжал надрываться он. — Иди на мой голос! И отзовись! Оглох, что ли?! Отзывайся!!!

Шагать в зыбкий мрак самому, искать наобум в проклятой мгле злосчастного Палладини было безумием чистой воды. «И Микиса не найду, и сам вконец потеряюсь, — резонно прикинул Смольский. — В трещину или каверну какую-нибудь навернусь — как пить дать... Гос-с-поди, как же быть-то?» Он напряженно пытался высмотреть в тумане хоть что-то. И — как ему стало казаться — разглядел.

Снова — огни. Они хороводили в темноте — где-то там, на грани видимости — то ли в поисках чего-то, то ли исполняя какой-то непонятный обряд. А может быть, только мерещились разыгравшемуся воображению профессионального сочинителя.

Скрипнув зубами от злости на тюфяка Микиса, на бездушных авантюристов Джорджа Листера и Кирилла Николаева, а более всего — на самого себя, позволившего бросить одного, под чужим небом, совершенно беспомощного и беззащитного растяпу, Смольский совершил то, что делать себе только что категорически запретил: вытащил из пристегнутого к поясу чехла свою «пукалку», снял ее с предохранителя и, держа оружие наготове, двинулся в направлении источника непонятного звука и призрачного света. Откуда-то из пространства, по правую руку от него, снова донеслись хлопки выстрелов. Капитан Джордж Листер проявлял беспокойство — и не без основания.

Глава 7 СОВМЕСТНАЯ ОПЕРАЦИЯ

— Что до людей... — Ким Яснов задумчиво дотронулся до еле заметного шрама под левой скулой, — то тут дело обстоит сложнее. Дело в том... — он бросил осторожный взгляд на своего кожистокрылого патрона и продолжил: — Дело в том, что Аш-Ларданар — это особая территория, нечто вроде заповедника. Формально это плато не слишком оборудовано для жизни, как и большая часть здешней материковой суши. Но чем-то оно — плато это — притягивает к себе выходцев из Диаспоры. Тех, чьи источники доходов весьма смутно определимы... Разного рода «перекати-поле».

— Мне казалось, — в голосе Кая прозвучало искреннее удивление, — что таких в два счета лишают визы и вышвыривают назад, на Фронду...

— Я тоже так думал, — пожал плечами Яснов, — пока не присмотрелся как следует к здешней жизни. Раньше, когда иммиграция еще только разворачивалась, ранарари действительно держали на контроле каждого, получившего визу. Но со временем поняли, что проще и надежнее доверить дело самой Диаспоре: слишком часто они обжигались на несовпадениях психологии — их и нашей. И пока что такая практика себя оправдывает: руководство Диаспоры держит всех Homo на планете в ежовых рукавицах — им не улыбается лишиться хоть копейки доходов из-за того, что «хозяева» свернут поток иммигрантов. Но есть и такие вопросы, которые... Которые выглядят достаточно закрытыми для любых посторонних. В частности — тот промысел, которым занимается народ, бродящий по Аш-Ларданару. Тут в курсе дела только верхушка Диаспоры и узкий круг ранарари, связанные с этим м-м... бизнесом.

— Значит... — начал было Кай, но его неожиданно оборвал гортанный голос:

— Смею вас заверить, господа, этот, как вы изволили выразиться, бизнес не имеет ни малейшего отношения к траффику «пепла»... Ваш диалог становится неконструктивным.

Угнездившийся на жердочке коллега подполковника Дель Рея явно не собирался ограничить свое участие в беседе подчиненных одним лишь присутствием.

— Значит... — Кай попытался вернуть разговор в основное русло, — мои спутники, если они живы и не остались в корабле, это — не единственные люди на плато?

— Именно это я и хотел сказать, — кивнул Ким. — Спутниковое и аэронаблюдение показывает наличие на Аш-Ларданаре нескольких групп людей. Сейчас их пытаются идентифицировать. Ваша помощь в этом деле будет неоценимой.

— Их так много, что нельзя задержать их всех?

— Для ранарари это не составит труда. Но таким образом будет провалена та операция, которую вы сами нам предложили. Так что мы постараемся «вычислить» ваших спутников, не выдавая себя. Так сказать, дистанционно. Хотя мы хорошо понимаем, что как лица, посвященные в тайну местонахождения «пепла», они подвергаются огромной опасности...

— Кто это «мы»? — осторожно поинтересовался федеральный следователь. — И вообще, давайте вплотную поговорим о предстоящей операции, раз уж ее приняли к исполнению... И раз уж нас поджимает время.

— Действительно, я как-то увел разговор в сторону, — взял на себя общую вину агент на контракте. — Давайте сначала про «мы». Вы просто не представляете, какой серьезный оборот приобрела здесь проблема «пепла». Для Федерации всего лишь одна из тысячи и одной головной боли, связанных с траффиком наркотиков. А здесь это катастрофа планетарного масштаба. Иначе они ни за что не пошли бы на сотрудничество с нашими спецслужбами. И на борьбу с этой бедой брошено много сил. Диаспора тоже делает все, что может. Я не один подписывал контракт на проведение расследования по «пеплу». Завербовалось еще человек шестьдесят из Метрополии. И в помощь им мобилизовано до тысячи здешних специалистов. Но пока все мы работали, как говорится, методом свободного поиска. Некоторым удалось внедриться в здешнюю наркомафию, некоторые вычисляют основных потребителей препарата...

«Как всегда, — подумал Кай, — частная инициатива идет далеко впереди государственных служб. Пока управление с контрразведкой раскачиваются и теряют деньги и человеческие жизни, шустрые ребята из сыскных агентств уже внедряются в здешнюю наркомафию, да еще и гонорары получают от Диаспоры...»

— Меня всего несколько часов назад «сдернули» с моего участка и определили командовать бригадой из четырех человек — два землянина и двое местных. Теперь с вашей помощью мы должны будем провести операцию, предложенную федералами, — в вашей теперешней редакции... С некоторыми поправками и дополнениями — учитывая интересы хозяев планеты.

Один из этих хозяев с удовлетворением завозился на своей жердочке.

— Ваш корабль, точнее его «груз», — продолжил Яснов, покосившись на него, — как вы и предлагаете, будет служить приманкой для верхов здешней наркоторговли. Если нам удастся убедить этих бонз в том, что корабль потерян, а о его грузе никому ничего не известно, то они в лепешку расшибутся, чтобы взять этот куш. И, учитывая, что СМИ их будут подстегивать сообщениями о поисках «потерпевшего аварию» «Ганимеда», они пойдут на определенный риск. Вот тут в дело входите вы, следователь... В качестве господина Крюгера — темной лошадки. До этого момента — все так, как вы и предлагаете в своей докладной записке.

— Я не настаивал на использовании именно моей кандидатуры для выхода на наркомафию, — заметил Кай. — Но, я вижу, вы склонны оказать мне определенное доверие, несмотря на гм... довольно сложные обстоятельства моего появления на планете. Постараюсь оправдать такое доверие...

— Не кокетничайте, господин следователь, — чуть иронически предостерег Ким. — Как вы сами понимаете, времени у нас нет совсем, и подготовить персонаж с легендой, на которую бы клюнули покупатели «пепла», мы просто-напросто не успеем. А ваша легенда не только готова, но и подтверждена — вы принимали покупателей на борту «Ганимеда», вы демонстрировали им товар...

— Остается дать им знать, что я м-м... готов к продолжению сделки, — согласился Кай, — и сочинить убедительную версию моих похождений за последние тридцать с небольшим часов. Мне это представляется нелегкой задачей.

— Вы правы, следователь, — согласился агент на контракте. — Эти люди... — он справился в разложенной перед ним распечатке, — Раковски и его шефы, без сомнения, сейчас строят предположения о вашей судьбе. И предположений этих не так уж много и наберется. Теоретически с вами должно было случиться именно то, что и случилось на самом деле: парашют капсулы спасения зацепился за эстакаду монорельса, и часа два вы провисели в девяти метрах над довольно пустынным шоссе. Потом прикатили контрразведка и спасатели и вас забрали сюда. Вам, кстати, объяснили, где вы находитесь?

— Не слишком подробно, господин Яснов...

— Это, так сказать, внутренний изолятор Службы безопасности Диаспоры. Контрразведка Инферны работает со Службой в тесном контакте. Кстати, очень удачно сложилось, что контрразведчики поспели раньше полиции. Иначе детали вашего гм... прибытия непременно бы попали во все здешние СМИ.

«Все, как и на древней матушке-Земле, — подумал Кай. — И не важно, кожей ты покрыт или хитином, и сколько там у тебя ноздрей. Все равно — пресса воюет с разведкой, разведка — с полицией, а все три, вместе взятые, морочат простых смертных, как им заблагорассудится...»

— Так вот, — продолжил агент, — сейчас посадка «Ганимеда» подается в новостях где-то пятым или шестым сюжетом. Не педалируется, так сказать. Официально вас не нашли. Прибывшие на четверть часа раньше полицейской бригады работники наземной Службы спасения обнаружили только пустую капсулу и не имеют ни малейшего представления о том, куда делся ее пассажир и зачем ему потребовалось скрываться. Точно так же только предположения строятся о месте посадки или катастрофы незаконно приземлявшегося корабля. Прессе подкинуты заведомо искаженные данные об ориентировочной траектории «Ганимеда». Но мы имеем дело далеко не с дураками...

— К сожалению... — согласился Кай.

— Нашему противнику, — Яснов кивнул куда-то в направлении сумеречно маячившего за окнами леса, — совершенно ясно, что Джону Крюгеру некуда деваться на Инферне. Если он не погиб или не попал в руки какой-то другой преступной группировки, то уже через несколько часов должен оказаться в руках полиции или какой-либо из спецслужб. Других вариантов просто не существует. Если только...

— Если только, — закончил Кай неоконченную фразу-намек, — господин Крюгер не подстраховался и не заручился сообщниками на Инферне. В Диаспоре.

* * *

Анатолий последними словами обругал свой ручной парализатор: подавать с его помощью сигналы можно было разве что колотя проклятой машинкой в медный таз — стреляла она практически бесшумно. Ни таза такого, ни чего-либо подобного у Смольского не было, тем не менее хоть что-то предпринять было необходимо. Чтобы окончательно не утратить связи с капитанской группой и с неведомо почему не отзывающимся Микисом, он принялся время от времени на ходу выкрикивать бесполезные, как он уже начал понимать, призывы — выйти на связь голосом или фонарем.

Впрочем, долго оглашать пространство безответными криками ему не пришлось. Не то чтобы заброшенный злою судьбою под чужие небеса литератор сорвал голос. Нет. Просто глухая тревога, ощущение чего-то или кого-то невидимого, но огромного, бесшумно — почти бесшумно — крадущегося по его следу, стало уже вполне осознанным чувством — страхом. И страх этот ледяной рукой сжал его горло, заставил притихнуть, съежиться, самому перейти на кошачий, крадущийся шаг... А еще свет, мерещившийся там, впереди, теперь словно материализовался, недвусмысленно обозначил себя неровным, жмущимся к каменистому ложу плато пламенем небольшого костерка. И темная — словно из сгустившейся мглы — человеческая фигура сгорбилась на камне совсем близко от этого огня.

«Если это Микис, — рассудил Смольский, — то, видно, он вконец отчаялся сам выйти на отряд. И где это он так шустро успел насобирать хвороста или еще какой-то горючей дряни на костерок-то? И еще — почему он даже не пытается нам пошуметь и выстрелов кэпа не слышит?» Он криво усмехнулся и сам себе ответил: «Да потому, что это не Микис. Как пить дать не Микис...»

Анатолий перешел на короткие, в десяток-полтора шагов, перебежки между скрывающими его валунами, а остаток пространства, отделявшего его от костерка, лишенный этих природных декораций, прополз по-пластунски, вжимаясь в неровности скального грунта. Фигура человека, скрючившегося на коричневом камне и неотрывно уставившегося в неровное, исходящее копотью пламя, стала хорошо различима только с расстояния десяти — пятнадцати метров. Смольский решил не валять дурака и, поднявшись с четверенек, окликнул странного типа. Тип не спеша совершенно спокойно обернулся к нему. Да, это был не Микис. Совсем не Микис.

Это была женщина. Точнее — девушка. Почти подросток. С лицом угловатым и измазанным маскировочной раскраской.

— Не кричи! — глухо произнесла она.

Была она худа, темна глазами и облачена в какой-то мехом наружу вывернутый тулуп. На голове же имела черной кожи косынку, туго перехватывающую коротко, вкривь и вкось остриженные, цвета воронова крыла волосы.

— Не кричи! — повторила она с ужасным акцентом. — Тут до черта всякого народа шастает. Ночи Туманов начались — теперь только держись...

Девушка внимательно присмотрелась к Анатолию:

— Да ты, друг, и вовсе зеленый... Ты б все-таки знак нацепил... А то примут за одиночку и грохнут как мальчика. Ты — в натуре — чей будешь?

— Свой. Собственный, — с раздражением ответил Анатолий.

— Не особенно хорохорься, парень, — посоветовала ему незнакомка. — Хотя, похоже... — тут она призадумалась. — Похоже, ты и впрямь работаешь в одиночку. Что, почуял в себе это и решил ни с кем не делиться? Сам найду, сам продам? Послушай, так не бывает. Знаешь, сколько таких умников, вроде тебя, здесь прикопаны — здесь и в отрогах... И на других плато — тоже. А жалко, между прочим, — ведь у каждого, пожалуй, Способность была... Дар... Ты возьми в ум — не пешком же ты сюда притопал. По цепочке прошел. Так ведь? И денежки зато немалые, верно, выложил... А раз так, то тот, кто у тебя денежки принял, тебя тут же и заложил. Или красной братии, или желтой. Ну, короче, уже «под колпаком» ты.

«Сегодня я рехнусь», — подумал Смольский.

Для него весь выдаваемый незнакомкой текст выглядел полнейшей ахинеей. Дело усугублял дичайший акцент, украшавший ее монолог. Ясно было только одно — его принимали за кого-то другого. Причем в этой роли он вел себя предосудительно и явно заслуживал за свои действия суровейшего порицания.

— И пушечку свою ты б убрал лучше, — посоветовала девица. — Засунь ее себе в штаны подальше, и лучше будет, если ты про нее позабудешь. Вообще, на хрен — понимаешь? А то пришьют тебя без разговоров. А обидно будет, если и в самом деле Способность у тебя...

Анатолий счел совет этот — уничижительный по форме, но справедливый по сути — довольно логичным и убрал парализатор в чехол.

— Вы меня принимаете за кого-то другого, — начал объяснять он — как можно спокойнее. — Я... Я ищу своего товарища. Он... Он потерялся в этом тумане. И почему-то не отвечает на мои... на наши сигналы. Если вы хоть как-то...

— На ваши сигналы... — задумчиво прожевала его слова незнакомка. — Да ты не один здесь, значит... Странный ты парень... А напарник твой или поумнее тебя уродился, или уже захомутали его... Хорошо, если не кончили.

Она поднялась на ноги — легко, как мальчишка, — и сделала шаг назад, в туман. Голову она склонила набок, внимательно вглядываясь в лицо Смольского:

— Странный ты, парень. Словно с небес свалился...

Анатолий не стал уточнять, что именно так и обстоят дела. А незнакомка подвела итог:

— С тобою лучше не связываться. Ты лучше по темноте не шастай — добром не кончится. Ты здесь — у огонька посиди тихо-смирно. А я, если...

Она еще на шаг отступила в мглистую темноту.

— Если встречу народец понадежнее — к тебе подошлю. Чтоб нам тебя разъяснить, а тебе — нас...

Она отступила еще на пару шагов и стала почти неразличима в слабо мерцающем мраке. Подняла палец — длинный и сухой — к губам.

— Вы — кто? — ошалело спросил Смольский, машинально делая шаг вслед за норовящей раствориться в заполненном белесой мутью пространстве собеседницей — Ты... Ты — из Диаспоры?

— А откуда же еще? — услышал он ответ уже только ощущавшейся в тумане незнакомки. — Жди здесь. Иначе — пропадешь. Если не дождешься — под утро в лес уходи. Вниз по осыпи... По склону. Там — жди... За тобой придут. Я или... другие. Те... Тот, кто придет, — он скажет, что это от Травы. От Дурной Травы. Это я — Дурная Трава... Жди.

Все. Словно и не было никакой девушки у костра. Да и костер сам уже еле теплился за спиной Анатолия, норовил погаснуть.

Надо было решать: или же подкинуть в огонь черного, словно чугунного литья хворосту, наваленного поодаль, и по совету странной незнакомки оставаться здесь, ожидая неведомо кого, или же, плюнув на несчастного Микиса, попытаться выйти хотя бы на Николаева с Листером и уж с ними втроем решать вопрос о том, как быть дальше...

Анатолий поднял лицо к небу и отметил про себя, что туман, должно быть, покрывает плато довольно низким слоем — самые яркие из звезд невидимой черной птице так и не удалось склевать, и они, неровно подрагивая, горели там — в недостижимой высоте — словно огни далеких, дарящих успокоение путникам маяков.

А потом в небо стала торопливо взбираться новая, самозваная и яркая звездочка. За ней — вторая. Кто-то, скорее всего капитан Листер, палил в небо из ракетницы.

Анатолий с сомнением посмотрел в сторону гаснущего костерка, сверил компас, поправил рюкзак и решительно зашагал по направлению к той скрытой во мраке точке, откуда один за другим карабкались в небо огоньки ракет.

* * *

Господин Лирига полузакрыл свои ядовито-желтые гляделки. Поскольку веки ранарари не опускались, а, наоборот, поднимались, снизу вверх, казалось, что глаза куратора операции закатились, а сам он вот-вот грянется со своего насеста оземь, что было бы неудивительно, принимая во внимание, что головоломный разговор его подопечных длился уже без малого три часа.

— Итак, прокрутим нашу версию еще раз... Хотя бы конспективно, — Ким устало помассировал веки и исподтишка глянул на федерального следователя.

Но тому, видно, было не впервой разыгрывать такие «игры в закрытых помещениях». Он не выглядел более усталым, чем в самом начале их разговора.

— Прокрутим, — согласился Кай.

— Ну что же, тогда, как говаривали мои предки, «поехали»! — бодро начал агент на контракте. — Господин Джон Кинли Крюгер — то есть вы — довольно честно выполнил часть своих обязательств перед группой поставщиков «пепла» — доставил доверенный ему груз на Инферну. Оговоримся сразу: наша версия не предусматривает раскрытия имен этих поставщиков покупателю. Да и было бы странно, если бы намеченная сделка не предусматривала такой элементарной меры конспирации. Однако уже на середине маршрута переброски наркотика возникли непредвиденные обстоятельства: в дело, непрошеными, вошли Хубилай-Кадыров и его люди. Они начали с того, что прикончили вашего контрагента — Фостера-Кротова, затем взяли в заложники вашего финансового агента э-э... Бибера и захватили «Ганимед». Так что вы прибыли, если так можно выразиться, совсем не на ту Фронду, на которую летели...

— Это — хорошая формулировка того положения дел, которое я застал на месте действия, — криво улыбнулся Кай. — С этого момента легенда раздваивается. Давайте первый вариант.

— Первый вариант, — послушно вздохнул Ким. — Итак, все пошло прахом... Однако, — с нажимом продолжил он, — непреклонный господин Крюгер при виде таких дел не повернул оглобли и не подчинился воле распоясавшихся конкурентов. Он умудрился вступить в сговор с капитаном «Ганимеда». Они вдвоем наняли и тайно протащили на борт корабля наемного головореза...

— Вооруженного охранника, — смягчил формулировку Кай. — Наемного...

— Вооруженного охранника, — согласился Ким. — После чего в Открытом Космосе на траверзе Инферны на борту «Ганимеда» произошел вооруженный конфликт, в результате которого не осталось ни одного человека, способного довести корабль до цели... Случайно господину Крюгеру удалось узнать цифровой пароль, который должен был назвать кто-то из прибывших, чтобы агент покупателя, намеченный Хубилаем, мог открыто вступить с ним в контакт.

Он криво улыбнулся:

— Этот вариант легенды, по моему разумению, можно преподнести только первоначальному покупателю — тому, кого наметил Фостер. Встреча с таковым — наименее вероятна. Для покупателя от Хубилая излагается другой, более «крутой» вариант... Резкое изменение ситуации на Фронде Крюгеру совершенно безразлично. Его дело — наладить канал траффика и вернуться с выручкой. Так что с бандой Хубилая он легко нашел общий язык. Или — думал, что нашел... Санкцию на сделку Крюгер якобы получил непосредственно от Кублы, и бунт экипажа «Ганимеда» явился для него полной неожиданностью, чем и объясняются столь большие потери. До сих пор он не может решить, что это было: коварный замысел Хубилая или эксцесс экипажа. Он полон подозрений и действует с огромной осторожностью. Тем не менее он принял на борт «Ганимеда» так называемых «спасателей», предъявил им пароль и сам «груз». Так что если кому и поверят Раковски и те, кто за ним стоит, то только вам.

Яснов замолчал, хрустнул суставами пальцев и откашлялся.

— Дальше в любой из версий нашей легенды идет часть, разработку которой я взял на себя. Так сказать, местная версия. Противнику предлагается несколько непредвиденный вариант: предусмотрительный господин Крюгер не положился целиком и полностью на связи Фостера, а затем — Хубилая, но озаботился тем, чтобы внедрить в Диаспору своего человека — частного детектива с сомнительной репутацией, господина Рея Яшми с Желтых Лун. К вашим, кстати, услугам...

Ким поклонился федеральному следователю. Тот усмехнулся:

— Вы решили не слишком уклоняться от специфики своей деятельности, господин агент... Я, конечно, не имею в виду вопрос о репутации. С ней, судя по доверию, которое вам оказывают хозяева планеты и Диаспора, у вас все обстоит м-м... благополучно...

— Собственно, — Ким почесал в затылке, — я всего лишь продолжаю разыгрывать туже самую партию, которую начал несколько месяцев назад. Версия до предела совпадает с реальными событиями: Яшми нанят Диаспорой примерно на тех же условиях, что и Ким Яснов. Для той же самой цели — пресечения траффика «пепла»... Однако, пообтесавшись здесь, Яшми стал подавать местной мафии недвусмысленные сигналы. Кстати, учтите, — здесь слово «мафия» почти не употребляется. Обычно говорят эвфемизмами — «те люди», «люди при порошке» и все такое... В общем, по мелочам дело начало клеиться. Только вот Рею Яшми пришлось бы до морковкина заговенья ждать хоть какой-нибудь серьезной дичи в эти силки. Но тут, на наше счастье, буквально с неба свалились полтонны этого самого «порошка» и вы, следователь, к нему в придачу.

Разумеется, для «тех людей» версия вашего прибытия немного изменена. Господам, проявляющим повышенный интерес... точнее — проявляющим хоть какой-то интерес к судьбе кораблика, совершившего столь сенсационную посадку, преподносится — по всем каналам, и официальным и неофициальным, — история о том, что «Ганимед» затонул, не дотянув до побережья Второго материка. Кстати сказать, мы с вами находимся на Втором материке Инферны, господин следователь. Обломки корабля старательно ищут на шельфе флот и авиация. Вторая деза, которая идет вдогонку первой, — власти врут, они знают про «начинку» корабля, а тот применил секретную систему глушения средств навигации и скрылся в глубине континента, в необитаемой горной зоне. Что является почти что правдой. Есть еще одна деза: она состоит в том, что вы, господин Крюгер, — единственный из всех, прилетевших на «Ганимеде», кто уцелел. Уцелел и притом не угодил в руки властей. Вашу капсулу, видите ли, вынесло за время спуска к прибрежной промышленной зоне, и она повисла на проводах линии передач тамошней энергосистемы. Что полностью соответствует правде жизни... Далее наша легенда от нее слегка отступает.

Предполагается, что вы, господин Крюгер, не так просты, чтобы доверчиво отдать себя в руки сразу двум криминальным структурам: одной — на Фронде, другой — на Инферне, в Диаспоре... Так что вполне естественно, что в систему слухов, циркулирующих в здешнем уголовном мире, был вброшен еще один: мол, впереди себя осторожный владелец «груза», прибывшего на «Ганимеде», послал своего агента. Сделано все возможное, чтобы не слишком тупые «люди при порошке» догадались, что агент этот — не кто иной, как господин Яшми.

Ну и естественно, что именно со своим агентом связался Крюгер, когда его спасательная капсула скользила в небесах Инферны. Естественно, Яшми подсуетился и успел забрать Крюгера с места приземления прямо из-под носа спасателей и полиции. В настоящее время он устроил своего нанимателя на конспиративной квартире и сейчас занят поисками контактов с потенциальными покупателями большой партии «пепла».

— От всего этого, однако, у господина Яшми не прибавилось реальных каналов выхода на верхушку этих «людей при порошке», — поуменьшил зазвучавший в словах собеседника энтузиазм федеральный следователь.

Но с этой подачи энтузиазм Яснова только возрос.

— Ну, во-первых, у нас теперь есть выход на область, до сих пор бывшую вне подозрений — на Службу спасения, — он загнул один палец, мизинец — как это делают русские.

«Был бы европейских корней, наоборот — выбросил бы вверх указательный», — отметил про себя Кай. Впрочем, это его наблюдение не имело никакого отношения к делу.

— А конкретно, — продолжил Яснов, — мы имеем в виду господина Раковски и других членов экипажа спасательного бота. Никуда они не денутся. Вылезут из своих щелей, как только поймут, что корабль пока не найден и подозрений относительно них нет. Во-вторых, я буду не я, если «те люди» начнут землю рыть и умудрятся проскочить мимо меня после того, как в Диаспоре распространится слух о спрятавшемся в горах кораблике и о том, что кое-кто из его пассажиров жив-здоров и гуляет на свободе. А об этом мы уж позаботимся. Мне даже не придется быть назойливым. Скорее — наоборот. Вопрос в том, кто выйдет на нас первым. Тогда будет опасно спутать варианты.

— Надо позаботиться об одной важной вещи, — Кай внимательно посмотрел в глаза агента. — Вы не догадываетесь о какой?

— Обижаете, следователь.

Яснову, кажется, и впрямь стало обидно за то, что собеседник держит его за пацана. Однако не время было тратить силы на глупые амбиции.

— Как только было принято решение приступить к выполнению операции, — Ким продолжал спокойным и выдержанным тоном инструктировать федерального следователя, — соответствующие службы сделали все, чтобы отрезать Диаспору от Фронды. Все каналы подпространственной связи были взяты под контроль. Если у здешних агентов Хубилая и осталась возможность связаться с ним, то только уж какая-нибудь особенно хитрая.

— У них нет такой возможности, — прервал его гортанный голос. — Не тратьте время на обсуждение вопросов, которые целиком и полностью находятся в компетенции контрразведки.

— Не будем, — согласился Ким. — Теперь один важный момент: все карты путает полная неопределенность в отношении того, что же все-таки приключилось на борту «Ганимеда», когда он предпринял аварийный сход с орбиты, и где сейчас находятся ваши спутники.

— Мне кажется... — Кай взял со стола электрокарандаш агента и нервно щелкнул его кнопкой — дурные примеры заразительны. — Думаю, что в начале нашей беседы я слишком оптимистически оценил ситуацию... Во всяком случае, покуда мы с вами обсуждали все остальные детали, меня не покидала мысль о том, кто из присутствовавших на борту корабля мог осуществить такой дерзкий угон. Двоих — Анатолия Смольского и Алоиза Бибера — Микиса Палладини — можно исключить сразу. Они не смогли бы не только справиться с управлением космоклипером, но и выбраться из боксов, где были заперты.

— Третий, — уточнил агент, — Кирилл Николаев тоже был обезоружен и заперт...

— Допускаю, что он мог сладить с замком, орудуя зубочисткой... Или выкинуть что-нибудь в этом роде. Я успел навести о нем справки — парень ушлый. Прошел общую подготовку Космодесанта. Может выполнить простейшие маневры. Но навыков в вождении космических судов не имеет. Тем более провести аварийную посадку — да еще так виртуозно... Нет, это не он.

— Я — того же мнения, — пожал плечами Яснов. — Вариантов, собственно говоря, нет: на борту был только один человек, способный управлять кораблем, — навигатор Рымник. Но в данном случае мотивы его совершенно непонятны. Если не допустить простую в общем-то мысль, что он работал на какую-то третью сторону. Может быть, на тех, на кого должен был вывести Крюгера Фостер... Конечно, это весьма сомнительно, но, учитывая, что, кроме тех, кого мы сейчас перебрали по косточкам, на борту было лишь три покойника в холодильнике, придется принимать даже самый невероятный вариант.

— Есть и еще одна мысль, — поморщившись, Кай бросил карандаш поверх бумаг, — которая состоит в том, что мы просто-напросто плохо обыскали этот чертов кораблик. Если уж на нем были два спрятанных пассажира, то почему бы где-нибудь не затесаться и третьему? Но это лишь гипотеза. Меня же больше волнует судьба троих моих спутников. Они не могли оказать особого сопротивления тому, кто завладел кораблем, кто бы это ни был. И маловероятно, что этот кто-то сохранил им жизнь. В лучшем случае — заживо похоронил под обвалом в корабле, запертыми по каютам. Не думаю, что Рымник или кто-то другой рискнет гнать через безжизненное горное плато караван из трех пленников...

— Он мог прихватить кого-то одного, наиболее информированного, — заметил агент. — Я бы на его месте остановил свой выбор на Палладини. Он и наименее опасен, как противник... Но вы правы — судьба ваших друзей вызывает самые серьезные опасения...

— Так или иначе, — Кай встал и подошел к окну, — я настаиваю на том, чтобы предпринять тайную экспедицию к месту, где укрыт «Ганимед», и выяснить судьбу тех, кто был на борту.

— Еще важнее, — снова несколько неожиданно подал свой гортанный голос Лирига, — убедиться, что никто не забрал с борта ту матрицу памяти, на которой зафиксированы события, происшедшие на вашем корабле. Если она попала... или если она попадет в руки противника, то вся наша операция разваливается.

— Запись на матрицу шифруется, — напомнил ему Кай. — Так что потребуется время, чтобы ее «расколоть». Кроме того, о самом ее существовании знали только я и Палладини. До того момента, как вы прочитали мою докладную. Так или иначе...

— Я принял к сведению ваши соображения, — оборвал его Лирига. — Думаю, мы сумели обрисовать наши планы в общих чертах. О деталях вы договоритесь сами и доложите мне не позже завтрашнего утра.

— И еще, — резко повернулся к нему федеральный следователь. — Надеюсь, вы понимаете, что необходимым условием нашей совместной работы для меня является возможность беспрепятственно контактировать с моим непосредственным руководством там, в Федерации. Контактировать по вашим закрытым каналам подпространственной связи, как открытым текстом, так и посредством шифрограмм.

Некоторое время Лирига молчал. Потом сухо (насколько позволяли об этом судить возможности преобразователя частот) определил:

— Такая возможность вам будет предоставлена. Как мера, обеспечивающая взаимное доверие. Надеюсь, вы не злоупотребите этим.

* * *

Кэп был мрачен и явно не без труда сдерживал вполне справедливое желание свернуть шею сначала сгинувшему, а теперь неожиданно выплывшему из тумана Смольскому. Кирилл, не обращая внимания на гневную тираду, обрушившуюся на голову бедного литератора, думал о чем-то своем.

Впрочем, выражение недовольства не заняло у капитана слишком много времени. Видно, свою вину в приключившемся он тоже видел. Тяжело вздохнув, кэп коротко кивнул Анатолию, приглашая присесть на подходящий для этой цели валун, а сам устроился напротив — опершись спиной о менее удобный обломок гранита. Кирилл использовал ту же опору, чтобы пристроить на ней свой довольно тяжелый бластер и присматривать за окружающим пространством, временами заглядывая в инфракрасный прицел.

Анатолий, стараясь быть как можно более лаконичным, изложил причину своего почти двухчасового исчезновения. Рассказывая о странной, похожей на дурной сон встрече с незнакомкой у костра, он приглядывался к лицу кэпа — почему-то им владело ощущение, что Листер знает гораздо больше, чем кажется, о том, кто и что может им встретиться здесь, в богом забытом уголке чужой и недоброй к незваным гостям планеты.

Но кэп не проронил ни слова. Вместо него заговорил Кирилл.

— Вот что, — определил он. — Палладини мы, похоже, потеряли. У него и ракетница была, и фонарь мощный, и в пределах прямой слышимости мы с ним находились. На худой конец он мог бы и маячок врубить на своем блоке связи. Хотя это и чревато... Так что или он попал в руки каких-то бандитов, которые, видно, по горам этим бродят...

— Или какой-нибудь местной полиции, жандармерии или типа того, — предположил Смольский. — Ведь кто-то же прочесывает местность в поисках кораблика... Удивительно, что до сих пор на нас не наткнулись.

— Так или иначе, но в этом случае он довольно скоро расколется, и мы можем оказаться в окружении, — продолжил Кирилл. — Другой вариант — Палладини погиб. Нарвался на что-то такое в этом туманище. Может, элементарно загремел в расселину. Тут уж ничего не поделаешь. Но на нас будет висеть еще один труп.

— Возможно, — возразил Смольский, — он еще жив. Но — без сознания. Или просто беспомощен. Тогда...

— Что вы предлагаете делать тогда? — жестко спросил Листер. — Вы сами видели, что означают поиски человека в этом тумане. Вы, господин писатель, и на нас-то с трудом вышли, хотя мы и сигналили всем, чем могли. Дожидаться тут восхода — полное безумие. Днем поиск невозможен — нас засекут раньше, чем здешнее солнышко выйдет из-за горизонта... Так что... милосердие милосердием, но не переоценивайте наших сил и возможностей. И примите во внимание, что если Палладини кем-то схвачен, то этот «кто-то» вот-вот будет здесь. Ничего хорошего это нам не сулит — поверьте!

— Значит? — уныло произнес Анатолий.

— Значит, надо уносить отсюда ноги! — не скрывая раздражения, отрезал кэп. — И поскорее!

Он резко встал и начал сверяться с картой местности на дисплейчике своего ручного компа. Посмотрел на компас, на карту, снова на компас. Потер лоб, нахмурился.

Впервые за время перехода Анатолий видел на лице кэпа какое-то подобие растерянности. Но это длилось всего лишь мгновение. Лицо капитана вновь стало непроницаемым.

— За мной! — коротко скомандовал он. — Кирилл — замыкающим. И не терять друг друга из виду!

Забросил рюкзак за спину и легко зашагал вниз по еле заметному склону.

Анатолию ничего не оставалось, как поспешить за ним.

Чувствовал он себя последним дерьмом.

* * *

Когда с головы Микиса сняли мешок, он чуть было не ослеп от обилия света. Ночные переходы и дневной сон в темноте скальных пещер и гротов превратили его в нетопыря. Теперь ему потребовалось время, чтобы прийти в себя и разобраться, где он находится и кто его окружает.

А находился он в помещении до боли знакомом — знакомом по той, до Инферны, оставленной жизни. Это был то ли тесный бункер, то ли просторный, оснащенный двумя рядами нар коридор. На нарах этих и пребывал Микис. Нары были в точности такими же, какими были, есть и будут, верно, вовеки все тюремные нары по всей Периферии, — отменно неуклюжей и прочной комбинацией сваренных друг с другом рельсов и прикрученных к ним намертво болтами досок из древесины — тяжелой и твердой. Помещение заливал мертвенный, лишающий надежды свет флюоресцентных панелей. С обоих торцов бункер был оборудован толстенными, унылого окраса бронированными дверьми. Двери эти впечатляли.

Пара типов в камуфляже — в обычном камуфляже Легиона, только без опознавательных знаков, свалила сорванные с голов пленных мешки в дальнем углу, где виднелось еще какое-то барахлишко, после чего убыла в те самые двери. Наблюдать за бункером остались четверо их коллег с армейскими бластерами, но одетых причудливее — в смесь униформы бог весть каких войск и партикулярной одежки. Эти сразу уселись резаться в карты. Пленные, надежно примкнутые к стойкам нар, их мало волновали.

«До сих пор жизнь Диаспоры мне расписывали как рай земной, — язвительно подумал Палладини. — В гробу видел я, однако, такой вот рай! Стоило же Микису Палладини мучиться, словно грешнику в аду, на богом проклятой Фронде, а потом кантоваться, словно дамскому бюстгальтеру в стиральной машине, в этом сатанинском кораблике, что блохой скакал через подпространство, и от этого страдать как Иона во чреве китовом, для того только, чтобы в конце концов очутиться в самой обыкновенной каталажке?! Даже если это — филиал здешнего рая для безбилетников, то я не подписывался на этот чертов круиз!»

Он был не единственным «безбилетником» в этом «филиале рая». Тонкая, но очень прочная цепь делала его всего лишь крайним в цепочке из полудюжины довольно мрачных личностей, закованных, как и он, в наручники. Все они явно не по своей воле оказались в этом тайном узилище.

В остальном, однако, его товарищи по несчастью довольно сильно отличались от Микиса. Была это публика разношерстная, но все как один лихого вида. А особо отличался его непосредственный сосед — тип, производивший на окружающих неизгладимое впечатление. Он был неопределенного возраста, размерами чуть ли не вдвое превосходил Микиса и имел буйную, густую и огненно-рыжую шевелюру. Рыжими, густыми и буйными были, естественно, и его борода и брови. Гребень цирюльника никуда не касался этой буйной поросли, в которой с трудом угадывались высокие веснушчатые скулы, конопатый нос и глубоко посаженные, неожиданного василькового окраса глаза. Одет тип был, видно, по принятой в здешних краях моде и даже не без претензии. На нем был набор предметов одежды из грубой кожи, собранных, видно, с миру по нитке, но в соответствии с какими-то признаками вкуса — туземного и вычурного, но вкуса. Запястья арестанта, кроме наручников, украшала дюжина разнообразных браслетов, в левом ухе висела впечатляющих размеров серьга, на шее и на поясе болтался целый набор страннейших амулетов, в одном из которых отчетливо угадывалось высушенное человеческое ухо...

Микис отметил про себя, что ни его самого, ни других пленников не обобрали. У него лично забрали только документы и оружие, проявив мало интереса к остальному содержимому рюкзака и карманов.

В отличие от других пленников, рыжий громила проявил к Микису интерес, перекинулся с ним парой фраз на местном наречии и потому стал как-то близок злосчастному владельцу «Риалти». Каково же было удивление Микиса, когда он узнал, что косматый тип, с которым судьба свела его здесь, на краю Обитаемого Космоса, под чужим небом, был близок с его, Микиса, неплохим знакомым. Выяснилось это почти сразу, как только тип соблаговолил представиться.

— Рога, — сообщил он, изучая Микиса довольно мрачным и каким-то сверлящим, до костей пронимающим взглядом. — Ударение на первом слоге.

Он явно ожидал, что его имя что-то говорит новому знакомому. И как само собой разумеющееся добавил:

— И если хоть раз назовешь меня Копытичем, шею сверну! Такое только троим позволено. Петрович я... Запомни: ударение — на первый слог! Петрович! Рога Петрович! А про Копытича — это все Шишела шуточки... Ну а тебя как звать, малахольный?

Славянский юмор Шишела, столь обидный для Роги, остался непонятен Микису, а вот сама кличка изобретателя странного прозвища всколыхнула в нем массу эмоций.

— Шишел? — удивленно воззрился он на Рогу — Шишел-Мышел — Шаленый?! Его что — сюда занесло?

— А что — тоже такого знаешь? — изумился Рога. — Или слышал о таком? Вот уж тесен мир! Хотя, если уж сошлись мы на Камнях, так и неудивительно: тут все мы по одной дорожке ходим... Ты не темни, однако, сам-то назовись все-таки...

— Шишел меня знал как э-э... Барсука... — ответил Микис — Дело было на Гринзее...

Рога окинул собеседника критическим взглядом и согласился:

— М-да... Есть что-то...

Микис потупился Он не был уверен, что ему стоит распространяться о своем прошлом — здесь и сейчас.

— Тогда у меня кличка такая была — Барсук, — уточнил он

— А сейчас, стало быть, другая... — проявил догадливость, хорошо сдобренную ядовитой иронией, Рога.

— Можешь звать меня Бобер... — неохотно промямлил Микис.

— И этот зверек подходит, — согласился рыжий разбойник, еще раз оценивающе поглядев на собеседника. — Не скунс все-таки...

Микис нервно дернулся — именно Скунсом он числился в те далекие и прекрасные времена, когда за ним — Микисом Палладини — еще не охотились по всей Галактике люди Большого Кира с намерением спустить шкуру за принесенный этому самому Киру и ряду фигур помельче основательный материальный ущерб, за сотрудничество с федералами из управления, пропажу партийной кассы и за иные прегрешения.

— Правда, я и бобров и барсуков только по «Ти-Ви» видал, — признал недочет в своих познаниях по части зоологии Рога. — И скунсов — тоже. В фильмиках про флору Метрополии. Или про фауну... Познавательных. А ты, видно, живность любишь... Этакую... Ну это все кликухи. А звать-то как тебя в натуре?

— Алоиз Бибер к вашим услугам, — несколько чопорно отрекомендовался Микис.

— Это там — на Гринзее, или здесь — в Диаспоре? — продолжил Рога уточнение обстоятельств. — Мне важно вспомнить, чем там тебя Шишел поминал — добром или по-другому как...

— У Шишела никаких ко мне претензий не было! — оскорбился Микис. — Я ему был, конечно, под другим именем известен, у меня тогда на фамилию Беррил ксива выправлена была! Ромуальдо Беррил, если хотите знать!

Рыжий Рога призадумался, но если и вспомнил что из рассказов Шаленого, то не поспешил уведомить об этом Микиса. Тот беспокойно завозился на нарах.

— Так Шишел теперь тоже здесь? — озабоченно осведомился он.

— Отнюдь, — коротко бросил Рога. — А не помешал бы, ей-богу... Мы с ним на пару прикидывали сюда на промысел податься... Камнями зарабатывать года два-три. На Святой Анне дело было. Там он мне «Копытича» этого и подвесил — шутник хренов. И уж все на мази было... Но тут его кто-то из старых приятелей вычислил, из тех, с которыми они с Квесты — с Малой Колонии — звездолет какой-то древний угнали. Он потом то ли отбился от них, то ли потерялся где-то и все тосковал по ним и по тем денькам вообще...

— Да, помню что-то такое... — согласился Микис. — Случалось от него слышать что-то в этом роде... Под «Смирновскую»... Сентиментален Шишел бывал временами.

— Ну, так вот нашлись друзья эти его, — с некоторым недовольством в голосе поведал Рога. — С ними Дмитрий и сорвался в другие края. А я вот в Диаспору подался. На то у меня и расклад неплохой выпал, и подданство Фронды — я про него, правда, уж и забыл, а пригодилось, однако ж и Способность четко выраженная... Так что, видно, на роду мне написано по здешним горам шляться и камушки подбирать... А у Шишела как раз ни того, ни другого. Как не было, так и нет — ни гражданства этого, ни Способности... Да и к Камням у него предубеждение какое-то... Что-то там с каким-то Камнем у него вроде как боком вышло... Так что, может, оно и к лучшему, что все так сложилось. Потому что в Диаспоре жизнь, конечно, сытая — если на «чертей» не за страх, а за совесть ишачить. Но по-настоящему заработать можно только на двух вещах — на «пепле» и на Камнях... Но с «пеплом» все стремно. Все на Секту завязано, на Фалька... А с Камнями — дело четкое, прямое — кто смел, тот и съел. Хотя...

— Камни... — растерянно пробормотал Микис. — Значит, камушки... Не знал...

— Какие тебе «камушки», малахольный?! — неожиданно завелся Рога. — Это у баб в сережках — камушки. А здесь — на Аш-Ларданар — Камни! Заруби это себе на носу, чучело!

— Знаешь, Рога, — переходя уже на «ты», начал прояснять суть дела бывший Барсук, — я вроде специально делами Диаспоры так это — интересовался. У меня на этот предмет свой интерес. Я, понимаешь, на Фронде свое дело содержу... Но я ни разу не слышал о том, что с Инферны вывозят ювелирное сырье...

Рога обалдело уставился на Микиса. Очевидно, тот ляпнул что-то и вовсе уж несуразное...

— Какое такое — ювелирное? — ошалело спросил он. — Ты-то сам за каким дьяволом по этим местам бродишь? Да еще в Ночи Туманов. Тоже ведь Камни для кого-то пасешь? Или кто-то для тебя Камни пасет? Но, извини, дорогой, на это не похоже...

— Конечно — не похоже! — взвился Микис. — Я... Я сюда — на Инферну вашу — влип не по делам! Вообще помимо, как говорится, собственной воли!

Он лихорадочно соображал, какую версию своего прибытия «впарить» неожиданно обозначившемуся партнеру по возможному бизнесу в Диаспоре.

— Ми... Алоиза Бибера привезли на Инферну, как барана — на свадьбу. Связанного и без малейшего понятия о том, знаете ли, что происходит! Они меня хотели использовать как заложника! Но... Но у них корабль... Они — разбились. Где-то здесь, в горах... И единственное, чего я хочу, это поскорее убраться с этой милой планетки! И еще, конечно, Алоиз Бибер хочет получить хоть какую-то компенсацию за его страдания! — торопливо добавил он.

Рога продолжал пялиться на Микиса. Теперь уже снова иронически.

— Послушай, друг... И кто это тебя и — главное — за каким дьяволом приволок сюда — на планету, которая ни-ка-ко-го отношения ни к твоей Фронде, ни к Метрополии не имеет и иметь не может?! Кому ты здесь сдался, если не секрет?

— Это — дело рук Хубилая... Кублы... — лихорадочно продолжал нести околесицу Палладини. — У него... у нас получилась нестыковочка с большой партией «порошка»... Если бы не эта авария... Не эта посадка...

— А после аварии и посадки... — Рога улыбнулся настолько ядовито, что этого не смогла скрыть даже его рыжая борода. — После такой беды эти твои похитители так огорчились, что отпустили тебя на все четыре стороны... Да еще и комбинезончик дали, фонарик привесили. Продуктов в дорогу — полный рюкзак. Мешок спальный... Да еще и пушку ты вроде при себе имел... Я же слышал, о чем эти, — Рога кивнул в сторону продолжавших резаться в карты охранников, — болтали...

Бобер скис и стал лихорадочно рыскать глазами по бункеру, ища сочувствия у остальных товарищей по несчастью. Но разношерстной четверке — двум горцам, негру и узкоглазому азиату не было до него никакого дела. Двое первых, как и охрана, предавались игре, но только какой-то странной: в нее можно было играть со скованными руками. Один бросал на своем гортанном горском наречии какие-то слова — возможно, называл число, — а второй, подумав, отзывался на это такими же короткими, явно обусловленными какими-то правилами звуками. Потом наступала очередь второго, и он выдавал свою порцию из трех-четырех слов, повергая в задумчивость партнера. Видимо, это было чем-то вроде шахмат без доски... Негр просто балдел, словно обкуренный, а азиат, похоже, просто спал с открытыми глазами.

Рога с иронией продолжал наблюдать за своим собеседником.

— Ладно... — наконец процедил он. — Твое дело: не хочешь — не колись. Только мой тебе совет: сказки свои побереги для своей бабушки. А здесь — на Аш-Ларданар — ты этих песен не пой: не поймут, да еще и отделают так, что родная мать не узнает... Постарайся въехать в ситуацию: очень скоро эти мальчики, — Рога снова выразительно кивнул в сторону охранников, — возьмутся за нас. За каждого по очереди. И если будешь морочить им голову, то очень об этом пожалеешь. Лучше скажи... ну, например, что работаешь со мной. На подхвате. Тогда от тебя живо отвяжутся и так — со мной в спарке — и будут гонять за добычей. Но это у них надолго не получится. Не так трудно от них уйти. Суки еще пожалеют, что захомутали Рогу Петровича.

Рога помолчал, мрачно цыкнув зубом.

— И вот еще что... — он присмотрелся к уныло обвисшим щекам и скривившимся губам своего подопечного. — Когда тебя подведут к Камням — у них они с собой, из моего, кстати, улова за прошлую ночку, — ты не вздумай выдать себя. Ни-ни! Делай вид, что не чувствуешь ничего... Совсем ничего. Что даже не понимаешь, о чем идет речь... Иначе тебя вмиг возьмут в работу и вместо меня будет у тебя настоящий надсмотрщик — из этих ребят. А они круты...

Микис тяжело вздохнул — не первый раз за время своего недолгого знакомства с Рогой.

— А кто эти «мальчики»? — поинтересовался он. — Что этим типам нужно от бедного Алоиза Бибера? И потом... Я ведь и вправду ничего не понимаю... Что это за штука такая ваши Камни? Кому они сдались? Кто их покупает?

Минуту-другую Рога созерцал Микиса, очевидно, раздумывая, не плюнуть ли на этого непонятного типа. Потом все-таки решил удостоить его ответа.

— Если ты и вправду не знаешь, что такое Камни, — Рога принялся старательно, словно малому ребенку, растолковывать несчастному Палладини суть дела, — то в двух словах этого не объяснишь. А покупателей на них два — оттого и цена высокая держится. По-хорошему, так почти весь урожай скупают «черти» — ранарари. Толковые люди только с ними дело и имеют. А еще есть другие... Такие, с которыми лучше не связываться. Вот на этих-то других работают как раз эти «мальчики». «Стервятники». Стервятники и есть. Дурные они... И дела по-настоящему вовсе не знают. Свою долю или грабежом берут — у таких вот, как эти, — он кивнул на соседей по нарам, — или захватывают типов со Способностью и гоняют по плато — когда в ошейнике, когда нет. До той поры, пока тип этот не загнется. Или не смоется к чертовой матери...

Оглушительно загремели засовы, охранники побросали карты и поспешили на свои места, а Рога осекся и всем своим видом показал Микису, что теперь стоит помалкивать. В бункер вошли четверо типов в подранном камуфляже Легиона, при бластерах и дубинках. Дубинки тут же пошли в ход — под крики «Встать! Рожей — в стенку!» Микис получил пару крепких тычков, которые заставили его принять позу, соответствующую желанию хозяев ситуации. Один из вошедших, позвякивая ключами, принялся отстегивать цепь, связывающую шестерку пленников.

— Сейчас по одному будете выходить в гальюн — до ветру, —скрипучим, голосом сообщил, старший из охранников. — Под присмотром. Потом — жрать и на поверку. Потом — дрыхнуть до захода. По темноте — переход. Усвоили?

* * *

Окна кара были затемнены почти до предела, и казалось, что город погружен в глухую ночь. Но это был всего лишь вечер — время затишья «чертей» и оживления людского населения Инферны. С этой точки зрения момент для перевозки федерального следователя на конспиративную квартиру, предназначенную для господина Крюгера, был выбран не слишком удачно: на кар пялились прохожие — проклятое затемнение лишь привлекало внимание посторонних, не мешая, при наличии достаточного любопытства, разглядеть в глубине салона силуэт господина Крюгера.

И господин Крюгер старался не высовываться без дела. Но не высовываться было невозможно: город впечатлял. Впечатлял уже тем, что ничем не был похож на города расселившихся по Обитаемому Космосу землян. Скорее его можно было назвать лесом. Но только не лесом, состоящим из живых деревьев, а лесом домов.

Кай не сразу сообразил, что это — именно дома, когда увидел первые из них. Они более походили на огромные, во множество обхватов, иногда неправильной формы колонны. Башни. Но башни ветвящиеся, соединяющиеся порой своими «кронами» и образующие невероятные, противоречащие, казалось бы, законам тяготения пространственные узоры. Башни эти, прорезанные узкими, приплюснутыми щелями окон, были прихотливо, на разных расстояниях друг от друга расставлены на никак не обработанной, не одетой в асфальт и бетон почве. И только несколько покрытых светло-серым подобием асфальта узких дорог (по одной из них и катил кар) протекало через эту каменную, на много десятков квадратных километров раскинувшуюся рощу. Теперь Кай понял, почему их кар был явно автомобилем повышенной проходимости — о шести широких колесах с шинами низкого давления. Кар, кстати, был сработан явно не в Федерации. Может быть, на Фронде. Марка машины была незнакома Каю. Он кивнул на эмблему, украшающую рулевое колесо:

— Чье производство?

— Местное — Диаспора, говорят, уже три года производит эту модель. Лицензия «Фольксвагена», — отозвался Яснов. — С техникой ранарари — хотя она качеством и получше — мучиться приходится: всю систему управления и салоны под людей переделывать. Получается ни богу свеча, ни черту кочерга...

Тротуары, робко жмущиеся к стенам башен и несмело одолевающие открытые пространства между ними, были здесь явной новацией, завезенной землянами. И только земляне, похоже, по ним и ходили. Хозяева же планеты для пешего хождения были не слишком приспособлены и перемещались, как правило, короткими перелетами от стены к стене, для чего стены эти были в изобилии снабжены стальными и каменными «жердочками». Несколько попавшихся Каю на глаза «чертей» именно таким манером спешили куда-то по своим делам. Другие неподвижно восседали на этих насестах, должно быть, наслаждаясь предзакатной прохладой.

Неожиданно объявившийся среди путаницы каменных стволов многоэтажный, да к тому же еще и кирпичный дом, окруженный парком — да-да, самым настоящим земным парком, вызвал у Кая желание стряхнуть наваждение и оказаться все-таки в каком-нибудь одном из двух столь различных миров — на Инферне или на Земле.

— Это резиденция нашего Чрезвычайного и Полномочного, — пояснил Ким. — Там же — за парком — целый городок для дипломатов и их семей. Кстати, и консульство там же. Но ведь вам теперь туда уже не надо?

— Теперь — не надо, — вздохнул Кай. — Уже не надо, как вы совершенно правильно выразились. С момента подключения к операции у меня единственный канал связи со своими теперь — это сеансы подпространственной связи с «Эмбасси-2». Кстати, когда, наконец, такой сеанс состоится?

— Думаю, что уже сегодня, — ответил агент. — Так что подготовьте свою шифровку. Ваш комп и ваш блок связи ждут вас на квартире. И ваше оружие — тоже. Это большое отступление от правил. Но я настоял на полном доверии.

Ким развернул кар и стал осторожно лавировать между густо настроенными башнями, расположенными на склоне, спускающемся к довольно широкой на вид реке.

— Здесь кварталы землян, — пояснил он. — Всех людей Диаспоры здесь называют землянами. Хотя почти никто из них сроду не был в Метрополии и матушку-Землю в глаза не видел. И всех остальных людей вообще. «Земляне», и все тут.

Вскоре беспорядочная колоннада города «чертей» сменилась вереницей особняков, утопающих в зелени садиков — причудливой смеси земных и местных представителей флоры. Тут уже действительно можно было говорить о настоящих кварталах. Особняки, по меркам Федерации, были «крутыми» — с навороченными многоярусными верандами, башенками и соляриями на крышах. Почти в каждом на отдельно вынесенных в сторонку от плоских крыш висячих площадках дремал флаер или геликоптер. Верхушка Диаспоры явно не бедствовала.

— Да здесь народ живет прямо-таки по последней моде, — заметил Кай, впрочем, не уточняя, что собой представляет последняя мода Периферии.

— Это только за последние годы те, кто побогаче, стали себе позволять такое прямо в черте города, — отозвался Яснов. — Так, по крайней мере, говорят старожилы. За городом — в горах — можно встретить усадьбы старой постройки — еще иммиграции первой волны. Но вот так — прямо под носом у хозяев — тогда не разворачивались. Побаивались, надо полагать. Да и сейчас в Диаспоре нравы в основном — пуританские. Вы это имейте в виду...

— Постараюсь, — вздохнул Кай. — Скажите лучше, как вам видится мое участие в оперативной работе вашей группы. Пока складывается впечатление, что от меня хотят лишь того, чтобы я отсиживался в вашей «норе» и при встрече с представителями покупателя надувал щеки со значением...

— Честно говоря, — вздохнул агент на контракте, — я многое бы отдал за то, чтобы так оно и было. Вы не представляете, насколько трудно вжиться в здешнюю обстановку и не наломать дров в первые же часы работы. Так что, не извольте беспокоиться, «загорать» вам не придется — в деле предвидится уйма подводных камней. Взять хотя бы проблему с «вычислением» ваших спутников. Мне кажется, что все наши предположения на этот счет далеки от истины.

— Именно поэтому я и хотел принять участие в походе к месту предполагаемой посадки «Ганимеда», — Кай отбил пальцами по рукоятке кресла короткую дробь.

Наступила длительная пауза. Ким почувствовал, что надо сменить тему разговора.

— В-о-о-н то шато видите? — указал он. — Это домик «Большого Джонни» — Джона Гросса, председателя «Землячества Фронды в эмиграции». Это — второй человек в Диаспоре. И по влиянию, и по размерам банковских счетов.

— А кто же тогда первый? — осведомился Кай.

— Его жена. Матильда Гросс, — усмехнулся Яснов, — Но это скорее шутка. На самом деле Большой Джонни чуть ли не через день отмечается в одном из Серых монастырей. Отчитывается, надо полагать. И получает инструкции.

— Серых монастырей? — переспросил федеральный следователь.

— Дома Последнего Изменения, так их здесь называют, — уточнил Ким. — Вы, наверное, знаете о них...

Кай действительно знал о таком институте Инферны, но не придавал большого значения этой местной разновидности хосписов. Оказывается, он недооценивал роль этой социальной структуры в жизни Диаспоры. Ким объяснил:

— Со стороны землян Серые монастыри опекает Община... Думаю, что главный человек в этих краях кто-то из Отцов Общины Заблудших Но кто именно — трудно сказать. Они не стремятся афишировать свое влияние и свои капиталы...

* * *

У Кирилла кошки скребли на душе. Не так ожесточенно, как у Смольского, — сказывалась привычка к потерям в Космодесанте, — но все-таки скребли... Он осознавал, что решение, принятое Листером, наиболее разумное в сложившейся ситуации. Более того — единственно возможное. С самого начала затеянной авантюры было ясно, что добраться до одному только кэпу Листеру известного конечного пункта их маршрута без потерь — при таком составе и уровне подготовки отряда — задача практически невыполнимая. Однако успокоения ему эта мысль не приносила — он продолжал на чем свет стоит проклинать и себя, и растяпу Микиса, и общее — всего отряда — совершенно непрофессиональное поведение в условиях аварийной высадки. А кроме того, его снедало откуда-то из подсознания идущее беспокойство, причиной которого было полное отсутствие какой-либо активности ранарари.

— Послушайте, кэп, — окликнул он Листера после нескольких часов молчаливого спуска по еле различимому в мерцающей мгле склону. — Вам не кажется странным, что никому из хозяев, — кивком в сторону невидимого горизонта он дал понять, что имеет в виду ранарари, — не приходит в голову высадить в район приземления — никем не санкционированного — чужого космического корабля десант и хорошенько прочесать местность? Частым гребешком... Да случись такой эпизод где-нибудь в Метрополии — на Тибете, скажем, так через считанные часы половина планетарных войск утюжила бы там каждое ущелье и каждую расселинку. А тут — полная апатия. Нам позволяют гулять здесь самим по себе. И, похоже, не только нам...

— Не примеряйте на ранарари униформу планетарной армии, — посоветовал кэп. — И не воображайте, что они на самом деле про нас забыли — Хозяева этого Мира. Просто у них свои методы и своя логика. Мы с вами влезли в очень сложную игру спецслужб и мафий. Так что остается только молиться богам — земным и небесным — о том, чтобы проскочить мимо тех жерновов, что мелют муку из черепов неудачников. Я знаю, о чем говорю.

Кирилл бросил косой взгляд на темный силуэт кэпа — похоже, кэп действительно знал, что говорил...

— Если вас волнует то, что по наши души еще не принесло поисковиков, — вошел в разговор Смольский, — то меня тревожит кое-что из совсем другой оперы.. По моим прикидкам, вот уже сорок минут, как должен был бы э-э... обозначиться рассвет. А что-то — никаких признаков... И потом... Мы идем все время вниз и вниз по склону... И никуда не сворачиваем. Но вот это... — Он кивнул на еле различимые в тумане очертания громадного сооружения, а может, и случайного нагромождения каменных плит и скал-башен. — Мы уже третий раз проходим мимо вот этого...

— Я тоже это заметил, — сухо согласился с ним Листер. — Это оттого, что мы, похоже, забрели в Ловушку...

* * *

— Ну, не знал я, что ты до такой степени идиот, — сообщил Рога своему незадачливому спутнику, плетущемуся следом за ним в унылом, утопающем в тумане мраке. — Я же говорил тебе — ни за что не выдавай себя! А ты сразу, как тебя к столу подвели, так на настоящий Камень и уставился, словно на гадюку! Теперь тебе — одна дорога: хомут на шею и носом в землю — Камни вынюхивать! Я же тебе...

— Разговорчики!.. — окрикнул его вынырнувший из тумана «стервятник».

Окрик сопровождался основательным пинком. Рога ответил конвойному злобным, многообещающим взглядом.

— Так ведь же... — зашептал Микис, когда стражник, судя по производимым им звукам, удалился куда-то к голове медленно ковыляющей сквозь мглу цепочки пленников. — Так ведь он же меня окликнул... Он меня окликнул, этот Камень...

— А ты чего хотел? — вполголоса раздраженно отозвался рыжий авантюрист. — Ты что — не знал, что у тебя Способность?

— Какая такая Способность? — с точно таким же раздражением зашипел Палладини. — Я только третьи или четвертые сутки здесь — на вашей милой планеточке. И если вы думаете, что я хоть что-нибудь понимаю в ваших тут делах, господа, то не надо так думать! Алоиз Бибер знает только одно: когда он тащится по этим проклятым каменюкам, его все время кто-то зовет. Не вслух и не словами, а... Ну, тут какая-то телепатия или что-то в этом роде. Но только я... Только я готов поклясться, что то тут, то там кто-то... или что-то просит меня о помощи. Хочет, чтобы я забрал его с собой. Отнес кому-то... И когда меня подвели к столу, на котором были разложены эти... ну — камни, просто камни — как их еще назвать? Так вот: когда меня к ним подвели, я снова это почувствовал. И очень сильно почувствовал...

Из тумана вынырнула фигура «стервятника» и на этот раз без особых происшествий снова канула во мглу. Микис выждал, пока сопение разбойника стихнет в отдалении, и хотел возобновить свой монолог, но Рога, прижав палец к губам, призвал его хранить молчание. Он прислушивался к чему-то. К какому-то едва слышному звуку, доносившемуся из тьмы. Улыбнулся кривоватой, злорадной улыбкой и кивнул Микису, чтобы тот продолжал.

— И я... Я понял... — торопливо зашептал Палладини. — Я понял, что это он — один из этих Камней — зовет меня... Я был настолько поражен, что...

— Что отвесил варежку и уставился на него, выпучив зенки! — зло закончил за него Рога. — Ты, видно-таки, с Луны слез. Хотя и не верю я твоим байкам, но — не здешний ты, точно. Так вот, пойми, малахольный, что Камни — это что-то вроде мозгов. Живые, одним словом, существа. Они всякое могут: советы давать, задачи решать, говорят — даже будущее предсказывать. Но это только тем, кто умеет с ними разговаривать. Вот так вот — без звука. Только это не настоящая телепатия. Там что-то типа подпороговых сигналов... В общем, ничего я в этом не понимаю. И не надо. По-настоящему с ними «разговаривать» могут только ранарари и те — другие... Люди — очень редко. А вот чувствовать Камни — как ты — некоторые могут. Процентов пятнадцать. Из них многие идут к нам, к Продавцам. Или к господину Фальку на поклон. Но это значит — все равно к нам. Дело, как видишь, рискованное, но года за два можно сколотить хорошие деньги и мотать отсюда. Или в Диаспоре очень хорошо жить. Открыть свое дело...

— А они — откуда? — Микис облизал пересохшие губы и хрипло повторил: — Откуда они берутся, эти Камни?

— Всем стоять! — раздалось из тумана.

Команда была отдана пониженным голосом, словно рядом появилось что-то, от чего надо было срочно укрыться. И оно действительно было рядом — это нечто. Низкий, быстро приближающийся гул невидимых моторов.

— Авиация ранарари... — с каким-то злым удовольствием констатировал Рога. — Каратели. Нам крышка. И им — тоже! Но нам — не совсем, а им совсем!

— Всем — носом в землю! — раздалась из тумана очередная команда. — Рассредоточиться! Нас засекли!

— Вот что, — уже не обращая на эти команды никакого внимания, распорядился Рога. — Ползи ко мне и давай — зубами вытаскивай кольцо из браслета — у меня на левом запястье. Большой, толстый... Быстрее! Быстрее!!

Гул двигателей нарастал. Прокатился над головами. Удалился и вернулся вновь...

Ухватить зубами проклятое кольцо, торчащее из массивного браслета, украшавшего одно из сведенных за спиной запястий Роги, было для Микиса занятием нелегким, но с третьего захода он это кольцо выдрал. Браслет тут же распался на две половинки, и на скалистый грунт посыпались какие-то желтоватые комки. Рога резко перевернулся с одного бока на другой и принялся хватать эти комки губами.

— Жри! — просипел он, одновременно пытаясь как можно быстрее прожевать непонятную дрянь. — Жри! Иначе нас сейчас...

Краем глаза Микис увидел, что четверо остальных пленников устремились к рассыпавшейся по камню субстанции, и, преодолев страх и отвращение, принялся хватать ртом и, давясь, разжевывать и глотать преотвратное на вкус зелье. Четверо товарищей по несчастью навалились на них с Рогой сверху, отталкивали и их и друг друга от остатков отравы. Микису свело скулы, и содержимое черепа почти моментально «поплыло». Кто-то из подоспевших «стервятников» огрел его по спине прикладом и, кажется, тоже включился в борьбу за содержимое браслета Роги, но тут на всех сверху обрушилась упругая и стремительная ударная волна.

Последующее Микис воспринимал какими-то мало связанными между собой эпизодами: то он сам никак не мог выползти из-под кучи одеревеневших почему-то тел, то Рога совершенно невероятным прыжком пробрасывал скованные руки из-за спины вперед, под поджатыми ногами. Потом — это он уже припоминал лучше — Рога из бластера перебивал цепи наручников Микиса и шатающегося из стороны в сторону негра.

А совершенно отдельно — словно что-то случившееся не с ним, не здесь и не сейчас, может быть, вообще во сне, — он вспоминал потом, как, звеня остатками кандалов, на четвереньках карабкался куда-то вперед, к голове колонны. Туда, где среди одеревенелых тел «стервятников» должен был валяться кожаный мешок, из которого во время проверки доставали и раскладывали перед ним на оцинкованной поверхности стола камни. Один из них был тот самый — настоящий Камень.

А потом Рога гнал их обоих куда-то вверх по уходящему из-под ног склону, а он — Микис — судорожно прижимал к животу руками, на запястьях которых все еще болтались покалеченные наручники, твердый и округлый красноватый Камень. Позади снова и снова гудели, шарили по туманному морю огнем прожекторов и долбили этот туман тупыми молотами газовых снарядов невидимые воздушные машины карателей. И при каждом ударе такого молота сердце и вообще все нутро Микиса сжималось с мучительной болью. А Камень благодарно и ласково говорил, шептал и шептал ему что-то свое...

* * *

Конспиративная квартира, предназначенная для «дорогого гостя» из Метрополии, располагалась на окраине города — поближе к кромке леса. Леса совсем не такого, в котором был укрыт «внутренний изолятор Службы безопасности Диаспоры», — не пронизанный лучами ниспадающего с небес света, просторный, простирающийся бесконечно на все четыре стороны колонный зал, а хмурая, сочащаяся сырой мглой, больным туманом громада. Тьма, которая только намекала о себе там — в царстве света, — властвовала здесь. И хотя между неприметным, из красного кирпича, под старину сложенным коттеджем и кромкой черного леса простиралось еще несколько жилых кварталов — с домами поскромнее, чем вдоль берега реки, — и довольно обширные заболоченные пространства лугов, присутствие тьмы давало себя знать постоянно, неприятной, знобящей моросью — не той, от которой может избавить хорошо настроенный кондиционер, а той, которая темной плесенью оседает на душу.

Дом — просторный, двухэтажный — почти не просматривался за стеной разросшихся со времен его постройки деревьев, и подъезжать к нему Ким предпочел по-хитрому: сначала вырулил на набережную и проверился на предмет слежки. Тут Кай убедился, что река представляла собой не просто водный путь, а еще один квартал столицы. Тут и там прямо из воды поднимались башни домов ранарари, а вдоль набережных в несколько рядов покачивались на волнах многочисленные катера и яхты, между которыми были перекинуты мостики. Не все эти «плавсредства» были земной конструкции. Многие из них явно не вписывались ни в одну категорию судов, известных земным мореходам. Зато все они были обитаемы — на некоторых уже зажглись огоньки иллюминаторов и окон кают, на палубах и мостках виднелись человеческие фигуры — в движении или созерцательно замершие.

— Это — здешняя Венеция, — чуть иронически объяснил Ким, кивая в сторону загроможденной суденышками водной глади. — Так живут, как правило, новички. Потом, устроившись и подзаработав, съезжают в собственные особняки или покупают квартиры в муниципальных домах Диаспоры. Но некоторые застревают на всю жизнь. Кое-кому даже нравится такое житье. В сезон отпусков многие из них снимаются с якоря и путешествуют к пойме. Или даже до океанского побережья добираются. Для этого достаточно за месяц предъявить маршрут хозяевам и потом отмечаться в пути. Сейчас такой катерок среднего пошиба, подержанный, можно купить в кредит и за год расплатиться без проблем. Было бы рабочее место. А слегка аварийные — под ремонт — так и вообще за гроши идут... Так что, как видите, живет Диаспора по-разному.

Агент свернул в узкий проезд и подрулил к особняку, снимаемому Службой безопасности, со стороны хозяйственного подворья — с черного хода. Он взял с сиденья свой блок связи. Но их уже заметили: одетый в комбинезон садовника негр отворил дверцу низкой ограды и, подойдя к кару, наклонился к окну водителя.

— Знакомьтесь, господин следователь, — Ким повернулся вполоборота к обоим своим собеседникам. — Мустафа Дрейк — сержант Службы безопасности... Входит в особую группу.

Негр кивнул Каю.

— А это — господин Кай Санди, следователь федерального управления расследований. Далее именуйте его Джоном Крюгером. Джоном Кинли Крюгером...

Теперь Кай кивнул негру.

— Проводите следователя в дом, — распорядился Ким. — А я сейчас с понтом подъеду к парадному входу. Дурацкая, конечно, конспирация, но — так предписано...

— Полиция здесь имеет привычку приглядывать за жителями таких вот незаметных домиков, — отозвался Мустафа, открывая дверь салона перед федеральным следователем. — Но, к счастью, занимается этим формально... Так что достаточно просто соблюдать правила игры. Пойдемте.

— А полиция не поставлена в известность о нашей операции? — поинтересовался Кай, шагая впереди своего темнокожего сопровождающего по направлению к дому.

— Нет, не поставлена, разумеется, — слегка удивленно отозвался тот. — Ни наша, ни ранарари. Они — полицейские — здесь, конечно, не такая продажная шваль, как, скажем, на Мелетте, но все равно — достаточно одной-единственной паршивой овцы...

— А вы, оказывается, в курсе дел Федерации, — удивленно заметил Кай. — Знаете, например, что собой представляет мелетская полиция...

— Еще четыре года назад, — Мустафа открыл перед федеральным следователем заднюю дверь дома, — я работал во внутренней инспекции федеральной полиции. Но понял, что еще пара лет такой работы — и у меня начнутся крупные неприятности с мафией. Уволился, принял гражданство Фронды и купил визу сюда...

Они прошли через пустующую кухню и вошли в просторную комнату — раньше, видно, служившую гостиной. Мустафа представил Кая двум типам в штатском. Один из них, Нильс, — светловолосый скандинав с шевелюрой, перехваченной на затылке резинкой, — нацепив наушники, колдовал перед типичным универсальным терминалом связи. Второй — Артур, плотно сбитый и плоховато выбритый шатен неопределенно-европейской наружности — поглощал пухлый покетбук «Месть Хромого». Попутно он прихлебывал из разового стаканчика самый настоящий «мокко» — Кай почувствовал это по наполнявшему комнату аромату — и заедал его весьма аппетитного вида пончиком. Ни на кого из присутствующих появление федерального следователя впечатления не произвело.

«Кажется, здесь все-таки можно раздобыть нормальную человеческую пищу, — с удовлетворением отметил Кай. — Да и было бы удивительно, если бы десять с лишним миллионов „граждан Диаспоры“ не обеспечили бы себе хоть минимум комфорта».

Хлопнула дверь парадного, и в комнату энергично вошел Ким Яснов.

Артур мгновенно захлопнул книжку и стал с удвоенной энергией дожевывать свой пончик, шумно захлебывая его остатками кофе.

«Кажется, у этих ребят существует все-таки субординация», — заключил Кай. И тут же получил подтверждение своей правоты.

— Если вы уж решили прикончить кофе, Арти, — ядовитым голосом заметил Ким, — то взяли бы в компанию господина следователя. Так вы быстрее управились бы...

— Черт возьми! — очнулся к жизни Нильс. — Право же, мы — свиньи!

— Вы это поймете еще лучше, — усмехнулся Ким, — когда усвоите, что в мое отсутствие распоряжения господина Санди вы должны выполнять как мои собственные.

Нильс, видимо, достаточно быстро проникся этой задачей. Он торопливо сдернул с головы наушники и водрузил на стол объемистый термос. Арти озаботился тем, чтобы на пластиковом подносике возникло нечто, нем содержимое термоса можно было закусить.

— А куда делся Манич? — осведомился Ким, наливая кофе в пластиковые стаканчики.

— В городе, — объяснил Арти. — У него встреча с Барышником. Вроде наметились кое-какие зацепки... будет через пару часов. Вот сахар — в этой банке...

— Вот что, — Ким пригубил кофе и поставил стаканчик на стол. — Санкция на начало операции дана. Беремся за дело с места в карьер: завтра к утру здесь у нас должна быть не резиденция, а образцовое гнездо преступности. Роли наши расписаны и отрепетированы. Позаботьтесь о внешности, ребята. Сейчас я провожу следователя в его гм... апартаменты. Человек приведет себя в порядок, и через часок мы с вами прокрутим планы на ближайшие сутки.

Кай молча, мелкими глотками пил кофе и старался хотя бы несколько минут не думать ни о чем — упражнение, которое раньше давалось ему гораздо легче.

Ким свой кофе допил залпом и принялся разбирать лежащие на столе распечатки. Нильс снова взялся за наушники, а Арти, которому, судя по всему, на данный момент делать было нечего, принялся торопливо пояснять агенту суть сообщений, поступивших за время его отсутствия. Тот терпеливо дождался, когда Кай покончит с кофе и пиццей, и, попридержав ретивого Арти, кивнул федеральному следователю: «Пойдемте...»

Они спустились в относительно чистую и заставленную полупустыми стеллажами комнату. Ким, достав из кармана брелок-пультик, надавил на его кнопочки, и одна из каменных плит замусоренного пола ушла вниз и в сторону, освобождая проход в подполье. Лестница, уходящая вглубь, кончалась довольно тяжелой дверью, а за ней следовала еще пара лесенок и тамбур. В тамбур выходило сразу четыре двери. За одной из них находились апартаменты, предназначенные для господина Крюгера: пара комнат, обставленных с несколько нелепой претензией на роскошь. Впрочем, Ким не стал распространяться насчет качества предоставляемых гостю удобств, а поспешил продемонстрировать систему связи и сигнализации, которая должна была вовремя предупредить обитателя этой подземной квартиры о любой приближающейся опасности, а также лаз в потайной туннель и пару надежных тайников, скрытых за спинкой дивана. Пока — пустых.

— Подземный ход разветвляется, — пояснил он, — примерно через полкилометра отсюда. Направо — в подземные гаражи Службы. Формально — это прокатная фирма «Каледония». Там в боксе тридцать три стоит наготове наш флаер. Ключ в замке. Код бокса — CENDER-триста тридцать три. Легко запомнить. Всюду одни тройки и «пепел». Та ветка, что ведет влево, — снова разветвляется. Направо — к речному порту, налево — к заброшенному дому в лесу. А это, — агент извлек из стенного шкафа довольно объемистый пакет, — ваши личные вещи. Изъятые при аресте.

— Ну что ж, — федеральный следователь вскрыл пакет и принялся раскладывать на столе его содержимое, — вы неплохо подготовили базу для операции. К сожалению, я не имел еще возможности хорошенько познакомиться с вашими людьми. Ну, Дрейк — здешний, а кто — на контракте?

— По контракту с Диаспорой работают Константин Манич и Артур Ланг. Нильс Лундгрен, так же, как и Мустафа Дрейк, — из здешних. Жители Диаспоры во втором уже, если не в третьем, поколении. Не стоит обижаться на них — сейчас мы все еще не притерлись друг к другу. До сих пор совместные с федералами операции не проводились в Диаспоре ни разу. А так — народ надежный. У всех — дипломы юристов. Хорошая спортивная форма. Не пьют и не курят. Хотя временами и чудят — работа такая, что требует разрядки...

Кай задумчиво рассматривал свой пистолет. Проверил предохранитель, обойму и определил оружие в наплечную кобуру. Принялся прилаживать эту сбрую на себя. Разложил по карманам мелкое барахлишко. На мозаичной крышке стола остались лишь темного цвета орешек на шнурке — Шептун, бес худых тайн, да небольшая металлическая фляжка с коньяком.

Шептуна Кай сунул в карман, а остатки коньяка разлил в пару мини-фужеров, взятых из встроенного в стенку бара, предварительно выдув из них пыль. Пыли той, видно, пошел не первый уж год...

— Извините, что не предлагаю вашим... нашим сотрудникам поднять бокал за знакомство, — он в смущении пожал плечами. — Но раз уж вы говорите, что они у вас чужды такому греху, то... То — за тех, кто остался там — на борту «Ганимеда». За то, чтобы встретились нам живыми.

— За них, — согласился Ким.

Глава 8 ЛОВУШКА

— Все как в страшной сказке. Кажется, Синдбад в одном из своих странствий никак не мог уйти от какой-то скалы. Все время его путь заворачивал к ней... У нас — та же притча, — констатировал Кирилл.

— Не хочу сказать ничего дурного в ваш адрес, капитан, — подобрал наконец нужные слова Смольский, — но не могли бы вы объясниться поточнее относительно того места, куда завели нас? Что это за Ловушка такая? И как из нее выбраться? Если, разумеется, вы вообще собираетесь из нее выбираться...

— Присаживайтесь, — махнул рукой Листер. — Благо, камней вокруг хватает... — И, подавая пример, устроился на плоской слоистой глыбе.

— Я сам только недавно почувствовал, что нас «водит», — устало объяснил он. — Должно быть, меня как-то притягивают подобные вещи... Точно так же было и в прошлый раз.

— Это вдохновляет, — без особого энтузиазма в голосе заметил Смольский. — Я уже заметил, что вы в этих краях не впервой. И раз вышли живым из этого капкана прошлый раз...

Тут он осекся.

И Листер и Кирилл глядели на него какими-то остекленевшими глазами, словно он сморозил нечто невероятное. Оскорбительное...

— Эти... — кэп почувствовал странность возникшей паузы и попробовал заполнить ее, — эти... штуки смастерили давно... Может быть, даже и не сами ранарари, а те, кто их самих — ранарари — завез на Инферну.

— Э-э... гм, — заметил на это Смольский.

С этой гипотезой он был знаком — раз уж берешься писать о Фронде, воленс-ноленс приходится поднабраться знаний и об Инферне и ее обитателях. У теории инопланетного происхождения «чертей»-ранарари были неплохие основания для того, чтобы числиться в ряду вполне научных теорий — уж слишком мало напоминали ранарари любых других известных земной науке обитателей Инферны. С той, впрочем, важной оговоркой, что известно земной науке о фауне Инферны было не так уж и много. А о ее палеофауне — вообще ничего.

— Ловушки эти были предусмотрены для каких-то естественных врагов ранарари, — продолжил Листер. — Может быть, для неких разумных обитателей планеты, которых ранарари вытеснили и от которых даже следа не осталось. Кроме самих этих Ловушек. Они и простаивают здесь веками... А теперь в них хорошо стали ловиться люди, может быть, потому, что они сильно напоминали тех, для кого этот огород городили...

— А что люди вообще делают на этом Аш-Ларданаре? — поинтересовался Анатолий. — Зачем их сюда заносит?

— За Камнями, — словно имея в виду нечто очевидное, пожал плечами кэп.

И видя, что собеседники явно не в курсе дела, уточнил:

— Продавцы Камней. Камни и «пепел» — это две вещи, на которых на Инферне можно делать большие деньги. Ладно, попытаемся все-таки выбраться отсюда. Еще раз...

* * *

Негра — его звали Доминго, как потом пояснил Микису Рога, — они таки потеряли. Непонятно — когда и где. Случилось это во время очередного приступа беспамятства, навалившегося на Палладини. Скорее всего негр недобрал желтого противоядия, и газ или аэрозоль, обрушенные на «стервятников» и их пленников, сделали свое дело. Сам Микис чувствовал себя ходячим покойником. Дважды его почти в буквальном смысле слова вывернуло наизнанку. Так что, когда, затащив его в узкую расщелину, края которой чуть ли не сходились над их головами, Рога объявил наконец привал, владелец «Риалти» без слов рухнул в сырой мох, уподобившись груде тряпья. На некоторое время он утратил способность издавать хоть какие-то звуки, кроме сдавленных всхлипов и придушенного стона. Больше всего ему хотелось провалиться в бездну беспамятства, но капризный бог сна не был милостив к нему — тошнота после двойного — газом карателей и противоядием Роги — отравления волнами накатывала на него, да время от времени его начинало неудержимо колотить малярийной дрожью и сводить болезненной судорогой.

Рога тоже выглядел неважно — насколько можно было разглядеть в проклятой темноте. Во всяком случае, двигался он с трудом, а говорил перхая и запинаясь.

— В принципе, — констатировал он, — мы легко отделались. Ранарари могли нас и проморгать в этом месиве... Или наоборот — могли из огнеметов шарахнуть. Но они обычно пускают эту свою парализующую дрянь. Чтобы, значит, не угробить кого не надо...

— А они — ранарари — что, — с трудом выдавил из себя Палладини, — воюют со «стервятниками»? Или с вами — с Продавцами? Что это вообще за налет такой был? Ведь ты сказал, что они... Что они Камни эти у вас покупают...

— Одни — воюют, — меланхолично ответил Рога. — Другие — покупают... Ранарари — они ведь разные...

* * *

Очередная попытка уйти прочь от странного нагромождения каменных столбов и плит, погруженных в вечную ночь, закончилась, как и предшествующие: из мглы перед ними снова вынырнул то ли храм, то ли капище. Тот же самый или точно такой же, как тот, к которому они выходили тогда — до наступления рассвета.

— Так что же нам остается? — с досадой спросил Смольский. — Ждать, пока кончится запас воды, и спокойненько отдать богу душу? Или сначала попробовать взорвать эти красивые столбики? Может, тогда эта идиотская магия поломается? Надо же ведь что-то делать, черт возьми?!

— Ни то и ни другое... — Кэп устало опустился на угольно-черный песок. — Вы уже поняли, что уходить прочь от Ловушки — бессмысленно... Мне кажется, что в этот раз... Что нам стоило бы попробовать поступить наоборот: не уходить от этих скал, а войти внутрь этого лабиринта. У меня ощущение, что где-то там — в самом его сердце — лежит выход. Или — ключ к выходу... Правда, вряд ли выход этот ведет на свободу...

— Так на кой же черт он нам тогда сдался?! — окончательно утрачивая последние остатки решпекта, вспылил Смольский.

Он уставился на самозваного руководителя их непонятного похода воспаленным, злым взглядом. Листер этот взгляд выдержал.

Смольский откашлялся:

— У меня такое впечатление, что вы уже начинаете заговариваться, капитан. Какой это, извините за выражение, выход, если он не ведет на свободу?

Листер набрал черный песок в пригоршню и пропустил его сквозь раздвинутые пальцы. Устало посмотрел на Анатолия:

— Это — выход в то место, где ожидали хозяева Ловушек. Подстерегали...

— Очень милое, надо полагать, место, — пожал плечами Смольский.

— По-своему — да, — кривовато усмехнулся кэп. — Хотя бы тем милое, что их там уже нет — этих хозяев... Предтеч.

— Вы всерьез думаете, что они здесь побывали? — изумился литератор.

— Всерьез.

Капитан поднялся на ноги, отряхнул ладони.

— От них здесь много всякого осталось. Но не думаю, чтобы все это было слишком опасно... Главное, чтобы он не был закрыт, этот выход...

В голосе его не хватало уверенности.

— А он может быть еще и закрыт... — не столько спросил, сколько уныло констатировал Смольский. — Почему же вы до очумения водили нас вокруг этой мышеловки, если знали, что...

— Я ничего не знаю до конца, — нервно оборвал его Листер. — Спрашиваете, почему я сразу не повел вас к черту в зубы? Охотно отвечу вам, господин писатель: мне было страшно.

* * *

— Как вам спалось на новом месте? — поинтересовался Ким у федерального следователя, входя в дверь бункера, распахнувшуюся по приказу инфракрасного пультика, зажатого в его руке. — Первые два-три месяца ужасно трудно привыкнуть к этой разнице между двадцатичетырехчасовой системой, принятой по всей Федерации, и здешними сутками...

— Ну, мне не приходится привыкать к таким вещам надолго, — вздохнул Кай. — Единственное неудобство — не забывать поставить будильник на нужное время. Но оставим сантименты на более подходящее время. Как я понимаю, у вас есть для меня новости...

— Вы правы, — согласился Ким. — Целых две — хорошая и плохая.

— Садитесь, — Кай освободил место на диване от распечаток и топографических снимков, — и начинайте с плохой. А я пока приготовлю вам что-то вроде чая. Из того, что нашел здесь на кухне.

— Итак — плохая, — начал Ким, опускаясь на расчищенную для него посадочную площадку. — Ранарари напрочь отказываются от вашего участия в экспедиции к месту захоронения «Ганимеда». По всей видимости, боятся какой-нибудь... неадекватной реакции. В общем, они туда направляют комплексный отряд из «чертей» и сукку...

— Сукку? — удивился Кай.

— Сукку, — повторил Ким. — Бродячая Цивилизация. Их «караваны» проходят через систему Инферны примерно один раз в двадцать лет...

— А эти сукку — что? Во всей документации, которую я успел прочесть, они упоминаются как цивилизация, установившая регулярный обмен информацией с Инферной. И только. — Недоумение все еще жило в голосе следователя.

— Очень существенно то, — кисло улыбнулся Ким, — что с Земной Цивилизацией цивилизация сукку так и не нашла общего языка... Вопрос этот сложный. Тут мне приходится говорить с чужих слов. Ходят слухи, что некоторое время назад «черти» пытались создать на планете своего рода «противовес» Диаспоре землян. Да-да — они уже тогда почувствовали, что там — на Фронде — они проглотили слишком большой кусок. Гораздо больше, чем им удалось бы переварить... Тогда-то и был открыт почти свободный доступ для сукку на планету. И они не замедлили появиться в здешних краях. Знаете ли, этакие деловитые гномы с бульдожьими физиономиями. Но, в общем, ничего из этого не получилось. Нас — Homo sapiens — здесь уже несколько миллионов, а сукку — от силы полмиллиона. И никакой тенденции к росту численности. К тому же у них — совершенно иная психика... Ментальность... Если земляне прилетают сюда затем, чтобы получить непыльную и хорошо оплачиваемую работу, имея в перспективе такой вот красивый домик, как те, на которые вы уже нагляделись, пока мы колесили по городу, и солидный счет в солидном банке, то... то у сукку все наоборот. Даже не наоборот, а вверх тормашками! А мы, равно как и ранарари, наивно полагали вначале, что сукку также свойствен здоровый эгоизм, стремление к обогащению и, вообще, «ничто человеческое им не чуждо» — как бы смешно это ни звучало в данных обстоятельствах. Но все пошло прахом, когда «чертям» пришлось иметь дело с реальными сукку, а не с их образом, созданным коллективным воображением. Для них работа на Инферне оказалась чем-то вроде обряда искупления, отрешения от совершенных грехов через труд и покаяние. Производительность труда у них оказалась довольно высокой, но только в некоторых, весьма специфичных областях. Так что союз Инферны с Бродячей Цивилизацией угас, не успев разгореться как следует. Но отношение к Человеческой Цивилизации у сукку почти полностью задано ранарари... И нам не скоро удастся разрушить тот стереотип, что им вбили в голову здесь, на Инферне... Так что не удивляйтесь их — сукку — несколько враждебному к нам отношению. А они здесь подворачиваются часто. Вне спецлагерей, там — на континенте. Этот Мир тесен...

— Стало быть, от той экспедиции — к «Ганимеду», мы не можем ждать особой благожелательности в выводах? — скорее констатировал, чем спросил Кай.

— Нет, не можем, — вздохнул Ким.

— Надеюсь, что они хотя бы найдут «пепел» в целости и сохранности, — Кай свел кончики пальцев «домиком» и некоторое время рассматривал получившееся сооружение.

— Не смею приставать к небу с лишними просьбами, — с горьковатой иронией произнес он, — но было бы неплохо, если бы им вдруг удалось взять след той тройки.

— Палладини — Кириллов — Смольский? — уточнил Ким. — Скорее всего их будет больше. Я имею в виду конвойных или проводников. Смотря по обстоятельствам. Но спутниковая съемка и съемка с гелиопланеров наблюдения сейчас неэффективна — на Аш-Ларданаре туман. Те из Диаспоры, кто постарше, придают этому туману какие-то особые, чуть ли не мистические свойства. Но там и без мистики опасностей и бед хватает. Если ваши приятели живы, то они непременно нарвались либо на Продавцов, либо на «стервятников». В обоих случаях в самом скором времени с нас — точнее с Большого Джонни — начнут трясти выкуп...

— Если бы речь шла о привычных мне бандах, орудующих на Харуре или на Мелетте, я бы поддержал такое предположение, — пожал плечами Кай. — Но в здешних делах я — совершеннейший «чайник». «Стервятники»... Продавцы камней... Что это за группировки? На кого они ориентированы? Какое отношение имеют к «пеплу»?

— Временами — самое непосредственное, — заверил его Ким.

— Тогда просветите меня хоть немного на этот счет. — Кай всем своим видом изобразил внимание к собеседнику.

— Собственно, это — здешние бродяги, — Ким хрустнул суставами пальцев. — Маргиналы. Но довольно хорошо зарабатывающие маргиналы. Там — на Ларданаре — при каких-то непонятных процессах возникают специфические образования. Их здесь принято называть Камни — с большой «К». Им приписывают массу разных магических свойств, но все это — не для простых смертных. Чтобы с Камнем таким говорить, надо обладать какими-то сверхъестественными способностями...

— Это действительно так? — поднял левую бровь федеральный следователь.

— Не знаю, — пожал плечами Ким. — Здесь много всяких заморочек... Невозможно за одну человеческую жизнь разобраться даже с самыми докучными из них. Камни активно покупают на черном рынке. Но Продавцы и «стервятники» работают на разных хозяев. Продавцы ориентированы на внутренний рынок — на самих ранарари. А «стервятники» сбывают свою добычу на сторону. Мне не удалось вычислить — кому. Но с планеты они уходят.

— А почему вы этим вообще интересовались? — осведомился Кай.

— Мне известно несколько случаев, так сказать, бартерного обмена: «пепел» на Камни, — Ким изобразил в воздухе сложную фигуру. — И есть доказательства, что такая торговля осуществляется и по другим схемам. В общем, все это — вещи взаимосвязанные. Ну да ладно — это все теории.

— Это теории, — согласился Кай. — А теперь выкладывайте вашу вторую новость — ту, что получше.

— Мне приказано доставить вас, господин следователь, в студию подпространственной связи, — Ким сверился с часами, — через полчаса. И еще: Манич из своего «ночного полета» принес на хвосте любопытную новость — объявился ваш друг Раковски. Живым и здоровым. Говорят, он кого-то ищет. Как вы думаете, следователь, кого бы это?

* * *

Гвидо приложил все старания, чтобы второй сеанс подпространственной связи с Инферной привлек меньше внимания, чем первый, который породил среди персонала станции лавину слухов и домыслов. Из «стакана» — бокса связи Гвидо вышел с дурными предчувствиями. В нагрудном кармане у него находилась карточка с только что считанной с терминала шифровкой. Ее он не доверил даже внутренней сети связи станции. На несколько минут Гвидо присел у особо защищенного терминала для чтения таких вот — сверхсекретных — документов, после чего буквально остолбенел.

Не всегда ему приходилось решать проблемы, которые требовали такой мгновенной реакции, чтобы ни у кого из подчиненных, а тем более у руководства не возникло и тени подозрения, что он, подполковник Дель Рей, в чем-то колеблется. Гвидо задумался: докладывать ли о содержании шифровки «наверх». Пока только он один знал то, неприятнее чего мало что могло быть, — что среди посвященных в секреты «Тропы» есть по крайней мере кто-то один, кто «стучит» Хубилаю, мафии. Только лишь он один — подполковник Гвидо Дель Рей? Да черта с два!

Система секретного делопроизводства не могла оставить его один на один с шифровкой, «запертой» его личным паролем. Кто-то из тех, кто контролирует его работу, непременно заинтересуется, почему такого рода документ вдруг исчез или просто остался без последствий? И тогда... а ведь это могло быть и просто проверкой. Управление следит за разведкой, разведка — за управлением... Их с Каем связывало многое, но не настолько, чтобы, имея соответствующее распоряжение, федеральный следователь не исполнил его — точно и в срок. Скрепя сердце и помолившись за друга Гвидо.

Нет, колебания свыше десяти секунд были тут неуместны!

Выйдя из транса, Гвидо тут же распорядился дежурному на пульте соединить его с генералом Ковальски по «горячему» каналу. В ожидании подключения он энергичными шагами мерил пространство тесноватой и наглухо забитой приборами студии связи и, когда дежурный сообщил, что генерал ждет его, рванулся в «стакан» так стремительно, словно за ним гналась рота «чертей».

Разговор с генералом оказался суровым. Ожидаемые неприятности начались сразу и по полной программе. Из бокса Гвидо вышел с решительным видом и сразу направился в кабинет главного связиста «Эмбасси-2». То, что по локальному времени станции шел уже второй час ночи, не имело в сложившейся ситуации никакого значения. И хотя на свое рабочее место связист прибыл менее чем за четыре минуты, это не уменьшило количества яда в голосе Гвидо:

— Великодушно прошу прощения за то, что прервал ваш сон, — обратился он подчеркнуто вежливо к выглядевшему спросонья недовольным капитану Эннеману. — Сложилось так, что действовать надо немедленно. Необходимо временно отрезать «Эмбасси» от окружающего мира. Отключите все каналы связи, кроме технических. Оставьте только «посольский» канал и мою линию связи.

— Б-боже мой! — пробормотал капитан Эннеман, поправляя криво застегнутый впопыхах воротник мундира и приглаживая всклокоченную шевелюру. — Что происходит, в конце концов? Мне необходима санкция посла...

— Не беспокойтесь, капитан, санкция будет, — заверил его Гвидо.

И тон его был весьма убедителен.

Стремительно шагая к своему кабинету через туннели и переходы, заполненные ночным мутным светом пригашенных софитов, он на ходу вытащил из притороченного к поясу чехла блок связи и набрал на клавиатуре номер, которым не любил пользоваться. Очень не любил...

Старший инспектор Ференц Блант — директор сектора внутренних расследований «Эмбасси» — видно, обладал даром, столь необходимым для своей весьма специфической работы, — он то ли предвидел этот совершенно неожиданный вызов, то ли вообще не спал по ночам. Во всяком случае, ни малейших признаков сонливости или раздражения в его голосе не звучало.

— Слушаю вас, подполковник, — с тенью тревоги в голосе осведомился главный контршпион Второго Посольства.

— Жду вас в моем кабинете, — сухо бросил в микрофон Гвидо. — И активируйте программу «Крот». Немедленно.

В собственном кабинете — кабинете планетарного шефа военной разведки Федерации — Гвидо очутился лишь на несколько секунд раньше Бланта. Самый опасный и непредсказуемый человек на станции имел вид этакого бонвивана, который случайно заглянул в кабинет своего коллеги — так просто, поинтересоваться, не слишком ли тот соскучился. Пока Гвидо одну за другой врубал системы и подсистемы защиты и сигнализации, его гость невозмутимо рассматривал развешанные по стенам профессиональные снимки пейзажей и достопримечательностей далеких планет, на которых довелось служить хозяину кабинета.

— Садитесь, — коротко бросил ему Дель Рей, — и ознакомьтесь с рапортом господина Санди. Надеюсь, вас не надо вводить в детали операции «Тропа»?

— Только о двух последних ваших разговорах — с шефом сектора и с господином Санди... — совершенно невозмутимо ответил контрразведчик. — Если это не затруднит вас...

Дель Рей оценил это уточнение. Недаром хитроумный Ференц встретил его звонок без тени сна в глазу: как только на пункт связи поступила заявка на разговор через подпространство, у сектора внутренних расследований ушки уже были на макушке. Особенно если принять во внимание, что речь шла о судьбе полупроваленной операции. Гвидо не сомневался, что содержание его разговоров с генералом Ковальски и с федеральным следователем Каем Санди уже известно руководителю контрразведки, и поэтому его просьбу о даче справки по этим разговорам воспринял как дань вежливости или желание потянуть время.

— Суть дела, — Гвидо подавил тяжелый вздох, — в том, что разведка Инферны в общих чертах приняла наш план совместной операции по уточнению маршрута «пепла».

— Аварийный вариант? — с кротостью змия уточнил Блант.

— Именно, — скрепя сердце признал подполковник. — И выказала нашему резиденту — господину Санди — определенные знаки доверия. В частности, разрешила вступить в неконтролируемую шифрованную переписку, определила ему в напарники гражданина Федерации...

— Подумать только! — вежливо удивился его собеседник. — Вы, конечно, займетесь его проверкой... Подробной и тщательнейшей...

— В некотором смысле... — покрутил пальцами в воздухе Дель Рей. — В некотором смысле этот человек уже попадал в сферу нашего внимания. Не так уж много людей вербуются на работу на Инферне помимо Фронды... Но мы не сочли нужным разрабатывать его...

— Не та репутация? — с пониманием в голосе подсказал Блант. — Теперь, однако, как говорится, воленс-ноленс... Вы и мне подкиньте свое досье на этот счет...

— Это — не совсем та тема, которую я хотел бы обсудить с вами... — досадливо прервал его Гвидо. — Прочтите распечатку. Второй рапорт. Содержание первого я вам практически пересказал... Враг среди нас. Предатель. «Крот»... Дело настолько сволочное, что генерал Ковальски расконсервирует и передает нам под него свою резервную сеть на Фронде — группу Рейнолдса. Шесть человек. Сначала расщедрился на двадцать четыре часа, но теперь — продлил срок.

Блант опустил глаза на бумаги.

— Я догадываюсь, что под Кротом вы имеете в виду не господина э-э... Яснова, — вздохнул он, пробегая глазами по строчкам. — Но... — тут его рассеянный, казалось бы, взгляд вдруг стал кинжально-острым. — Но предполагать, что кто-то из сотрудников «Эмбасси» мог пометить вашего резидента, с подачи мафии... Вы понимаете всю ответственность такого заявления? — уставившись прямо в зрачки Гвидо, спросил главный контршпион.

— Не волнуйтесь так, Ференц, — теперь дьявольски спокоен оказался Дель Рей. — Поверьте, я понимаю, какая каша заваривается. Я и сам испытал шок. Но... Но я уже могу довольно существенно ограничить круг подозреваемых.

— Догадываюсь, — пожал плечами Блант. — Во-первых, это конечно же те, кто был допущен к информации по операции «Тропа»...

— Или мог узнать о ней, — расширил область догадок Гвидо и продолжал: — Во-вторых, это те, кто по делам бывает на Фронде и передвигается там бесконтрольно. И в-третьих, это те, кто не посещал Фронду с момента появления следователя Санди на борту «Эмбасси».

— Это еще почему? — с недоумением спросил Блант.

— А вот это — элементарно, — Гвидо позволил себе легкую улыбку. — Дочитайте рапорт до конца. С меткой на руках бандиты сцапали постороннего, которому Санди всучил ее. Бог его знает зачем... А если бы Крот мог передать мафии информацию на Фронде, то он бы прямо назвал им имя и приметы. И уж такого конфуза не вышло бы. Но Крот не смог. Значит, там не был.

* * *

Сон все-таки пришел к нему с рассветом. Может быть, это Камень, по-прежнему крепко прижатый к телу у солнечного сплетения, уговорил капризного Бога Дурных Снов дать покой страннику поневоле. И, может быть, он — этот странный Камень — нашептал Микису то, что ему привиделось во сне. А привиделся ему странный мир. Во всяком случае, не такой, в котором приходилось жить на самом деле. Может быть, такой, каким казался он в детстве — незатейливый и не злой.

В этом мире, как и здесь — в ущелье, под небом Инферны, — наступало утро, и кто-то, доверчивый и мудрый, вел его по скалистой тропке мимо нагромождений залитых светом восходящего солнца и оттого воздушно-легких скал. И мир вокруг был гулок и светел.

Он хотел познакомиться с ним — этот доверчивый и мудрый спутник, и это очень льстило Микису. Но и приносило ему боль. Стыд пронизывал его душу. Стыд и раскаяние за так бездарно прожитую жизнь. Он знал, что не достоин такого к себе отношения, что не о чем с ним, грешным — и еще как грешным, — разговаривать такому исполненному веры в силу добра и разума праведнику. И поэтому он боялся спугнуть его. Даже не поворачивался в его сторону, чтобы ненароком не выдать своим взглядом какого-нибудь низкого помысла.

Он никак не мог понять, о чем толкует ему этот таинственный спутник и куда он ведет его. Они говорили на разных языках — Микис не мог бы точно сказать, на каком языке говорит он сам, и уж точно не имел ни малейшего представления о том, на каком языке обращается к нему удивительный гость его сна. Может быть, в нем не было ни слов, ни даже звуков, в этом языке Мирового Добра. Он и не пытался задуматься над этим, потому что понимал, что живет сейчас во сне, в лучшем из снов, что приходили к нему когда-либо. Что стоит ему впустить в этот сон грубую земную логику, как чудо прервется и он снова окажется в унылом, грязном и жестоком мире чужой и недоброй планеты, в кольце преследователей, в петле не имеющих решения проблем...

И поэтому он плыл и плыл в потоке этой необычной беседы, избегая лишнего движения и лишнего звука. И, как ни странно, это помогало. Постепенно они начинали понимать друг друга. Или Микису казалось, что он начинает понимать и себя и того, другого... Что-то очень важное предстояло тому. Что-то, что должно было изменить его, превратить в какую-то иную сущность. И он хотел с кем-нибудь поделиться своим сокровенным, прежде чем это надвигающееся Изменение, которое наполняло его душу восторгом и тоской, наступит и сделает его иным... Наверное, и его странный спутник почувствовал, что между ними протянулась эта тонкая нить взаимного понимания, поэтому стал внушать Микису новое, что-то, что считал очень важным не вообще, а именно сейчас и здесь.

То, что незримый спутник стремился втолковать Микису, как-то относилось к местам, по которым они шли. И он стал присматриваться к простиравшемуся вокруг пейзажу. Он скоро понял, что идут они по местам, ему уже знакомым — по неуклонно снижающемуся пустынному и безжизненному плато Аш-Ларданар. Теперь тревога стала медленно, но верно заполнять его душу. Нет — не пропасти, разверзающиеся почти у самых ног, пугали его и не опасно нависающие над тропой скальные козырьки — нет... Тревога его была связана с чем-то, что ждало там — дальше, куда вела их тропа, свернуть с которой почему-то было уже нельзя.

Кто-то там ждал помощи, находился в беде, и туда подталкивал, звал его неведомый спутник. Там — во сне — Микис перешел на осторожный, крадущийся шаг и через какой-то промежуток времени вышел из тесной расселины в просвет, открывавшийся на небольшую равнину. Странно — хотя весь мир этого сна был светел и чист, долину эту заливала какая-то призрачная тьма. И средоточием этой тьмы было похожее на творение человеческих рук нагромождение каменных блоков и плит, образующих арки и некое подобие амфитеатра. Странная пародия на тусовку каменных столпов Стоунхенджа...

* * *

— Черт меня возьми... — Ким поднялся с дивана, на котором уже было вздремнул, да вот — не получилось. — Все это глупость — то, что мы сейчас придумали с вами, следователь... Забудьте эту ерунду, как страшный сон...

На пару секунд он задумался над сном, который и впрямь ему только что приснился. И бог его знает, что может сниться агенту на контракте после нескольких часов предельно плотной работы по раскрутке легенды для своего подопечного. Что-то такое, что выдавливает бисеринки холодного пота на лоб и щеки молодого, отрешенного, окунувшегося в беспамятный усталый сон лица. Но Яснов не стал распространяться на этот счет. Помассировал глаза и поплелся в ванную — умыться ледяной водой.

Кай тоже воспользовался этим коротким тайм-аутом, чтобы встряхнуться и влепить себе пару средней силы пощечин. Это вернуло его к реальности. Он заглянул в термос — кофе иссяк. Следователь энергично заходил из угла в угол, готовясь к продолжению разговора со своим напарником

— Послушайте, — повернулся он к появившемуся в дверях с полотенцем в руках Киму. — Вот если мы упустим ту единственную нить, которая есть у нас, то все это действительно станет глупостью, — тут вы правы... Ну сообразите...

— Вас надо готовить к вашей роли не меньше двух месяцев, — махнул рукой Ким. — Ровно столько ушло у меня для того, чтобы «въехать» хоть во что-то... Вы ничего не знаете о Диаспоре.. Вы ничего не знаете о том, что делает с ранарари «пепел»... И вы ничего не знаете о Домах Последнего Изменения... Вы ничего обо всем этом не знаете! И самое главное — теперь, после того как я попытался вам все это растолковать, я понял, что и сам ничего в этом не соображаю... Да и группа наша ослаблена — я как дурак согласился включить Арти в экспедицию к «Ганимеду». Когда его черти принесут назад...

— Вы просто заработались, агент... — Кай пошарил по комнате взглядом и наконец нашел то, что искал — графин с остатками ледяной воды.

И час назад она была вот такой — ледяной и удивительно утоляющей жажду. И три часа назад... Нет, умеют-таки ранарари изготовлять непонятные, но удивительно удобные вещи. Вроде таких, похожих на самую простую поделку графинов...

— Поймите... — Кай присел на угол стола и плеснул агенту пару глотков прохладного питья.

Остальное просто влил себе в рот — за неимением чистого стакана.

— Поймите, по роли мне и не надо ничего этого знать! Это просто подозрительно будет, если я окажусь эрудированным во всех этих материях... Вы слишком долго проторчали в этих краях и не чувствуете специфики моей роли. А ведь по сценарию я — довольно примитивный тип, взявшийся сторговать громадную партию ширева покупателям, которым на какое-то время федералы перекрыли весь кислород... Я должен неплохо соображать в делах фрондийской мафии и мафии Обитаемого Космоса. В этом я кое-что смыслю... в отличие от вас, молодой человек... Вот и все для начала. Я не отрицаю доли риска — и немалой доли. Но я давал присягу. Кстати, точно так же, как и вы, — если вы не преувеличиваете относительно вашего диплома юриста...

Ким потер виски.

— Вообще-то вас уже раз пять должны были прикончить за время этой операции... Ну почему вам так не терпится подставиться в шестой раз? Постарайтесь воспринять... Здесь с вами не будут играть по правилам той — «земной» мафии. Здесь с вами вообще не будут играть хоть сколь-нибудь честно. Слишком сильны стимулы... Поймите: наркотики — бич Обитаемого Мира, но с ним справляются. Кривая зарегистрированного числа жертв то растет, то падает, но не угрожает демографической катастрофой. По крайней мере, в большинстве Миров. А здесь, на Инферне, «пепел» — враг номер один. Ранарари на самом деле могут исчезнуть как биологический вид. И они готовы поставить это в вину нам — землянам...

— Скорее — фрондийцам, — заметил Кай.

— Здесь все мы — земляне, — махнул рукой Ким.

— Разрешите мне проявить наивность и спросить, — продолжил тему Кай, — что мешает ранарари просто организовать блокаду своего сектора и ни одного грамма товара не принимать от землян? Жили без нас, и дальше будут жить...

— Уже не могут, — Ким пожал плечами, дивясь неосведомленности собеседника. — Земляне с Фронды — это Диаспора с ее экономикой. Земляне с Фронды — это уже почти вся сфера обслуживания и весь черный труд на Инферне. Люди — это две трети урожая всех Камней. Это — вся сфера обмена Камней на «пепел»... А «пепел» — это такие доходы, которые сломают любую блокаду...

Ким присел на подоконник, тут же встал и заходил по комнате.

— Вся беда этой планеты в том, что они страшно долго живут — ранарари... И очень медленно множатся. Так что у них прогресс науки и техники совершенно ненормально обогнал рост численности населения... Они вышли в Космос, так и не успев заселить девять десятых суши Инферны. Может, они никогда из Космоса и не уходили, а наоборот — оттуда пришли. На чужую, в общем, для них планету... Этакие галактические Мельмоты-скитальцы... Оттого и дружны с сукку — одного поля ягоды. Или кто-то их сюда забросил... В общем — бог его знает... Они информацией на сей счет не делятся. Да они и не особенно стремились эту свою Инферну заселять — не было демографических проблем. Расселились в основном по побережьям, хорошо себя обеспечили пищей, ископаемыми, энергией. Космос их интересовал больше, чем девственные континенты и глубины океанов. Может быть, они искали в нем местечко поудобнее...

Кай не перебивал собеседника, которого явно понесло. Он уже составил довольно ясное представление о характере Кима и понимал, что тому надо дать возможность выговориться, уйти от чего-то неприятного, что посетило его сознание на грани сна и яви, — может быть, слишком яркого воспоминания о какой-то своей ошибке, неудаче. Яснов был явно не из тех, кто своими речами заводит себя, все больше и больше убеждаясь в своей правоте. Наоборот — вычитывая собеседнику урок по истории чужого Мира, он все больше удалялся от той напомнившей вдруг о себе и пробудившей его боли, которая когда-то настигла его в другом, далеком от этого Мира месте...

— А может, — прикинул Ким, — они искали в небесах свою покинутую родину... И тут вдруг наткнулись на землян — расу с совершенно иным темпом истории, с огромным потенциалом экспансии, с кучей внутренних противоречий. Попытались решить вопрос своими методами. В результате — эксперимент с отторжением Фронды кончается катастрофой. И там и здесь... Сейчас перед ранарари в буквальном смысле слова стоит вопрос — быть или не быть. И Диаспора решает этот вопрос. Потому что никто не знает, что с нею — с Диаспорой — будет, если здешняя цивилизация покатится по наклонной... Как всегда, одни играют на повышение, другие — на понижение... И те и другие готовы рвать друг другу глотку за деньги, что вертятся вокруг «пепла» и Камней... И вы, следователь, торопитесь сунуть голову в эту петлю?

Ким поморщился, отгоняя душевный морок:

— Ладно, простите меня. Я, кажется, просто испугался ответственности... Из игры мы уже не можем выйти. Как говорят французы: «Вино налито. Остается только его выпить».

Кай согласно кивнул. Прием удался. Выговорившись, Ким немного остыл, вернул себе рабочее состояние.

— Сами говорите, — примирительно сказал федеральный следователь, — ситуация близка к критической. Давайте прокрутим конкретные варианты наших действий при встрече с Раковски...

Он посмотрел на часы:

— У вас с ним разговор через сорок минут...

* * *

Его разбудил свист — еле слышный и явно условный, для кого-то одного предназначенный. Впрочем, ясно для кого: Рога сделал встрепенувшемуся Микису успокаивающий знак рукой и, перейдя из скрюченной позы, в которой он кемарил у еле заметного, тлеющего костерка, в положение «сидя», ответил на пришедший откуда-то поблизости сигнал своим — тоже тихим и условным свистом.

Укрытие, которое Рога выбрал для привала, было местом явно не случайным. Микис осторожно выбрался из-под пласта терпко пахнущей, непривычно плотной листвы и принялся крутить головой, силясь высмотреть партнеров своего спутника, подающих ему сигналы. И вскоре увидел. Их было двое.

Первый, кого он заметил, был среднего роста, худ, темен лицом и облачен в вывернутый мехом наружу тулуп. Голову его украшала потертая кожаная косынка. Он ловкими, обезьяньими движениями спускался с ближайшего склона. Глаза его — быстрые, черные и пронзительные — сразу засекли Палладини, притулившегося у еле теплящегося костерка, и он снова тихо свистнул — но на этот раз просто в знак удивления.

Микис тоже чуть было не присвистнул — вторым гостем была девчушка лет семнадцати, не больше — чумазая и угловатая.

— У нас, на Ларданаре, просто какое-то нашествие гостей, — повернулась она к своему рыжему приятелю. — Где ты выловил этого чудака, Рога? На меня прошлой ночью еще один такой наперся...

— У «стервятников» в гостях встретились, — мрачновато пояснил тот. — Кликуха — Бобер. Кстати — Камни сечет.

Девица в тулупе оценивающе приподняла бровь и представилась:

— Дурная Трава. Это здесь мое имя — Дурная Трава.

— А ты своего чудика где видела? — живо поинтересовался у нее Рога. — В каком месте?

— В плохом, — поморщилась Дурная Трава. — Прямо на границе Путаной земли он на меня из тумана и выпер... Отослала его в лес — там, ниже, у речки, но он, видно, не послушался. Сгинул. Сдается мне, что его прямиком туда и понесло... На самую Ловушку.

— Похоже, у них тут слет какой-то, — хрипловатым голосом сказал тип, подошедший первым.

— И ранарари с катушек слетели — каждую ночь плато авиацией утюжат, — продолжил он. — Что, впрочем, неудивительно, если принять во внимание эту историю со сбесившимся корабликом...

— Это какую такую историю? — насторожился Рога. — Да вы знакомьтесь. Это — Картежник. А это Бобер. Считайте — наш новый наводчик. В ранге ученика пока что. Проверку прошел, считай, у меня на глазах. Прошу любить и жаловать.

— В миру я — Штучка, — мрачно отрекомендовался Картежник. — Йозеф Штучка. Здесь вовсе не обязательно называть друг друга по кличкам... Так что, если у вас нет на то особых причин, мистер...

— Алоиз Бибер к вашим услугам, — отрекомендовался Микис. — И у меня нет оснований скрывать свое имя... И я еще не давал своего согласия на участие в вашем бизнесе, господа...

Слова его, впрочем, не возымели особого действия. Похоже, что на них никто просто не обратил ни малейшего внимания.

— Последнее, что я о тебе слышал, — повернулся Штучка к Роге, — так это то, что тебя позапрошлой ночью сцапали «стервятники»... Получается, что мои сведения устарели?

— Получается, — с ухмылкой подтвердил Рога. — Позапрошлой ночью господа «стервятники» и вправду меня сцапали, а прошлой — сами попались. Под воздушный патруль. Как раз на переходе — от Заброшенных карьеров к нижним речкам. Ну и патруль, как водится, сразу жахнул по нам «голубой дурью»... Но, как ты знаешь, Рога Петрович никогда не расстается с «желтым порохом»...

— Так вы оба наглотались этой дряни? — с пониманием покачал головой Штучка. — То-то вид у вас — краше в гроб кладут...

— Я думаю, что у господ «стервятников» сейчас вид еще хуже, — мрачно заметил Рога. — Кстати, там были еще четверо наших — Желтый Чан и двое каких-то... Не знаю я их. Но, — тут Рога с преувеличенным разочарованием развел руками, на которых все еще болтались браслеты наручников, — «пороху» им не досталось. Четвертым был Доминго — тот, что работал с Греком... Ему перепало немного, но в дороге — отстал. Сейчас где-нибудь бродит дурной... Если его снова не сцапали.

— Или если не загнулся... — вставила Дурная Трава. — Ладно, здесь всяк сам за себя...

— Вот что, — Рога отмахнулся от малоприятного разговора. — Инструмент у вас, ребята, с собой? Помогите-ка от этих украшений избавиться, — он тряхнул обрывками цепей. — А потом отступим к лесу и перекемарим до ночи. Сдается мне, что если не в эту ночь, так в следующую урожай будет неплохой...

И тут — именно после этих слов Роги — странное чувство охватило Микиса, чувство, пришедшее из того, так им и не понятого сна, который все еще владел им и вел его какими-то своими зыбкими тропами.

— Послушайте! — заговорил он торопливо и как мог убедительно. — Послушайте меня, господин Петрович! И вы, вы тоже послушайте! У меня... У меня такое чувство, что... что я знаю... Что я могу указать, где... Где находятся те, кто меня сюда... Кто прилетел со мной...

Какая-то странная пауза последовала за этими его словами.

— Слушай, — Дурная Трава пристально смотрела на Микиса. — Да ты ведь не пустой... Ты, братец, при грузе... Ну-ка... Рога, ты раскрутить типа не пробовал?

Чумазая и угловатая девчонка шагнула к Микису, а тот в свою очередь отпрянул назад.

— Да я же все еще под «порохом»... — раздраженно огрызнулся Рога. — Кого я раскрутить могу? Мне сейчас хоть мешок Камней под нос суй — хрен учую...

— Постойте! — остановил обоих Штучка. — Это... Как вас там... Господин Алоиз... Вы что, при грузе будете? Позвольте-ка...

Он решительно сделал шаг вперед и вполне профессиональным движением подхватил Микиса под порядком исхудавшее за последнюю неделю странствий, но все еще внушительное брюшко.

— Угу... Так я и предполагал. Маленький, так сказать, собственный «трезор»...

Палладини отступил еще на шаг и, опередив Картежника, вытянул из-за пояса кожаный кисет и резким движением спрятал его за спину.

— В конце концов... — выкрикнул он. — В конце концов, я же не интересуюсь тем, что вы, мистер — как вас там... Штучка — подобрали в этой чертовой пустыне...

— Да ты, братец... — Штучка, он же Картежник, как-то даже недоуменно переглянулся с Рогой. — Ты, братец, вроде даже не в курсе...

— Он — не «не», а как раз очень даже в курсе, — вдруг резко прервал его Рога. — Ну-ка, выкладывай, что это там у тебя в мешке, Бобер...

С пару минут все трое — Рога, Штучка и Дурная Трава — как-то тупо рассматривали коричневатый, довольно бесформенный и чем-то неприятный Камень, с большой неохотой извлеченный из кисета Микисом:

— Не моя добыча... — разочарованно и с каким-то облегчением выдавил из себя Рога. — Моя бы была — шею б набок свернул стервецу... Ты когда это — до или после?.. — осведомился он у Микиса. — Или — во время?..

— Вместо, — определил Палладини момент обретения им странной добычи. — Я вместо того, чтобы деру дать тогда, когда по нам с вертолетов этих... или не знаю с чего там лупанули... Я как... как зов тогда почувствовал. Призыв...

— Ну что ж... — промолвил Рога, осторожно вкладывая Камень обратно в кисет. — Должно, кого-то еще господа «стервятники» грабанули. Повторяю: была бы моя — уделал бы... — примирительно добавил он. — Ну да еще пообвыкнешь. Поймешь потом: всякую добычу старшему объявлять надо. Старший тут я буду — к твоему сведению. Если еще не просек. Добыча эта, считай, ничья. А раз тебя позвала — не противься. Теперь будет твоя. Первая. Ты к ней присмотрись. И загнать не спеши. Это — твоя судьба. На время хотя бы... Держи. Теперь ты — наш.

— А этот... «желтый порох» ваш... — попытался хоть как-то собраться с мыслями Микис... — У этих... У «стервятников» его почему не оказалось? Они что, не понимают, что ли?

— Это ты, гляжу, ни хрена не понимаешь в здешних делах, — с досадой вздохнул Рога. — Кто, по-твоему, этот «желтый порох» лепит? Да те же, кто и «синюю дурь»!.. Ранарари! А за каким хреном они станут «порох» толкать тем, кто Камни налево сплавляет? Да и действует он — «порох» этот — только на таких вот, как мы с тобой, дурень. Поясняю: на Слышащих. На тех, кто Камни слышит... А «стервятники» сроду богом на этот счет обиженные — только грабежом и рабством живут...

— И вот что еще, — Дурная Трава присела на корточки напротив Микиса. — Ты про зов поминал... Про то, что Камень говорит тебе чего-то... Про тех, кто был с тобой...

— Он что, снова нам голову дурить собрался? — нахмурился Рога.

— Постой, постой... — попридержал его за плечо Штучка. — Тут есть о чем поговорить всерьез. Этот типчик, кажется, действительно не один сюда с неба свалился... Вы тут, друзья, вконец одичали... Радио и телевизор, как я посмотрю, уж и напрочь позабыли... Вы хоть в курсе того, что вокруг-то творится?

— Да здесь, на Аш-Ларданаре, век вечный х...рня творится, — флегматично пожал плечами Рога. — Ты этим меня удивить хочешь?

— Только не такая, как в этот раз... — Штучка с какой-то садистской медлительностью извлек из наколенного кармана коротенькую, в кулак умещающуюся трубку и принялся выбивать ее об основательно стесанный каблук своего полусапога. — Тут, брат Копытич...

— Петрович! — зло прервал его Рога.

— Тут, брат Петрович, — неохотно поправил себя Штучка, — межцивилизационным конфликтом запахло, а разные тут торговцы Камнями в такие дела и вникать не хотят....

— Ты про корабль этот дурацкий, что ли? — повернулась к нему Дурная Трава.

— Какой, к хренам, корабль? — воззрился на нее Рога. — Тут, пока я со «стервятниками» хороводился, что-то крутое приключилось?

— Круче не бывает.

Штучка принялся набивать свою трубочку какой-то довольно сложной смесью травок из сумки-кисета, болтавшейся у него на поясе. Даже еще не раскуренная, смесь эта уже «забрала» дух издалека вдохнувшего ее аромат Микиса.

— С самой Фронды сюда контрабандный кораблик прорвался, — объяснил Штучка. — Имитировал аварию. Потом — после стыковки со спасателями, у самого геостационара — включил на полную движок, аварийную расстыковку учинил, кучу народу угробил и пикером пошел сюда — на Ларданар. Где-то здесь и сел. Или воткнулся. Ищут четвертые сутки...

Для Роги это было большой новостью. Дурная Трава, нервно дернув плечом, достала из кармана зажигалку и помогла Картежнику раскурить его носогрейку. Потом выразительно повернулась к Микису.

Теперь взгляды всех троих охотников за Камнями были устремлены на злосчастного владельца «Риалти».

— Так получается, ты и впрямь у нас не простой чувачок... — Рога прищурился, впервые, кажется, осознав серьезность своего нового знакомства. — Так ты что — с того самого кораблика?

— «Ганимед»... Корабль назывался «Ганимед»... — выдавил из себя Палладини. — Я... Я помимо своей воли там оказался... Это... Это очень сложная история...

— Да уж вижу, что не простая, — скривился Рога.

— Верно, корабль так и назывался — «Ганимед», — подтвердила Трава. — И есть сведения, что на борту у него — «пепла» до хренища...

Наступила довольно тяжелая пауза.

— Вот что... — прервал наконец молчание Рога. — Чем мы тебя, друг, скорее с рук сбудем, тем нам всем лучше будет. Сам понимаешь — мы тут не Армия спасения и не благотворительное общество... Да и с «порошком» связываться не хотим... Это — твоя, дорогой, проблема. Поэтому вот что: ты свою свободу нам Камнями отработаешь. Раз такой расклад вышел, что Способность у тебя... Сейчас как раз сезон начинается... Что за две ночи соберешь — отдаешь нам. Мы же тебя сдаем людям из Дома, и — привет! Ты нас не видел, мы тебя. Но только без фокусов, дорогой... Ты хорошо меня понял?

— Я... — Микис, словно за открывшуюся рану, ухватился за прижатый к животу кисет. — Я...

— Нет, — успокоил его рыжий разбойник. — Первый Камень — твой. Но ни один больше! А с этим, — он как-то по-отечески похлопал по плечу несчастного Палладини, — расстаться не спеши. Я сказал уже — это судьба...

— И все-таки, «пепел»... — задумчиво произнесла Трава.

— Нет! — резко оборвал ее Картежник. — Рога прав. Не наш репертуар. За «порошок» голову снимают. Без вопросов... Так что эта колода не играет... А вот то, что он говорит про зов... Людишек спасать надо. На Аше это — закон. Если, конечно, людишки эти — не из «стервятников»... Может, и от них помощь будет. Этой ночью.

Рога угрюмо глянул на своих спутников — на каждого по очереди. Остановил взгляд на осунувшемся и начавшем зарастать иссиня-черной щетиной лице Микиса и махнул рукой:

— Ладно, покуда время есть — веди нас. На зов свой...

* * *

— Мне очень не понравилось... — сообщил Ким, включая движок кара. — Очень, повторяю... То, что Раковски затягивает встречу... Боюсь, что он чует неладное. Боюсь, что Служба безопасности перестаралась со Службой спасения. Спасателей сейчас втихую перетряхивают через мелкое сито — у каждого выясняют связи, финансовое положение, наклонности... Конечно, при этом стараются не привлекать внимания — обходятся без вызовов на допросы, прямых проверок и тому подобного. Но у тех, у кого рыльце в пушку, — нюх особый. Могли и засуетиться...

Кар мчался вдоль набережной, и за его окнами в начинавшихся сумерках скользил странноватый мир реки, наполненный населенными пестрым народцем корабликами. Мир отрешенно высящихся башен — жилищ «чертей». Мир словно перенесенных сюда с какого-нибудь Джея кварталов землян... Все эти миры и далекая декорация мрачного леса сливались в каком-то странном, но по-своему гармоничном единении... Кай знал, что расслабляться не стоит, но все-таки позволил себе отвлечься на созерцание пейзажа.

— На месте нашего м-м... я бы тоже не торопился, — признал он, повернувшись наконец к Киму. — Что там вам сообщили по кодовому каналу? У вас после разговора озабоченный вид...

— Ну, для беспечности у меня причин нет...

Ким поправил экранчик заднего обзора.

— Арти с компанией завяз на Ларданаре. Корабль они нашли без особого труда. Но замучились с конспирацией. Там сейчас, мягко выражаясь, людно. И народец не такой, который задумывается перед тем, как стрелять. Так что раскапывать этот гроб они не стали, а, изображая группу Продавцов Камней, постарались взять след тех людей, которые, похоже, действительно ушли с корабля. Представляю, как это убедительно выглядит: шесть ранарари, два сукку и Арти в роли Продавцов... Тьфу!

Кай не мог прокомментировать эти слова. Он только осведомился:

— Но вы говорили как-то, что ранарари берутся их искать — эти Камни... Иногда.

— Иногда, — согласился Ким. — Но только члены определенной касты, подделаться под которых обычному «черту» не под силу. Правда, говорят, бывают отступники, которые за долю в прибыли ходят на промысел вместе с землянами. В качестве живых индикаторов. Почти каждый ранарари может «слушать» Камни. А люди — один из сотни или из тысячи... Но как раз таких наемников их соплеменники и карают особо жестоко. Потому что они сотрудничают не с Продавцами, а со «стервятниками». А «стервятники» продают Камни не «чертям», а сопернику. Ранарари от этого прямо-таки свирепеют...

— А покупать Камни — можно... — задумчиво констатировал Кай.

— Нельзя! — возразил Ким. — Законопослушный «черт» может получить Камень только по определенному обряду. Из лапок члена касты собирателей. Собственно — не получить даже, а удостоиться... И потом — жить в соответствии с теми советами, которые будет слышать от Камня. И жалок, и презираем бывает тот, кто от рождения не слышит голоса Камней... А тот, кто слышал и вдруг перестает слышать, — становится Отверженным и уходит в Дома Последнего Изменения. Знаете почему?

— Знаю, — вздохнул федеральный следователь. — Вот про это я уже прочитал — симптом приема «пепла»... Точнее — начало последней стадии заболевания, вызываемого им... Знаете, эти сведения в Федерации неизвестны даже специалистам. Доктору Кульбаху с «Эмбасси» стоило бы полистать файлы здешних «органов». Так значит, весь рынок Камней здесь — «черный»?

— Почти весь. При определенных условиях правоверный, хорошо зарекомендовавший себя «черт» может приобрести себе Камень из числа конфискованных... Хороший способ отмывки этого сорта капитала...

— А кто в таком случае этот соперник? Ну — которому носят товар «стервятники»? — осведомился Кай.

— Хотел бы я это знать, — пожал плечами Ким. — Ранарари, сдается мне, знают, но ничего с этим конкурентом поделать не могут. Только жестоко карают тех, кто работает на него. Раз не «черт», то дьявол... Не знаю — не говорят они... Но платит этот конкурент много больше того, что получают Продавцы от «чертей».

— Кто-то из Космоса? — поинтересовался Кай. — Кто-то из тех, кому тоже необходимы советы Камней?

— Я думаю, что это тот, кто эти камушки выращивает — здесь, на плоскогорьях Инферны, — вдруг вмешался сидевший до этого молча на заднем сиденье Мустафа. — Самое мое первое дело здесь было с этим связано. Хозяева его так называют: соперник — это когда земляне рядом, а когда думают, что их не слышат, — Бог Камней... Вот так. И ему, этому Богу, не советы от Камней нужны, он их использует как что-то вроде чипов. Элементов каких-то систем переработки информации... Но сам он прийти и забрать их не может.

— А сейчас — как раз сезон их сбора, — уточнил Ким. — Это — нехорошее время. Оно связано со всякими аномальными явлениями... Так что экспедиция, найдя корабль, ничего с ним делать не стала. Они лишь попытались определить, нет ли в нем кого живого. С помощью интроскопов с высоким разрешением. Получилось, что нет. Дальнейшее расследование и опрос встреченных Продавцов — из тех, кто склонен был к разговорам, — показали мало хорошего. Действительно, по Аш-Ларданару продвигалась группа чужаков. Кого-то из них захватил отряд «стервятников», затем расстрелянный ВВС Инферны, — они такое практикуют... Неясно, остался ли там кто-нибудь в живых. Еще одна группа напоролась, предположительно, на Ловушку. Есть на Ларданаре и других плато такие места, из которых обычно не возвращаются...

Наступило мрачное молчание.

Кар уже выехал из города и в наступившей темноте катил по шоссе, тянущемуся вдоль темной громады леса. В его глубине мелькнули тусклые огни — характерные узкие щели окон жилища ранарари. Но уже не ветвящейся башни, а чего-то массивного и приземистого.

— Дом Последнего Изменения, — кивнул на странное здание Ким. — Один из многих. Видишь, на воротах выжжено такое дерево. «Запретное дерево». Это их знак — Общины Отверженных...

А на открывшейся опушке, вжавшись в темноту отступившей чащи, слабо светился колеблющимся светом вход небольшой каменной башенки совершенно земной архитектуры.

— Вот она — часовня, — сообщил Мустафа. — Место встречи.

— Еще раз определимся, — Ким покосился на свой регистратор и перевел его в режим защиты от подслушивания.

Подстраховался и Кай.

— Мы вдвоем выходим и ждем в часовне Пестрой Веры появления Раковски или его представителя, — определил Яснов. — Кого-то, кто скажет: «Какому богу вы принесли огонек, господа?» Мустафа отгоняет кар в сторонку и сидит в нем на стреме. Нильс из засады в районе Серого монастыря отслеживает ход нашей встречи и фиксирует его дистанционно. Константин болтается где-то здесь — в свободном полете — фиксирует наблюдателей мафии. Таких здесь не может не быть... Ну, с богом...

* * *

— Так я и знал, что он нас сюда затащит!

Рога даже сплюнул с досады.

Маленький отряд из четырех человек залег в небольшом ущелье, словно натолкнувшись на невидимую преграду. Эта преграда — незримая демаркационная линия — отсекала лежащий перед ними кусок Аш-Ларданарского плато от остального мира. И кусты там росли не такие, и мох, растекшийся по скалам, был каким-то другим. Да и сами скалы имели иной цвет, по-иному складывался узор бегущих по ним трещин...

— Путаная земля, — Рога выразительно посмотрел на Микиса, который, видно, не до конца понимал значение этих слов.

Да что там — не понимал ничего вообще!

— Вот что, — Штучка вынул изо рта веточку, которую жевал полдороги, и отшвырнул ее подальше. — Придется жребий кидать, кому с чудаком дальше идти. Одного его пускать — крышка. Однозначно. Всем туда переть...

— Не нужно никакого жребия, — уверенно и хрипловато оборвала его Дурная Трава. — Я пойду. Меня Путаная любит...

— Ну так и флаг тебе в руки, — с облегчением вздохнул Рога. — Только не застревайте... Ждем до заката. Потом — отходим на ту плешь, что Доминго присмотрел...

— Это недалеко... Это теперь должно быть уже совсем близко, — поспешил успокоить его Микис.

— Не каркай! — сурово осадила его Дурная Трава. — На Путаной земле таких вещей нет: «близко» — «далеко»... И ничего вперед не загадывай...

Она помолчала, нервно облизывая губы. Потом скомандовала:

— Вставай и веди. Наотдыхался уже... Нечего резину тянуть...

* * *

Кай посмотрел на часы. Наклонив голову, прислушался к шуму ветерка в невидимой листве — совсем непохожему на шелест земного леса. Ему показалось, что сквозь этот чуть назойливый звук доносится низкое, почти в неуловимом диапазоне пение. Пение множества нечеловеческих голосов. Нечеловеческих голосов, взывающих к нечеловеческому богу.

Он с недоумением посмотрел на Кима.

Тот понимающе кивнул:

— Это не галлюцинации, следователь, это ранарари поют в Сером монастыре. Обряд Последнего Изменения... Это на всю ночь.

Наступило молчание. Федеральный следователь снова скосил глаза на циферблат.

«Или Яснов прав и здешние пинкертоны спугнули-таки „дичь“, — подумал он, — или идут смотрины. Проверяют нашу реакцию. Не брякнем ли что-нибудь характерно-сыскное, не станем ли связываться с кем-нибудь по радио... В общем, не выйдем ли из роли...»

Он снова окинул взглядом внутренность часовенки, построенной в честь Пестрой Веры. В трепетном свете множества догорающих свечей и лампадок интерьер небольшого помещения каждый раз выглядел по-новому. Одни огоньки гасли, что было совершенно естественно, а вот другие — федеральный следователь готов был поклясться, что это ему не померещилось — вспыхивали и разгорались... Впрочем, чего только не приключается в таких вот неприметных часовенках, которые можно встретить всюду, куда скорлупки космических кораблей заносят представителей рода людского, — и вот так, на опушке неведомых чащоб, и на перекрестках дорог, и в пустынных скальных лабиринтах Странных Миров...

— Надо же, — повернулся Кай к своему спутнику, — у вас тут довольно популярна Пестрая Вера... Не меньше сотни человек побывали здесь.

— Знаете, все остальные верования чего-то требуют от своих почитателей... — пожал плечами Яснов. — А Пестрая Вера зависит от вашего выбора. Если вы, конечно, не идете в ее монастырь. Тот, у которого есть устав...

— И потом — кто же принимает Пеструю Веру всерьез? — спросил у них за спиной голос с нечеловеческим акцентом.

Оба сыщика резко повернулись к сказавшему традиционное присловье. Кай поймал себя на том, что рука его привычно лежит на рукоятке пистолета. Он быстро убрал ее и поправил скрывающий оружие пиджак. Почти точно такие же движения совершил и Ким.

Что-то смешное и жуткое было в облике того, кто стоял перед ними.

Длинный, стелющийся по земле плащ покрывал невысокую, детскую фигурку. Но из-под капюшона этого одеяния выглядывала карикатурно злобная бульдожья морда. И в глазах — посаженных шире, чем у нормального пса — злобно горела отраженным пламенем вся неполная сотня жертвенных огоньков, тлеющих в каменных нишах за спинами двоих землян. Кай впервые видел живого сукку. Тем более сукку, знающего галактический пиджин и посещающего часовни Пестрой Веры.

— Наше присутствие не мешает вам? — осведомился он.

— Нет, это даже хорошо, что я застал здесь пару состоятельных людей, — заверил его представитель Бродячей Цивилизации.

«Надеюсь, он не имеет в виду, что ему не помешает содержимое наших кошельков», — подумал федеральный следователь. Но вслух спросил:

— А менее состоятельные вас не устроили бы?

— Конечно же нет... — коверкая слова, отозвался сукку. — Бедным я не смогу продать одну вещь...

— А почему ты думаешь, что мы такие уж богатенькие типы? — неприязненно спросил Ким.

У него, видно, были основания не слишком миндальничать с таким вот собеседником.

— Бедные сюда не приходят по ночам, — объяснил тот. — Не носят одежды из Метрополии. Их не ждут телохранители в дорогих карах...

Все это выглядело довольно странно. У Кая мелькнула мысль, что их принимают за каких-то других людей, которых они, возможно, спугнули своим появлением.

— Так вы покупаете, господа? — проявил нетерпение необычный посетитель часовни.

— А ты о каком товаре толкуешь? — все так же неприязненно спросил Яснов. — Сначала с этим разберись.

— А вы разве не чувствуете? — искренне удивился карлик.

— Нет, — отрезал Ким. — Ты, видно, нас с кем-то спутал...

Кай внимательно рассматривал разумную и вполне способную морочить голову людям тварь. Ничего собачьего в обвислой, покрытой складками физиономии, пожалуй, не было. Так же, как и человеческого. Просто восприятие навязывало тому, что он перед собой видел, облик чего-то хорошо знакомого. Сукку достал из складок своего одеяния нечто, завернутое в расшитую странным узором тряпицу, и стал аккуратно разворачивать. Глазам «состоятельных людей» предстал довольно гладкий красноватый булыжничек. Оба представителя рода людского при виде этого феномена сохранили полнейшее спокойствие.

— Настоящий Камень! — заявил карлик. — С плато Аррика! И по смешной цене! Ранарари дадут вам за него...

— Так отнеси его прямо кому-нибудь из них, — посоветовал Ким. — В городе много ранарари...

— Разве человек не знает, что ранарари никогда ничего не покупают у сукку? — возмутился карлик. — Только через людей. Иначе кто-нибудь убьет сукку...

— У тебя, конечно, нет ни малейшего желания нас надуть? — язвительно поинтересовался агент на контракте.

Он и не думал протянуть руку к услужливо протянутому товару.

— Разве можно обмануть такого умного человека, как вы? — притворно возмутился хитрый торговец.

— Можно, — отрезал Ким. — Но я не за этим сюда пришел. А вот тебя кто-то уже обманул. Заверни камушек и попробуй сбыть кому-нибудь другому. Может, он и камень с Аррики, но я могу найти тебе мешок таких где-нибудь поближе... А еще посоветую — не пытайся больше торговать в храме. Хоть самом захудалом. Тебя могут не понять.

— Ах, человек совсем не разбирается в Камнях! — воскликнул сукку и повернулся к Каю, словно ища у него понимания.

Понимания у федерального следователя он не нашел. Что, впрочем, его особо не расстроило.

— Тогда, пожалуй, я оставлю вас, господа, — сообщил сукку, заботливо заворачивая камень в причудливую скатерку. — Вам скоро позвонят.

Он заспешил к двери.

— Кто? — не выдержал Кай. — Кто позвонит?

— Тот, кто хотел узнать, какому богу вы принесли огонек... Но это не я...

Каю показалось, что коварная тварь лукаво улыбнулась. Но скорее всего его снова обманул неверный свет гаснущих огарков. Не могло быть человеческой мимики у нечеловека. В полнейшей тишине — только огарки потрескивали да начинающийся дождичек накрапывал за дверьми — сукку убыл во тьму. Потом из этой тьмы тренькнул звоночек и прошуршали шины велосипеда. Подросткового, надо полагать.

«Сукку прекрасно ориентируются в темноте и хорошо ездят на велосипедах», — вспомнил Кай из того немногого, что успел узнать об этой расе. А вслух спросил у Кима:

— Интересно, мы выдержали проверку? И почему проверка эта такая идиотская?

— Кто его знает, — пожал плечами агент. — Может быть, этот проныра просто должен был нас поставить в известность о звонке. И отменить встречу. А булыжник пытался нам впихнуть в порядке самодеятельности. Просто чтобы навредить еще одному-двум Homo sapiens...

Они вышли из часовни и пошли к шоссе.

— А Камень — точно был ненастоящий? — осведомился федеральный следователь. — Есть особые признаки?

— Камни никогда не предлагают людям. Таких, которые могут заплатить за настоящий, — нет. Или — почти нет. Хитрюг, которые, сбивая цены, пробуют сплавить Камни случайным перекупщикам, быстро вычисляют или сами Продавцы, или «стервятники». И это плохо кончается. Из людей владеют Камнями только сами Продавцы. Точнее, те из них, которые могут слушать Камни. Слышащие. Каждый Слышащий оставляет себе свой первый Камень. И живет по его советам. Такая традиция. А что до особых признаков, то их нет. По крайней мере, те, кто их знает, об этом молчат. Так что узнать, каков Камень, можно, только его послушав. Я умею немного.

— Ого! — воскликнул федеральный следователь. — Да вы могли бы заработать себе капитал. На Аш-Ларданаре или на Аррике...

Издалека им посигналил задними огнями кара Мустафа. Ким шагал, медля с ответом

— Собственно, первоначально я за этим сюда и прилетел, — наконец сообщил он. — Меня вычислил один знаток из Диаспоры. И помог с видом на жительство. Но подвернулся контракт.

* * *

Как и тогда — во сне — Микис перешел на осторожный, крадущийся шаг и, так же, как и во сне, нашептанном ему странным Камнем, через какой-то томительно-долгий промежуток времени вышел из тесной расселины в просвет, открывавшийся на небольшую равнину. Так же, как и в мире этого сна, мир Путаной земли был светел и чист, но середину этой долины застилала какая-то странная, призрачная тьма. И средоточием этой тьмы было похожее на творение человеческих рук нагромождение каменных блоков и плит, образующих арки и некое подобие амфитеатра.

— Ну что остановился? — недовольным шепотом осведомилась его спутница-телохранитель. — Забыл, что во сне нагадал?

Постоянные тычки и команды Дурной Травы сидели у Микиса в печенках. Он ответил ей шипением — тихим, но преисполненным возмущения. Потом ткнул пальцем в направлении островка тьмы перед ними.

Измазанная маскировочной краской скуластая девчонка на всякий случай вжалась в грунт и одновременно впилась взглядом в остров мрака, раскинувшийся перед ними.

— Господи! — выдохнула она. — Да это же Ловушка. Типичная. Впервые вижу такое, чтобы Ловушка явилась днем... И никогда так близко к ней не была... Ну и завел ты нас...

— Ловушка? — сдавленно прохрипел Микис. — Не знаю я, про что ты... Я — про другое... Огонек вон там видишь? Он... За ним надо идти... Это Камень мне говорит...

— Не вижу я никаких огоньков... — Дурная Трава махнула рукой. — Эх! Пропадешь ты ни за грош!.. И не думай туда соваться! — Но реалистичнейшим из реалистов, двойным агентом и владельцем липового «Риалти» уже владели силы иррациональные. Не склонные считаться с каким-то там инстинктом самосохранения...

Он приподнялся, опираясь сначала на «четыре кости», затем на полусогнутые, ставшие словно ватными ноги, и короткими перебежками стал приближаться к мерцающему во мраке острову. Дурная Трава с досады забарабанила кулаками по камням. Метнулась туда-сюда и, шепча проклятия, последовала за своим подопечным.

Теперь и она видела путеводный огонь во тьме.

* * *

— Сейчас вам лучше поменьше задавать вопросов, а сосредоточиться, — посоветовал Листер неугомонному Смольскому. — Постарайтесь не упустить огни...

Сам он всматривался в окружившую их бесконечную ночь. Теперь они близко — почти вплотную — подошли к каменному лабиринту, и его громада физически давила на сознание.

— Какие еще огни? — подал голос молчавший до сих пор Кирилл. — Мне тут всякое мерещится — во мраке этом... И огоньки в том числе... Пару раз видел. Только не знаю — те ли это штуки, которые вам нужны?

Он прислонился к выраставшему из черного песка подобию сталактита и отрешенно уставился во мглу перед собой.

— Огоньки — это хорошо... — Листер кисло улыбнулся чему-то своему. — Это знак того, что выход открыт... А то, какие они — эти огни, — это у каждого по-своему. Они точно так же, как и все фокусы с пространством, не вовне, а внутри нас... Их каждый видит по-своему... Когда будешь уверен, что действительно видишь их — не медли...

— А ранарари? — Кирилл потер ладонями лицо, словно стараясь стряхнуть наваждение. — Ранарари — на них тоже действует эта магия? Они тоже попадают в эти мышеловки? И тоже видят огни?

— Об этом, — Листер пожал плечами, — спросите у самих ранарари. Во всяком случае, сами они в эти места не стремятся. Ларданарские хребты и плато вообще объявлены чем-то вроде заповедной территории... Но на присутствие людей из Диаспоры хозяева смотрят, как говорится, сквозь пальцы. В известных пределах... Тут много странного... Одни люди таскают для них отсюда Камни — и им за это хорошо платят. Другие... Другие — нашли других покупателей. Ранарари их за это бомбят и сажают в тюрьмы.

— Очень интересное разделение труда, — констатировал Смольский.

Кирилл молчал. Он уже слишком много услышал от кэпа Листера в самом начале их похода, чтобы задавать лишние вопросы.

— А я, собственно, затем и прибыл сюда, чтобы встретиться с этими «другими покупателями», — добавил Листер.

— О каких камнях вы говорите, капитан? — спросил Смольский. — И на кой черт вам какие-то «другие покупатели»?

— Камни, разумеется, не простые, — Листер сделал рукой неопределенный жест. — Они умеют разговаривать. С ранарари. И с некоторыми из людей — с теми, кто умеет их слушать. Они могут ответить на любой вопрос — надо только уметь спрашивать. Так, по крайней мере, утверждают те, кто с ними имел дело.

— Ого! — Смольский подобрал из-под ног камень с ладонь размером. — И они все здесь такие или — через один? Я бы, пожалуй, тоже неплохо заплатил бы за возможность иметь в хозяйстве такую штуку...

— Не обольщайтесь... — кэп снова улыбнулся кисло и иронически. — Не обольщайтесь: всего вашего состояния не хватило бы, чтобы выкупить самый завалящий из Камней... Они редки, и обнаружить их могут только те из людей, кто наделен особыми способностями. Да и использовать свой Камень по назначению вы не сможете. Контакт с Камнями могут установить лишь немногие из людей. А вообще, торговля и Камнями, и «пеплом» людям на Инферне запрещена. Но что поделаешь, и на то и на другое — огромный спрос...

— Но вы говорите, что на планете есть и еще кто-то, кто скупает Камни. Кто-то, кроме Диаспоры и ранарари? Кто же это? — озадаченно спросил Смольский.

— Да, — кивнул кэп. — Если не на самой Инферне, то где-то совсем рядом. И у меня, похоже, свой счет к этим «кто-то»...

Он помолчал секунду-другую. Кирилла поразило страшное напряжение, отразившееся вдруг на бесстрастном лице Листера. Казалось, он говорит теперь против собственной воли — слетев с прекрасно работавших до того тормозов...

— Нет, не так... — кэп потряс головой. — Инферна... Инферна — это врата... Щель, через которую они приходят в этот мир. Они являются сюда на Ларданар. За Камнями, может быть. И отсюда возвращаются к себе... Есть еще несколько таких мест в Обитаемом Космосе, где можно встретиться с ними...

— Так вы для того и рвались сюда — на Инферну?! — уяснил наконец для себя Смольский. — И нас всех втянули в эту историю?! Так вы, господин капитан, может, специально в Ловушку эту и поперлись?! И нас с собой прихватили...

Капитан устало покачал головой:

— Это только вначале я думал, что Ловушки эти и есть те самые щели между Мирами... И здорово на том обжегся... Так что нам просто повезло нарваться на эту чертовщину всем вместе. Но я честно собирался, да и сейчас от своего намерения не отказался, передать вас с рук на руки тем людям в Диаспоре, которые э-э... помогут вам решить ваши проблемы... Тебя, Кирилл — пристроить на работу и отоварить визой — как мы и договаривались, вас, Анатолий, вернуть живым и здоровым в Метрополию...

— Меня вполне бы устроило, если бы я с самого начала попал в руки властей, — огрызнулся литератор.

— А у вас нет такого ощущения... — Листер по-птичьи наклонил голову, чтобы заглянуть Анатолию в глаза. — Такого ощущения, что эти самые власти не слишком торопятся заполучить вас в свои руки? Ни вас, ни меня, ни вообще кого-либо из экипажа «Ганимеда». И сам «Ганимед» с его начинкой они тоже не слишком торопятся заполучить в эти самые «свои руки»... Вот господина Николаева, — кэп кивнул на Кирилла, — это давно уже начало волновать. Но я тогда еще не до конца просчитал ситуацию. Теперь она представляется мне достаточно ясной...

— Огоньки! — прервал его Кирилл, стремительно выпрямляясь. — Если для того, чтобы выбраться отсюда, надо идти за огоньками, то — вот они, пожалуйста... Смотрите...

Его спутники тоже вскочили на ноги — Смольский быстро, Листер — не так торопливо. Анатолий честно пытался высмотреть — напряженным и растерянным взглядом — то, на что указывал Кирилл. Листер каким-то безразлично-безнадежным движением провел ладонью по глазам — словно снимая невидимую паутину.

— Каждый из вас, — устало произнес он, — я уже говорил об этом, видит что-то свое... Пока что лучше всего это получается у тебя.

Он подхватил с черной щебенки свой бластер и кивнул Кириллу:

— Веди...

Кирилл все так же, не отводя взгляда от той светоносной странности, что, похоже, явилась только ему одному, подхватил свою поклажу и оружие и легко, не оборачиваясь и не останавливаясь, зашагал к нависавшим над ними скальным глыбам Ловушки. Точно так же — легко и почти бесшумно — за ним двинулся Смольский. И, неожиданно для себя сделавшись невероятно легким и бесшумным, пошел след в след за этими двумя капитан Листер. Теперь и он видел это. Нет, не огонек, а, скорее, разряжение тьмы. Ее отсутствие. И этот странный — и существующий и несуществующий одновременно — свет вел их.

Он вел их прочь от обложившего каменный лабиринт замкнутого мрака. Туда — в его глубь, в еле различимые в колышущихся волнах тьмы руины. А руины эти настолько слились с тьмою, что Кирилл сразу и не понял, когда они очутились внутри лабиринта, ступив вслед за летящим огнем на ступени нисходящей в недра древнего сооружения лестницы.

Кириллу путеводный огонь представлялся трепещущим пламенем факела. Но сам факел был неразличим во мраке. И, уж конечно, невидим был тот призрачный факельщик, что манил их за собой. Разве что вздрагивание пламени и короткие его рывки, случавшиеся время от времени, намекали на существование этого факельщика, на его неровную, на ступенях оступающуюся походку.

А Смольскому путеводное пламя представлялось иным.

— Это похоже на шаровую молнию, — высказал он свои впечатления. — То ли вращается она неравномерно, то ли полосы какие-то по ней ползут...

Листер жестом велел ему умолкнуть.

Они спускались по гигантским ступеням, складывавшимся в подобие винтовой лестницы, уходящей в глубь черного массива плоскогорья Аш-Ларданар. А может — в глубь какой-то совсем другой земли, не этому Миру принадлежащей. Иногда она — эта лестница — так неожиданно сворачивала или проваливалась вниз, что Кирилл терял из виду путеводный огонь, но тот словно задерживался, поджидая всех троих.

А потом они услышали звук. Дыхание кого-то четвертого. Того, кого с ними не было.

Анатолий и Кирилл почти одновременно скинули с плеч и взяли наизготовку свои стволы. И снова, как уже много раз было на этом маршруте, кэп Листер отмахнул им запрещающий знак. Они остановились, прислушиваясь. И летящий огонь остановился, повис посреди просторной, дышащей ледяным холодом пещеры, в которую привела их неожиданно закончившаяся лестница. И не сразу различили они в свете своих ручных прожекторов, причудливо дробящемся на антрацитной фактуре стен, две человеческие фигуры. Одну — худощавую и угловатую. Она замерла, изготовясь к худшему. Вторая фигура была мешковатой, уместной разве что в недрах офиса или казино, но невообразимо нелепой здесь — в мире угрюмо поблескивающего камня, сумеречных миражей и летящего огня...

— Алоиз!.. Или — тьфу! — Микис!.. — пораженно охнул Кирилл.

А Смольский удивленно заломил бровь:

— Дурная Трава? Ты?

— Я же велела тебе ждать меня у костра. — Девушка шагнула навстречу ему из темноты. — Напрасно не послушался...

Глава 9 НОЧЬ СТРАННЫХ ПТИЦ

— Ну вот: их шестеро, — сообщил Блант, разглаживая разложенную перед ним распечатку. — Из тех, что не бывали на планете после прибытия господина Санди в наши пенаты и до убытая его с Фронды при обстоятельствах, вызывающих гм... сомнения в исходе операции... Но с того момента по вашему приказу была прервана аренда каналов подпространственной связи, и по сю пору Фронда обходится без нее. Причина вполне логичная — длительная неуплата долгов по этой самой аренде. Так что если кто со станции и выложил Хубилаю приметы федерального следователя, то теперь с сообщниками связаться не сможет ни за какие тугрики... Это вы сделали четко, подполковник. Но это может навести партнеров Хубилая — там, на Инферне, — на определенные мысли...

— Так или иначе, мы работаем только с этой шестеркой, — вздохнул Гвидо и подтянул листок к себе. — И работаем быстро. Кстати, почему вы вычеркнули из списка подозреваемых дока Кульбаха? Я, конечно, далек от того, чтобы подозревать старину Эберхардта, но все-таки?

— Да потому, что в файл о его командировках в «музей ранарари» и в Медакадемию Фронды внесен в качестве «лица, обеспечивающего режим командировки», капитан Санчес. Орландо Санчес... Запись внесена вами. А за Орландо Санчеса можете поручиться не только вы. Я его неплохо знал задолго до перевода в ваш департамент. Ненавидит мафию — у него сын погиб на дежурстве — еще не успев доучиться в академии управления расследований... Кроме того — безупречно честен. Так что «старина Эберхардт» не подпадает под критерий «бесконтрольно перемещавшихся». Никак не подпадает...

— Что ж, вы лучше ориентируетесь в моих кадровых проблемах, чем я — в ваших, — усмехнулся подполковник. — Принимаю «отставку» дока Кульбаха. Итак... С кого из оставшихся шести начнем?

* * *

Первым из «оставшихся шести» оказался Поль Камингс, специальный агент в звании лейтенанта. Молчаливый ассистент ввел его в кабинет, что располагался за дверью без таблички и, не говоря ни слова, отоварил комплектом датчиков — необходимым атрибутом для дачи показаний «Особой межведомственной следственной комиссии Директората Федерации». Сделав свое дело, ассистент так же молча удалился. Происходящее за безымянной дверью не терпело свидетелей.

Допрашивать Камингса было сплошным удовольствием для Бланта. Профессионалам вообще приятно работать с профессионалами.

— Ваше мнение? — осведомился Блант, когда дверь кабинета закрылась за аккуратно подстриженным худощавым блондином.

— Имеет значение только ваше... — отозвался Гвидо, несколько рассеянно поигрывая карандашом. — Я слишком долго работал с этим человеком и почти всегда оставался о нем самого лучшего мнения. Ни малейших подозрений. Было бы обидно обмануться в нем...

— Как вы обманулись в человеке по фамилии Фальк? — невинно поинтересовался Блант.

Уж он-то знал, насколько это было обидно Гвидо, так и оставшемуся в результате проявленной доверчивости трубить подполковником на полковничьей должности в дыре, которая, по идее, должна была стать всего лишь краткосрочной промежуточной инстанцией на стремительном пути к уже готовому для него креслу в одном из министерств Метрополии.

Гвидо вздохнул.

— Не стоило мне делать ставку на человека с философским складом ума. От них — жди подвоха... Но Камингс — не из того теста...

— Да. Пожалуй — да, — честно признал главный контршпион. — Ответы он дал четкие и конкретные. Хорошо проверяемые. За те несколько часов, за которые он не смог полностью отчитаться, не отчитался бы ни один нормальный индивидуум. Учитывая бардак, который творится на нашей с вами подотчетной планетке... Да его и не могли бы обработать за эти часы. Его не на чем подцепить — в смысле шантажа...

— Да и по роду своих заданий Поль на мафию не выходил и выходить не мог, — как-то хмуро подтвердил Гвидо. — Работал исключительно в среде высшего офицерства. Правда, и среди этого народца встречаются экземпляры... Склонные приторговывать оружием, к примеру. Но этим у меня занимался другой человечек... Он и сейчас там — на поверхности.

— Психохимическое и гипнотестирование Камингс, как и все спецагенты, проходит регулярно и с блеском, — констатировал Блант, небрежно вороша бумаги. — Наводящие вопросы о талисманах — никакой реакции. Лобовые фальш-вопросы — чисто профессиональное понимание... Ему и самому приходится провоцировать партнеров. Система детекции психофизиологического состояния — мимо. Система чтения латентной речи — мимо. Все мимо. Вызывайте следующего.

Несмотря на относительно бодрый тон обсуждения, оба они — и Блант и Дель Рей — ощущали себя неважно. С чисто теоретической точки зрения «Кротом» мог оказаться любой из подозреваемых — и первый и шестой. Но психологически выбывание одного — как на грех, самого первого — из круга подозреваемых всегда напрягает, как потеря еще одного запасного выхода.

Всегда лучше, если за очередным «кандидатом» тянется мохнатый хвост неуточненного и непроверяемого. Это оставляет надежду. Если все шестеро, попавших под подозрение, убедительно докажут свою чистоту, то последует кошмар: работа с каждым из них на все новом и новом уровне накала, допросы ночные и перекрестные, шантаж и «шитье» дела... Потому что отступать нельзя.

Крот — это самое плохое, что может приключиться с таким вот отдаленным филиалом разведслужб Федерации. Мало того, даже при успешном его — Крота — выявлении, задержании и потрошении на доверие Центра рассчитывать надолго не приходится. Но мерзкое подземное создание может и не попасться. Или попасться, скажем так, — с натяжкой. Уйти из-под носа следствия в бега. Пустить себе пулю в лоб, а то и хуже — доказать свою невиновность. Тогда филиальчику конец! Расформирование с последующим произрастанием всех без исключения сотрудников — вплоть до последнего программиста — в дырах вроде Нью-Ориноко. Это в том случае, если Крот не завязан на кого повыше там, в Метрополии. Вот тогда могут произойти страшные вещи.

Такие, как на «Океании-200» — станции, подобной «Эмбасси-2». Разгерметизация (и надо же — ни одна из защитных систем не сработала вовремя). Кто был тамошним Кротом, так и кануло в небытие вместе со всем персоналом «Океании». Как и то, кто и на каком уровне предопределил его судьбу...

Такие, как на Харуре, когда вот в такое же тихое шпионское гнездо, мимикрировавшее под невинный лингвистический институтик, ворвались неизвестные и в капусту покрошили из скорострельной техники всех, кроме одного, сотрудников. За этого одного, отлучившегося за какой-то мелочевкой в магазинчик напротив, под раздачу попал техник, зашедший ремонтировать ксерокс.

Дело списали на жестокосердие контрразведки Одноглазого Императора и глупее сделать не могли: контрразведка Харура, докопайся она до природы языковедческого заведения, без особого шума и треска умучила бы его кадры в своих подвалах и уж никогда не допустила бы такого прокола, какой вышел с тем техником. Притом политическая ситуация была такова, что Директорат Федерации обошелся бы в ответ на арест и казнь дюжины «лингвистов» каким-нибудь ерундовым политическим демаршем, а то и просто проглотил бы эту пилюлю.

Тогда, правда, небытию пришлось подавиться. Из-за осечки с ускользнувшим раздолбаем вышло какое-то очень закрытое расследование и подковерный скандал в верхах, в результате которого перепало по шее всем — и разведке, и управлению, и контрразведке, и тому педанту, который столь успешно довел дело до конца... Как бишь его звали?..

Блант задумчиво потер лоб.

«А звали его Санди. Кай Санди!» — он поздравил себя с таким совпадением. Ничего хорошего оно не предвещало.

* * *

— Почему тебя так зовут? — спросил Кирилл.

Он сидел, прижимаясь спиной ко все еще теплой после довольно жаркого дня скале Аш-Ларданара. Точнее — остаток жаркого дня, который достался на их долю после того, как знобящая темнота Ловушки отпустила их — троих невольно и двоих по своей воле вступивших в ее сумеречный круг...

— Ты о чем? — нехотя отозвалась придремывающая по другую сторону от громоздкого рюкзака, угловатая, на хулиганистого парня смахивающая и до конца еще не ставшая девушкой девчонка-переросток.

— Я про твою кличку.

Кирилл постарался стряхнуть с себя сумрак зыбкого вечернего сна — самого дурного из даров, посылаемых незаметным богом наваждений. Небо, видневшееся между почти смыкавшимися над их головами сводами обрушившейся пещерки, как-то особенно грозно темнело, и звезды, которые — он уже привык к этому — всегда рано приходили в опрокинутую над Аш-Ларданаром бездну, теперь не торопились с этим, и лишь немногие из них смотрели хмурыми глазами обитателей нездешних глубин. Озноб начинал пронизывать пятерых, расставшихся с Ловушкой, да и до прогревшегося за полный день Роги стал добираться потихоньку. Он поднялся от крохотного, бездымного костерка и принялся высматривать в сгущающейся мгле подавшегося в дозор Штучку. Но и его собственная фигура становилась плохо различимой в набиравшем силу тумане.

— То не совсем кличка...

Дурная Трава качнулась вперед и раскладываясь, словно складной аршин, поднялась на ноги. Шагнула к костерку и изломанной птицей нависла над ним.

— В том смысле, что «травкой» балуешься? — с некоторым, отеческим почти сочувствием спросил Микис, плотной тушкой обрисовывавшийся в тени скал.

— Не в том, — угрюмо уведомила его, да и Кирилла тоже, неразговорчивая Трава. — Вставайте, раскачивайтесь... Будите своих... Сейчас темнота ударит...

— Еще рано... — возразил Кирилл, с неохотой отрываясь от сохранившей остатки дневного тепла скалы. Он с неуверенностью поднес часы к глазам.

— Сегодня ночь непростая... — бросила Трава и, не добавив ничего, шагнула в туман.

В том же тумане, словно на смену ей, обрисовался Картежник, за плечом которого маячил Рога.

— Карин права, — сообщил Штучка. — Поднимайте ваших друзей. Пойдете с нами — одна тройка и одна четверка. Я, Рога и Микис — с вашим кэпом. Все остальные — с ней...

— Так ее зовут Карин?

— Карин Малерба, — уточнил Рога. — Итальянский знаете? Или французский хотя бы? Малерба — «дурная трава», сорняк. Фамилия древняя. Дворянская. У нее — родня довольно высокая. Из первой иммиграции. И в Метрополии Малерба — целый клан. Только Карин — это для близких друзей. Для нас с вами — Трава. Так что, — он с упреком глянул на Микиса, — напрасно это вы о «травке»... Слышащим такие вещи противопоказаны. Категорически.

— А она хорошо слышит Камни? — поинтересовался Кирилл.

— Увидишь, — буркнул Рога. — Буди капитана своего...

* * *

В кабинет — снова в сопровождении молчаливого ассистента — вошел следующий кандидат в Кроты. Пресс-секретарь Культурного представительства Федерации на Фронде, спецагент в звании лейтенанта Мария Нуньес.

Результат следующих двух часов интенсивной работы следственной комиссии был прямо противоположен первым: прекрасная телом и душой Мария была одним из самых бестолковых сотрудников подполковника Дель Рея и специализировалась по графе «сбор общей политической информации». Область, что и говорить, туманная.

Агент Мария Нуньес реализовала свою деятельность путем приобретения круга знакомств — достаточно пестрых и совершенно неожиданных по составу, часто сомнительных. Совершалось это во время почти беспрерывной циркуляции по изрядно потраченному молью экономического кризиса, но все еще блестящему фрондийскому бомонду.

Еще транслировались по обморочным, спорадически работающим каналам «Ти-Ви» планеты пышные презентации, еще давали приемы посольства и представительства галактических фирм. Все еще пыжились и старались хоть кому-то подороже продать себя артисты, писатели, художники. Хорохорилась местная знать. Мирок неутихающего банкета на пожарище.

Каждая чума знает свой пир. И на этом пиру почти постоянной и довольно желанной гостьей была пресс-секретарь Нуньес. Дама приятной наружности, от которой зависело, кому перепадут кое-какие крошки со стола, столь ненавидимой «свободнейшим из свободных» народом Фронды Федерации Тридцати Трех Миров. Часто — довольно весомые крошки... Почти даром.

Собственно «политической информации» Мария приносила — кот наплакал. Но зато, тут надо отдать ей должное, благодаря ее бурной деятельности ведомство подполковника Дель Рея могло запросто утопить в компромате половину творческой интеллигенции и две трети дипломатического корпуса Фронды. Что позволяло подполковнику медленной и кропотливой вербовкой восстанавливать агентурную сеть военной разведки. Сеть, изрядно пощипанную в свое время контрразведчиками Самостоятельной Цивилизации. Контрразведка была, пожалуй, единственной системой Фронды, не скатившейся в полный маразм и только еще начинавшей сдавать свои позиции. Должно быть, потому, что создавали ее советники ранарари и ориентировали именно на борьбу со спецслужбами Федерации.

Конечно, не на одной Марии держалась работа по вербовке и «склонению в пользу», но именно ей прощалось многое. В том числе — практически полная безотчетность в вопросах совершенно беспорядочной жизни на планете. Что греха таить, при первом знакомстве с этой своей сотрудницей Гвидо собрался было за ней приударить, но, прочитав в личном файле милейшей Марии ее рабочую кличку — «Росянка», — передумал.

И правильно сделал. В противном случае ему пришлось бы неприятно себя чувствовать эти два часа. Хотя куда уж хуже.

И знакомств подозрительных у Марии хватало. И с денежными суммами, вверенными ей «на представительские расходы», явно не все было в ажуре. И даже коллекцию оберегов и амулетов она собирала... А лапку «подземного духа» давно собиралась приобрести.

На Марию можно было повесить всех собак. Кроме одной — она была, наверное, единственным человеком на «Эмбасси», который не имел понятия о существовании операции «Тропа». Нет, она могла узнать о ней многое — и допуск к части файлов по этой теме у Марии был, и задействовать ее при дальнейшем развертывании дела, в случае его успеха, Гвидо собирался... Потому и оказалась она в числе подозреваемых. Но только вот все интересы шикарной дамы лежали в области сплетен, амурных и финансовых афер полусвета Фронды, а не в сфере скучнейшей и занудной рутины внутренней жизни Второго Посольства. Это, конечно, не снимало с нее подозрений, но — на данном этапе — сводило всю работу комиссии с ней к нулю.

Так и не поняв, чего от нее добиваются два весьма серьезных и начавших уставать начальника, Мария была отпущена — с богом и под расписку, — прощебетала что-то очень милое и выпорхнула в дверь. Притворив ее, она с недоумением спросила у кемарившего в «предбаннике» молчаливого ассистента:

— Что за птица этот, как его, Санди? Ну, о котором что-то хотели от меня услышать там — в кабинетике?

Удостоившись в ответ бессловесного пожатия плечами, Мария с досадой сплюнула в случившуюся под рукой пепельницу и убыла окончательно.

По другую сторону двери снова состоялся довольно короткий обмен мнениями:

— Или стерва безумно хитра, — задумчиво произнес Блант, — или так же бестолкова...

— Примем как резервный вариант, — без всякого энтузиазма определил Гвидо.

Уж он-то знал, что, поработав с любым из смертных, следственная комиссия смогла бы убедить этого последнего в том, что именно он совершил все преступления и служебные проступки, зафиксированные в письменной истории человечества. Если не все, то большинство. Да только в том и состоит лихо следственных комиссий, что следом за ними в дело вступают комиссии проверочные и уточняющие, которые столь же живо убеждают «клиента» в чем-нибудь обратном. Мария Нуньес была идеальным материалом для разработки. Но только не для разработки результативной.

Блант не стал спорить с принятым решением и распорядился в селектор подать кофе и сандвичи. А через полчаса пригласить для собеседования мисс Кальвини. Номер третий.

* * *

— Ей-богу же, я так не умею, — пробормотал Смольский, кивнув на еле различимую впереди фигуру Дурной Травы. — Экие звуки издает...

— Неудивительно, — пожал плечами Кирилл. — Это здешние птицы так кричат. А может, растения здесь поют ночами. В общем — что-то здешнее, неземное. А ты — в свисток дуди почаще. А то снова потеряемся. Девочка вроде не слишком часто оборачивается...

Словно услышав его, Дурная Трава резко остановилась и угрюмо уставилась в каменистую землю. Оба спутника чуть было на нее не налетели.

— Вот что, — сказала она глухо и зло. — Постарайтесь понять хорошенько, для чего каждый из нас тут находится... Не ваше дело — к Камням принюхиваться. Из всех ваших — только тюфяку этому и повезло... Большое, между прочим, счастье. А вы в это дело не суйтесь. Раз уж свалились на наши головы при оружии — держите дозор, чтоб на «стервятников» ненароком не напороться. Хоть такая от вас польза. Ночь сегодня странная будет. И ваше дело кругом смотреть, но и меня из виду ни-ни... У меня свое дело — место почувствовать и на Камни потом выйти. А за вами, словно за малыми детьми, я присматривать не буду... И, главное, когда начнется — не пугайтесь! То есть сами со страху хоть обмараться можете, но чтоб не спугнули — ни за какие коврижки! Головы снесу!..

В другой раз и в другом месте эти слова, вычитываемые слегка очумелой девчонкой двум взрослым мужчинам, звучали бы смешно, но здесь и сейчас Смольский поверил — и вправду снесет!

— А кого, собственно, не спугнуть-то? — поинтересовался Кирилл, чем, видно, крупно прогневил потомка древнего рода Малерба.

— О таких вещах в таких местах не спрашивают! — зло отрезала она. И добавила, смерив рослого десантника взглядом: — Я была о тебе лучшего мнения... Черт тебя такого сюда занес... Кровью от тебя пахнет. Кровью и одиночеством... Должен, вроде, такие вещи понимать...

Сказала и повернулась лицом к туману. Шагнула в него.

Это была действительно странная ночь. И туман этой ночью был странен. Кириллу казалось, что за последние ночи он уже свыкся со странностями этих встающих у него на пути призрачных туннелей и ущелий, этих ленивых растений, почти касающихся твоего лица, этих изваянных из мглы колоссов, чудящихся в зыбкой, неверной дали... Но в эту ночь все было не так.

Он не сразу понял, что именно было «не так». Ветер... Там, высоко над их головами, словно хлопали гигантские и невидимые паруса — порывы ветра, совершенно не ощутимого здесь, внизу, в море зыбкого мрака. Порывы, сотрясающие горные выси... И какой-то странный гул стоял над Аш-Ларданаром: словно души миллионов мертвецов исторгали в огромное пространство над каменной чашей плато чудовищной мощи реквием по чему-то несбывшемуся, горькому и великому...

Кирилла пронял озноб. Он покосился на маячившего слева Смольского. Тот, рухнув на колени и уткнувшись лбом в землю, словно ему свело живот, стал быстро-быстро нашептывать самому себе что-то.

«Инфразвук, что ли?» — подумал Кирилл. Но уже понимал, что не один только инфразвук. Гул нависал над Ларданаром. Гул нездешних крыл.

* * *

Франческа спокойно и не выдавая своих эмоций выдержала процедуру крепления датчиков, необходимую, как она знала, для допроса теоретически попавших под подозрение сотрудников разведки. Так же спокойно она отказалась от предложенной ей инспектором Блантом сигареты. Учитывая то обстоятельство, что мисс Кальвини была в иерархии «Эмбасси-2» не только не последним человеком, но и человеком, находящимся в прямом подчинении его коллеги, он решил немного изменить тактику, а именно — предоставить ей возможность первой задавать вопросы вместо того, чтобы отвечать на них. Однако инициативу ведения допроса, любезно предоставленную ему подполковником Дель Реем, инспектору упускать не хотелось.

— Итак, насколько я знаю, — приступил он к сути дела после короткой словесной разминки, — вам ведь пришлось поработать с господином Санди, то есть консультировать его... Подготовить его, так сказать, к жизни в условиях Самостоятельной Цивилизации. По сути дела, кроме господина подполковника, присутствующего здесь, вы — наиболее компетентный в отношении операции «Тропа» человек... Вам, наверное, небезразличны результаты вашей работы?

— Скорее, мне небезразлична судьба самого следователя, — довольно спокойно отозвалась Франческа.

— Гм... Вот как?

Ее спокойный ответ несколько смутил Бланта, которому хотелось как можно быстрее загнать мисс Кальвини в угол.

— Это ведь, в конце концов, и есть конечный результат такой, как вы говорите, работы. Разве не так? — перешла она в наступление.

Блант оторопел. Он никак не ожидал, что уже с первых минут допроса она воспользуется предоставленным ей послаблением. Но Франческа, так и не дав ему опомниться, продолжала атаковать:

— Если у вас есть что сказать мне на этот счет, то что же... Я готова удовлетворить ваше любопытство. Только, судя по всему, вы намереваетесь сказать мне что-то не очень приятное... А жаль. Следователь — не самый плохой человек из тех, кого мне посчастливилось узнать...

Она, мельком глянув на гору изувеченных зубочисток, украшавшую стол, и не удостоив чести их хозяина, быстро перевела равнодушный взгляд на расположенную позади него голограмму с видом соснового леса.

— Следователь Санди жив и здоров, — поспешил успокоить ее Блант. — Но... — он сделал многозначительную паузу, — спокойной его жизнь теперь, правда, не назовешь. Он чудом избежал довольно крупной опасности. Опасности, которая исходила, как ни странно, отсюда, с борта «Эмбасси-2»...

— Вот как? — осведомилась мисс Кальвини. Стараясь скрыть нервное напряжение, она принялась хлопать себя по карманам в поисках пачки сигарет. Но, вспомнив, что курить отказалась сама — всего несколько минут назад, — не стала ее доставать.

— Так вы говорите, он ее избежал — этой опасности? — она горьковато усмехнулась. — Значит, обереги все-таки помогают...

— Обереги? — встряхнув головой, переспросил инспектор.

— Ну да — обереги... Амулеты... — сдерживая раздражение, подтвердила она.

На секунду в кабинете повисла тишина.

— И кто же тот э-э... благодетель, что так удачно снабдил господина следователя этаким э-э... приспособлением? — тщательно подбирая слова и одновременно силясь придать голосу шутливую интонацию, осведомился инспектор.

Ему не верилось, что следствие так молниеносно вышло на финишную прямую, и он просто боялся спугнуть удачу.

— Да знаете... — Франческа неопределенно взмахнула тонкой рукой. — Я себе позволила выступить в роли такого благодетеля...

Подполковник Дель Рей выронил изо рта так и нераскуренную — из уважения к воздержанности в том же вопросе мисс Кальвини — сигару и воззрился на нее как на привидение.

— Я что — очень нехорошо поступила? — удивилась Франческа.

— К-кто надоумил вас? — вдруг став косноязычным, спросил он. — И кто дал вам эту штуку?

— «Эта штука» валялась у меня в ящике стола уже больше года, — пожала плечами Франческа, недоумевая, с чего бы это разговор устремился в столь третьестепенное русло. — Ее еще Херби привез с Шарады. Его ведь оттуда перевели к нам...

Лицо ее погрустнело — видимо, от каких-то воспоминаний. Но она тут же поморщилась, сообразив, что сказала лишнее.

— Вы говорите о Герберте Фальке? — уточнил Блант, зачарованно глядя Франческе в рот и теряясь в догадках, что еще сенсационного может из него явиться на свет божий.

— Ну да... — чуть нервозно ответила она, приглядываясь к собеседникам: с теми явно происходило что-то непонятное...

«Господи, теперь и этот перебежчик к делу прилип», — пронеслось в голове у Гвидо.

— Я знаю, что он теперь на плохом счету... — Франческа дернула плечом. — Но я до сих пор не верю в то, что его просто перекупили... Или шантажировали... Скорее что-то заставило его. Что-то, чего мы не знаем или не можем понять... А что до того, кто надоумил меня, — она вдруг резко повернулась к Дель Рею, — так вы, подполковник, как раз сами и надоумили...

Сигара второй раз брякнулась с отвисшей челюсти Гвидо на бумаги, разложенные на столе. Он нервно подхватил ее и, вновь зажав в зубах, стал шарить рукой среди разбросанных на столе измочаленных зубочисток в поисках зажигалки.

— Простите... — вмешался в разговор инспектор. Слова он старался выговаривать медленно, но решительно. — Простите, мисс Кальвини, вы со всей ответственностью утверждаете, что повесить лапку «подземного духа» на ручку двери каюты следователя Санди вам посоветовал э-э... присутствующий здесь ваш непосредственный руководитель подполковник Гвидо Дель Рей?

На этот раз остолбенела Франческа. Ей пришла в голову мысль, что шефы явно обкурились чего-то сильнодействующего.

— О чем это вы? Я что, по-вашему, влюбленная гимназистка, чтобы вот так — тайком — вешать чьи-то лапки на двери мужчинам?

— Тогда я ничего не понимаю, мисс, — откинулся на спинку кресла инспектор.

Гвидо продолжал сидеть с таким видом, словно проглотил порядочных размеров кол. На Франческу он смотрел как кролик на удава. Довольно высокопоставленный кролик на довольно симпатичного удава. Зажигалку он все-таки столкнул со стола. Франческа достала из кармана куртки свою и протянула ему огонек. Потом — снова нервно похлопав себя по карманам — достала-таки сигареты и закурила сама.

— Я говорю про тот орех... Погремушка... Шептун... Бес худых тайн... Ну, который Херби носил на шее — на счастье... Он его мне подарил на Рождество. И я его потом тоже таскала... — она коснулась шеи, словно пытаясь поправить отправленную за миллионы километров отсюда цепочку. — А вы, подполковник, вспомнили — потом, уже после того, как Херби растворился там, на Инферне, — чей он был, и посоветовали мне отдарить его кому-нибудь, кому он не будет ни о чем дурном напоминать. Вы вообще любите давать мне ценные советы...

Тут Франческа поперхнулась табачным дымом, закашлялась и стала разгонять образовавшееся облако энергичными взмахами руки.

— Например — бросить курить, — закончила она прерванную кашлем фразу. — Я орешек этот сначала просто в стол переложила, чтобы не раздражать вас... Но он все время попадался мне под руки... Мешал. Напоминал о Херби. А потом подвернулся случай, и я передарила штуковину следователю. Из рук в руки — без всяких фокусов с дверными ручками... Может, она его приведет к прежнему хозяину — там, на Инферне. Они, говорят, помнят старых хозяев, эти орешки... Вот и все...

Теперь закашлялся Гвидо. Точнее, зашелся чем-то вроде короткого нервного смешка. Сообразив, что сигару свою, с подачи мисс Кальвини, он разжег не с того конца, подполковник сосредоточенно занялся решением этой проблемы.

— Итак, как я понял, — начал подытоживать Блант, бросив выразительный взгляд на демонстративно самоустранившегося от ведения следствия коллегу, — вы никогда не видели амулета, талисмана или оберега, представляющего собой оправленную в металл темного цвета лапку так называемого «подземного духа» с планеты Джей? И тем более никогда — ни прямо, ни косвенно — не передавали ее федеральному следователю Каю Санди?

— Такие лапки обычно торчат в витринах антикварных лавочек в центре столицы, — пожав плечами, уточнила Франческа. — Там, — она машинально ткнула пальцем в пол, — на Фронде... Так что не могу поклясться, что никогда такую штуку в руках не держала. Это, — традиционный сувенир. За все остальное из того, что вы только что сказали, — могу расписаться.

— Спасибо... — сказал Блант и перевел разговор в запланированное русло. — Поскольку все ваши командировки на Фронду носили, так сказать, академический характер, у вас не было, надо полагать, незапланированных контактов... Работа в архивах, анализ компьютерных сетей, беседы со специалистами... В общем, почти все легко проверяемо, да и шла ваша работа, как вам известно, «под регистратор»... Но иногда вас просили выполнять и э-э... некоторые действия по поддержке агентурной работы... Не так ли?

— Верно, — признала Франческа. — Если выражаться яснее, то я поддерживала связь с некоторыми лицами, которые были внедрены в экономические и в м-м... ну, назовем вещи своими именами, в криминальные структуры. В том числе и в обеспечение операции «Тропа»... Почти всегда — через третьих лиц. Втемную...

— Вот об этом — поточнее, пожалуйста. — Блант нетерпеливо заерзал в своем кресле. — С кем вы поддерживали связь в ходе оперативных мероприятий по этой м-м... теме?

Франческа потерла лоб. Уже не нервным, а привычным движением. Разговор вернулся на круги своя. Шла нормальная работа.

— Я систематически передавала инструкции и м-м... материалы резиденту Биберу Не лично, конечно, а в два этапа: сначала или сама размещала «зомби» в тайниках, или привозила с собой их координаты, а потом эти координаты сбрасывала одной чудачке, числившейся в секретарях у господина Алоиза Бибера — все под видом чисто криминальных контактов...

— Если можно, уточните, — надавил голосом инспектор. — «Зомби» — это в вашем департаменте что обозначает?

Франческа задумалась и при этом, как-то по-детски смешавшись, шмыгнула носом.

— Так это — по-разному, господин инспектор... Если говорить о передачах через тайники...

Она была искренне удивлена некомпетентностью столь высокопоставленного лица.

— Есть просто «посылки», есть «куклы», а есть «зомби»... Ну — «посылка», это то, чем она и является. Допустим, определенная сумма денег или ампула с ядом. В случае обнаружения — неопровержимая улика. А вот «кукла» уже должна ввести противника в заблуждение. Заставить его себя выдать. Как правило, ее передают по тому каналу, который подозревают на «засветку». И представляет она собой что-то невинное. То, к чему нельзя придраться. Контрразведка противника проделывает огромную работу, чтобы застукать вас именно тогда, когда вы помещаете «куклу» в нишу за мусорным контейнером, и — бац! — обнаруживает в этой нише гнилую морковь. «А что еще, господа, по-вашему, я могла принести на помойку?» И господам приходится умыться. А их внедренный агент или система подслушивания превращаются в отработанный материал...

— А «зомби»?

Инспектор поймал на себе иронический взгляд Гвидо. Так смотрит профессионал на любителя. Подполковник тут же отвел глаза в сторону и принялся с величайшем тщанием стряхивать с мундира сигарный пепел.

— «Зомби», господин инспектор, это способ выдать один грех за другой. Шифровку — за поддельную купюру, проявитель для тайнописи — за понюшку наркотика, видеозапись тайных переговоров — за порнокассету... И так далее. Способ сбить невидимых преследователей со следа. Или даже спровоцировать их на немалые расходы — совершенно впустую. Правда, и сама такая обработка посылок обходится недешево. Да к тому же еще приходится, как говорится, временами «жертвовать пешкой» — для полной убедительности картины. Собственно, вся операция «Тропа» это по-своему одно очень большое «зомби»... С Бибером работали исключительно через «зомби».

— Гм... — Блант, морщась, потер переносицу.

— Так что Мардж... Это я про секретаршу Бибера. Она должна была принимать вещи именно так — как шалости своего шефа с наркоподпольем.. Она или кто-то с ее подачи собирали урожай с наших тайников. А я только сообщала ей, куда и что положено для ее шефа... За милой беседой в кафе при библиотеке университета. Пока кофе не стало роскошью, привлекающей излишнее внимание. Потом мы просто кормили с ней голубей на площади Трех Птиц. Пока голубей не сожрали местные бомжи. Потом мы просто курили там. Знаете, до того я не любила курить. Но у Мардж это получалось очень заразительно... У этой смешной тетки вообще масса заразительных привычек...

Она принялась хлопать себя по карманам в поисках новой сигареты. Предыдущая поломалась у нее в пальцах.

— Вы сказали — «должна была»... — осторожно ухватил Блант вынырнувший из потока слов Франчески хвостик противоречия. — «Должна была принимать вещи именно так...»

— Не думаю, что в том есть моя вина, но... Просто Мардж оказалась немного умнее, чем те, с кем можно запросто играть в такие игры. Боюсь, что она о многом догадывается. А если говорить точно — видит своего шефа насквозь. Да, думаю, оно и к лучшему: у меня сложилось впечатление, что за госпожой Каллахен наш резидент как за каменной стеной. Не знаю, как закону и справедливости, а вот ему лично Мардж предана всецело.

— Да, резиденту Биберу не стоило далеко отходить от своей секретарши, — с досадливой иронией заметил инспектор. — Тогда бы его не занесло туда, куда занесло, если судить по рапорту господина следователя...

Франческа недоуменно воззрилась на него:

— С нашим резидентом — не все в порядке?..

— Ладно, мисс Кальвини... — Блант тяжело вздохнул. — Ладно... Мы уже достаточно хорошо ознакомились с вашим мнением о Марджори Каллахен... Теперь...

Он встал из-за стола и стал расхаживать по кабинету, заложив руки за спину.

— Вы уже достаточно заморочили нам голову... Позвольте уж теперь только мне задавать вам вопросы. Вернемся, так сказать, к нормальному способу работы: я буду спрашивать, а вы — отвечать. Ясно, однозначно и без особых размышлений. Впрочем, думаю, вам особо объяснять тут нечего...

Гвидо выразительным жестом пододвинул Франческе пепельницу, и та погасила в ней сигарету, сумев этим жестом выразить свое полнейшее согласие с предложенным ей образом действий.

* * *

Гул нездешних крыл... Листер осторожно повел стволом бластера вверх, но Штучка остановил его неторопливым жестом знающего человека. Их четверка недалеко оторвалась от тройки с Дурной Травой во главе. Не более чем на километр. Рога дал знак остановиться на привал и опустился на подходящую глыбу, торчащую из рыжей щебенки.

Микис тоже слышал этот гул. Но мысленно он пребывал в другой Вселенной. В той, в которой у него теперь был друг. Внешне этот его друг не выглядел никак. Точнее, Микис не мог связать тот его образ, что медленно и мучительно складывался в его душе, с неказистым красноватым булыжником, прижатым надежной повязкой к животу. Камень стал для него предметом уважаемым — чем-то вроде персонального телефона, связывающего его с теми сферами, ступить в которые иным не дано. Ключом к обиталищу кого-то богоподобного. Нет, не богоподобного! Друга. Именно — друга.

Ключом, но не самим же другом!

Они теперь понимали друг друга. Почти говорили. Хотя Микис, от рождения способный к языкам и свободно болтающий на дюжине принятых в Обитаемом Космосе диалектов, не мог сказать с уверенностью, на каком из известных ему языков происходил этот их разговор — сбивчивый и непрерывный одновременно. Не та цепь смутных чувств, что позвала его на помощь попавшим в Ловушку спутникам, а затем вывела их всех из капкана, нет — это был уже обмен более-менее ясно сформулированными мыслями.

Этот странный диалог и был смыслом его, Микиса Палладини, существования в последние сутки. Разговор продолжался даже во время их дневного нервного, неспокойного сна. Его перестало удивлять все это. Словно так и должно было быть всегда. У Микиса успела выработаться привычка — машинально прижимать повязку с камнем к животу, как только его контакт с невидимым собеседником начинал ослабевать.

Поэтому он оказался последним из всех, услышавших этот пришедший с небес звук. Да, собственно, не он, а как раз этот его незримый друг услышал его и... притих. И на Микиса словно бы шикнул.

Что-то важное затевалось там — в закрытом занавесом тумана небе.

Все семеро путников замерли.

К надвигающемуся с высоты трепещущему гулу добавились сначала едва слышные, а потом уже легко различимые голоса — совсем не птичьи, скорее какие-то потусторонние, переполненные сжимающей душу тоской, высоким, клокочущим гневом и в то же время такой же высокой, прозрачной и отрешенной радостью. Они то вскрикивали, то окликали друг друга, то заводили сбивчивый, перерастающий в гомон разговор, эти невидимые и странные существа...

А туман становился все плотнее, все реальнее — словно был соткан не из мельчайших капель влаги, а из камня или из тусклого, матового металла. И словно каменные или кованые своды наполнились гулким, перекатывающимся эхом, которое бесконечно повторяло и перебрасывало с одного конца плато на другой раздававшиеся в нем голоса таинственных крылатых созданий.

А потом к этим слышимым голосам добавились другие — сродни тем, что изредка окликали Микиса во время его пути через Аш-Ларданар. Сродни голосу его незримого друга. Только были эти неслышимые голоса тревожны и беспомощны. Не обращенные ни к кому, они словно вторили той тоске и тому гневу, которые принесли сюда, на каменное ложе горного плато, невидимые крылья... Душа Микиса сжалась, засуетилась в тесноватой клетке его порядком утомленной плоти. А его друг словно очнулся и вновь заговорил.

Но заговорил не с ним. Незримый приятель Микиса обратился к тем — смятенным и испуганным соплеменникам, неожиданно снизошедшим на Аш-Ларданар. Теперь Микис понял, что то были именно соплеменники его друга, такие же невидимые, преисполненные неземной мудрости и так же, как и его незримый собеседник, — обреченные. Обреченные на нечто такое, чего ни вместить, ни постигнуть человеческий разум не мог. Только вот были они растеряны, и мудрость их была еще только мудростью новорожденных, явившихся в новый и чуждый для них мир.

Палладини испуганно оглянулся на Рогу. Тот замер, словно врос в камни, между которыми укрылся. Картежника и вовсе не было видно. И даже сигналы — криком неизвестной твари — перестали доноситься из тумана.

* * *

Час с небольшим словесного пинг-понга с мисс Кальвини порядком умотал Ференца Бланта. А вот подполковнику Дель Рею удалось сберечь свои силы, лишь изредка вмешиваясь в словесную дуэль двух своих коллег.

Оставшись наконец одни, члены комиссии некоторое время сердито перебирали разложенные перед ними бумаги, демонстративно не глядя друг на друга.

— Странные птички, однако, живут в вашей голубятне, — прервал паузу Блант. — Майор Кальвини могла бы пройти проверку без сучка и задоринки, но сделала все, чтобы навлечь на себя как можно больше подозрений... Был момент, когда я даже подумал, что она специально их на себя навлекает, чтобы покрыть кого-то другого. Или скрыть что-то большее, чем просто работа на мафию. И еще... Я не могу отделаться от впечатления, что мисс специально намудрила с этим вторым талисманом, чтобы нам и в голову не приходило больше, что этой чертовой лапкой отоварила следователя тоже она...

— Самое неприятное состоит в том, — роясь в бумагах, процедил Гвидо, — что решительно никаких зацепок нам показания мисс Франчески не дают. Все то, что вы мне высказали сейчас, свидетельствует в основном о вашей с мисс Кальвини психологической несовместимости, — не более того. Должен сознаться, что мне тоже не всегда легко приходится с ней как с подчиненной. Вы, впрочем, наблюдали это собственными глазами. Однако анализ допроса и документов личного дела не дает никаких поводов реально подозревать ее... Все ее контакты с лицами, имеющими отношение к мафии, предпринимались по моим указаниям, и ход их регистрировался. В том числе и болтовня со старой идиоткой Каллахен... Контакты с университетскими светилами и народом из различных министерств — тем более... Теоретически, когда Франческа открывала в банках Фронды тайные счета — вы хорошо осведомлены, что такие у нашего филиала есть, — у нее была возможность открыть такой счет и на себя и пуститься в финансовые авантюры. Но как раз подобные вещи нами хорошо контролируются...

— Понимаю ваше стремление оградить своего высококвалифицированного сотрудника от необоснованных подозрений, — в голосе Бланта просквозила ирония, — но не откладывайте далеко файл с информацией о майоре Кальвини... И немедленно направьте Санди шифрованный запрос относительно этого, второго, оберега. Надо в деталях знать, как выглядит эта история с его точки зрения. У него может быть свое мнение о поведении мисс... Позаботьтесь об этом. Просто из осторожности... Вы меня слушаете? Что вы там ищете в своих листингах?

Гвидо потряс головой — он и сам не мог еще толком сформулировать суть одолевших его сомнений, ту мысль, что мышиной тенью проскользнула в каком-то сумеречном уголке его сознания.

Он снова полистал распечатки, поморщился и устало вздохнул:

— Так, инспектор... Как говорится — издержки работы. Не обращайте на это внимания. И давайте тянуть нашу с вами четвертую карту...

* * *

Теперь они уходили с Аш-Ларданара назад — в небеса — эти гул и гомон. И тишина опускалась с этих небес. Только лишь неслышные голоса продолжали окликать тех, кто способен был их услышать. Но и они затихали, прятались — один за другим... Микис тревожно поглядывал на спутников, но все молчали, не спуская глаз с Роги. А тот, в свою очередь, всматривался в туман, который начал изменяться. Становился чем-то новым, неожиданным. Громадой дымчатого хрусталя, подсвеченной странным, таинственным светом. Хрусталя, становящегося все более ясным и глубоким. Истаивающим в холодной ночи Ларданара.

Все. Не стало его.

Только звонкая холодная ночь висела над плато. Здесь — на каменистом склоне, залитом светом двух лун, забирающихся в высь бездонных небес Инферны, — было светло, как днем. Оказалось, что тройка с Дурной Травой во главе находится совсем недалеко от них — метрах в двухстах, не больше.

— Теперь — твой выход...

Рога осторожно поднялся и махнул Микису, а оказавшийся за спиной Палладини Штучка тихонько подтолкнул его:

— Если слышишь голоса — иди к ним. Не давай себя сбить. И — не спугни... Сейчас — не думай о деньгах... Настраивайся... Надо... ну как тебе это сказать... В резонансе надо быть с... этим...

Палладини только зло зашипел в ответ. Странно, но сейчас он не нуждался ни в каких советах и ни в каких советчиках. Кроме того, единственного, который вот уже вторые сутки не оставлял его своим вниманием. Но вот именно теперь — смолк. Правда, молчание его не было глухой тишиной, которую умудряются испускать притаившиеся человеческие существа. Не было оно и гулкой тишиной мертвой пустоты. Оно было преисполнено скорби. Скорби и какой-то странной решимости. «Будь что будет... Поступай, как сам решишь...» говорило Микису это молчание. Он закрыл глаза и прислушался к затихающим зовам, несущимся к нему со всех концов каменистого ложа Аш-Ларданара. Вздохнул и направился к тому, что «звучал» ближе...

* * *

«Четвертой картой», выпавшей на долю «Особой межведомственной следственной комиссии Директората Федерации», был старший лаборант Свен Мальстрем — один из двух лаборантов отдела доктора Кульбаха, удостоившийся разрешения систематически посещать Фронду официально в целях закупки препаратов для исследовательских работ. Такой вид деятельности не мог не навлечь на него уйму подозрений.

Не вызывало сомнения, что таковыми закупками Свен — невысокий, рыжий флегматик — и впрямь занимался, пока в промышленности органического синтеза и фармакологии Самостоятельной Цивилизации еще теплилась жизнь. Точно так же не вызывало сомнения, что попутно с этим Свен исправно выполнял свои непосредственные обязанности — активно скупал и отправлял в отдел биомедицинских исследований «Эмбасси» любые материалы и сведения, касающиеся биологии и образа жизни довольно многочисленных на Фронде ранарари. Никто не говорил об этом вслух, но вожделенной целью целого ряда солидных исследовательских центров Федерации было получение в свое распоряжение целого и неповрежденного (нет, никто не говорил вслух «еще живого») «черта». За это поставщику заплатили бы много, очень много и лишних вопросов не задавали бы. Но в реальности приходилось обходиться гораздо меньшим — вплоть до исследования случайно добытых экскрементов этих малосимпатичных созданий. Иногда — после нескольких имевших место дорожно-транспортных происшествий — «на рынок» поступали образцы органов и тканей, невезучих выходцев с Инферны.

Сам характер такого промысла делал образ жизни прилежного Свена на Фронде слабоконтролируемым и балансирующим на грани между законом и беззаконием. Это не прошло для него даром.

Перекрестный и довольно умело построенный допрос, правда, не дал следствию ничего, что имело бы отношение к истории с лапкой «подземного духа». Зато допрос этот вылил на голову Гвидо основательный ушат помоев: хитроватый лаборант прокололся на том, на чем и должен был проколоться — на выплатах довольно крупных сумм несуществующим поставщикам за образцы медицинских препаратов, используемых для лечения захворавших ранарари в специализированных госпиталях их посольства и представительства на Фронде. Свен — довольно квалифицированный химик-органик, — закупив сотню миллиграммов какой-нибудь из этих субстанций (часто ничего особенного собой не представляющих), успешно и без особых хлопот изготовлял, не отходя от своего рабочего места в лаборатории, с десяток граммов соответствующего препарата, за покупку которого по ценам черного рынка и отчитывался.

Сделав на обороте какого-то документа соответствующие расчеты, Гвидо понял, что уголовного дела не избежать — приблизительные итоги шести лет работы Свена на «Эмбасси» не шли ни в какое сравнение с предполагаемыми шалостями госпожи Нуньес с ее представительскими расходами... Утешало только то, что в непосредственном подчинении у военной разведки чертов химик не состоял. Шишки должны были посыпаться на биомедицинский отдел дока Кульбаха, официально проходящий по линии Академии военной медицины. Надо было топить жертву быстро и решительно, пока блохи с ее шкуры не перескочили на его — подполковника Гвидо Дель Рея — мундир.

Как только стало ясно, что жертва надежно запуталась в расставленных силках, оба члена комиссии взяли ее в оборот, и в оборот нешуточный. Допрос затянулся далеко за полночь. Дважды в кабинет вызывали сервисный робот с кофе и бутербродами и один раз врача — не для флегматичного Свена, а к испытавшему легкий приступ стенокардии инспектору. Узнав много нового относительно того, во что можно превратить «черный нал» — тут же, не покидая борта «Эмбасси-2», и по каким каналам соответствующий эквивалент может с этого борта перетечь в пределы Федерации, Гвидо не добился от подследственного только одного — хоть малейшего свидетельства о вербовке Свена мафией и его участия в передаче Каю пресловутого оберега. Хотя это и облегчало судьбу лаборанта Мальстрема, кабинет комиссии он покинул в наручниках.

— Осел этот ваш профессор Кульбах! — констатировал посеревший от трудов праведных Блант. — Теперь лишится должности из-за того, что не приглядывал за персоналом... Кульбах — осел, а Мальстрем — жулик! Но не предатель — вот что обидно!

— Вы тоже в этом уверены? — с некоторым удивлением осведомился Гвидо. — Мне показалось, что...

— И совершенно напрасно показалось, — сухо прервал его Блант. — Если вы думаете, что главная моя цель — хоть как-нибудь закруглить дело, сдать первого попавшегося придурка вместо настоящего преступника и подпортить вашу карьеру, то вы ошибаетесь!

Он бросил на Гвидо пристальный взгляд, чтобы убедиться, что тот достаточно серьезно относится к его словам..

— То есть так бы оно и было, работай мы где-нибудь на Террамото, с милыми аборигенами, самый страшный замысел которых — это прикупить грамм-другой оружейного плутония для перепродажи повстанцам. Повторяю: точно так бы и было — там. Потому что я — именно тот, за кого вы меня принимаете: провинциальный карьерист, приставленный присматривать за работой профессионалов, в делах которых не смыслю ни уха ни рыла, но подноготную каждого из которых знаю, как свои пять пальцев!

Тут его голос дрогнул.

— Но в нашем случае дело не может окончиться сдачей гладкой отчетности! Мы с вами — в зоне межцивилизационного противостояния. А это сумеречная зона... Здесь каждый неверный шаг — это шаг на тот свет! Здесь ворочают тоннами «пепла» и гигатонными зарядами. И трансгалактические крейсера присматривают друг за другом...

Он нервно потер руки:

— Нас просто ликвидируют, если не будут уверены в нас хоть на один процент! Пришлют сюда «чистильщика» или активируют уже внедренного и выкосят под корень! И вас, и меня, и всех здесь, включая лабораторных кроликов доктора Кульбаха! Ради того, чтобы уклониться от такого финала, стоит позабыть о кабинетных играх...

Вид тертого бюрократа, перепуганного до готовности расстаться со своей сутью, порядком позабавил Гвидо. «Поздно же ты хватился, дружок, — подумал он. — Тебе не приходилось хлебать дерьмо на Фронтире или сигать с парашютом в чащу джунглей Гринзеи. Там ставки были не меньше...» Слегка садистское желание посыпать соль на раны заклятого товарища по несчастью заставило его меланхолически заметить.

— К сожалению, у нас в распоряжении только две возможности решить наши проблемы Вы не хотите сделать перерыв или, может, выпьете психоэлеватор?

— Пейте элеваторы сами! — отмахнулся Блант. — Мои дед и прадед — австрийцы из Вены — выпили за свой век больше крепкого кофе, чем воды. Я в Вене не был, но пошел в них — в моих предков — я кофе жив...

Он помассировал грудь и снова махнул рукой:

— Закажите еще пару чашек, и — за дело!

* * *

К рассвету они закончили собирать свой странный урожай. Дурная Трава оказалась абсолютным рекордсменом — в ее сумке лежали двенадцать Камней. Микис и Рога набрали по четыре. Картежник немного приотстал — его вклад в добычу группы составили всего два Камня. Однако, как понял Кирилл по общему настроению, ночь эта была удачной. Глаза всех членов пестрой компании горели азартом. У одних — чистым и трепетным, у других — тревожным и темным.

— Вот что, — определила Трава, когда они, все семеро, спустились в полумрак глубокой пещеры. — Ты и ты, — она указала на Листера и Смольского. — Пока давайте-ка ваши стволы сюда...

Она похлопала по каменной глыбе, на которой устроилась в позе усталой, но настороженной птицы. Смольский нервно закашлялся. Листер пожал плечами, поставил бластер на предохранитель и аккуратно положил его куда было велено.

— Так вы что? — с досадой в голосе осведомился литератор, следуя его примеру. — Считаете нас за... Пока требовалось вас охранять, вы нам доверяли...

— Ничего личного, — бросила Трава. — У нас договор. Мы вас сводим с людьми, которые вам помогут здесь... устроиться. Вы нам уже помогли малость... Только вот... Камни, они всегда располагают... к разным фокусам. В общем... соблазн есть. Он вас подвести может...

Кирилл сбросил с плеча свое оружие и протянул его Траве. Та коротко отмахнулась.

— Тебя не касается. Ты — другой породы...

Рога кинул взгляд на застывшую в гримасе обиды физиономию Анатолия и на отрешенно-безразличную мину Листера. Перевел взгляд на Микиса, которого Трава вообще как будто не брала в расчет. Тот, похоже, скис окончательно.

— Ладно, господа, не кисните, — примиряюще прогудел он. — Просто лучше и вправду не подставляться под соблазн... На Траву зла не держите — у нее свое чутье... А ты, — он ткнул пальцем в обмякшее подбрюшье Микиса, — молодец! Ты подумай еще... Может, тебе здесь с нами лучше по Ларданару побродить годок-другой, чем назад, на Фронду, лыжи вострить... А? Потом деньжат добудешь и в Диаспоре запросто пристроишься. Нюх у тебя — что надо...

Взглянув на Палладини еще раз, он безнадежно махнул рукой и кивнул всей компании, привлекая внимание:

— Ладно, а теперь...

Он осторожно стал раскладывать собранные Камни в небольшой кружок. Похоже, дело это было весьма ответственное. Сакральное.

Все остальные присели вокруг, наблюдая. Одни — с любопытством неофитов, другие — с пониманием знатоков.

— Сейчас чуть расслабимся, — ухмыльнулся Штучка. — Ночью — трудный переход. А надо успеть... Товар — он к сроку хорош...

Рога закончил свои манипуляции с Камнями и принялся устраивать в центре выложенного из них круга небольшой костерок. Не глядя, протянул руку в пространство, и Трава вложила в нее старинную кремневую зажигалку, неведомо откуда извлеченную. Штучка предвкушающе хмыкнул, вытянул из-под полы и пустил по кругу объемистую флягу.

Зажигалка щелкнула раз, другой, и тонкий, странного аромата дымок потянулся к сумеречному своду пещеры. Рассвет там, в ставшей вдруг ужасно далекой глубине Аш-Ларданара, словно замер, решив повременить с выходом в мир. Кирилл тряхнул головой. Тонкий запах костра вдруг «повел» его. Мир словно поплыл вокруг... Трава легонько толкнула его в плечо и передала флягу со Штучкиной отравой. Кирилл сделал основательный глоток обжигающе-крепкой смеси. Передал флягу Смольскому. Снова тряхнул головой — нет, ему не послышалось: над костерком звучала странная мелодия.

Ее тихонько наигрывал на подобии губной гармоники Рога, ее отбивал ладонями по гладкому валуну Штучка, ее выводила голосом — пока еще невнятно — Дурная Трава. И, странно наклонив голову, словно прислушиваясь к подсказке незримого дирижера, стал прихлопывать ладонями в такт Микис. К тому моменту, когда посудина с дурманным настоем завершила круг, все они, даже вечно замкнутый в себе Листер, каждый по-своему подтягивали, подпевали эту мелодию.

А потом Трава начала колдовать над кругом Камней — то ли выполняя какой-то неведомый ритуал, то ли выплескивая в мир какую-то обрушившуюся к ней в душу магию. А может — она просто плясала, радуясь заработанному богатству. Но делала это так, как не сумел бы никто другой. Лицо ее, измененное камуфляжной или ритуальной раскраской, оставалось жестким, неподвижным и в то же время каким-то детским, а движения были резкими, угловатыми, но гармоничными. Кирилл впервые видел такой, словно в омут затягивающий, гипнотизирующий танец. Он так и не понял, когда поднялся с каменюки, на которой пристроился, наблюдая за манипуляциями Продавцов, и стал неожиданно для себя вписываться в этот дикий, нелепый и чем-то жутковатый танец. Трава кивком головы показала ему — правильно.

И они вдвоем, подчиняясь завораживающей мелодии, стали не то чтобы танцевать — скорее шаманить под звуки призрачных заклинаний, эти заклинания выплясывать. Кирилл уже не мог отвести взгляда от подсвеченного тусклым светом костерка и изуродованного идиотской раскраской лица Дурной Травы. Он чувствовал, что ему трудно будет расстаться с этой девчонкой, дичком, выросшим на камнях заколдованного плато. И даже не знал и знать не хотел — почему.

А через минуту плясала уже вся компания. Нечто сложное вытанцовывал ушедший в себя и странно помолодевший Картежник. Это был обряд его личной веры. И Рога выплясывал свое... Ярмарочным шестом вскинув над головой костлявые ладони и отбивая ими такт своего танца, медленно вращался вокруг собственной оси кэп Листер.

А потом шабаш кончился. Оборвался так же самопроизвольно, как и начался. Все его участники повалились на пол пещеры. Только Дурная Трава как ни в чем не бывало опустилась на корточки возле умирающего костерка, да кэп Листер подпер собой низкий каменный свод пещеры. Каждый из них был погружен в себя и даже не пытался потревожить остальных.

* * *

С пятым из подозреваемых приключился конфуз — правда, не того рода, что приключился с лаборантом Мальстремом: начальник внутренней охраны «Эмбасси-2» запинаясь доложил по селектору, что специальный агент лейтенант Смит на борту «Эмбасси» отсутствует уже вторые сутки.

— Вы не могли об этом доложить сразу, как только это стало вам известно? — заорал в селектор Гвидо.

На что главный охранник, вполне в традициях воинской дисциплины, напомнил ему, что имеет распоряжение не беспокоить членов «Особой комиссии» без особой же на то причины.

Гвидо помянул дьявола и осведомился — куда же он унес лейтенанта Смита? Кроме поверхности Фронды, в отсутствие рейсового «дальнобойщика» или хотя бы каботажного орбитера убывать простому смертному с «Эмбасси» было некуда.

Начальник охраны, опасаясь навлечь на себя гнев подполковника, осторожно напомнил ему, что упомянутый лейтенант Смит был лично командирован на поверхность — рейсовым «челноком» — самим Дель Реем...

Гвидо коротко поблагодарил его и вырубил коммутатор, чуть не сломав переключатель.

— Ваши действия... — хмуро протянул Блант, прикладываясь к чашечке с дымящимся «мокко». — Ваши действия, подполковник, вот уже второй раз здорово облегчают ход следствия...

— Я совершенно упустил из виду...

Дель Рею уже надоело оправдываться за упущения, которые до получения злополучной шифровки федерального следователя никакими упущениями вовсе и не были. И отряхивать пепел с мундира.

— Я упустил из виду, что действительно командировал Харви на планету — разобраться с обстоятельствами досрочного старта «Ганимеда» и исчезновения Алоиза Бибера. Практически всего за несколько часов до того, как Санди вышел на связь...

Он пресек собственную попытку поворошить так беспокоящую его пачку распечаток и добавил:

— Кстати, отправил я его на это задание как одного из самых надежных моих людей. Смит ориентируется в местной обстановке почти как абориген...

— По-вашему, в данном случае это работает в его пользу? — мрачно прервал его Блант. — Когда он должен вернуться на станцию?

— Я определил ему срок от двух до четырех суток...

— Вы бы его еще на месяц туда отправили!

Некоторое время инспектор кипел с трудом сдерживаемым гневом.

— Надо немедленно... Хотя нет — не надо... Спугнете. Лучше давайте сюда хотя бы файлы на этого вашего «аборигена». Рассмотрим этот вариант на худой конец заочно...

* * *

Кирилл не мог сказать ни другим, ни себе, сколько минут или часов продолжался этот странный, плывущий полусон-полуявь, сначала унесший его куда-то далеко от себя самого, но потом аккуратно положивший снова на жесткие камни плато Аш-Ларданар. В маленькую пещеру-нишу, в которой только что умер маленький костер.

— Отоспались? — поинтересовался Рога. — Собираем шмотки и трогаемся. Сумерки уже.

— А ведь еще и поесть не помешало бы... — недовольно прогундел, не открывая глаз, Микис. — Поужинать перед дорогой...

Он покоился на суровых каменьях, словно на пуховой перине, что было совершенно не характерно для человека его склада характера и образа жизни. Красноватый Камень он подложил под голову вместо подушки.

— Никакой еды и никаких ужинов! — отрубила Дурная Трава. — Этой ночью в брюхо осколок схлопотать или пулю — проще простого. Через плохое место пойдем.

— А нельзя ли плохие места обходить? Чтоб не искушать, так сказать, судьбу? — осведомился Смольский, поднимаясь с земли и с хрустом разминая затекшие суставы. — Пока что нам это вроде удавалось...

— По Ларданару ты броди, как хочешь, — вразумил его Рога. — Тут воля твоя — можешь, как сумеешь, разойтись и с лихими людьми, и... со всяким-разным. А вот пройти на Ларданар и с Ларданара уйти можно только по четырем ущельям. Два — на севере и на западе — контролируются ранарари с Диаспорой. Туда сейчас ходить — не след. Там таких, как мы, сейчас ждут. На юге — тоже ждут. «Стервятники». А на востоке проход контролирует Далекий Серый монастырь. Дом Последнего Изменения. Это — Община Отверженных. С этими мы дружим... Но и там — по дороге — можно нарваться. Тогда придется держать бой.

— Со «стервятниками»? — уточнил Анатолий.

— Скорее всего с ними, — вошел в разговор Штучка. — Но, по большому счету, всякое бывает...

— Тогда было бы логично вернуть нам наше оружие, — холодно произнес Листер. — Иначе от нас не будет ни малейшего толку. Разве что сгодимся в качестве живого щита. Но меня лично роль пассивной мишени не устраивает...

— Капитан прав, — поддержал его Анатолий. — Вы, господа камнеторговцы, ведете себя нелогично. Будь у нас разбойные намерения, мы бы напали на вас еще в прошлую ночь. Но вместо этого мы честно прикрывали вас. А теперь...

— Тогда Камни еще не были собраны, — перебил его Рога.

— Послушайте... — убедительной скороговоркой начал Микис.

Он умудрялся заглядывать в глаза сразу всем своим собеседникам и каждому — по-своему.

— Послушайте... Ведь вы не имеете нас за идиотов — да? Тогда вы должны понимать, что мы сюда прилетели не для того, чтобы нас здесь убили и даже не похоронили как надо! Мы сюда прилетели, чтобы как-нибудь отсюда выбраться...

— От тебя у меня «крыша» едет, толстяк! — схватился за голову Штучка. — Вроде все понятно говоришь, а уразуметь о чем — ну никак! Черт вас сюда вообще принес, если...

— Послушайте сюда! — требовательно прервал его Микис. — Если мы ради Камней этих ваших на вас нападем, то будем последними идиотами по эту сторону неба, честное слово! Ведь нас же здесь просто съедят! Ведь мы же здесь — чужаки без связей! Мы и про Камни-то только от вас узнали. А..

— Оставь эти фокусы! — оборвал его Рога. — Вы четверо — самые стремные пентюхи, которых я встречал на Ларданаре! Может, вы только из себя разыгрываете дурней незнающих, а сами как раз за Камнями и охотитесь. Может, и не случайно, что ты Камни слышишь... Очень уж ловко получается — один Слышащий, а при нем трое амбалов в прикрытие...

— Брейк! — оборвала его Дурная Трава. — Вот ему, — она резко выбросила руку в сторону Кирилла, — я ствол оставила. Ему я верю. И вон тому, — она, не глядя, ткнула растопыренными пальцами в сторону Смольского, — тоже отдай. Все меньше на себе тащить... Толстяку, — она косо глянула на Микиса, — ствол ни к чему — изрешетят раньше, чем он кочан свой повернет в нужную сторону. Или с перепугу в кого из своих впилит... А тот, — она кивнула в сторону Листера, — и впрямь стремный. У меня на это глаз. Будто есть он и словно нет его...

Кирилл поймал удивленный взгляд Травы.

Рога молча расстегнул тяжеленный рюкзак и кивнул Анатолию:

— Выбирай свое...

* * *

Снег падал на камень, выстилавший угрюмый двор «Кречета». Первый снег предстоящей зимы — долгой и злой в этом полушарии Фронды. Небо было пасмурным, чернело облаками, подчеркивая яркую белизну бесшумно падающих на горы и ущелья крупных, но редких пока что хлопьев.

«Короткая была в этот раз осень», — сказал себе Мюрид.

От снега этого, а еще от вида направленного на него бешеного взгляда Кублы Мюрида в этот день пробирал озноб. Доклад, с которым он предстал перед шефом, вполне мог оказаться последним в его жизни.

— Служба навигации, — говорил он как можно убедительнее, — не считает досрочный старт «Ганимеда» чем-то экстраординарным. В лицензии на полет не оговаривают такие детали. Иногда не проставляют даже условные сроки...

— Не рассказывай мне эти сказки! — тихим, но невероятно напряженным голосом оборвал его объяснения Кубла. — Служба навигации может считать или не считать что-то там экстраординарным, а вот у нас все было расписано по минутам. И если кораблик стартовал, не подав условного сигнала, да еще на целых восемь часов раньше срока... Это — срыв операции. Кто-то из них пошел со своего козыря. И тебя, Мюрид, перехитрил...

Он поиграл желваками и снова тихо и зло заговорил:

— А то, что Федерация именно сейчас, как черт к грешной душе, пристала к Верховному насчет уплаты планетарной задолженности за подпространственную связь — это тоже не экстраординарно?

— Федералы явно хотят перекрыть все каналы связи с Инферной, — вздохнул Мюрид. — И с этим ничего не поделаешь...

— Так просто они это сделать не могут! — оборвал его Кубла. — Фронда слишком велика. Официальные каналы они прихлопнули. Но есть еще уйма неофициальных. И где-нибудь да найдется человечек, который за неважно какую сумму организует нам сеанс связи с нашими друзьями на Инферне. Не думаю, что это так уж дорого обойдется. Хотя в средствах я тебя ограничивать не буду...

Мюрид почтительно склонил голову, выражая совершеннейшее согласие с каждым словом шефа. Но все-таки осмелился доложить о своих действиях.

— Я поработал уже со всеми, кто имеет хоть малейший доступ к системе подпространственных трансляторов... Но в этот раз — какой-то особый случай, какая-то особая ситуация. Перекрыто буквально все! Хуже всего то, что заработали «глушилки»... Те несколько каналов, которые не контролируются федералами, — вне игры. Такого еще не бывало. Со времен Империи не бывало! Знающие люди считают, что это штучки Второго Посольства...

— Не надо иметь семь пядей во лбу, чтобы догадаться! — оборвал его Кубла. — Нас обставили, как сопляков!

— Да, нас обложили... — горестно признал Мюрид. — Если им удалось-таки захватить «Ганимед»... Тогда наши друзья в Диаспоре могут оказаться в сложной ситуации... И мы не в силах предупредить их.

Кубла резким жестом приказал ему замолчать. Энергично прошелся взад-вперед по свежему снегу. Снова остановился перед Мюридом и вперил в него ненавидящий взгляд:

— Федералы пошли на такое, несмотря на то, что у них будут крупнейшие дипломатические неприятности. Наплевали и пошли!

— Акт информационной войны, — подтвердил Мюрид умным словом мнение шефа.

Лицо Кублы дернулось.

— Только Фронда еще не до такой степени сдохла, чтобы вытирать об нее ноги. Я сегодня же нажму на кого следует в канцелярии Верховного... Но политики слишком медленно разворачиваются... На них не стоит делать главную ставку. У меня придумано кое-что получше... Но об этом потом. Ведь у тебя есть еще что сообщить мне?

— Есть, есть, Абдулла! — торопливо заверил его Мюрид. — Наш человек... Тот, кто работает на нас во Втором Посольстве... Он сейчас на Фронде.

— С этого и надо было начинать! Он вышел на тебя? У него есть для нас какие-нибудь новости?

— С этим еще придется подождать... — все так же торопливо признался Мюрид. — Дело в том, что он... Этот наш человек, похоже, сильно испуган. Собственной тени боится... Кажется, он засветился — там, у своих. Но и нас он тоже боится. Во всяком случае, он не торопится выходить с нами на связь. Его засекли мои люди из иммиграционной службы. И сейчас Том и Адам пасут его. Прилетел с одним паспортом, в «Альтаире» остановился под другим. Оба — липовые.

— Вот как? — в голосе Кублы прибавилось яду.

— Он никуда не денется от нас! — все с той же неотделимой от его естества суетой в голосе заверил хозяина Мюрид. — Если надо будет, мы перевернем вверх дном всю Самостоятельную Цивилизацию...

— Короче говоря, и здесь мы на грани провала... Кубла безнадежно махнул рукой и, отвернувшись от своего преданнейшего, но потерявшего доверие слуги, медленно пошел по белой глади снежного ковра, выстилающего двор. Это был плохой признак. Очень плохой.

— До этого далеко, шеф!

Мюрид постарался придать своему голосу как можно большую уверенность:

— Мы постараемся...

Кубла резко повернулся и снова, почти вплотную подошел к начальнику своей разведки.

— Постарайся сделать только одно! Постарайся работать головой! Если ты этого не умеешь, то я могу подсказать тебе, как это делается. Как обойтись без того, чтобы переворачивать Фронду вверх дном.

Голос Хубилая стал ласково-доверительным. И это тоже было плохим признаком. Хуже некуда.

— Подумай, — продолжил он. — Подумай, куда здесь, на Фронде, деваться «засвеченному» типу из Второго Посольства? Такому типу, который к тому же еще и боится идти на контакт с тобой? И не зря боится. Потому что понимает, что теперь он — отработанный материал. Куда? Сдаться госбезопасности и остаться беженцем на нищей планетенке? Нищим беженцем. Потому что за все секреты, которые он притащит с собой, не так уж много и дадут. Подумай, какие у него еще есть варианты? Подумай также, какие карты у него на руках?

Мюрид сглотнул слюну. Лицо его изобразило величайшее напряжение мысли — намного превосходящее реально необходимое для решения нехитрой задачки, поставленной перед ним обозленным шефом. Один из секретов преданнейшего порученца Кублы, позволивший ему удивительно долго для его должности сохранять голову на плечах, состоял в том, чтобы изображать из себя идиота. Но при том идиота сообразительного. Тонкий баланс ума и глупости, угодный Хубилаю, он умудрялся выдерживать почти идеально.

— У него на руках четыреста восемьдесят килограммов «пепла», — выдавил из себя он. — На борту «Ганимеда». Он лучше всех нас осведомлен об этой операции. С этим он может пойти к кому-то, кто даст ему «крышу». К кому-то из конкурентов. К такому, который имеет партнеров там, в Диаспоре. Чтобы перехватить кораблик. К такому, кто пообещает ему выправить ксиву и оплатит билет куда-нибудь к черту на кулички...

— Неплохое предположение, — оценил его умственные труды Кубла. — Только вот для того, чтобы выйти на такого авторитета, у которого есть партнер на Инферне, в Диаспоре, надо в нашей жизни разбираться очень хорошо. Или знать такого доку, который тебя сведет с кем надо. А у Второго Посольства только один такой дока в запасе — проклятый иуда Бибер, которого ты не слишком активно ищешь...

— Он найдется. Деться ему некуда. А вот наш человек из Второго Посольства вряд ли его отыщет. А если и отыщет, то тот его, пожалуй, заложит...

— Ты все-таки плохо просчитываешь ситуацию, — с грустью в голосе заметил Кубла. — Бибер сейчас — проваленный резидент. У Второго Посольства он под подозрением. Так что шантажировать его — проще простого. А вот о той норе, в которой он сейчас сидит, человек Второго Посольства может знать гораздо больше нас. Может, он нас как раз и выведет на проклятого Бобра... Не спускай с него глаз. И не спускай глаз с этой, как ее... рыжей сучки, которая у Бобра секретарила.

Мюрид снова сглотнул ставшую горькой слюну. Чудовищный прокол с подменой Мардж Каллахан на ее сестрицу попортил ему немало крови.

— Может быть, снова поработать с ней? Поплотнее? — осведомился он.

— Плотнее надо взяться не за эту заразу, а за тех, кто будет крутиться вокруг нее и этой их конторы... Как ее... «Риалти»... Кто-то теперь туда наверняка наведается. И думаю, что этот «кто-то» будет как раз нашим человечком из Второго Посольства... Но это не главное!

Молчание повисло в воздухе. Змеиные зрачки Кублы гипнотизировали Мюрида.

— Но это не главное...

Кубла поморщился так, словно речь шла не о «засвеченном» агенте и его секретах, а о некоем докучливом насекомом, недостойном даже упоминания в приличном обществе. Но зрачки его оставались неподвижны.

— Главное — это «пепел»! Главное — знать, что с «Ганимедом»... Если мы не имеем возможности докричаться до нашего партнера в Диаспоре, то придется поработать ножками, дойти до них и похлопать по плечу... Знаешь, если гора не идет к Магомету... Мне нужен бот, Мюрид. Бот Орбитальной стражи. Настоящий. С действующей системой радиоопознания. И к нему — команда. В полном камуфляже и при оружии. Только состоящая из наших людей, естественно.

Мюрид задумался.

— Это будет очень дорого стоить, — с некоторой робостью в голосе произнес он. — Я имею в виду корабль, бот... Набрать команду не составит труда. Безработных специалистов — как собак нерезаных...

— Мне не нужны случайные шавки! — Кубла резко взмахнул рукой. — Это должны быть люди дисциплинированные. И на все готовые в то же время!

— Все равно это не проблема, шеф, — пожал плечами Мюрид. — Наберем из бывших в Космодесанте. Но вот за корабль военные запросят много. Они у нас — люди обеспеченные. Я — про генералитет. А иметь дело придется именно с...

— С расходами считаться не приходится! — оборвал его Кубла. — Когда Большой Кир «включит счетчик», о деньгах придется забыть вообще! Но мы вернем все сторицей, когда я доберусь до «Ганимеда»...

— Как? — искренне поразился Мюрид. — На ботике Орбитальной стражи?

Кублу перекосило от глупости подручного. Он повернулся к нему спиной и решительно зашагал к ближней стене, ограждающей двор «Кречета». Похоже было, что он собирается пробить ее лбом. Однако, дойдя до стены, он резко повернулся и двинулся на Мюрида, глядя куда-то сквозь него, в затянутую сеткой реденького снегопада даль. Он уже готов был, показалось, пройти сквозь массивную тушу своего бестолкового вассала, как сквозь туман, но вдруг остановился перед ним и, уставившись снизу вверх в его преданные зрачки, заговорил тихо и зло:

— Очень жаль, что мне приходится оставлять все дела на такого ишака, как ты, Мюрид! Надеюсь, что я не застряну на Инферне надолго... Постарайся выслушать меня внимательно: операцию надо подготовить и провести быстро. Очень быстро. Молниеносно!.. Слушай и запоминай...

* * *

Выйдя за ворота «Кречета», Мюрид подошел к ожидавшему его бронированному «Опель-Даймонда», молча забрался на заднее сиденье и, бросив шоферу-телохранителю короткое: «В город!», резким движением открыл вмонтированный в стенку салона бар. Вытащив из держателя хрустальный графин с бренди, он не стал чикаться со стаканами, а просто сделал несколько основательных глотков прямо из горлышка. Сунул посудину на место, закрыл глаза и провел растопыренными пальцами по лицу.

Пальцы у него дрожали.

* * *

Восточное ущелье сначала не показалось Кириллу чем-то особенным. И только когда они зашли в него достаточно далеко, он начал понимать, насколько громаден этот каменный коридор, стиснутый с обеих сторон уходящими все круче и круче ввысь стенами скал. А по дну этой пропасти, набирая силу от сочащихся отовсюду родников, журчали сначала разрозненные ручейки, а затем шумела образовавшаяся от их слияния небольшая, но довольно бурная речка. Вдоль ее берега пролегала тропа.

Однако Рога тропой пренебрег и повел отряд по сплошным буеракам, протискиваясь сквозь нагромождения обрушившихся с отвесных стен скальных обломков и продираясь сквозь заросли.

Кирилл осторожно придерживал снятый с предохранителя бластер стволом вверх. Больше всего он боялся сейчас, что он сам или идущий вслед за ним Смольский грохнется оземь, запнувшись о какую-нибудь неразличимую во мраке преграду, и выпалит в кого-то рядом идущего.

Рога вел отряд маршрутом, обозначенным ему одному известными знаками и указателями. Разговоры — любые — он запретил, и двигались они в тишине, наполненной звуками ущелья и озабоченным сопением Микиса

Поэтому взрыв, который прозвучал далеко впереди, показался им оглушительным, а вспышка, пробившаяся к ним через переплетения ветвей, ослепила, заставила вздрогнуть. А за взрывом последовала еле слышная издалека трескотня разрядов бластеров, хрипение войсковых разрядников и снова — один за другим — взрывы. Пять или шесть взрывов десантных гранат.

— Всем — носом в землю! — прошипел Рога. — За укрытия отползайте!..

«Какие в этой темнотище укрытия найдешь?» — зло подумал Кирилл, отползая, однако, за оказавшийся рядом валун.

Тут он нос к носу столкнулся с выбравшей то же укрытие Карин. Даже в темноте ему удалось разглядеть ее глаза, ставшие широкими и наполненными холодным бешенством.

— Кто-то напоролся, — прошептала она. — И это могли быть мы...

Кирилл молча проверил предохранитель бластера. Осторожно выглянул из-за валуна.

Ни черта не было видно. Только вдалеке поблескивала река — сквозь ночные шорохи иногда доносился ее журчащий голос. Стрельба не возобновлялась.

Потом снизу, с открытой тропы, стали доноситься шаги и голоса.

О чем говорили, разобрать было невозможно: голоса были глухи и язык, на котором переговаривались неизвестные, был неправилен. «Акцент какой-то», — подумал Кирилл.

Должно быть, одна из здешних лун, а может, обе сразу успели выбраться в небо над Ларданаром: все окрест начал заливать желтоватый, но в то же время холодный, металлический свет. Словно в окружающем пейзаже прибавилось золотой фольги. И в этом недобром свете стали видны те, кто шел оттуда, от места стычки, вверх по ущелью.

Сначала Кириллу показалось, что это и не люди вовсе, а какие-то чудища из кошмара подростка, насмотревшегося триллеров. Потом он сообразил, что пропорции тела шестерых людей, бредущих по тропе, искажены надетыми на них скафандрами высшей защиты, а чудовищные горбы за спиной у каждого — всего лишь откинутые шлемы этих скафандров...

Но это была не единственная странность, поразившая его.

— Гос-с-споди! — прошептал он. — С ними дети! М-ма-льчики-монахи... Трое...

— Замолчи, дурак! — цыкнула на него Дурная Трава. И с кипящей в горле ненавистью добавила: — Тоже мне — мальчики в балахонах... Сукку! Это — сукку!..

Напрягая память, Кирилл вспомнил то немногое, что знал об этих существах. Всего несколько строк было отведено им в той горе бумажного хлама, которую ему пришлось перечитать, прежде чем он принял решение, приведшее его (о, господи, как это давно было!) к дверям Посольства Инферны...

Вторая из цивилизаций (после Самостоятельной Цивилизации Фронды), вступившая в союзные отношения с Миром ранарари. Недружественно настроенная в отношении Федерации Тридцати Трех Миров...

— Эти твари ненавидят нас!.. — прошептала Карин. — И у них на нас — нюх! Молчи, бога ради — молчи!!!

Кирилл вжался в сырую твердь валуна. Прикусил язык. Но, похоже, было уже поздно.

Корявая, низкорослая фигура чутко застыла и, тревожно втягивая в себя воздух, протянутой ручонкой вдруг дернула за локоть шествовавшего впереди короткой колонны верзилу. Что-то непонятное прощебетала, указывая в сторону чащобы короткими, нетерпеливыми жестами...

— Крышка... — прошептала Трава. — Вычислил, сволочь...

Кирилл сообразил, что произойдет сейчас — через долю секунды. Бесшумно захлопнутся колпаки скафандров. Поднимутся и потянутся к засеченной цели короткие стволы бластеров...

После этого они больше ничего не увидят — ни он сам, ни Карин, ни Рога, ни Микис — никто. И понимание этой — такой простой — сущности пружиной распрямилось в нем.

Рука его автоматически бросила регулятор бластера на максимум, ноги напряглись, а сам он, рывком выпрямившись в полный рост, вскинул оружие перед собой и надавил спуск. Особенно целиться было незачем — заряженный на полную мощность армейский бластер обладал довольно широким углом поражения.

Ослепительная вспышка выстрела залила тропу нестерпимо ярким пламенем.

* * *

Заочное рассмотрение дела лейтенанта Смита дало куда меньше оснований подозревать его в сотрудничестве с уголовными кругами злополучной планеты, чем предыдущую тройку претендентов на роль Крота.

— Оставим окончательное принятие решения до... — Блант отбарабанил пальцами по столу короткую дробь. — Как вы прогнозируете его действия в случае, если?..

— В том случае, если... — довольно кисло отозвался Гвидо, — если Смит у нас удался Кротом, то первое, что он узнает от сообщников, это то, что они схапали по его наводке совершенно постороннего человека. И что объявился второй кандидат на роль хозяина «груза». Скорее всего, с ним немедленно начнут разбираться, и тогда нам не видать его, как собственных ушей...

На минуту он задумался.

— Но на его месте я поступил бы иначе... Если уж имел место досрочный старт, то как дважды два ясно, что случился какой-то сбой, и сбой, в конечном счете, не в пользу людей Хубилая... В таком случае ему надо за версту обходить их. Так же, как и нас. Вот тогда все для нас потеряно.

— Значит, по-вашему, он не посмеет вернуться на станцию?

— Это возможно только в том случае, если ему некуда скрыться на Фронде. Но, как я уже сказал, он прекрасно знает тамошнюю обстановку.

— Не имеет ли смысла отправить за ним э-э...

— Экспедицию? — Гвидо безнадежным движением смахнул с рукава остаток пепла. — Фронда — не планета Федерации, где можно действовать напролом.

— Он может использовать кого-то из нашей агентуры. Надо известить...

— И ставить на уши всех наших людей? Не стоит... — поморщился Гвидо. — Уж не думаете ли вы, что у меня один агент может самостоятельно выйти на другого? Такие агентурные сети не живут слишком долго. Когда я говорю, что Смит прекрасно знаком с обстановкой, это значит, что он может действовать в условиях Фронды совершенно спокойно, без всякой связи с нашей системой... За такой дичью и в таких условиях надо отправлять индивидуальных охотников... Но это будет очень опасная охота...

— Вы, помнится, говорили про резервную сеть генерала, — задумчиво напомнил Блант.

Гвидо с сомнительным видом забарабанил пальцами по столу:

— Пожалуй что...

И закончил более твердо:

— Посылаем к ним своего связного и ждем.

— Ждем, — согласился Блант.

* * *

— Ты сильно рисковал, парень...

Рога потеребил воротник куртки и наконец расстегнул его.

— Так что же, я должен был ждать, пока они нас перестреляют как цыплят? — зло парировал Кирилл.

— Продавцы Камней никогда не стреляют первыми, — задумчиво бросил Штучка, нагибаясь над тем, что осталось от одного из сукку.

Он и Рога, вооружившись палками, что-то искали в еще дымящихся останках людей и сукку, заваливших тропу. Да, впрочем, ясно, что. Дурная Трава отрешенно присела на камень поодаль, словно послушать шум реки. Смольский стоял на стреме, стараясь не смотреть на громоздящиеся у самой воды обгоревшие, похожие на панцири чудовищных древних ракообразных, все еще закованные в скафандры трупы шестерых «стервятников». Микис отошел подальше и был занят в основном борьбой с приступами подступающей рвоты.

— Я — не Продавец, — глухим голосом парировал Кирилл замечание Картежника. — Я — посторонний. У нас уговор: вы нас выводите на Диаспору и на нужных людей в ней. Мы... Я, в частности, не даю вас убить... Нам чудовищно повезло, что эти пентюхи поленились закрыть свои шлемы. Иначе они стали бы неуязвимы...

— Им и в голову не могло прийти, что, услышав звуки боя, кто-то не уберется восвояси, а устроит на них засаду, — усмехнулся Картежник. — Ведь у нас фактически засада получилась...

— Это была банда Лонга, — бросила в пространство Дурная Трава. — Только один он снюхался с этими беглыми сукку. Они ушли из резервации — пятеро или шестеро — и пристали к «стервятникам». Но из «стервятников» никто, кроме Лонга, с ними не поладил...

Она запнулась.

— Камни... Мне кажется, я слышу... Чертова вонь...

Смрад сожженной плоти мешал ей сосредоточиться.

— Какого черта вы копошитесь в... в этом? — неожиданно окликнул Рогу и Штучку Микис. — Там... Смотрите там... Я тоже слышу. Я очень ясно слышу...

Те послушно двинулись в указанном направлении.

— Нашел! — выкрикнул Штучка, вытаскивая из-под почерневшего скафандра погромыхивающий контейнер.

Он подался в сторонку и, присев, углубился в изучение его содержимого.

— Кажется — порядок, — радостно сообщил он. — Это чудо, но Камни не пострадали!

Микис присел с ним рядом и как-то по-детски потянулся к заполнявшим контейнер сокровищам. Картежник было отвел его руку ревнивым движением, но, подумав, не стал мешать новоявленному Слышащему. Карин легко, словно во сне, поднялась на ноги и подошла к ним. За ней потянулись и другие.

— Десять. Ровно десять... — зачарованно прошептал Штучка.

— Вы здорово обогатились, ребятам — похлопал его по плечу Микис.

Штучка скривился:

— Мы не мародеры, толстяк! Такие трофеи — а они бывают редко — пускают на поддержку родных... Я имею в виду родных тех, кого поубивали и ограбили. Ну... отстегнув себе процент за труды, конечно. И когда они есть — эти родные...

— Интересно, у кого они это отняли? — сказал Листер, заглядывая ему через плечо.

— Может быть, мы это узнаем, — пожал плечами Рога, — если двинемся дальше, а не будем дожидаться, пока сюда принесет еще одну банду... А в Монастыре нас уже заждались — в Доме Последнего Изменения... Вперед, ребята!

Отряд не стал дожидаться повторной команды и вслед за своим командиром потянулся во тьму. Шли молча. Только раз Трава тихим голосом спросила Кирилла:

— Тебе тяжело?

Он не ответил. Смерть привязалась к нему в попутчики в этом его путешествии. Смерть по имени «Стреляй первым»...

— Не комплексуй, — тихо бросила Трава. — Это были сволочи из сволочей. Много крови на них. И клятв ты никому никаких не давал. Или боишься, что будут мстить? Не бойся, «стервятники» нашего брата и без всякой мести при первой встрече в расход пускают. И это — плюс. Живым им лучше не сдаваться.

Кирилл молчал. Он вглядывался в то возникающий из тьмы, то исчезающий силуэт кэпа Листера. Ему не нравилось, очень не нравилось то выражение, какое он заметил на лице капитана несколько минут назад. Он и раньше замечал его — это напряженное и задумчивое выражение, появлявшееся на узком, бесстрастном лице воскресшего мертвеца. Похоже, что Листер хотел принять какое-то решение, был даже к этому решению близок, но в то же время боялся принять его. Кирилл решил не спускать с него глаз.

* * *

— Вот.

Мюрид положил перед шефом магнитную карточку.

— Здесь все — пароли корабельных компьютеров, схема внутренних помещений, сведения об экипаже... Получено, как говорится, из первых рук — от помощника капитана. Солидный «дальнобойщик». С броском до Инферны справится запросто. И, кстати, тип недорого взял. Не в курсе здешних расценок.

— А это, часом, не ловушка? — с напускным безразличием поинтересовался Хубилай. — Что-то Второе Посольство стало склонно к таким вещам в последнее время...

— Я очень хорошо знаю этого типа, — пожал плечами Мюрид. — Он у меня давно на крючке. Из тех, кто любит пожить не по средствам. Вечно по уши в долгах. Начинал с мелочей и постепенно доехал до переброски партий «пепла». Каждый раз, когда их посудина заваливает на Фронду, является ко мне — за деньгами на карманные расходы. Его расписками можно обклеить весь мой кабинет. И еще столько же останется...

— Вот для того, чтобы аннулировать свои долги, такие типы и закладывают своих друзей! — раздраженно бросил Кубла.

Разговор их происходил как раз в том кабинете, стены которого могли быть покрыты двойным слоем долговых расписок. Но пока что эту экзотику заменяли панели из натурального, с Земли завезенного дуба.

— Что ж, — немного помолчав, бросил Кубла, — ответственность за выбор кораблика — на тебе.

— Я, разумеется, дал ему все гарантии его личной безопасности, — Мюрид косо улыбнулся. — Он ведь не идиот и понимает, для чего нужны все эти сведения...

— Под гарантиями ты понимаешь свое честное слово? — усмехнулся Хубилай.

Мюрид промолчал.

— Учти... — Кубла подхватил со стола старинную вещицу — нож для разрезания бумаги, сделанный под средневековый кинжал, покрутил перед носом и закончил: — Твое слово — это твое слово. Я лично никому ничего не обещал...

— Разумеется, я это учитываю. Теперь еще кое-что...

Еще одна карточка легла на стол.

— Это — разработка по маршруту до Инферны. Обошлась подороже, чем информация по кораблю. Естественно: наши люди из Навигационной службы страхуются. Если выяснится, что они выполняют подобную «левую» работку, то по головке их не погладят...

Хубилай нервно дернул щекой.

— Можешь не объяснять мне азбучных истин. Лучше скажи, тебе удалось найти общий язык с людьми из Орбитальной стражи?

— Да, — с чувством произнес Мюрид. — Они отдают бот нам в аренду на пару суток. И прикрывают нас на это время. То есть обеспечивают радиоопознание, подтверждение Навигационной службы и все такое... Но мне пришлось выписать вот этот чек...

Некоторое время Хубилай рассматривал пластиковый прямоугольничек. Потом поднял глаза на Мюрида:

— И это всего лишь за двухдневную аренду паршивого космобота? Да ты оставил нас без штанов, Мюрид!

— Я предупреждал, что военные возьмут очень дорого, — с чуть заметным упреком напомнил Хубилаю его верный помощник. — И ты разрешил мне не стесняться в средствах...

Некоторое время в кабинете царила тишина.

— Ладно... Теперь о команде... — так, словно не было предыдущей заминки, спросил Кубла.

— Тут все в порядке. Набрал лучших специалистов. Из тех, с которыми мы уже работали... Сам знаешь — дальние перевозки за два года сильно сократились. Почти весь летный состав здешних компаний вылетел на улицу. И никто не думает платить им ни выходных пособий, ни пособий по безработице...

— Среди них нет слабонервных?

— Нет и быть не может. Все прошли через Легион или Космодесант...

— И почему же не задержались там?

— За каждым в Федерации числится слишком длинный хвост. Даже Легион сдает таких. А наш Космодесант — тем более...

— Ну что ж. Подвези через час всю команду к «Кречету». Мне надо познакомиться с людьми лично. А сейчас — принимай дела.

* * *

Доктор Лариса Юрьевна Леонтьева походила на грустную, отягощенную мыслями о своем многочисленном выводке птицу и тем располагала к себе. Ей было сорок восемь лет, и именно на этот возраст она и выглядела. Ничего другого, кроме строгого служения науке, ее внешний вид не предполагал. Среди всей довольно разношерстной компании, прошедшей перед глазами «Объединенной комиссии», она выглядела наиболее спокойным, уравновешенным и предельно далеким от дел разведки человеком. В хозяйстве дока Кульбаха Леонтьева занималась наименее скрытой от людских глаз деятельностью: отбирала материал для открытых публикаций и занималась вопросами совместных с исследовательскими учреждениями Фронды научных программ, посвященных биологии и медицине ранарари.

Занятие это было неблагодарное — «черти» не желали делиться ни с фрондийцами, ни тем более с людьми Федерации никакими сведениями, которые даже в отдаленном будущем могли быть использованы против них, будь то военные или экономические меры воздействия, к которым земляне часто прибегали даже в отношении своих собственных колоний. Опыт, накопленный за годы научной работы представлялся Ларисе Юрьевне ничтожным, и с течением времени, по мере того как выветривался былой оптимизм, безрезультатность лет, проведенных в стенах подвешенной на орбите лаборатории, все более и более угнетала ее. Изредка она делилась своей кручиной с шефом и коллегами, и кручина эта была соответствующим образом зафиксирована в материалах личного дела.

Впрочем, причина расстроенного вида доктора Леонтьевой в данный момент крылась в ином. Это выяснилось минут через сорок допроса, который применительно к ситуации принял форму неспешной и горестно-обстоятельной беседы. Ларисе Юрьевне даже не приходило в голову, что какие-то подозрения могут коснуться лично ее, отнюдь: по станции уже успела прокатиться волна слухов о «неприятностях» Свена Мальстрема, и доктор Леонтьева — некогда научный руководитель стажера Мальстрема — искренне переживала по этому поводу. Она была убеждена, что вся процедура допроса, как и все вопросы, адресованные к ней, касаются только тех «некрасивых гешефтов», в которые, по ее глубокому убеждению, лишь по своей неопытности оказался втянут Свен.

Подобная наивность была на руку следствию, но только в известных пределах. К глубокому сожалению обоих членов комиссии, доктор Леонтьева была вторым по неосведомленности о содержании операции «Тропа» человеком на «Эмбасси-2»... Правда, в отличие от вечно занятой светской жизнью Марии Нуньес, Лариса Юрьевна имела-таки случай переброситься парой слов с федеральным следователем. Однако встреча эта слабо отложилась в ее памяти. Да ей было и неинтересно, зачем околачивается тут этот чиновник. Впрочем, по ее словам, он был «по-своему мил». Доктор Леонтьева вообще обо всех, кого знала, была самого лучшего мнения. Кай тут не составлял исключения.

Относительно талисманов, оберегов и другой «тому подобной чуши» доктор была и вовсе не осведомлена и вполне искренне, как убежденная атеистка, считала, что подобной ерунде не место на станции.

Все случаи пребывания госпожи Леонтьевой на поверхности планеты и все ее контакты там были до отвращения хорошо задокументированы, и хотя проверка и могла теоретически обнаружить брешь в этой непреодолимой стене, надежды на это было мало.

«Еще один человек, которого не за что зацепить, — подумал Гвидо, перебрасываясь довольно мрачным взглядом с инспектором Блантом. — Ладно, чего я ожидал в конце концов? Того, что Крот сам выползет из своей норы у меня под ногами? Нет, нет и нет! Бой предстоит беспощадный. Кажется, за время работы в этой дырище я вконец расслабился и утратил форму. А ведь все просто: кто-то из этих шести — хочу я того или нет — человек мафии. Сволочь, которая не моргнув глазом отправила Санди на верную смерть. Продажная сука, а вовсе не какой-то бесплотный призрак... Кто-то из этих шести. Или...»

Тут его буквально подбросило на месте, и холодный пот бисеринками заискрился на лбу. С этого момента он напрочь утратил интерес к показаниям последней из подозреваемых.

— Вот что, — уверенно сказал он Бланту, когда, тяжело вздыхая и промокая раскисший от сострадания к несчастному Свену нос, Лариса Юрьевна покинула скорбную юдоль допросов и дознаний, — если вас не клонит в сон, то займитесь сейчас самой тщательной проверкой всего того, что вам показалось подозрительным и что можно проверить вот так — не покидая станцию. А я займусь подготовкой человека, которого мы закинем вслед Смиту. Думаю, необходимость в этом все-таки есть. Через час-полтора я присоединюсь к вам.

Блант мрачно промолчал в ответ.

* * *

Серый монастырь вырос перед ними неожиданно. Обозначился из стены утреннего тумана нелепым каменным сундуком, нависшим над пропастью. Но чем ближе к нему продвигался маленький отряд, тем больше понимал Кирилл, насколько же он громаден. Это было первое здание, которое он сподобился увидеть на Инферне. И оно ничем не напоминало ему то, что он видел в буклетах и фильмах агентств, вербующих рабочие руки для этой планеты.

Узкие щели окон Дома Последнего Изменения прорезали слоистый камень стен и в лучах восходящего солнца сверкнули злым блеском глаз притаившегося дракона. Потребовалось пройти примерно половину пути от тропы до Дома, чтобы Кириллу стало ясно, что странные клочья тьмы, прилепившиеся к стенам здания и застывшие на кромке высокой стены, опоясывающей его, это — ранарари.

«Совсем забыл, что „черти“ летают, — подумал он. — Худо-бедно, а летают. А стена... Значит, от нашего брата — от людей построена..»

К монастырю пришлось подходить по петляющей между тяжелыми валунами тропинке, норовящей исчезнуть в серых россыпях каменной кручи.

А позади монастыря, в залитой еще ночной мглой долине, еле видимыми контурами обозначился город. Типичный небольшой город ранарари, раскинувшийся по берегам утопавшей в жемчужном утреннем тумане реки. Вот он показался Кириллу знакомым. Такой же утренний элегический пейзаж со знаменитыми домами-деревьями ранарари можно было увидеть в каждом втором из тех самых буклетов и фильмов, о которых он перед этим вспомнил.

Он перевел взгляд на своих спутников — коротенькую цепочку фигурок, над которыми уже высились угрюмые стены ограждения Дома. Внутрь, к самому зданию, вели только одни ворота из просмоленной древесины с выжженным на них огромным, в три человеческих роста, знаком.

— Это герб? — спросил Кирилл шагавшую впереди него Дурную Траву. — Деревья, сросшиеся корнями, так, что ли?

— Это одно дерево, — глухо ответила Карин, даже не обернувшись. — Запретное дерево. Из Запретных рощ... Каждая роща — одно дерево там, под землей. Только стволов — много. Ты не вздумай про эти вещи кого-нибудь расспрашивать — там, в Доме... Это, знаешь, похуже будет, чем воздух прилюдно испортить...

— Табу? — уточнил Кирилл.

— Хуже, наверное, чем табу, — Трава пожала плечами. — Никто ничего про это не знает точно. Раньше, говорят, из этого дерева что-то вроде теперешнего «пепла» получали. Из листьев или из корней... Бог его знает.

Некоторое время они молча перебирались через очередное нагромождение скальных обломков, ставших у них на пути.

— А еще... — Карин косо глянула на Кирилла. — Их всех в конце концов отсюда свозят вон в те рощи... На последней стадии... В жертву Запретным деревьям.

— Это как на удобрение, что ли? — спросил Кирилл и тут же почувствовал, что в вопросе его прозвучала совсем неуместная ирония.

— Не знаю как, — чуть раздраженно отозвалась девушка. — Может, они что-то вроде росянки — эти деревья... Не знаю... Знаю только, что ранарари, если он на «пепел» сядет, сначала перестает слышать свой Камень. А потом — их свозят сюда. Когда у них скелет начинает меняться и они теряют способность зарабатывать на очередную дозу. Чтоб бед не наделали. Они же ради «пепла» становятся на все готовы...

— И их удается вылечить?

— Не знаю... Леченых — не видела. Ведь Дома — это такое дело... Их сначала Каста содержала. Посвященные из ранарари. Говорят, что колдуны они. А потом, когда привезли «пепел», когда счет Изменяющихся на миллионы пошел, тогда стали нанимать людей и сукку — строить новые Дома. И в них работать. Особо доверенных — тоже Посвященными делают... Они... Официально они как бы и не существуют. Власть Дома не трогает, Дома — власть. Им для лечения якобы немного «пепла» государство сбывает. Самый мизер. Для неизлечимых. Только... На самом деле почти весь порошок, что из Метрополии идет, в конечном счете в Серые монастыри приходит...

Кирилла словно пыльным мешком по голове огрели.

«Не мне здесь надо было быть, — обалдело подумал он, — а федеральному следователю... Это же надо... Здесь же все на поверхности лежит. Бродяжка с Ларданара первому встречному — просто со скуки — этакое выбалтывает, а они там — резидентуру внедряют да явки с паролями изобретают...»

— Ну, не весь, так половина, — уточнила Карин.

— У них — у Посвященных этих — должно быть, неплохие доходы, если так... — предположил Кирилл.

— А то бы...

Трава, задрав голову, окинула взглядом стену, окружавшую Дом. Теперь отряд брел к воротам уже вдоль этой каменной громады.

— Ведь они нам и покупателей на Камни сватают...

— И от того имеют какой-то процент, — понимающе сказал Кирилл.

Дурная Трава чуть не рассмеялась.

— Дурень... Это мы — мы имеем процент. А они — весь доход хапают. Но Торговцы не в обиде. На хлеб с маслом нам хватает. Мы все — богатенькие... Любой из нас может отвалить и купить себе пару особнячков почище, чем у самого Большого Джона. Только мало кто от этого дела отходит... При жизни. А иногда — и потом...

Она косо усмехнулась чему-то.

— И потом... Дома — нам защита. И от закона, и от «стервятников»... Нам с ними ссориться не с руки. Так и живем: Камни — деньги — «пепел»...

«Все сошлось», — подумал Кирилл.

Шедший впереди Рога наконец достиг ворот и принялся условным стуком колотить дверным молотком (тоже кованным в виде Запретного дерева) в небольшую калитку, устроенную в одной из створок ворот.

Калитка тотчас открылась, чего ни Рога, ни его спутники не ожидали. На пороге стояли двое. На монахов они походили мало — скорее уж на шоферов или садовников. Оба в грубоватых комбинезонах и клетчатых грубошерстных рубахах. Оружия Кирилл у них не заметил.

— Ух!.. Ну, ты испугал меня, Готфрид... — вымолвил Рога, обращаясь к тому из встречавших, что выглядел noстарше. — То не достучишься до вас, то, как черт из бутылки, навстречу выскакиваете...

— Тут у нас были основания за вас беспокоиться, — ответил тот, кого назвали Готфридом. — Ночью в ущелье стрельба была... Обидно было бы вас потерять. Вы ведь гостей с собой ведете — так?

Он кинул взгляд в сторону сбившихся в кучку пассажиров «Ганимеда».

— Так их здесь ждут. И, похоже, неспроста... Сам Верховный Посвященный по их души прибыл. Настоятель Герберт Фальк. Он ждет их в трапезной.

* * *

По локальному времени «Эмбасси-2» уже близилось утро. Гвидо только на минуту заглянул в свой кабинет — чтобы звонком по селектору поднять на ноги Петро Криницу — того человека, которого он наметил пустить по следу ранее командированного им же самим «на поверхность» лейтенанта Смита. Приказав тому через час быть в его приемной, Гвидо набрал на клавиатуре номер дока Кульбаха, однако сигнал вызова остался без ответа. Подождав немного, он торопливо вышел из кабинета.

Беспокойство, донимавшее его с какого-то момента ночной допросной эпопеи, наконец оформилось в некую законченную мысль. Она — эта мысль — чуть не заставила его подпрыгнуть на своем месте в конце «беседы» с Ларисой Юрьевной, удрученной бедами злосчастного Мальстрема. Поминая всех чертей — как обитающих на Инферне, так и прочих, — Гвидо стремительно следовал коридорами станции, на ходу перебрасываясь короткими фразами с ночным дежурным по госпиталю.

Тот встретил его на своем рабочем месте далеко не дружелюбно.

— Я, конечно, не смею возражать вам, господин подполковник, — с досадой заметил уставший к концу дежурства майор медицинской службы. — Я понимаю — дело не терпит отлагательств... Да... И пациент далеко не в критическом состоянии. Перелом был, можно сказать, пустячный... Собственно, мы готовим его к выписке в ближайшие день-два... Но неужели нельзя дать выздоравливающему человеку возможность добрать свои два-три часа сна? Насколько я знаком с природой разных дел, которые не терпят отлагательств, после беседы с вами пациент уж во всяком случае не заснет сном невинного младенца...

— Скорее всего, это я уже не засну таким сном... А вот что касается капитана Орландо Санчеса, то, в любом случае, я пришел сюда не для того, чтобы отоварить его бессонницей...

Майор молча пожал плечами и кивнул медсестре. Та, точно так же — молча и не скрывая недовольства столь ранним визитом руководства, — проводила Гвидо в пустынную палату, в которой на единственной занятой койке чутким утренним сном спал капитан Санчес.

Сестра пододвинула к кровати вертящийся стул и предложила его подполковнику. Затем, включив и чуть подрегулировав ночник, осторожным движением коснулась плеча больного. Тот моментально проснулся. Узнав в склонившемся над ним госте своего непосредственного начальника, капитан сделал некоторую попытку принять на кровати менее расслабленную позу, но Гвидо удержал его от резких движений.

— Оставьте нас наедине, сестра, — попросил он. — И, если не затруднит, свяжите меня с Эберхардтом Кульбахом. Вы знаете, о ком я говорю. Если он спит — пусть профессора разбудят... И как только он будет на связи — немедленно дайте мне знать...

Капитан Санчес с тревогой посмотрел на шефа и, морщась, все-таки перешел в положение «сидя».

— Что-то не так, шеф? — профессионально понизив голос, спросил он.

— Не беспокойся...

Гвидо проводил медсестру цепким взглядом и прислушался к тому, как тихо щелкнул дверной замок.

— Сам знаешь, — успокаивающим тоном проговорил он. — Бывают в нашем деле этакие закавыки... Маленькие, но не терпящие промедлений.

— Берите быка за рога, шеф... Не стоит мне долго объяснять такие вещи...

— Вот и хорошо, — улыбнулся Гвидо. — Мне всего-то и надо, что уточнить хронометраж одной истории... Скажи, сколько примерно времени прошло с того момента, как там — на поверхности — вышла неприятность с твоей ногой, и до того, как док Кульбах забрался в шаттл и убыл на станцию?

Орландо задумался.

— Да, строго говоря, вся эта командировка, — пожал плечами Санчес. — Я и часу не был с доком. Мы ведь влетели в аварию прямо на выезде с Космотерминала. И меня сразу завернули назад — в медпункт там же, на терминале... Я немедленно направил вам свой рапорт...

«Которому я не придал тогда никакого значения, — с досадой подумал Гвидо. — Точнее, я озаботился только здоровьем покалеченного Орландо. Мне и в голову не пришло тогда, что Эберхардт отправился в город без присмотра. Это вообще было такой чушью — присматривать за невиннейшим доком Кульбахом... Настолько большой чушью, что у меня просто стерлось из памяти это простое обстоятельство. Все — по Фрейду...»

— ...а потом я там и дождался дока, — продолжал Орландо. — Мы вернулись на одном шаттле. Вместе... А...

«Правильно, они вернулись вместе, — устало припомнил Гвидо. — И это закрепило у меня в памяти иллюзию того, что все в общем-то в порядке. Я даже не стал вносить никаких поправок в файл по командировкам дока. А это уже... Сдаю я, маразматиком делаюсь. Пора меня списывать в расход, на мыло старого дурака...»

— Не беспокойся, — он похлопал капитана по плечу. — С твоим рапортом — все в порядке... Скажи-ка еще вот что: хотя ты и был за рулем, виновным за ДТП признали того водителя, который...

— Виновным признали фирму грузоперевозок, — остановил его Санчес. — Это был «Додж-автомат». Кстати — порожний. Черт его принес... А за рулем был как раз не я, а док. Тоже — черт нагадал... Впрочем, если бы вел как всегда я, то на этой койке лежал бы он. Удар пришелся как раз в правую часть кабины. А у стариков хуже заживают переломы... Хотя...

— Док плохо водил? — сочувственно осведомился Гвидо.

— Да нет, — покачал головой Санчес, с тревогой присматриваясь к лицу шефа. — За рулем док прямо орел. Только вот здесь, на борту, ему развернуться негде. Вот я ему и позволяю иногда... В тот раз — напрасно...

— Так ведь виноват-то был не он, — успокоительно проворковал Гвидо. — Будь ты за рулем, только переломом бы поменялись... Или...

— Или, — нехотя глядя в сторону, выдавил из себя увечный капитан. — Я бы все-таки притормозил — там, на выезде... И потом — у дока в правах не было вкладыша — он не проходил на Фронде никакой регистрации на этот счет... И сами права просрочены были. Да их у него с собой и не было — по сети вычисляли... В общем — потрепали нервы профессору...

Гвидо не стал уточнять, как обстояло дело с отчетностью на этот счет. Вряд ли эта небольшая нервотрепка нашла отражение в лаконичном рапорте капитана. Он только натужно улыбнулся и еще раз похлопал по руке Орландо.

— Ну, поправляйся... — произнес он, вставая со стула. — Не бери в голову всю эту чертовщину. За головную боль платят мне...

За его спиной вежливо откашлялась медсестра.

— Профессора Кульбаха не могут найти, господин подполковник, — сообщила она. — Его нет ни в его боксе, ни в лаборатории... Вашу просьбу передали дежурному по охране станции...

— Спасибо, сестра, — поблагодарил Гвидо и зашагал к выходу.

Сестра переглянулась с Орландо.

— Кажется... — начала она.

— Да, — согласился капитан. — Кажется, мы здорово подвели дока Кульбаха.

* * *

Хрипловатым спросонья голосом начальник охраны «Эмбасси-2» извинялся перед Гвидо, хотя никакой вины за собой не чувствовал.

— Кажется, я не могу сыскать для вас уже второго человека за последние сутки, подполковник... Но доктор не покидал станцию... Так что его найдут в течение часа-двух...

— Вы уверены, что он действительно не мог покинуть, «Эмбасси» ни при каких обстоятельствах? — сверлящим голосом уточнил Гвидо.

Он впился в изображение главного охранника на экране довольно неприязненным взором.

— Уверен, — заверил его тот. И тут же смазал весь произведенный эффект:

— Если, конечно, все в порядке с бортовым компьютером...

— Немедленно, — зашипел Гвидо. — Я повторяю: немедленно проверьте, все ли с ним в порядке. И пеняйте на себя, если...

Но тут коммутатор голосом только что разбуженной секретарши сообщил ему, что в его приемной вот уже четверть часа находится вызванный по срочному делу лейтенант Петро Криница.

* * *

— Вам, господа, стоит подождать здесь...

Человек, проводивший их в прохладную глубину Дома и затворивший за Рогой дверь в помещение, которое здесь называли трапезной (наверное, так же условно, как сам Дом — монастырем), указал четырем чужакам — уже умывшимся, сдавшим оружие и проглотившим по чашке чая с непонятного вида закуской — на каменную скамью, тянущуюся вдоль просторного коридора.

— Скорее всего, Верховный Посвященный захочет поговорить и с вами, господа.

— А вы, — он повернулся к Штучке и Карин, — наверное, можете сразу отправиться приводить себя в порядок и отдыхать. Туда же, где и всегда... Ваши комнаты в левом крыле мы не трогали. Только прибрали, как всегда.

Картежник облегченно вздохнул и, сделав ручкой своим новым знакомым, подмигнул Микису и затопал по коридору. Карин, кивнув, последовала за ним. По дороге она несколько раз обернулась, встретилась глазами с Кириллом и неуверенно махнула смуглой ладонью. Потом уже больше не оборачивалась.

— Это я называю — номер, чтоб я помер! — определил ситуацию Микис.

Вид у него был вымотанный. Да и всем участникам перехода через Аш-Ларданар словно прибавилось лет по десять. Один лишь капитан Листер держался так, словно только что вернулся с прогулки по грибы в пригородном лесочке.

— Вы представляете? — продолжал развивать свою мысль Палладини. — Мы прячемся, конспирируемся, ломаем ноги — идем только ночами и в проклятом тумане... А нас тут, видите ли, давным-давно ждут!.. С нами, оказывается, просто играют как кошка с мышкой!

— Плевать! — устало вздохнул Смольский.

Он осторожно оперся спиной о шершавый камень монастырской стены и блаженно прикрыл глаза.

— Наконец-то мы попали хоть в чьи-то руки... Господи! Быть высланным с этой планеты, хоть на грузовом транспорте, на мешках с рудой — какое это будет счастье!

Листер иронически покосился на него:

— Не обольщайтесь, господин писатель. Община Отверженных — это далеко не государственное учреждение. И даже не то, что принято называть «общественной организацией». Это нечто очень близкое к криминалу... нечто на грани подполья. Ни расследовать инцидент с «Ганимедом», ни решать вопрос о вашей высылке «нах фатерлянд» Община не компетентна. Но вот начать с нами какую-то игру — это с них вполне станется. Так что, как говорится, «пристегните ремни»... Вы рано расслабились, господин писатель. Стоило вам увидеть электрическое освещение и краны с горячей и холодной водой, как вы уж и решили, что достигли земли обетованной... Рано, рано, господин Смольский!

Смольский и сам понимал, что его просто-напросто развезло от того элементарного факта, что над головой у него находится крыша, оттого, что не надо ежесекундно озираться, ожидая нападения неведомо кого, неведомо откуда, оттого, что не надо больше таиться под навесами скал. И оттого, что теперь можно будет ночью спать, а не карабкаться по чертовым каменьям Аш-Ларданара...

«Надо будет не заваливаться сейчас дрыхнуть, а дотерпеть до вечера, чтобы вернуться к нормальному ритму», — подумал он, выпрямившись на скамье и повернувшись к Кириллу. Но переброситься с ним парой слов не получилось — Кирилл напряженно всматривался в глубь коридора, весь собравшись, словно приготовившись к рукопашному сражению. Анатолий перевел взгляд туда, куда пристально смотрел его товарищ.

По коридору шли сукку.

Просто и обыденно. Неторопливо приближаясь к ним. Вот подошли вплотную. Но не произошло ровным счетом ничего. Просто двое сукку, не обращая на чужаков особого внимания, пронесли мимо них носилки. И хотя то, что на этих носилках лежало, и было покрыто серым грубошерстным одеялом, высунувшаяся поверх него когтистая лапа не оставляла сомнений в том, что на носилках покоится один из хозяев этого Мира...

Смольский снова покосился на Кирилла — конечно, карлики с бульдожьими рылами и горящими злобой глазами являли собой зрелище, напоминающее дурной сон, но не до такой же степени... «Комплексует из-за тех сукку, что он положил там, на тропе? Что ж, пожалуй, и я сам, — Анатолий нервно поморщился, — на его месте комплексовал бы».

— А вы не знали, что в Домах Последнего Изменения ранарари используют в качестве рабочей силы не только людей? — осведомился Листер. — Мне показалось, что вы достаточно подробно расспрашивали нашу спутницу о таких вещах... Пожалуй, Серые монастыри — единственное место, где люди и сукку успешно уживаются бок о бок...

Кирилл промолчал.

За то время, что четверо с «Ганимеда» провели в ожидании, мимо них пронесли с полдюжины таких носилок.

А потом из дверей трапезной быстрым шагом вышел Рога. Вид у него был озадаченный. Он остановился перед своими бывшими спутниками и почесал в затылке:

— Ну, вы даете... Только вам и скажу: вы даете, ребята! Заходите к Фальку. И помните: называть его надо «господин Посвященный». Не вздумайте по имени...

* * *

Человек, который ждал их в просторном и светлом помещении, смахивающем не столько на трапезную, сколько на студию древнего живописца или скульптора, был суховат, коротко стрижен и смугл. Он принадлежал к тому типу людей, чей возраст трудно определить на глаз. Как и у тех, кто встретил путников, одежда его ничем не напоминала монашеское одеяние. Скорее уж это был рабочий комбинезон, дополненный шерстяной клетчатой рубахой. Только все это было почище, чем у настоящего работяги.

Коротким жестом Верховный Посвященный пригласил гостей занять места на отменно неудобных, тяжелого дерева табуретах, расставленных вдоль одного из столов, составлявших внутреннее убранство помещения. Сам присел на краешек стола — наискосок от них — и несколько секунд, наклонив голову по-птичьи, разглядывал всю компанию.

— Мы с вами уже некоторым образом представлены друг другу, господа, — начал он так, словно продолжал недавно прерванную беседу. — Так что не будем терять время на пустые формальности.

Он поискал в устремленных на него взглядах согласие. И, найдя таковое, продолжил:

— Надеюсь, вы не столь наивны, чтобы думать, что ваше прибытие на Инферну, столь м-м... драматически обставленное, осталось незамеченным для какой-нибудь из компетентных служб планеты?

— Таким иллюзиям мы не подвержены, — сухо заверил его Листер.

— Вас не удивляет, однако, то, что разговариваю сейчас с вами я — настоятель Общины Отверженных, а не кто-нибудь из чинов Службы безопасности или просто полиции?

— У меня, — Листер пожал плечами, — есть на этот счет срои предположения, но, наверное, все будет проще и много быстрее, если вы сами...

— Ваши предположения, я полагаю, совершенно верны. Вам сам бог велел быть догадливым, капитан, — хмуро улыбнулся Фальк. — Ведь вы не первый раз приземляетесь на Инферну?

— У вас точная информация, — согласился Листер.

— Ну что ж... — Фальк снова окинул гостей внимательным взглядом. — Давайте, как говорится, уточним наши позиции. Вам, господа, разрешили погулять. Никто там, — он ткнул пальцем куда-то неопределенно вверх, — не заинтересован в том, чтобы всей Инферне и особенно земной Диаспоре стало известно, что вы — прилетевшие на том самом корабле, что совершил несанкционированную посадку, — находитесь в руках властей. Это автоматически будет означать, что местонахождение вашего корабля рассекречено. По ряду причин это крайне нежелательно для властей Инферны и Диаспоры. Это одна сторона вопроса... Есть еще и другая. Если ваша компания — пусть даже и снабженная вполне приличными документами, появится в Диаспоре, то она непременно станет мишенью... Дичью, за которой начнется охота.

— Отчего же? — подал голос Смольский. — Кому и как мы успели не угодить на планете?

Фальк то ли хмуро улыбнулся, то ли просто поморщился.

— Вы сами — никому не насолили здесь. Пока что. Если не считать того маленького эпизода в ущелье... Но это — отдельный вопрос. Я о другом... Давайте договоримся с самого начала — не морочить друг другу голову. Да-да... Немногим более двух суток назад я имел беседу — и довольно сложную беседу, заметьте, — с парой высоких чинов из Службы безопасности Диаспоры. Притом — в присутствии нескольких «господ хозяев» этого Мира. Тоже довольно высокого ранга по понятиям ранарари. Я сподобился быть посвященным в некоторые секреты, связанные с вашим, мягко говоря, экстравагантным прибытием на эту планету. Так что не стоит вам пребывать и дальше в заблуждении и думать, что никто не догадывается о том, что и для кого вез ваш кораблик.

В трапезной воцарилась напряженная тишина. Только сдавленное дыхание Палладини, которому вдруг стал мал его воротник, нарушало тишину.

— В этой связи, — продолжил Фальк, — и господа хозяева и руководство Диаспоры обратились ко мне как к одному из глав Общины с просьбой — очень настоятельной просьбой — взять на себя заботу о вашем приеме на Инферне. Сами понимаете, в такой просьбе я отказать им никак не мог. Пришлось поспешить сюда, как говорится, «теряя колеса»... К тому же едва я успел переступить порог этой обители, как мне доложили, что в ущелье... Ну, вы сами знаете, что там произошло... Мне пришлось срочно направить туда своих людей — вас выручать. Но они, к несчастью, с вами разминулись.

Он нервно дернул щекой, выражая досаду, оторвался от стола и, коротко пройдясь взад-вперед, остановился перед притихшей четверкой гостей.

— После того, что я узнал об их... находках — там, в лесу, мы, посовещавшись, решили, что самое разумное для вас сейчас — погостить здесь недельку-другую, пока вам не выправят документы на неких других лиц, разумеется. А уж потом — без особого шума и пыли — спровадят на Фронду, куда, как я думаю, вы все четверо всей душой и стремитесь. Не так ли?

При этом Верховный Посвященный почему-то выразительно поглядел на бедного владельца «Риалти», который все это время ожесточенно вертел шеей, пытаясь ослабить объятия своего воротника.

— Да, — хрипло выдавил из себя Микис, словно вопрос был адресован только ему. И тут же осекся, вспомнив вдруг про бассейн с пираньями, ожидающий его там, на «родной» Фронде...

Фальк, не ожидавший ответа на свой риторический вопрос, слегка смутился.

— Не спешите с ответом, господа, — успокоил он всех. — Время еще терпит. Здесь и крыша над головой для вас найдется, и с голоду умереть вам не дадут... Территория Дома Последнего Изменения по неписаному закону закрыта для властей любого рода, а от лихих людей тут найдут, чем отбиться. К тому же никто не собирается афишировать место вашего пребывания. Так что здесь вы будете в полной безопасности.

Кириллу такое проявление человеческого участия здесь, в чужом нечеловеческом мире, казалось подарком судьбы — неожиданным и подозрительным одновременно. Он переглянулся с Листером, но лицо капитана было невозмутимым.

— Простите, господин Фальк, — заговорил Листер. — Но прежде чем меня депортируют с Инферны, мне надо будет довести до конца кое-какие дела здесь, на Аш-Ларданаре...

— Бог мой! — Фальк выразительно развел руками. — Быть может, мне необходимо довести до конца кое-какие дела в Метрополии. Это, однако, не означает, что меня там ждут с распростертыми объятиями... К сожалению, мало что зависит от наших с вами намерений. Неужели вы всерьез полагаете, что ранарари предоставят возможность беспрепятственно передвигаться по своей планете любому из тех, кому взбредет в голову совершить несанкционированную да еще и аварийную посадку на ее поверхность?

— Но это не главное из того, что мне довелось совершить в качестве капитана космоклипера «Ганимед», — возразил Листер. — Может быть, в вопросе о предоставлении мне — и не только мне, — тут он косо глянул на хранящего молчание Кирилла, — временного вида на жительство сыграет роль тот факт, что...

— Послушайте, капитан, — остановил его резким жестом Высший Посвященный, — у вас будет возможность высказать все ваши аргументы тем, кто имеет право принимать такие решения. Община — не иммиграционная служба. Община — это убежище. Временное и довольно надежное. И я не могу ничего другого вам предложить, кроме как им воспользоваться. Ни арестовывать, ни удерживать вас здесь силой я не уполномочен. Просто тем из вас, кто не воспользуется э-э... гостеприимством Общины, не долго придется гулять на свободе. Будет счастьем, если первыми, кто встретится на вашем пути, окажутся представители властей...

— Однако, — продолжал настаивать Листер, — ведь и ответственности Община не несет — за тех, кто не пожелает прибегнуть к ее защите и покровительству?

— Нет, не несет, — согласился господин Фальк. — Но вот тот, кто отвергает такие, как вы выразились, защиту и покровительство, тот берет на себя ответственность за тех своих друзей, которые не пошли по одной с ним дорожке... в том случае, если он станет причиной их смерти или неволи...

— Ну, что же... — Листер смотрел прямо перед собой, избегая взглядов своих спутников в странствиях по Аш-Ларданару. — Я готов поручиться за то, что в любых обстоятельствах ни словом, ни делом не причиню вреда ни своим товарищам, ни их м-м... репутации.

Смольский резко выпрямился на дьявольски неудобном сиденье.

— У меня лично нет никаких оснований скрывать свое имя, — выпалил он нервной скороговоркой. — И все, чего я хочу, а это чтобы со мной поступили именно по закону. Чтобы меня сдали с рук на руки властям Федерации Тридцати Трех Миров. Все. Точка. Конец абзаца...

— Именно так с вами и поступят... Дайте только срок.

В голосе Верховного Посвященного звучала усталость.

— Я повторяю: Община никого и никогда не заставляет делать что-то вопреки его желанию. Я просто рассчитываю на то, что каждый из вас в том случае, если он захочет покинуть этот Дом, поставит меня в известность. Заблаговременно.

В воздухе снова тишина.

— Это мы можем вам обещать, — один за всех ответил капитан Листер. — Пожалуй, это единственное, что мы можем обещать твердо.

* * *

Разговор с Верховным Посвященным — полный намеков и недомолвок — оставил в душе Кирилла странный осадок. Вообще, все, что произошло с ним с того момента, когда странный незнакомец окликнул его, в отчаянии опустившегося на поребрик тротуара в сотне-другой метров от посольства Инферны, теперь представилось ему каким-то маршем по топкому болоту к неведомой и ненужной цели. Желание смыть с себя липкую жижу этого невидимого болота заставило его подняться с лежанки и, сняв с крючка одноразовое полотенце, направиться в душевую. Собственно, этот крючок и лежанка и составляли всю меблировку небольшой кельи. И эта келья должна была служить его жилищем в течение довольно долгого времени. Тех двух или трех недель, что понадобятся господину настоятелю для «выправки документов» гостям с Фронды.

Келья располагалась в том же самом «левом крыле» огромного здания Серого монастыря, куда ранее отправились на постой его бывшие спутники и проводники по Аш-Ларданару. Этот унылый, согнутый буквой L коридор, надежно изолированный от остальных помещений Дома, судя по всему, специально предназначался для содержания гостей. Он был оснащен всего лишь одной душевой на дюжину выходивших в него комнат. И одними на всех «удобствами».

Ладно. Тот, кто годика четыре провел в орбитальных казармах Космодесанта, обычно не задумывается о комфорте. Это, помнится, всегда бесило Ганку... Но о Ганке тоже лучше не задумываться.

Ледяная вода и впрямь помогла Кириллу избавиться от одолевшей его вконец душевной маеты. Топая по гулкому коридору обратно к своей келье, он уже чуть меньше прислушивался к брюзжанию своего «внутреннего голоса» и чуть больше — к гулкой тишине вокруг. Тишина эта, впрочем, оказалась не абсолютной.

За одной из дверей кто-то скулил. Тихо и безнадежно, иногда захлебываясь и замолкая. Так скулят раненые зверьки. Или просто брошенные кем-то. С некоторой растерянностью Кирилл определил, откуда, из-за какой двери льется этот странный плач. Подошел к ней, прислушался и затем осторожно ее приоткрыл. В Доме, видно, не признавали замков и даже защелок. И хорошо смазывали дверные петли. Дверь открылась без звука, впустив его в полутемную комнату.

Судя по всему, Торговцев в Доме жаловали больше, чем непрошеных гостей с небес. Во всяком случае, комнату, которая досталась Дурной Траве, трудно было назвать кельей. В ней присутствовали некоторые элементы комфорта — жалюзи на окне-амбразуре, пара табуретов и даже нечто вроде прикроватной тумбочки. Между этим «нечто» и стеной, скорчившись, словно от страшной боли, сидела и размазывала кулаками слезы по лицу Карин Малерба.

— Что с тобой? — испуганно спросил Кирилл, подходя к ней.

Он машинально присел перед Карин, взял за плечо:

— Ты... Тебя кто-то обидел?

Он вспомнил, что Торговцы только что вернулись из города — в долине. С торгов.

«Надули их там, что ли? — подумал он. — Или между собой чего-то не поделили?»

— Нет! — вдруг выкрикнула Дурная Трава. — Никто не может меня обидеть, дурак!

Она запнулась, уставившись на Кирилла злым взглядом заплаканных глаз.

— Просто у меня всегда так, когда я возвращаюсь с Аша... Реакция у меня такая. Н-на то... На то, что осталась жива. Вообще — на все. Я... Я все время боюсь, что меня... Что придется платить. За то, что я слышу Камни. За то, что я продаю их. За удачу... За жизнь вообще...

Она неожиданно вцепилась в Кирилла и ткнулась заплаканным лицом ему в грудь.

— Не-на-ви-жу! — сдавленно выдохнула она. — Не-на-ви-жу, когда ко мне лезут с утешениями... Это пройдет все...

Она оттолкнула его так, что тот едва не полетел на пол. Выпрямилась и отвернулась к окну.

Кирилл тоже поднялся с корточек, шагнул к выходу.

— Считай, что меня здесь не было, — сказал он, берясь за ручку двери.

Карин порывисто обернулась и выкрикнула чуть хрипловато:

— Останься! Не смей уходить...

Загрузка...