— Наталья! — Отчим позвал ее в комнату, где, судя по голосам и звону рюмок, высокий суд уже дошел до нужной стадии.
Поправив перед зеркалом прическу и поясок на платье (она должна быть изящной, красивой и изысканной!), девушка открыла дверь и вышла в большой зал. Ее приветствовали сдержанными возгласами или просто кивками, и только дядя Сережа — приветственно приподнял свой бокал. Она склонила голову, лишь на мгновение успев ответить ему теплым взглядом.
— Господа присяжные заседатели! — откашлявшись, начал отчим. — Обвиняемая предстала перед нами, и мы можем приступить к рассмотрению дела номер… — он пошуршал блокнотом — …номер девятнадцать дробь два! Господа, прошу вас задавать вопросы.
— Назовите себя, возраст и род занятий, — Ксения Львовна была деловита, и строга, подчеркнуто сухо глядя на нее сквозь старомодные очки.
— Наталья, двадцать один год, студентка.
— У вас есть отводы к составу суда?
— Есть.
Заседатели удивленно переглянулись. Такой поворот событий был необычен и выбивался из привычного уже сценария. Хотя…
Хотя право заявить такой отвод Наталья имела, и это признавали все.
— Назовите человека и причину.
— Наш дачный сосед Владимир. Причина — мне просто стыдно.
— Отвод отклоняется вследствие незначительности указанной причины.
Володька старательно подавил вздох облегчения, доедая Наташку глазами.
— Кто из присутствующих должен взять на себя неблагодарную и трудную роль вашего защитника?
— Я добровольно отказываюсь от защитника, надеясь на справедливость и мудрость уважаемых господ.
Дядя Сережа незаметно показал большой палец, а заседатели дружно и одобрительно закивали головами.
— Вам известно, в чем вы обвиняетесь?
— Да, известно. Я совершила три проступка. Пропуск занятий по гимнастике, пропуск семинарского занятия по культурологии и невежливое обращение с уважаемым отчимом.
— Вам известно, что столь серьезные проступки подлежат серьезному наказанию?
— Известно.
— Возможность просить о снисхождении вам будет предоставлена в последнем слове. Борис Сергеевич, будьте добры, представьте комиссии свои выводы по первому проступку.
Борис Сергеевич поправил очки, столь же вычурные и старомодные, как у Ксении Львовны, и доложил комиссии:
— Наталья пропустила стандартное тренировочное занятие по гимнастике продолжительностью три часа, на котором должно быть доведено до совершенства упражнение номер семь. В ответ на мое первое и весьма корректное замечание было сказано, что в домашних условиях она сделает это самостоятельно, причем куда лучше и быстрее, чем в нашем тренажерном зале и под моим руководством. Тем самым, как я считаю, было проявлено еще и неуважение ко мне, как к тренеру, поскольку без моего руководства столь сложный комплекс постичь нельзя.
— Обвиняемая, назовите причину пропуска занятий и отказа от наблюдения тренера.
— Я не могла идти на занятия в купальнике.
— Почему?
— На бедрах были свежие следы от наказания.
— Кем и как вы были наказаны?
— По решению отчима за день до занятия — сорок ударов ротанговой розгой по ляжкам спереди и сзади.
— То есть вы решили скрыть от тренера и подруг по секции факт полученного и заслуженного наказания?
— Да.
— А чем был мотивирован отказ от личного руководства Бориса Сергеевича?
— Это не было неуважением. Я постаралась разучить все сама.
— Понятно. Аргумент не принимается… или? — Ксения Львовна сделала паузу, заметив поднятую руку дяди Сережи. Выслушав его, неохотно кивнула головой, скривившись от неизбежной справедливости:
— Уважаемые заседатели, прошу вас отметить в бюллетенях вид наказания по первому пункту первого проступка. Степень наказания за неуважение к тренеру мы определим только после того, как обвиняемая покажет нам, как она самостоятельно смогла разучить указанный комплекс.
— Факт наказания, — упрямо поправил дядя Сережа, — по второму пункту первого проступка — не степень, а факт…
Борис Сергеевич недовольно засопел, но беглое голосование решило вопрос в пользу мнения дяди Сережи. Затем комиссия зашуршала бумажками, которые посыпались в вазу темного стекла.
— Второй проступок — отсутствие на семинарском занятии по культурологии… Назовите причину.
— В этот день я была наказана двухчасовым сидением на кобыле.
— То есть время занятия вы провели в комнате для наказаний?
— Да.
— Вы считаете это уважительной причиной?
Наташа молча пожала плечами. Дядя Сережа предостерегающе покачал головой, но Ксения Львовна уже возмущенно вскинулась очками:
— Отвечайте на поставленный вопрос!
— Да, я считаю это уважительной причиной.
— Уважаемая комиссия, прошу комментировать.
Отчим хмуро заметил:
— Она в тот момент была наказана, и я не мог допустить неповиновения.
— Но ведь можно было перенести время наказания, — откашлявшись и отчаянно краснея, наконец подал голос сосед Володя.
— Я тоже просила отсидеть после возвращения с учебы… — сказала Наташа, и опять недовольно покачал головой дядя Сережа, словно предсказав реплику Ксении Львовны:
— Я просила комментариев присяжных, а не ваших! Извольте стоять молча!
— У меня была запланирована важная встреча, и я не мог ждать ее возращения из института. Поэтому принял решение посадить на кобылу немедленно — тем более, что проступок был идентичный, пропуск занятий. Так продолжаться больше не могло.
Ксения Львовна еще раз поправила очки:
— То есть предыдущий проступок автоматически потянул за собой совершение второго? И первоначальная вина не была компенсирована должным образом? Прошу голосовать простым поднятием рук: признать ли по второму факту вину обвиняемой.
— Четверо считают вас виновной, двое — нет. Итак, вы признаны виновной и по второму пункту. Прошу назначить обвиняемой наказание.
Шуршание бумажек, движение по кругу вазы темного стекла.
— Третий проступок. В чем проявилось неуважение, Олег Сергеевич?
— Я не хотел бы комментировать. Тем не менее, прошу уважаемых коллег принять во внимание сам факт, что неуважение было. И весьма серьезное.
— Не могу ставить под сомнение слово моего друга и коллеги, — впервые взял слово Дмитрий Николаевич, театрально огладив пышную седую бороду. — Однако отказ от комментария делает невозможным наше дальнейшее суждение…
— Ну, пусть скажет, чего там… — снова черт дернул Наташу за язык.
Дядя Сережа в сердцах даже махнул рукой — ну что за девка, опять нарвалась! Она мысленно ответила ему: «А чего он! Придумал тоже — драить сапожки голыми губками… да еще руками не трогать, только бедрами работать… Ну, я высказала, что думаю…»
Отчим повторно отказался комментировать, но ситуацию это уже мало могло изменить: третье предупреждение за неуважение к присяжным и процессу слушания дела, которое выразилось «в пререканиях и замечаниях».
Гордясь собой и своими искусством ведения дела, Ксения Львовна подытожила:
— Третий проступок по первичной заявке с обсуждения снят, однако номер третий остается за неуважение к процессу. Господа, прошу в третий раз определить наказание обвиняемой.
— Обвиняемая, вы можете пока удалиться в свою комнату. Вас вызовут для оглашения приговора.
О чем они там шумели и звенели рюмками, Наташа не прислушивалась. И без того понятно, что проступки достаточно весомые, она не сомневалась в необходимости наказания и переживала только за то, чтобы к наказанию не привлекли посторонних. И так Володька вон сидит, глазами кушает.
— Наталья!
Она вновь проверилась перед зеркалом, хотя знала, что через минуту вся эта укладка волос и тщательно приглаженного наряда полетит ко всем чертям. Вернулась и послушно встала в центр большой комнаты.
— Обвиняемая, вы признаны виновной по всем названным пунктам. Вы будете просить о снисхождении?
— Нет.
— Причина?
— Осознание мною тяжести моих проступков.
— Мы полагаем, что осознание будет еще более полным после наказания.
— Да.
— Все виды наказания, которые вам определены в результате тайного голосования господ присяжных, предполагают полное и безусловное обнажение всего тела. Вы будете обжаловать это решение?
— Нет. Я должна быть наказана голой.
— Будьте добры снять платье.
Наталья быстро выполнила распоряжение, оставшись в скромном лифчике и тонких трусиках.
— Вы будете просить о наказании один на один?
— Нет. Я заслужила публичное наказание.
— Снимите лифчик и предъявите членам комиссии груди.
Щелкнув замочком и аккуратно убрав в сторонку лифчик, девушка по очереди подошла к каждому из шести присяжных и позволила потрогать красивые полушария грудей с крупными сосками.
— Ни у кого нет отводов или возражений по наказанию грудей и сосков обвиняемой?
— Нет. Груди выглядят крепкими и, на мой взгляд, вполне способны перенести назначенное наказание, — ответил Боис Сергеевич.
— Красивые груди, — смутился сосед Володька. Еще бы, его первый раз позвали вот так вот, в полной мере судить и наказывать Наташку, до этого он только пару раз мельком видел ее при порке на лавке в сарае, и когда она полола сорняки голышом.
— Хорошие, развитые груди, однако соски показывают возбуждение обвиняемой, — покачал бородой Дмитрий Николаевич.
— Вы правы. Наказание грудей будет увеличено на десять процентов по всем пунктам. Еще какие-либо замечания у членов суда есть? Если нет, прошу обвиняемую обнажиться полностью.
Наташа без промедления спустила трусики, мельком поймав одобрительный взгляд дяди Сережи. На этот раз члены комиссии столь же внимательно и придирчиво ощупывали, мяли ее зад и промежность. Краснея и потея, первый раз запустил пальцы между ног и сосед Володька, поразившись, какими податливо-горячими были ее половые губки. На бритом лобке Натальи коротко топорщилась едва отросшая щетинка, но в вину это ей не поставили, поскольку отчим справедливо предупредил комиссию — девушка не выбрила лобок по его распоряжению. (О том, что распоряжение было «в целях более качественной чистки обуви», он решил умолчать).
Перед началом наказания ей предстояло проделать эту процедуру: кто-то из комиссии, по жребию, удалит оставшиеся волоски сухой и тупой бритвой. Внимательно были проверены не только бедра, ягодицы и промежность — опытные челны комиссии осмотрели также запястья и лодыжки Натальи — потому что это был весьма важный вопрос фиксации тела наказанной.
Там же, посреди общей комнаты, ей пришлось дважды, в быстром и затем в замедленном темпе, провести ту самую серию упражнений по гимнастике, которую она пропустила на тренировке. Вышколенное, тренированное и закаленное наказаниями тело девушки с такой грацией извивалось и изгибалось на полу, что дрогнуло даже закаленное сердце Бориса Сергеевича — и когда Наталья в очередной раз, в замедленном темпе, перешла из стойки на руках в шпагат, а затем буквально вывернулась наружу, высоко и открыто вскинув волнительно обнаженные бедра, он ворчливо снял обвинение «по пункту два…»
Перед тем, как отвести обвиняемую, точнее уже приговоренную, в зал для наказаний, комиссия продолжила легкий ужин, совмещенный со жребием — кому готовить девушку к исполнению приговора. Как и следовало ожидать по закону подлости, это оказался вовсе не дядя Сережа, одно присутствие которого так заметно волновало Наташу. Жребий подготовить ее лобок к порке, то есть попросту побрить начисто, выпал, как она и боялась, соседу Володьке. Тот едва дождался, пока Наталья выйдет из душа и сухо вытрется. После этого она легла на спину, широко раскинув ноги и приподняв навстречу лоно. К счастью, поза девушки не позволяла видеть ее прикушенные губы — настолько неумело орудовал Володька действительно тупой бритвой. К концу бритья промежность девушки была красной от сильного раздражения, и с общего разрешения Ксения Львовна побрызгала на влагалище спреем. Наталья выгнулась еще сильнее и глухо застонала — боль от спрея была длинно-огненной и сухой.
И вот, наконец, все проходят в хорошо знакомую Наталье и почти всем присутствующим комнату наказаний. Кто-то усаживается, кто-то стоит у стенки, а девушка занимает место посреди гостей, стоя на коленях и закинув руки за голову. Это вычитанная то ли отчимом, то ли Борисом Сергеевичем в книжках «Поза послушания и ожидания приговора».
— Обвиняемая, напоминаю, что вы признаны виновной по трем пунктам. Согласованное мнение комиссии, за вычетом самого легкого и самого сурового наказания, выглядит следующим образом:
По первому пункту — сто ударов мокрыми ремнями, распятой на косом кресте, двумя исполнителями одновременно. Исполнители — Борис Сергеевич и Дмитрий Николевич, согласно выпавшего жребия.
По второму пункту — наказание розгами в виде повторяющегося движения ползком «сквозь строй» господ заседателей — общим числом в 40 ударов каждым исполнителем.
По третьему пункту — наказание легкой многохвостой плетью грудей в 20 ударов и промежности в 30 ударов, жребий выпал Ксении Львовне.
И последнее: недельный жребий владения вами выпал… — Ксения Львовна сделала театральную паузу, развернула бумажку и с откровенным вздохом сожаления огласила: Сергею Ипатьевичу.
…Пока ее руки привязывали к кресту и готовили к порке ремни, дядя Сережа под видом укладки рассыпавшихся волос шепнул на ухо:
— Мы выиграли дело, зайка. Вся неделя — наша!
2005 г.