Я наполняю кувшин игристым вином фейри до краев для командора Дардженто – я ненавижу его так же сильно, как стирку.
Вру. Я ненавижу его гораздо сильнее.
– Я могу отнести ему заказ после того, как проверю, свободна ли комната, – говорит Джиана, старшая сестра Сибиллы, и ставит блюдо на деревянную стойку.
У Джианы, как и у Сибиллы, очень светлые, серебристые глаза, которые кажутся еще светлее на фоне ее темно-коричневой кожи. Между сестрами разница в шесть десятилетий, но родители общие – редкость для Люче, где верность необязательна. Особенно учитывая, что чистокровные живут шесть-семь столетий, а полукровки – половину этого срока. Если бы я прожила так долго, я бы, наверное, устала от своего партнера.
Я смотрю в сторону круглого стола, за которым сидит командор.
– Я способна пересилить отвращение и поставить кувшин на стол, а не пролить содержимое на колени.
Сибилла выносит из кухни большую кастрюлю, от которой идет пар с ароматом тимьяна.
– Чьи колени ты хочешь облить вином? – спрашивает она и добавляет со смешком: – Представь, как бы ты разбогатела, если бы брала с него медяк каждый раз, когда он прикасается к тебе.
– Он все еще так делает? – спрашивает Джиана и пристально смотрит, как командор Дардженто, Катон и с ними еще трое высокопоставленных чиновников уничтожают кабанятину.
Я хватаю кувшин за ручку:
– Если бы я начала взимать плату с постоянных посетителей за то, что они прикасаются ко мне, я бы купила особняк в Тарекуори.
Сибилла хихикает, а Джиана нет. Она все еще сердито смотрит на командора, который вытирает жир с острого подбородка.
– Все в порядке, Джиа.
– Ничего не в порядке, – качает она головой и переводит взгляд на меня. – Caldrone[14], как я ненавижу это место.
– Нет, ты просто ненавидишь его посетителей, – говорит Сибилла и уходит.
Джиана вытирает тарелку.
– Наши посетители – животные.
– Животные добры, – говорю я. Она смотрит на меня снизу вверх, и мне хочется ущипнуть себя. Хотя Джиана никогда не осуждала меня, считается, что полукровки любят своих животных только зажаренными под ароматным соусом.
– Ты права. Наши посетители хуже.
– Не обобщай, Джиа. Среди нас есть замечательные экземпляры, – говорит Феб, светловолосый фейри, и ставит локти на стойку.
– Не видела тебя всю неделю, Фебс, – улыбаюсь я. Он мне симпатичен.
Он сцепляет пальцы вместе и кладет их на затылок, потягивается. Наверное, только что проснулся. Мой друг – ночной житель.
– Семейные делишки, – говорит он.
Я хмурюсь, потому что Феб ненавидит свою семью. Он переехал из Тарекуори в Тарелексо, как только мы закончили школу.
– Какие делишки?
– Флавия только что обручилась.
– Твоя сестра обручилась? С кем?
– С чистокровным.
– Которым из них? – Не то чтобы я знала всех в Люче, но остроухие люди составляют двадцать процентов нашего населения, и после учебы в единственной школе в Тарекуори я так или иначе слышала о большинстве семей.
– Викторий Сурро. – Феб произносит это имя с таким отвращением, что я не могу удержаться от улыбки.
Несмотря на то что сам Феб остроухий, он ведет себя так, будто уши у него круглые. Иногда я боюсь, что своим поведением он заработает железную расправу, которой подверглась моя мать, но, несмотря на всю свою наглость, Феб чист сердцем и духом.
Я киваю в потолок:
– Твой будущий зять в настоящее время занимает комнату прямо над нами.
Феб следит за моим взглядом, его зеленые глаза тускнеют.
– Ржавый Котел.
Я ухмыляюсь и несу вино к столу командора. Я стараюсь держаться рядом с Катоном, которому по крайней мере доверяю.
– Господа, вам понадобится что-нибудь еще? – спрашиваю я.
Командор скользит по мне своими янтарными глазами. Прыгнуть бы в канал, чтобы смыть его плотоядный взгляд, но я расправляю плечи и натягиваю улыбку на лицо.
Он откидывается на спинку стула, заставляя деревянные перекладины скрипеть. Тело у него крупное, мускулистое. Если бы он не был невоспитанным подхалимом, я бы даже восхищалась его фигурой, но для меня важнее характер, а характер командора такой же гнилой, как фрукты, что продаются на пристани.
– Ты знаешь, что Юстус о тебе думает? Что ты здесь не только вино подаешь, синьорина Росси.
Катон вздрагивает.
Не знаю.
– Дедушка верит во многие ужасные вещи обо мне. Из-за моих ушей, полагаю, – улыбаюсь я Сильвию, потому что нет ничего сильнее улыбки. Мужчины сразу теряются, зато у них масса идей, что делать при виде румянца. – Я надеюсь, вы объяснили ему, что единственные бедра, которые я массирую, – это кабаньи, которые вы так любите, командор.
Мне не смешно, а вот уголки губ Сильвия приподнимаются.
– Ты должно быть хорошенько их массируешь, потому что они невероятно нежные, – шутит он в ответ.
Так мне и надо.
– Если это все…
– Церера одобряет твою работу? – Он склоняет голову набок, как будто пытается заглянуть мне за спину, но его глаза прикованы к моим, так что, возможно, он пытается увидеть нечто внутри меня.
– Почему бы и нет? Марчелло и Дефне относятся ко мне как к собственной дочери. Кроме того, моя бабушка поощряет финансовую независимость.
Один из его соседей по столу фыркает. Для всех наших продвинутых мыслителей лючинские женщины – второй сорт.
– И ты добилась ее? – Губы Сильвия блестят от свиного жира.
С живыми кабанами я еще не общалась, они живут только в дебрях Тареспагии, и встречались они мне только в разделанном и засоленном виде, но я уверена – их общество понравилось бы мне больше, чем общество Дардженто.
– Итак, синьорина Росси, – Сильвий медленно облизывает губы. – Ты финансово независима?
Поскольку он знает, что это не так, я не утруждаю себя ответом.
– Что-нибудь еще? – Мой голос больше не сладкий, как мед, а терпкий, как золотистые сливы.
– Нет. Спасибо, Фэллон, – кивает мне Катон, как всегда вежливо.
Порыв ветра касается кожи, объявляя о приходе нового клиента. Должно быть, кто-то очень важный, думаю я, увидев, как проститутки, сидящие на коленях у потенциальных клиентов, перестают нашептывать сладкие пустяки в их заостренные уши.
– Любимый принц Люче вернулся. – Сильвий все еще сидит, откинувшись назад, но, к счастью, его взгляд больше не направлен на меня.
Я оборачиваюсь и вижу Данте, закрывающего вход в таверну, золотые украшения, закрепленные тут и там в густых косичках, мерцают так же ярко, как и пуссеты в его длинных ушах.
– Пожалуйста, – он вскидывает руку в воздух, – не прекращайте веселиться из-за меня.
Шум нарастает, как и мой пульс, когда наши взгляды встречаются и он улыбается. Я направляюсь к нему, сердце бьется так быстро, как крылья спрайта. Я собираюсь сказать, что он нашел меня, но что, если его визит в таверну не имеет ко мне никакого отношения?
Эта мысль отрезвляет.
– Добро пожаловать в «Дно кувшина», Altezza.
Его друзья – злой рыжеволосый Таво и уравновешенный светловолосый Габриэле – подходят сзади, обшаривая взглядом толпу: первый – в поисках веселья, второй – неприятностей.
Как всегда, я заколола волосы, чтобы они не лезли в глаза и не падали на шею, но когда я стою перед Данте, а он внимательно смотрит на меня, я сожалею о прическе, ведь из-за нее форма ушей еще заметней.
Я борюсь со смущением. С каких это пор меня это волнует? Не волнует. Как и Данте, иначе он не нанес бы мне визит.
– Вас трое?
– Да.
Оторвав взгляд от объекта моей одержимости, я веду их к столику рядом с командором в задней части таверны, в зоне, отведенной для самых уважаемых гостей, которую можно отгородить тяжелой бархатной занавеской, если того пожелают посетители.
– Когда ты начала здесь работать, Фэл? – спрашивает Данте. От его тела исходит тепло, которое опаляет мою оголенную кожу.
– После окончания школы. – Я сосредоточиваю свое внимание на полу, чтобы не споткнуться о чьи-то вытянутые ноги или не наткнуться на блуждающую девицу.
Мужчины за столом командора встают, даже Сильвий, и кланяются.
– Вольно. – Данте, должно быть, стоит прямо позади меня, потому что его теплое дыхание дразнит мою шею, когда он шепчет: – Я надеюсь, ты позаботишься о нас, Фэллон.
Я поворачиваюсь к нему лицом.
– Ну, это моя работа.
– Твоя единственная работа? – Его приподнятая бровь передает смысл сказанного.
– Да, Данте. Моя единственная работа. Я оставляю очаровательных мужчин профессионалам.
– Хорошо. – Его ответ такой же мягкий, как и предшествующая ему улыбка.
Пока мы вот так стоим рядом, пока его глаза удерживают мои, толпа расплывается, как в калейдоскопе. Он облизывает пухлую нижнюю губу, и это переносит меня мыслями в прошлое, в тот темный переулок, где сбылась моя детская мечта.
Тонкая рука обхватывает меня за талию – Сибилла.
– Выглядишь блестяще, Данте. – Ее голос грубо возвращает меня в теплую таверну. – Я удивлена, что твои уши еще не начали отвисать под тяжестью такого количества золота.
Данте отпускает мой взгляд, улыбается Сибилле.
– И я удивлен, что твой язык не раздвоился от такого количества шуток.
Она откидывает голову назад и смеется, в то время как я все еще под впечатлением от принца, чтобы даже хихикнуть.
– Что сегодня в меню, Сиб?
– Основное блюдо – жареный кабан с айвой, на выбор – тушеный тюрбо или лингвини[15] со знаменитым на все королевство маминым соусом из баклажанов и сливок.
Он оглядывается на друзей, которые уже уселись, откинувшись назад и широко расставив ноги.
– Мы возьмем по одному каждого. Сделайте большие порции. Дорога домой была изнурительной.
Таво присвистывает, когда Берил, одна из любимых проституток-полукровок, проходит мимо стола. Он обхватывает ее за талию и тащит к себе на колени, ее пышные груди подпрыгивают. Если бы он рискнул проделать со мной подобное, я бы его укусила, но милая Берил просто хихикает. Она смеется, и его рука исчезает под гофрированной спереди юбкой, которая открывает вид на ее стройные ноги.
– Скоро все подадим, – говорит Сибилла и с силой тянет меня назад, но я упираюсь, когда острый аромат роз ударяет мне в нос.
Подобно змее, почуявшей кровь, Катриона скользит к принцу. В отличие от других местных девушек, она куртизанка. Другими словами, вместо медяков она берет серебром, и, вместо того чтобы разгуливать полуголой, она не выставляет товар напоказ, пока не заплатят.
Ее украшенные драгоценными камнями ногти царапают белый мундир, облегающий мускулистую грудь Данте, золотую отделку его стоячего воротника.
– Добро пожаловать домой, Altezza.
Хотя я восхищаюсь Катрионой за то, что она добилась всего сама, в данный момент мне хочется затянуть на ее шее кружевной чокер, который она подобрала к своему бордовому платью.
Пальцы Сибиллы предупреждающе впиваются в мою талию. Хорошо, что у меня нет магии, иначе я бы призвала кувшин с водой и опрокинула на блестящие светлые локоны.
– Катриона, – предупреждающе произносит Данте.
Мой гнев стихает.
Хотя Катриона была со многими, я точно знаю, что она не была с принцем, потому что ее рот такой же развязный, как и ее тело. Иногда я удивляюсь, что мужчины все еще хотят с ней переспать, учитывая ее склонность к сплетням, но Катриона считается лучшей в Люче, а чистокровные полагают, что заслуживают только лучшего.
Я сжимаю зубы, когда она шепчет что-то на ухо Данте – это занимает все его внимание, он смотрит на их сцепленные руки. Возможно, он и не хотел, чтобы прикасались к нему, но, по-видимому, не против сам прикоснуться к ней.
Ревность снова сдавливает мою грудь.
– Фэллон, – шепчет Сибилла. – На кухню. Сейчас же.
На этот раз, когда она дергает меня назад, я не сопротивляюсь.