Дом неистовых клятв

Эйрин посидела с нами некоторое время, и мы общались с ней через Фибуса, который стал невероятно бегло говорить на языке воронов. Понаблюдав за тем, как я обглодала с веток все ягоды, удивлённо приподняв уголок губ, она попросила её извинить и ушла помогать Коннору готовить обед для членов Круга.

— Пока что, — говорят в унисон Сибилла и Фибус, улыбаясь, как безумные.

— Мы с Эйрин начали… — Фибус сжимает губы.

— Начали? — спрашиваю я.

— Выращивать ещё больше бенфрола, — заканчивает за него Сибилла. — Ты же вернулась, и теперь поглощаешь их как бобёр. В каком бы виде их не подавали.

Она кивает на вино, которое я отпиваю.

И тут до меня доходит, что она почти не притрагивалась к своей кружке.

— К слову о вине, почему ты не пьёшь?

— Я пью.

Фибус демонстративно поднимает кружку и делает большой глоток.

— Я имела в виду Сиб.

Мои друзья обмениваются взглядами, которые заставляют меня резко выпрямить спину. Небесное вино переливается через край кружки, промочив мой рукав, но я почти этого не чувствую из-за того, как громко стучит моё сердце.

— О боги, ты… ты и Маттиа…

Улыбка, которая растягивает губы Сиб, такая широкая, что обнажает все её белоснежные зубы.

— Срок ещё совсем маленький, но да, — она прижимает ладонь к животу, — Во мне растёт маленький полурослик.

Фибус подносит руку ко рту и притворяется, что шепчет мне:

— Понадеемся на то, что ребёночек унаследует характер Маттиа и шевелюру Сиб. В противном случае это будет катастрофа.

Сиб хватает одну из голых веток бенфрола и швыряет её в голову Фибуса. Ветка застревает в его волосах, доходящих теперь ему до плеч.

Он достаёт ветку и бросает её обратно на тарелку.

— Твоя незрелость начинает меня беспокоить, Сиб.

Она приподнимает подбородок и ухмыляется, а я продолжаю моргать, точно кто-то пустил пыль мне в лицо.

Когда мне, наконец, удаётся опрокинуть в себя кружку с вином, я вскакиваю со стула, огибаю стол и заключаю свою скрытную подругу в объятия.

— Когда ты планировала мне рассказать?

— Когда нам с Фибусом удалось вытащить тебя из твоей головы. Но там столько всего происходило, — она нежно похлопывает меня по лбу, — что я решила не загружать тебя ещё больше.

— Прости, что была зациклена только на себе, — я целую её в щеку, а затем еще раз обнимаю. — Я так за тебя рада, — неожиданно я отрываюсь от неё. — Ты ведь рада?

Не думаю, что они планировали ребёнка.

— Неожиданно, да?

Она выпячивает грудь вперёд.

— Но ты только посмотри на мои прелести. И мою сексуальность…

Она приподнимет брови.

— Просто зашкаливает!

Несмотря на то, что я отсутствовала не по своей воле, мне так жаль, что я столько всего пропустила.

Я беру Фибуса и Сибиллу за руки и крепко их сжимаю, чем обращаю на себя внимание своих друзей.

— Я чертовски скучала, — мой голос становится таким низким, что мне с трудом удаётся закончить предложение, — по вам двоим.

Моё признание заставляет глаза моих друзей заблестеть.

Фибус громко шмыгает носом. Вытерев глаза небесно-голубым рукавом своей рубашки, он произносит слова, которые нарушают этот эмоциональный момент.

Не будучи уверенной в том, что я верно его расслышала, я медленно повторяю его вопрос:

— Рассказала ли мне Мириам о том, что у шаббианок не бывает менструаций?

— Так рассказала или нет?

Я смотрю на своего друга, раскрыв рот, потому что… Что?! И ещё…

— Тебя это может удивить, но мы с Мириам не обсуждали наши месячные — или их отсутствие — во время нашего заточения.

Немного оправившись от шока и осознав, что у меня никогда больше не будет идти кровь, я спрашиваю:

— Откуда ты знаешь?

— Книги. Когда у тебя мало секса, появляется много свободного времени на чтение.

Его трагичный тон заставляет улыбку Сиб исчезнуть.

— Похоже «горестное выражение лица» заразно.

Она встаёт.

— Я лучше пойду, пока вы меня не заразили.

Она берёт мою пустую кружку.

— Шутка. Сейчас вернусь. Мне просто нужно отлучиться в дамскую комнату, так как мой новый квартирант хотя и размером с фасолину, но весит как шесть золотых слитков, которые сложили на мой мочевой пузырь.

Мои губы наконец-то принимают форму, отличную от округлой, и я разражаюсь смехом.

— Ну, наконец-то. Мы беспокоились, что Мириам заставила тебя отказаться от своего чувства юмора в обмен на магию. Мы, конечно, были готовы дружить с тобой и дальше, ведь это всё-таки магия крови.

Она подмигивает мне.

— Но нам, вероятно, пришлось бы встречаться с тобой не так часто.

Я снова издаю смешок и качаю головой.

— Да будет вам известно, не было никакого обмена. С моего чувства юмора всего лишь надо было немного стряхнуть пыль после стольких дней, проведённых под землей. Там было не так много людей, с кем можно было подурачиться.

Весёлый огонек в глазах Сиб гаснет.

— Нет. Не надо меня жалеть, — я качаю головой. — К тому же иногда там было не так уж плохо.

Я позволяю наименее ужасным моментам разрастись и затмить всё то нехорошее, что случилось со мной.

Фибус втягивает ртом воздух.

— Неужели ты почти заменила нас Юстусом и Мириам?

— О, точно нет. У тех двоих очень ограниченный набор шуток.

Фибус пожимает плечами.

— Она превратила твою мать в твоего самого любимого зверя, так что у неё наверняка есть некоторое чувство юмора, пикколо серпенс.

Я закатываю глаза, а Сиб прижимает руку к груди.

— Хвала Котлу. Мы с Фибусом очень переживали. Не каждый день удаётся стать лучшим другом королевы.

— Я ещё не королева.

Фибус сжимает мою руку, после чего отпускает её и берет свой кубок с вином.

— Дорогая, ты чертова принцесса Шаббе и пара короля. Ты же понимаешь, что ещё какие-нибудь несколько секунд, и Лоркан встанет на призрачное колено и преподнесёт тебе… — укоряющий взгляд Сиб заставляет его кашлянуть и закончить, — свою глубочайшую любовь.

— Так… что, чёрт возьми, вы от меня скрываете?

— Ничего, — говорят они в унисон.

А затем Сиб прижимает руку к животу и говорит, довольно громко, что она описается, если не поторопится.

Я внимательно смотрю на Фибуса.

— Рассказывай.

— О чём?

Фибус изучает свою серебряную кружку так пристально, словно собирается вырезать её из камня на одном из своих следующих занятий с Ридом.

То есть, когда он снова увидит Рида, так как Рид сейчас на Шаббе вместе с маммой. То есть Агриппиной.

— Погода как будто стала мягче… вот дерьмо.

Его зелёные глаза широко раскрываются и впиваются в дверной проём.

Я поворачиваю голову, потому что, насколько я поняла, мы больше не обсуждаем метеорологические способности Лора.

— Сиб не добежала?

Я застываю на месте, когда мой взгляд падает на двух мужчин, стоящих в дверях «Небесной таверны».

ГЛАВА 53

Я так резко встаю, что ударяюсь коленом в стол.

— Коннор? — я пытаюсь произнести его имя спокойно, но мой голос звучит слишком жёстко.

Коннор выходит из-за барной стойки.

— Tà, Фэллон?

— Пожалуйста, выпроводи Антони из Небесного королевства.

Маттиа делает резкий вдох.

— Что на тебя нашло? Это Антони.

Мускул на моей челюсти начинает пульсировать из-за того, как сильно я сжимаю зубы.

— Антони больше не рады в этих стенах.

Коннор пристально смотрит на меня в течение целой секунды, после чего переводит взгляд на Антони, глаза которого вперились в мои.

Моё сердце начинает колотиться о рёбра, и его частые удары напоминают стрелы тех дикарей.

Фибус обхватывает меня рукой за талию.

— Неужели тебе хватило смелости заявиться сюда, Греко?

Коннор кивает на коридор, но Антони не двигается с места.

— Я пришёл извиниться.

Он приподнимает свой гладкий свежевыбритый подбородок.

Несмотря на то, что я не хочу его видеть и хочу, чтобы он убрался подальше от моей пары, я рада, что он не провёл ночь на улице.

— Его обыскали на предмет оружия?

Пять воронов, утопивших свои клювы в кружках, поднимают глаза на Антони. Даже Маттиа оборачивается, чтобы посмотреть на своего друга.

— При мне нет обсидиана, но у меня есть кинжал.

Антони поднимает руку, прося оборотней не атаковать его, после чего опускает другую руку на пояс и достает острый клинок, сверкающий серебром.

— Ты ведь не думаешь, что он пришёл для того, чтобы убить Лора в его собственном доме? — дыхание Фибуса ударяет в раковину моего уха.

И пока воображение моего друга не стало причиной бунта, я говорю:

— Нет.

Маттиа сжимает напряжённое плечо Антони.

— Ему нужно безопасное место, где бы он мог остановиться и набраться сил, Фэллон.

— Я организую для него дом. Где угодно в Люсе. Но не здесь.

Маттиа проводит рукой по своим спутанным светлым волосам.

— Фэллон, будь благоразумна. Улицы Люса сейчас небезопасны.

— Не надо говорить мне о благоразумии, Маттиа.

Пальцы, которые я сжала в кулак, напрягаются ещё сильнее, когда Антони хватает наглости разочарованно покачать головой и посмотреть на меня с такой холодностью, с которой он смотрел на меня в ту ночь, когда я отказала ему из-за Данте.

И с чего бы ему быть разочарованным? Он хочет смерти для моей пары, и он ещё, мать его, удивляется, что я хочу вышвырнуть его за стены этого замка?

— Тареспагия принадлежит воронам, — говорю я. — Там безопасно.

Маттиа фыркает.

— Там проходят восстания. Люди мародерствуют и сжигают дома. Высокопоставленные фейри толпами уезжают на Тарекуори и в Глэйс. Все пытаются сбежать оттуда, а ты хочешь отправить его туда?

Светловолосый полурослик опускает взгляд на руки своего друга, на пальцы без ногтей, которыми тот обхватил ножны своего кинжала.

— Разве он недостаточно страдал?

— На чьей ты стороне, Маттиа?

Несмотря на то, как сильно пульсирует в венах моя кровь, к своему удивлению, я остаюсь твёрдо стоять на ногах.

— Что здесь происходит?

Сибилла, которая уже вернулась из туалета, пересекает таверну, подходит к своему моряку и обвивает его за талию тонкой рукой.

— Маттиа? — говорю я, не сводя взгляда с его озадаченных голубых глаз. — На чьей… ты стороне?

— На стороне Лоркана Рибава и воронов. И что это ещё за вопрос?

— Тогда ты можешь остаться; а Антони нет.

Маттиа раскрывает рот.

— Он позволил тебе жить под его крышей, когда ты вернулась в земли фейри, Фэл.

— Потому что я не желала вонзить нож ему в горло.

Маттиа бледнеет и переводит взгляд на каменный профиль Антони. А затем делает шаг назад.

— Ты хочешь вонзить нож в горло Фэллон?

— Нет.

Густые брови светловолосого фейри опускаются на его высоком лбу.

— Тогда я не…

Сибилла отводит Маттиа в сторону, чтобы объяснить ему всё то, что я ей рассказала.

Повисает тишина, и я провожу языком по зубам.

— Зачем ты сюда пришёл, Антони?

— Я пришёл кое-что обсудить с Лорканом. И я…

— Нет.

— … уйду после того, как мы с ним…

— Нет.

— … поговорим. Я не знал, что теперь для получения аудиенции у Небесного короля, нужно твоё одобрение, Фэл.

— Я дам ему знать о твоём желании встретиться с ним. Если ему будет интересен этот разговор, он тебя найдёт. А теперь, не мог бы кто-нибудь, твою мать, унести Антони из этого замка?

Я начинаю разворачиваться, но грубый смех Антони останавливает меня.

— Какой же ты стала безжалостной.

— Это неправда.

— Разве?

Я так быстро поворачиваю голову в его сторону, что моя шея издаёт хруст.

— Я спасла тебя, Антони, а теперь я выбираю спасение своей пары и нашего народа.

— Я приехал не ради того, чтобы кого-то убить. И если ты мне не веришь, накорми меня солью, Фэллон.

— Ты, может быть, и решил, что будет умнее встать сейчас на сторону Лора, но что будет, когда война закончится?

— Я не знаю.

Он убирает кинжал в ножны.

— Может быть, куплю лодку и отправлюсь жить в ту часть моря, которой никто не владеет.

А, может быть, вонзишь обсидиановый клинок в спину моей пары.

«Похоже, я пропустил нешуточную перепалку, Behach Éan».

Я выстраиваю стены вокруг своих мыслей, чтобы Лор не успел увидеть сцену, которая всё ещё преследует меня в мыслях. Он, может быть, и знает, что Антони его ненавидит, но лучше ему не знать о планах морского капитана относительно Люса.

«Ты ничего не пропустил».

Я осматриваю «Небесную таверну» в поисках клубов дыма или перьев, но воздух остаётся прозрачным и неподвижным, и его нарушает лишь горячее дыхание, которое вырывается из моих раздувающихся ноздрей.

«Ты уверена, mo khrà?»

«Угу. Оставайся на собрании. Я разберусь».

— Не мог бы кто-нибудь сообщить Лоркану Рибаву, что я желаю поговорить с ним? — говорит Антони.

— Фэллон сказала «нет», — отвечает Коннор. — Идём. Я тебя отвезу.

— Не знал, что королева Данте имеет столько власти над воронами.

— Я не его королева, — огрызаюсь я.

— У меня другие сведения. Ведь я присутствовал на бракосочетании.

Все присутствующие вороны переводят на меня взгляды, словно Антони удалось заронить в их головы сомнение насчёт того, можно ли мне доверять.

— Ради всего святого, — я делаю широкий взмах рукой, — раз уж ты там был, не желаешь ли рассказать всем о том, как меня заставили связать мою кровь с долбаным психом, угрожая тем, что ты можешь потерять язык и бог знает какие ещё части тела, которые был готов отрубить тебе Данте.

Гнев заставляет мои слова взрываться в наполненном напряжении воздухе.

— А лучше расскажи им о том, как я разрезала цепи, которыми ты был прикован к стене, а затем нарисовала жабры на твоей шее, чтобы ты, мать его, не утонул, после того как тебя бросили там.

Глаза Антони начинают подёргиваться.

— Я спасла тебя, даже несмотря на то, что ты желаешь покончить с властью моей пары. Так что не надо приходить сюда и обвинять меня в том, что я спелась с врагом, потому что я — мать его — презираю Данте Регио!

Тени накрывают мои плечи и шею. Они приподнимают мою голову и скользят по моей челюсти, которая дрожит.

«Глубокий вдох, любовь моя».

«Я же сказала тебе не вмешиваться», — ворчу я.

«И пропустить грозную вспышку гнева своей пары?»

Я сердито смотрю на Лора, что только заставляет его обвиться вокруг моего тела и притянуть меня ближе.

«Что сделал с тобой этот человек, Behach Éan?»

Взгляд Лора проходится по моему напряжённому лицу.

«Ничего. Ничего он со мной не сделал. Я просто хочу, чтобы он ушёл».

«Вчера ты его спасла».

Я кривлю губы.

«Что сделал с тобой этот мужчина?»

Я закрываю глаза, потому что если я расскажу Лору о том, что сделал… а точнее — сказал мне Антони, то он уже не покинет Небесное королевство живым.

«Расскажи мне».

Слеза стекает по моей щеке. Я опускаю ресницы, чтобы отогнать слёзы. Несмотря на то, что Антони защищал меня, несмотря на то, что он потерял из-за меня свои ногти, я не могу смириться с его признанием, потому что в итоге я всегда буду выбирать свою пару.

«Он хочет твоей смерти, Лор».

ГЛАВА 54

Как только признание вылетает из моего сознания, я закрываю глаза, чтобы не видеть того, что уготовил Лор для Антони.

«Открой глаза, mo khrà».

«Я предпочту этого не делать».

Ещё больше слезинок стекает по моим щекам.

«Ты веришь в то, что Греко может измениться?»

«Я не стану рисковать твоей жизнью, Лор».

«Я повторяю… ты веришь в то, что Греко может измениться?»

Мои веки взмывают вверх.

«Ты думаешь, я оглохла? Думаешь, Мириам заставила меня отдать свой слух и чувство юмора в обмен на магию?»

Кривоватая улыбка приподнимает его призрачный рот.

«Мне, конечно, интересен корень этой мысли, но нет, Фэллон. Я не думаю, что ты чего-то из этого лишилась».

Моё горло так сильно сжимается, что мне становится больно глотать.

«Я не знаю. Я только знаю, что он хочет, чтобы монархиям пришёл конец».

«Какая идеалистичная идея».

Он заводит волосы мне за уши, убирая их с моих мокрых щёк.

«Я жил в такие времена, когда Люс был разделён между племенами. Тогда это было жестокое место, полное беззакония, где процветали богачи, а бедняки были брошены на произвол судьбы. Даже период владычества Регио не сравнится с той раздробленной империей».

Я вижу образ горной дороги, усыпанной крошечными телами, чьи конечности и головы вывернуты под неестественными углами. Я вижу деревянный дом, охваченный огнём. Пронзительные крики молодого человека, похожего на ангела мщения, доносятся из пламени, а на его руках лежит бездыханное тело темноволосой женщины.

Я вижу, как он падает на колени, чёрные волосы рассыпаются по его лицу, когда он прижимается лбом к неподвижной груди женщины. Я слышу, как он шепчет: «Она мертва, Лоркан». И когда он поднимает лицо и приковывает меня взглядом знакомых чёрных глаз, Лор забирает меня из своего воспоминания.

«Кем была эта женщина?» — задыхаясь говорю я, точно только что выбежала из того дома вместе со своим отцом.

«Это была твоя бабушка».

Его призрачные пальцы двигаются вверх и вниз по моей спине, лаская её.

«Фейри подожгли деревню. К тому моменту, как мы заметили пламя на горных пастбищах, фейри убили наших младших братьев и сестёр, и совершили непотребства с нашими матерями».

Холод от его теней проникает в мою плоть.

«Прости», — бормочет он. «Я не должен был посвящать тебя в эти воспоминания, но я хотел, чтобы ты увидела, что мир не был лучшим местом до того, как я нашёл первую шаббианскую королеву и попросил её о помощи».

Он отделяется от моего тела и направляет всю силу своих лимонных глаз на морского капитана.

Я обхватываю себя руками, чтобы унять дрожь, вызванную видом тех крошечных разбитых тел и безумных глаз моего отца.

«Что ты сделаешь с Антони?»

«Я его выслушаю, а затем выпровожу из своего замка».

«То есть ты не собираешься его убивать?»

«Если я буду убивать каждого, кто желает моей смерти, мне придётся властвовать над королевством трупов».

«Мой милосердный король».

«Я не был особенно милосердным в ту ночь, когда тебя забрали, Фэллон. Я превратился в монстра. Крылатого демона из фейского фольклора, которым пугают детей».

Я пытаюсь протянуть руку и коснуться его, но он больше не стоит рядом со мной.

Коннор кивает на тёмный коридор.

— Морргот согласиться на встречу. Имоген отвести тебя к нему.

Я замечаю удивление на лице Антони, но его быстро сменяет подозрительность. Может быть, он думает, что его собираются отвести на казнь?

Чтобы развеять дурные мысли, которые могут закрасться ему в голову, я говорю:

— Он оставит тебя в живых, Антони.

Русоволосый моряк поворачивается ко мне и смотрит на меня с другого конца таверны. После долгой паузы, он кивает мне и говорит:

— Спасибо.

— Я не имею отношения к его милосердию.

А затем он исчезает, а передо мной появляется Фибус. Его глаза широко раскрыты и обеспокоены.

— Что, чёрт возьми, произошло в тех туннелях?

— Разве я недостаточно рассказала?

— Нет, Фэллон, ты ничего о них не рассказала. Кроме той информации, которой ты только что поделилась, но до прихода Антони ты замолкала каждый раз, когда мы с Сиб пытались выведать у тебя подробности твоего заключения.

— Я выбралась оттуда живой. И пока предпочту не загружать свою голову всем остальным.

Я провожу руками по лицу.

— Ты можешь загрузить этим наши головы. Позволь нам разделить с тобой эту ношу. Для чего тогда друзья?

— Загрузив этим вашу голову, я только продлю жизнь этим воспоминаниям. Дайте мне о них забыть. Когда война закончится, если вы с Сиб захотите обо всём узнать, я вам расскажу, а пока помогите мне об этом забыть.

Он обхватывает меня руками за плечи и притягивает к своей груди.

— Хорошо. Давайте тогда напьёмся. Сиб, моя любимая трактирщица, принеси нам огромный кувшин с Небесным вином.

— Я думала, что это я твоя любимая трактирщица, — бормочу я в его голубую рубашку.

— А ты, дорогая Фэллон, моя любимая шлюш… подружка.

Улыбка врезается в мои щёки.

— Ты только что назвал меня шлюшкой?

— Не-е. Я сказал подружка.

— Я услышала «шлюшка».

Сиб — мастер по делегированию обязанностей — наблюдает за тем, как Маттиа направляется к барной стойке за кувшином.

— Не могу дождаться, когда Фэллон поделится твоим новым прозвищем со своей парой, — говорит она и потирает руки.

Фибус фыркает.

Я издаю смешок.

Фибус прижимает меня ещё крепче и ложится щекой на мою макушку. Я обхватываю его руками за талию и обнимаю в ответ.

— Спасибо, — бормочу я.

— За что, Капелька?

— За то, что любите меня безусловной любовью.

— Это правило входит в манифест дружбы, который я составляю. Забыла?

Мою грудь сжимает, точно половозрелый ворон уселся прямо на неё. Каменный ворон.

— И ты тоже должна любить нас в ответ безусловной любовью, — Сиб шлёпает меня по попе, — шлюшка. То есть, подружка, — хихикает она.

— Эй, Лор? — деланно кричит Фибус. — Ты слышал, как Сибилла только что назвала твою пару?

— Во-первых, это ты первый придумал, Фибс. А во-вторых, он любит меня чуть ли не больше других.

— Никто не любит тебя больше других, Сиб, — дразнит он её.

Очередная волна смеха вырывается из моей груди, но она накрывает меня вместе со слезами, потому что даже несмотря на то, что моя мать излечила все мои видимые раны, крошечные трещины всё ещё покрывают меня, и если я не найду способ быстро их залатать, они рискуют меня потопить.

А я не могу позволить себе утонуть.

***

Я должна плыть.

— Ты войдёшь в воду вот здесь. А затем направишь свою мать в сторону расщелины.

Мой отец, красные глаза которого говорят об очередной бессонной ночи, указывает на ту часть моря, которая граничит с ракоккинским лесом, последним участком суши, которым владеют вороны.

— Я привязал твою юбку к стволу дерева. Когда я вышел из воды, твоя мать кружила в воде вокруг него. Эрвин остался, чтобы проследить за ней.

Моя сердечная боль, вызванная переизбытком эмоций, вином и недостатком сна, стихает при мысли о том, что Мин… моя мать меня ждёт.

— Я тебя отнесу…

Мой отец отрывает глаза от карты и пристально смотрит на Лора, который расхаживает по библиотеке в таком быстром темпе, что его тени даже не успевают принять какую-нибудь форму.

— Нет. Это сделаю я.

Лор, должно быть, прорычал что-то Кахолу, потому что тот прищуривает глаза.

— Тебе повезло, что я вообще позволил тебе присоединиться.

И снова наступает тишина.

— Я тоже знаю, где пал твой ворон, Морргот. Я был там, когда ты, мать твою, вылетел вперёд, и в тебя попала стрела. И это было, мать твою, глупо.

Я моргаю, глядя на них двоих.

Мой отец взмахивает своей огромной рукой.

— Это было глупо, потому что гигантский кусок обсидиана угодил бы в заросли кораллов, а не пролетел мимо них, как твоя крохотная железная птичка.

Если бы я так не нервничала, я бы улыбнулась, услышав, как мой отец назвал Лора крохотным, но мои щёки только и могут что втягивать и выдувать изо рта воздух. Я ещё даже не успела войти в воду, а уже задыхаюсь. Мне надо успокоиться.

«Мы не будем этого делать».

Глубокий вдох. Глубокий выдох.

«Мы это сделаем».

«Ты только посмотри на себя».

«Это ты посмотри на себя».

«Фэллон», — рычит он.

«Пошли, достанем твою крохотную птичку, Лор».

Мой подкол заставляет его замедлиться.

«Надо было позволить той стреле попасть в твоего отца. Тогда его чувство юмора не передалось бы тебе».

Я прерываю свою дыхательную гимнастику и широко улыбаюсь.

Кахол хмурится, увидев мою улыбку, а затем качает головой и выуживает что-то из кармана своих штанов.

— Вот.

Он протягивает мне кожаный ремешок, на котором болтается ракушка.

— Твоя мать носила такую на шее, чтобы в случае чего протыкать ею палец.

Я смотрю на его подарок, а затем быстро собираю волосы, чтобы он мог надеть медальон мне на шею. Он затягивает узелок, и ракушка оказывается во впадинке между моими ключицами.

— Спасибо, dádhi.

Отец фыркает.

— Это не железный клинок.

Похоже, мой отец не знает, как реагировать на благодарность.

— Готова? — спрашивает он, не сводя с ракушки своих хмурых глаз.

Я провожу руками по чёрному боди, которое надето на мне по такому случаю, после чего кладу ладонь на остроконечную раковину и киваю.

— Я готова.

Но готова ли?

ГЛАВА 55

Как только огненно-розовая чешуя разрезает беспокойную поверхность моря, освещенного лучами заката, моему сердцу становится чуть спокойнее. Эти воды, может быть, и кишат патрульными фейри, но когда рядом со мной моя мать, а также отец с Лором, я ничего не боюсь.

Несмотря на то, что я не верю в фейских богов, я верю в Котёл.

— Ты создал воронов, пожалуйста, не надо их уничтожать, — бормочу я порывам ветра, которые врезаются в море и наполняют всё ещё тёмный воздух солёным привкусом.

Благодаря времени суток и созданному Лором шквалистому ветру, который сотрясает лес, даже чистокровки не смогут заметить нашу маленькую компанию. Как только мой отец подлетает поближе к поверхности моря, сопровождающие нас вороны, которые прилетели с нами из Монтелюса, взмывают в затянутое облаками небо и исчезают в плотной белой пелене.

Вот и всё. Моя голова начинает идти кругом от воодушевления, а желудок сжимается от нервов. И от вина. Боги, мне не надо было столько пить. Пытаясь удержать в себе жидкость, которая плещется сейчас в моём желудке, я прокалываю три пальца ракушкой и провожу ими по своей шее так, как учил меня Юстус.

Лор, который не сказал ни слова за время нашего двухчасового путешествия, следит за движением моих пальцев.

«Как долго протянут твои кровавые жабры?»

«Достаточно долго, так как я из рода Мириам».

Его настроение портится при упоминании Мириам. Представляю, каким будет их воссоединение…

«Лор, как только я почувствую, что действие заклинания заканчивается, я всплыву на поверхность и заново их нарисую».

«К тому времени поверхность будет усеяна этими долбаными фейри».

Он явно не имеет в виду, что вода будет в буквальном смысле усеяна их телами, но у меня перед глазами всё равно появляется кровавое море, по которому плывут обезглавленные фейри.

К счастью, мой отец каркает, положив конец моим жутким мыслям. Этот звук также заставляет Минимуса высунуть его… её рог из воды.

«Минимус — твоя мать. Твоя. Мать. Фэллон. Это она. И, по сути, она даже не морской змей».

«Она именно змей, и никак иначе», — шепчет тихий голосок у меня в голове.

Я заглушаю его, так как пессимизм это не мой стиль, и продолжаю неотрывно смотреть в её огромные глаза цвета оникса.

Мой отец приземляется и складывает крылья. Несмотря на то, что мне не нужно задерживать дыхание, я инстинктивно набираю побольше воздуха. Моя мать ныряет, а затем появляется мгновение спустя рядом с моим отцом.

Подобно тому, как я спешивалась с Ропота, я перекидываю ногу через спину отца и соскальзываю вниз. Вода, которая касается моей замёрзшей кожи, оказывается на удивление тёплой.

Пока я плыву в сторону ожидающего меня змея, отец превращается в дым и погружается в воду. Поскольку он недолго может оставаться в этом обличье, он совсем скоро превращается в ворона и взлетает вверх, точно пробка, чем сотрясает жидкую поверхность воды, тёмную, точно чернила.

«Как только ты снова станешь цельным, я требую солнечных дней, Лор».

Его тени окутывают меня.

«Как только я снова стану цельным, я отзову облака и поджарю своё королевство до хрустящей корочки. Любое твоё желание — для меня закон».

Я уже готова изменить своё желание и попросить его поджарить Люс вне зависимости от итога сегодняшнего дня, но это выдаст мои сомнения, а я решила бороться с любыми сомнениями.

Моя мать прижимается головой к моей шее и нюхает меня. А затем вытягивает язык и облизывает мою кожу.

Ой! Неужели кровь не впиталась?

Я погружаю голову под воду, и когда чувствую, как воздух проникает под кожу в том месте, где она облизала меня, напряжение в моей груди ослабевает.

Змей опускает нос в воду и проводит языком по надрезанным подушечкам моих пальцев. От неё не укрывается ни одна рана.

Пока её волшебная слюна затягивает мои крошечные ранки, мои мысли наполняются образами разноцветных существ, которые плавают вдоль широких каналов, напоминающих проспекты Тарекуори и окруженных коралловыми рифами, сверкающими так, словно они инкрустированы драгоценными камнями. А затем я замечаю белую мраморную статую. Несмотря на то, что я лишь раз видела мать Данте вблизи — в тот день, когда Данте выпускался из Скола Куори — я тут же узнаю её в этом мраморном образе.

Видение исчезает, и я снова оказываюсь в беспокойных волнах, в которых сверкают лишь чешуйки моей матери, а также клюв и когти моего отца.

«Вот, где я пал. Покажи Дайе».

Вспомнив, что рассказывал мне Лор об умении шаббианцев мысленно общаться со своими змеями, я обхватываю ладонями её огромную голову и так пристально вглядываюсь в её черные глаза, что они начинают расплываться. Я заново проигрываю воспоминание Лора, сделав особый акцент на мраморной статуе.

Когда я моргаю, вернув себя в «здесь и сейчас», Миним… Дайя не кивает, но разворачивается и как будто ждёт.

«Хватайся за неё, Behach Éan».

Я подплываю ближе и хватаюсь за её огромный рог. Когда она понимает, что я крепко за неё держусь, она взмахивает хвостом и устремляется на глубину. Когда мы проносимся сквозь косяки радужных рыбёшек, которые разлетаются в стороны, точно огни фейерверков, моя нервозность и тошнота отступают, и на их месте расцветает удивление.

Несмотря на то, что свет меркнет по мере того, как мы опускаемся всё ниже, морская жизнь становится ярче. И не только из-за других змеев, но также из-за кораллов, похожих на наши острова и окрашенных в такие же радужные цвета, что и дома Тарекуори и Тарелексо.

Боги, если бы я знала, что под голубой гладью скрываются такие чудеса, я бы провела свои последние десять летних сезонов, исследуя море. Я не знаю, как долго мы плывём, но мои пальцы немеют из-за того, как сильно я сжимаю рог своей матери. Я отпускаю одну руку и начинаю её разминать, после чего хватаюсь за рог и повторяю то же самое с другой рукой.

Дайя замедляется.

Как только все мои десять пальцев соединяются между собой, я произношу одними губами:

«Иди».

Она как будто нехотя взмахивает хвостом. И тут я понимаю, что каждый раз, когда я произносила эту команду ранее, я просила её оставить меня.

Я смотрю в её глаза и вкладываю ей в голову образ, в котором я прилепилась к её рогу, точно нить водорослей, и скольжу в сторону расщелины. Она фыркает, словно лошадь, выпустив вереницу крошечных пузырьков из ноздрей-щелочек, а затем разворачивается и начинает работать плавниками. Они тонкие и нежные, точно горгонии², но при этом им удаётся начать перемещать нас вперёд.

«Долго ещё, Лор?»

«Мы почти на месте».

Я запрокидываю голову, ожидая увидеть днища гондол, пересекающих поверхность воды, но либо прошло слишком мало времени, либо шторм заставил фейри остаться дома, потому что, насколько я могу видеть и слышать, никакие лодки не рассекают воды Филиасерпенс.

Я снова перевожу внимание на морское дно.

«Ты сможешь понять, на какой глубине находится твой ворон?»

«Как только мы доберёмся до расщелины, да».

Мрачный тон голоса Лоркана заставляет мою кожу покрыться мурашками и притупляет мой восторг.

«Что с твоими запасами воздуха?»

«Всё отлично».

Когда вокруг нас снова повисает тишина, я не могу не задаться вопросом — как я узнаю о том, что моя магия перестала работать? Может быть, моя кожа просто затянется, или жабры сначала станут тоньше и лишь потом исчезнут?

«Я из рода Мириам», — утешаю я себя, — «а Мириам могущественная волшебница».

Я решаю, что сегодня не тот день, когда я узнаю, как долго могу дышать под водой.

Приняв такое решение, я расслабляюсь. Ну, насколько может расслабиться человек, который собирается исследовать самые отдалённые уголки нашего мира.

Чтобы не предаваться нервозности, я решаю поднять тему, которая была у меня на уме добрую половину вчерашнего дня.

«Расскажи мне о том, что вы обсуждали с Антони».

Ответ Лора поступает не сразу, словно он взвешивает все «за» и «против».

«Его роль в будущем Люса. Морской капитан жаждет власти».

Мои брови изгибаются.

«Он вот так просто сознался в этом?»

«Фэллон, мы с тобой пара. Я могу читать твои мысли. Антони знал, что ещё каких-нибудь несколько дней, и я сам найду его, чтобы обсудить с ним вопрос его устремлений. Он знал, что единственный для него выход это прийти ко мне, если он не хочет ходить и оглядываться до конца своих дней».

Сделав вздох, Лор добавляет:

«Я, может быть, и ненавижу этого мужчину за то, что он тебя домогался, но, птичка, надо признать, что для смертного он довольно остроумен и хитёр».

«С чем он к тебе пришёл?»

«Он предложил сделку».

«И ты её принял?»

«Да. Он предложил вернуться в туннели с Маттиа и взорвать их. Всю сеть».

Мои глаза округляются.

«И какую цену он попросил?»

«Он хочет официальное место в Круге».

«Значит, он получит ту власть, которую так жаждет…»

«Как только разрушит туннели до основания».

«Он ведь знает, что не может убить Данте?»

«Да».

Интересно, надолго ли хватит его энтузиазма?

«Маттиа и Габриэль уже взорвали туннели под Монтелюсом. Если Данте хочет добраться до Тарекуори, ему придётся выйти в джунглях и перейти мою гору».

Лор говорит как кот, который играет с мышью.

«Только, пожалуйста, будь осторожен. Как ты и сказал, Антони хитрый».

«Не волнуйся, Behach Éan».

Моё желание закатить глаза очень сильно. Как он это себе представляет? Его уже пырнули когда-то в спину.

«Это сделал друг. Антони мне не друг, и никогда им не притворялся».

Немного помолчав, он добавляет:

«Претенденты на мой трон, любовь моя, никогда не увидят мою спину; и они скорее познают вкус моих теней, чем увидят моё лицо».

Он всё ещё меня не убедил, и я сомневаюсь, что ему удастся это сделать. Не раньше, чем Котёл позволит мне снять заклятие. Эта мысль заставляет меня перевести внимание с одного врага на другого. Я вспоминаю о плане, который хочет провернуть мой дед, как только Лор сделается цельным, и отчаянно пытаюсь придумать другой. Тот, в котором моя пара не превращается в железо. Однако мои мысли прерывает вид, который открывается передо мной.

На фоне кромешной тьмы в глубокой впадине, среди переплетённых тел, покрытых яркой чешуей, сверкает белый мраморный образ матери Данте.

Мы на месте.

ГЛАВА 56

Моя мать подплывает к статуе, после чего останавливается. Мы начинаем погружаться в расщелину, но взмах её хвоста заставляет нас подняться и снова поравняться со статуей. Чудесное тёплое течение окутывает мои голые ноги и руки и согревает кожу, покрывшуюся мурашками.

К нам подплывает множество змеев, которые смотрят на нас огромными чёрными глазами, полными любопытства. Те, что постарше, подталкивают меня своими длинными носами, а молодые — молочно-белыми рогами. Всё это заставляет мою заботливую мать зашипеть. Я похлопываю её по длинной шее, покрытой белыми шрамами, и целую один из них.

Интересно, если она примет человеческое обличье, будут ли видны эти шрамы, оставленные нонной в тот день, когда я упала в канал? Я быстро отгоняю от себя эти мысли. Мне надо сосредоточиться на задаче, благодаря которой я зависла над печально известной траншеей, где, по слухам, покоится множество мёртвых фейри, несогласных с политикой Люса.

«Ты не найдёшь здесь никаких трупов».

Я смотрю на Лора, чьи золотые глаза, должно быть, закрыты, потому что я не вижу их блеска среди теней.

«В течение многих веков змеи уносили тела тех, кто падал в Марелюс, к берегам Шаббе, где их потом лечили. Даже если лечение не требовалось».

Несмотря на то, что Мириам упоминала это в день высвобождения моей магии, я рада тому, что он подтвердил мне эту информацию. Как же это отвратительно, что я стала жертвой очередной лжи, распространяемой режимом Регио. Я уже жду не дождусь, когда вороны смогут править этими землями.

«Ты чувствуешь своего ворона?»

Тишина.

«Лор?»

Я отстраняю любопытных молодых змеев, которые не обращают внимания на шипение Зендайи, и всматриваюсь в тёмные воды в поисках своей пары.

«Лор, твой ворон».

Когда он мне не отвечает — снова — мой пульс начинает колотиться о рёбра. Мин… моя мать чувствует моё беспокойство и неправильно его истолковывает, потому что заключает меня в кольца своего огромного тела. Я глажу её, чтобы она не утащила меня подальше от этой траншеи и моей миссии.

«Лор, если ты не ответишь мне сию же минуту, я…»

«Я здесь».

«Рада это слышать, но я буду ещё более рада, как только ты расскажешь мне, где пал твой ворон».

«Мы возвращаемся».

«Что?»

«Покажи своей матери место, где тебя оставил Кахол».

«Что?!»

«Разве ты меня не услышала? Наверное, всему виной твои чешуйчатые друзья».

Я быстро похлопываю по щеке малютку-змея, которому удалось просунуть голову сквозь импровизированное заграждение, созданное Зендайей, пока его шею не придавило.

«О чём таком ты, чёрт возьми, говоришь?»

«Моего ворона нельзя достать в данный момент. Как только мы освободим Шаббе, мы попросим Прийю помочь».

«Почему моя прабабка может помочь, а я нет?»

«Потому что, Фэллон, она знает множество заклинаний. Вероятно, она знает заклинание, способное поднимать железо на поверхность воды».

«Как глубоко ты упал?»

«Оставь это».

«Я совершенно точно не собираюсь это так оставлять. Я не для того проделала весь этот путь…»

«Мы приплыли сюда. Мы посмотрели. А теперь мы уходим».

Я запрыгиваю ему в голову и, прежде чем он успевает выдернуть меня оттуда, мне удается поймать видение.

«Даже не думай об этом, Фэллон».

Но так же, как я сделала это в тот день, когда освободила его последнего ворона на галеоне, я не ограничиваюсь только мыслями. Я пытаюсь обратить на себя внимание матери, но она слишком занята, чтобы заметить мой взгляд, так как отгоняет своих сородичей.

«Даже если твои чудесные жабры сохранятся, жар расплавит твою кожу».

«Ты этого не знаешь».

Я поднимаюсь чуть выше, хватаюсь за рог и обращаю её лицо к себе. Как только я завладеваю её вниманием, я вкладываю ей в голову образ расщелины, внизу которой находится Лор и которая изрыгает столько пара, что вода вокруг неё дрожит.

«Как думаешь, почему ни один из змеев не выловил меня?»

«Потому что они не любят принимать тёплые ванны. Но знаешь что? Я их обожаю. Чем горячее, тем лучше».

На мгновение мне кажется, что я его убедила, потому что он ничего не говорит, но затем он вклинивается между моей матерью и мной с нахмуренным выражением на призрачном лице.

«Мы говорим, мать его, не о походе в ванную, mo khrà».

Я закусываю губу. Лихорадочный пульс Лора замедляется. Он, должно быть, решил, что я усомнилась в своём решении приблизиться к подводному вулкану, но мои мысли заняты совсем не этим.

Я высвобождаюсь из чешуйчатых колец Зендайи, затем хватаюсь за невероятно огромное и острое ухо королевы-матери и повисаю там на некоторое время. Я всё ещё не знаю, как глубоко находится ворон Лора, но если я последую за горячим потоком вниз, я рано или поздно его найду.

Я начинаю переставлять руки и спускаться по лицу маммы Регио.

«Фэллон?»

«Да?»

Я выстраиваю в голове забор вокруг своего плана и изо всех сил сосредотачиваюсь на выступе, на котором я сейчас повисла.

«Ты ведь не собираешься ослушаться меня?»

Я фыркаю, отчего маленькие пузырьки попадают мне в глаза.

«Конечно, нет. Мне просто нравится смотреть на эти драгоценности. Это ведь жемчужное ожерелье?»

Я перемещаюсь на другой выступ в сторону сверкающих бусин, украшающих горгонию, которые действительно оказываются жемчужным ожерельем. Осторожно, чтобы не повредить коралл, я снимаю их с фиолетовой горгонии и обматываю вокруг лямки своего плавательного костюма.

Мне нужно собрать как можно больше таких ожерелий, чтобы сделать из них удилище, наподобие той верёвки из длинных травинок, которой я пыталась подцепить Лора в горной траншее. Тогда верёвка порвалась, но мне удалось подцепить стрелу и вытащить её. Сегодня у меня такая же цель.

Я спускаюсь по выступу, снимаю ещё одно ожерелье и связываю бусины между собой. Змеи подплывают ближе и следят за тем, как я собираю драгоценности. Неожиданно я начинаю переживать о том, что они посчитают меня воровкой. Когда бирюзовый змей подплывает ко мне, наклоняет голову и нацеливает рог в мою грудь, мои пальцы отпускают ожерелья, и те падают обратно на горгонию.

Змей останавливается в миллиметре от меня, и я замечаю на его роге блестящую нить. Он подталкивает мою руку, и тогда я понимаю, что он приплыл не для того, чтобы меня забодать. Он принёс мне ещё одно ожерелье.

Моё сердце ещё больше теплеет к этим невероятным существам. Я снимаю нить жемчуга с его рога, и он уплывает. После чего я поднимаю обронённые мной ожерелья и связываю все три вместе.

Ещё один змей с браслетом из бриллиантов тычется мне в плечо. Я беру браслет и добавляю его к своей цепи.

«Если тебе так нужен сундук с драгоценностями, Фэллон, я закажу для тебя самые великолепные экземпляры, которые никогда не касались другого человека, но, пожалуйста, давай поспешим, пока твой запас воздуха не исчерпался».

Моё сердце издает низкий стук из-за того, что он помнит о моей глупой одержимости новыми вещами.

«С моим запасом воздуха всё в порядке. К тому же здесь так много красивых вещей, которые можно брать совсем даром».

Моя мать протискивается между двумя другими змеями, которые подносят мне драгоценности. Вокруг её рога обмотана старая якорная цепь, на которой нет якоря. Я улыбаюсь, видя её подношение.

«А ты знаешь, как превзойти всех остальных, мамма».

Когда я освобождаю её от ржавой цепи, она так гордо вскидывает голову, что из моих сжатых губ вырывается смех и стайка пузырьков.

Я начинаю привязывать ожерелья к цепи и слышу, как Лор чертыхается. Похоже, он понял, что мои отчаянные попытки связать воедино все эти украшения не имеют ничего общего с моим желанием собрать побольше сокровищ.

«Прежде чем на меня накричать, Ваше Величество, вспомните про ущелье и про то, как окупилась нам моя изобретательность».

Я слышу, как он начинает считать.

«Пытаешься рассчитать длину моей цепи?» — спрашиваю я сладким голоском.

Я абсолютно уверена в том, что причина, по которой у него получилось такое маленькое число, не связана с его расчётами. Он просто пытается успокоиться, чтобы не оторвать мне голову.

«Я клянусь, птичка…»

«Любить и заботиться обо мне, как завещал Котёл — или Морриган — в горе и в радости, в богатстве и бедности, в железном, призрачном или человечьем обличье, во веки веков?»

«Что?»

«Извини. Я подумала, что ты репетируешь свою клятву перед предстоящим бракосочетанием».

Его золотые глаза исчезают, а затем появляются снова, но на этот раз они сильно прищурены.

«Или ты уже не хочешь на мне жениться?»

«У меня может вообще не остаться невесты, если ты бросишься в эту подводную могилу».

Весь этот его драматизм заставляет меня фыркнуть.

«Ты ведь понимаешь, что я брошу за твоим вороном вот эту чудо-цепь, а не своё тело?»

Он снова начинает медленно считать.

«Твой отец спрашивает, почему мы задерживаемся. Должен ли я сообщить ему о твоём непродуманном плане?»

Непродуманном плане? Боги, этот мужчина может быть настоящим брюзгой, когда всё идёт не так, как ему хочется.

«Предлагаю рассказать ему о том, что Дайя решила устроить мне экскурсию по своему логову. Если ты, конечно, не хочешь, чтобы я вылавливала его обездвиженного ворона из расщелины после того, как закончу вытаскивать твоего».

Благодаря целой армии змеев-помощников у меня в руках вскоре оказывается самая длинная, крепкая и прекрасная удочка в истории удочек. Я приподнимаю её, любуясь своей работой.

«Достаточно ли она длинная, Лор, или мне стоит добавить ещё ожерелий?»

Он фыркает.

Я сжимаю губы. Какой же он упрямый.

«Ты мне совсем сейчас не помогаешь».

«Как по мне, она в любом случае будет слишком короткой».

Я вздыхаю и уже собираюсь заверить его в обратном, но он прерывает меня.

«Если это не сработает, птичка, я увожу тебя наверх».

«Это сработает».

Я забрасываю цепь на очередной выступ и позволяю ей утянуть меня за собой, а затем повторяю всё то же самое ещё три раза.

«Тебе стоит подумать над тем, как озвучивать свои желания, вместо того, чтобы погружаться в негатив».

Мой совет встречает такая оглушительная тишина, что улыбка невольно приподнимает мои губы.

«Ты раздумываешь над тем, чтобы выпросить у Котла новую пару?»

«Я не выпрашиваю».

Я закатываю глаза и закидываю свою удочку на следующий коралловый выступ.

«Позволь мне выразиться иначе: потребуешь ли ты у Котла новую пару, когда всё это закончится?»

«Нет. Даже если с твоих костей слезет вся кожа».

Я морщу нос.

«Не надо вкладывать мне в голову этот ужасный образ».

По мере моего погружения, свет вокруг тускнеет, а вода становится более вязкой. Море давит мне на уши, и их начинает закладывать всё чаще. Когда я миную пятый по счету выступ, змеи перестают следовать за мной. Все кроме моей матери. Она не покидает меня, хотя становится всё более беспокойной, как и моя пара.

Я уже собираюсь забросить цепь на очередной выступ, как вдруг Зендайя врезается в меня, чтобы не дать мне спуститься ещё ниже. Я пытаюсь завладеть её вниманием и показать ей железного ворона, но она начинает мотать головой и лихорадочно осматриваться. Если не Лор прервёт мою миссию, то это может сделать она.

«Сколько ещё, Лор?»

«Когда пальцы твоих ног начнут покрываться волдырями, ты сможешь меня увидеть».

«Смешно».

Я всматриваюсь в тёмную воду, окружающую меня, в поисках знакомых глаз, но он либо отвернулся от меня, либо куда-то делся.

Неожиданно у меня над головой начинается драка между двумя змеями. Мин… моя мать поднимает голову. Воспользовавшись тем, что она отвлеклась, я опускаюсь вместе с цепью. Как только она понимает, что я уплыла от неё, она испускает пронзительный вой и делает взмах хвостом, но температура воды, должно быть, сделалась слишком нестерпимой для неё, потому что она резко подаётся назад, словно перед ней оказалась стена.

Её глаза округляются, вой становится громче. Она устремляется ко мне и почти подхватывает меня рогом за плавательный костюм, но я приседаю, и она промахивается. Она испускает ещё один низкий вой, от которого вода вокруг как будто начинает вибрировать.

«Ты ещё со мной, Лор?»

«А где мне ещё, мать его, быть, Behach Йan?» — бормочет он, и его тени скользят по моей коже, точно охлаждающая мазь.

Я спускаюсь еще на два пролёта вниз, и жар становится еще более нестерпимым, даже для такого любителя горячей ванны, как я. Мои глаза так сильно щиплет от соли и ужасно высокой температуры, что мне едва удаётся держать веки раскрытыми. И прежде, чем Лор воспользуется моим дискомфортом, я начинаю напевать непристойную застольную песню, заглушая стенания своей матери.

Выглянув за выступ и сбросив вниз цепь, я спускаюсь ещё ниже. Я никогда не засовывала руки или ноги в котёл с супом, который готовил Марчелло, но я подозреваю, что ощущения должны быть похожими.

Моя нога касается предмета, совсем не похожего на коралл, и я морщусь, потому что… да, это определённо не коралл. А затем я хмурюсь, когда понимаю, на что наступила — рыболовный силок. Я сажусь на корточки рядом с ним, и хмурюсь ещё сильнее, когда замечаю, что внутри него плавают три рыбы с остекленевшими глазами, как у тех гнилых рыб, что частенько продавали на пристани Тарелексо.

Я сжимаю губы и прикрываю глаза, так как серный запах смерти и вулканической породы ударяет мне в нос.

«Я чувствую запах крови».

«Я поранила ногу об эту дурацкую клетку. Ненавижу клетки».

«Покажи мне свою ногу».

«С моей ногой всё в порядке».

Я хватаюсь за дверцу клетки и тяну за прутья, чтобы расширить расстояние между ними, после чего осторожно просовываю руки внутрь и вынимаю мёртвых рыб. Их тела поднимаются вверх по траншее, точно сверкающие фонарики.

«Я знаю, что не могу спасти всех зверей, но это ужасно, что эти рыбки умерли понапрасну».

«Что с твоим запасом воздуха?»

«Всё в порядке».

«Как и с твоей ногой?»

Я опускаю глаза на пульсирующую ногу, а затем снова осматриваю клетку, и мои брови сходятся вместе, как только у меня в голове появляется одна идея. Я переворачиваю клетку так, чтобы отверстие оказалось наверху, после чего обматываю свою цепь вокруг металлических решёток и закрепляю её.

А затем я приподнимаю клетку, чтобы продемонстрировать своё усовершенствованное устройство по ловле воронов. Глаза Лора сверкают, и мне кажется, что это надежда. Он как будто начинает верить в то, что сегодня станет цельным. Моё горло сдавливают эмоции, и я улыбаюсь ему. Но когда моё горло снова сдавливает, и на этот раз не от эмоций, я перестаю улыбаться.

«Должен признать, это довольно оригинальная идея».

Я заставляю свои губы изогнуться, а сердцебиение замедлиться. Эффективность моих жабр, может быть, и уменьшилась, но они всё ещё пропускают через себя кислород.

Пока Лор рассматривает моё приспособление, я касаюсь окровавленного пальца ноги, а затем подношу палец к шее, чтобы нарисовать линию. Кровь, должно быть, смывает раньше, чем она попадает мне под кожу, потому что поток воздуха, который я вдыхаю, остаётся слабым.

Мне надо спешить.

ГЛАВА 57

Пока Лор не заметил мою панику, я хватаю клетку и забрасываю её на следующий выступ. Когда она приземляется, я следую за ней. И снова морщусь, но на этот раз из-за нарастающего жара.

Тени Лора уплотняются и, окутав меня своей прохладой, прижимают к стенкам расщелины. Боги, какое же это божественное чувство.

«Дальше я тебя не пущу, птичка».

«Но достаточно ли глубоко я опустилась?»

«Да».

«Это потому, что ты не разрешаешь мне плыть дальше?»

«Это потому, что мой ворон находится вот здесь».

Я смотрю ему за спину, и хотя вода мерцает из-за жара, в ней так же мерцает что-то серебряное — ворон, застрявший между каменной стеной и кораллом.

Моё сердце начинает колотиться в груди.

Дыхание учащается.

Я крепко сжимаю цепь, которая кажется такой же горячей, как глиняные горшки в «Кубышке», которые Дефне доставала из очага. Я бросаю взгляд на цепь, а затем на волдыри, которые начинают проявляться на моих ладонях. Это странно, но мне не больно. Я прищуриваюсь, чтобы убедиться, что они действительно там появились, но моё внимание привлекает нить изумрудов.

Они такие красивые. Как глаза Фибуса. Они бы ему понравились.

Я касаюсь камней пальцем, после чего подношу их к своему лицу, но тут же отвлекаюсь на другие драгоценности. Здесь их так много. И все они связаны вместе в одну длинную цепь. Боги, Сибилла была бы счастлива иметь что-то подобное, когда была моложе. Она, вероятно, не отказалась бы от такой цепочки и сейчас.

«Фэллон?» — голос Лора звучит так, словно доносится из кипящего кратера.

Я наматываю изумруды на шею, чтобы они не потерялись, но затем меня завораживает их ослепительный блеск. Мне нужно сплести такую же цепочку для Фибуса, а не то ему будет завидно.

«Твою мать».

«Только не говори мне, что тебе тоже надо».

Я провожу пальцем по его ледяной груди, которая очень похожа на… пудинг.

«Пудинг?»

Улыбка приподнимает мои губы.

«Я люблю пудинг».

«Мы возвращаемся наверх».

«Что? Нет. Мне надо…»

Я хмурюсь, пытаясь вспомнить, почему я стою в этом овраге посреди ночи.

Как вдруг у меня перед глазами встаёт образ ворона на выступе.

А ещё хлипкой веревки, сделанной из травы.

Две птицы превращаются в одну.

«Это морское дно влияет на твой разум, Фэллон».

«Дно?»

«Это не овраг; это Филиасерпенс».

Мои глаза удивлённо округляются.

«Я в Филиасерпенс?»

Я качаю головой.

«Кажется, они сверкают зимой. Ла-за-а-а…»

«Лазарус?»

«Да. Он. Он сказал, что сюда приплывают медузы… или алмазы? Подожди. Неужели я украла все эти драгоценности?»

«Нет. Тут ещё много осталось».

«Воровать — плохо».

«Ты их одолжила».

«Для чего?»

«Не для чего».

Он обхватывает меня, и мне кажется, что я упала лицом в чан с мороженым.

«Держись за меня».

Кажется, мне опять снится земляничное мороженое. Мне очень понравился тогда этот сон.

Тени Лора превращаются в перья. Он взмахивает своими огромными крыльями и поднимает нас наверх. Точнее пытается это сделать. Моя клетка зацепилась за горгонию.

«Дёрни за свой силок, mo khrà».

«Мой… силок?»

Мои веки кажутся такими тяжёлыми, словно к ним прицепили якоря, но мне удаётся их приподнять и осмотреться.

И я отчетливо вижу перед собой подводный мир. То есть не совсем отчетливо. Я делаю резкий вдох, только вдыхаю не воздух, а горячую солёную воду.

Лор хлопает своими огромными крыльями, но моя цепь, должно быть, застряла, потому что мы не поднимаемся наверх. Вместо этого, мы врезаемся в каменный выступ.

«Фэллон, отпусти этот чёртов силок».

Я резко тяну за веревку, но она не снимается с моей шеи.

«Я не могу. Отпусти меня, чтобы я её распутала».

Он рычит и фыркает, но всё же опускает меня. Мои лёгкие уже горят, так как им необходим свежий воздух. Я впиваюсь дрожащими пальцами в узел и пытаюсь разъединить звенья цепи. И мне почти это удаётся, как вдруг я замечаю клетку, которая качнулась в сторону ворона Лора.

«Мерда. Лор!»

«Что?!»

«Клетка!»

Мы оба смотрим на ржавый силок, который скользит по верхушке коралла, не дающего его ворону упасть на самое дно. Я дёргаю за цепь, клетка начинает вращаться, и вот её отверстие уже поравнялось с вороном Лора.

Мои пальцы замирают.

Ещё немного. И клетка захватит ворона Лора.

Ещё каких-то тридцать сантиметров.

И пока Лор или моё благоразумие не остановили меня, я спрыгиваю с выступа.

Клетка опускается и врезается в ворона Лора.

От удара верхушка коралла отламывается.

Я извиваюсь всем телом и работаю ногами, чтобы не утонуть.

Клетка начинает вращаться.

Коралл отрывается, затем заваливается и падает.

Как и ворон Лора.

ГЛАВА 58

Я начинаю тонуть. Вода становится обжигающей, но я широко раскрываю глаза и, затаив дыхание, наблюдаю за тем, как железный ворон оказывается в моей клетке.

«Фэллон!»

Когти Лора впиваются в мои руки. Но как только это происходит, он издаёт шипение и отпускает меня.

Моя кровь кипит, как в тот день, когда Мириам высвободила мою магию.

Мою кожу начинает щипать, а лёгкие покалывать. Может быть, я таю? Я не хочу превратиться в лужу.

Ненавижу лужи.

Неожиданно у меня в голове возникает воспоминание о том, как я прыгала через вонючие лужи в Тарелексо, пытаясь не испачкать свои платья в грязи.

«Фэллон, сними с себя эту цепь. Я не могу тебя касаться, пока ты связана с моим вороном».

Голос Лора заставляет меня позабыть про лужи.

Я моргаю, а затем поражённо смотрю на свою клетку, в которой теперь находится его ворон.

«О, боги, я поймала тебя, Лор».

Я начинаю смеяться.

«Я поймала тебя!»

«ФЭЛЛОН!»

Думаю, он говорит что-то ещё, потому что у меня в голове начинается гул.

Как и в ушах.

И в крови.

Мои веки начинают опускаться.

И я тоже начинаю опускаться.

Как вдруг что-то похожее на гигантский кулак ударяет меня в грудь. Твердеет. И исчезает.

«Клянусь Морриган, твою мать… Что я запру тебя… В своём долбаном замке… До конца твоей чертовой… Жизни».

Я улыбаюсь и провожу пальцами по перьям, которые превращаются в металл, когда я к ним прикасаюсь. Странно.

«Это единственный раз в жизни… Когда я прошу тебя… Не касаться меня…»

Мои лёгкие сжимаются, и я захожусь кашлем, отчего влажный солёный поток устремляется в мои лёгкие. Меня начинает тошнить, и вот я уже задыхаюсь.

«Лор… я не могу… дышать».

Низкий жалобный стон разрезает мои барабанные перепонки. Неужели Лор плачет? Он не похож на того, кто стал бы плакать. Но плач становится всё громче и ярче, как и свет. Вода теперь такая чистая, что я могу разглядеть розовое пятно.

Оно такое огромное.

И оно обволакивает всё моё тело, точно я подарок, перевязанный лентой.

По-настоящему большой и сильной лентой.

Покрытой чешуёй.

Я провожу пальцами по чешуйкам и удивляюсь их мягкости, а затем удивляюсь тому, что траншея становится всё меньше и меньше. Мои лёгкие так быстро раскрываются, что мне становится больно, когда они впечатываются в рёбра. И если моя мать начнёт поднимать меня на поверхность ещё быстрее, они точно поломают мне кости.

Я закрываю глаза и стараюсь не отключиться от боли.

«Лор?» — его имя проносится по нашей мысленной связи не громче шепота. «Клетка».

Между нами растягивается ужасающая тишина, но затем он хрипло произносит:

«Всё ещё привязана к твоей чертовой шее».

Несмотря на то, что слова Лора, а особенно те, что он произносит внутри моей головы, не сотканы из воздуха, его ответ ощущается как глубокий вдох.

«А твой…», — внутри моего тела всё болит… как и снаружи, — «…ворон?»

«Всё еще там, птичка. Всё еще там».

«Хорошо», — шепчу я за секунду до того, как моя голова разрезает поверхность Марелюса. Я резко вдыхаю, а затем отключаюсь из-за острой боли, вызванной кислородом, который разъедает мои опалённые лёгкие.

Капли дождя, точно иголки, ударяют мне в лицо, а соль залетает в рот. Меня начинает тошнить, и я закашливаюсь, но кашель так сильно воспламеняет моё тело, что я стараюсь сдержаться, насколько это вообще возможно.

Я пытаюсь приподнять веки, но у меня ничего не получается. А затем сквозь обожжённые губы я осторожно втягиваю воздух тонкой струйкой, отчего мои лёгкие начинают гореть, точно от фейского огня. Я решаю дышать через нос, так как это не так больно.

«Лор?»

«Да», — его голос звучит очень нервно.

«Что происходит?»

«Дайя несёт тебя в безопасное место».

«А клетка?»

«Привязана к её рогу».

«Твой ворон?»

«Всё ещё там, любовь моя. Всё ещё там».

Его голос звучит так же, как я себя чувствую… сломлено.

«Лор?»

«Отдыхай, Behach Éan».

«Моя кожа расплавилась?»

«Нет».

«А ты бы всё так же любил меня, если бы она расплавилась?»

«Я буду любить тебя в любом обличье».

«Даже без кожи?»

Тихо улыбнувшись, он бормочет:

«Кажется, ты не против, когда у меня отсутствует кожа».

Я морщусь, так как в этом случае он становится тёмным и превращается в дым, тогда как от меня могут остаться только окровавленные кости.

«Отдыхай, Behach Éan. Тебе надо отдохнуть».

Я улыбаюсь и снова проваливаюсь в небытие.

Но на этот раз приятное.

* * *

Я перестаю двигаться, и, хотя все мои кости ноют, а лёгкие чувствуют себя… я делаю осторожный вдох. Воздух устремляется вниз по трахее точно острый нож, а затем трётся о мои внутренности словно наждачка. Похоже, состояние моих внутренностей не намного лучше.

Я растопыриваю пальцы, и они погружаются во что-то холодное и рыхлое… песок?

Несмотря на то, что в мои глаза как будто налили мёда, мне удаётся приподнять ресницы. Белое небо распростёрлось надо мной, и на его фоне я замечаю два чёрных лика — один из них состоит из теней, а другой из потёкшей подводки.

Я подношу руку к шее, чтобы коснуться цепочки, но кроме сухой кожи и растянутой чёрной ткани не нахожу никаких бусин.

— Клетка? — хрипло произношу я. — Где клетка?

Мой голос звучит так скрипуче, словно он пытается выбраться из моего рта.

— Клетка?

Лицо моего отца становится темнее и теперь еще больше контрастирует с бледным небом.

— Пожалуйста, скажите мне… что она здесь.

— О, она здесь.

— И ворон Лора… тоже?

Губы моего отца так плотно сжаты, что его рассерженное лицо кажется теперь разрезанным пополам.

— Я уже подумываю о том, чтобы бросить его обратно в море.

Я приподнимаюсь на локтях, и всё моё тело взрывается болью в самых разных местах.

— Для чего… тебе это делать?

— Потому что он, мать его, не заслуживает того, чтобы стать цельным. После того, как он позволил тебе, мать его, нырнуть в этот морской вулкан, который поджарил, мать его, твою кожу.

Если бы я не знала, что мой отец зол, такое частое использование выражения «мать его» определённо рассказало бы мне о его настроении.

— И это мы ещё не знаем, как сильно пострадали твои внутренние органы.

Я опускаю взгляд на руки, ожидая, что они будут покрыты волдырями, но кожа на них гладкая, как у младенца. Даже мои вчерашние синяки пропали.

«Как только мы покинули земли фейри, твоя мать положила тебя на камень и вылизала все твои раны. А затем унесла тебя на берег, чтобы мы могли тобой заняться».

Благоговение и нежность наполняют мою грудь, когда я, прищурившись, смотрю на серый горизонт в поисках великолепного морского дракона, который, как оказалось, связан со мной родственными узами.

«Она отдыхает на дне. Это путешествие и твоё исцеление порядком её вымотали».

Тяжёлое чувство вины захлестывает моё сердце.

— Где клетка?

Лор кивает на лес у нас за спинами, где четыре ворона в человеческом обличье стоят на страже, а несколько других кружат над ними в образе птиц.

— Dádhi, ты не мог бы помочь мне дойти до деревьев?

Сначала он сжимает губы, словно его раздражает тот пункт назначения, который я выбрала, но затем проводит гигантскими руками по лицу. Он ещё больше размазывает краску, но вместе с неё также стирает с лица остатки гнева. Я бы не назвала его лицо мягким — не думаю, что для описания лица Кахола Бэннока можно использовать это слово — но выражение его лица определенно смягчается.

Вместо того чтобы поставить меня на ноги, он поднимает меня своими огромными руками и прижимает к вздымающейся груди.

Я не протестую. Вообще, я не из тех, кто привык экономить усилия, но сейчас моё тело кажется ни на что не годным. Может быть, горячая вода, и правда, поджарила часть моих внутренних органов? Я морщу нос при этой мысли, а затем качаю головой, чтобы её отогнать.

— Ребёнку заплатили? — спрашивает мой отец, когда мы приближаемся к деревьям, верхушки которых покачиваются.

Я хмурюсь.

— Ребёнку?

— Нам пришлось позвать человеческого ребенка из Ракокки и отнести его на пляж, чтобы тот распутал ожерелья на твоей шее, так как металл это проводник.

Он бросает взгляд в сторону Лора.

— Лор не привязывал их к моей шее, dádhi. Я сама это сделала.

Я касаюсь ладонью его бороды, чтобы обратить на себя его внимание.

— И я точно так же сама решила достать его ворона, зная, что там находится вулкан.

— Тогда он, мать его, должен был тебя остановить!

Я вздыхаю, чувствуя, что мой отец пока не готов забыть и простить.

«Я пойму, если он никогда меня не простит».

Я перевожу взгляд на клубящуюся тёмную массу.

«Не говори так. Вы лучшие друзья. Братья. Он, может быть, и не забудет об этом, но он простит».

«Если бы твоя кожа расползлась, а кровь вытекла…»

Его тени содрогаются, а золотые глаза надолго исчезают.

«Ты могла умереть».

Что? Как же я рада, что не задумывалась об этом, когда ныряла в этот марелюский суп. Иногда неведение это не так уж плохо.

— Ребёнку заплатили, Кахол. Он попробовал золотую монету на зуб, так как не мог поверить, что она настоящая.

Имоген улыбается, что очень редко случается, поэтому мой взгляд моментально приковывает изгиб её губ и белые зубы.

— Один золотой за то, чтобы распутать бусы? Кажется, вы сделали из него почитателя воронов.

— Мы и так уже ему нравились, — говорит мой отец. — Как и большинству людей. Ему заплатили золотом за молчание. Лучше, если фейри будут продолжать думать, что ворон Лора лежит в Филиасерпенс.

— Ему понадобился почти час, чтобы распутать твою маленькую удавку, — говорит Имоген.

Я потираю свою нежную кожу.

«Разве не проще было бы использовать клещи или нож?»

«Ты действительно думаешь, что я позволил бы кому-то приблизиться к твоему телу с ножом, mo khrà?»

«Думаю, нет».

— Надеюсь, ты не против того, что я позволила ему оставить себе одну жемчужную нить, Фэллон.

Имоген указывает на сверкающую кучу цепочек и драгоценностей.

— Похоже, его матери очень нравится морской жемчуг.

— Тебе следовало отдать ему все эти ожерелья, Имоген.

— Это вызвало бы много вопросов; а вот одна цепочка не создаст ни для него, ни для нас никаких проблем.

Отец опускает меня рядом с ржавым силком, в котором покоится ворон Лора. Одно его крыло полностью находится внутри, а другое торчит наружу. Это просто чудо, что он не вывалился по пути. Хотя никакого чуда здесь нет: один из его когтей застрял в металлических прутьях.

Стрела, торчащая из него, обломилась и представляет собой деревянный обрубок, но мне удаётся захватить её большим и указательным пальцами. Но когда я пытаюсь её вытащить, пальцы соскальзывают.

Я переворачиваю клетку и ищу выходное отверстие, так как мне нужно вытащить в первую очередь обсидиановый наконечник. А дерево вывалится само, когда Лор будет освобожден из своего стального плена. К своему большому сожалению я не нахожу выходного отверстия. Выражаясь словами моей великой и могущественной пары: focà.

Я убираю с лица свои мокрые волосы, запачкав лоб песком, ставлю клетку на свои скрещенные ноги и снова захватываю деревяшку, торчащую из живота ворона. Минуты складываются в час, а мне так и не удаётся освободить свою пару.

— Мне нужен огонь и металлическая шпажка.

«Планируешь зажарить меня, mo khrà?»

Я наклоняю голову и пристально смотрю на него. Его глаза лимонного цвета единственный раз в жизни не смотрят на меня. Они сосредоточены на своём вороне, который покоится у меня на коленях.

— Я планирую сжечь гнилое дерево и заменить его на металлический стержень, чтобы вытащить из тебя обсидиановый наконечник.

«Похоже, будет больно».

«Не вижу другого способа достать его из тебя, Лор».

Он, должно быть, отдал приказ найти все те предметы, которые я попросила, потому что два ворона, кружащие над нами, взмывают над лесом и летят в сторону поселения людей на болотах.

Ожидая их возвращения, я пытаюсь выкрутить древко и жалею о том, что не могу использовать свою магию. Но поскольку моя кровь, смешанная с обсидианом, превратит Лора в вечного ворона, я ни при каких обстоятельствах не могу запачкать его кровью.

Рядом со мной падет тряпичный узел, и я подпрыгиваю на месте. Когда я понимаю, его принесли посланники Лора, я разворачиваю его.

Пусть это сработает.

ГЛАВА 59

Ударив сталью о кремень, я бормочу:

«Прости, Лор».

С камня соскакивает искра и попадает на древко стрелы. Несмотря на то, что дерево промокло, оно всё равно воспламеняется и сгорает, как свечка на торте. Я изучаю призрачное лицо своей пары, в то время как запах костра наполняет пляж.

«Мне очень жаль».

Он не говорит ни слова, а только смотрит на дым, поднимающийся от его железного ворона.

Как только дым перестаёт вырываться наружу, я наклоняю клетку и вытряхиваю тлеющие угли, а затем вставляю металлическую шпажку в дырку, оставленную стрелой. Я вздрагиваю, словно протыкаю своё собственное тело.

«Не плачь, Behach Éan. Мне не…», — он сглатывает — «… больно».

Разве это возможно? Я вытираю слёзы плечом.

Но они продолжают подступать, стекать по моим щекам и капать на блестящее железное тело моей пары. Я уже начинаю думать, что никогда не достану этот проклятый наконечник, как вдруг моя шпажка погружается ещё глубже в Лора, словно он не весь сделан из металла.

Я слышу, как он резко вдыхает, когда острый обсидиановый кончик показывается с другой стороны его железного тела. По нашей мысленной связи я ощущаю его боль, яркую, точно белая вспышка. Сжав зубы и продолжая плакать от жалости к нему, я резко погружаю шпажку внутрь, чтобы положить конец его мучениям. Наконечник со звоном ударяется о металлическую клетку.

Я быстро достаю шпажку и кидаю её на песок. Я смотрю на наконечник стрелы в такой ярости и удивляюсь, как он ещё не воспламенился.

— Фэллон.

Звук моего имени заставляет меня подпрыгнуть, потому что он звучит не между моими висками, а в воздухе.

Я поднимаю глаза на гибкое тело, одетое в чёрные одежды и стальные доспехи, на высокие скулы, на татуировку в виде пера, на глаза, которые всё время за мной наблюдают. Всегда присматривают за мной. Я была так сосредоточена на этом кусочке обсидиана, что не заметила, как моя пара превратилась в дым, а затем соединилась со своими воронами.

Он протягивает мне руку, но я не беру её. Вместо этого я достаю кусочек обсидиана из клетки, после чего подхожу к кромке воды и забрасываю его так далеко, насколько позволяет мне моя дрожащая рука. Я знаю, что в нашем королевстве спрятано миллион других обсидиановых орудий, но мне надо видеть, что этот наконечник исчез.

Как только он покидает мою ладонь, сильные руки обхватывают меня за талию и твёрдый подбородок опускается в изгиб моей шеи.

— Спасибо, — шепчет моя пара, после чего целует меня за ухом.

Я закрываю глаза и прижимаюсь к его телу, которое встраивается своими крепкими мускулами в моё измождённое тело. Единственная мягкая часть моей пары в этом обличье это его губы. Хотя это не правда. Я поднимаю руку и запускаю пальцы в его шелковистые волосы. Вот самая мягкая часть его тела.

Я поворачиваю голову, и уголок моих губ касается его рта.

— Я скучала по тебе.

Я глубоко вдыхаю запах ветра и гроз, словно пытаюсь наполнить пересохший колодец.

— Разве тебе не достаточно половины меня?

— А тебе достаточно половины королевства?

Я чувствую, как уголок его губ приподнимется.

— Мы, вороны, такие ненасытные существа.

Мне нравится, что он относит меня к своему виду.

— Даже если бы ты не родилась вороном, твоя смелость и преданность завоевали бы тебе место среди нас.

Он подхватывает прядь моих волос, которая залетает мне в рот, и заводит её за ухо.

— Рядом со мной.

Он целует меня в уголок губ.

— Думаю, пришло время одеть тебя в перья.

Мой пульс ускоряется, когда новая волна эмоций начинает нарастать у меня в груди.

— Если только…

Я чувствую, что его внимание переключается на мои слипшиеся ресницы и на слёзы, которые потоками стекают по моим щекам.

— Если только ты пока не готова показать миру…

— Что я принадлежу воронам? Тебе?

Я разворачиваюсь в его объятиях и смотрю на него.

— Лоркан Рибав, я более чем готова.

Улыбка трогает его губы и наполняет светом каждую клеточку моего существа.

— Но…

— Ну, конечно же, у тебя есть условие.

Я фыркаю.

— Я хочу, чтобы татуировку сделал ты.

Он ещё крепче сжимает мою талию и притягивает к своей груди, которая сотрясается, когда он издает низкий смешок.

— Mo khrà, тебе не понравится, если я нарисую что-нибудь на твоём теле. А тем более на твоём лице.

— Ты настолько ужасно рисуешь?

— Просто отвратительно.

Улыбнувшись, я прижимаюсь щекой к доспехам, которые покрывают верхнюю часть его тела, и обнимаю его руками за узкую талию.

— Думаю, если у меня на скуле появится какашка, Фибус перестанет со мной дружить, а Сибилла будет смеяться надо мной до конца моей жизни.

С губ моей пары срывается смех, который уносится мягким ветерком и начинает скользить по волнам. А когда этот смех наполняет небо, сквозь облака пробиваются тонкие солнечные лучи и окутывают нас медовым светом. Я наблюдаю за тем, как он играет на моей обнажённой коже, на одеждах Лора, на древнем песке, который окружает эту часть нашего королевства. Пусть тьма останется позади нас.

— Да будет свет, птичка.

Удивлённо засмеявшись, я отрываю лицо от мускулистой груди Лора.

— Что?

— Мудрая женщина однажды сказала мне, что нужно самому создавать то, чего желаешь. Я решил передать тебе её совет.

Я улыбаюсь ему, а затем поднимаю руки к его шее, поднимаюсь на носочки и притягиваю его к себе. И прежде, чем прижаться своими губами к его губам, я шепчу:

— Не мудрая, Лор; оптимистка. Уверенность в себе и мудрость могут принимать похожие обличья, но между ними колоссальная разница. Попомни мои слова. Когда-нибудь я стану старым мудрым вороном, как ты, но пока, боюсь, тебе придётся иметь дело с юной мечтательницей.

— О, какие же трудности мне приходится выносить, — бормочет он и подмигивает мне, что заставляет моё разгоряченное сердце вспыхнуть еще сильнее.

Боги, кто бы мог подумать, что подмигивания могут так заводить?

— Тебе нужно почаще подмигивать, Лор. Но только мне.

Его губы изгибаются, а затем касаются моих.

«Естественно».

Несмотря на то, что наши губы касались друг друга в наших мыслях, ощущения от его поцелуя кажутся гораздо сильнее, неистовее, чем в прошлый раз. Наши губы напоминают сталь и кремень, высекающие искры и воспламеняющие наши души и сердца.

В этот момент я осознаю, что жизнь невозможна без пары. До тех пор, пока Лор существует, я буду жаждать его близости, буду жаждать коснуться его, любить его.

— Простите, что прерываю, но военный корабль только что вышел из каналов и плывет в этом направлении, Морргот. Скорее всего, их насторожила подозрительная активность в Филиасерпенс, не характерная для такого густого тумана.

Тело Имоген уже окутано дымом, словно она вот-вот должна перевоплотиться в птицу.

— Либо ребёнок проболтался, — предполагает один из воронов.

— Нет, — Имоген качает головой, защищая ребёнка, который ей даже не родной. — Он бы не стал этого делать.

— Перевоплотись, пока они не увидели, что ты стал цельным, Лор.

Мой отец стоит на пляже чуть дальше. Но его уставшие глаза прикованы не к тёмной точке, приближающейся с востока, а к кромке воды рядом с пляжем, где, как я понимаю, лежит моя мать.

— Унеси отсюда мою дочь. Они, вероятно, знают, что она сбежала из тюрьмы Данте, и я не хочу, чтобы даже их взгляды коснулись её.

Не успевает он закончить фразу, как Лор перевоплощается в птицу, сгибает ноги и расправляет крылья. Не тратя ни минуты, я забираюсь ему на спину. Мы оказываемся в воздухе раньше всех остальных. То есть, не считая тех, кто и так уже там был, но те парят над лесом.

«Я попросил их подождать, потому что если они полетят рядом со мной, птичка, фейри поймут, что я вернулся».

Потому что он крупнее остальных.

Пока мы летим на запад в сторону Небесного королевства, я бросаю взгляд на Шаббе. Подумать только, это королевство такое же огромное, как Люс, но кажется микроскопическим. Не могу дождаться, когда магический барьер исчезнет, и я смогу исследовать страну розовых пляжей и магической крови. Место, где родился наш своенравный Котёл.

Мысли о Священном Котле заставляют меня отвлечься от Шаббе и вспомнить о Данте. Он станет моим последним испытанием.

По крайней мере, я так думаю.

ГЛАВА 60

«Behach Éan, мы на месте».

«Хм-м… Где?»

«Дома, любовь моя. Мы дома».

Я резко выпрямляюсь. И когда моё тело начинает заваливаться вбок, Лор приподнимает свои распростёртые крылья ещё выше и накреняется.

«О, боги, я спала?»

Увидев, что небо испещрено розовыми и фиолетовыми полосами, я предполагаю, что спала довольно долго.

«Пять часов».

«Пять? Мы добрались до пляжа Ракокки за два часа».

«Тебе был необходим сон. И мы никуда не спешили».

«И тебе… Тебе тоже!»

«У меня будет полно времени, чтобы выспаться».

Я смотрю на бледные очертания луны на фоне неба, окрашенного в пастельные тона.

«Во-первых, разве я когда-нибудь тебя ронял?»

«Нет, но несчастные случаи…»

«Случаются с теми, кто едет верхом на невнимательных скакунах. К тому же твой отец летел под нами всё это время. Ты могла бы подумать, что он мне доверяет, но, похоже, семьсот лет дружбы не делают меня достойным его дочери».

Я никогда не думала, что блаженство может вызывать боль, но яростная привязанность моего отца и упрямая любовь моей пары больно сжимают мне сердце. Как же мне повезло!

Я погружаю руки в перья Лора у него на шее и провожу большими пальцами по его крепким плечам. Боги, он наверняка очень устал.

Он не вибрирует, но его кости и мышцы начинают низко гудеть.

«Осторожнее, птичка, а не то я могу улететь с тобой куда-нибудь».

Услышав его угрозу, я улыбаюсь.

«Когда-нибудь я увезу тебя далеко-далеко. Туда, где будем только мы вдвоём».

Я ничего бы так не хотела, как расслабиться где-нибудь с Лором, но он король разделённого королевства, которое нужно будет реорганизовать, а законы пересмотреть. Огромному количеству людей придётся найти новый баланс в этом мире. Да, он сможет делегировать часть задач своему «Кругу», но даже самые достойные вороны не смогут заменить лидера, которого он представляет.

Он устремляется в сторону гигантского люка «Таверны-Базара» и опускает нас внутрь. У меня перехватывает дыхание при виде свечей, роняющих воск на столы и освещающих мягким светом большое количество еды и цветов.

«Кажется, весть об успешном завершении нашей миссии опередила нас».

«Похоже, мои вороны ужасные сплетники…»

Я улыбаюсь, и моя улыбка становится ещё шире, когда я замечаю маму Лоркана под руку с Фибусом. Их головы повернуты в нашу сторону, и под угольным макияжем я замечаю их радостные лица. Да, Их лица. Даже Фибус нанёс на себя сегодня раскрас воронов.

Я окидываю взглядом остальную толпу, и замечаю Сибиллу, прислонившуюся к своему светловолосому парню, который погружён в разговор с Габриэлем. Они, вероятно, решают, в каком месте им стоит взорвать туннели в следующий раз.

Глаза всех троих подведены чёрным. Лишь Юстус, который стоит рядом с Бронвен, и разговаривает с ней на пониженных тонах, не раскрасил своё лицо углём. Интересно, почему? Потому что не чувствует, что заслужил этот раскрас, или никто не предложил Юстусу раскрасить его лицо?

Мы приземляемся самыми последними. Мой отец, Имоген и остальные вороны, которые сопровождали нас до Филиасерпенс, уже стоят среди своих соратников с кружками в руках. Как только мои ноги касаются земли, Лор перевоплощается.

Эйрин издаёт низкий всхлип и бросается к своему сыну. Когда она добегает до него, она обхватывает его лицо руками и прижимает его лоб к своему. Она бормочет какие-то слова на языке воронов, которые я не могу разобрать. Но я понимаю, что они наполнены любовью и облегчением. И я еще больше в этом убеждаюсь, когда замечаю слёзы, которые начинают разрезать её чёрные полосы.

Она наклоняет голову сына ещё ниже и целует его между бровями, а затем подходит ко мне, обхватывает руками моё лицо и прижимается лбом к моему лбу. Моё сердце снова переполняет огромная порция блаженства из-за того, что она считает меня достойной своего сына. Да, я его пара, но это лишь повод быть со мной приветливой. Это не делает меня достойной её восхищения.

— Tapath, Фэллон.

Поблагодарив меня на языке воронов, она благодарит меня по-люсински.

— Граци, мо инон.

Моя нижняя губа начинает дрожать, когда она называет меня «дочкой». Никогда бы не подумала, что меня, девушку, которую почти никто не любил, когда-нибудь полюбит такое количество человек.

Чья-то рука обхватывает меня за талию и устраивается у меня на бедре, но не для того, чтобы меня оттащить, а для того, чтобы удержать меня на месте.

— Mádhi, не могла бы ты оказать нам честь и нарисовать перо на щеке моей пары?

Вокруг нас раздаются тихие разговоры, которые заглушает чей-то возглас. Я улыбаюсь и смотрю себе за спину на Фибуса, который стоит с краю и шепотом произносит имя Сибиллы, переминаясь с ноги на ногу в своих замшевых мокасинах, точно ребёнок во время Йоля.

Услышав его, она пятится назад.

— Что?

— Фэллон нарисуют перо, — громко шепчет он.

Она устремляет на меня взгляд своих серых глаз. В них столько гордости, что я закусываю губу, так как не чувствую, что мой поступок это повод для гордости. Это без всяких сомнений серьёзный шаг, но это также моё право по рождению.

— Я принесу инструмент и чернила, — говорит Эйрин взволнованным голосом.

После того, как она удаляется за своими принадлежностями, Фибус и Сибилла подходят ко мне и, наскоро меня обняв, встают по обе стороны от меня точно гордые родители, а множество оборотней выступают вперёд, чтобы выразить свою радость и благодарность за то, что их король вновь сделался цельным.

— Несмотря на то, что этот купальный костюм выгодно отличается от твоего коричневого гардероба, — тихо бормочет Фибус, — услышав о твоём возвращении, мы с Сиб принесли тебе кое-что, во что ты могла бы переодеться.

— Вы принесли мне кое-что?

— Да. Мы положили одежду в комнате Рида, так как Рид… ну, ты знаешь, — он пожимает плечами, — отсутствует.

Сибилла захватывает прядь моих волос, затвердевшую от соли, и осматривает её, сморщив нос.

— Надеюсь, Рид не из тех, кому достаточно одного куска мыла на все случаи жизни.

— Но если это так, то мы стащим кружку масла на кухне.

Я касаюсь своих волос.

— Всё настолько плохо?

Фибус кивает.

— Ты напоминаешь огородное пугало с дредами, только ещё хуже.

Супер.

Сиб отходит в сторону, пропуская Лора. Он кладёт ладонь мне на поясницу и бормочет:

— Не слушай их. Ты самая потрясающая женщина в этой таверне.

Сомневаюсь, что Лор объективен, но разве это имеет значение?

Эйрин пробирается сквозь толпу оборотней с кожаным мешочком, который она раскрывает на ближайшем столе, в том месте, которое мой отец уже освободил от тарелок.

Он обращает на меня свои тёмно-коричневые глаза.

— Готова, ínon?

Я сжимаю руку в кулак, впившись пальцами в пока что единственную отметину на своём теле. Несмотря на то, что перо на моей щеке не избавит меня от клейма Данте, я не могу дождаться, чтобы показать миру, какому королю я на самом деле принадлежу.

ГЛАВА 61

— Было больно? — спрашивает Фибус, проводя деревянной расчёской по моим чистым и порядком увлажнённым волосам.

— Не так больно, как твои расчёсывания.

Я не могу оторвать глаз от изящного пера, вытатуированного под моим левым глазом. Кожа в этом месте всё ещё припухшая и слегка покрасневшая, но я уже могу сказать, что это произведение искусства. Я поворачиваю голову вправо, чтобы лучше его разглядеть, пока Сибилла сражается с завязками на атласном корсете моего фиолетового платья.

— Ты знаешь, что вороны не женятся в золоте как фейри? Они женятся в тёмных одеждах — чёрных, сапфировых… фиолетовых.

Сибилла говорит об этом как бы между прочим, словно это всего лишь факт, а не то, чем на самом деле являются её слова — неприкрытым намёком.

Фибус закатывает глаза.

— Слишком толсто, Сиб.

— Я всего лишь хочу сказать, что если Фэллон желает появиться на празднике в этом платье, я уверена, что никто не будет против совершить подобный ритуал. Я имею в виду, что все сейчас в сборе и очень рады.

Нонна и мамма материализуются в старом пятнистом зеркале над раковиной Рида, но затем исчезают, и в отражении появляется Дайя в человеческом обличье и покрытая чешуей.

— Я не выйду замуж без нонны и своих матерей. А ещё Джианны и ваших родителей. Я очень хотела бы, чтобы они тоже присутствовали. Не говоря уже о том, что эта… — я растопыриваю пальцы и смотрю на переплетенные кольца, — руна должна исчезнуть.

Сибилла смотрит на Фибуса из-под ресниц и сжимает губы.

Взгляды, которыми они обмениваются, заставляют моё сердце замереть.

— Что?

Сибилла дёргает за шнурки платья, отчего весь воздух вылетает из моих лёгких.

— Ничего.

— Ну, же. Я, может быть, и отсутствовала некоторое время, но я хорошо знаю вас двоих. Эти взгляды определённо что-то значат.

Сибилла вздыхает.

— Для того чтобы собрать всех вместе, потребуется некоторое время. А тут ещё Владимир выставляет возмутительные требования в обмен на свой камень.

— Он прогнётся.

Фибус ещё раз проводит по моим гладким локонам.

— Лор заставит его отдать камень.

Я не сомневаюсь в том, что моя пара сможет прогнуть монарха Глэйса при помощи грамотно сформулированной угрозы или железного когтя, приставленного к нужному месту, но Владимир его союзник, а применение силы может нарушить их союз.

— Что ещё за требования?

— Оружие, сундуки с золотом и сделка с вашим покорным слугой.

Мы все переводим внимание на дверной проём небольшой ванной Рида, которую заполняет невероятно огромный мужчина.

Лор прислонился к деревянному косяку, его волосы мокрые после недавнего душа, руки скрещены на груди поверх облегающей чёрной футболки, в которой его плечи кажутся ещё шире.

— Владимир — король, который очень заинтересован в том, чтобы сохранить свой статус. И поскольку он знает, что мы сделаем всё что угодно ради этого камня, он решил, что наше предыдущее соглашение требует некоторых поправок.

При виде Лора, кровь начинает гудеть у меня под кожей и отдаваться в ушах ударами пульса. На какое-то мгновение я даже забываю, что мы обсуждаем, но затем Сибилла произносит имя «Владимир», и я тут же возвращаюсь в реальность.

— Разве не в его интересах уничтожить магический барьер?

— Даже самые смелые фейри боятся самых слабых шаббианцев. Ваша магия пугает и одновременно раздражает их.

Лор медленно проходится взглядом по фиолетовому шелку, в который я облачилась, и его золотые глаза одобрительно вспыхивают.

— Как ты думаешь, почему Пьер так сильно хотел себе жену-шаббианку?

— Владимир тоже хочет себе жену-шаббианку?

Лор резко переводит взгляд с платья на моё лицо.

— Ты уже занята. И не крысёнышем Регио, который шныряет под моим королевством.

Я закатываю глаза.

— Я не собиралась предлагать ему себя.

— Ты уже делала это раньше, — Сибилла пожимает плечами, увидев мой сердитый взгляд.

— Сиб, ты не думаешь, что вспоминать сейчас о Данте — слегка мелочно с твоей стороны?

— О, я имела в виду Пьера из Неббы, Фибс. Фэллон предложила ему брак в обмен на помощь в поимке Мириам.

Расческа выпадает из руки Фибуса.

— Ты предложила себя Пьеру… мяснику… Неббы?

— Во-первых, я блефовала, а, во-вторых, отчаянно пыталась найти Мириам.

Я бросаю взгляд в сторону Лоркана. Я, конечно, больше не дуюсь на него из-за его скрытности, но если бы он поделился со мной своими соображениями о местоположении Мириам, это очень облегчило бы мне жизнь.

— Я думала, что она сможет решить все наши проблемы.

Лор расплетает руки, отрывается от дверного косяка и заходит в ванную.

— Не могли бы вы ненадолго оставить нас с Фэллон наедине. Пожалуйста.

— Конечно.

Сибилла бросается к двери, но когда понимает, что Фибус не следует за ней, так как он слишком занят тем, что смотрит на меня, раскрыв рот, она возвращается, берёт его за руку и вытаскивает за дверь.

Когда они оказываются на другом конце маленькой комнаты Рида, я слышу, как он произносит слова «Пьер», «брак» и «пара». Ему определённо отвратителен мой тогдашний план. Это из-за того, что у меня уже была истинная пара, или из-за репутации короля Неббы?

Лор подходит ко мне ближе. Его лицо выглядит таким напряжённым, что я хмурюсь.

— Ты же не можешь всё ещё злиться на меня из-за Пьера, Лор?

Он накрывает ладонью мою щёку и проводит большим пальцем по моей новой татуировке в виде пера.

— Несмотря на то, что мне неприятны воспоминания о том дне и об том человеке, я не злюсь на тебя, птичка. Я злюсь на себя за то, что не рассказал тебе всего, что я знал.

— У тебя были на то свои причины.

— Не оправдывай мой поступок. Ты не только освободила меня, Фэллон, но и стала моей парой.

Он смотрит на моё маленькое перышко, и у него в глазах отражается буря эмоций. Когда я сглатываю, он опускает руку.

— Прости меня. Твоя щека, должно быть, всё ещё болит.

Я качаю головой.

— Мне не больно.

— Ты уверена?

— Да, Лор. Я невероятно прочная; я определённо унаследовала это качество от своего отца, когти которого тверды как сталь.

Лёгкая улыбка появляется на его лице и прогоняет угрюмость, и тогда он обхватывает меня рукой за шею, а затем проводит рукой вниз по моему плечу.

— Но ты кажешься такой нежной. Такой изящной.

— Это иллюзия.

Он проводит рукой по острой косточке моего плеча, а затем вниз по руке и обнимает меня за талию. Я вздрагиваю, когда он сжимает жёсткую складку, которая образовалась благодаря тому, как рьяно Сибилла затягивала шнуровку корсета.

— Я мог бы предложить немного её ослабить, но тогда не факт, что мы вообще попадём на праздник, а все очень хотят тебя увидеть.

При упоминании о том, что он мог бы ослабить мой корсет, мои щёки заливает румянец.

— Если ты пришёл не для того, чтобы овладеть мой, то чего ты тогда хочешь?

Оставив только одну руку на моей талии, он разворачивает меня так, что я оказываюсь спиной к нему, и теперь мы оба оказываемся обращены лицом к зеркалу.

— Я пришёл для того, чтобы раскрасить твоё лицо, Behach Éan.

ГЛАВА 62

Когда я представляю, как Лор будет наносить на моё лицо раскрас воронов, румянец на моих щеках становится ещё ярче и распространяется по ключицам, шее и подбородку. Как ему удаётся так обольстительно говорить о макияже?

Лор протягивает руку и берёт небольшой кусочек угля, лежащий рядом с раковиной Рида.

— Для начала, — его вкрадчивый голос звучит недалеко от мочки моего уха и заставляет покрыться мурашками мою раскрасневшуюся плоть, — ты должна растереть уголь между пальцами, так как именно они будут служить тебе кистью.

Он перетирает уголь такими уверенными движениями, что я начинаю завидовать кусочку обгоревшего дерева. Боги, какая я жалкая.

Когда Лор наклоняется вперёд, чтобы вернуть на место чёрный кусочек, он бормочет:

— Не стоит завидовать неодушевленному предмету, mo khrà. Очень скоро я ублажу твоё прекрасное тело.

Моё сердце подпрыгивает от его обещания, а лицо и конечности начинают гореть.

Он проводит кончиком носа по мочке моего уха, а затем за ним. Святой Котёл, как же сильно я содрогаюсь.

— На чём мы остановились? Ах да… мы говорили про использование пальцев вместо кисти.

Он поднимает обе руки к моему лицу и подносит пальцы к моим ресницам.

— Закрой глаза.

Я опускаю веки и, затаив дыхание, жду, когда пальцы Лора скользнут по моей коже. Он, должно быть, решил продлить это сладкое мучение, потому что его руки продолжают находиться рядом с моим лицом, наполняя меня запахом обожжённого дерева и диких гроз.

Он подходит ближе, и когда мышцы на его груди касаются моих лопаток, а колючий подбородок задевает макушку, по моей спине пробегает дрожь. Я изгибаюсь, чтобы ещё плотнее прижаться к Лору, и вздыхаю, когда между нами не остается ни миллиметра пространства. А затем вздыхаю ещё раз, когда его пальцы, наконец, опускаются на мои закрытые веки.

Я чувствую каждую мозоль на его коже, чувствую, как опускается его кадык, как пульсирует прохладное дыхание и как стучит его сильное сердце. Он медленно скользит пальцами от моей переносицы к вискам. Несмотря на то, что в его королевстве сейчас не бушует гроза, он пробуждает бурю внутри меня. Гром и молнии наполняют мою грудь и вены.

А когда его пальцы отрываются от моего лица, он бормочет:

— Открой глаза, любовь моя.

Мои ресницы взмывают вверх, и вот я уже смотрю на своё отражение.

Пристально.

Немного чернил и черной пудры не должны заставлять меня по-настоящему чувствовать себя собой, но им это удаётся. Я, может быть, не умею превращаться в птицу и дым, но сегодня вечером Лор заставил меня почувствовать себя так, словно я способна отрастить крылья.

Я наклоняюсь к зеркалу и начинаю поворачивать голову из стороны в сторону. Подведённые таким количеством чёрной краски, мои глаза кажутся почти розовыми.

Лор кладёт ладони на мою талию, притягивает к себе, а затем обхватывает мой подбородок своими почерневшими пальцами и наклоняет мою голову так, что теперь наши губы почти соприкасаются.

— Я знаю, что на твоём лице раскрас моего народа, Behach Éan, но, чёрт побери, мне кажется, что он принадлежит только мне. Это мой раскрас украшает тебя.

Я сглатываю, пытаясь усмирить эмоции, которые сжимают мне горло, но они только разрастаются, и вот мне уже начинает казаться, что я могу задохнуться от всей той любви, что я чувствую по отношению к этому мужчине.

Ещё раз внимательно изучив мою почерневшую кожу и татуировку на щеке, он стирает пространство между нашими губами с помощью поцелуя, вызванного таким сильным голодом и чувством обладания, что у меня подкашиваются ноги. Чтобы обрести равновесие, я хватаюсь за его руки, приросшие к моей талии, а затем поднимаю руку и погружаю её в его шелковистые локоны. Когда я тяну за мягкие пряди, он испускает рык, который отражается от моего в нёба и языка и начинает распространяться по всей коже, точно тёплый сироп.

Я разворачиваю шею, насколько это возможно, и провожу языком по его губам. Лор становится неподвижным, а затем его ноздри раздуваются, и он хрипло произносит слова, которые я не понимаю, и роняет руку с моей щеки на элегантную вставку из фиолетового атласа, которая обтягивает мои ноги. Он начинает задирать ткань всё выше и выше, а затем просовывает руку под подол, отводит в сторону моё нижнее белье и запускает два пальца внутрь меня.

Он начинает двигать ими туда-сюда, и вот я уже задыхаюсь.

— Лор… разве… нас не ждут?

— Ждут. Поэтому тебе лучше кончить как можно скорее, птичка.

Когда он начинает водить большим пальцем по моему клитору, я издаю стон. Он слизывает этот звук с моих губ, после чего продолжает проглатывать последующие стоны, вырывающиеся из моего рта. Пальцы на моих ногах подворачиваются в атласных туфлях на остром каблуке, завязки которых, подходящие по цвету к моему корсету, украшают сейчас мои щиколотки.

«Хм-м… Позже, когда мы покинем празднество, ты останешься в этих туфлях вместе с завязками, и всё…».

О, боги. Мне сдавливает горло, каждая мышца в моём теле напрягается, сжимается, а затем моя промежность взрывается теплом.

— Хорошая девочка, — бормочет он, медленно водя пальцами по моему пульсирующему клитору, точно желает смочить их моими горячими соками.

Когда моё тело успокаивается, а голова откидывается на его ключицы, он отрывает свои губы и пальцы от моего тела. Моё нижнее белье возвращается на всё ещё пульсирующий клитор, что снова заставляет моё тело яростно содрогнуться и немного растаять у него на груди.

Когда моя юбка опускается вниз и придавливает своей тяжестью мои ватные ноги, Лор приподнимает свои почерневшие пальцы, разводит их в стороны и удовлетворенно хмыкает, глядя на то, как моё удовольствие растягивается и сверкает между ними.

Я ожидаю, что он наклонится, включит воду и вымоет пальцы с мылом, но вместо этого он дочиста их облизывает, испачкав губы чёрным, а затем проводит подушечкой большого пальца по угольному следу, чтобы стереть его.

— Готова, mo khrà?

— Эм, да. Но разве ты не собираешься вымыть рот и руки?

— Зачем мне это делать?

Я смотрю на него, раскрыв рот.

— Потому что ты будешь общаться с людьми.

— Скажи мне, Фэллон, ты когда-нибудь видела, чтобы я касался кого-либо кроме тебя своими руками или ртом?

— Я…я…

Я пытаюсь вспомнить, и понимаю, что Лор никогда никого не касался своими руками или ртом, кроме меня. Хотя…

— Я знаю, что ты как-то ударил моего отца.

Самодовольная улыбка приподнимает его губы.

— Вообще-то, сегодня я не планировал вправлять ему нос, но если мне это потребуется, я сделаю это той рукой, которая не была у тебя между ног.

Новая волна жара наполняет мою грудь при одном только упоминании того места, куда всего пару минут назад были погружены его пальцы.

Те самые знаменитые пальцы, которые теперь стирают остатки угля с моего подбородка.

— Я уже говорил тебе, как потрясающе ты выглядишь с этими полосами и пером?

Взгляд его золотых глаз ласкает рисунок, который он создал.

— Thu thòrt mo focèn ánach, Behach Éan.

И прежде, чем я успеваю спросить у него, что значит «ту сурт фокен анок», он переводит мне эту фразу на люсинский:

— У меня чертовски захватывает дух от твоего вида, птичка.

ГЛАВА 63

— Я всё еще не могу поверить, что ты сделала подобное предложение этой остроухой свинье на глазах у собственной пары, — Фибус так сильно содрогается, что стул, на котором он сидел в течение последнего часа, начинает вибрировать.

— Это тянет на прекращение нашей дружбы.

Я картинно вздыхаю.

— Хвала богам, что у меня остаётся Сиб. Но опять же, когда я стану королевой, передо мной выстроится очередь из желающих стать моим лучим другом, так что мне не составит труда тебя заменить.

Он отрывает глаза от Коннора и бросает на меня страдальческий взгляд.

— Ты бываешь такой шутницей, Капелька.

Я широко улыбаюсь.

Сибилла ставит на стол тарелку, наполненную всевозможными яствами, а затем отодвигает свой стул, чтобы сесть. Когда Фибус протягивает руку за жареной картошкой, она шлёпает его по руке.

— Принеси себе еды сам. Мы с малышом хотим есть.

Он слизывает с пальцев масло, а затем вытирает их о салфетку.

— Твой малыш меньше, чем эта крошечная картошка, Сиб.

— И как, по-твоему, он должен вырасти, если ты крадёшь его еду?

Когда она отодвигает свою тарелку подальше от него и для пущей убедительности ставит локоть на стол, я начинаю смеяться.

Фибус цыкает.

— И они ещё считают, что это я драматизирую…

Сибилла улыбается ему всеми зубами, что заставляет на этот раз засмеяться не только меня, но и Фибуса.

Какой же сегодня чудесный вечер. Я оглядываю таверну «Murgadh’Thábhain» и глубоко вздыхаю, чувствуя себя глубоко насытившейся вкусной едой и счастьем, витающем в помещении этой небесной пещеры. Сидя в полумраке, освещенном факелами, можно подумать, что в Люсе царит мир, как и за его пределами. Но это далеко не так.

Перед Фибусом появляется миска, полная блестящего картофеля. Оба моих друга и я вытягиваем шеи и понимаем, что обладателем огромной чёрной руки, которая держит миску, является суровый владелец таверны.

— Я положил себе слишком много bántata, — говорит Коннор.

Фибус смотрит на миску, потеряв дар речи, поэтому я благодарю Коннора вместо него.

— Не пора ли нам удалиться? Я ужасно устал.

Я запрокидываю голову, чтобы посмотреть на человека, который произнес эту фразу.

«Уже забыла звук моего голоса?»

«Тут шумно».

Я беру его протянутую руку и встаю.

«Идём».

Серые глаза Сибиллы начинают сверкать, и улыбка приподнимает уголок её губ. Она отворачивается от тарелки и разводит руки в стороны. Когда я её обнимаю, она бормочет:

— Кое-кто будет очень уставшим завтра утром. Или, по крайней мере, некоторые части тела этого кое-кого.

Я смеюсь и щиплю её за руку.

— Ты просто ужасна, Сиб.

Невзирая на каблуки, я приподнимаюсь на носочках и целую Фибуса в пухлую щёку, а затем поворачиваюсь к Лору, который засовывает меня под мышку и говорит:

«А теперь в постель».

Он улыбается мне дьявольской улыбкой, и я начинаю тянуть его в сторону южного выхода из «Таверны-Базара». Когда мы оказываемся снаружи, он отпускает мою руку, чтобы перевоплотиться в птицу, как вдруг в него почти врезается ворон, не успевший приземлиться и уже перевоплотившийся в человека.

Лор сжимает вздымающееся плечо Ифы, и я вдруг понимаю, что не видела её последние пару дней.

— Dalich, Mórrgaht, — говорит она, а затем, сделав глубокий вдох, продолжает. — У меня новости… из Глэйса.

Я пытаюсь понять по выражению её лица, хорошие это новости или плохие, но даже оглядев её овальное лицо три раза, я не могу понять, какие новости она принесла.

— Юстус знать, где Владимир хранить камень.

— Юстус?

— Да, — она лихорадочно качает головой вверх и вниз. Она явно взволнованна. — Он в Глэйсе с Кианом.

Я поворачиваюсь к Лору.

— Ты отправил Юстуса в Глэйс?

— Он сопровождал Марко во время передачи рунического камня Владимиру пару десятилетий назад и сам предложил поехать.

Какой же он потрясающий!

Зрачки Лора сужаются, намекая на то, что он не разделяет моих убеждений. Он, вероятно, не поменяет своего отношения к Юстусу до тех пор, пока камень не окажется на столе в Военном зале. Надеюсь, что Юстус быстро проведет переговоры и сможет разрушить магический барьер.

Я напоминаю себе, что ему удалось вытянуть кровь на поверхность камня. Нет никаких причин сомневаться в том, что он сможет стереть эту руну… так ведь?

Но фраза, которую сказала мне Мириам, о том, как Котёл смеется над планами смертных, почти убивает мою надежду, однако она снова вырастает внутри меня, точно поднявшееся тесто.

— …не разумно, — говорит Ифа. — Юстус просит Фэллон приехать.

Ифа закусывает губу.

— И украсть камень.

ГЛАВА 64

— Украсть?

А я-то думала, что мы собирались прибегнуть к пересмотру отношений с Глэйсом, а не к воровству.

Радужки Лоркана вспыхивают точно факелы на стенах его королевства.

— Юстус не может пройти сквозь стену без руны, — объясняет Ифа, — а чтобы нарисовать её, ему нужна шаббианская кровь его пары.

Тени Лора начинают отделяться от его тела.

Он, должно быть, выразил своё неудовольствие и рявкнул что-то в голове у Ифы, потому что моя бедная подруга делает резкий вдох, опускает взгляд в пол и тихо произносит:

— Dalich, Mórrgaht.

«Я не рявкал на неё».

«Тогда почему она извинилась и смотрит сейчас себе под ноги?»

«Потому что я попросил её… вероятно чуть более эмоционально, чем следовало… не использовать слово «пара». Оно слишком священно для того, чтобы использовать его в таком», — его взгляд проходится по моей руке, на которой красуется напоминание о том, что я связана с другим, — «пошлом смысле».

А-а… я переплетаю свои пальцы с его пальцами, чтобы не дать ему полностью превратиться в дым.

«Лор, ты — моя пара. Только ты».

— Они нашли рунический камень?

Я поворачиваюсь на звук хриплого голоса. Мой отец стоит в дверях таверны, сжав руки в кулаки и постукивая ими по своим бёдрам.

— Да, Кахол. В охраняемом помещении художественной галереи.

Удивление на лице моего отца сжимает мне сердце. На шаг ближе к Шаббе. На шаг ближе к тому, чтобы вернуть свою пару.

— Разве Киан не может проскользнуть внутрь? — спрашиваю я.

— Его сердце застывает каждый раз, как он касается стены, — Ифа сжимает губы. — Он говорить, что помещение, скорее всего, окружено обсидианом.

— Focá, — бормочет мой отец.

Ифа впивается зубами в нижнюю губу.

— Бронвен говорит, что Фэллон может проходить сквозь стены.

— Фэллон не поедет в Глэйс, — огрызается Лор.

Ифа смотрит на Кахола из-под ресниц.

— Киан организует ужин, чтобы обсудить наш союз. Он сказал Владимиру, что вы с Фэллон будете присутствовать на нём.

— Нет.

Тени Лора отделяются от моих пальцев и обвивают меня за талию.

— Разве вы не отдали ему сосуд?

Мой отец проходит вперёд, на его жилистой шее пульсирует вена.

Я приподнимаю бровь.

— Какой сосуд, dádhi?

— В ночь, когда тебя забрали, мы достали из пещеры сосуд с кровью Мириам.

— Это была не кровь Мириам. Это была кровь змея. Похоже, кровь, которую раздавали люсинцам, не принадлежала Мириам. Но это не значит, что больше нигде не осталось сосудов с её кровью, так как Коста, похоже, годами пускал кровь своей возлюбленной, а кровь шаббианцев не сворачивается.

Глаза Лора становятся отрешёнными, словно он перенёсся во времени и пространстве к человеку, который пырнул его в спину.

— Он определённо это делал, — уверенно говорю я, хотя нет никакого смысла это доказывать. — Отправляемся в Глэйс.

Мой отец вздрагивает, услышав моё предложение, полное энтузиазма, и его глаза наполняются слезами, словно он испытал облегчение и готов разрыдаться.

— Нет, — говорит Лор, не терпящим возражений тоном.

Но мой отец всё равно возражает:

— У нас есть время. Данте потребуется ещё пара дней, чтобы добраться до стоянки дикарей.

— Стоянки дикарей? — спрашиваю я.

— Именно рядом с ней заканчивается туннель, — объясняет мой отец. — Единственный туннель. Росси оказался прекрасным картографом.

«Подумать только, вы все хотели его убить».

Зрачки Лора сужаются.

«Я всё ещё этого хочу».

Я хмурюсь.

«Он забрал тебя у меня, Behach Éan».

Я вздыхаю, решив сменить тему.

— А что насчёт дикарей? Они на нашей стороне?

— Ну, да. Их просто заворожил сундук с золотом, который мы им пообещали за то, чтобы пробурить дыру на месте их лагеря, и они ещё больше прониклись, когда мы предложили им второй сундук, если они сообщат нам о том, когда крысы достигнут места своего назначения.

Лор проводит кончиком языка по верхней губе в предвкушении этой новости.

Мой пульс так часто бьётся, что во рту появляется привкус монет, которые так жаждут получить дикие фейри.

— А мы уверены в том, что их нельзя будет уговорить сражаться на стороне фейри? Ведь учитывая всё то железо, которое они принимают, сделки не должны отпечатываться на их коже, верно?

— Верно, — медленно говорит Лор. — В мире нет ничего определённого, поэтому кое-кто присматривает за ними.

— Мог ли Данте вернуться назад?

— Мог, но Маттиа и Антони уже начали поиски в туннелях.

Может быть, вместо того, чтобы копать, Юстусу и Антони следовало попросить парочку водяных фейри затопить туннели?

«По словам Росси, это мало чем поможет, так как там слишком много перегородок и уклонов».

Значит, мы подождем. А пока мы это делаем…

— Я всегда мечтала увидеть Глэйс. Говорят, ледяные образования очень красивы.

Лор качает головой.

«Ледяные образования? Серьёзно?»

Мой отец, должно быть, решил, что Лор покачал головой на мою попытку заставить его отправиться в Глэйс, потому что говорит:

— Если магический барьер исчезнет, Прийя сможет отправить сюда свою армию. У Данте не будет не единого шанса.

Тени моей пары слегка касаются моей кожи.

— У него и так нет ни единого шанса.

Как жаль, что у меня нет такой же уверенности. То есть, у меня есть желание покончить с Данте, но желание и способность — это разные вещи.

— Прошу тебя, брат, — голос моего отца звучит так сломлено, что моё сердце разбивается.

Лор ещё крепче приобнимает меня за талию.

— Тебе надо немного поспать.

Мой отец раскрывает рот, но затем закрывает его и сжимает губы. Он так сильно расстроен, что если бы я не стояла рядом, он, вероятно, ударил бы Лора.

Я провожу по костяшкам пальцев своей пары.

«Избавь его уже от этих страданий».

— Впереди нас ждет долгий перелёт, Кахол, не говоря уже о том, что нам придётся вынести непростой ужин, пока Фэллон рыскает по их музеям.

Уголки губ моего отца начинают дрожать, а его глаза загораются, словно он представил, как моя мать сбросила свою розовую чешую и идёт по пляжу навстречу ему.

Губы Ифы изгибаются в широкой улыбке, которую я ей возвращаю, но затем тяжесть задачи, которую нам предстоит выполнить, ложится мне на плечи. Я не имею права ошибиться, так как это не только лишит Лора союзной армии, но и разрушит хрупкую надежду моего отца.

В то время как мои компаньоны обсуждают детали, я вглядываюсь в пламя факела на стене. Неожиданно огонь ярко вспыхивает и тухнет, после чего я погружаюсь во тьму. Я моргаю, но затем снова вижу свет, но на этот раз приглушённый, естественный. Он проникает сквозь хвою и падает на волосы девушки, которую я не видела со времен пира у Ксемы в Тареспагии.