Дом неистовых клятв

— Я слышала, что ты провидица.

Алёна ещё плотнее кутается в воротник своего белого мехового пальто.

Когда я понимаю, где я, всё внутри меня застывает, подобно обледенелой земле, по которой мы катимся на санях. Значит, Бронвен находится в Глэйсе… и почему это меня удивляет? Во-первых, там её пара, а, во-вторых, она безумно любит вмешиваться в чужие дела.

— Я проводник, — медленно отвечает она, — я не провидица. Я всего лишь могу видеть и передавать видения, которые Котёл решает мне показать.

— А он показывает тебе что-нибудь из моего будущего, Бронвен Бэннок?

Лицо Алёны такое бледное и изящное, что кажется вырезанным изо льда.

— Нет.

Она обращает взгляд своих ясных глаз на горизонт.

— Наверное, это к лучшему. Я бы предпочла не знать, удастся ли моему отцу насильно выдать меня замуж за вашего когтистого монарха.

Несмотря на то, что она не испытывает никакого интереса к моей паре, я начинаю невольно скрежетать зубами.

— Мне необязательно обращаться к Котлу, чтобы уверить тебя в том, что Лоркан никогда не возьмёт тебя в жёны.

— Да-да. Потому что он безумно влюблён в девушку, которая его воскресила. Я слышала.

Я не нахожусь сейчас рядом с Алёной, но неприязнь, исходящая от неё, явственно чувствуется в воздухе. Мне даже кажется, что Алёна добавляет:

— Я скорее умру, чем выйду за него.

Но её слова заглушает меховой воротник и резкий вдох Бронвен.

Я пытаюсь оглядеться, чтобы понять, что так сильно потрясло мою тётю, но не могу повернуть голову Бронвен, поэтому мне приходится смотреть на элегантные брови Алёны, которые опускаются к её изящному бледному носу.

— Ты в порядке?

Бронвен испускает дрожащий вздох.

— Да.

Я слышу, как в голове Бронвен раздаётся голос дяди, который задаёт ей тот же самый вопрос. Но ему она отвечает иначе. Ответ Бронвен вырывает меня из её сознания и возвращает обратно в Небесное королевство, где в мои уши проникает звук приглушённого разговора.

— У неё нет никакой другой пары, Ифа, — мягко объясняет Лор.

— Но твои глаза… они не белые, Морргот.

Лицо Ифы, раскрашенное углём, снова появляется у меня перед глазами.

— Шаббианцы могут использовать глаза Бронвен, — говорит мой отец.

Озабоченно нахмуренные брови Ифы приподнимаются вместе с густыми ресницами.

— Вы все забыли упомянуть, что Бронвен находится в Глэйсе, — говорю я таким хриплым голосом, словно не разговаривала несколько дней.

Ифа снова морщит лоб.

— Киан пара, — говорит она, как будто это наилучшим образом объясняет местоположение моей тёти.

Думаю, моя подруга действительно в это верит. Я бы и сама в это поверила, если бы не относилась к Бронвен так настороженно.

Лор разворачивает меня к себе лицом.

— Что ты увидела?

— Я видела, как Бронвен и Алёна из Глэйса катаются на санях.

— Судя по выражению твоего лица, ты увидела не только это, Behach Éan.

Я закрываю глаза и повторяю то, что Бронвен рассказала Киану, и когда я это делаю, я представляю тело Алёны на алом снегу.

Я вижу её остекленевшие глаза, которые смотрят в ночное небо, усыпанное звёздами.

Я вижу рукоять кинжала, украшенного бриллиантовой снежинкой, который торчит из её груди.

И я вижу себя — так как именно меня Котёл показал Бронвен — стоящую над трупом Алёны.

Причина, по которой Бронвен не увидела будущее принцессы, заключается в том, что я, по всей видимости, должна прервать её жизнь.

— Я не могу туда поехать, Лор.

Мои щёки краснеют от стыда. Я, конечно, не люблю Алёну, но убийство… Боги, это станет началом ещё одной войны.

— Должна быть довольно веская причина для того, чтобы ты убила её, ínon.

— Мне плевать, есть ли у меня, мать его, веская причина для того, чтобы её убивать.

Я не хотела срываться на своего отца, но сейчас я пребываю в смятении.

«Как я могла так поступить? И почему она прижимала руки к животу?»

Что если она… что если она была беременна? Я запускаю пальцы в волосы, продолжая произносить проклятие за проклятием.

«Фэллон, посмотри на меня».

«Я не могу».

Лор ловит мои запястья и отрывает мои руки от волос, за которые я продолжаю яростно тянуть.

— Любовь моя, снежинка это королевский герб Глэйса.

— То есть помимо того, что я убью Алёну, я сделаю это оружием её народа? Это мало чем поможет вашему союзу, Лор, — говорю я саркастично, что заставляет его челюсть напрячься. — Ты не можешь позволить мне отправиться в Глэйс.

Проблеск надежды, который забрезжил ранее в глазах моего отца, исчезает.

— Тот факт, что Бронвен увидела тебя, стоящую над трупом этой девушки, не означает, что именно ты вонзила кинжал в её грудь.

— Единственным человеком, который также присутствовал там, был брат Алёны, наследный принц.

— Братья и сёстры то и дело убивают друг друга, — прагматично замечает мой отец, что заставляет меня сморщить нос.

Брови Лора так низко опускаются, что его радужки темнеют.

— Бронвен видела звёзды?

Я хмурюсь.

— Я… Она сказала, что это была ночь. Я могла приукрасить её видение звёздами. А что?

— Потому что ясные ночи бывают в Глэйсе только летом, — говорит Ифа.

Я прикусываю нижнюю губу, пытаясь вспомнить её точные слова.

— Может быть, стоит переспросить у Киана?

Хотя я бы предпочла её не убивать, а уж тем более завтра.

Пока Лор взывает к моему дяде по мысленной связи, которая соединяет его с воронами, отец касается моего плеча.

— Если мы вылетим на рассвете, мы доберёмся до земель Владимира утром.

Другими словами: мы отправимся назад до того, как ночь накроет Глэйс.

Его кадык опускается, когда он сглатывает, ожидая моего решения.

После всего того, что он пережил, я не могу его подвести.

— Ладно, но, пожалуйста, проследи за тем, чтобы я не убила никакую принцессу.

ГЛАВА 65

Когда мы доходим до двери Лоркана, моя нервозность достигает таких масштабов, что я начинаю терять даже ту уверенность, которая у меня есть. Да, я могу проходить сквозь стены, но я уже много дней не практиковала этот магический знак. Что если я забуду, как его рисовать? Не говоря уже о том, что я боюсь пускать кровь рядом со своей парой. Рядом с воронами.

Что если какой-нибудь глэйсинец заметит мою руну и проведёт по ней своим мечом до того, как она впитается в стену? Неожиданно этот страх начинает преобладать над всеми остальными, что явно лучше, чем представлять, как я вонзаю кинжал в грудь Алёны.

«Мы будем рядом, Фэллон».

Мои брови изгибаются, так как меня это не утешает. Ведь они будут находиться рядом с моей кровью.

«Ты боишься, что твои руны могут найти. Мы сотрём их со стен».

Лор протягивает руку и открывает дверь.

Я захожу в комнату вперёд него.

— Что если я не смогу нарисовать правильную руну?

Что если я убью принцессу?

— Росси и Бронвен будут там. Они проследят за тем, чтобы ты нарисовала правильные руны.

Чувство облегчения снимает часть моего напряжения.

— Разве кража не будет стоить тебе союза с Глэйсом?

Я стараюсь не думать об убийстве Алёны, но мысль об этом никак не покидает мою голову.

Лор закрывает дверь своей комнаты.

— Если благодаря этому магический барьер падёт, оно того стоит.

Я разворачиваюсь и оказываюсь нос к носу со своей парой. Точнее мой нос находится сейчас в районе его подбородка благодаря высоким каблукам. Когда я вспоминаю о них, моя пара опускает взгляд на пол. Он хватает мою юбку и задирает её так, чтобы были видны мои прекрасные атласные туфли, которые выбрала Сибилла, настаивая на том, что они способны поднять даже самые вялые члены.

— Какая проницательная женщина эта Сибилла.

Я выдвигаю ногу, чтобы он мог лучше разглядеть мою обувь.

— Ну и как? Удалось ли им поднять твой член, Морргот?

Он берёт мою руку и кладет её себе между ног. Я улыбаюсь и начинаю медленно поглаживать его сквозь кожаные штаны. Низкое рычание наполняет его грудь. Я продолжаю двигать рукой, а он прикрывает веки и запрокидывает голову.

Я целую его в шею, и мне нравится, как его кадык задевает мои губы. Продолжая массировать его, я нахожу шнурки своего корсета и тяну за них. Узел легко развязывается. Я снова целую и поглаживаю его, не переставая развязывать шнурки.

Ослабив шнурки в достаточной степени, я отрываю губы от шеи Лоркана и опускаю руку с его пульсирующего члена. Эта неожиданная остановка заставляет мою пару разочарованно зарычать, но затем его рык превращается в сладострастный стон, когда я подцепляю корсет руками, опускаю его на бедра, а затем высвобождаюсь из него.

— Трахни меня, — бормочет он.

«Твоё желание для меня закон».

Его взгляд отрывается от моей голой груди, медленно скользит вверх, касается моего лица, и в его глазах загорается озорной огонёк. Он бросается на меня, оставляет дорожку жадных поцелуев вдоль моей шеи, а затем перемещается на округлые груди. Его тяжелое дыхание обдаёт мои соски, но он не касается их. Вместо этого он выпрямляется, обхватывает меня рукой за шею, притягивает к себе моё лицо, и наши губы врезаются друг в друга.

Я, должно быть, выпустила на свободу его внутреннего зверя, потому что сегодня он совсем не нежен. Его хватка оставляет синяки на моей коже, поцелуй требовательный.

Я опускаю руки на его штаны в поисках завязок, и когда нахожу, то тяну за них, чтобы ослабить. Удовлетворённо вздохнув, я обхватываю его горячий бархатистый член.

Лор содрогается от моего прикосновения, а потом содрогается ещё раз, когда я медленно провожу по нему рукой. А затем он произносит что-то нечленораздельное на языке воронов вперемешку с люсинскими словами. Он превращается в дым, отрывает мою руку от своего прекрасного пульсирующего органа, и снова предстаёт передо мной, но уже без обуви и штанов. На Лоре всё ещё надета его футболка, поэтому я снимаю её с него. Однако я даже не успеваю полюбоваться его широкой грудью, потому что он хватает меня за попу и поднимает с пола.

Слегка взвизгнув, я обхватываю его руками за шею и ногами за талию. Он начинает идти в сторону кровати, но затем изменяет направление. Я решаю, что он решил отнести меня в ванную, но это оказывается не так.

Он поворачивает ручку двери, ведущей в библиотеку, и открывает её. Лунный свет подсвечивает края чёрных деревянных полок и заставляет позолоченные корешки книг сиять, точно звёзды. Пока я восхищённо осматриваюсь вокруг, он подносит меня к тому огромному столу, накрытому пожелтевшей картой его королевства, и кладёт меня на него. Моё плечо врезается в небольшой стеклянный сосуд, отчего тот отлетает в сторону. Чернила выплескиваются наружу, забрызгав мою кожу и бумагу цвета охры.

Когда я протягиваю руку, чтобы поднять чернильницу, Лор хватает меня за запястья и заводит мои руки за голову. Он прижимает их к бумаге, после чего склоняется надо мной и проводит по одному из моих сосков зубами.

Я напрочь забываю о чернилах и выгибаю спину, скармливая ему себя. Он накрывает ртом весь мой сосок и с такой силой целует его, что боль и удовольствие сливаются вместе. Эти противоречивые ощущения прокатываются по моей спине, охватывают всё моё нутро, и заставляют тепло разлиться у меня между ног.

Он начинает подвергать такой же сладостной пытке мою вторую грудь, после чего отпускает её и прокладывает дорожку поцелуев в сторону моего пупка. Он отпускает мои запястья и проводит тупыми ногтями по внутренней стороне моих рук, заставляя всё моё существо покрыться мурашками.

Он скользит руками вниз по моей грудной клетке и далее, вдоль всего моего тела, до самых бёдер, где захватывает моё кружевное белье и стягивает его с меня. А затем он обхватывает мои узкие каблуки, сгибает мою ногу и целует щиколотку. Он медленно проводит языком вверх до самого колена, и тогда я узнаю, что колени это удивительное место, потому что, когда он касается их своими губами, все мои мышцы изо всех сил сжимаются.

Он закидывает мою ногу на своё широкое плечо и начинает заниматься моей второй щиколоткой, икрой и коленом, после чего закидывает и эту ногу себе за спину. Затем он разводит мои бёдра, опускается на корточки и погружает своё лицо в мою промежность.

Я вздрагиваю, когда его язык касается того волшебного бугорка, и запускаю пальцы, перепачканные чернилами, в его чёрные, как ночь, волосы. Не для того, чтобы удержать его на месте — не думаю, что его нужно удерживать — а для того, чтобы удержать на месте саму себя.

Когда он начинает водить по мне своим языком, мне кажется, что золотые буквы спрыгнули с кожаных корешков книг и теперь кружатся над нами в тёмном воздухе. Я смотрю на вздымающуюся голову Лора, а затем откидываюсь назад и устремляю взгляд на сверкающий циклон, который начинает кружиться всё быстрее и…

— ЛОР! — его имя вырывается из моего горла, когда оргазм взрывает мою промежность.

И прежде, чем я успеваю прийти в себя, он выпрямляется, направляет свой набухший конец меж моих ног и погружается внутрь меня.

Я снова вижу звёзды. Они сияют и потрескивают, точно бенгальские огни, и пересекают каменные небеса, словно кометы.

Когда он погружается в меня до самого основания, хриплый стон вырывается из его груди и прокатывается по моему телу. Он такой громкий и глубокий, что деревянный стол сотрясается подо мной. Лор отводит бёдра назад и стонет, когда мои мышцы обхватывают его член. Несмотря на то, что у меня там довольно узко, он так сильно меня увлажнил, что без проблем выскальзывает наружу. Мне сразу же начинает недоставать его члена, но он тут же снова врезается в меня.

Ещё больше чернил выплескивается из перевернутого сосуда и забрызгивает мой подбородок. Лор отпускает одну из моих ног и прижимает ладонь к моей щеке. Сначала я решаю, что он хочет стереть чернила, но затем он проводит рукой вниз по моему телу, рисуя на мне. Водя рукой по моей коже, покрытой потом, он окрашивает в тёмный цвет розоватые пики моих вздымающихся грудей.

«Focà, mo khrà».

Его глаза наполняются слезами и блестят так же, как его лоб и падающие на него локоны цвета воронова крыла.

«Как же я скучал по мягкости твоей кожи и жару твоего тела».

Каждая мышца во мне сжимается, начиная с промежности, по которой он так скучал, и заканчивая сердцем, которое он завоевал благодаря тому, что никогда не сдавался.

— А я скучала…

Я не хочу отводить глаза от его лица, но мои веки захлопываются сами собой, потому что он прижимается основанием ладони к моему чувствительному клитору. Я снова взрываюсь оргазмом, и волна удовольствия втягивает его глубоко внутрь меня, а затем врезается в него и выталкивает наружу.

Только вот моя пара не какой-нибудь мелкий камешек, который можно так просто отбросить в сторону; он валун, в который врезаются корабли и морская пена. Он прищуривается, обозревая весь тот беспорядок, что устроил на моей коже, его зрачки сужаются, челюсть напрягается, и он входит в моё пульсирующее нутро с яростным рыком и извергается внутри меня, окрашивая те части моего тела, которых не коснулись чернила.

Когда он изливает в меня всё своё семя, я понимаю, что насквозь промокла, как и он сам, и дело не только в солёном поте наших тел и удовольствии. Мы источаем блаженство. Оглушительное, мучительное блаженство.

Оставаясь всё ещё глубоко внутри меня, он нависает над моим телом и благоговейно целует маленькую татуировку под моим глазом, после чего бормочет что-то вроде молитвы на языке воронов. Мне удаётся разобрать имена своих родителей и слова «спасибо» и «ветер».

«Я благодарил ветер за то, что он прибил твою мать к берегам моего королевства и бросил в объятия твоего отца».

Я накручиваю прядь его волос на палец и наблюдаю за тем, как чёрный локон обвивает мою голубую кожу.

— Жаль, что ветра также разлучили их.

— Это сделали не ветра; а Регио.

Точно также Данте разлучил меня с Лором…

— Мне понадобится меч. То есть, когда мы вернёмся. Не давай мне меч перед поездкой.

Труп Алёны встаёт у меня перед глазами. Я отгоняю видение.

— И мне необходимы тренировки. Когда мы вернёмся из Глэйса, ты сможешь предоставить мне всё это?

— Да, только тебе не нужны тренировки.

— Не согласна. Я совсем не умею обращаться с мечом.

— Не будет никакого сражения на мечах.

— Ты собираешься связать Данте и преподнести мне его на блюдечке?

— Что-то типа того.

Он проводит большим пальцем по маленькому перышку на моей скуле.

— И ты очень даже умеешь обращаться с клинками.

Моё взволнованное сердце останавливается. И не из-за воспоминания о том, как я вонзила кинжал в глаз Данте, или о том, как кинжал торчал из груди Алёны, но при мысли о том, как я вонзила меч в шею Като. Мои ноздри начинают раздуваться от ненависти к себе и стыда. Я отворачиваю лицо от Лора и смотрю на серый пол. И хотя мой друг не лежит сейчас у моих ног, я всё равно вижу перед собой его окровавленное тело.

Я вынимаю руку из волос Лора и сжимаю её в кулак. Пытаясь отогнать это воспоминание, я закрываю глаза, но оно пристало к моим векам, точно свежий синяк. Ну, зачем Лор вспомнил о Като? Не то, чтобы я уже забыла о нём, потому что я не забыла — и никогда бы не смогла этого сделать — но учитывая всё происходящее, мысли о нём ушли на задний план.

«Он был твоим тюремщиком, Behach Éan».

Мои ногти впиваются в ладони.

«Он также был моим другом. Сколько раз мы ещё будем возвращаться к этому разговору?»

«Настоящие друзья не держат друг друга взаперти».

Я распахиваю веки и сердито смотрю на Лора.

«Не будь таким бесчувственным».

«Я прагматик».

«А я нет?»

«Нет. Не когда дело касается этого человека».

Я делаю вдох, который кажется таким горячим, словно кто-то поджёг мои лёгкие.

— Поцелуй меня, Фэллон.

Я смотрю на его губы, так как у меня совершенно нет настроения его целовать после этого разговора.

Глубоко вздохнув, он просовывает руки под мою спину и приподнимает меня так, что теперь я сижу на краю стола. Он стоит у меня между ног, а его твёрдый член всё ещё находится внутри меня.

«Если бы я мог убить его вместо тебя, mo khrà, я бы, не задумываясь, сделал это, так как я бы предпочёл, чтобы ты ненавидела меня, а не себя».

Боги, на него невозможно долго злиться.

Он просовывает руки под мои бёдра и снимает меня со стола. При этом его член выскальзывает из моей пульсирующей промежности.

«А теперь в кровать, так как нам надо отдохнуть».

Я обхватываю его рукой за шею и наслаждаюсь тем, как сокращаются и играют сухожилия под его кожей.

— Может быть, нам стоит зайти в ванную комнату?

— Нет.

— Лор, я вся покрыта чернилами и…

Я указываю на липкие разводы на внутренней стороне моих бёдер, которые я уже размазала по его узкой талии.

— И ты тоже.

— И это не предел. Увидишь утром. Мы помоемся после.

Я смотрю на своё тело с некоторой опаской.

— А что если чернила впитаются в мою кожу?

— Значит, ты будешь носить отпечатки моих рук на своей плоти до конца жизни.

— Вообще-то я серьёзно. Мои соски голубого цвета, а на теле полосы, как у дикой кошки.

— Мне нравятся твои голубые соски. А что касается полос, они подходят твоему характеру.

Я изумлённо смотрю на него, что заставляет его ухмыльнуться, но затем я улыбаюсь.

— Когда мой отец спросит, почему я облита чернилами, я укажу ему на тебя, Лор.

Его глаза вспыхивают.

— Я просто скажу ему, что ты рыскала у меня в библиотеке, так как хотела узнать о местоположении туннелей, которые Юстус нарисовал на нашей карте, и перевернула чернильницу. Подозреваю, твой отец будет слегка раздражён тем, что ты испортила работу Юстуса. Он ненавидит просить этого мужчину о помощи.

Моя радость испаряется, потому что merda…

— Я, правда, уничтожила карту?

— Нет, птичка, её уничтожил я. А ты просто уничтожила меня.

ГЛАВА 66

Спустя целый день полёта, на горизонте появляется земля. В отличие от Люса, который сверкает золотыми и зелёными оттенками, Глэйс — такой же белый, как то постельное бельё, что перепачкали мы с Лором перемазанными чернилами телами.

Я приняла душ и усиленно тёрла себя мочалкой, но даже это не помогло мне избавиться от этих новых отметин. Чтобы избежать удивлённых взглядов, особенно со стороны отца, я надела перчатки и чёрную водолазку под доспехи, сделанные из железа и кожи, которые презентовал мне Лор после пробуждения.

Ещё один подарок, который он заказал специально для меня. Это глупо, но я чувствую себя в них неуязвимой, точно спрятанная за магическим барьером, размером с меня, хотя они закрывают лишь мои плечи, грудь, живот и спину.

Благодаря чёрным кожаным штанам и высоким сапогам, единственный перепачканный участок моей кожи, который сейчас видно, находится за ухом, поэтому я решила распустить волосы. Мне, вероятно, не стоило этого делать, учитывая то, какими свирепыми могут быть полярные ветры.

Как только я слезаю со спины отца, я начинаю расчёсывать колтуны, периодически поглядывая в сторону тёмных клубов дыма, представляющих собой Лора. Он не будет перевоплощаться сегодня в человека, во многом из-за того, что никто пока не знает, что он вновь сделался цельным, но также потому, что он посчитал разумным оставить двух своих воронов в Небесном королевстве. А ещё, на случай убийства — я надеюсь, совершенного не мной — мы решили, что будет лучше, если глэйсинцы решат, что он остался в Люсе.

Я всё еще привожу в порядок волосы, когда земля, покрытая снегом, начинает сотрясаться.

Я отступаю назад и врезаюсь в Габриэля, который летел на спине Кольма.

— Полегче, Фэл.

Поскольку он не выглядит настороженно, я решаю, что и мне не стоит переживать. Но моё сердцебиение всё равно не успокаивается, даже когда я понимаю, что двигается не земля, а что-то наподобие стеклянного вестибюля, в котором стоит пара, облачённая в меха, которые совпадают по цвету с цветом их волос.

Точнее его волос. Её волосы — цвета льна, а не полностью белые. Король Владимир и его жена Милана. Даже если бы на них не были надеты короны в виде снежинок, я бы поняла, кто они такие, по их царственным позам и тому количеству солдат, которые окружили их и трёх их дочерей.

Несмотря на то, что большую часть полёта я провела в своих мыслях и наблюдала за тем, как морские волны плещутся под нами, я всё же попросила Лора просветить меня насчёт того, как устроен королевский двор Глэйса. Я узнала всё о монархе-фейри, о двух его детях от первого брака — Константине и Алёне — о его жене, которая была гораздо моложе его, и об их ненаглядных детях — дочках-близнецах и маленьком сыне.

Самый старший из них, Константин, должен стать монархом Глэйса, если его отец умрёт или отойдёт от дел. А ещё есть Алёна, которую… я должна убить. Близнецов зовут Ксения и Изольда, и им должно исполниться шестнадцать в этом году, а их маленькому брату, Илье, пять.

Близнецы и Илья похожи на свою мать: все трое — золотоволосые и с голубыми глазами, а старшие дети унаследовали серебряный цвет глаз своего отца и белые волосы. А ещё острые как бритва черты лица. Их красота кажется такой же холодной, как сосульки, венчающие плоский потолок вестибюля.

Его стеклянные стены переходят в тонкие металлические колонны, которые сверкают так же ярко, как и всё остальное. Солнце уже склонилось к горизонту и заливает приглушённым светом обледеневший пейзаж.

Я с трудом представляю, как я могла бы жить там, где царят бесконечные дни. А после того, как я целый месяц провела под землёй, я знаю, что не смогла бы терпеть бесконечные ночи. Я слишком люблю восходы и закаты.

— Тебе понравилось жить здесь? — спрашиваю я Габриэля, в то время как король предлагает руку своей жене, после чего они выходят из вестибюля и направляются по плотно утрамбованному снегу в нашу сторону.

— Вообще-то, да. Под всеми этими мехами и холодностью скрываются довольно дружелюбные люди.

И словно желая доказать правдивость слов Габриэля, Владимир улыбается. Его зубы такие же ослепительно белые, что и волосы, заплетённые в изощрённую косу, перекинутую через плечо. А вот Милана не улыбается, когда осматривает меня с головы до ног.

Как и большинство чистокровок, она, вероятно, считает меня недостойной. Думаю, её отталкивает форма моих ушей, если только дело не в чёрных полосах, которые я нарисовала на лице. Либо я ошибаюсь, и причина, по которой она сморщила свой розовый ротик, не в моей внешности, а в репутации и происхождении. Ведь я плод смешения двух рас, которых фейри ужасно боятся. Мысль о том, что я могу её пугать, чудесным образом поднимает мою самооценку.

Как только королевская чета приближается к нам, оборотни в человеческом обличье обступают меня, а те, что остались в образе птиц, кружат в небе. Но я не вижу там Лора. Я зову его по мысленной связи.

«Держись рядом с отцом, Behach Éan».

Я решаю, что он полетел на поиски галереи, которую мне предстоит ограбить.

— Генерал Бэннок, добро пожаловать в моё скромное жилище.

Владимир кивает головой за широкую спину моего отца.

— А это, должно быть, ваша знаменитая дочь.

Я не могу понять, использовал ли он слово «знаменитая» как оскорбление или не имел в виду ничего плохого.

— Как жаль, что Рибав не смог прилететь, — говорит он, — но я понимаю. Во время войны король не может оставлять свой народ.

Только вот понимает ли он?

— Я слышала, что Глэйсу очень повезло.

Его бледный лоб хмурится.

— В каком смысле, леди Бэннок?

— В том смысле, что ваше королевство никогда ни с кем не воевало.

— А-а. Немногие желают заполучить земли, закованные в лёд, и навеки покрытые снегом.

Он обводит взглядом своё королевство, и я понимаю, что он очень любит свою полярную пустыню.

Я щурюсь, но белый холм загораживает мне вид на голые просторы.

— Неужели всё здесь покрыто снегом?

— Нет. У нас есть леса и пляжи с чёрным песком.

На этот раз мне отвечает Константин. Сын и отец стоят плечом к плечу друг к другу, и их сходство поражает.

— Но это не тот тропический песок, к которому вы привыкли в Тареспагии, — добавляет он с улыбкой.

— А где вы выращиваете растения?

— В теплицах. Если желаете, Алёна почтёт за честь провести для вас экскурсию.

Константин оглядывается за спину на братьев и сестёр, которые стоят чуть поодаль.

— Я слышал, что вы уже знакомы.

— Я бы не назвала это знакомством.

Я вытаскиваю медальон в форме ракушки из-под водолазки и вешаю его поверх чёрной шерстяной ткани. Он не похож на оружие, но на самом деле он им является, и я нахожу некоторое успокоение в том, как он выглядит и как его лёгкий вес давит на мою грудь.

— Мы виделись.

— Было бы прекрасно, если бы она подружилась с кем-то из вашего народа, — говорит он, снова устремляя свой взгляд вперёд. На меня.

Я почти уверена в том, что Алёна не желает становиться подругой женщины, которая разрушила её шансы на то, чтобы стать невестой Данте.

— Да. Определённо.

Милана проводит руками, одетыми в перчатки, вверх по руке своего мужа, словно давая мне понять, что этот мужчина принадлежит ей.

Неужели она думает, что я могу претендовать на её мужа? Я начинаю морщить нос, но меня отвлекают её расклёшенные рукава, которые опускаются к локтям и обнажают множество браслетов, сделанных из костей и украшенных серебром и бриллиантами. При виде их я снова оказываюсь в трофейной комнате Регио, где Марко радостно рассказывал мне о том, что жители Глэйса питают сильную страсть к рогам морских змеев.

— Где мой брат? — голос моего отца заставляет меня отвлечься от Исолакуори.

— В охотничьем домике, — Владимир кивает на вершину крутого холма. — Там уже ждёт ужин.

У меня скручивает живот. Я привыкла к тому, что вороны охотятся ради еды, но фейри охотятся ради спортивного интереса. Конечно, большинство из них потом съедает свою добычу, но меня очень нервирует то воодушевление, которое они испытывают, отбирая жизни у диких животных.

«На тебе надеты перчатки, сапоги и штаны, сделанные из шкуры животных», — напоминает мне моё сознание. Когда я понимаю, насколько это двулично, мне удаётся подавить своё отвращение.

— Габриэль? — восклицает одна из близнецов. — Габриэль Мориати?

Она начинает идти по замерзшей земле, широко раскрыв глаза, точно молодая лань.

— Ксения сказала, что это не можешь быть ты, ведь ты… ты…

— Фейри? — заканчивает он.

Судя по тому, как судорожно она начинает кивать, это совсем не то, на что она намекала.

— Не могу поверить, что это, и правда, ты.

Она смотрит на него, раскрыв рот, словно он очень сильно поменялся за те несколько месяцев, что она его не видела. Да, его волосы стали короче, и он приобрёл новую компанию, но Габриэль также превратился в совершенно другого человека, как внешне, так и внутренне.

Король Владимир пристально изучает Габриэля, словно он только сейчас заметил острые кончики его ушей, но быстро теряет к нему интерес и переводит внимание на моего отца и меня.

— Вы предпочитаете полететь или поехать на санях?

Не сводя глаз с Владимира, мой отец спрашивает:

— Ínon? Что бы ты предпочла?

Я оглядываю огромные сани из темно-коричневого дерева с серебряными полозьями. В отличие от тех саней из рассказов, которые я читала мамме, эти сани запряжены не лошадьми, а фейри. У них серебряные глаза, и они одеты в бледно-голубые военные униформы с сияющими серебряными пуговицами и отороченные чёрным мехом.

— Будучи в Глэйсе, следуй его правилам.

Я одариваю королевскую чету улыбкой, которая, как я надеюсь, покажется им искренней.

Я не презираю их, но у меня есть к ним некоторые претензии. Они не только пытаются использовать рунический камень, чтобы подкупить Лора, но они также хотели подсунуть Алёну в постель моей пары. Ради собственного душевного равновесия, мне стоит это отпустить, но как бы я ни пыталась отогнать эту мысль, один лишь взгляд на холодную изящную красоту Алёны заставляет мою ревность затмить все остальные мысли.

Если Котёл показал Бронвен правду, ей осталось недолго в этом мире. Но можно ли верить Котлу? Ведь Габриэль всё ещё жив, хотя должен был умереть до наступления прошлого полнолуния. Несмотря на то, что я не люблю принцессу, я надеюсь, что прошлой ночью Бронвен перепила фейского вина, из-за чего её сознание сфабриковало смерть Алёны.

Владимир жестом приглашает меня и моего отца первыми занять место в санях, после чего присоединяется к нам со своим сыном, а его жена, дочери и младший сын забираются в другие сани вместе с Габриэлем. Ифа, Фион и три других ворона перевоплощаются в птиц и взмывают в небо.

Губы Владимира изгибаются в натянутой улыбке, которую даже нельзя назвать таковой.

— Я, конечно, польщен тем, что вы преодолели множество морских миль, чтобы присоединиться к моей семье за ужином, но могу я узнать, что привело вас к моим ледяным берегам? Киан был не очень многословен.

Мой отец опускает подбородок, скрытый бородой, и пригвождает северного монарха взглядом.

— Твой рунический камень.

ГЛАВА 67

Ну, ладно. Похоже, мы не собираемся ходить вокруг да около. Не то, чтобы в этих санях было, где ходить. Вот если бы мы сейчас находились в хвойном лесу, но он, должно быть, находится в какой-то другой части этого гигантского королевства…

Владимир складывает руки на спинку своего сидения. Он явно нас не боится, иначе не стал бы так широко расставлять руки.

— Я уже сообщил Рибаву свои условия.

Ни секунды не колеблясь, мой отец говорит:

— Он просит о новых условиях.

Владимир постукивает пальцами по спинке сидения, и солнце отражается от кольца на его мизинце — огромного серебряного кольца, украшенного снежинкой.

— Мы не согласны.

— Должно быть что-то ещё, чего вы желаете.

Голос моего отца звучит обреченно. И мне неожиданно начинает казаться, что он не верит в то, что я смогу достать камень.

Я касаюсь его руки, которой он крепко сдавил свою ногу, и разжимаю её, пока он не сломал себе кость. Когда его глаза встречаются с моими, я сжимаю его пальцы, пытаясь сказать ему о том, что у меня всё получится… и что нам не нужен этот договор. Всё что нам нужно — это доступ в галерею и моя кровь.

Владимир замечает то, как мы обмениваемся взглядами.

— Смахивает на инцест.

Ногти моего отца превращаются в когти, и он обнажает зубы.

— Что это было, король?

И прежде, чем он успеет вцепиться в горло королю-фейри и начать ещё одну войну, я шепчу:

— Dádhi, подумай о Дайе.

Услышав имя моей матери, он делает глубокий вдох.

Вокруг нас становится так тихо, что я слышу, как скрипят его толстые кожаные одежды и железные доспехи, когда воздух проникает ему в лёгкие. Как только он успокаивается, я решаюсь осмотреться. Никто и ничто не двигается, словно кто-то остановил бег времени. Ни сани, ни сидящие в них люди, ни стражники. Даже вороны у нас над головами перестали хлопать крыльями.

— Прошу меня извинить.

Владимир наклоняет голову, и маленькие белые волоски, обрамляющие его лицо, вздрагивают на холодом ветру.

— Думаю, вы не так меня поняли. Я не имел в виду твои отношения с Фэллон, Бэннок.

— Тогда что, ради святой Морриган, ты имел в виду? — огрызается мой отец.

— То, что ты подложил собственную дочь в постель к лучшему другу.

У меня начинает дёргаться глаз. Вообще-то, оба моих глаза начинают дёргаться.

— Поверьте мне. Мой отец не подкладывал меня в постель к лучшему другу; я сама туда пробралась. Что очень не понравилось моему отцу. Но он знал, что не сможет помешать мне и Лоркану быть вместе, так как Небесный король — моя истинная пара.

Мне, вероятно, следовало умолчать об этом, но ведь это не секрет. Точнее не тот секрет, на котором можно нажиться.

— Вы ведь в курсе того, что значит «пара» для нашего народа?

Холодный взгляд Владимира проходится по чёрным полосам на моём лице и задерживается на изображении пера на скуле.

— Когда желаешь приобрести союзника, приходится идти на уступки. А если ты решил заполучить щедрого союзника, уступки должны быть довольно весомыми.

Он делает паузу, словно ждёт, когда до меня дойдёт смысл его слов. Неужели он считает меня настолько недалёкой?

— К тому же мои требования едва ли можно назвать возмутительными.

«Какими были его требования, Лор?»

Тишина.

«Лор, какими были требования Короля Глэйса?»

Я бросаю взгляд на величественных птиц, рассекающих чистый воздух.

«Надеюсь, ты не дашь никому себя пырнуть, mo khrà, а не то, я, мать твою, оставлю тебя в виде чаши на пару недель».

Я так усиленно концентрируюсь на своей паре, что мне удаётся перенестись в его сознание.

Он пугается и почти опрокидывает статую, сделанную из голубого стекла.

— Всё в порядке?

Мои ноздри раздуваются.

— Просто проверяла, всё ли с тобой в порядке, потому что ты мне не отвечал.

— Прости меня. Я пытаюсь найти вход в галерею, чтобы посмотреть на камень.

— Рада, что ты не ранен.

Я осматриваю его, но поскольку я нахожусь внутри его головы, он пребывает сейчас в человеческом обличье.

— Ты ведь не ранен?

— Нет.

Он касается мой щеки, но затем опускает руку и бормочет:

— Focà. В этом королевстве всё такое белое, твою мать. Сейчас вернусь.

Наша связь обрывается раньше, чем я успеваю спросить, чем ему так не угодили цвета королевской семьи.

Вздохнув, я снова обращаю внимание на короля Глэйса.

— Так какими были ваши требования?

— Разве твоя пара тебе не доверяет?

— Прошу прощения?

— Я рассказываю Милане всё.

— Awnos duffen, — бормочу я.

Зрачки Владимира сужаются.

— Что это было?

Мой отец издаёт удивлённый смешок. И хотя я рада, что моё сквернословие доставило ему хоть немного радости, я напускаю на себя мрачный вид и драматично вздыхаю.

— Простите, Ваше Величество. Я беру очень много уроков по языку воронов и некоторые слова приходят мне на ум быстрее, чем слова на моём родном языке. «Awnos duffen» значит «к сожалению, нет».

Мой отец издаёт ещё один смешок.

Я изо всех сил пытаюсь сохранить невозмутимый вид.

— Неужели у меня настолько ужасный акцент, dádhi?

Он качает головой, его глаза весело сверкают.

— У тебя очень милый акцент, ínon.

— В общем. О чём мы там говорили? Ах, да. Вы спросили, доверяет ли мне моя пара. Он мне доверяет. Но из-за моего похищения и всей этой войны, у нас было мало времени на то, чтобы обсуждать вас.

Я медленно снимаю одну перчатку и кладу её себе на колени, а затем поднимаю запачканный чернилами палец к своему медальону.

В глазах монарха отражается недоумение.

— Значит, Небесный король послал вас — свою пару — в моё королевство на переговоры, но не стал информировать вас о моих требованиях?

— Понимаете, у меня сложный характер.

Я прижимаю подушечку пальца к кончику ракушки, и на поверхности выступает крошечная капелька крови. Я специально разворачиваю свою руку так, чтобы ему было видно, как я засовываю порезанный палец в рот и слизываю с него рубиновую жемчужину.

Владимир выглядит смущенно и насторожено. Знает ли он, что я шаббианка, или он не в курсе того, что мою магию недавно освободили?

— Ужасный характер, — вторит мне мой отец.

Закатив глаза, я опускаю руку и хлопаю его по его гигантской ручище, отчего уголки его губ приподнимаются.

— Думаю, они знали, что мне не понравятся ваши условия и решили избавить меня от этой информации, как часто поступают близкие люди. Я также думаю, что это как-то связано с тем, что вы пытались продать свою старшую дочь.

Щёки Владимира резко краснеют, и я понимаю, что попала в точку.

— Продать? Вы говорите так, словно я какой-то гнусный барыга. Я люблю своих детей. Они для меня всё. Я просто пытаюсь устроить их будущее, заключая для них выгодные союзы.

Это то же, что «продавать», Владимир, только выраженное более красивыми словами.

Я снова начинаю поглаживать свою раковину.

— Позвольте мне объяснить то, как работают союзы у воронов, Ваше Величество.

Я надеюсь, что обращаясь к нему так, как того требует его статус, я немного подслащу ту пилюлю, которую я собираюсь ему скормить. Ведь я не пытаюсь нарушить наши отношения с Глэйсом.

— У воронов может быть только одна пара. И, судя по всему, парой Лоркана являюсь я. Если вы так отчаянно хотите найти достойного партнера для Алёны среди моего народа, как только мы выиграем войну, я с радостью представлю её достойнейшим из воронов.

Он фыркает.

— Моя дочь принцесса. Она заслуживает короля, или, по крайней мере, принца.

— Но она не может получить моего короля. А что касается принца, я его ещё не родила. Но если мой первенец будет сыном, я вам сообщу. Если мы, конечно, решим объединить наши армии. А если нет, тогда…

— Ваш сын?

Мне это только кажется, или его уши стали больше? Вероятно, это оптическая иллюзия, вызванная тем, что они стали ярче.

— Алёне почти сто лет!

Сохраняя спокойный тон голоса, я говорю:

— Как хорошо, что у неё прекрасные гены. Она будет выглядеть так же великолепно через несколько десятков лет.

«Если только она не умрёт», — кричит мне мой разум. Я решаю не слушать его.

Владимир бормочет что-то своему сыну на глэйсинском.

Я не понимаю, что он говорит, но мой отец, должно быть, понял, потому что произносит низким хриплым голосом:

— Не — оскорбляй — мою — дочь.

Губы Владимира перестают шевелиться.

Сжав в руке свою раковину, я говорю:

— Если вы не желаете, чтобы мы были вашими союзниками, значит, мы станем вашими врагами.

Он смотрит на мою руку, а затем на гигантских птиц, кружащих у нас над головами, и выпрямляется, наконец-то прижав руки к своему телу.

А теперь, когда я заставила его принять защитную позу, я подвожу его к быстрому и мирному разрешению этой ситуации, чтобы побыстрее покинуть Глэйс и оказаться подальше от его кинжалов и Алёны.

— Если магический барьер исчезнет, это пойдёт на пользу не только нашему, но и вашему королевству. И дело не только в торговле, а в том, что вы получите доступ к Котлу.

Зрачки Владимира вспыхивают.

— Если, конечно, шаббианцы подпустят вас к нему.

Лёгкая складка появляется между бровями Константина.

— На случай, если вы ещё не слышали, я шаббианка, и не простая. Я правнучка королевы Прийи.

Оба мужчины не кажутся удивлёнными, значит, весть о моём происхождении достигла Глэйса.

— То, что я собираюсь вам предложить, должно разозлить мою пару, и всё же я желаю заключить с вами сделку. Рунический камень в обмен на аудиенцию с Котлом.

Владимир наклоняется вперёд. Жажда заполучить источник магической силы заставляет его серые глаза изменить цвет, и теперь они сверкают точно расплавленное серебро.

«Фэллон, нет! Я запрещаю тебе заключать сделку с глэйсинцами».

Меня наполняет чувство облегчения, когда я слышу голос своей пары.

«Разве ты им не доверяешь?»

«Я считаю, что их всё устраивает, и они не хотят, чтобы мы пали, но не более того».

«Легко ли будет достать рунический камень?»

«Нет, нелегко. Его маленький музей охраняет целый эскадрон солдат».

«Значит, сделка избавит нас от лишних хлопот. К тому же он, скорее всего, попросит Котёл даровать ему ещё больше магии, денег или… травы».

«Травы?»

«Ну, здесь её не так уж много».

Лор молчит некоторое время. Может быть, он обдумывает, насколько разумно заключать подобную сделку?

«Ты будешь ему должна, mo khrà. Когда он потребует исполнения условий сделки, он может попросить что угодно. Никогда не будь должна мужчинам, кроме меня и своего отца».

«Ладно. Пусть будет ограбление», — вздыхаю я, и в тот же самый момент Владимир из Глэйса говорит:

— Я принимаю твоё предложение, Фэллон Бэннок.

Focá! И как мне теперь отказаться от ключа к затерянному королевству?

ГЛАВА 68

Я чувствую, как рядом со мной проносится порыв ветра и окутывает мои плечи, словно меховой платок. Но это, конечно, не ветер, а три лёгкие тени, слившиеся в одну.

«Попроси его показать тебе камень, Behach Éan. И пусть Росси и Бронвен зайдут туда вместе с тобой, так как ни один из воронов не сможет долго находиться в том помещении. Если камень настоящий, тогда я заключу с ним сделку».

Я даже не предполагала, что камень может быть подделкой.

После того, как я озвучиваю требования Лора, Владимир отправляет ещё одни сани в сторону охотничьего домика за остальными членами моей семьи, а затем приказывает стражникам направиться обратно в долину к стеклянному павильону, который ведёт под землю.

Моё сердце начинает учащённо биться при мысли о том, что мне придётся спуститься под землю.

Лор, должно быть, почувствовал, как оно колотится о его тени, потому что начинает поглаживать мою напряжённую спину и бормочет:

«По всему дворцу вырезаны мансардные окна, а сам он сделан полностью из белого кварца. Это совсем не похоже на то место, в котором тебя удерживали».

Но я всё равно изо всех сил впиваюсь в нижнюю губу.

«Я здесь, Behach Éan. И твой отец тоже».

«Но ты ведь не сможешь проникнуть в обсидиановую галерею», — даже по мысленной связи мой голос звучит пронзительно нервно.

«Я смогу туда войти. Я просто не смогу остаться там надолго».

Его слова не помогают мне подавить беспокойство.

«Любовь моя, я могу перерезать шею любому быстрее, чем ты успеешь моргнуть, и я смогу это сделать даже будучи окружённый этим проклятым камнем».

Я сглатываю, но чувствую себя теперь гораздо спокойнее. Кто бы мог подумать, что однажды я найду утешение в том, что кого-то могут обезглавить.

К тому моменту, как мы доезжаем до павильона, с горы спускаются ещё одни сани, в которых сидят трое. Несмотря на то, что они всё ещё далеко, мне удаётся разглядеть рыжеватые волосы, собранные в длинный хвост, развевающийся за спиной одного из пассажиров.

— Давайте зайдём внутрь, — Владимир кивает на свой замок. — У вас зубы стучат.

Но это не из-за низких температур…

— Мы подождём, — говорит мой отец, не сводя глаз с приближающихся саней.

Константин расстёгивает меховой плащ и начинает стягивать его со своих плеч.

— Вот.

Когда я понимаю, что он хочет отдать его мне, я качаю головой.

— Всё в порядке, спасибо. Но я ценю вашу внимательность.

Тени Лора щиплют меня за один из сосков.

«Лор, ради Святого Котла, что это такое?» — говорю я, издав шипение.

«Пытаюсь не дать тебе замёрзнуть, mo khrà».

«Щипая меня за соски?»

«Ты ведь перестала дрожать, не так ли? И тебе уже не нужен плащ Константина».

«Я не собиралась его брать», — ворчу я.

Одна из близнецов подходит к Владимиру, и я замечаю, как сверкают десятки бриллиантовых снежинок, приколотые к её прямым золотым волосам.

— Почему мы развернулись, атса?

Я заключаю, что «атса» значит «отец» на глэйсинском. Если только это не значит «Ваше Величество».

«Отец», — помогает мне Лор. «А Ваше Величество это «Визош»».

Владимир переводит взгляд на моё лицо.

— Мы решили сначала заключить соглашение, а потом уже поужинать.

Её глаза округляются.

— Король Рибав согласился жениться на Алёне?

— Нет.

Мои зубы определённо перестали стучать.

— Тогда… — её изящный лобик морщится, — тогда я не понимаю.

Он рассказывает о нашей небольшой следке на их языке.

— Атса, нет. Шаббианцы купаются в крови своих врагов! Мы не можем выпустить их на волю.

Подумать только, когда-то я и сама верила в эти слухи.

— Купаться в чужой крови не только мерзко, но и очень нездорóво.

— Они приплывут к нашим берегам и перережут нас!

Я приподнимаю бровь.

— Зачем им это делать?

— Потому что они дикари, — говорит она, тяжело дыша.

Она так напугана, что даже шерстинки на её пальто встают дыбом.

— Я как-то проплывала мимо их острова. Я видела пляжи. Они настолько пропитаны кровью, что песок сделался розовым.

Это не имеет значения, но я начинаю задаваться вопросом: а что они собрались подать мне на ужин? Кружку крови?

Лоркан фыркает.

Я запускаю руку в медленно клубящиеся тени своей пары. Как бы мне хотелось, чтобы он был сейчас в человеческом обличье. Как бы мне хотелось, чтобы он стоял сейчас рядом со мной.

— Вы когда-нибудь были на Шаббе, Визош?

Владимир, кажется, удивлён, что я использовала глэйсинский термин.

— Нет. Я родился в тот год, когда был установлен магический барьер.

— А ваши родители?

— Да.

— И они разделяют убеждения вашей дочери?

— Они рассказывали, что раньше пляжи были белыми, — говорит Константин, глядя на горизонт. — И что заточение, длившееся в течение пяти веков, свело это матриархальное общество с ума.

— Их пляжи никогда не были белыми, — говорит мой отец сухо. — И они, мать его, не пьют кровь. Они используют её для того, чтобы колдовать.

Девушка таращится на моего отца так, словно он только что подтвердил то, что они действительно пьют кровь своих врагов.

— Вы боитесь меня? — спрашиваю я, когда сани, которые мы ожидаем, останавливаются в паре шагов от нас.

Она хмурится.

— С чего мне вас бояться? Из-за того, что вы дочь ворона?

— Из-за того, что я дочь шаббианки.

Она откидывает голову назад, и бриллианты сверкают в её прядях цвета льна.

— Это невозможно. Никто, в ком течёт шаббианская кровь, не может жить за пределами магического барьера.

Значит, Владимир и его сын знают, но не его дочери?

— Вообще-то, Ксения, — Владимир бросает взгляд на окровавленный кончик моей раковины, — Мириам и её потомки могут.

Ксения резко поворачивает голову в мою сторону.

— Но её глаза не розовые.

Я киваю на своего отца.

— Смешанное происхождение.

Пока Бронвен, Юстус и Киан вылезают из саней, принцесса Глэйса ещё раз пристально меня изучает.

— Ты, и правда, потомок Мириам.

— Правда.

— И ты не пьёшь кровь?

— Я даже не ем мясо и рыбу.

Её брови взлетают вверх, словно моё вегетарианство весьма её озадачило.

Её сестра-близнец, Изольда, протискивается между своим отцом и Ксенией.

— А ты можешь колдовать с помощью крови?

Владимир наклоняет голову.

— Нет, дочка. Её магия заблокирована.

— Именно поэтому она может находиться по другую сторону магического барьера.

Константин заводит длинную прядь белых волос за своё широкое ухо, украшенное нитью ограненных бриллиантов, прозрачных как лёд.

— Именно для этого ей нужен рунический камень. Как только Шаббе будет свободен, её магия тоже освободится. Я прав, леди Бэннок?

— Абсолютно.

Никогда бы не подумала, что буду рада услышать недостоверную информацию.

— Мой учитель говорил, что шаббианцы могут отрубить голову фейри, нарисовав кровью петлю на шее.

Комментарий Изольды заставляет лицо её сестры побелеть, а также засунуть руку в пальто и обхватить рукоять кинжала, на котором сверкает бриллиантовая снежинка.

У меня перехватывает дыхание. А сердце заходится.

Владимир неправильно истолковывает моё удивление.

— Ксения, вороны наши друзья. Верно?

Солдаты, окружившие короля, приходят в движение. Некоторые из них хватаются за оружие, а остальные поднимают руки, охваченные огнём их магии.

Тени Лора уплотняются вокруг моего тела, точно доспехи.

«Ответь ему немедленно. Скажи ему, что мы его друзья».

— Верно, — выдавливаю из себя я.

Несмотря на то, что мой ответ снимает напряжение вокруг меня, ему не удаётся снять напряжение, которое охватывает всё моё тело, потому что кинжал, за который схватилась Ксения, это кинжал из видения Бронвен.

Тот самый, что прервал жизнь Алёны из Глэйса.

Юстус неторопливо подходит к нам, его руки расслабленно болтаются вдоль тела.

— Я думал, что мы собирались на ужин.

Я рада, что он не закован в кандалы.

— Мы поужинаем, но сначала, — Владимир опускает подбородок, — пара Лора предложила пройтись по моему музею.

Если Юстуса и удивляет моя дерзость, то он этого не показывает. А только говорит:

— Отлично. Мне там очень понравилось в первый раз.

— Надеюсь, что в этот раз тебе понравится там ещё больше, Росси, — Владимир кладёт руку на голову дочери и гладит её по волосам. — Ведь тебе предстоит увидеть знаменитый рунический камень, на который ты так отчаянно хотел взглянуть.

Юстус никак не реагирует на его комментарий.

— Что я могу сказать? Он последний в своём роде. Не говоря уже о том, что он причина серьёзных разногласий.

Я так завидую его невозмутимости и могу только надеяться, что когда-нибудь я тоже смогу оставаться такой же спокойной и собранной, в то время как внутри меня всё сжимается.

Бронвен и Киан подходят к нам, держась за руки. Я пристально смотрю на свою тётю, но она не сводит белых глаз с безоблачного неба над нашими головами.

— Ну, а теперь, когда мы все собрались, пойдёмте, — Владимир машет рукой в сторону своего тайника.

Когда Изольда разворачивается и проходит вперёд, Ксения осматривает меня, а затем всю нашу делегацию. Её зрачки сужаются, и мне кажется, что она снова засунула руку в пальто, чтобы коснуться своего кинжала, но я оказываюсь не права.

— Где Алёна?

Моё сердце подступает к горлу, когда я разворачиваюсь и прищуриваюсь, так как яркие лучи солнца ослепляют меня.

— Она пошла в свою комнату за микстурой для живота.

Милана встаёт рядом с мужем, держа за руку их сына.

Высокие скулы Владимира заливает краска.

— Неужели наши лекари настолько некомпетентны? Почему её болезнь никак не проходит?

От меня не укрывается то, как Милана и Константин обмениваются быстрыми взглядами, но Владимир этого не замечает.

— Я пойду проведаю её.

Она похлопывает мужа по руке и уходит внутрь вместе с Ильей.

Владимир разворачивается, и его меховые сапоги скрипят по снегу.

— Идёмте. Камень ждёт.

— Нет, Визош, — глаза Бронвен сверкают, как земля, на которой мы стоим. — Камень не ждёт.

ГЛАВА 69

— Что значит, камень не ждёт? — Владимир смотрит на Бронвен, прищурившись, что заставляет Киана притянуть её поближе к себе.

— Это значит, что его больше нет в ящике.

Она переводит внимание на Владимира, словно знает, где тот стоит.

— Это значит, Визош, что его украли.

Константин делает резкий вдох и глухо произносит:

— Что?

У меня в ушах начинает так громко звенеть, что я едва могу расслышать что-либо помимо громкого биения своего пульса.

«Ах, focá. Ради всего святого…»

Лор расплетает свои тени, отпуская мой торс, и я решаю, что сейчас он даст знать о своём присутствии, что должно ещё больше разозлить глэйсинцев.

«Лор».

«Я должен её найти. Оставайся со своим отцом».

«Её?»

Я содрогаюсь, словно меня окунули в глэйсинское море.

«Кого?»

Мой отец встаёт предо мной и рявкает что-то глэйсинцам, но я не могу разобрать его слова. Его плечи подаются вперёд, словно он собирается отрастить крылья, но вместо крыльев, появляются лишь клубы дыма.

Ифа прижимается к моей спине и бормочет:

— Должно быть, это и есть причина, по которой она умереть.

Я щипаю сама себя снова и снова, отчаянно пытаясь выйти из оцепенения. И когда мир снова становится чётким, я, наконец, слышу разговоры, гремящие вокруг меня.

И в каждом из них фигурирует Алёна.

Все говорят о том, как она, вернувшись из Люса, начала посещать галерею каждый день, так как в ней неожиданно проснулась тяга к искусству.

— Она рисовала. Я видела её наброски! — восклицает Изольда.

Щёки её покраснели из-за того, как быстро ей приходится крутить головой для того, чтобы уследить за разговором.

— Как ты можешь обвинять её в воровстве, атса?

— Она когда-либо оставалась в галерее одна? — спрашивает Константин одного из стражников.

По всей видимости, генерала. В отличие от других солдат, его лацкан украшен несколькими рядами булавок в виде снежинок, а с ушей свисают серёжки с бледно-голубыми камешками.

Блондин переадресует вопрос солдатам, которые нас окружили, и я жду их ответа, затаив дыхание.

— А вот у этих людей есть мотив, атса, — она проходится взглядом по моим людям. По мне. — А какой мотив у Алёны?

— Её любовь к Данте Регио, — говорю я еле слышно, но мой ответ, должно быть, достигает длинных ушей принцессы, так как она бросает на меня рассерженный взгляд.

— И как влюбленность моей сестры связана с магическим барьером шаббианцев?

— Первая королева Шаббе — королева Мара, или Морриган, как зовут её вороны — даровала Лору и его клану способность перевоплощаться в птиц, чтобы они могли объединить Люс под одним стягом. Думаю, вы представляете, чью сторону займут шаббианцы, как только их освободят.

На случай, если у кого-то из них не хватает фантазии, я добавляю.

— Не Регио.

Неожиданно я снова оказываюсь в проклятом замке Косты, в том подземелье вместе с Мириам, и слышу, как мне в первый раз во всех деталях пересказывают историю моего народа.

— Визош, мне только что сообщили, что Олена водила принцессу на ледяной рынок вчера вечером, — заявляет человек с булавками.

Глаза Владимира темнеют от гнева.

— Приведите Олену!

Проходит минута, затем ещё одна, а затем из замка выводят старую прислужницу-полукровку. Седые волосы, доходящие ей до плеч, болтаются вокруг её закруглённых ушей, точно стальные лезвия.

— Олена! — Изольда протискивается к ней сквозь плотные ряды солдат. — Не трогайте её!

— Изольда, не вмешивайся, — голос её отца звучит резко и отражается от капающих сосулек на потолке павильона.

Молодая девушка резко останавливается рядом с братом, её грудь поднимается и опускается, когда она в ужасе смотрит на раздувающиеся щёки полукровки. Я слышу нечто похожее на слова мольбы, которые она шепчет в широкие уши своего брата.

Владимир переходит на глэйсинский, обращаясь к Олене. Похоже, она не знает нашего языка.

— Он спрашивает её, зачем она водила принцессу в поселение людей на рынок, — бормочет Юстус, подходя ко мне ближе.

Олена снова что-то говорит.

— Она говорит, что Алёна хотела купить ткань для новых платьев, чтобы сделать сюрприз сёстрам на день рождения.

Он слушает следующий вопрос и ответ.

— Он напомнил ей, что у них есть королевский портной. Судя по всему, принцесса заявила, что если подарок будет сделан руками семейного портного, то он будет не от неё.

Один из солдат, который удерживает Олену, говорит что-то, что заставляет глаза полукровки в страхе округлиться.

— Алёна обменяла один из своих меховых палантинов на ткань.

Когда я хмурюсь, Юстус наклоняет голову и опускает подбородок.

— У принцессы есть доступ к неограниченным богатствам, но она зачем-то отдала моряку свою меховую накидку.

— А почему это взывало такой переполох? Разве мех не представляет ценности?

— Это так. А ещё этот палантин объёмный и в нём есть толстый подклад. Идеальная вещь для того, чтобы вынести увесистый предмет.

Я раскрываю рот и резко вдыхаю, но мой немой вздох заглушает душераздирающий крик. Изольда бросается на руку своего отца с мечом в тот самый момент, когда он с размаху ударяет им по лицу няни.

— Зачем, атса? — воет она. — Зачем ты это сделал?

Она падает на колени и ползёт в сторону безмолвной женщины, истекающей кровью.

— Зачем?

— Потому что Олена помогла твоей сестре предать нас, дочь. Радуйся, что я сделал это платиновым мечом, а не железным. И что я отнял у неё всего лишь один глаз, а не оба.

Ксения, которая продолжает стоять рядом с братом, произносит имя Алёны, за которым следует поток хриплых слов на глэйсинском языке.

— Она спрашивает о том, каким будет наказание для её сестры, — тихонько переводит Юстус.

Мой желудок сжимается, потому что, если видение Бронвен правдиво, то Алёна потеряет гораздо больше, чем зрение.

— Сэйлом, забери моих дочерей и запри Олену. Всем остальным — найти Алёну!

Владимир разворачивается на пятках, капельки крови женщины-полурослика стекают с его меча и окрашивают снег в розовый цвет.

— Атса.

Константин кивает на небо и на ворона, который несёт извивающуюся светловолосую девушку.

Как только сапоги Алёны касаются земли, птица превращается в дым и бросается ко мне. Интересно, заметил ли кто-то, что он намного меньше, чем другие оборотни в птичьем обличье. Если это так, то, похоже, им совсем нет до этого дела. Всё их внимание обращено на принцессу Глэйса, лицо которой сейчас кажется бледнее, чем её волосы.

Владимир устремляется к ней.

— Кому ты продала наш камень, дочь?

— Я никому его не продавала.

Она смотрит себе за спину, точно ищет пути отступления.

— Не ври мне!

— Я не вру, атса. Я его не продавала. Я его отдала, — выплёвывает она, почти не разжимая зубов. — Я отдала его людям, которые всё ещё хотят защищать фейри от демонов.

Её ясные глаза скользят по нашим раскрашенным лицам.

— Почему все считать нас демонами? — бормочет Ифа.

— Говорят, что демоны вселяются в людей.

Это кажется таким нелепым, что именно сейчас Юстус решил всё ей объяснить. Но поскольку её лоб остаётся нахмуренным, он продолжает её просвещать.

— Фейри считают, что в вас вселились гигантские птицы с железными когтями.

Её черные брови приподнимаются.

— Что значит «вселились»?

Он переводит ей это словно на язык воронов, потому что (ну, конечно же, твою мать) этот мужчина свободно говорит на языке моего отца.

— Не знала, что вы говорите на языке воронов.

— Я старый человек, Фэллон. Поживи с моё, и ты будешь свободно говорить на любом языке.

— Кому ты его отдала, сестра?

Константин подошёл к Алёне и теперь стоит напротив неё.

— Я отдала его генералу Люса.

Все головы поворачиваются в сторону Юстуса, который бормочет тихое «мерда», после чего поднимает ладони в воздух.

ГЛАВА 70

— Позвольте вам напомнить, что на данный момент я не являюсь генералом Люса. Его должность занимает Таво Диотто, — говорит Юстус, продолжая держать руки поднятыми. — Алёна, дорогая. Пожалуйста, проясни ситуацию. Тебе может быть всё равно, чем тебя проткнут, стальным лезвием или железным клювом, а вот мне нет, — добавляет он, когда ни один из глэйсинских солдат не опускает свой меч.

Алёна проходится глазами по плотному кольцу воронов, а затем взгляд её ясных глаз останавливается на нём.

— Росси? Юстус Росси?

— Он самый.

Она резко вздыхает.

— Таво сказал, что вы на нашей стороне!

— Я очень хороший лицедей.

— Что означать «лицедей»? — тихонько спрашивает Ифа.

— Актёр, — шепчу я в ответ.

Она искоса смотрит на Юстуса, а затем кивает.

— Tà. Он действительно хорош. Я думала, что он плохой.

— Спасибо, Ифа.

— Не думаю, что это был комплимент, нонно, — бормочу я.

— Я всё равно сочту это за комплимент.

И да, я понимаю, что наша беседа никак не связана с текущей ситуацией, но она всё равно чудесным образом успокаивает мои нервы.

— Вчера вечером, — неожиданно произносит мой отец. — Если она отдала Диотто рунический камень вчера, то его корабль…

— Ещё не добрался до Люса, — заканчиваю я взволнованным голосом, а мой пульс ускоряется.

— Да.

Он резко кивает, и чёрные волосы колышутся вокруг его лица.

— Лоркан!

Мой отец осматривает небо и находит глаза Лора среди теней, которые слегка приглушают бирюзово-золотистый оттенок вечернего полярного неба.

— Значит, ваш король здесь, — бормочет Владимир. — Ты же сказала, что он остался в Люсе.

— Так и есть, Визош, — дым начинает подниматься от наплечников Киана. — Два его ворона остались, а два другие прилетели сюда.

Глаза моего отца сверкают новой надеждой.

— Мы улетаем немедленно!

— А что насчёт моего договора, Рибав? — громыхает Владимир.

Но затем его тело дёргается, а глаза затуманиваются, так как Лор, по всей видимости, послал ему видение. Когда он приходит в себя, его челюсти сжимаются.

— Хорошо, — бормочет он.

«На что он согласился?»

«На мои условия».

«Что ты ему показал?»

«Судьбу его королевства в случае, если его сын согласится заключить с нами сделку».

Я чувствую, как мягкие тени Лора касаются моей щеки.

«А ещё я показал ему судьбу его королевства, в случае если Константин откажется. Я постарался сделать это видение как можно более неприглядным».

Я фыркаю, и едва моё дыхание успевает застыть в морозном воздухе, как Владимир рявкает:

— Константин, заключи сделку с парой Лоркана.

«Со мной?»

«Да, mo khrà. С тобой. Я хочу, чтобы у моей будущей королевы были влиятельные связи на случай проблем».

«У меня есть моя магическая кровь, Лор. А ещё у меня есть ты».

«А теперь у тебя есть будущий король Глэйса».

«Я думала, он тебе не нравится».

«Мне не понравилось его желание надеть свой плащ тебе на плечи. В остальном я очень даже симпатизирую этому парню».

Подумать только, этот «парень» как минимум на сто лет старше меня.

В ту же секунду «парень» запрокидывает голову.

— Атса, нет!

— Сейчас же, Константин.

Черты лица принца становятся острыми, и, кажется, что ими теперь можно резать лёд.

— Фэллон Бэннок, я…

Алёна усмехается, и этот смех звучит отвратительно и одновременно прекрасно.

— Вы все обречены.

— Произнеси клятву, Константин. Давайте покончим с нашими переговорами. И пусть наступит мир.

— Фэллон Бэннок, ya tabim ty.

Константин делает резкий вдох, когда магическая метка появляется на его груди.

Я пребываю в таком шоке, что едва замечаю, как моя рука начинает гореть.

— А теперь накажи свою сестру за предательство.

Высокое тело Константина застывает.

— Она украла у нас, сын.

Взгляд Константина, который он бросает на своего отца, переполняет такая печаль, что моё сердце сжимается.

— Не заставляй моего брата делать свою грязную работу.

Алёна расправляет плечи и поднимает подбородок.

— Для этого у тебя есть Сэйлом. Твоему генералу ничто так не нравится, как уродовать чужие лица. Уверена, он будет очень рад изуродовать моё.

Блондин с булавками прищуривает глаза, глядя на принцессу.

«Лор, мы можем уйти? Пожалуйста? Нам ещё нужно найти корабль. Не говоря уже о том, что мне не терпится покинуть это королевство до того, как моя рука коснётся глэйсинского кинжала».

«Ты её не убьешь, Фэллон».

«Но видение Бронвен…»

Он, должно быть, приказал всем прийти в движение, потому что кожаные одежды и железные конечности превращаются в перья и дым.

«Забирайся на Ифу. Я не гарантирую, что твой отец не бросится очертя голову за кораблём Диотто».

Я настолько поражена тому, что Бронвен ошиблась, что в течение целой минуты смотрю на Габриэля.

«Фэллон!»

При звуке своего имени я подскакиваю на месте.

И тут же забираюсь на спину к Ифе, как вдруг Владимир рявкает:

— Железо, Константин. Используй железо.

— Но…

— Тот позор, который твоя сестра навлекла на нашу семью, не должен быть забыт.

— Позор?

Длинные белые волосы Алёны приподнимаются на ветру, вызванном взмахами крыльев воронов.

— Я пыталась спасти нашу семью.

— Лоркан, нет! — Бронвен ещё сильнее сжимает шею Киана. — Не дай мне пожалеть о том, что я тебе рассказала.

Я перевожу взгляд с Бронвен на Лора, который завис над принцессой Глэйса, окутав её своими тенями.

«Что она такое сказала, Лор?»

— Шаббианцы уничтожат нас! — кричит Алёна, а перед её лицом кружат снежинки. — Они прикажут своим змеям топить наши корабли. Они изолируют нас, и всё что нам останется — это упасть на колени на пропитанный кровью снег.

Я чувствую, как в нашу сторону обращаются сотни пар глаз. Единственный, кто не смотрит на нас это Владимир из Глэйса.

Он неотрывно смотрит на свою дочь.

— Ты стала провидицей, дочь?

— Мне не нужен Котёл, чтобы увидеть будущее, так как у меня есть глаза.

Её ясные глаза смотрят в нашу сторону, и я кожей ощущаю ненависть, исходящую от Алёны.

— Ради всего святого, атса, отправь их куда-нибудь подальше, так как я не хочу видеть, как наш мир тонет в крови.

Это её последние слова, которые я слышу, так как Лоркан бросается в сторону моря и уводит нас подальше от земель, покрытых снегом и льдом.

«Так что там произошло между тобой и Бронвен?»

Проходит несколько секунд прежде, чем он признается:

«Она просила меня не убивать Алёну из Глэйса».

Его голос звучит так, словно он откусил что-то кислое.

«Просила не играть с судьбой».

«Судьбой?»

«Девушка, которая стояла над телом Алёны с глэйсинским кинжалом в руке, это не ты, Фэллон. Это наша дочь».

ГЛАВА 71

Мои липкие пальцы ещё крепче сжимают Ифу за шею.

«Наша… У нас дочь?»

«Пока нет».

Я закатываю глаза. Я, может быть, и провела некоторое время в магической коме, но она длилась пару недель, а не девять месяцев.

Наша связь начинает сильно вибрировать от его гнева, и я мысленно пинаю себя за то, что вспомнила о своём заточении.

«Как далеко уплыл корабль?»

Тишина.

«Лор?»

Моя пара, должно быть, ушёл в свои мысли, потому что продолжает молчать.

«Лор, пусть прошлое…»

«Оно всегда будет преследовать меня. А что до корабля, мы догоним его примерно через два часа».

«Мы собираемся его потопить?»

«Да, после того, как достанем рунический камень».

Жаль, что мы не можем сделать это под покровом ночи… Подумать только, в Люсе сейчас темно, а небо усеяно звёздами. А здесь, в Северном море, золотые лучи солнца всё ещё скользят по волнам.

«Я вызову шторм».

Я жду, что он расскажет мне о второй части своего плана. И когда он этого не делает, я произношу вопросительное «И…», предлагая ему продолжить.

«А затем я прокрадусь на борт корабля в виде дыма. Как только я найду камень, я перевоплощусь и вынесу его оттуда в своих когтях, где бы они его ни спрятали».

Я пристально смотрю на него.

«Что?»

«Это ужасный план, Лор».

«Прошу прощения?»

«На борту корабля есть обсидиановые клинки. А, может быть, и целые пинты крови Мириам».

«Вся та кровь, которую раздавали в Люсе…»

«… это кровь змеев. Я знаю. Я слышала. Но что если у этого грёбаного Таво есть настоящая кровь Мириам?»

Он что-то бормочет себе под нос.

«Вот только не надо на меня рычать за то, что я употребила слово «грёбаный». Оно не такое уж богомерзкое. Не хуже твоего плана».

«У тебя есть план получше?»

«Да, вообще-то есть. Я сделаю нас невидимыми. Мы нашлём на корабль шторм, найдем камень, выкинем Диотто за борт, чтобы с ним разбирались змеи, а корабль отгоним домой».

«Ладно».

«Что ладно?»

«Мне нравится твой план».

Я настолько шокирована тем, что он это признал, что начинаю моргать, глядя на трёх его воронов.

«Но ты не ступишь на этот корабль».

«Это довольно важная часть плана».

«Ты сделаешь нас всех невидимыми, но останешься с Ифой в воздухе».

Меня не должно удивлять то, что Лоркан запретил мне принимать участие в этом предприятии. Будь его воля, он бы запер меня в железном шаре.

Я осматриваю бесконечный голубой ковёр, распростёртый под нами.

«Как думаешь, они знают, что мы идём за ними?»

«Мы видели их корабль, значит, есть вероятность, что они нас тоже видели».

«Они могут не знать, что Алёна так легко их сдала…»

Один из его воронов искоса смотрит на меня. И его взгляд говорит мне о том, что фейри знают о том, что мы выбили из Алёны признание. Мало кто может устоять перед стаей воронов и не сломаться.

Мои мысли переносятся к принцессе и к новости о том, что однажды мой ребёнок прилетит в Глэйс и прольет её кровь. Будет ли это преднамеренное убийство? Или самозащита? Я смотрю за спину на белый континент, сверкающий, точно лужица пролитого молока.

«Что ты такое сделаешь с моим ребёнком, Алёна?»

Небо содрогается, вырывая меня из мыслей о будущем и забрасывая обратно в настоящее.

«Разве у нас нет ещё пары часов?»

«Есть, но я хочу, чтобы они знали, что мы идём. Я хочу, чтобы они вкусили моего гнева; почувствовали, как он пронзает их кожу и заставляет внутренности сжиматься. Я хочу, чтобы они прокляли тот день, когда они решили стать моими врагами».

Облака начинают набегать со всех сторон и образуют такую плотную пелену под нами, что застилают море.

«А что если они выбросят камень за борт, Лор?»

«В этой части моря нет никаких впадин. Даже ворон сможет нырнуть и выловить его. И они этого не сделают, потому что это их последняя защита от Шаббе».

Когда темнота медленно закрывает солнце и приглушает его свечение, он добавляет:

«Как ты думаешь, почему Диотто самолично отправился на эту миссию? И почему, по-твоему, он не доверил её своим солдатам?»

Ужас начинает наполнять мои внутренности. Я думала, что это будет безобидная миссия, но если этот камень настолько ценный, за него должна будет разгореться настоящая битва, которая унесёт чьи-то жизни. Я надеюсь, что в этой битве падут только наши враги…

Я не перестаю произносить эту молитву даже спустя час, как вдруг Кольма издаёт душераздирающий крик и каменеет. Цвет сходит с лица Габриэля, а его широко раскрытые полные ужаса глаза встречаются с моими за секунду до того, как его «скакун», превратившийся в обсидиан, начинает пикировать вниз сквозь облака вместе со своим седоком.

ГЛАВА 72

Я кричу, видя, как падают Кольм и Габриэль, а затем снова издаю крик, когда Фион падает вслед за ними, встретив, по всей видимости, такую же участь.

«Лор?» — кричу я, в то время как Ифа машет своими огромными крыльями, чтобы подняться ещё выше.

Моя пара не отвечает, и когда я оглядываюсь вокруг, единственные вороны, которых я замечаю в воздухе, это Киан и мужчина, который несёт Юстуса.

Чёрт. Чёрт. Чёрт. Я выкрикиваю имя своей пары по нашей связи, и снова не получаю ответа.

— Ифа, я собираюсь сделать нас невидимыми, хорошо?

Она поворачивает ко мне голову, её чёрные глаза взволнованно сверкают. Я подношу дрожащую руку к своему медальону, прокалываю палец, а затем просовываю пальцы в один из рукавов и рисую на предплечье магический знак.

Когда крылья Ифы замирают, я понимаю, что он сработал.

— Я всё еще здесь, Ифа.

Сказать, что её успокаивает звук моего голоса, было бы преувеличением, но её крылья всё-таки приходят в движение.

— Твоя очередь.

Я запускаю руку в её перья на голове и рисую такой же знак в том месте на её коже, которое находится максимально далеко от её сердца.

Когда она растворяется в воздухе, я говорю:

— Неси нас к кораблю. Они нас не увидят.

Я чувствую ладонью, как она мотает головой.

— Лоркан сейчас внизу, Ифа, и он мне не отвечает. Пожалуйста.

Я пытаюсь оценить расстояние до водной глади сквозь пелену облаков.

— Ладно, тогда я спрыгну.

Она, должно быть, решила, что я настолько безумна, что исполню свою угрозу, потому что складывает крылья и пикирует вниз. Я не могу слышать её в этом обличье, но прекрасно представляю, что она сейчас, должно быть, бормочет сама себе: что Лоркан превратит её в вечного ворона, если это не сделает ещё раньше маленькая армия Диотто.

Как только мы вылетаем из облаков, моё сердце замирает. Галеон качается в бушующем море, а внизу, под палубой лежит обсидиановый ворон. Он упал между двумя гигантскими дымящимися колесами, которые вращаются и изрыгают шарики дроби вместо стрел.

На палубе, рядом с моим павшим другом, не видно не единого фейри. Скрюченное тело Габриэля лежит в луже крови, а его конечности согнуты под неестественными углами, причём одна из них зажата под обсидиановым крылом Кольма. Габриэль — чистокровный фейри, а чистокровки не погибают от обычных ран.

Корабль покачивается, верхняя часть тела Габриэля перекатывается на бок, но застрявшая нога не даёт ему скатиться в дыру в форме ворона, разрезавшую палубу.

Очередная партия дроби устремляется в воздух. Я увожу дрожащее тело Ифы вправо, чтобы её не задело, как вдруг снизу вырывается вторая партия, а затем третья. Интервалы между выстрелами очень короткие. Я пытаюсь посчитать, сколько секунд их разделяет, и понимаю, что у меня будет всего пара мгновений на то, чтобы запрыгнуть на капитанский мостик.

А что если подняться на корабль по лееру³?

Галеон начинает кренится, и его мачты касаются волн. Если Лоркан не уймет свой шторм, он в итоге потопит корабль. Я зову его, но Лор, должно быть, закрыл своё сознание, чтобы не отвлекаться, потому что мой голос встречает пустота.

Я ещё крепче сжимаю Ифу ногами, когда она резко уходит вниз, чтобы избежать града из дроби.

— Как только корабль выровняется, неси меня вниз! — кричу я, стараясь перекричать скрип дерева и плеск волн. — Кивни, если ты меня понимаешь.

Она кивает далеко не сразу, но всё же кивает.

— Как только я спрыгну с твоей спины, ты сразу же вернёшься в облака и взлетишь как можно выше. Ты меня слышишь?

Корабль выравнивается. Она пикирует вниз. И прежде, чем корабль успевает снова накрениться, я спрыгиваю с её спины на капитанский мостик. Я напрягаюсь, приготовившись удариться о мокрое дерево, и когда это происходит — хватаюсь за перила.

Корабль наклоняется, и моя рука начинает болеть, а костяшки пальцев белеют из-за того, как сильно я сжимаю дерево. Я, конечно, люблю море, но сейчас я не хочу там оказаться. Мимо проносится ворон, и поскольку я вижу его огромное тело, я понимаю, что это не Ифа. Если только дождь не смыл с неё мой знак.

«Лор, отзови облака и дождь, и прикажи каждому ворону отлететь подальше от этой фейской штуковины, хорошо?»

Проходит несколько долгих минут.

«Лор?»

Ох… Жаль, что он больше не должен мне никакой сделки.

«Лоркан Рибав, немедленно останови эту бурю».

«Фэллон, ты где?»

«На корабле».

Яркая молния ударяет в бушующее море.

«И что ты делаешь на корабле, mo khra?»

Он говорит очень медленно, и каждое его слово скрипит, как этот деревянный галеон.

«Ты не отвечал. Я начала переживать».

Тишина, а затем:

«Где конкретно ты находишься?»

«А что?»

«Мне нужно, чёрт побери, отнести тебя подальше отсюда».

Я прижимаюсь к палубе и ползу на животе в сторону разверзшейся дыры. Когда я прижимаю ладони к деревянному настилу, мелкие камешки впиваются в одну из них. Я начинаю стряхивать их, как вдруг замечаю, какого они цвета — чёрного. Вот чем стреляли в нас эти полоумные фейри.

«Фэллон?!»

Я не издаю ни звука, так как очень боюсь, что он попадёт под эти снаряды. Пока я пытаюсь добраться до Габриэля, моё тело несколько раз отрывается от палубы и снова врезается в неё.

«Лор, умоляю тебя, усмири бурю, пока она не скинула меня в Марелюс».

Море неожиданно успокаивается. Даже чересчур неожиданно.

Я поднимаю голову от деревянных планок и проверяю, не блестит ли где железный ворон.

«Лор?»

Огромные колеса стонут, и дым вырывается из них прямо мне в лицо. Это единственная часть моего тела, которая не закрыта сейчас тканью.

«Это не дым, Behach Ean. Это я».

Сердце начинает колотиться о мои рёбра.

«Нет! Вернись обратно, Лор. Пожалуйста. Вернись».

«Никто больше не обстреливает нас обсидианом, mo khra».

Я моргаю, глядя на колёса, и обнаруживаю, что они действительно перестали крутиться. Я перевожу взгляд на свою пару.

«Ты меня видишь?»

«Нет, но я слышу, как бьётся твоё сердце».

Неожиданно вокруг становится так тихо, что я слышу, как откуда-то снизу доносятся булькающие хрипы и тяжёлые удары.

Я подползаю ближе к дыре в форме ворона и прищуриваюсь. И хотя корабль больше не раскачивается, содержимое моего желудка вылетает наружу из-за запаха и зрелища внизу, представшего перед моими глазами.

ГЛАВА 73

Моя рвота плюхается на чью-то отрубленную голову прямо в тот момент, когда она врезается в сапоги ворона в человеческом обличье. Это Эрвин.

Мужчина смотрит на мерзкую лужу, после чего запрокидывает голову, чтобы понять, откуда она взялась.

«Наши враги исчезли, Behach Ean. Можешь появиться».

Исчезли. Довольно милая замена слову «мертвы».

Я переворачиваюсь на спину, устремляю свои слезящиеся глаза на воронов, кружащих среди белых облаков, похожих на шарики хлопка, и жду, когда мой желудок перестанет сокращаться. И только после этого я отрываю дрожащую ладонь от живота и подношу к предплечью. Я некоторое время держу руку над кожей, как делал когда-то Юстус в обсидиановом подземелье, и когда моё предплечье начинает покалывать, я опускаю на него руку и стираю кровь.

Кто-то резко вдыхает рядом со мной.

Я поворачиваю голову и обнаруживаю Габриэля, который смотрит на меня широко раскрытыми глазами.

— Привет.

Он не произносит ни звука, а только смотрит на меня с отвисшей челюстью.

Я переворачиваюсь на бок и встаю на четвереньки.

— Сейчас я сниму с тебя Кольма, хорошо?

Выпрямившись, я начинаю изучать гигантскую перевернутую статую в поисках входного отверстия, и замечаю небольшое углубление посреди живота. Если я не заберусь на ворона, то не смогу до него дотянуться. И хотя я не особенно тяжёлая, я не хочу увеличить вес, который давит на моего друга, поэтому я хватаюсь за крыло Кольма. Сжав зубы, я приседаю на корточки, а затем приподнимаюсь, чтобы поднять чёрное крыло как можно выше. Но этого оказывается недостаточно, чтобы освободить Габриэля.

— Юстус! — хрипло произношу я. — Помогите.

Он, должно быть, услышал мою просьбу, потому что его «скакун» приземляется на палубу галеона.

— Они нашли рунический камень? — спрашивает он, подходя ко мне и смотря из стороны в сторону, словно боится, что кто-то из солдат мог избежать гнева воронов.

— Ещё не знаю. Помогите мне поднять Кольма.

Он смотрит на молодого фейри с жалостью и сжимает губы.

— Я его подниму, а ты хватай Габриэля. Когда я скажу «давай», вытаскивай его, хорошо?

Я киваю, приседаю на корточки, хватаю Габриэля за руку, а также цепляюсь за его ремень.

— Смотри только на меня, Мориати, — добавляю я с улыбкой, которая, как я надеюсь, его успокоит.

Деревянные планки трещат.

Слово «Давай!» хрипло вырывается изо рта Юстуса.

Я дёргаю. Габриэль резко вдыхает и издаёт слабый стон, когда я вытаскиваю его тело из-под Кольма. Как только его изуродованная нога освобождается, Юстус отпускает обсидиановое крыло, и птица с громким стуком падет на палубу.

Юстус осматривает ногу фейри, а затем ищет что-то в кармане своего кителя.

Когда солнечный луч отражается от его табакерки с солью, инкрустированной рубинами, я морщусь. Он же не думает, что сейчас подходящее время для клятв? И какие ещё признания он ждёт? Не мог же Габриэль вступить в сговор с Данте и Таво… О, боги, неужели Юстус так думает?

Он поворачивает маленькую коробочку в руке, а затем приподнимает какую-то маленькую защёлку и верхняя часть открывается. Я округляю глаза. В потайном отделении обнаруживаются шаббианские кристаллы, которые сияют всеми цветами радуги. Он наклоняется над Габриэлем, затем медленно снимает порезанную чёрную ткань с повреждённой икры, выбирает три кристалла цвета охры и помещает их в рану.

Габриель издаёт шипение, когда кристаллы растворяются в его крови и начинают воздействовать своей магией на его плоть.

— Высуни язык, Мориати.

Юстус роется среди кристаллов и достаёт еще один.

Пока он скармливает Габриэлю фиолетовый кристалл, я забираюсь на обсидиановое тело Кольма. Дробинка засела так глубоко, что мне понадобится какой-нибудь инструмент, чтобы её вытащить. Я уже собираюсь попросить кого-нибудь принести мне его, как вдруг из брюха галеона раздаётся крик. Моё сердце подступает к горлу и увеличивается в размерах.

«ЛОР?»

«Всё в порядке, птичка».

«По звуку не скажешь. Кто это кричал?»

«Последний из членов команды. Твой отец пытался добыть информацию о местоположении Диотто».

«Таво нет на корабле?»

«Нет».

— Inon, ты не могла бы спуститься и разбудить Фиона?

Я сползаю с Кольма и тащусь к кратеру в форме ворона.

Мой отец протягивает ко мне руки. Он такой высокий, что его пальцы касаются края палубы. Я вкладываю свои руки в его ладони и спрыгиваю вниз. В трюме темно, а воздух кажется липким от металлического привкуса крови и острого запаха мочи.

Кто-то, должно быть, отбросил голову, на которую меня вырвало, куда-то в сторону, потому что она больше не катается по полу. Хвала Котлу.

Когда мои глаза привыкают к мраку, я замечаю шесть воронов в человеческом обличье, которые ходят по трюму и сваливают трупы в кучу. Я не утруждаю себя подсчётом мертвых, но, признаться честно, меня поражает то, что их так мало.

— Вы выкинули кого-то за борт?

— Что?

Мой отец отводит взгляд от белой кучи, заляпанной таким большим количеством красных пятен, словно на форме люсинских солдат есть какой-то узор.

Я киваю на мертвецов.

— Нет, — говорит мой отец, сжав губы. — Это все.

— Лор сказал, что среди них не было Диотто. Неужели Алёна соврала о том, что встречалась с ним?

— Нет.

Я поднимаю взгляд к одному из иллюминаторов и смотрю на ярко-голубое небо снаружи.

— Он сел на какой-то другой корабль?

— Нет.

Я снова переводу внимание на отца.

— Значит, он остался в Глэйсе?

Мой отец кивает, и в тот же момент Эрвин, чьи сапоги я запачкала ранее, кидает ещё одно тело на заметно подросшую кучу.

— Ты узнал об их местоположении? — спрашивает Кахол.

Я приподнимаю бровь.

— Он только сказал, что ему приказали вернуться обратно в Люс с теми, кто будет находиться на борту, и никому не рассказывать об этом маленьком путешествии.

У нас над головами раздаются шаги, после чего скрипит дверь и появляется Юстус.

— Будем надеяться, что они не хранили камень на полу.

Я раскрываю рот и стараюсь не дышать носом.

— Ты думаешь, что кровь фейри впитается в него и испортит знак?

— Нет. Я просто не хочу запачкать руки.

Спустившись вниз на несколько ступенек, он устремляет взгляд на Короля Теней.

— Точнее не хочу запачкать их так, как ты, Морргот.

Я вздыхаю.

— Ну, почему вы двое не можете вести себя хорошо? По крайней мере, до тех пор, пока не исчезнет магический барьер, а Данте не умрёт.

Несмотря на то, что у Лора нет зубов в этом обличье, я готова поклясться, что слышу, как они скрипят.

— Камня здесь нет, Росси.

Мой отец наклоняет голову из стороны в сторону, и его шея хрустит.

— Солдат, которого мы допросили, признался, что он остался в Глэйсе вместе с Диотто, Регио и Мириам.

ГЛАВА 74

У меня в ушах начинается такой громкий гул, что все остальные звуки заглушаются. Я вижу, как двигаются губы Юстуса, но не слышу, что он говорит.

Данте в Глэйсе.

Мириам в Глэйсе.

— Я думала, что они в туннелях, — говорю я, наконец.

«Они покинули Люс через туннель, который вывел их прямо к бухте в Тареспагии. Антони и Маттиа только что подтвердили, что нашли на каменном полу следы, которые совпадают по ширине с троном Мириам».

Я никак не могу прийти в себя от того, что Данте улизнул прямо у нас из-под носа и покинул Люс. Он оставил свой народ, и всё ещё называет себя королём…

«Этот фейри никогда не был королём. И его едва ли можно назвать мужчиной».

— Inon, — говорит мой отец и кивает на Фиона. — Не могла бы ты его разбудить, чтобы мы… чтобы мы могли уже отправиться в путь?

Я решаю, что он имеет в виду Глэйс.

Я смотрю на огромного каменного ворона.

— Где у него входное отверстие?

— Предполагаю, что ему попали в живот.

Эрвин вытирает ладони о штаны.

— Есть какие-нибудь соображения насчёт того, как нам его перевернуть, нонно?

Юстус останавливается рядом со мной и пристально смотрит на сложенные крылья Фиона. Если бы они были расправлены, их размах был бы равен ширине всего корабля.

На худой конец, Лор мог бы потопить корабль. А в воде я уже смогу подплыть под каменную птицу. Не то, чтобы мне хотелось нырять в воды Северного моря, где, насколько я знаю, довольно зябко, но если другого решения нет…

— Вы случайно не знаете какой-нибудь руны, с помощью которой можно переворачивать предметы?

— Боюсь, что нет.

Я опускаю глаза на пол, покрытый кровью и рвотой, и морщу нос.

— Я могла бы спуститься на уровень ниже и прорезать люк в районе его живота.

— Могла бы, но у меня есть идея получше.

Он подходит к деревянному ящику и начинает тащить его в нашу сторону, но останавливается, когда крышка неожиданно открывается. Он начинает раскладывать рассыпавшиеся гвозди по отсекам, но вдруг замирает.

— Что такое? — говорю я, вытягивая шею.

Он резко поднимает голову и смотрит на воронов.

— Кто из вас убил этого фейри?

Эрвин бросает беглый взгляд на труп, находящийся внутри ящика.

— Вонзать кинжалы в сердце — не наш стиль.

И затем, указав на труп, Эрвин добавляет:

— К тому же он уже застыл и похож на бревно, а ещё дурно пахнет. Подозреваю, что он мёртв уже несколько дней.

Я подхожу ближе, но резкий запах разложения настолько сильный, что я отступаю.

— Он был вашим другом, нонно?

Плотно сжав губы, мой дед подходит к другому ящику. На этот раз он сам снимает крышку и изучает его содержимое, после чего тащит его в мою сторону.

— Кем был для вас этот фейри?

— Один из солдат, который поклялся защищать Мириам ценой своей жизни.

Он задвигает ящик между крылом и телом Фиона.

— Нам нужен ещё один.

Эрвин выполняет его поручение.

— Пока я помогаю Фэллон с заклинанием, не могли бы вы проверить остальные ящики и другие уровни этого корабля? Дайте мне знать, если найдёте смуглого мужчину с чёрными длинными кудрявыми волосами.

Похоже, мужчина, которого он попросил найти воронов, это другой фейри, которого Юстус оставил для охраны Мириам.

Он закрывает глаза и слегка качает головой.

— Есть одно заклинание, позволяющее быстро увеличить что-либо в размерах.

Воодушевление, вызванное тем, что я выучу новое заклинание, отгоняет мои мысли об убитом стражнике Мириам.

— Тебе нужно будет нарисовать стрелку, которая направлена вверх.

— И всё? Просто стрелку?

— Держи свой палец над символом, так как предмет не перестанет расти, пока ты не перечеркнёшь руну.

Я следую его инструкциям и рисую символ на дереве. И прямо перед моими весьма округлившимися глазами ящик начинает расти вверх.

— Зачёркивай! — кричит Юстус, и я резко провожу пальцами поперёк стрелки.

Я проделываю то же самое с другим ящиком, но на этот раз останавливаю его рост без напоминаний.

Я понимаю, как тихо сделалось вокруг, только когда мой отец бормочет:

— Dachrich. Невероятно.

Похоже, именно так переводится слово «докрех». И тут до меня доходит, что это первый раз, когда мой отец видит, как я творю магию.

Моё лицо сияет.

— Никто не знает символов, способных создавать свет?

— Нарисуй спираль на ладони, — подсказывает мне на этот раз мой отец. — Я видел, как Дайя однажды делала это.

Я начинаю от центра ладони и вожу пальцем по кругу, пока не дохожу до основания большого пальца. Какое-то время ничего не происходит, но затем, когда все до единой капли крови впитываются в мою руку, моя ладонь загорается.

Я опускаюсь на пол, стараясь не обращать внимания на жидкости, которые начинают пропитывать мои волосы и одежду, и залезаю под Фиона.

Когда корабль начинает покачиваться, а ящики скрипеть, я слышу крик Лора:

— Вылезай! Вылезай из-под него, пока он тебя не придавил.

«Не мог бы ты выровнять корабль, любовь моя?»

«Фэллон!»

Мне хватает трёх секунд на то, чтобы обнаружить углубление, оставленное дробью. И хотя я могу вытащить её своим мизинцем, я не хочу рисковать и пачкать обсидиан кровью.

— Мне нужна маленькая палочка.

Когда никакой палочки не появляется, я говорю:

— Или тонкое, как игла, лезвие.

Секунду спустя ко мне по полу прилетает вилка, зубцы которой сплюснуты вместе.

— Или столовый прибор.

Я хватаю свой инструмент и вставляю его выемку. Острая как бритва дробинка вылетает оттуда, врезается в мои доспехи и скатывается с них.

Через несколько секунд Фион превращается из камня в дым, затем в птицу и, наконец, в человека. Его лицо выглядит серым и напуганным; глаза обезумели. Первое, что он произносит, это имя своего друга, Кольма. Я киваю на капитанский мостик. Он снова перевоплощается в дым и вылетает наверх.

Я стою с вилкой в руке и слышу, как стонет дерево.

— Я не нашел другой труп, Росси, но я нашёл это, — говорит Эрвин и откупоривает какой-то кувшин.

— Сейчас не время для пирушки, брат, — ворчит мой отец.

— О, это не алкоголь.

Эрвин подносит к нему кувшин.

— Понюхай.

Отец вдыхает и застывает на месте. Что бы ни находилось внутри, оно заставляет его зрачки сузиться.

— Как думаешь, Росси, это кровь Мириам?

Юстус моргает, глядя на кувшин, сделанный из чёрного стекла.

— Есть только один способ проверить.

Он вытягивает руку.

Эрвин резко отводит руку, не давая ему дотянуться до кувшина.

— Говорю в последний раз, я не желаю никому из вас зла.

Эрвин приподнимает бровь, но затем, должно быть, решает, что он доверяет Юстусу, потому что наливает немного крови на ладонь моего деда. Юстус обмакивает палец в кровь, после чего разворачивается к ящику и рисует стрелку, которая направлена вниз. Ящик начинает уменьшаться и, наконец, исчезает в опилках.

Ладно, это кровь Мириам.

— Я нашёл его в ящике с дробью.

Эрвин сжимает губы, когда осознает, насколько его братья вороны были близки к смерти.

Если бы дробь попала им в сердце, а не просто в тело… Я содрогаюсь при мысли об этом.

— Не могла бы ты разбудить Кольма, inon?

Я киваю и перевожу взгляд с крови Мириам на лицо Юстуса.

Мой отец приседает на корточки, обхватывает мои лодыжки, приподнимает меня, и я вылетаю из дыры, точно игрушка из коробочки. Упёршись ладонями в палубу, я подтягиваюсь наверх, после чего поднимаю лицо к солнцу и глубоко дышу до тех пор, пока запах океана не вытесняет мрачный смрад корабля.

Операция на Кольме проходит быстрее, чем в случае с Фионом, так как он перевернулся во время падения. Мне хватает минуты, чтобы вернуть ему сначала птичье, а затем человеческое обличье. Как и у Фиона, его глаза выглядят обезумевшими и покрасневшими, но затем он замечает своего друга и, издав хриплое карканье, заключает Фиона в крепкие объятия.

На душе у меня теплеет при виде этой сцены, но затем я замечаю бледного Габриэля, прислонившегося к мачте корабля, в то время как Ифа — которую снова отлично видно — привязывает кусок дерева верёвкой к его ноге. Я подхожу к ним, сажусь на корточки и помогаю завязать крепкий узел.

— Ты счастливый, что ты иметь такие большие уши, Мориати.

Габриэль морщится.

— Они никак не помогли мне остановить падение.

Она недоуменно смотрит на него, но затем с её губ срывается смех, отчего бледные губы Габриэля изгибаются в улыбке, а у меня из лёгких вырывается лёгкий смешок. К сожалению, лучик радости, который пробрался мне в грудь, гаснет, потому что все возвращаются на палубу и уже готовы броситься обратно в сторону континента, покрытого снегом и льдом.

Я приседаю на корточки и запрокидываю голову, желая, чтобы солнце согрело мою замерзшую кровь.

Я думаю о предсказании Бронвен, в котором Лор становится железным, а его народ превращается в обсидиановые статуи. Либо Котёл ошибся — как в случае с Габриэлем — либо это ещё не конец, так как Лор не может пасть, если два его ворона находятся в безопасности Люса.

Ведь так?

ГЛАВА 75

Вороны вокруг меня что-то быстро говорят на своём языке, как вдруг чья-то рука касается моего плеча.

— Фэллон, guhlaer?

Я делаю дрожащий вдох.

— Да, Ифа. Я в порядке.

— Тогда почему ты плакать?

— Нервы. Усталость.

Я не должна жаловаться, учитывая то, что это она летала туда-сюда всё это время.

Она сжимает мое предплечье.

— Мы здесь. Ты не одна.

— Спасибо, Ифа.

Я обхватываю её руку и сжимаю.

— Я так рада, что у меня есть такой друг, как ты, — мой голос звучит так шершаво, что напоминает ткань водолазки, которая надета под мои доспехи.

В её чёрных глазах отражается улыбка.

— Да. Особенно учитывая то, что у меня из-за тебя много раз останавливаться сердце.

Я улыбаюсь её словам.

— Классный фокус с невидимостью! Когда мы вернуться в Люс, — она указывает рукой в сторону нашего королевства, которое находится сейчас так далеко, что даже не виднеется на горизонте, — ты должна сделать меня воздух, чтобы я могла напугать Имми.

Моя улыбка становится шире, когда я представляю, как Ифа подкрадывается к своей вечно невозмутимой сестре.

Она протягивает мне ладонь

— Договорились?

Я хлопаю по её руке и отвечаю:

— Договорились.

И затем она поднимает меня на ноги.

Как вдруг по моим ключицам начинают скользить тени.

«Забирайся на спину своего отца, Behach Ean. Ифа повезет Габриэля».

Как бы много раз моё сердце не шептало мне: «Данте умрёт, ты останешься жить», — мой мозг уничтожает эту уверенность и заменяет её на: «Вороны падут, и ты, возможно, тоже».

По пути к отцу, у меня начинает кружиться голова, и я запинаюсь, словно Лор опять начал раскачивать море. Но поверхность воды гладкая, как зеркало. Лор, должно быль, начал переживать, что я упаду, потому что его тени окутывают моё тело, точно спасательный круг.

Мой отец приседает на корточки, чтобы я могла забраться на него. Я перекидываю ногу через его спину, наклоняюсь вперёд и хватаюсь за его шею. Я вижу, как Фион помогает Габриэлю забраться на Ифу, и как его друг помогает привязать моего раненого друга верёвками, которые он, должно быть, срезал с упавших парусов.

После того, как он взлетает, два ворона ненадолго задерживаются, чтобы обняться.

«Лор, отправь всех обратно в Люс. Если Мириам сейчас с Данте, значит, у него есть её кровь. Я не хочу рисковать их жизнями».

Мой отец расправляет крылья и слетает с галеона в тот момент, когда Юстус появляется на палубе. Его усталое лицо перепачкано кровью. Несмотря на изнеможение, он подходит к Фиону и Кольму довольно быстрыми шагами. Мужчины прерывают объятья, и перевоплощаются.

Мой дед забирается на Кольма с такой лёгкостью, словно летал на птицах размером с дракона всю свою жизнь. Лор, может быть, и не доверяет Юстусу, но моего деда, похоже, приняли все остальные вороны.

Я осматриваю палубу в поисках своей пары и понимаю, что он не только не ответил на мою просьбу отправить всех домой, но и кольца его дыма также покинули меня.

«Лор?»

Корабль содрогается, словно врезался в скалу. Только это не скала… это стая воронов.

Я чуть крепче обхватываю своего отца за шею и смотрю вперёд поверх его крыльев. Корабль разламывается на две части, точно печенье, и они тонут так быстро, что вороны всё еще продолжают взмывать в воздух, когда пена уже начинает проглатывать мачты.

Поверхность воды успокаивается за пару секунд и становится гладкой, точно саван, накрывший деревянную могилу, заполненную фейри, выбравшими не ту сторону. Они наши враги, но моё сердце сжимается при мысли о семьях и друзьях, которых они оставили на земле.

«Мы отвратительные создания, Фэллон. И из-за нас происходит много несправедливости и неоправданных потерь».

Я смотрю на ворона, который разделяется надвое, подобно кораблю. Два ворона Лора парят по обе стороны от меня, а третий устремляется в начало нашей крылатой процессии, задерживаясь рядом с каждым из своих оборотней и облетая фейри.

Лор больше не пастух, но он как будто считает своих овец и пытается убедиться в том, что всё его стадо в сборе. Не удивительно, что Мара выбрала именно его лидером этого народа.

«Отправь их всех домой, Лор. Им нет смысла рисковать своими жизнями. Это сражение между мной и Данте».

«Я получил твоё сообщение перед тем, как потопить галеон, Behach Ean».

«Тогда почему все летят по направлению к Глэйсу?»

«Потому что мы племя, Фэллон. Семья. Те, кто держатся вместе, несмотря ни на что».

«Но Мириам сейчас находится с Данте, и одним богам известно, сколько с ним ещё солдат».

«А у тебя есть я и четырнадцать наших лучших воинов».

«Может быть, им стоит хотя бы подняться высоко-высоко, чтобы ни одна стрела или дробинка не смогла их достать?»

«Я предложу им».

Воздух становится холоднее, я пытаюсь визуализировать нашу победу, представляя гигантские каменные коридоры Небесного королевства, наполненные шумом и жизнью. На улицах Тарекуори и Тарелексо бегают беспечные чистокровки и полурослики. А болота, леса и пустыня переполнены ликующими людьми, которые могут отращивать волосы любой длины, какой захотят. Они вольны путешествовать без каких-либо документов, потому что наш мир больше не поделен на районы, согласно тому количеству магии, которая течёт в крови их жителей. И, наконец, я представляю женщин с глазами, похожими на драгоценные камни, которые приплывают к нашим берегам. Лёгкие платья развеваются вокруг их загорелых тел — ведь Фибус настаивает на том, что шаббианцы всюду носят шёлковые одежды, даже на войну.

Я знаю, что моё представление о будущем слишком идеалистично. Мир может измениться, но эти изменения будут постепенными, и будет много протестов, так как ни один режим не может понравиться всем. Но всё же, пока мы летим, подгоняемые ветром, в сторону Глэйса, я погружаюсь в эти мечты о мире, желая поднять себе настроение и закалить волю.

«Как думаешь, Данте ждёт нас?»

«Да».

«А зачем он, по-твоему, убежал в Глэйс?»

«Потому что он знал, что ещё каких-нибудь пара дней, и мы выкурим его из туннелей».

«По-твоему, Владимир знает, что он укрылся в Глэйсе?»

«Нет».

Когда на горизонте появляется белая полоса, я говорю:

«Если Алёна спрятала его у себя в королевстве, боюсь, нашей дочери будет некого убивать».

«Надеюсь, что она действительно спрятала его, потому что я бы ничего так не хотел, как избавить нашего будущего ребёнка от необходимости иметь дело с этой бесцеремонной принцессой».

Я улыбаюсь, потому что прекрасно представляю, каким отцом будет Лор. Скорее всего, он не разрешит нашим детям покидать гнездо до тех пор, пока им не исполнится пятьдесят.

Это в лучшем случае… Ещё более вероятно, что им должно будет исполниться все сто.

Когда я сосредотачиваюсь на смутном образе нашей будущей дочери, моё сердце покидает ту яму, в которую его отправили мои нервы. Но один лишь взгляд на приближающийся ледяной континент снова погружает его обратно. Я не готова к этой битве. У меня, конечно, есть доспехи, ракушка и вилка — да, я засунула её за пояс своих штанов — но у меня нет стального меча.

Наверное, я смогла бы нанести этой вилкой значительные увечья, особенно, если бы увеличила её в размерах, но мне всё равно нужно какое-то оружие, сделанное из железа.

«У тебя есть я, Фэллон».

«У меня, может быть, и есть ты, Лор, но ты не можешь убить Данте, забыл?»

«Да, да. Я не забыл».

«И лучше бы тебе не забывать, потому что я бы предпочла, чтобы моя дочь была от тебя, а не от какого-то другого мужчины».

Два его ворона слегка сбиваются с курса и прищуривают глаза.

«Определённо».

Я надеюсь, что эти слова не дадут моей паре рисковать своей человечностью.

Довольно скоро мой отец направляет своё тело вниз. Лор, должно быть, мысленно сообщил глэйсинским стражникам о причине нашего возвращения, потому что ворота, ведущие в замок, открываются, и те спешат внутрь, чтобы позвать короля.

К тому моменту, как мы приземляемся, кто-то уже выходит из замка. Но это не Владимир. Нас встречает Константин и светловолосый генерал, Сэйлом, который выглядит так, словно он каждый день борется с белыми медведями ради забавы.

— Вы что-то забыли?

Тело Константина застывает, как те сосульки за его спиной, а выражение лица кажется таким же бесцветным.

Я спрыгиваю со спины своего отца, адреналин уже бурлит в моих венах. Несмотря на потрёпанный вид, я чувствую себя довольно возбуждённой, как Сиб после бурной пирушки.

— Мы нашли корабль, но на нём не было ни Таво Диотто, ни рунического камня.

Его тёмные брови низко нависают над бледными глазами.

— Неужели генерал Люса упал за борт?

— Нет, принц.

Я разворачиваюсь, услышав звук голоса, который не должен передаваться по воздуху.

— Лор! — восклицаю я. — Разделись. Немедленно.

Но моя пара не превращается в дым. Он остаётся в своих железных и кожаных одеждах, и в человеческом обличье, которое теперь могут видеть все.

И каждый теперь может в него выстрелить.

Похоже, предсказания Бронвен вполне могут сбыться.

ГЛАВА 76

Сэйлом встаёт перед наследным принцем, словно пытается закрыть его от моей пары. Он довольно бесстрашный, если думает, что сможет защитить Константина от мужчины, который может превращаться в смертоносный дым.

Лор встаёт передо мной, точно это какая-то игра в шахматы.

Мне хочется закричать на него за то, что он так рискует, но я говорю только:

«Ты оставил Люс без защиты».

«Мои вороны будут более полезны здесь. К тому же, там осталась большая часть Круга».

Я двигаю челюстью из стороны в сторону.

— Диотто не покидал Глэйс, — Лор наклоняет голову, изучая реакцию принца на эту новость. — И как говорят мои источники в Люсе и моряки, которых мы допросили, он остановился здесь не один.

Я не очень хорошо знаю Константина, но едва заметное удивление на его лице говорит мне о том, что он впервые об этом слышит.

— Может быть, твоя сестра могла бы пролить свет на то, где она спрятала наших друзей-люсинцев?

Лор несколько раз сжимает и разжимает руки. Вокруг становится так тихо, что звук его щёлкающих костяшек эхом разносится по долине.

— Боюсь, моя сестра не сможет поделиться с вами их местоположением, даже если она в курсе, потому что в данный момент она находится под действием сильного успокоительного.

Мой отец встаёт рядом со мной.

— А что насчёт няни? Олены?

Не сводя глаз с Лора, Константин спрашивает своего генерала:

— Олена в сознании?

— Сейчас отправлю кого-нибудь к ней.

Я осматриваю крепость, которая находится под снегом. Интересно, может ли Данте прятаться внутри?

— Кто-нибудь проверял ваши подземелья? — рычит мой отец, словно читая мои мысли.

Глэйсинцы смотрят на него целую минуту, после чего Сэйлом отправляет трёх стражников в королевскую тюрьму.

— И ещё обсидиановая галерея, — предлагает Юстус. — Я бы её тоже проверил.

Прохладный ветерок развевает волосы Константина, продираясь сквозь их белую массу, порядком потрёпанную по сравнению с тем, какой мы видели её в последний раз. Похоже, наказание его сестры сбило с него весь апломб.

— Галерею проверяли в последний раз в вашем присутствии, и там было пусто.

— Моя жена может становиться невидимой, так что вам, вероятно, стоит проверить ещё раз.

Голубые глаза Юстуса яростно сверкают, словно он уже готов ринуться в бой.

Константин хмурится.

— Ваша жена?

— Разве я забыл упомянуть о своей недавней женитьбе на Мириам из Шаббе?

Я не думала, что такое возможно, но лицо Константина бледнеет ещё больше.

Теперь он почти сливается с пейзажем за своей спиной.

— Мириам здесь?

— Да.

Лор снова хрустит костяшками пальцев.

— Как и Данте Регио.

— Сэйлом, позови моего отца.

Я закрываю глаза и ненадолго задумываюсь над тем, как бы я могла спрятать своего любовника. Я, наверное, не стала бы селить его вместе с собой под одной крышей, так как это было бы самое очевидное место для поисков.

Конечно, Алёна могла не быть в курсе того, что он остался. В этом случае Данте пришлось бы самому искать, где спрятаться.

Я так быстро поднимаю веки, что от холодного воздуха мои глаза начинают слезиться.

— Константин, как далеко отсюда находится ледяной рынок, о котором вы говорили?

— До него час езды на санях. А что?

— Несмотря на то, что моя бабка могла сделать всех невидимыми, она прилеплена к громоздкому трону, который издавал бы скрежет, если бы его тащили по вашему замку. Данте, конечно, мог приказать понести её, но это было бы сложно не заметить. Один из ваших стражников наверняка уловил бы какие-то передвижения. Если только вы не испытываете недостатка в стражниках.

— Королевский замок кишит стражниками, — бормочет Юстус.

Я не знаю, в каком направлении находится рынок, о котором я спрашивала, но всё равно устремляю взгляд в сторону холма. Алёна встречалась с Диотто вчера вечером, а значит, они обгоняют нас на целый день. Если бы мы пошли пешком, мы бы их не догнали, но у нас есть крылья. Мы сможем с лёгкостью их нагнать.

— Данте не стал бы идти в эту сторону, если только он не заключил сделку с вашим отцом о том, чтобы укрыться во дворце; он должен был уйти с рынка в противоположном направлении, пешком или на санях.

Всё еще глядя на белую равнину передо мной, я спрашиваю:

— В Глэйсе есть обсидиановые пещеры или бункеры, построенные фейри?

— Мы никогда не воевали с воронами.

Константин оглядывает четырнадцать оборотней. Точнее пятнадцать, если считать Лора.

— Поэтому нет, леди Бэннок, у нас не было необходимости строить бункеры.

Словно преследуемый стаей диких животных, Сэйлом выбегает из замка, и каждая снежинка на его безупречной униформе голубого цвета дико сверкает.

— Я сообщил Его Величеству… что Данте Регио находится на нашей земле, — задыхаясь, говорит он. — Он дал разрешение вам и вашим воронам… свободно летать над Глэйсом… и вы можете расправиться с вашим противником так, как считаете нужным… но он просит вас не трогать глэйсинцев.

— А как насчёт батальона солдат? — спрашивает Юстус.

— Нам не нужны солдаты, Росси.

Дым поднимается от наручей и наплечников Лоркана.

— Хотя моей паре нужен стальной клинок. Константин, не будете ли вы так любезны его одолжить?

Константин запускает руку под свой меховой плащ и достаёт кинжал, от вида которого у меня холодеет кровь.

— Мой сестре он больше не нужен.

Он протягивает его мне.

Меня ослепляют бриллианты, составленные в узор в виде изящной снежинки.

— Можете считать это подарком от нашего королевства вашему.

Если бы только Константин знал, что предвидела Бронвен, он бы никогда не отдал мне этот кинжал и никогда не назвал бы его подарком.

Поскольку я не могу заставить себя взять предложенный мне клинок, Лоркан берёт его из руки наследного принца.

— Премного благодарны, Константин.

Принц кивает и, чувствуя моё волнение, низко опускает брови.

Какой-то солдат бежит в сторону Сэйлома и принца, раскидывая в разные стороны комья снега. Добежав до них, он кланяется и говорит что-то на глэйсинском.

— Олена сказала, что генерал Люса спрашивал насчёт производства саней. Она говорит, что тот хотел купить несколько для Люса.