Дом, забытый временем

ВТОРОЙ ПОТОП

Как и Стендаль, он искал любовниц, но завоевывал их мало; как и Стендаль, он был уродлив; как и Стендаль, он был наделен даром предвидения. Правда, не смог бы подарить своему миру ни Жюльен Сорель, ни утонченную мадам де Реналь. Да и за них его мир был бы признателен еще меньше, чем Стендалю — его мир. Свой он одарил кое-чем более материальным, и все же, по иронии судьбы, в награду ему достались усмешки, а не слава.

Звали его Антон Берк.

Он посмотрел вниз, на вельд, над которым его бесшумно несла охотничья платформа. Это был обширный вельд, и весь принадлежал ему, до последнего дюйма. Здесь бродили зебры, гну, окапи и жирафы. Лев и львица катались в согретой солнцем траве. В мутных потоках воды нежились гиппопотамы и буйволы. На пологих равнинах паслись носороги и слоны. Тут же гуляли, казалось бы, неуместные тигр, кенгуру и оцелот. Акры непроходимых джунглей приютили шимпанзе, гиббонов и бабуинов, горилл, мартышковых и орангутангов. Как гласил сияющий знак над богато украшенным входом с улицы Развлечений в Олд-Йорке, «Вельд» — это зона охоты на кого угодно. Антон Берк, и без того богатый, под завязку населил его представителями фауны, которые почти вымерли еще в эпоху до Исхода, и в результате разбогател еще больше.

Вдалеке справа в небо поднимался прозрачный столб сизого дыма. На охоту сегодня выбралось много групп, и одна из них вполне могла приземлиться и начать готовить обед. Или же это один из андроидов-уборщиков просто жег мусор. Берк взвесил обе эти возможности и все же отверг их: с недавних пор дикари, что жили в резервации по соседству, нашли способ проникать через силовое поле в его угодья и браконьерствовать. Собственно, это обстоятельство и вынудило Берка отправиться сегодня на проверку. Костер могли и дикари развести.

Повернув вправо, Берк откинулся назад в страховочной упряжи и снял с плеча винтовку. Пролетая над неглубокой канавой и следуя перепадам рельефа, платформа слегка накренилась. Оказалось, что источник дыма — небольшой костер на берегу реки. У огня на корточках сидела одинокая фигура и жарила на вертеле мясо. Это была девушка. Платформы она не заметила, пока та не зависла практически у нее над головой. Слишком поздно вскочила девушка на ноги и бросилась бежать. Берк вскинул винтовку, прицелился и нажал спуск. Девушка рухнула как подкошенная и скатилась в ручей.

Берк приземлился, спешился и вытащил тело на берег. Одета девушка была в скудное подобие саронга из шкуры антилопы — так одевались все женщины из резервации. Волосы у нее были цвета полуночного неба, а темные брови — такие тонкие и выразительные, что казалось, будто их нарисовали. Поразительно молодая, девушка скорей всего едва-едва разменяла третий десяток. Хотя тело у нее необычайно симметричное… Может, ей и тридцати нет. Жертвы добровольного апартеида, изгои оказались не столь чувствительны к космической радиации, как цветные, и бесплодие постигло их не сразу после памятных бурь.

Пока девушка не очнулась от шокового выстрела, Берк вернулся к костру. Там, насаженная на самодельный шампур, жарилась лопатка окапи. Метрах в пятнадцати от огня, едва скрытая в траве, лежала туша: в боку у животного торчало примитивное копье. Берк уставился на труп в холодной ярости; мысленно прикинул, во сколько ему обошелся не съеденный обед дикарки. Затоптав костер, он спихнул угли и головешки в воду, а после вернулся к платформе. По радиофону связался с базой и, назвав координаты, попросил жену прислать андроида — чтобы тот убрал убитое животное. Нельзя чтобы хищники отведали плоти окапи, иначе станут предпочитать ее ежедневному рациону из говядины.

Окапи — как и прочие питомцы в вельде — не подверглись воздействию радиации и успешно плодились, однако число их по-прежнему оставалось мало.

Девушка так еще и не отошла от выстрела. Берк сел на платформу, положил винтовку поперек колен и ленивым взглядом окинул тело дикарки. Он ненавидел каждый его сантиметр, однако не мог не признать, что каждый сантиметр этого тела был приятен взору. По иронии судьбы, солнце подарило коже девушки золотисто-коричневый загар, по сравнению с которым кожа самого Берка имела цвет белый, как лилия. Правда, он сам по себе был человек бледный.

Он невольно задумался о своей нынешней любовнице: Юлалия Бернард была лучшим, что могла предложить улица Фривольностей, однако ее красота и белокурые пряди меркли, точно искусственные, по сравнению с живой и натуральной красотой смуглой дикарки. Юлалия ненавидела Берка всей душой, и он об этом знал; а еще она терпела его — но лишь потому, что он мог позволить себе куда более роскошное любовное гнездышко, нежели его соперники. Вот только человеку в его положении нужна была любовница поразительной внешности, а внешность Юлалии была самой поразительной.

Любовница поразительной внешности… А как насчет дикарки из резервации? Разве она не поразительна? Отмыть ее, приодеть и сделать прическу в соответствии с модой? Исправить грубые манеры, приведя их в соответствие с нормами середины XXVI века? Берк вообразил, как явится на предстоящий бал у мэра Олд-Йорка с ней под руку; картинка показалась волнующей, настолько волнующей, что когда девушка распахнула глаза, сердце его принялось бешено колотиться, и в висках застучала кровь.

Глаза у нее были насыщенного голубого оттенка. Едва их взгляд коснулся Берка, в них появилось отвращение. Тогда Берк нацелил ствол винтовки девушке в лоб и приказал:

— Вставай.

Та неохотно подчинилась. Берк достал из «бардачка» нейлоновую сеть и опутал ею девушку до пояса, оставив свободными ноги. Подтолкнул ее к платформе:

— Залезай.

Она резко обернулась и яростно сверкнула глазами.

— Не трогай меня, ниггер!

Тогда Берк замахнулся, хоть и знал, что не отвесит ей оплеухи. Он, Антон Берк, был неспособен ударить кого бы то ни было, даже дикарку из резервации. Исполнившись ненависти к себе, он повторил:

— Залезай.

На платформе места было для двоих; пристегнув пленницу, Берк пристегнулся сам, поднял платформу на двадцать метров и полетел обратно на базу. Западную окраину вельда обрамляли горы, и некоторое время на их туманно голубом фоне не было видно ничего. Постепенно, однако, проступили очертания высокого конусовидного корабля — его корабля, отремонтированного и восстановленного, а вскоре уже засверкал на солнце купол старой обсерватории, в которой размещались жилые комнаты. Позади нее, у подножья гор виднелись смутные очертания корпусов базы, а справа, в отдалении, пустовала военная часть банту.

Стоило на горизонте показаться силуэту корабля, и девушка уже не сводила с него глаз — до того момента, как они приземлились у обсерватории. Несмотря на то, что девушка испытывала к Берку открытое отвращение, картинка, которую он вообразил себе раньше, казалась ему все более и более интригующей. Имелся отличный шанс претворить план в реальность. Изгоев за браконьерство ждала смерть, и в свете такой альтернативы девчонка должна была стать очень даже сговорчивой.

Берк велел ей пройти под свод купола и по обшитому панелями коридору проводил в гостиную. Комната занимала всю дальнюю половину здания, а широкое окно, тянущееся от макушки купола до пола, открывало шикарный вид на поросшие джунглями склоны гор. Сняв с девушки сеть, Берк указал ей на трехметровый диван; девушка неохотно присела.

Берк не стал терять времени даром и сразу изложил ей свои намерения. Он стоял перед ней коренастым силуэтом на фоне горных склонов в окне и первым делом предупредил, что ее ждет в случае, если он сдаст ее властям; затем рассказал о своей идее. Когда он закончил, девушка сидела, будто кол проглотив и сверкая глазами от ненависти.

— Думаешь, я стану спать с тобой, ниггер? — требовательно спросила она.

Он хотел указать на то, что он — не негр, а просто цветной, и что негритянская кровь в его жилах значит не более чем негритянская кровь в жилах большинства современных американцев; правда, тогда у нее возникло бы ложное впечатление, будто он этой крови стыдится. Поэтому он пропустил эпитет мимо ушей.

— Ты станешь мне любовницей только номинально, — объяснил он, — а дактило-замок, который я установлю на любовном гнездышке, будет отзываться лишь на твое прикосновение. Уверен, ты понимаешь, какие преимущества получишь. Впервые с рождения ты забудешь о голоде, и вместо навеса из шкуры у тебя над головой будет полноценный кров. Появятся наряды — лучшие во всем Олд-Йор-ке, а еще ты станешь уважаемым членом цивилизованного общества. От тебя же требуется только одно: посещать со мной публичные мероприятия и делать вид, будто уважаешь меня и восхищаешься мною. Я в благодарность предлагаю коснуться тебя волшебной палочкой, а моя волшебная палочка — это надежные наличные деньги.

Она посмотрела на него с прищуром.

— Зачем это тебе?

— Мне… мне нужна девушка вроде тебя. Необычная, которая привлечет благосклонное внимание ко мне и моим делам. — Из кармана пошитой на заказ охотничьей куртки он извлек бледно-лиловый платок и промокнул лоб. Поразился, заметив, что рука дрожит. Убрав платок в карман, Берк глубоко вздохнул. — Если согласишься, тебя ждет еще один плюс в жизни.

— Слушаю?

— Этот участок земли я приобрел по двум причинам, — начал Берк. — Первая — его большой потенциал как охотничьих угодий. Вторая — космопорт и звездолет, которые шли к нему в довесок. Корабль — последний в своем роде, последний, построенный Всемирным бюро звездной эмиграции. Им так и не воспользовались, потому что когда его достроили, уже начались предсказанные ранее бури космической радиации, и улетать с Земли запретили. И корабль, и порт тогда перешли в собственность нового центра мирового правительства, Олд-Йорка, а когда немногие оставшиеся на планете банту телепортировались в город, и порт, и космолет стали никому не нужны. Мне они достались практически даром, а несколько месяцев назад, убедившись, что экстраполяции моего сейсмографа верны, я починил корабль. Когда начнется грядущая тектоническая революция, у меня — и только у меня — будет ключ к спасению, и я — один я — выберу себе попутчиков. Многих я, кстати, уже выбрал, но никого пока не известил. Мест на борту еще много.

Он замолчал, ожидая увидеть в глазах дикарки благоговейный трепет, но не нашел его.

— Позволь объяснить, — сказал он тогда. — В технической школе я изучал сейсмологию. Сегодня ее больше не дают, а робот-преподаватель отправился в утиль. Правда, этот предмет уже тогда не пользовался популярностью, но меня занимал. Занимал настолько, что и по сей день остается моим хобби. Сегодня, в подвале Вельд-билдинг в Олд-Йор-ке размещен мой центральный координатор, настроенный на сотни гиперчувствительных датчиков-сейсмографов в ключевых точках по всему миру. Координатор интерпретирует их показания, коррелирует и выводит результат на большую таблицу. Этот механизм я устроил потому, что ранние исследования убедили меня: века контролируемого климата вмешались в нормальные процессы охлаждения планеты и создали условия для возникновения нового вида тектонической революции. Со временем я лишний раз убедился в своей правоте и, благодаря эффективности этого механизма, могу предсказать начало конца с точностью практически до суток. Новая тектоническая революция состоится примерно — или же точно — седьмого июля, то есть менее чем через месяц.

Берк принялся расхаживать по комнате, а когда вновь заговорил, голос его уже звучал немного громче:

— Правда, я пришел к выводу, что на сей раз, революция станет результатом расширения, а не сжатия. Горы не восстанут, но опустятся материки, а для начала пройдут ливни, каких человечество не видывало! — Он провел рукой по широкой дуге и, еще повысив голос, продолжал: — Все утонет, на поверхности останутся лишь верхушки высочайших гор, да и те превратятся в пустынные, как лунные моря, острова. Пусть сливки общества и их любовницы смеются за моей спиной, мне наплевать! Вот придет срок, и они запоют иначе: «Спаси нас, Антон Берк!» станут они просить. «Спаси нас, умоляем!»

Берк метнулся к широкому теле-окну и настроил его на изображение космопорта. Жестким, негнущимся пальцем указал на звездолет.

— Вот он, мой «Девкалион». Мой и больше ничей! Он доставит меня и избранных попутчиков на Альфу Центавра-6, и там я обосную новую колонию, намного превзойду колонию на Альфе Центавра-5, где живут неудачники, которые успели спастись от радиоактивных бурь. Свой новый дом я назову Асгард, в честь обители богов!

Он обернулся к девушке и посмотрел на нее победным взглядом. Все впечатление от речи портили его грушеобразное тело и круглая, как полная луна, рожа. Впрочем, Берк, к своему счастью, об этом не догадывался.

— В качестве моей любовницы, — продолжил он, успокоившись, — ты, разумеется, ступишь на борт первой.

Вот теперь-то она взирала на Берка с благоговением… или то был просто страх?

— Да-даже вперед твоей супруги?

Берк кивнул.

— Даже вперед моей супруги. В обществе Олд-Йорка, — принялся он пояснять, — брак — всего лишь союз, слияние. Моя супруга владела передней частью улицы Развлечений, которая нужна была мне для обустройства «Вельда». У меня же имелись деньги и деловая хватка, необходимая для того, чтобы эта часть улицы начала приносить доход. Потому мы и заключили брачный — или уж деловой — союз. Само собой, на корабль у жены прав нет: и судно, и космопорт оформлены исключительно на меня. А теперь назови имя — или прозвище, под которым живешь, — и я справлю нужные бумаги. Уже завтра ты сделаешься гражданкой Олд-Йорка.

Девушка встала с дивана и подошла к окну. Долго осмотрела на покрытые зеленью склоны и наконец ответила:

— А здесь очень мило.

Берк понял, что победил, и его переполнило облегчение. — Так как тебя зовут? — чуть хрипловато произнес он.

— Леа Волькертсен, — не оборачиваясь, ответила девушка.

— Сократим до «Волькер». — Изгои часто брали себе в качестве псевдонимов имена исторических личностей, чтобы приписать себе ложную родословную. Эта дикарка, скорей всего, понятия не имела, ведет ли она свой род от голландских переселенцев, британцев, прибывших следом, или от американских экспатриантов, эмигрировавших в Южную Африку в конце XX века, когда у них на родине победила десегрегация.

— Я извещу робота-дворецкого о твоем присутствии, и он позаботится о тебе. А еще о том, чтобы ты не покидала этот дом. Я приду за тобой утром.

Она так и продолжала смотреть в окно на горный склон. Постояв еще немного, Берк зло развернулся и вышел. По спиральной лестнице поднялся в спальню, где переоделся в обычный костюм пастельных тонов. Потом вызвал робота-дворецкого, оставил ему необходимые указания и вышел. На охотничьей платформе вернулся на базу.

От ангара до павильона Сафари было всего несколько шагов. Жена Берка, Памела, проводила краткий инструктаж с полудюжиной клиентов. По пути к телепорту Берк предусмотрительно — и заискивающе — улыбнулся каждому. Сегодня Памела надела прозрачную желтую блузку и песочного цвета бриджи; медно-рыжие волосы были уложены по последнему писку моды: разделены посередине, справа заплетены в косы и убраны за ухо, слева расчесаны так, будто разлетаются по груди. Лицу Памелы это придавало аристократический вид. Когда Берк проходил мимо, она взглянула на него умными серыми глазами — но не искренне; искренность все привлекательные женщины прятали от Берка.

Растянув губы в пустой улыбке, Берк мысленно послал ей проклятие. В минуту слабости он включил супругу в мысленный список попутчиков, но сейчас — с диким злорадством — вычеркнул.

Отперев телепорт, он перешагнул северо-западную часть Африки, Атлантику, Бруклин — этот город-призрак — и Ист-Ривер и оказался на мезонине Вельд-билдинг. Он так часто совершал переходы, что уже не замечал покалывания в нервных окончаниях. По мраморным ступеням он спустился в главный вестибюль как ни в чем не бывало, словно только что покинул кабину одного из частных лифтов, которая доставила его в башню, принадлежащую ему и Памеле. Вот он вышел на улицу Развлечений и взмахнул рукой, подзывая аэротакси.

Улица пролегала на месте бывшей Парк-Авеню, jtohho так же, как Олд-Йорк стоял на месте бывшего Нью-Йорка. Одна перемена в названиях произошла после того, как на Альфе Центавра-5 основали свой Нью-Йорк, а другая — после постисходной перестройки Манхэттена, единственной части города, все еще пригодной для проживания. А еще, отчасти, благодаря исчезновению последних капель пуританства из натуры самих перестройщиков — когда выяснилось, что, вопреки прогнозам, бури космической радиации не изменили их гены и не породили неизбежных мутаций, но сделали людей бесплодными и заодно впятеро продлили им жизнь. Олд-Йорк стал одновременно и Вавилоном, и Содомом, и Гоморрой. Кроме самоизгнанных белых дикарей, которым в праве эмигрировать отказало Объединенное правительство Востока и Запада (созданное несколько веков назад, когда даже холодная война остыла окончательно), да разбросанных тут и там прочих примитивных племен, там жили все. А почему нет? Местные телепортаторы обладали максимальной транспортной мощностью и могли перенести в любой, достойный посещения уголок мира; и, что важнее, они обеспечивали доступ к автоматизированным фермам — богатейшим источникам пропитания на Земле. Стоило попросить — и можно было получить непыльную работенку. Деньги текли непрерывным потоком, точно вино. В мире еще оставались люди, обеспеченнее прочих, и на улицах по-прежнему встречались путаны; правда, не осталось больше бедняков, а путаны выходили на улицы по собственной воле. На планете, где некогда обитало три миллиарда душ, поселившиеся в нужном месте полмиллиона могли уже не отказывать себе ни в чем. Они и не отказывали.

Такси подняло Берка над землей и быстро пронеслось над улицей Фривольностей, ранее известной как Пятая авеню, и опустилось в Садах Афродиты (Центральном парке). По зеленой лужайке были разбросаны круглые дома, напоминающие чашки на блюдцах или эскадрилью недавно приземлившихся НЛО. Дом Берка был тут самым большим. Велев водителю-андроиду ждать, Берк вышел из такси на бетонную площадку и проследовал к дому за живой изгородью. Нажал большим пальцем кнопку дактило-замка.

Дверь открылась, и он вошел в просторную гостиную, главной достопримечательностью которой было временное окно с диагональю в два метра. Огромная и сложная хроносетка вылавливала из прошлого любые моменты, интересные зрителю, и выводила их на экран; а в соответствии со стандартами современной архитектуры она функционировала еще и как своеобразный нижний ярус потолка. Если не считать крупного шкафа, который, собственно, и вмещал временное окно, мебели в комнате больше не было.

Пол служил еще и невероятных размеров диваном; лежа на его мягкой поверхности, заложив руки за белокурую голову и закинув ногу на ногу, Юлалия Бернард наблюдала на экране за изнасилованием сабинянок.

При виде Берка она в знак приветствия небрежно качнула ногой в домашней туфельке и вернулась к прежнему занятию. Комнату наполняли крики сабинянок. Берк подошел, отключил окно и взглянул на Юлалию.

— Выметайся, — сказал он.

Она приподнялась на локтях и испуганно посмотрела на него блестящими серыми глазами.

— В чем дело, Антон, мой дорогой? Что на тебя нашло?

Он прошел в спальню, схватил что-то из ее шмоток и, вернувшись в гостиную, швырнул ими в Юлалию. Добавил пригоршню кредитов, прошел к двери и распахнул ее.

— Снаружи тебя ждет такси, — сказал он.

Юлалия сгребла наряды, деньги, а в дверях обернулась к Берку. Ее некогда роскошные чувственные губы превратились в тонкую бледную полоску, а щеки словно запали.

— Кого бы ты ни нашел себе, она тоже будет тебя ненавидеть! — пообещала она. — Ты не мужик, а пародия. Делаешь то, что делают прочие мужики, считая это своим долгом, а не потому, что этого хочешь. Ты…

Он захлопнул дверь и, дрожа, привалился к ней спиной. Потом резко подбежал к временному окну и включил его. Настроил на нужный период времени и опустился на пол; подтянул колени к груди и обнял их. Сосредоточил все внимание на экране, постаравшись отгородиться от всего прочего. Постепенно экран прояснился: свинцовое небо поливало землю дождем, на заднем фоне темнел крупный силуэт грубо сколоченного судна, а на переднем — у неаккуратных и в то же время добротных сходен стоял и командовал погрузкой Утнапиштим. Рабы грузили на борт артефакты и сокровища, их мокрые тела тускло поблескивали в сероватом свете. Утнапиштим выкрикивал приказы на языке, который умер много веков назад; Берк знал наизусть каждое слово, звук, жест. Вслед за сокровищами и артефактами на борт повели животных — сперва по семь, затем по парам. Дождь все усиливался и усиливался. Берк плотнее обнял колени и стал раскачиваться взад-вперед. Зашептал:

— Вверх, взлетай, корабль!

Мэрский бальный зал был крупнее, чем Мэдисон-Сквер-Гарден, и занимал место, где прежде располагался Колумбийский университет. На стенах транслировалось декоративное изображение по последнему писку трехмерной моды: открытый космос, усеянный разноцветными звездами, — а под сводчатым потолком светила люстра в форме спиральной туманности. От широких парадных дверей полированные ступени вели на огороженный, устланный роскошными коврами подиум, где располагались не менее роскошные диваны и кресла.

Когда Берк с Леа Волькер вошли, на подиуме уже собрался цвет общества, а прочие гости — выказавшие свое почтение верхушке — столпились внизу, в ожидании танцев. Все шло так, как Берк и задумывал: не успели они ступить в залу, как взоры собравшихся обратились на них. Одетая в платье-бикини за тысячу кредитов, которое на ходу позволяло мельком разглядеть ее золотистого оттенка загорелые бедра и грудь, Леа являла собой образец пламенной женственности среди тех, кто до момента ее появления знать не знал, какой свет излучает настоящая женщина. Ее черные волосы, уложенные в модную ныне прическу, смотрелись просто поразительно, а в голубых глазах словно бы прибавилось бриллиантового блеска. Глядя на нее краешком глаза, Берк сам не верил, что всего неделю назад Леа была еще босоногой дикаркой в саронге из шкуры антилопы.

Когда они поднялись на подиум, мэр — высокий, белокурый и радушный — вышел им навстречу. Лет ему было примерно столько же, сколько и Берку, — около сорока восьми — а оттенок кожи прямо-таки кричал о долголетии, которое, по счастью, досталось тем, кого бросили на Земле. Рядом с ним встала поразительная рыжеволосая женщина, любовница. Шишки рангом поменьше — тоже с любовницами — выстроились позади мэра. В конце их шеренги Берк заметил Таунсэнда Мэллори, директора Отдела водных путей, одетого в безупречную пару: синие отутюженные брюки и белый с золотой окантовкой пиджак, — и застонал про себя. В стремлении выставить Леа напоказ, он совершенно позабыл, что Мэллори — банту, и этот просчет мог стать смертельным.

— Добро пожаловать, бвана[8] Берк, — сказал мэр, используя эпитет, под которым Берк был известен с самого открытия «Вельда». Потом он выжидающе посмотрел на Леа.

Исполнившись гордости, Берк глубоко вздохнул:

— Мэр Линдквист, позвольте представить мисс Волькер. Леа, это мэр Линдквист.

Линдквист был очарован, в чем поспешил признаться. Затем он представил Леа своей любовнице, а после — повел вдоль шеренги высоких гостей. Берк, обеспокоенный, старался не отставать от нее. Он был уверен, что Леа прежде ни разу не видела полноценного негра. Просто не могла видеть: с тех самых пор, как в кровавые войны времен апартеида негритянское население Южной Африки было практически полностью истреблено, Мировое правительство загоняло изгоев в резервацию Ботсвана. Если сейчас Леа даст волю инстинктивной ненависти, то этим выдаст себя, и Берку конец. Какой же он дурак, решился сыграть в Пигмалиона, поставив на кон свой социальный статус, добытый с таким трудом!

Когда Леа приблизилась к Мэллори, она слегка напряглась, щеки ее немного зарделись. И все же Мэллори она приветствовала тем же учтивым тоном, каким общалась с остальными гостями. Сам Мэллори изящно поклонился, выдавая эмоции — а он был поражен красотой дикарки, — лишь тем, что заморгал чуть чаще. А потом — о чудо! — все закончилось, и Линдквист вскинул руку, давая знак, чтобы заиграла музыка.

Из скрытых где-то в потолке динамиков плавным дождем полились первые аккорды. Линдквист обернулся к Леа:

— Положение дает мне право рассчитывать на первый танец, — сказал он.

Леа подала мэру руку, и он повел ее вниз в танцевальную зону. Берк отправился следом, глядя, как они исчезают в толпе танцующих. Они неплохо смотрелись вместе. Поговаривали, будто у Линдквиста в жилах нет ни капли негритянской крови, что неудивительно: белое население Америки полностью поглотило негритянское, однако изгои — не единственные, кто никак в этом поглощении не участвовал.

Берк проследовал в бар у основания помоста и заказал себе двойной бренди. Правда, выпивка никак не помогла растопить ледяной комок страха в горле, и Берк заказал еще. В столь ранний час в баре клиентов было немного, и двоих из них Берк даже знал: Буффало Билл Макинтайр, владелец Прерий, и Аллигатор Смит — владелец Амазонки. Берк кивнул им в знак приветствия, но решил не присоединяться, как поступил бы в ином случае. Вместо этого, выпив второй бренди, вернулся в бальный зал. Леа он отыскал не сразу; еще больше времени прошло, прежде чем он сумел наконец потанцевать с ней. Ее синие глаза находились вровень с его, и от этого Берк еще острее ощущал, какого низкого он роста. Леа больше не сторонилась его прикосновений, но Берк чувствовал: он ей по-прежнему отвратителен. Он отчаянно пытался придумать, что сказать, а когда наконец нашел нужные слова, вклинился Линдквист и увел Леа.

Берк отошел к стене. Ледяной комок страха в горле сделался больше. Вечер тянулся медленно. Несколько раз Берк замечал в толпе высокую фигуру в белом пиджаке — Таун-сэнда Мэллори; вспомнив, каким эпитетом Леа наградила его, Берка, еще в вельде, он ужаснулся при мысли о том, что Мэллори может пригласить Леа на танец. Однако страхи остались страхами: Мэллори так ни разу к ней и не приблизился.

Вспомнив о собственном статусе, Берк решил перетанцевать с любовницами различных шишек. С Леа удалось позже потанцевать еще разок, и наконец, когда вечер завершился, он испытал лишь облегчение. Но когда они покидали бальную залу, Леа слегка вздрогнула; проследив за ее взглядом, Берк различил справа от выхода, в тени — и то лишь благодаря белому пиджаку — высокую фигуру. Впрочем, Леа ни словом не обмолвилась о Мэллори, и вскоре они уже летели на аэротакси к Садам Афродиты.

Берк велел водителю-андроиду ждать и проводил Леа до двери дома. Июньская ночь была тепла и благоухала, а яркий свет почти полной луны, казалось, сделался осязаем.

— Тебе ведь понравилось, да? — спросил Берк, останавливаясь у окаймленного кустами порога.

Взглянув на залитую лунным светом лужайку, Леа ответила:

— Очень, очень понравилось.

— Мэр — сам очарование.

— Ральф? Да, он и правда очарователен.

— Думаю, — откашлявшись, продолжил Берк, — нужно прямо сейчас, раз и навсегда, прояснить один момент: то, что ты моя любовница лишь на словах, не дает тебе права… путаться с другими мужчинами.

Леа залепила ему такую пощечину, что онемела щека. И вот Берк уже стоял на пороге дома в полном одиночестве.

Он постоял у двери еще некоторое время, ведя мысленный спор. Свое обещание он сдержал лишь наполовину: дакгило-замок теперь срабатывал от прикосновения большого пальца Леа — как его и его пальца тоже. Ничто, кроме гордости, не мешало сейчас открыть замок и войти, а в делах сердечных Антону Берку гордость не мешала никогда.

Он попытался вообразить, что там делает Леа. Он почти наверняка знал, что она сейчас настраивает окно времени, готовая смотреть через него на сцены расправ, несколько часов кряду. Спать она ляжет не скоро. С тех самых пор, как Берк устроил ее в любовном гнездышке, Леа каждую минуту свободного времени проводила у экрана: сидела на полу, скрестив ноги, и наблюдала казни, одну за другой, одну за другой. Берк вздрогнул. Нет, сегодня он ее силой брать не станет. Возможно, позже, когда она еще немного окультурится…

У него все не шел из головы Линдквист. Мысли о белокуром привлекательном мэре все не шли из головы, когда Берк прибыл в Вельд-билдинг. Зная, что сна ему сегодня не видать, он сразу поднялся на мезонин и при помощи телепорта перешагнул треть мира, выйдя затем в павильоне Сафари. В прилегающей комнате горел свет: это супруга заработалась допоздна. Впрочем, Берк не стал к ней заглядывать, а сразу отправился в ангар. Сел на первую попавшуюся охотничью платформу, пристегнулся и полетел над вельдом.

Заслышав внизу какой-то звук, Берк развернул платформу и включил прожектор. На землю легло озерцо яркого света, выхватывая из темноты все до мельчайшей детали рельефа. И вот Берк увидел льва: величественного черногривого самца, что лежал на рыжеватом боку и лизал левую переднюю лапу, из которой торчал обломок крупного шипа.

Выругавшись, Берк остановил платформу, и она зависла над землей. Львы были главным украшением «Вельда», и было их мало. Конкретно эта была необычайно роскошная особь, и ее наверняка «убивали» сотню раз, а после хвастались в барах. Другие охотники-любители, заслышав россказни, тут же мчались к Берку в вельд, с единственной целью — добавить эту зверюгу в список своих трофеев.

Сейчас Берк решил все сделать сам. Работа предстояла непыльная: всего-то оглушить льва парализующим лучом, извлечь колючку и обработать рану, а после улететь с территории хищника, пока он не очнулся. Берк попытался нашарить в темноте ремень винтовки… и не нашел его.

На сей раз он выругался крепче. Он ведь даже не забыл винтовку — у него попросту не было причин помнить о ней. Он не мог вылететь без нее. Только дурак сунется в вельд безоружным. Но… не дурак ли он?

От мысли связаться с женой и попросить прислать на помощь андроида Берк отмахнулся сразу. Жена не спросит, какого лешего он в одиночку делает посреди вельда ночью? Однако ее это озадачит, а так даже хуже. И потом, летя над вельдом, Берк совершенно не следил за направлением и теперь не мог знать своих координат. Так что и помощь он скоординировать тоже не мог. Если же он вернется на базу за оружием, то рискует потом не найти льва.

Берк присмотрелся к животному: в луче прожектора увидел злые желтые глаза; хвост извилисто подергивался из стороны в сторону. Рискнет ли зверь? Он еще не познал вкуса человеческой плоти, но его столько раз «убивали» существа вроде того, что оказалось сейчас перед ним… Если бы не прожектор, бьющий в глаза, и не ветер, уносящий прочь запах Берка, лев — невзирая на шип в лапе — кинулся бы на ненавистную платформу.

Или побежал бы прочь.

Внезапно лев снова взревел, и на сей раз боль в его голосе слышалась отчетливей. Решившись, Берк достал из набора инструментов щипцы и порылся в аптечке в поисках бактерицидной мази. Аккуратно, не сводя глаз со льва, опустил платформу на землю. Зверь не шевельнулся, и тогда Берк осторожно вышел в круг света.

В этот момент лев дернулся, и Берк замер. Желтые глаза долго и загадочно смотрели на него, а потом лев снова принялся лизать себе лапу. Берк двинулся дальше. Похоже, зверь так и не научился отличать платформу от охотника на ней и потому не воспринял прямоходящее создание как угрозу. Так это было или не так, но мысль успокаивала.

Когда до льва оставалось несколько шагов, Берк опустился на четвереньки и дальше двигался медленно. Лев жалобно взвыл. Берк осторожно протянул к нему руку с щипцами и, когда зверь не пошевелился, сомкнул инструмент на кончике шипа. Внезапно ситуация показалась Берку до невозможного абсурдной: вот он, Антон Берк, рискует жизнью ради льва, который в конце концов все равно подохнет — когда начнется тектоническая революция. Что еще хуже, сам он был единственным, кто предсказал неизбежный конец остатков цивилизации и держал в руках ключ от ее спасения, однако сейчас рисковал этим самым спасением ради бесчувственного хищника, совершенно неблагодарного и способного убить избавителя при первой возможности. Но разве человек не позволяет увлечь себя непосредственным угрозам, пренебрегая грядущими? И разве он, Антон Берк, не такой же близорукий по природе своей, — несмотря на дальновидность — как и прочие представители человеческой расы?

Собравшись с духом, Берк резко дернул. Миг — и все было кончено. Берк по инерции завалился назад, сжимая в щипцах извлеченный шип. Лев зарычал от боли и вскочил на лапы, взглянул на человека дикими глазами. Берк не смел пошевелиться, и тут лев столь же внезапно лег обратно и продолжил лизать лапу.

Тогда Берк снова придвинулся к нему. Теперь-то он был гораздо уверенней в себе, и руки у него даже не дрожали, когда он открыл баночку с мазью и тщательно нанес антисептик на лапу зверю. Затем он встал и смело направился к платформе. Обернулся и посмотрел на льва: тот лишь разок лизнул лапу и скорчил такую мину, что Берку сделалось смешно. Он в голос расхохотался, залез на платформу и поднял ее на тридцать метров. Повел ее по широкой дуге, пока наконец не различил вдали огни базы — они горели в темноте, точно пригоршня алмазов у подножья темных силуэтов гор, высоко над которыми уже загорались первые проблески рассвета. Берк помчался над вельдом навстречу новому дню. Все было хорошо, и он мог поспать.

Восемнадцатого июня Антон Берк приступил к погрузке на «Девкалион». Огромный гидропонный сан на борту будет обеспечивать половину потребностей в еде для пассажиров в количестве двух сотен человек, в течение трех субъективных месяцев пути протяженностью в 4,35 световых года; вторую половину покроют фрукты, мясо, молоко и яйца. Правда, минуют месяцы, прежде чем новая колония станет полностью автономной, так что на период становления потребуется еще запас продуктов, а также инструменты, временные убежища и оружие. Расходы превосходили все ожидания, но Берк был настроен решительно: его пассажиры будут обеспечены всем — и едой, и комфортом.

Припасы переправлялись по грузовому телепорту со склада на Восточной Пятьдесят седьмой улице, а после — со склада в вельде — на грузовых платформах на борт. Несмотря на необычность работ, андроиды справлялись успешно, и к двадцатому числу «Девкалион» был полностью снаряжен.

Далее Берк приступил к списку попутчиков. К тому времени он уже составил его в уме, и оставалось перенести имена на лист бумаги. В заветный список вошли: мэр, его жена и любовница; шишки меньшего ранга, их супруги и любовницы; деловые партнеры Берка, их жены и любовницы; кое-кто из клиентов «Вельда», чье покровительственное отношение к Берку следовало вознаградить, а также их жены и любовницы; и, наконец, Леа Волькер. За исключением Леа, Берк еще никому из будущих попутчиков не рассказал о грядущем спасении. Расскажет позже, когда начнутся ливневые дожди… и вот тогда они все поймут, как ошибались, насмехаясь над предупреждениями Берка. Они пожалеют, что, шутя, звали его «маленьким Утнапишти-мом» и «маленьким Зиусудрой». Они взглянут на него с восхищением и уважением, и отнесутся к нему, наконец, с заслуженным почитанием. А в долгом и одиноком пути на Альфу Центавра жены и любовницы попутчиков станут приходить по ночам к двери в его каюту, а он станет небрежно давать им от ворот поворот.

Двадцать пятого июня — за двенадцать дней до тектонической революции — Берк взял Леа с собой в космопорт и провел по кораблю. С памятной ночи на приеме у мэра он заставлял себя не приближаться к ней и потому был поражен, увидев сегодня, как она исхудала, как под глазами у нее залегли синяки. Неужели она скучает по нему? В сердце у Берка расцвела надежда. Неужели она поняла наконец, что Антон Берк — не тот человек, которого можно выбросить, словно старый ботинок?

Сердце его пело, шаг стал пружинистей. Он провел Леа по вместительным каютам, через огромную гостиную и гидропонный сад. Показал реакторную и объяснил, какие процессы происходят внутри, за дверью. Затем они поднялись в носовую часть, и Берк впустил Леа в рубку, описал, как всего один человек сможет управляться с судном, просто наговаривая команды в микрофон автопилота. В глазах ее читалось восхищение. Правда, восхищалась Леа не Берком. Ну ничего, она еще успеет им навосторгаться.

Они вернулись на базу, через телепорт — в Вельд-билдинг и вышли на улицу Развлечений. Там Леа немало поразила Берка, взяв его под руку.

— Давай сходим в мэрию, — предложила она.

— Боюсь, — нахмурился он, — тебя ждет разочарование. Там и смотреть-то не на что. Практически все административные процедуры сегодня автоматизированы, а кабинеты чиновников — это по большей части личные ложи.

— Сегодня наверняка будет теплая ночь. Я просто уверена в этом. Может быть, я даже оставлю дверь приоткрытой. Люблю свежий воздух.

Берк взглянул на нее. Синие глаза Леа смотрели прямо на него, и в их омуте читалась спонтанная многообещающая страсть. Не своим, каким-то далеким голосом Берк ответил:

— Ну хорошо. Я отведу тебя в мэрию.

Здание муниципалитета располагалось на месте собора Святого Патрика. Каждый из ее двадцати этажей был отведен под какой-нибудь отдел. Линдквист расположился на самом верхнем. Когда ему сообщили, что пришли Берк и Леа, он охотно вышел к ним в богато обставленную приемную.

— Приветствую, бвана. Приветствую… Леа.

Лицо Леа показалось Берку непроницаемым. Мэру же он сказал:

— Мисс Волькер выразила надежду, что у вас найдется время устроить нам экскурсию. — Слово «нам» он произнес с небольшим нажимом.

— С превеликим удовольствием, — отозвался Линдквист.

Он показал им собственный кабинет, затем провел их по Отделу увеселений, по Отделу строительства, Отделу парков и Отделу улиц. Когда они спустились на этаж с Отделом водных путей, Берк занервничал. Как и прочие отделы, этот предварялся большим роскошным офисом, заставленным впечатляющими рядами позолоченных картотечных шкафов. И, так же, как и начальники прочих отделов, начальник этого был извещен о приходе гостей. Он вышел лично поприветствовать их, когда они покинули кабину лифта.

Таунсэнд Мэллори, одетый в неизменный безупречный белый пиджак и темно-синие брюки, выглядел еще более поразительно, чем обычно. Он гордился цветом своей кожи и наряд подбирал соответствующий, чтобы как можно сильнее подчеркнуть свою внешность — несмотря на преобладающую моду. Берк находил эту прихоть оправданной и уместной. Правда, сейчас эффект, который она производила, лишил его покоя. Он уже горячо жалел, что исполнил просьбу Леа.

Снова он ощутил в ней напряжение. Снова ее щеки зарделись. Однако речь девушки звучала вежливо, и тон ничуть не выдавал в ней уроженку резервации. Берк расслабился: похоже, Леа оказалась куда культурней, чем он думал.

Мэллори был сама учтивость: предложил гостье лично показать каждый уголок своего роскошного офиса и объяснил каждый аспект своей работы на посту. Он даже настоял на том, чтобы показать ей свою личную библиотеку. Берк удивился и в то же время испытал облегчение, когда Леа любезно согласилась.

Пока они не вернулись из прилегающей комнаты, Берк коротко переговорил с Линдквистом. Во время остальной части импровизированной экскурсии мэр как будто о чем-то задумался, а когда обход мэрии завершился, Леа задержалась немного и горячо поблагодарила главу администрации за то, что тот уделил ей и Берку время. Затем они вышли на улицу.

Берк отвез ее на виллу, где они поужинали в прохладе патио с видом на Средиземное море. В этой части земного шара уже наступила ночь, и небо вовсю искрилось звездами. Леа ела с отстраненным видом, однако Берк этого почти не заметил, он думал лишь о многообещающем взгляде ее синих глаз — скоро ей предстояло сдержать свое слово. Берк свою часть сделки выполнил; пришла пора Леа выполнить свою.

В Олд-Йорке, когда они вернулись через телепорт, наступили сумерки, а когда достигли Садов Афродиты, на город опустилась ночь. Берк, покинув салон такси следом за Леа, велел водителю не ждать. Леа же холодным тоном отдала противоположный приказ, пожелала Берку доброй ночи и пошла к дому.

Какое-то время Берк стоял пораженный. Затем, опомнившись, устремился за ней и перехватил на пороге.

— Ты же обещала, — сказал он. — Ты говорила…

— Я просто сказала, что если сегодня будет тепло, то я оставлю дверь приоткрытой, — она плотнее обернула свою милую шейку боа за две тысячи кредитов. — Но сегодня холодно, ты сам наверняка заметил!

Пришлось признать: ночь и правда стояла холодная. Поразительно холодная для Олд-Йорка.

— Ну хорошо, — напряженно произнес Берк. — Я тоже умею так играть: завтра же с утра сдам тебя.

Леа рассмеялась ему прямо в лицо. Ее глаз он не видел — небо затянуло тучами, — но чувствовал, что взгляд ее полон отвращения.

— Сдашь меня и утратишь свой драгоценный престиж? Тебе такое и во сне не снилось! Ты не вынесешь того, как станут говорить о тебе люди. Не сможешь…

— Какая разница, что станут говорить люди? До конца света осталось меньше двух недель. — Он умолк, поразившись собственным словам. И правда, какая разница? Прежде он этого не сознавал, потому что не мог заглянуть в будущее достаточно далеко, разве что как спаситель цивилизации. — И даже если кто станет что-то говорить обо мне, я просто вычеркну его из списка попутчиков. Я и тебя из него вычеркну.

И снова она расхохоталась ему в лицо.

— Дурак! Ничтожный дурак! Да ты посмешище для всего Олд-Йорка. Думаешь, хоть кто-то верит в твое идиотское пророчество? Думаешь, я в него верю? По-твоему, я стала твоей любовницей, потому что надеялась на спасение? Ты бы никого не смог спасти, Антон Берк, даже себя самого. Я согласилась с твоим планом лишь потому, что была голодна и устала жить в грязи. А главное — я знала: дав мне то, в чем я нуждалась, забрать это ты побоишься!

Она уже отворачивалась от него, когда перед мысленным взором у Берка встал длинный и пустой коридор одинокой ночи — он тянулся в бесконечность, и Берк кинулся к ногам Леа, словно испуганный темнотой мальчик, цепляющийся за юбку матери.

— Прошу, не прогоняй меня, — взмолился он. — Ну пожалуйста!

Садист в ней был тронут, но мазохист испытывал омерзение. Высвободив ногу, Леа приложила палец к кнопке дактило-замка. Дверь хлопнула. Наступила полная тишина.

Какое-то время Берк лежал неподвижно, потом встал и слепо побрел к такси. Бесшумно вращая лопастями, машина поднялась в низкое небо. И там, высоко над улицами и их огнями, над смехом, вином, женщинами и песнями Берк заплакал.

Такси высадило его на крыше Вельд-билдинг, и Берк, спустившись в свое логово, прошел в бар. Налил себе в высокий стакан бренди и выпил его залпом. Налил еще. Подумал мельком: где-то сейчас жена? Наверное, с любовником. Или работает на базе «Вельда»? Ну и ладно; еще меньше заботила Берка личная жизнь супруги, которую он почти не знал.

Он выпил бренди, налил себе еще, ощутил, как внутри разливается приятное тепло. Коридор ночи больше не казался ему таким уж пустым.

— Нет пророка в своем отечестве, — пробормотал он себе под нос. Обдумал эти слова и произнес их громче: — Нет пророка в своем отечестве. — А следом: — Вверх, корабль, взлетай!

И выпил третий стакан.

В комнату вошла робот-служанка и сделала книксен.

— Вызывали, сэр?

Берк запустил в нее пустым стаканом.

— Пошла вон!

Он промахнулся, и стакан разбился о стену. Робот снова сделал книксен.

— Простите сэр, — сказала служанка, послушно пятясь из комнаты.

Берк не стал заморачиваться с новым стаканом и приложился к горлышку. Время помчалось, точно девица, подхватившая юбки: мимо проносились часы и свистели минуты. Глубоко погрузившись в туман опьянения, Берк отыскал там истину и вцепился в нее. А ведь Леа Волькер — его собственность! Знает она об этом или нет, примет она это или нет — но он ею обладает. И пол-диван, на котором она возлежит, и окно времени, в которое пялится, кровать, в которой спит, вещи, которые носит, кондиционированный воздух, которым дышит, — все это принадлежит ему. Она всецело принадлежит Берку, как тот же «Девкалион», как тот же космопорт. Собственность — одушевленная ли, нет, — не может дать мужику от ворот поворот. Напротив, мужик волен распоряжаться ею, как ему заблагорассудится.

Когда он выбрался на крышу и залез в такси, с неба уже лил дождь. Берк этого не заметил. Над Олд-Йорком сверкали молнии; гром смыкал исполинские челюсти, словно перемалывая зубами кости ночи. В Садах Афродиты любовные гнездышки стояли под дождем, как ряд серых капустных кочанов. Берк выбрался на улицу — в лицо хлестали холодные струи, но он не обращал внимания, — и направился к обрамленному кустарником порогу.

В темноте он нашарил кнопку дактило-замка и сразу прижал к нему подушечку большого пальца. Он не мог позволить себе остановок и задержек, иначе в нем пропадет та новая личность, которую пробудил бренди. А без новой порции спиртного Берк рисковал стать прежним Антоном Берком… И все же через секунду он замер, прямо на пороге. Он-то ждал, что застанет Леа в гостиной, что она будет сидеть там на мягком полу, скрестив ноги, и таращиться в окно времени. Весь его хрупкий план начинался с этого момента, но Леа в гостиной не было. Там царила темнота, и экран окна не работал.

Так может, Леа в спальне?

Коленки задрожали, и трепет охватил все тело. Берк наконец вошел в тускло-освещенную комнату и, осмелев, — в сторону спальни. Наткнулся там на пиджак, лежащий справа от двери. Берк замер, точно получив камнем промеж глаз. В каком-то смысле, так оно и было.

Перед мысленным взором возникло миловидное нордическое лицо Линдквиста. Берк вспомнил, как Леа, кружась в танце с мэром, уходит от него, и в горле снова встал ледяной комок страха. Теперь-то ясно, для чего ей потребовался визит в мэрию. Точнее, мотив был бы ясен сразу всякому, разве что не дураку. А Берк еще думал, что это он — причина ее синяков под глазами и худобы!

Пиджак маячил в тусклом свете расплывчатым пятном, и Берк тешил себя слабой надеждой, что это ему лишь мерещится, что это он вообразил себе — чтобы самого себя помучить. Молясь, что вот сейчас пиджак исчезнет, Берк наклонился… но никуда пиджак не делся. Напротив, Берк увидел его ужасающе четко и ясно и только сейчас отметил его цвет.

Белый.

Протрезвев, Берк вышел на улицу под дождь. С неба лило еще сильнее, и когда Берк забирался в салон такси, он вымок до нитки. Должно быть, холод окончательно вернул его к жизни, и Берк внезапно поразился, осознав, что не так с дождем.

Отклонений было несколько. Во-первых, было начало трехдневных выходных, а по выходным дождя не бывает. Во-вторых, дождь лил с небывалой силой; а ведь дождь бывает нежный, никак не проливной. И в-третьих, он был холодный, хотя дождям положено быть теплыми…

Берк резко выпрямился. Возможно ли, что он ошибся в вычислениях? Возможно ли, что тектоническая революция уже началась? Сердце бешено заколотилось. Берк велел водителю везти его к Вельд-билдинг и уже десять минут спустя вышел из лифта на подвальном этаже и приблизился к большому координатору. Один взгляд на таблицу, и он понял все: предсказанные им сейсмические колебания вдоль западного южноамериканского побережья начались преждевременно, и первая точка из глобальной системы станций по контролю климата, существовавшей еще до Исхода, оказалась разрушена. Из строя вышла вся система. До начала революции оставались считанные часы.

Если только пророк из Берка — не такой же идиот, как и любовник.

Прогнав эту мысль, он направился к лифту. Оставалось еще время собрать попутчиков, однако следовало торопиться. Первым делом Берк направился домой к мэру; там робот-дворецкий известил его, что Линдквист вместе с группой других высокопоставленных горожан уединился в кабинете и проводит небольшую конференцию. Просили не беспокоить. Заворчав, Берк отпихнул робота в сторону и ворвался в кабинет к мэру. Как он и думал, под конференцией подразумевалась ночь покера.

В свете экрана, на котором отображалась выпавшая Линдквисту «рука», его глаза приобрели льдистый оттенок. Экран с результатами на стене показывал, что мэр проигрывает.

— Как следует понимать это вторжение, бвана Берк?

Берк тысячи раз представлял себе этот миг: как он с безупречным достоинством входит и с отстраненным видом сообщает новости. Однако сейчас он принялся расхаживать из стороны в сторону, голос его звенел, а тон — даже ему самому показался излишне мелодраматичным:

— Тектоническая революция вот-вот начнется, и я здесь, дабы предложить спасение. Лишь на моем звездолете мы сможем улететь! Я…

Мэр вскинул руку:

Бвана Берк, полагаю, даже вы согласитесь, что я и прочие высокопоставленные граждане довольно долго терпели это ваше сумасбродство. Но вот вы врываетесь без приглашения и вновь несете наскучивший нам бред. Истощаете наше терпение до предела. Умоляю, покиньте нас и не вынуждайте говорить вам неприятные вещи.

Донельзя пораженный, Берк встал как вкопанный.

— Но ведь дождь льет! — ахнул он. — Как вы не понимаете? Идет дождь, а на дворе ночь четверга. Да там льет как из ведра!

Линдквист устало вздохнул:

— Система контроля климата не может всегда работать безупречно. Не сомневаюсь, скоро роботы-ремонтники выявят причину неполадки; пройдет пара часов — и все вернется к норме. Кроме того, всем известно, что неполадки могут иметь место даже в непосредственной близости от Олд-Йорка. Советую вам вернуться домой и почитать Монтеня: «Кого град молотит по голове, тому кажется, будто все полушарие охвачено грозою и бурей».

Услышав цитату, Берк пришел в ярость. Он вспомнил, как потратил состояние на глобальную сеть сейсмографов, о годах, отданных на скрупулезные исследования, о тщательно проведенных вычислениях, и глаза ему застила красная пелена.

— Ну хорошо, — прокричал он, — будь по-вашему, оставайтесь тут со своим презренным городом и тоните в море! Я полечу один!

Линдквист одарил его насмешливым взглядом.

— А как же ваша любовница? Ее разве не прихватите?

Все за столом понимающе переглянулись, а кто-то, не стесняясь, подмигнул соседу. Один из гостей даже захихикал. Берк похолодел. Не чуя под собой ног, он развернулся и вышел. Не успела за ним закрыться дверь, как зазвучал смех.

— Я провожу вас, сэр, — произнес робот-дворецкий.

Дождь уже стоял стеной. Берк шел под упругими струями, понурив голову, а в ушах у него звучали собственные слова: «Я полечу один!» Правда, он и сам знал, что один не улетит, иначе некому будет благодарить его, некому станет взирать на него с уважением, которое он заслужил. Кого же тогда взять с собой? Смысла звать деловых партнеров нет — они ему не поверят, как не поверила элита города. Не стоит обращаться и к клиентам «Вельда», которых Берк выделил. Кто же тогда? Юлалия Бернард? Она теперь любовница директора Центра исследования долголетия, но если удастся убедить ее, что начался второй потоп, и что лишь Берк, один только Берк, может спасти ее, она, возможно, согласится полететь. Попытка не пытка.

Любовное гнездышко директора Центра исследования долголетия располагалось недалеко от его собственного. Нашел его Берк без труда и, когда Юлалия открыла дверь, он заговорил:

— Юлалия, я здесь, чтобы…

В руке она сжимала бокал шампанского, содержимое которого выплеснула ему в мокрое лицо.

— Проваливай, ты, мерзкий гном, пародия на мужика! — сказала она и захлопнула дверь.

Позвать жену?

Ее Берк отыскал в частных апартаментах на шестнадцатом этаже Вельд-билдинг. Она смотрела свою любимую сцену на экране окна времени: день рождения Ирода Анти-пы. Берк рассказал о неизбежной катастрофе, о том, что нужно торопиться. Жена терпеливо выслушала его, и под конец он выпалил:

— Ты полетишь со мной?

Жена долго и пристально смотрела на него, а на экране тем временем Саломее поднесли свежеотрубленную голову Иоанна Крестителя.

— Я ничего не сказала, — заговорила наконец супруга, — когда ты с дуру прикупил эти свои корабль и космопорт. Но ты ошибаешься, если думаешь, будто я соглашусь на твою наивную авантюру в попытке впечатлить людей. А теперь будь паинькой и беги в вельд, играй там в свои взрослые игрушки.

Берк сам не заметил, как вышел на улицу. В какой-то миг ему почудилось, что земля под ногами дрожит. Впрочем, скоро она не просто задрожит, она содрогнется, ее станет так трясти, что континенты покроются зияющими ранами-трещинами; она в конвульсиях уйдет под воду, и лик планеты скроется под пеленой бушующего моря. Но он, Антон Берк, к тому времени будет уже далеко…

Как Ной на пустом ковчеге. Утнапиштим без своего груза. Девкалион на пути к одинокому Парнасу.

Неужто никто ему так и не поверит, пока не станет слишком поздно?

А Леа? Она ему не поверила, но с таким ливнем на дворе Берк наверняка убедит ее… если захочет.

С отвращением он понял, что и правда этого хочет, и поймал аэротакси. Экипаж взмыл в небо, а в его окна, как в корабельные иллюминаторы, хлестала вода. Сады Афродиты еще больше напоминали капустную грядку, и кочаны на ней прогнили до самой кочерыжки. Ненавидя себя самого, Берк прижал палец к датчику замка и ступил в темную гостиную. Убьет ли он Мэллори, если тот все еще здесь? Нет, не убьет. Просто не сможет. Берк знал это и ненавидел себя за это.

По ушам ударили крики, нестройный многоголосый хор. В комнате стояла темень, если не считать свечения окна времени. Берк подошел к экрану и взглянул на него: он не был включен, но тем не менее в его недрах разыгрывалась сцена из истории — сцена линчевания. Ослепительно горели в ночи факелы, освещая фанатичные лица и еще одно, не охваченное фанатизмом, но искаженное страданиями и страхом смерти.

И пока Берк стоял там, озадаченный, что-то чиркнуло его по макушке, а, задрав голову, он увидел ступни Леа: одна босая, другая — в домашней туфельке за двести кредитов. Он увидел ее стройные загорелые ноги, полупрозрачные складки неглиже, что окружали ее плоть, точно легкая дымка. Увидел ее безвольно обвисшие руки… вывернутую шею… опухшее лицо и вывалившийся изо рта язык… Увидел ниспадающие на плечи локоны, черные, как сама смерть… Леа повесилась на чулке: один конец завязала петлей, другой закрепила на одной из балок временной шкалы, прежде чем ступить с крупной рамы-шкафа. Под ее-то весом шкала и сместилась, выведя на экран жуткую сцену.

Берк перерезал чулок, но было слишком поздно. В ужасе он выбежал на улицу, под слепящие струи дождя — к аэротакси. Машина взлетала тяжело: поднявшийся ветер мешал лопастям вращаться с прежней силой. Высоко над улицей Фривольностей Берк, глядя в прозрачный пол, увидел, как от океана в сторону города катится темная масса огромной волны. Первый раз с тех пор, как начался ливень, он испугался. Атлантического цунами он никак не ожидал.

Теперь дождь объединил силы с ветром; лопасти аэротакси вращались с трудом, и машина пошла на посадку. Миновав последний заслон из зданий, она опустилась посреди улицы Развлечений; работающий обычно бесшумно мотор фырчал и плевался. Вода отступила, но все еще была по колено, когда Берк выбрался наружу из салона. Он тут же ощутил сильное подводное течение, что едва не сбило его с ног. До Вельд-билдинг оставалось шесть кварталов, и, опасаясь второго вала, Берк решил идти сразу к складу на Пятьдесят седьмой.

Двигаться было трудно. Уличное освещение не работало, и тьму пронзали только спорадические вспышки молний. Кругом орали и вопили люди; несколько раз Берк спотыкался и падал. Один раз даже натолкнулся на кого-то, и они с этим человеком схватились друг за друга, чтобы устоять на ногах. Сверкнула молния, и в нескольких сантиметрах от себя Берк увидел красивое накрашенное лицо уличной проститутки. Тьма вновь сомкнулась, и она вывернулась, пошла дальше.

— Постой, — крикнул вслед проститутке Берк. — Я могу спасти тебя! — Она не ответила. — Как ты не поймешь! — продолжал орать он. — Я же Антон Берк. Я — Ной! Девкалион!

Дождь лил все сильней.

Он уже почти добрался до склада, когда вода, которая начала было отступать, вновь стала подниматься. Берк понял: второй вал на подходе, и у него осталось самое большее несколько минут, чтобы достичь грузового телепорта. К счастью, первая волна снесла двери склада, так что здесь Берк времени не потерял, но к тому времени, как он оказался внутри, вода дошла ему до подмышек. К телепорту пришлось плыть. Берк принялся нырять, отчаянно ища заветный датчик дактило-замка; вода прибывала все быстрей и быстрей. С третьей попытки Берк отыскал знакомую вогнутую поверхность и с силой надавил большим пальцем. Телепорт сработал, но прежде чем его замки успели вновь закрыться, вместе с Берком по ту сторону, на склад при вельде перенеслись тысячи тонн воды. Они снесли дверь, и, подхватив Берка, покатили его через вельд на быстро опускающемся гребне, забросили в канаву и оставили там умирать.

Но он не умер. Очнулся под серым небом, с которого так же лил дождь, — правда, не столь мощно, как над Олд-Иор-ком. Берк лежал на скользком илистом склоне, по пояс в быстрой воде. Он сразу понял, что не один — еще прежде, чем увидал над собой черную гриву, прежде, чем уловил зловонное дыхание. Окаменев от ужаса, Берк лежал и смотрел на льва, а тот схватил его зубами за плечо. Однако мощные челюсти не стали рвать плоть, а лишь вытащили из канавы. Разжав челюсти, лев посмотрел на Берка сверху вниз.

Потом он чинно поднял переднюю лапу, на подушечке которой виднелась почти зажившая рана от шипа, и легонько опустил ее Берку на грудь. Берк понял, какая судьба ему уготована, и смирился с ней. Встал на ноги, вцепился в гриву льва, и вместе они пошли к базе.

У Ноя было три сына: Сим, Хам и Иафет. У Антона Берка было тридцать андроидов. Под льющим с низкого кобальтового неба косым дождем началась погрузка: по паре тигров, буйволов и гиппопотамов. По паре носорогов, горилл и орангутангов. По паре кенгуру, зебр и окапи. По паре жирафов, леопардов и львов — самец был тот, что оказался добр к человеку, который в прошлой своей ничтожной и заблудшей жизни вообще не знал, что такое доброта.

— Взлетай, корабль. Вверх! — скомандовал Ной Утнапиштим Девкалион Берк, когда шлюзы были задраены, а натекшая в них вода — сброшена. «Девкалион» выплюнул из сопл пламя и устремился в космическое море…