05. ПОТРЯСЕНИЯ ВОСКРЕСЕНЬЯ

ДЖЕННИФЕР ЛОПЕС, БУРУНДУК И БРИТВА

Антон аж обомлел. Вылитая молодая Дженнифер Лопес! Если бы та, конечно, согласилась нарядиться в серые рабочие штаны и угвазданную землёй (это же земля, да?), зелёнкой и немного кровью футболку. Она влетела со словами: «Ой, девочки, я опоздала! Я щас, быстренько!» — и пронеслась в дверь, которая была напротив кухни, оставив в воздухе лёгкий запах, похожий на конюшню. Ветер качнул занавесками, и запах исчез.

Антон натолкнулся на пристальный сощуренный взгляд Лизы, покраснел и подобрал с пола челюсть. Отвернулся, сделав вид, что сильно интересуется поющим прибором. Тем более, действительно было интересно. Надпись на металлической пластинке, привинченной к бортику музыкального аппарата, оказалось не так-то просто разобрать. Продираясь через завитушки, он прочитал: «Патефонный завод МОЛОТ». Патефон, точно! Слышал такое слово. Вот, значит, он какой. Прикольно, что музыку, оказывается, и здесь можно слушать!

Вывернутая шея затекла, и Антон рискнул развернуться обратно к столу. Лизавета куда-то исчезла, никто на него не глазел. И то ладно. От нечего делать Антон принялся разглядывать рисунки. Цветы, пейзажи, морской берег… Вот кто-то старался нарисовать лошадей — работа явно ученическая, но любовно вставленная в рамочку. Голос строгой «мадам» прервал его искусствоведческие изыски:

— Так, Таля, садись-ка вон туда, а то молодой человек скучает!

Дженнифер Лопес плюхнулась рядом с ним на стул, доверительно сообщила:

— Я сегодня обед прогуляла, жрать хочу — ужас! — и тут же стянула с блюда плюшку.

Она переоделась во что-то лёгкое и воздушное, с пышной по местной моде юбкой. От мокрых, закрученных в пучок волос пахло яблоком.

— А ты чего стесняешься, не ешь ничего? Тебя как зовут, кстати?

— Антон. Да мы недавно с обеда… А тебя?

— А меня — Талэйта. Но все зовут Таля. Так что — и ты не мучайся, — она цапнула вторую плюшку. — А съесть что-нибудь надо. Понятия тут такие, понимаешь? — Таля описала надкушенной плюшкой сложную траекторию. — Не ешь за общим столом — вроде как не уважаешь хозяев, брезгуешь… типа того. М?

Антон кивнул, что понял и взял из вазочки печенюшку.

— Вот, молодец! Пить что будешь? Чаю налить? Или морса?

— Да всё равно. Давай чаю. Жалко, что тут кофе нет.

Таля вытаращила глаза.

— Пф-ф-ф? Почему это — нет? Куда он делся-то? Хочешь, я тебе сварю?

Теперь вытаращился Антон:

— Что — настоящий кофе? Прямо молотый?

— Обижаешь! Сублиматов не держим! Пошли!

Она потащила его в кухню и сварила ему кофе на какой-то чудной крошечной печечке.

— С молоком?

— Если можно. И сахара одну.

— Ага… держи.

— Офигеть! А я думал, тут кофе нет.

— Да тут всё есть! Торговля вовсю идёт. Портал, считай, под носом.

Они сидели в кухне, пили кофе и болтали.

— А можно спросить? Интересно просто.

— М?..

— Ты почему опоздала?

— А!.. С поросятам возилась. Много их в этом потоке, вчера всех не успели обработать. А они уже здоровые, падлы. Орут, бегают. Свиньи, одним словом, — Таля засмеялась. — Намучилась с ними сегодня, больше одна к таким не пойду, — она поставила пустую кружку и хитро прищурилась. — Хочешь посмотреть мою комнату? Будешь хорошим мальчиком — сварю тебе ещё кофе.


Антон шёл к бараку. Его переполняли мысли. И эмоции. Определённо. Во-первых, непонятно: кто кого использовал. Но было классно. Нет! Было хорошо.

Во-вторых, кофе она варит — просто отпад! И разговаривать с ней легко! И вообще он, кажется… Это вообще нормально — влюбиться в женщину, которую делишь с другими мужчинами? С неопределённым количеством мужчин… Это уже третье. Или четвёртое?.. Да хрен с ними совсем, с этими цифрами! Как это всё вообще… Вообще всё странно. Сюр сплошной.

Антон остановился. Не хотелось идти в корпус, хотелось побыть одному. Его внимание привлекло огромное дерево, росшее прямо за баней. Как это он раньше его не видел? Слона не приметил… Он осторожно зашёл за баню. Это же, вроде, разрешённая территория? Во всяком случае, бежать он точно не собирается…


Дерево было огромным. Реально — огромным, в основании прямо как те беседки, которые стояли во дворе. Казалось, если прислушаться — можно услышать гудение древесных соков внутри ствола. Антон сел на толстую моховую подушку между корней, прислонившись спиной к тёплой, нагретой солнцем коре, закрыл глаза, прислушался к себе. Медленно текли минуты. Странно, стало удивительно спокойно. Мысли перестали скакать и выстроились перед ним, как фигурки на шахматной доске.

Прошлый опыт не подходит. Не весь, конечно, но по большей части.

А чего он, собственно, хотел? Это — другой мир. Другие правила. Да здесь даже законы мироздания другие!

А она сказала: в следующее воскресенье в шесть, потом поужинаем — и вместе на концерт.

В этом странном чёрном мире появилось светлое пятно. И хрен бы он стал от него отказываться!

Принятое решение устаканило внутренний раздрай, но идти всё равно никуда не хотелось. Мох был мягкий, а дерево тёплое и живое.

Маленький зверёк, похожий на белку, но поменьше и с полосками на спине, решил, что неподвижный человек не представляет опасности, и подобрался совсем близко. Он долго внимательно рассматривал человека, а потом попытался засунуть мордочку в карман брошенной рядом куртки. Антон вспомнил, что в кармане остался пирожок с обеда и тихо засмеялся. Бурундук, услышав голос, шарахнулся вверх по дереву, но далеко не ушёл. Слышно было, как он шуршит, перебираясь по коре.

Антон достал пирожок, разломил пополам и половину раскрошил зверьку, остальное неторопливо съел сам. Он старался поменьше шевелиться, искоса поглядывая на разложенное угощение. Почему-то было тревожно: вернётся или нет? Вот послышалось шуршание маленьких коготков, Антон скосил глаза, чтобы не поворачивать голову. Бурундук подозрительно глядел на человека. Потом он всё же насмелился, спрыгнул и принялся за обед. Глядя на зверюшку, Антон испытывал странное чувство: вроде как лес принял его гостинец.

Стало лениво и сонно.


Во сне он ходил по лесу, сплошь из таких огромных деревьев. При этом лес — точнее, Лес — не был тёмным. Он был весь пронизан солнечными лучами. И в нём пели птицы.

В сон начал проникать какой-то раздражающий звук. Голоса́. Кто-то ругался.

Антон никак не мог проснуться, но голоса́ становились всё чётче.

—… не по понятиям поступаешь! — это Ковбой, точно.

— Да ты бля*ь достал уже со своими понятиями! — о, это тот, в синей рубашке! — Ты чё, не видишь, что здесь народ другим укладом живёт? Хули ты вы*бываешься? Систему подломить хочешь? Баху вон в лесу закопали, Салим до сих пор крючком ходит, норму сделать не может. Неделю на хлебе и воде — чё ты с ним па́йкой не поделишься, а⁈

— Ты чё, Бритва, за жратву и тёлок продался?

— А ты разговор не переводи! Из-за тебя Баха загнулся! Никто не сказал, что ты их бежать подбил. Проверить хотел. Проверяльщик херов! А надо было сказать, чтоб тебе, а не Салиму вломили!

— Так вот оно что! Бритва в стукачи решил податься!

— Сука ты, Ковбой! Сказали тебе — за косяки весь отряд отвечает. Всех подставить хочешь? Думаешь, я не слышал, как ты парней подбиваешь? А я за твою дурь под плети ложиться не хочу, так и знай!

— Ах ты, гнида!

— Да пошёл ты!

Кто-то зарычал. Антон вскинулся и выдрался из остатков сна. Они действительно были рядом, едва ли в пяти метрах. Видимо, он так слился с деревом, что его и не заметили. Рычал Ковбой. Бритва плюнул и хотел идти, но Ковбой прыгнул вперёд. А потом они закричали. Бритва коротко, а Ковбой страшно, прямо завыл. Потом его вой перешёл в хрип и бульканье. Оба повалились на мох. Всё случилось так быстро, что Антон и слова сказать не успел.

Он кинулся к упавшим. Ковбой хрипел и скрёб скрюченными пальцами по земле. Бритва прижимал к животу руки. Вокруг, на рубашке расплывалось страшное пятно, тёмное на синем, сквозь пальцы просачивалась кровь.

Антон внутренне заметался, понимая, что не знает даже, как в таких случаях оказать первую помощь. Потом вспомнил чудесного доктора.

— Я сейчас! Потерпите! Я позову!..

Услышал ли его кто — было непонятно.

Во дворе было пусто. Антон бросился в дом — никого! Даже дежурного нет! Что делать! Он выскочил обратно на крыльцо, кусая губы. Колокол же! Он отчаянно задёргал верёвку. Из-за угла выбежал дежурный. Увидев, кто звонит, затормозил.

— Ты чё⁈ Чё случилось?

— Ковбой Бритву зарезал!

— Твою мать! Где⁈

— Там, за баней! — Антон махнул рукой. — Они живые ещё!

Вопреки его ожиданиям, дежурный бросился не к месту поножовщины, а в баню, потом вылетел оттуда и побежал в посёлок. Следом за ним из бани выскочило человек шесть полуголых мужиков.

— Где⁈

— Да здесь, за углом! — Антон побежал вперёд.

Всё было, как он и оставил, только оба потеряли сознание. Бритва был таким бледным, что Антон испугался — умер! Кто-то сразу сунулся проверить пульс. Жив! Время от времени он стонал. Ковбой страшно хрипел, изо рта шла кровь и ещё… Антону стало неловко… Он, похоже, того… обделался, в общем. Мужики осмотрели всё, не прикасаясь.

— Ну вонища! Может подрезанного перенесём?

— Не-не! Ты чё? Дохтор же говорил — не трогать, кровью изойдёт.

— Ой, чую, будут нам опять курсы первой помощи…

— Ага…

— Ну этот-то, ка-а-азлина! Дать бы ему по роже — да нельзя!

— А ты-то, паря, как тут оказался?

Антон потом удивлялся — с какой скоростью шестеро зэков вытрясли из него все подробности: и случайно услышанный разговор, и как он уснул, и даже про бурундука! Что удивительно, за бурундука даже похвалили…

— Чё думаете мужики?

— Да чё тут думать? Сдать этого пи*ора, да и всё тут, — говоривший сплюнул в сторону Ковбоя, — он, считай, сколько народу уже подставил.

— Выходит, стучать будем?

— А ты бы хотел двадцаточку для здоровья?

Антон вспомнил про плеть, и в животе стало холодно. Точно, это же такой косячище — на весь отряд!

— Ладно, Бендер придёт — решим.

— Так мужики, — Червончик был единственный в штанах и майке, — я покараулю, а вы бы оделись, да собрали народ. Щас начнётся полный шухер, всё одно велят общий сбор. А так — мож хоть начальник меньше лютовать будет.

Антон хотел было побежать с остальными, но ему велели остаться.

— Ты, паря, теперь главный свидетель, никуда не уходи!


Сидеть в лесу рядом с умирающими было страшно. От Ковбоя воняло, но далеко отойти они боялись, потому как Бритва периодически вроде как приходил в себя и пытался то ползти, то вытащить из раны заточку. Они успокаивали его, хотя, похоже, понимал он с трудом.

Прошло минут пятнадцать (хотя Антону показалось, что целая вечность), когда из-за бани вывернула целая толпа народа. Был здесь и доктор (по случаю генеральной репетиции в драмкружке наряженный в какой-то чудно́й камзол), и староста, и начальник посёлка, и ещё куча каких-то людей. Сделалось тесно и шумно, но док велел не напирать, и народ организовал большой круг.

— Бурый! Лось! Доктора подстрахуйте, — Бендер начал распоряжаться. — Дежурный!

— Тут я!

— Воды принеси тёплой, пару вёдер, да чистых полотенец!

— Понял.

— Антоха!

— Я здесь!

— Сядь вон под дерево! Чтоб я тебя по первому требованию нашёл. И ни с кем не трепись пока!

— Понял, — Антон зябко поёжился. Вроде, и не виноват ни в чём, а стрёмно как-то. Он снова сел на своё старое место под деревом, вспомнил, наконец, о брошенной куртке и принялся её отряхивать.

Бендер подошёл к начальнику, затем по его кивку туда же подтянулись ещё трое из зэков, которые первые прибежали из бани.

Доктор тем временем опустился на колени у головы Бритвы, что-то сказал Люсю, тот кивнул и взялся за торчащий край заточки. Док положил руку на лоб и закрыл глаза. Через минуту он вроде как вырубился, дежуривший на стрёме Бурый не дал ему упасть, подхватив под мышки. Лось свободной рукой прижал ладонь доктора ко лбу Бритвы. Так продолжалось ещё минут пятнадцать. Бендер подошёл, спросил что-то. Лось помотал головой, а Бурый согласился, и его тут же сменили два других зэка. Через некоторое время док открыл глаза, что-то сказал Лосю и вырубился снова. Лось выдернул из живота заточку, которую тут же забрал один из подошедших охранников. Народ немного расслабился — должно быть, знающим людям было что-то понятно. Минут через десять док, наконец, открыл глаза и слегка глуховато велел:

— Напоить тёплым, десять дней только на лёгких работах, исключить парну́ю, поднятие тяжестей, прыжки, — девушка в белом фартуке и платке, в которой Антон с удивлением узнал одну из жительниц весёлого домика, подскочила к доктору с термосом; он жадно приник к горлышку, потом откашлялся и встал: — Всё, по питанию потом подойдёшь, я распишу ему на неделю.

— Хорошо. На руки полить водички?

— Да я не испачкался, спасибо, милочка.

Начальник подошёл ближе.

— Поговорить бы с ним, Витя.

— Конечно, Глеб Сергеич. С этим никакой проблемы не вижу. Состояние стабильное, вменяемый, — врач провёл над пациентом руками, и Бритва резко распахнул глаза, потом дёрнул рукой к животу и осторожно сел, потрясённо ощупывая место удара. Он даже расстегнул набрякшую от крови рубашку. На месте дыры розовел едва заметный шрам. Собравшиеся рядом зэки хлопали его по плечам, смеялись, поздравляли со вторым рождением.

— Второй что?

— Сейчас посмотрим, — доктор Витя присел у головы тихо хрипящего Ковбоя, прикрыл глаза, поцыкал. — Этого я, пожалуй, в госпиталь заберу. Не уверен в результате э-э-э… с точки зрения психики. Товарищ Бендер! — начпосёлка, услышав это обращение, почему-то поморщился. — Мне бы помощь двух добровольцев, минут на пять буквально.

— Сейчас устроим, Виктор Иваныч, — Бендер кивнул, и из группы вышли два зэка, приготовившись страховать доктора, как и в первый раз.

Всё прошло почти так же, только Ковбой в себя так и не пришёл.

Доктор Витя встал. Антон почему-то понял, что тот изо всех сил старается не морщиться, глядя на лежащее перед ним тело. Староста стоял рядом.

— Товарищ Бендер, а можно его тут обмыть? Не тащить в таком виде через весь посёлок?

— Сделаем, Виктор Иваныч, не беспокойтесь. Его прямо сейчас доставить? Там в госпитале хоть есть кто? Или дежурного назначить?

— Назначьте, только не из новеньких, я вас прошу.

— Хорошо, сделаем.

— Благодарю вас.

Надо же, вежливый какой доктор. А в прошлый раз показался совсем другим. В образ вошёл, наверное.

Рядом, комкая в руках окровавленную рубашку, топтался Бритва.

— Господин доктор! Позвольте вас поблагодарить! — зэк неожиданно бухнулся на колени. — Отец родной! Спасибо! Я за вас в огонь и в воду!

— Ах, оставьте, милейший! Это же моя служба. Поблагодарите лучше ваших товарищей, — доктор широко повёл рукой, — если бы они не подняли тревогу, я бы, скорее всего, попросту не успел, — доктор кивнул и отошёл.

Бритва раскрыв рот смотрел ему вслед, потом обвёл круг зэков ошалелым взглядом и поклонился в землю:

— Спасибо братцы!

Бендер тем временем обратился к толпе:

— Дамы и господа! Сейчас начнётся неприятная часть, всем непричастным рекомендую удалиться! Новенькие, ко мне! — кроме Антона, Бритвы и Ковбоя, осталось всего шестеро новичков. — Ваш предводитель обосрался. И, к сожалению, сделал это не фигурально. Ваша задача привести его в приличный вид. Салим и вы двое, — староста ткнул в двоих, неделю работавших без штрафов, — таскаете воду. Остальные — раздеть, отмыть. Шмотьё тут оставите, высохнет — сожжём.

— А чем мыть? — угрюмо спросил один из штрафников.

— Рубаху порвите. Не хватит — в сарае короб с ветошью, дежурный выдаст. Об исполнении доложить, — Бендер заложил большие пальцы за ремень и повысил голос: — Отряд, проследовать в спальный корпус! Бритва, Антоха — со мной! И чтоб ни слова мне!

Загрузка...