Дороги, которые...

04. НОВЫЕ РЕАЛИИ

СПЛОШНАЯ ПОЛОСА НЕРАЗЛИЧИМЫХ ДНЕЙ

Напутствие Бурого засело у Антона в голове. Он старался изо всех сил, однако руки всё больше не хотели слушаться. Кончилось тем, что он едва не опрокинул нагруженную тачку. Точнее, уже опрокинул, да оказавшийся рядом Лось успел подхватить её за борт и не дал щебёнке рассыпаться. Он посмотрел на мокрого, хрипло дышащего Антона и велел:

— До конца смены половину грузи, понял?

Антоха тупо кивнул, говорить сил не было. Он подумал, что, должно быть, останется без ужина, но поделать всё равно ничего не мог.

Последняя часть смены и последующая душевая запомнились плохо.

На ужин его всё-таки пустили. Он не понял, что ел. Потом на автомате дошёл до корпуса, сел на свою кровать и тут же вырубился. В полвосьмого его с трудом растолкали на вечернюю поверку, которую он едва отстоял и тут же снова уснул.

Последующие дни слились для него в сплошную череду мучительно похожих друг на друга эпизодов. Всё свободное время он спал, а в столовой уже не стеснялся попросить добавки. Каждый день ближе к концу смены Лось командовал ему «теперь грузить половину тачки», Антон кивал и молча трясся, что его оставят без ужина, однако пока обходилось. Он не мог знать, что Бендер с бригадирами давно уже обсудили всех новичков и определили: кто тянет на норму, а кто старается хитрить и увиливать; и, соответственно, кому нужно дать время вработаться — и кого придётся воспитывать пустым брюхом.

В четверг вечером Синяк попытался растолкать Антоху и вручить ему письменные принадлежности — однако, это оказалось занятием вовсе безнадёжным. Бендер, наблюдавший эту сцену, велел оставить Антона в покое — толку всё равно не будет:

— Пускай уж спит. Всё равно путного ничего не сочинит. А в выходные напишет, день туда-сюда погоды не сделает.

СУББОТА

23.01 (мая).0055 Новая Земля, баронство Белый Ворон, Мраморная каменоломня

Антон

На Старой Земле прошло всего два с половиной дня

После обеда, по привычке завернув пирожок в салфетку, Антон собрался было пристроиться в излюбленном углу беседки и подремать, однако дежурный тронул его за плечо:

— Слышь, паря, долго сидеть — шея затекёт. Иди сполоснись да ляжь по-нормальному.

Антон удивился:

— А вторая смена как же?

— Так ить сёдни-то семерик, потерялся чё-ли? — засмеялся дежурный. — А то хошь — в парилку сходи, я уж подтопил.

Антон растерянно огляделся по сторонам. Вокруг бани и вправду намечалось некоторое движение, хлопала дверь, любители крутого пара сговаривались через часок (когда обед уляжется) подтопить «до сотенки», кто-то уже выходил намытый, с мокрыми, зачёсанными назад волосами…

— Спасибо! — запоздало поблагодарил он дежурного и побежал за чистым бельём. Ну, как побежал — поковылял скорее, спина ныла немилосердно.

Пока мылся, спать вроде бы расхотелось. Потом ещё стирка. Белья было немного, но стирал Антон не очень… Не было, в общем, раньше случая научиться стирать руками. Поэтому возился долго. От стояния крючком над тазом снова заломило спину. Бендер, из своего угла наблюдавший за его эволюциями, крикнул в сторону парилки:

— Мужики! Мальца попарить бы надо, крючком ходит!

— Не-не-не-не! — Антон постарался выпрямиться. — Я, как-то не очень…

— Чего ещё не очень? Таким макаром ты завтра не встанешь, а нам всем по шея́м надают. Топай живо! Шапку только надень!

Дверь в парилку отворилась, выпуская клубы пара, из которого кто-то радостно орал:

— А ну, кому тут спину поправить⁈ — типичный экзекутор…

Антон почувствовал, что ему на голову надели войлочную будёновку и подтолкнули в спину, и обречённо перешагнул порог. Внутри было всё, как он представлял: почти как в аду, только влажно. Воздух настолько обжигал, что дышать было трудно.

— Дверь закройте, пар выходит! — крикнул кто-то с верхнего полка. Дверь захлопнулась, и стало совсем сумрачно.

— Ложись на полок! Щас мы тебя в четыре веника!

Его действительно пропарили в четыре веника, потом выгнали в моечную, окатили холодной водой, дали отдышаться и загнали в парилку снова. После трёх — или четырёх? — таких циклов ему велели одеться, вручили шайку со своим постиранных бельём (забыл ли чё ли? протухнет тута!) и отправили в спальный корпус. Антон шёл через двор, ощущая себя прозрачным и даже немного светящимся. Он поставил тазик у кровати, сел и не заметил, как уснул. Дежурный застал его спящим сидя, заставил лечь нормально и укрыться покрывалом, но всего этого Антон не запомнил.

Разбудили его только к ужину. Он подорвался, едва не наступил в таз, побежал на улицу, торопливо развесил бельё на верёвке и отнёс тазик в баню. Начал складывать в тумбочку рабочую форму и обескураженно обнаружил в кармане пирожок. Подумал, решил в столовую не брать — ну нафиг, ещё засмеют. Положил пирожок на тумбочку и бегом бросился догонять отряд, уже ушедший в столовую.

Он догнал их почти у самых дверей и только тут, после вопроса одного из мужиков (судя по всему одного из фанатов-парильщиков): «Ну чё, паря, как спина?» — с удивлением осознал, что спина совсем не болит!

— Слушайте, классно! Вообще не болит! Спасибо!

Парильщик удовлетворённо кивнул, принимая дифирамбы своему мастерству:

— По семерикам паримся всегда, не стесняйся — подходи. По-первости это особенно помогает. Да и вообще пользительно.

— Я обязательно приду, спасибо!

Мужик ещё раз чинно кивнул, и они зашли в столовую.

В этот раз, впервые за последние пять дней, Антон, наконец, осознал, что же ест. Он внезапно подумал, что ни в одном клубе или ресторане еда не казалась ему такой вкусной, как здесь — в этой простой столовой. Здесь всё было вкусно — реально, очень вкусно. Может, это какая-то магия?

Вернувшись в спальный корпус, они обнаружили новое лицо. Точнее, это лицо было новым только для новичков.

На перилах беседки сидела белобрысая девчонка. Волосы её были старательно завиты мелкими колечками (замечательный эффект, достигаемый тщательным накручиванием влажных волос на плотно смотанные бумажные трубочки), а губы кокетливо подкрашены красной помадой. Яркая голубая маечка выгодно обтягивала грудь (а бюстгальтера-то нет! — автоматически отметил Антон), синяя юбка-разлетайка едва прикрывала коленки, а дополняли комплект белые шлёпанцы с верхом из тонких кожаных ремешков. Девушка скучающе похлопывала по коленке тетрадкой с вложенным в неё карандашом и качала ногой. При каждом качании шлёпанец звонко шлёпал по пятке, вполне оправдывая своё название.

— Лизонька, моё почтение! — Бендер галантно поцеловал девице ручку; Антон заметил, что большинство каторжан здоровались с девушкой весело, некоторые даже фамильярно. Среди приветствий можно было разобрать: «Привет, Лизок!» — и даже вроде бы: «Конфетка». Некоторые подходили и целовали её в щёчку. Девушка хихикала и охотно обнималась.

Интересно.

Антон присел в соседней беседке, так, чтобы видеть происходящее. Никто же не сказал, что смотреть нельзя, значит — можно, правильно?

— Ну что, Остап Ибрагимович, кто тут у вас новенькие, рассказывайте! — Лиза живо раскрыла тетрадку и начала со слов старосты что-то в неё записывать. — М-м… девять человек, значит? Так-так… Без косяков есть кто? Хотя бы трое. А лучше четверо, а то у меня весь график разъедется!

— Троих точно могу назвать — вот эти, — Бендер что-то показал в тетрадке, — над четвёртым кандидатом подумаю. Утром скажу, хорошо?

— Ну и ладушки! Я на два часа ставлю.

— Всех четверых?

— Ага. В курс дела введёшь, — Бендер открыл было рот для возражения, но Лиза подняла тоненький пальчик: — Сам-сам! Терпеть не могу представляться! Тем более, мне ещё к инженерам надо, пару вопросов утрясти.

— Смотри там, чтоб ничего не выпало, пока трясти будешь.

Лиза звонко засмеялась, встряхнула кудряшками.

— Да ну тебя! Всё, я пошла! Завтра в четыре жду.

Ничего не понятно.

Бендер сидел в соседней беседке, лениво щурясь на мелькающих в кроне дерева белок. Оглянувшись и не увидев дежурного, он попросил стоявшего на крыльце парня:

— Червончик, новеньких кликни.

— Пять сек! — парень исчез в доме.

Не прошло и минуты, как из дома потянулись новички. Антон тоже подтянулся поближе. Бендер кивнул им на лавки в беседке:

— Располагайтесь, — подождал, пока все рассядутся. — Лизавету все видели, надеюсь? — новички покивали. — Знойная женщина. Отличница, спортсменка, комсомолка, и всё такое. Она руководит местным домом терпимости.

Повисла театральная пауза.

— Ну, что вы на меня смотрите, как солдат на вошь? Обалдели от счастья?

— Проститутка, что ли? — спросил «ковбой». — За это тоже сажают? Или работает тут?

— По какой статье она осуждена — спрашивать не советую. Не принято это с дамами. Захочет — сама скажет. Хамить им не рекомендую. Имеют право отказать в обслуживании.

— Так они за деньги или как? Бабла у нас всё одно нету, — высказался ещё один.

— Или. Раз в неделю получаете билет. При условии, что за прошедшую неделю не было косяков.

— И кто это решает? — уточнил ковбой.

— Я решаю. И билеты я выдаю. На этой неделе однозначно вылетают: бегун, драчуны и филонщики. Остаётся четверо, — Бендер назвал имена и клички. Антон оказался третьим. Что, блин, происходит? — К обеду помыться, побриться. Чтоб прилично выглядели, одним словом. Остальным рекомендую подумать над своим поведением.

Новость привела Антона в странное смятение. Нет, у него, конечно, были всякие женщины. И покупные, в том числе. В смысле — продажные, ну, эти… Но вот так, чтобы по графику, как дежурство? Нервозность требовала выхода в движении, и он ходил вокруг спального корпуса, время от времени подбирал раскрытые коричневые шишки и швырялся ими, стараясь попасть в окружающие дом со́сны. После третьего круга он внезапно проголодался, вспомнил о заначенном пирожке, вернулся в спальню и съел его с величайшим аппетитом. И снова начал нареза́ть круги вокруг дома.

Наблюдающие за его метаниями мужики, которые в одной из беседок играли в домино, наконец не выдержали:

— Слышь, Антоха! Хорош уже! Голова от твоей беготни кружится.… Иди лучше сюда. В домино умеешь?

Помня подкреплённый несколькими жуткими примерами страшный отцовский наказ не играть на деньги и тем паче на желания, Антон осторожно поинтересовался:

— А на что играете?

— Да на щелбаны!

Ну ладно, на щелбаны можно.

В домино Антон в последний раз играл в детском саду, там ещё на пластинках были нарисованы всякие зверушки. Но правила оказались нехитрые. Хотя лоб к вечеру немного чесался.

КУЛЬТУРНАЯ ВОСКРЕСНАЯ ПРОГРАММА

Новая Земля, баронство Белый Ворон, Мраморная каменоломня, 24.01 (мая).0055

Завтрак в воскресенье был неспешным для всех, кроме дежурных, стремящихся поскорее разделаться с выпавшими по очереди обязанностями. Была какая-то особенная приятность в расслабленном, неторопливом принятии пищи. Антон отметил для себя и это новое ощущение — кайф просто от возможности покушать с расстановкой.

Потом Бендер велел всем идти в библиотеку, потому как учение — свет.

Библиотека занимала три большие комнаты в длинном корпусе с надписью «Дом культуры». Многие, даже и старички, пыхтели, но Бендер был непреклонен. Как хочешь, а взять надо хоть журнал — но чтобы прочитал. И ещё и высказался о прочитанном! Ни хрена себе! К этому жизнь его не готовила — чтобы на каторге пересказами заниматься! Антон не был уверен в своей способности читать в течение недели, и поэтому решил взять что-нибудь знакомое, чтобы освежить. Пока он в нерешительности топтался у полок, подошёл Бендер:

— На! Антон Палыч, — Антоха хотел сказать, что он не Палыч, а Викторович, но Бендер как раз всучил ему книгу: — Очень символично! Тёзка твой. И рассказы небольшие. Хоть парочку за воскресенье осилишь.

На корке было написано: «А. П. Чехов. Рассказы».

А потом они пошли марафетиться, как говорил отец.

— Эх, начальник, одеколону бы! — невысокий коренастый зэк за неимением утюга руками разглаживал на пузе высохшую синюю рубашку в мелкую полоску. Рожа у него (на взгляд Антона) была совершенно зверская, однако хозяин рожи, разглядывавший себя в зеркало, был доволен.

— Тамбовский волк тебе начальник, — строго ответил Бендер и вытащил из тумбочки флакон. — На́, пшикнись. Только немного! А то девочки потом жалуются, что голова болит. Конфеты вон возьми, коробку, а то как голытьба — с пустыми руками. И смотрите там, со всем уважением!

У ЛИЗЫ

После обеда Бендер повёл четверых новеньких «в заведение».

Местный бордель стоял недалеко от столовой, скрытый густо разросшимися кустами, среди которых выделялась буйно цветущая сирень. Где-то далеко играл оркестр, особенно чётко было слышно фортепиано, на фоне которого хрипатый мужик по-английски призывал (Антоха начал автоматически переводить, спасибо папане, учитель-англичанин натаскал его как надо): «И Бог сказал: Иди, Моисей, вниз, к земле Египетской. И скажи старому фараону: „Отпусти Мой народ!“» Проповедник какой-то, что ли? Здесь? Да ну на… Антон отодвинул очередную свесившуюся на дорожку ветку — и тут до него дошло: да это же Армстронг! «Let My People go!» Откуда? Здесь же не работает электричество? Он невольно ускорил шаг, но едва не воткнулся в спину впереди идущему мужику в синей рубашке, который перед выходом «пшикался». Мужик на ходу снова поправил рубашку, приосанился и обеими руками пригладил причёску. Толку от этого было мало: неделю назад сбритые, волосы едва пробились в коротенький ёжик, так что жест был, скорее, автоматическим.

За кустами открылся длинный дом, с виду похожий на их спальный корпус; из открытого окна как раз и доносилась музыка. На садовых качелях сидели две девушки. Пару лет назад Тони попал на ретро-вечеринку «Стиляги», так вот, там все девушки были наряжены так же: облегающий верх, пышная юбка, всё очень яркое…

— Дамы, моё почтение! — Бендер был сама обходительность. Остальные тоже поздоровались.

— Да уж виделись, Семён Петрович! — ответила та, что в красном с белыми горохами.

Почему Семён Петрович? Он же вроде Остап Ибрагимович? Вторая, в бабочках, только слегка улыбнулась. Обе внимательно разглядывали пришедших.

— Вот, привёл вам новеньких, прошу любить и жаловать.

Луи допел «Лет Май пипл гоу» и завёл «Хеллоу, Долли».

Из окна высунулась Лиза:

— Ну что, так и будете во дворе стоять?

— Лизонька, я тебе четверых доставил. Обниматься некогда! Покидаю тебя, мечта поэта!

Лиза насмешливо фыркнула и скрылась. Бендер кивнул им на вход:

— А вы, парни, давайте… Ближе к телу, как говорил Мопассан!

Внутри дом был похож не на барак, а скорее, на женское общежитие с кухней и большой общей гостиной, обставленной довольно уютно, даже по-домашнему: диванами с бархатными подушками-думками. Посредине — длинный, накрытый праздничной скатертью стол. Венские стулья. На стенах висели рисунки в гладких деревянных рамках. На комоде у окна, на белой кружевной салфетке, стоял прибор, в клубах бывают похожие, для пластинок. Только те электрические, а у этого сбоку торчала ручка-заводилка. Всё было встроено в чемодан, развёрнутый на улицу. Из-под крышки виднелись какие-то блестящие рычажки и изогнутые штуковины.

«Хеллоу, Долли» оказалась последней на пластинке. Лиза бережно остановила аппарат, и, как по команде, из двери, ведущей в кухню, появились четыре девушки с подносами, заставленными чашками и тарелочками с выпечкой. Из двери напротив выходили ещё девушки, рассаживались за столом. Всего Антон насчитал девять штук.

Лизавета распоряжалась:

— Садитесь, мальчики. Сегодня у нас день знакомства, так что сперва посидим, потрындим. Так уж у нас принято — познакомиться надо.

Синий мужик галантно вручил ей коробку конфет и быстренько ввинтился в середину девичьего общества, рассыпаясь в цветистых комплиментах и вызывая хихиканье девчонок. Двое его друзей старались не отставать. Антон наоборот чувствовал себя гостем, случайно попавшим на день рождения, где ни с кем не знаком.

Пока не появилась она.