Глава тридцать первая

«В далеком, северном краю,

Как бородавка на… лице,

Стоит — вонючая Сегежа.

Вокруг — не море, не — река…

Да это просто — ББК[1]!

Неподалеку — ЦБК[2]

Премерзко пахнет…»

Местный фольклор, возможно, лагерный


Петрозаводск мы прошли где-то в половине девятого вечера. Вернее, мимо Петрозаводска прошли, поскольку сам город — справа от переезда, а нам — налево.

Прошли нормально, никто на посту ГИБДД нас не остановил, никто нами не заинтересовался и вслед не стреляли. Это радовало. Километрах в пяти за постом мы сами остановились, я сменил за рулем Бориса, и поехали дальше. Боб немного посидел рядом со мной, а потом залез наверх, в спальник. Маленький Ахмет, добровольно уступивший Борьке место, тут же свил себе уютное гнездо из наших курток в углу кабины и опять уснул. Борька поворочался с боку на бок, хлебнул чая из термоса, закурил.

Дизель тянул без проблем, дорога хоть и не радовала, но и не огорчала — хитрые ухабы и дырки в асфальте под колеса не попадались. Вообще-то, на трассе с этим делом гораздо лучше, чем в городе. Давишь себе и давишь, особо не задумываясь и не приглядываясь. Я помню, как-то раз на «ГАЗ-66», кстати, отсюда, с Мурманки, в Ленинград въехал, и почти сразу: р-раз! колесом чуть ли не в люк. Чудом тогда рессору не сломал.

Да, междугородние дороги у нас — не фонтан, а уж в городах…

Памятуя наказ Бориса Евгеньича, я старался не особо прижимать на педаль газа и держал скорость в районе шестидесяти километров.

— Медленно идем, — вдруг сказал Борька из спальника. — Средняя скорость — около пятидесяти. Это еще при том, что последние полторы сотни километров — почти под сотню держали.

Подразумевалось — он держал. Ну, куда мне до Борьки. Я прикинул в уме расстояние: получалось действительно — не очень. Но так почти всегда ведь бывает, правда? Кажется, мчишься, летишь, а на самом деле…

Вообще-то, странный народ, эти «борьки». Сначала: не гони, теперь: медленно идем. То — «не хочется», то — «не вынимай»… Обормот.

— Вполне нормально идем, — сказал я с легкой подначкой в голосе, желая вовлечь его в дискуссию, чтобы за разговорами не скучно ехать было. — Часа полтора потеряли на объезде через Кировск, полчаса, не меньше, обедали, да еще, наверное, полчаса с постом бандитским возились… Ну, и я — не ас. Это у тебя — средняя под сотню, а я, дай Бог, в шестьдесят укладываюсь. Вот на круг около шестидесяти и выходит. Опять же — ты сам мне быстро ездить не велел, так что не придирайся.

Борька, кое-как угнездивший свое большое тело в тесноте спальника, разговор не поддержал, а просто взял и уснул, собака. Ну, пусть поспит… Все же после Борькиной реплики я постарался ехать побыстрей.

В кабине тесновато, но тепло и уютно. Мотор ровно гудит, нигде ничего не стукает и не брякает. «Все системы работают нор-р-рмально!» За окнами — темнота, белая дорога и редкие встречные машины… Постепенно глаза у меня адаптировались… Или действительно видимость улучшилась? Ага — луна вышла из-за туч. Вернее, тучи кончились. Вот оно — волчье солнышко, светит как маленький прожектор. Ну, совсем хорошо стало — почти как днем.

Шуя, Гирвас… Мосты, мостики, спуски, подъемы… А вокруг лес, лес, лес… Ровные поля озер, укрытые серебристо-белым покрывалом снега. Стороной прошли Медвежьегорск, подошли к Сегеже…

Сегежу не пропустишь даже если ночью с закрытыми глазами будешь ехать. Не знаю, как здесь вообще люди могут жить? Уму непостижимо! Такая астрономическая вонь! ВОНИЩА! Шмонить начинает километров за шестьдесят «до того, как».

Потихонечку, медленно, но верно, неотвратимо под натиском этой глобальной, космической вонючести загибается, гниет и гибнет красивая Карельская природа. И ради чего? Ради нескольких ублюдочных строчек в сраной газете? Да кому нужны они — эти паршивые прокламации? Мне лично — и на фиг не нужны. Весь город бесплатными рекламами завалили. Дворники воем воют, не справляясь с потоком рекламной макулатуры. А прежде коммуняки свою хренотень миллионными тиражами гнали. На горе всем буржуям…

И воздух отравили, и весь лес на газеты скоро изведут, скоты!

Здесь, вокруг Сегежи, в лесах хвоя на соснах и елях становится какого-то желтовато-бурого оттенка. А иногда и совсем чернеет и осыпается. У диких животных, обитающихся в окрестных лесах и болотах, я думаю, обоняние уже давно атрофировалось, и они, по идее, должны становиться легкой добычей браконьеров-любителей. Ведь им здесь без разницы, бедным местным животным, — по ветру к ним подкрадываются хищные браконьеры или наоборот, против ветра — не учуют. Птички дохнут, рыбки засыпают — и кверху брюхом.

Хотя при чем здесь птички и рыбки, у них же носа нет? Или есть? Не суть.

Нехорошее место — Сегежа. Лет пятнадцать назад я в этих краях, неподалеку от Сегежи, два сезона работал — золото искали вокруг старого Воицкого рудника. Сначала думал — не выдержу я этого амбре, убегу или сдохну, потом — привык, принюхался. Золота мы тогда не нашли, но впечатление от объекта осталось сильное.

Когда проезжали мимо Сегежи, Боб заворочался в спальнике, поднял свою кудлатую голову, подозрительно поводил носом и уставился сонным глупым взглядом на меня. Потом перевел взгляд на Ахмета, спящего на двух сиденьях справа от меня. В глазах — вопрос и недоумение.

— Сегежа, — сказал я и засмеялся. Борька сказал: «А-а-а…» — и откинулся спать дальше. Кто хоть раз проезжал по Мурманской трассе возле Сегежи, тот ничего плохого о товарищах по кабине не подумает.

Сегежу прошли, но ее запах еще долго преследовал нас. Это как же надо любить свой народ, чтобы в одном из самых красивых мест северо-западного региона поставить такую вонючку фекальную — ЦБК?

Эх, бояре…

* * *

Мага только под утро узнал, что «КамАЗ» с нужным грузом одна из его бригад остановила за Олонцом, но задержать не смогла, и даже — более того — эти фраера каким-то образом отняли оружие и повязали его ребят. Мага очень удивился и приказал немедленно привезти всех троих бойцов в Питер. Всех, вместе с этим дураком-милиционером.

Он сам их допросит и выяснит, каким образом трое вооруженных мужчин не смогли задержать одного воришку-таджика и двоих шоферюг? К этому времени Мага уже знал, что водителей в «КамАЗе» — двое.

Нет, убивать он бойцов не будет — своих людей убивать нельзя. Иногда только, если свой вдруг станет чужим… А вот накажет строго. Очень строго. Но это не главное. Главное, ведь, узнать всю правду. Главное, узнать — как вообще такое могло случиться?

Он посмотрит в их глаза и просто спросит: почему? Почему они позволили связать себя, как бараны? Что произошло? Так не должно быть, чтобы его людей — людей Исы! — легко, как баранов, можно было связывать. И отнимать у них оружие!

* * *

Сегежа, Надвоицы, Пушное… Ответвление на Беломорск, Кемь… Кемска волость. О! Кемска волость… О! Зеер гут!..

Мелькают станицы… Поручик Куницын… Какой, к чертям собачьим, Куницын? А! Серега Куницын — геолог наш…

Что-то глазки у меня — того, не хотят на дороженьку смотреть. Устали. Закрываются. Это плохо, это очень даже плохо…

Надо окно приоткрыть, пусть свежий воздух башку проветрит.

Точно в указанном мне месте — только-только прошли развилку на Лоухи — я увидел этот, известный со слов Гены, отворот к западу от основной дороги и засек его в голове намертво — теперь не пропущу. Место приметное — с горы спускаешься, длинный такой спуск в долину, километра по полтора с каждой стороны, а в середине знак — «пересечение с второстепенной дорогой». И тут же еще два знака: «движение только прямо» и «ограничение скорости — 40».

Ну, карелы! И не жалко им знаков. Слава Богу, не понадобилось нам скрываться по этой второстепенной дорожке от бандитов. Сами разобрались… А если точнее — никто не захотел с нами разбираться. И на том спасибо.

Интересно, что там за местечко такое заветное, если уж Логинов рекомендовал его мне? Свернуть, посмотреть, что ли? Не-е-ет, ничего особо страшного, слава Богу, с нами пока не произошло, а работа есть работа… Подписались Ахмету машину перегнать, ну и перегоним. И нечего до поры до времени по сторонам шнырять. Вперед! На Мурманск…

Я продержался за рулем почти до поселка Полярный Круг. Сначала все шло нормально — веселила музыка на средних волнах, крепкий чай из термоса и папиросы. Несчетное количество «Беломора» выкурил, больше пачки. Когда прошли поворот на Лоухи, а затем и указанную мне дорожку, я вдруг почувствовал, что немножко «плыву» — глаза пока еще открыты, а голова как бы спит. Легкий звон в ушах. Дизеля уже не слышу, Нирвана, в общем. Решил проехать еще немного, но тут Борька со своей хваленой интуицией очнулся, заворочался в спальнике. Любит жизнь, бродяга.

— Тормозни, Витек, где-нибудь на горочке. Давление в камере критическое…

— Да, Боб, — пора уже… И поработать немножко надо. Я что-то слегка вырубаться стал, постепенно в нирвану погружаюсь. Это вы, профессионалы, можете сутками за рулем не спать, а для нас, дилетантов, сие невозможно. Засыпаю и запросто могу мимо какого-нибудь поворота или мостика проехать.

— Где мы?

— Хороший вопрос. Дай подумать… Недавно отворот на Лоухи прошли. Километров тридцать пять тому… Скоро — Полярный Круг, дорога на Кандалакшу.

— Ну, ты парень-гвоздь, Витюха. Четыреста с лишним километров отмахал. А я сплю и сплю… Уже что — утро, или опять еще ночь?

— По времени — утро, а по сезону — пока полярная ночь. Месяца три еще будет. Но мне на это на-пле-вать…

Я выбрал на дороге более-меенее широкое место, чтобы не мешать другим машинам, которых впрочем и не было, и остановил свой «КамАЗ». Правый поворот включить! Сцепление, нейтралка, тормоз — пш-ш… Стоим.

А на улице холод собачий — бр-р-р…

Стараясь не разбудить спящего в тряпках, то есть в наших с Борькой куртках, Ахмета, мы с Бобом через левую дверцу вылезли из кабины, причем во время вылезания у меня голова почему-то все время перевешивала, но я удержался — не упал мордой лица вниз. В общем, кое-как вылезли, особенно я. Немного размяли ручки-ножки, пожурчали на брудершафт, затем крепко растерли лица и руки снегом.

Хор-р-рошо, черт побери! Вот и сон как рукой сняло… Давно бы так надо — морду снегом растереть. Очень помогает.

Рядом стояла наша машина — большая и теплая. Дизель тихонько урчал, слабо верещали плунжеры топливного насоса высокого давления. В котором, по словам Борьки, вся сила, как в гемоглобине.

Нравятся мне большие машины. Они моей душе дают покой и умиротворение. Причем, не важно, что это за машины: хоть танк, хоть тепловоз, или вот этот тягач наш, «КамАЗ», созданный коллективным гением татарского народа.

Над головой раскинулся темно-фиолетовый купол полярного неба с мелкими бриллиантовыми точками звезд. Мерцают звездочки. Кажется, это — к морозу. Задерешь голову и смотришь, смотришь… Век бы смотрел в это небо. Наверное, только здесь, вдали от городов, и можно сознанием слегка прикоснуться к понятию бесконечности Вселенной. В обычной жизни это слово как-то и не воспринимается головой — Бесконечность…

А вокруг — леса и снега на сотни верст. Вокруг — планетка наша — Земля. Где-то неподалеку — условная географическая линия — полярный круг. И поселок так называется: Полярный Круг. Далековато от дома заехали.

Ахмет почмокал во сне губами, поворочался в уютном тряпочном гнезде из пуховых китайских курток, но не проснулся — притомился, сердечный. Ну, пускай спит в тепле и неге — такая у него пока работа.

Борька водрузился на водительское место, поелозил креслом, подгоняя его под свои длинные ноги и изрядно выросший за последние несколько лет живот, и плавно тронул машину. Я, растянувшись в спальнике, хотел сказать ему что-то очень важное, дать какой-то умный совет, но не успел — уснул…

* * *

— Здравствуй, Костя. Ну, что там с нашим делом?

— Здравствуй Мага. Хорошо тебя как слышно. Как будто ты рядом… Пока — ничего. Ребята дежурят, смотрят. Твоих сегодня в аэропорту встретили — Игоря и Бурана — они нормально долетели. Если эти… ну, ты понимаешь, о ком я… пойдут мимо — мы их возьмем. Но пока — не было.

— Хорошо смотрите?

— Обижаешь, Мага. Очень хорошо смотрим… «КамАЗ» с синим контейнером. Номер… подожди, вот на бумажке записано… В Оленегорске смотрим, в Мончегорске, в Кандалакше. Не совсем в Кандалакше, а там, где дорога проходит, на перекрестке. Знаешь?

— Знаю, знаю, Костя.

— Ну, и здесь тоже, в Мурманске, ребята на всех входах и выходах постоянно дежурят. Номер машины и прицепа ребята знают — я им сказал, они тоже на бумажки записали. Как только появится — остановим. Вернее, пропустим, проследим, а когда назад пойдут — остановим. Правильно?

— Все правильно. Костя. Смотрите как следует. Там их в кабине трое — хозяин и два водителя. Аккуратнее с ними. Ребята в Карелии не смогли их взять. Трое наших было. У этих на «КамАЗе» есть с собой, ну… игрушки всякие. И свои есть, и те, что у наших ребят взяли.

— Да, я знаю уже. Нехорошо получилось. Но против таких игрушек у нас тоже кое-что найдется.

— Не телефонный разговор. Ты меня понял, Костя?

— Понял, Мага, очень хорошо понял. Но ты не волнуйся — мои парни не облажаются.

— Главное, чтобы они мимо не проскочили…

— Здесь ведь только одна дорога — мимо не проедут. Хозяина машины, как его — Ахмета, да? — потом тебе привезти?

— Пожалуй, не надо… Возни много, а толку мало. Оставьте его себе. Мне только деньги привезите. За хозяина я вам дополнительно денег дам. Ну, ты меня понимаешь…

— А водители? Их ведь двое…

— Ну, и водителей там оставьте. И машину. Не нужны они мне. Посмотрите документы, в кузов загляните…

— Они назад с каким грузом пойдут?

— Точно не знаю — кажется, металлолом. Но мне это пока неинтересно. С грузом потом разберемся. Я хотел к вам еще «джип» послать по дороге, но, наверное, не пошлю. У меня тут дел по горло. Вы там все сами сделайте. Ты меня хорошо понял, Костя?

— Да, Мага, я все понял хорошо…

— Ну, тогда — до встречи, дорогой. И помни — это дело, сам знаешь, у кого на контроле. Так что вы уж постарайтесь…

— Само собой…

— Ну, пока… Удачи.

— Спасибо. И тебе — тоже. Удачи и здоровья, дорогой.

Загрузка...