файл.21

Боря с детства мечтал стать летчиком или милиционером. С первым не сложилось, потому что интенсивные занятия спортом в школьные годы чудесные эхом отозвались шумами в сердце, что и обнаружилось на медицинской комиссии перед поступлением в летное училище. Когда Борис отправился на осмотр, чтобы попасть уже в школу милиции, то очень сильно волновался, как бы и туда ему дорога не закрылась по здоровью. Но, увидев в заключении «годен», он с облегчением выдохнул и спросил:

— Значит, шумы в сердце прошли?

На что седовласый терапевт, когда отвлекся от письма и посмотрел на молодого абитуриента сквозь толстые стекла очков, авторитетно заявил:

— Когда вырастешь, тогда и пройдут. В твоем возрасте у всех шумит. Спортом занимался? Вот и шумит. Это нормально.

Боря пожалел, что на комиссии в летное училище не было такого здраво рассуждающего врача.

Но я немного забежал вперед. После неудачи с поступлением в летное Борис вернулся домой в городок Ёжики, где жил с самого рождения, и заявил родителям, что теперь будет поступать в школу милиции.

В районном управлении внутренних дел, как и положено, проверили документы (не привлекался, не состоял, поощрялся, занимался, etc.), написали характеристики и выдали направление. В документе значилось две фамилии: самого Бориса и некоего Павла Завьялова. Оба, едва познакомившись, тут же и подружились. В Москву поехали вместе. И остановились поначалу у Борисовой тети. У нее все родственники и знакомые останавливались, когда наведывались в Москву. Если бы родственники и знакомые жили, допустим, в Мытищах или Чебоксарах, то я бы мог написать «все Мытищи или Чебоксары останавливались». С Ёжиками это не проходит. Потому что фраза «все Ёжики» сбивает с толку.

Есть еще один нюанс: тетя была дамой привередливой, и тех, кто ей приглянулся, устраивала в своем доме, иных же переселяла в гостиницу «Спорт», где работала администратором. Мальчишки ее женское сердце покорили, еще бы: родной племянник и друг, как она говорила, — «вылитый Вячеслав Тихонов в молодости». Выделила она им большую комнату в полное распоряжение с единственным ограничением:

— Девчонок, когда я в ночную работаю, не приводить. Разрешаю, если девушка будет из скромных.

— Тетя Люся, — удивлялся Павел. — Да как же скромная девушка согласится на ночь к парню уходить?

— Вот и я о том же, — радовалась смышлености квартирантов тетка.

Но парни готовились к экзаменам, им было не до романтических отношений. Так что выполняли они наказ тети Люси не только ночью, но и днем. За редким исключением.

А звали это исключение Оля. Соседка, студентка первого курса. Как водится, отличница, спортсменка и красавица. Она сама часто наведывалась к мальчишкам, рассказывала про Москву, заваривала чай и иногда даже готовила им яичницу. Больше ничего готовить не умела, потому что жила дома, а не в общежитии. Но просила ребят, обращаясь непременно к Борису, не расстраиваться, поскольку обещала до свадьбы научиться всему. Она говорила это смеясь и очень веселилась, когда Борис смущался. А тот трезво взвесил свои шансы и оценил их равными нулю, поэтому считал, что если и ходила Оля к ним в гости «не просто так», то интерес был связан с Павлом. К тому же Бориса Оля постоянно подначивала и смущала. То спросит, умеет ли Боря целоваться, и предложит обращаться к ней, когда надумает учиться. То грозит отшлепать его за нескромные мысли. А когда Борис с возмущением спрашивал, что она имеет в виду, Оля смеясь выдавала: «Боренька хочет узнать, что такое нескромные мысли», чем вводила его в еще большее смущение.

И вот на фоне всего этого Павел однажды несказанно ошарашил друга:

— А Ольга на тебя глаз положила. — И, предвосхищая ответ, добавил: — У меня на это дело глаз-алмаз и опыт какой-никакой имеется.

Павел оказался прав. С началом учебы он переехал в общежитие, однако визиты соседки не прекратились, да и количество насмешек пошло на убыль. И как-то само собой они стали встречаться, совсем не думая, что они встречаются. Однажды, когда тетя Люся была в ночной смене, а Олины родители уехали к родственникам в Пушкино, а это значит, на всю ночь, парочка засиделась за полночь за разговорами да за поцелуями. Борис, в какой-то момент осознав, что они одни, проявил большую, чем обычно, настойчивость. Но Оля вдруг прекратила всё резким:

— Не сейчас!

— А когда? — спросил разгоряченный парень, потому что просто нужно было что-то сказать.

— Через месяц и один день, — ответила не менее возбужденная подруга.

— Почему? — удивился не столько принципиальному согласию, сколько точности определения даты Борис.

— Потому что после свадьбы, — ответила Оля и добавила: — Если ты не против.

Борис не только не был против, но и оказался счастлив, ведь его избавили от того кошмара, что зовется «предложение руки и сердца». Назавтра они подали заявление, а через месяц расписались.

Павел был свидетелем и прямо в загсе заявил Ольге:

— Будет обижать, — и указал на свежеиспеченного супруга, — пойдешь за меня. Я подожду.

А потом озадачил уже друга:

— Вот теперь живи и бойся потерять.

Но бояться пришлось недолго. В этом же году курсанты школы милиции приняли участие в операции по охране общественного порядка, и второкурсник Павел Завьялов, проявив мужество и героизм при задержании опасного преступника, получил смертельное ранение.

Когда Борис принес эту страшную весть домой, Оля обняла мужа с такой силой, будто бы защищала его прямо сейчас и на многие годы вперед. Борис помнил всю жизнь это объятие и слова, которые тогда она произнесла:

— С тобой такое никогда не случится.

Так оно и вышло.

А Паша Завьялов остался навсегда молодым в памяти друзей, на старых черно-белых фотокарточках. Тетя Люся, рассматривая эти снимки, нежно поглаживала изображение безымянным пальцем и приговаривала:

— Ну вылитый Тихонов в молодости.

Вскорости тетя Люся засобиралась в Израиль. Родственники в Ёжиках перебрали всех ее предков за последние лет двести, но не обнаружили никаких следов еврейских родичей, даже малюсенькой капли еврейской крови в ней не было.

Зачем ей вдруг понадобился переезд? Замуж собралась. Ее адвокат, Михаил Моисеевич, который уже больше десяти лет не мог выиграть дело о признании ее права собственности на дачу, сделал предложение и озвучил идею переезда.

— Миша, какой Израиль, если ты уже столько времени не можешь выиграть простое дело? Как с тобой можно жить?

Михаил Моисеевич удалился посрамленный, чтобы через три дня принести избраннице документы о том, что она единственный и законный владелец недвижимости, которую нечистый на руку бывший председатель садового товарищества хотел присвоить.

И тетя Люся сдалась. В чувствах адвоката, который так долго жертвовал своей репутацией и временем (все дела он вел бесплатно) только для того, чтобы иметь удовольствие общаться, сомневаться не приходилось.

Тетя Люся продала квартиру, дабы было на что начинать новую жизнь, а дачу переписала на племянника, исключительно чтобы ей было где остановиться, когда надумает наведаться на родину.

Так у Бори, молодого лейтенанта, появился загородный домик и вопросы от начальства, как, мол, у провинциала из каких-то там Ёжиков появилась собственность, да не где-нибудь, а в ближнем Подмосковье. Но тема постепенно исчерпала себя, потому как Борис поводов для подозрений в неблаговидных деяниях не подавал. К тому же его жена — коренная москвичка невесть в каком поколении — быстро делала научную карьеру, став довольно рано доктором наук и профессором.

Лишь один эпизод за всю долгую и даже славную службу Бориса Петровича мог поставить под сомнение его исключительную честность и порядочность. Никто, правда, не знал об этом случае, кроме, разумеется, его участников.

С Геной Кузней Бориса Петровича свела судьба по вопросу, можно сказать, бытовому и вроде как банальному. Геннадий Анатольевич к тому времени уже завязал с криминалом и занимался легальным бизнесом, который его партнер захотел забрать в единоличное пользование, организовав со своим человеком в органах уголовное дело. Борис Петрович в это время исполнял обязанности зам. начальника районного отдела УВД и суть дела понял сразу, как только ознакомился с документами. Посему Геннадия Анатольевича отпустил, а человеку, который это дело сфабриковал, объявил выговор.

Второй раз их пути пересеклись уже за год до кончины супруги Бориса Петровича. У Ольги выявили серьезные проблемы со здоровьем, и некий аноним оплатил покупку и доставку очень дорогого лекарства из-за границы. Нужно сказать, что и там, за границей, этот препарат стоил баснословных денег, и достать его было непросто. Ольге это продлило жизнь почти на год. По своим каналам Борис узнал, кто этот благотворитель и, связавшись с ним, сказал спасибо, но предупредил, чтобы тот не ждал особого к себе отношения, если они встретятся по части нарушения закона.

На что бывший бандит вспылил:

— Да что же вы, менты, как те же барыги, всё на деньги переводите? Я тебе платил, чтобы ты по закону мое дело расследовал?

Борис Петрович извинился, понимая, что не сможет рассчитаться с Геной Кузней.

Но вот случайно, когда уже и служба закончилась, представилась возможность отплатить за оказанную когда-то услугу. За тот год, который продлил его супружескую счастливую жизнь.

Когда хозяин квартиры оставил меня одного в комнате, я сидел в старом уютном кресле, осмысливая всё произошедшее и происходящее со мной. В моей жизни вдруг появлялись новые люди, многие из которых были довольно странными. Иногда я сам вел себя очень странно, как, например, сегодня, когда незнакомцу вывалил информацию, которая при определенных обстоятельствах может быть использована во вред мне и моим друзьям.

Но, наконец, волнение улеглось, и организм просигналил, что пора спать. Я пошел в ванную. Везде лежали ковры, которые приглушали звуки шагов. На кухне горел свет и дверь была приоткрыта. Я услышал, как сосед начал с кем-то разговаривать по телефону. Услышанное заставило меня замереть.

— Геннадий Анатольевич? Узнаешь? — Это был голос Бориса Петровича, и через паузу он же добавил: — Столько же, сколько и зим.

Загрузка...