Дунайские ночи (Художник Г. Малаков)

ТАЙНОЕ ТАЙНЫХ СИ-АЙ-ЭЙ

Даже над входом в ад, по свидетельству Данте, начертано весьма сдержанное предупреждение: «Оставь надежду всяк сюда входящий».

Над входом в Си-Ай-Эй, над неисчислимыми норами этого неоглядного, запутанного, недоступного лучам Солнца лабиринта, вырытого под Европой и Америкой, Азией и Африкой, высечено более категорическое предупреждение: «Забудь все человеческое всяк сюда входящий».

Дай руку, читатель, войдем в тайное тайных американской разведки.

Центральное разведывательное управление США находится, как сказано во многих справочных и телефонных книгах, в Вашингтоне на 24-й стрит. Это не совсем так. В сравнительно небольшом кирпичном доме на 24-й улице Вашингтона расположен лишь один из филиалов Си-Ай-Эй, наименее важный даже из тех, которые имеют незасекреченный адрес. Весь же штат ЦРУ, — все многочисленные его конспиративные службы, которыми он руководит, не поместились бы и в тысяче таких домов, как на 24-й стрит.

Руководство этими шпионскими центрами осуществляется из так называемого оперативного управления ЦРУ. В системе этого архиважного управления есть архиважный «Отдел тайных операций», «Department of Covert Activities». Кое-кто именует его и так: «Department of Dirty of Tricks» — отдел грязных трюков, а сокращенно ДДТ.

Рандольф Картер числился сотрудником этого отдела. К Шефу этого отдела, в его секретную резиденцию, он и был доставлен мистером Ку.

Южная Бавария. Заповедные леса, район древних развалин, старых и подновленных замков, охотничьих угодий, лесозащитных и звероохранных институтов, любимое место отдыха Гитлера и некоторых высокопоставленных лиц из оккупационных учреждений США,

Тут, в одном из замков, скрытом горами и непроходимым лесом,, и обосновался Артур Крапс. Он, как и бывший фюрер, почти постоянно жил на Баварском приволье. Покидал свою резиденцию изредка, понуждаемый к этому «высокими государственными интересами США».

Я не могу назвать точного адреса отдела, которым руководит генерал Крапс, по одной простой причине: он кочует. Вчера он мог быть в США, в Эрлингтоне, штат Виргиния, по соседству с Управлением, национальной безопасности, завтра — в Западном Берлине, во фронтовом городе, как его называют в Америке, в доме под номерами 170 — 172, Далем Клейаллее. Послезавтра он может переместиться в Южную Баварию, в какой-нибудь глухой замок. В недалеком будущем, если, верить газете «Нью-Йорк таймс» от 22 июня 1956 года, все органы ЦРУ будут сконцентрированы в едином центре, который уже строится около Хэмптона и Маклина в штате Виргиния. Правда, газета тут же предупреждает, что под крышей этого центра соберутся лишь те отделы ЦРУ, которым не противопоказано по условиям конспирации быть вместе.

Вероятнее всего, что «Отдел тайных операций» по-прежнему будет кочевать.

«Отдел тайных операций» — это прежде всего разбросанная по всему миру сеть строго специализированных школ «Робертс-Колледжей», в которых готовят мастеров шпионажа, диверсий, террористических актов, провокаций.

«Отдел тайных операций» — это гигантская катапульта, выбрасывающая время от времени в социалистические страны головорезов, говорящих на китайском и корейском языках, на русском и польском, румынском и мадьярском, но действующих всегда и всюду по-американски. «Отдел тайных операций» — это отступники и предатели из стран Восточной Европы, названные самими же американцами «людьми закона Лоджа».

«Отдел тайных операций» — это таинственные убийства в Будапеште и Праге, в Бухаресте и Варшаве, взрывы на кораблях и самолетах, принадлежащих странам социалистического лагеря, пожары на военных складах, похищение секретных документов, шантаж, подлоги, подкупы, взрывы стратегических мостов, катастрофы на железных дорогах, аварии на крупных электростанциях.

«Отдел тайных операций» — это отравленный кинжал и бесшумный пистолет, нацеленные в наше сердце.

«Отдел тайных операций» — это радиопередатчик с клеймом «Made in USA», пластическая операция лица и ядовитая булавка, ампула со смертельной порцией цианистого калия, коды и шифры, явки и пароли, «искусственное ухо» и перчатки, излучающие ток высокого напряжения, невидимые чернила, невидимые фотоаппараты, невидимые следы, слежка и побеги, длиннотрубный остронаправленный микрофон с предварительным усилением и записывающим устройством, с помощью которого можно подслушивать разговоры на расстоянии 400 метров.

«Отдел тайных операций» — это, наконец, паутина, протянувшаяся между штабом генерала Артура Крапса и бесчисленными ячейками ведомства Аллена Даллеса. «Отдел тайных операций» имел доступ в самые секретные каналы ЦРУ, но к себе допускал лишь избранных.

Картер не знал всех тайн отдела, но и то немногое что он знал о нем, вызывало у него высокое уважение. Тут щедро награждали и немилосердно казнили. Выдвигали на пост диктаторов, как было на Кубе, в Гватемале. Тут предавалось забвению имя, которое дали тебе мать и отец, и ты получал новое, угодное секретной службе. Тут иногда начинали играть на шахматной доске пешкой, а кончали королевой. Тут необычайно высоко ценился особый вид таланта — талант хитрить и притворяться, проникать, как фильтрующийся вирус, сквозь любые препятствия, лгать с обезоруживающей искренностью, креститься, мысленно проклиная Бога, дружески лобызать своего злейшего врага, видеть сны по заказу; пить водку и не пьянеть, любить того, кого ненавидишь, видеть невидимое простым глазом, отводить всякое подозрение от настоящих убийц и обвинять невиновных…

Мистер Ку сдал Картера с рук на руки высокому, сутулому, со старомодными вильгельмовскими усами человеку в мундире лесной охраны, вооруженному хромированным секатором.

Усатый садовник, он же мажордом «Бизона», провел Картера через зимний сад, влажный и душный, 8 холл замка, кивнул на дубовую лестницу, ведущую на второй этаж.

— Пожалуйста, проходите, вас ждут.

В течение своей долгой жизни разведчика Картер много видел такого, что потрясло бы обыкновенного человека. Давно он освоился со спецификой глубокого подполья и конспирации. И все же, попав к «Бизону», почувствовал восторг. Подумать только, какой высокой чести удостоен — личной аудиенции генерала Крапса, который даже перед видными работниками своего отдела показывается не чаще, чем божественный император Японии перед министрами и послами.

«Как он встретит? — думал Картер, поднимаясь по лестнице. — Куда пошлет? Снова Россия? Или Венгрия? А может быть, на этот раз Польша?»

Чем выше поднимался Картер то крутым ступенькам лестницы, тем сильнее билось его сердце. И как ему не стучать, как не замирать!… Даже воздух здесь какой-то особенный, воздух великих тайн.

Лестница вывела на просторную площадку, в холл второго этажа. Стеклянный купол, сквозь который видно небо. Пальмы в кадках. Гигантские и карликовые кактусы. Чучела медведей, диких коз, кабанов и бесчисленные оленьи рога на стенах.

Картер остановился, не зная, куда идти. И сейчас же из-за огромной пальмы выдвинулся здоровенный парень в спортивной замшевой куртке.

— Направо и прямо! — скомандовал он. Картер повернул направо и попал в длинный глухой коридор, Выложенный истертыми каменными плитами. Шагал по ним осторожно, а они гулко, словно колокола; гудели, предупреждали: идет чужой, берегись, хозяин!

— Вы уже пришли! — раздался позади голос.

Картер оглянулся. В другом конце коридора стоял парень в замшевой куртке: ноги расставлены, как у полицейского; регулирующего движение на оживленном перекрестке, грудь выпячена, руки в карманах.

Бесшумно раздвинулась белая дверь, и Картер вошел в комнату с высоким сводом. Полированный, без единой бумажки, с одним телефоном стол. Окно, забранное густой решеткой. Голые стены. Тишина. Где же секретарь или помощник?

Картеру хотелось закурить, присесть, перевести дыхание, чуть успокоиться, но он не посмел.

Львиная доля из тех ста миллионов долларов, которые конгресс выделяет для подрывной деятельности в социалистических странах, проходит, как знал Картер, через сейфы «Бизона» и его доверенных лиц. Все мог делать этот безвестный диктатор, главный мастер мировых сенсаций, этот некоронованный владыка королевства, населенного рыцарями плаща и кинжала, именуемого «Отдел тайных операций».

Президента США Эйзенхауэра Картер уважал. Миллионеров Дюпона и Рокфеллера, Моргана и Гарримана считал идеалом американцев. Кинозвезд Голливуда любил. Но своего шефа, генерала Крапса, он уважал, обожал и преклонялся перед ним.

— Войдите! — послышался чей-то сильный, с металлическим оттенком голос.

Картер оглянулся — никого. Нет, это был уже не голос телохранителя в замшевой куртке. Очевидно, сам хозяин приглашал его к себе с помощью радио.

Картер вошел в большую круглую комнату. Все окна распахнуты. Дикий виноград, густой, нагретый солнцем, шуршащий листвой, обрамляет оконные проемы. На всех подоконниках рассыпан голубиный корм и стоят изящные гончарные плошки с чистой водой.

Почему-то Картер увидел прежде всего это, а потом и остальное. В глубине комнаты — горящий камин, телевизор, столик с коньячной бутылкой и два кожаных кресла. В одном из них сидел генерал Крапс. Несмотря на свою полноту, он поднялся энергично и легко. Он был в штатском: просторный серый пиджак, белая рубашка с мягким воротником и черным бантиком вместо галстука. Твердо, энергично отбивая шаг, прямо неся свою огненную, чуть кудрявую голову, подошел к гостю, схватил его руку, крепко, с силой сжал и с острым, но откровенно доброжелательным любопытством взглянул прямо в глаза.

— Хеллоу, парень с того света! — проговорил он и засмеялся. — Ну, как там, жарковато?!

Генерал приблизился вплотную. И Картер с удовольствием вдохнул запах хороших сигар, старого выдержанного коньяка и тонких духов. Ах, эти духи!… Они вызвали в воображении Картера недавно бывшую тут женщину, едва прикрытую чем-то воздушно-белым, босоногую, с распущенными волосами.

Картер улыбнулся своим мыслям и тут же заметил на воротничке шефа платиновую паутинку. «Самый модный цвет! Интересно, кто она — американка или немка? И во что обходится такая штучка? Впрочем, цена для шефа не имеет значения! Долларов у него много: может держать гарем, может пить и есть то, что когда-то бывало доступно лишь императорам и королям».

Острое чувство зависти и восхищения обожгло Картера! Живут же люди!

Жесткие, властные руки шефа энергично, по-хозяйски ощупывают Картера, бесцеремонно, как мальчишку, похлопывают по щекам, а он не откликается на эту ласку. Молчит.

— В чем дело, Раф? — встревожился генерал. — Почему вы так нахохлились?

— Сэр, стыдно и больно. Столько бед натворил! Такое доверие вы оказали, и я не оправдал его!…

Крапс тоже стал серьезным. Внимательно, с новым интересом посмотрел на Картера. Глубоко посаженные, ясные и умные его глаза настороже. Губы поджаты.

Голова чуть склонена к плечу. Смотрит, изучает, думает, спокойно ждет, что еще скажет собеседник.

И Картер понял, что шеф видит его насквозь. Надо поскорее отступить на самую выгодную позицию.

Опустив голову, Картер пытливо рассматривал свою ладонь.

— Несмотря на мой провал, вы так великодушно обошлись со мной, сэр…

Прежняя, как и в первую минуту встречи, открыто-добродушная улыбка тронула губы Крапса.

— За битого двух небитых дают. Так, кажется, говорят русские.

Веселая многообещающая шутка не ободрила Картера, не придала бойкости его языку. Молчал, старательно подбирая слова.

— Я в большом затруднении, сэр.

— В чем дело? Что вас угнетает?

— Видите ли…

Косноязычие «парня с того света» и его волнение было настоящим, искренним. Крапс это хорошо видел. Картер наконец собрался с духом и пробормотал:

— Сэр, говоря откровенно, я вернулся сюда отбывать наказание, а вы…

— Это хорошо, что вы так думаете. Я уже вам сказал, за одного битого дают двух небитых.

Стайка сизых голубей бесстрашно опустилась на подоконник. Воркуя, кося радужными глазами на людей, они клевали зерно. Крапс подошел к голубям, погладил одного, другого, третьего.

— Гуля, гуля, гуля!…

Голуби вспорхнули. Генерал проводил их взглядом. Потом зажмурился, широко открыл рот и шумно втянул в себя горный воздух.

— Извините, Раф. Моим легким и горлу необходимо время от времени вот такое промывание. — Он вернулся к Картеру, взял его под руку, потащил к камину, усадил в кресло, сел рядом и придвинул к себе низенький столик, на котором стояла высокая бутылка с яркими французскими наклейками и коньячные бокалы.

Жарким устойчивым пламенем горели в камине уложенные клеткой аккуратные дубовые полешки, Любил «Бизон» даже летом блаженствовать у камина. Между виноградными листьями промелькнула рыжеватая, летней окраски, белка. Прилетела и улетела новая стайка голубей.

Генерал погрел бокалы над огнем, наполнил их легкой светло-желтой жидкостью и, вдыхая ее аромат, глядя на Картера с воодушевлением, сказал;

— У нас в Штатах произошли важные события, Раф. Вы узнаете о них теперь же, незамедлительно. От меня. И вам многое станет ясно.

Картер замер, почти не дышал. Ладони его крепко обхватили, согревая, бокал с коньяком, а глаза были прикованы к губам шефа.

— В высших правительственных сферах — в Пентагоне, в госдепартаменте и среди американцев первого десятка — недавно возникли, вернее, обострились крупные разногласия по поводу того, как в теперешних условиях использовать нашу разведку. Одни отстаивали старую классическую доктрину. Ее неписаная формула обязывала нас работать только под покровом ночи, тихо, будто бы на свой страх и риск, якобы без всякого покровительства официальных лиц.

Картеру стало чуть-чуть жутковато от доверия, которое вдруг обрушилось на него. Пентагон!… Государственный департамент!… Главный штаб разведывательного управления!… Крупные разногласия!… Имеет ли он право на такое высокое доверие? Не опасно ли оно ему? Кроме того, ему было еще и неловко. Развалился в кресле, потягивает великолепный коньяк, бесцеремонно злоупотребляет неожиданно хорошим расположением к себе генерала Крапса.

Картер деликатно покосился на часы, виновато улыбнулся, спросил, не слишком ли затянулся его визит, не наносит ли он ущерба расписанию генерала.

— Сидите! — Крапс махнул рукой, отхлебнул из бокала. — Так вот!… Была и противоположная точка зрения среди американцев первого десятка. Ее отстаивал Аллен Даллес и его единомышленники из Пентагона, Младший Д., споря со своими противниками, утверждал, что Америка так сильна, что мы можем позволить себе пренебрегать устаревшими классическими образцами и действовать по-новому, как подобает нашему могуществу. Младший Д. добивался от госдепартамента и Белого дома совершенно открытой, официальной поддержки ЦРУ.

— Сэр, я согласен с ним. Правильно. Давно пора.

— В те дни, когда вас схватили, — продолжал «Бизон», — состоялось заседание Национального совета безопасности… первого десятка американцев. Центральным в повестке дня был наш вопрос. Мы предложили на обсуждение и утверждение обширную программу. Стратегическую разведку, сказали мы, надо вести не только силами аппарата ЦРУ, но и силами работников госдепартамента, министерства торговли, сельского хозяйства, военного и морского флота, авиации, таможенной правительственной комиссии, всеми средствами наших военных баз, разбросанных по земному шару от Аляски до Антарктиды, силами всех американцев, живущих за границей.

— Грандиозно! — с восхищением вставил Картер. — Я об этом мечтал еще пять лет назад.

— Все мечтали… Мы предложили поставить на службу нашей внешней политике тотальную стратегическую разведку. И мы обосновали ее жизненную необходимость в момент, когда идет подготовка к захвату европейского плацдарма. Кто приберет к рукам огромный промышленный арсенал Западной Европы, тот станет господином мира.

— Совершенно верно! И об этом я думал, — Картер усиленно закивал головой. — Западная Германия, ее колоссальная индустриальная мощь, ресурсы Бельгии, Голландии, Австрии, Франции должны быть поставлены нам на службу. Короче говоря, в этой фирме, как мы называем мир, Америка должна взять на себя ответственную роль главного акционера. Только в этом случае мы можем раздавить Советы и Китай.

Генерал терпеливо, охотно выслушал пространную реплику Картера и был доволен, что тот с полуслова понимает его.

— Да! Мы уже сделали многое. За эти послевоенные годы мы утроили свои заграничные капиталовложения. В пятьдесят четыре миллиарда оцениваются наши европейские приобретения. Но это только половина дела. Получив контрольные пакеты акций, мы обрели возможность диктаторствовать на мировом рынке и беспощадно давить на Советы экономическим прессом. Но это действительно только половина дела. Сдерживать коммунизм можно лишь превосходящими силами. А для того чтобы постоянно превосходить противника, надо всегда знать, чем и как он вооружен. Элементарно? К сожалению, эта простая истина была долгое время недоступна некоторым американцам, даже из числа первого десятка.

— Сэр, неужели они осмелились в этом признаться на заседании Национального совета? — покраснев от гнева, опросил Картер.

— Не только признались. Отстаивали с пеной у рта. Потрясали конвенциями о международном праве. А младший Д. упорно отстаивал наше право на тотальную разведку, на разведку с «позиций силы», без всякого фигового листка. Потасовка была шумной и длительной. Пришлось высказать свое решающее слово первому американцу из первого десятка.

— Интересно, что он сказал? — оживился Картер.

— Вот тут я подхожу к главному, о чем хотел поговорить с вами. Первый американец сказал твердо и ясно: «Все средства обороны хороши, если они обеспечивают безопасность наших институтов. И все средства разведки благородны, если они укрепляют наш образ жизни. — И еще он сказал следующее: — Я всегда считал разведку глазами войны, ее локатором. И теперь я припас самые высшие ордена тем разведчикам, которые будут доставлять из Советского Союза важные сведения о его военной и экономической мощи. И мне наплевать, как это будет сделано, с нарушением так называемых международных правовых норм или в обход их. В данном случае уместно вспомнить знаменитое «Цель оправдывает средства».

Генерал Крапс взял бокал с коньяком, отхлебнул большой глоток и через прозрачное стекло посмотрел на Картера.

— Плагиат? Нет! Мысли передаются даже на таком расстоянии, как Вашингтон — Мюнхен. Не ясно только, кто передавал, а кто принимал — я или он, первый американец.

Генерал сопроводил свою шутку веселым смехом.

Картер почтительно слушал шефа, с обожанием вглядывался в него и мучительно думал: «Почему он так добр со мной?»

Генерал Крапс строго проверял и контролировал работников своего отдела. Однако строгость не мешала ему быть щедрым на похвалу и ласку. Всякого, кто отличился, он считал своим долгом похвалить. Пусть каждый гордится тем, что сделал. Гордый работает масштабнее.

Генерал разговаривал с Картером, не жалея драгоценного времени и не боясь доверить ему кое-какие важные секреты. Доверие это впоследствии окупится с лихвой.

— В хорошее время вернулись вы, Раф. Мы — на коне. Началась наша эпоха. Выслушайте то, что я вам скажу, и начисто забудьте!… Мы в течение нескольких лет создавали вокруг Советского Союза и стран его блока кольцо разведывательных радиолокационных станций — в Гренландии и Шотландии, на Аляске, в Иране, в Турции, Норвегии, Пакистане. Хорошо потрудились. Теперь и этого недостаточно. Обстановка потребовала от нас более активной разведки, разведки, так сказать, в глубину и высоту. И мы создали условия для этого. По нашему заказу фирма «Локхид» построила и уже испытывает специальный разведывательный самолет, недоступный ни зенитной артиллерии, ни истребителям. Он способен без посадки, без всякого риска быть сбитым, перемахнуть СССР от берегов Черного моря до берегов Ледовитого океана на высоте двадцати тысяч метров и при этом зафиксировать своей чувствительной аппаратурой все интересующие нас объекты.

— Потрясающе! — воскликнул Картер.

— Да, мы уже завоевали небо над Советами, сделали его открытым. И землю сделаем широко открытой для нашей разведки, если поднимем ее на уровень локхидовского самолета. А сейчас мы пока ползаем. Это тоже факт, мой друг. И об этом я хочу обстоятельно поговорить с вами. Собственно, ради этого я и пригласил вас сюда. Да! В нашем распоряжении сто миллионов долларов, тысячи и тысячи перемещенных лиц, нас открыто поддерживает вся официальная Америка, на нашей стороне свободный мир, и все-таки мы ползаем. Провал за провалом. В Закарпатской Руси. В Минске, Таганроге, Владивостоке. В Москве. Проваливаются не только новички. Приходится ставить крест даже на самых опытных, самых надежных агентах. В чем дело? Вы привезли мне ответ на все эти вопросы?

— Да, сэр. Вы затронули то, о чем я думал долго… Разрешите изложить свою точку зрения на эту проблему в письменном виде. Это будет целая книга.

— Отлично! А теперь, хотя бы в двух словах, — кто виноват в наших провалах?

— Сэр, в двух словах на такой вопрос ответить невозможно. Все же попытаюсь… На собственном опыте, на собственной шкуре я убедился, что работать в России нашему брату дьявольски трудно. Ты подготовлен как нельзя лучше, снабжен железной легендой; имеешь настоящие документы, настоящую биографию, настоящих родственников, настоящее прошлое — и с треском проваливаешься рано или поздно.

Генерал Крапс впервые за все время разговора с Картером проявил нетерпение: глянул на часы, нахмурился. Но Картер так распалился, что не понял намека или не захотел понять его.

— На трех китах построено здание нашей разведки в России — на подкупе, на использовании морально неустойчивых элементов, на ненависти некоторой части населения к Советам. И все три кита дохлые, давно протухли. Далеко мы не уедем на них, сэр! Надо перестраиваться. Надо искать новые приемы.

— Все это, конечно, в какой-то мере верно, — уныло сознался Крапс. — Но… не мы же создавали этих трех китов. И французы, и англичане, и японцы эксплуатируют их добрую сотню лет. И древние охотно пользовались их услугами.

— Сэр, сейчас же другое время, другой противник, другая земля, другие люди ее населяют!…

Генерал улыбнулся:

— Раф, мне нравится ваше недовольство собой. На вас весьма и весьма благотворно подействовал провал.

— Вы шутите, сэр, а я… я готов биться головой о землю от стыда и боли.

— Напрасная трата энергии. Все в порядке. Предлагаю вам интересную работу.

«Вот и конец предисловию. Поставлена последняя точка. Сейчас начнется деловой разговор. — Картер с облегчением, не выдавая себя, вздохнул. — Куда пошлет? Похоже на то, что не обидит».

— Давайте обсудим, Раф, чем вы должны заняться в нашем отделе.

— Сэр, эту проблему можно решить в одно мгновение. Готов выполнить любое приказание.

— Назначаем вас старшим инспектором лагерей для перемещенных лиц и одновременно экспертом школ, где готовятся «люди закона Лоджа».

— Согласен!

— А вы представляете, что это такое?

— Не в полном масштабе, но кое-что знаю.

— Ваши представления, мой друг, наверняка устарели. После знаменательного заседания Национального совета безопасности мы переключили подготовку «людей закона Лоджа» на большой поток. Одновременно во всех концах света, всюду, где есть наши базы, в десятках школ, мы готовим ударные отряды, способные накануне дня «икс» или в другом случае, по нашему сигналу, взрывать и поджигать в странах советского блока мосты, заводы, склады, совершать террористические акты, разрушать важные объекты, распространять слухи, полезные для нас, наводящие панический ужас на противника, похищать необходимых нам лиц и прочее, прочее.

Генерал Крапс обстоятельно рассказал, что и как будут делать «люди закона Лоджа».

Заключая беседу, «Бизон» сказал:

— Дорогой Раф! Вы — богач. Не скупитесь, раздавайте свой русский опыт молодым разведчикам. Просвещайте! Это чудесно, что вы своими глазами видели Россию. «Лучше один раз увидеть, чем сто раз услышать».

— Ох, сэр, тяжко мне.

— Все тяжкое позади, Раф. — И генерал опять отечески похлопал Картера по щеке. — Действуйте, мой друг! Воспитывайте в школах таких молодцов, которые будут со смертью на «ты». Нам не нужны хлюпики вроде нашего с вами соотечественника, который нацелил атомную бомбу на Хиросиму и тут же, вернувшись на аэродром, свихнулся. Нам нужны «камикадзе», «священный ветер». Помните, как досталось нашему морскому флоту от этих «камикадзе»? Обыкновенные япошки садились в истребители, взмывали в небо, бросали на землю шасси и устремлялись на американские авианосцы, линкоры, крейсера, обрушивались на них вместе с торпедами и тащили за собой корабли и тысячи матросов на дно океана. Пожалуйста, вот вам отличный пример! «Священным ветром» всякий разведчик, конечно, не станет, но пусть будет им каждый третий, четвертый. Действуйте, Раф, и вам обеспечена моя поддержка! И еще один совет. Неустанно думайте над тем, как оживить «дохлых китов». Думайте! Но, пожалуйста, не пренебрегайте и четвертым. Да, есть и четвертый. И не дохлый. Живой. Полон сил. Зубастый. Вы почему-то забыли о нем. Давайте рассмотрим его со всех сторон, и вы убедитесь, что он повезет нас, и очень быстро и далеко… Си-Ай-Эй молодая разведка, мы совсем недавно вышли на мировую арену. В этом наша относительная слабость и наши огромные преимущества. Слабость в наших необстрелянных кадрах. Но зато нас не угнетают дурные традиции. Мы строим свою организацию на новом месте, на новом фундаменте, из новых материалов. В нашем распоряжении все лучшее, что было у таких мастеров, как Фуше, Лоуренс, Канарис. У нас есть и то, чего у них не было. Например, перемещенные лица.

— Согласен, сэр. Я все понял.

Крапс не был уверен, что понят до конца, и захотел высказаться предельно ясно.

— Мы поглотили разведывательные организации Германии и Японии и многих других стран. Мы получили в наследство гигантскую картотеку и разветвленную сеть бывшей немецкой и японской агентуры. Все разведки свободного мира сотрудничают с нами. А ведомство генерала Гелена превратилось в филиал Си-Ай-Эй.

— Все это так, но… количество не соответствует качеству. Попросту говоря, мы недостаточно смело и масштабно применяем немецкий, японский, итальянский опыт тайных операций.

— Правильно — подхватил Крапс. — Именно! Не масштабно. И не настойчиво. В этом главная причина некоторых наших провалов.

Картер осторожно, мягко возразил:

— Сэр, одна из главных.

— Ладно, согласен. Ну вот, договорились по всем статьям. — Крапс обнял вскочившего Картера и повел его к двери. — Разрешаю в любое время обращаться ко мне. Отныне вы мой доверенный человек.

Так Картер стал старшим, инспектором «Отдела тайных операций», экспертом разведывательных школ.

Перемещенные лица!… Наивная маскировка, но тем не менее газеты капиталистического мира, его дипломаты, премьеры и президенты ввели в привычный обиход эту формулу, рожденную в недрах американской разведки.

Перемещенные лица!… Откуда и куда они переместились?

Несовместимы огонь и вода, затхлая сырость и солнечный ветер, день и ночь, весна и лютый мороз, правда и неправда,

При первых же лучах солнца тьма вынуждена отступать, перемещаться, скрываться,

Когда польские крестьяне и силезские шахтеры, болгарские ткачи и штеттинские поморы, пражские каменщики и болгарские пастухи, металлисты Красного Чепеля и нефтяники Плоешти стали депутатами и министрами, то паны миколайчики, паны андерсоны, маркграфы паллавичини, сухопутные адмиралы хорти, рыцари «скрещенных стрел» нилашисты, царственные отпрыски Фердинанда и Бориса, коронованный «божий помазанник» Михай и некоронованные, чистогана всех мастей, рабы кроны и леи, динара и злотого, лева, фунта и доллара вынуждены были бежать, спасая свою жизнь и вековые классовые привилегии. Бежали на английские острова, в США, в Южную Америку и Западную Германию. И это паническое бегство названо было перемещением.

Революция, ее беспощадный плуг, плуг истории выкорчевал из народной почвы ядовитый сорняк, а западная цивилизация окрестила это «жестокостью коммунизма» и поспешила создать для этих сорняков, чтобы они, боже упаси, не завяли, обширные заповедники и плантации и стала удобрять их обильным долларовым дождем.

Перемещенные!… Лица!…

Со своих насиженных мест вышиблены королевские опричники, помещики и заводчики, кулаки и торговцы, их оруженосцы и все те, для кого не существовало другой красоты, кроме галантерейной, кто считал Елисейские Поля главной дорогой человечества, кто полагал, что проститутка и нищий — закономерное, веками освященное явление Парижа и Роттердама, Рима и Афин. И этих грабителей, паразитов и палачей величали «лицами».

Лагеря официально именовались так: «Зона перемещенных лиц». Но в секретных донесениях Артура Крапса, в докладных записках Аллена Даллеса, предназначенных только для правительства, в меморандумах его брата Фостера Даллеса, в меморандумах, не подлежащих оглашению, предназначенных для тайных комиссий и подкомиссий сената и конгресса, эти лагеря назывались своими именами. «Соединениями отрядов особого назначения», а обитатели их «людьми закона Лоджа».

В свое время, у истоков холодной войны, конгрессом США был принят закон, внесенный Лоджем, дающий юридическое и моральное право американскому правительству создавать в Европе под видом лагерей для перемещенных лиц различные «Комитеты и союзы борцов за свободу», крупные соединения «Отрядов особого назначения», из людей, обученных по специальному, строго секретному плану Центрального разведывательного управления. Деятельность этих комитетов и союзов была направлена против Венгрии и Польши, Румынии и Чехословакии и других стран, откуда были выкорчеваны «перемещенные лица».

Если ты люто ненавидишь власть народа, если ты готов разрядить кольт в голову краковского воеводы, в болгарского граничара, в дунайского рыбака, в секретаря будапештского горкома, в закарпатскую верховинку, если ты готов вешать коммунистов на деревьях Будапешта, на фонарных столбах Познани, под древними сводами пражских Градчан, на крановых стрелах порта Констанцы, значит, ты твердо стоишь в первой шеренге «людей закона Лоджа».

Если жажда убивать и разрушать постоянно терзает тебя, если ненависть к коммунизму, притворство, ложь, клевета и лицемерие стали основой твоей душевной жизни, если ты ловко жонглируешь понятиями «свобода личности», «человечность», «культура», если температура твоего сердца доведена до нужной, запланированной «Бизоном», значит, наступило время твоей зрелости — тебя выпускают на линию огня.

Отдохнув несколько дней, Картер приступил к исполнению своих обязанностей.

Лагеря для перемещенных лиц находятся в разных городах Западной Германии и Верхней Австрии. «Центральная организация послевоенных беженцев», различные эмигрантские землячества венгров и поляков, румын и болгар, «Американский комитет освобождения от большевизма», «Национальный трудовой союз», шпионские «академии» в Западной Германии, Швейцарии и других страдах, военные школы в фортах Брэгг, Северная Каролину, Джексон, Южная Каролина, уединенные фермы, где обучались особо ценные агенты, штаб Крапса — вот неизменные вехи маршрута, по которому Картер курсировал беспрестанно.