Душа императора

День пятьдесят девятый

Ночью Шай не спалось.

Она не сомневалась, что тщательно подготовилась. И все равно приходилось ждать, будто с петлей на шее. Тревога не стихала. Что, если она неправильно истолковала ситуацию?

Она умышленно напустила туману в свои записи. Неразборчивый почерк, многочисленные перекрестные ссылки, бесконечные списки с напоминаниями для себя о том, что нужно сделать… Получилась толстая книга, и все должно указывать на то, что работа умопомрачительно сложная.

Это была подделка, причем одной из сложнейших разновидностей — из тех, что имитируют не конкретного человека или предмет, а общее впечатление.

«Держись подальше, — намекала книга. — Даже не пытайся закончить эту душу. Пусть Шай доделает самое трудное, ибо от тебя потребуются неимоверные усилия. А в случае провала… заплатишь головой».

Эта книга — одна из ее самых искусных подделок. Каждое слово в ней одновременно и истина, и ложь. Только настоящий мастер способен прочитать между строк и заметить, как сильно она старалась показать всю трудность и опасность задания.

Насколько хорош поддельщик Фравы?

Доживет ли Шай до утра?

Она не спала, хотя спать хотелось и нужно было отдохнуть. Часы, минуты, секунды ожидания тянулись мучительно долго. Но мысль о том, что за ней придут во сне, была еще ужаснее.

В конце концов она встала с постели и занялась докладами о жизни Ашравана. Игравшие в карты за столом стражники воззрились на нее. Один даже сочувственно кивнул, заметив ее усталый вид и покрасневшие глаза.

— Свет слишком яркий? — спросил он, указывая на лампу.

— Нет, — ответила Шай. — Просто одна мысль не дает покоя.

Она провела ночь в постели, мысленно погрузившись в жизнь Ашравана. Досадуя, что нельзя заглянуть в свои записи, Шай взяла чистый лист и начала делать пометки. Она добавит их в книгу, когда ту вернут. Если вернут…

Похоже, она наконец поняла, почему Ашраван утратил юношеский оптимизм. По крайней мере, ясно, какие обстоятельства подтолкнули его к этому: отчасти продажность чиновников, отчасти неуверенность в себе, но все это было не главное.

Нет, провалом Ашравана стала сама его жизнь. Жизнь во дворце, жизнь на благо империи, тикающей подобно часам. Все работало. Конечно, не так хорошо, как хотелось бы. Но ведь работало.

Чтобы бросить вызов существующему порядку, нужна воля, а собрать волю в кулак не так просто. Ашраван вел праздную жизнь. Он не был ленив, но не обязательно быть ленивым, чтобы тебя перемолола имперская бюрократия, и можно сколько угодно говорить себе, что в следующем месяце потребуешь все изменить. Со временем плыть по течению великой реки под названием Империя Роз становилось все легче.

В итоге император делался все более мягким: большую часть внимания уделял красоте дворца, а не жизни подданных и позволял арбитрам брать на себя все больше государственных обязанностей.

Шай вздохнула. Даже это описание императора слишком упрощенное, в нем не учитывается, каким человеком он был и каким стал. Последовательность событий ничего не говорит о его характере, любви к спорам, чувстве прекрасного или привычке писать отвратительные стихи, а потом ждать, что придворные будут их превозносить.

Еще оно не говорит о его высокомерии и тайном желании стать кем-то другим. Вот почему он снова и снова перечитывал дневник. Видимо, выискивал ту развилку в жизни, когда ступил на неверный путь.

Он так и не понял. В жизни редко бывают явные развилки. Люди меняются медленно, со временем. Нельзя сделать один шаг и очутиться в совершенно другом месте. Сначала делаешь шажок в сторону, обходя камни, некоторое время идешь вдоль дороги. Потом еще немного отклоняешься, чтобы идти по мягкому. А потом перестаешь обращать внимание на то, что отходишь от дороги все дальше, и в итоге оказываешься в другом городе, гадая, почему дорожные указатели не привели тебя, куда нужно.

Дверь в комнату открылась.

Шай подскочила на кровати, едва не выронив записи. За ней пришли.

Но… нет, уже утро. Сквозь витражное окно пробивался свет, вставали и потягивались стражники. Дверь открыл кровопечатник, снова с похмелья и, как это часто бывало, со стопкой бумаг в руке.

«Сегодня он рано, — подумала Шай, сверившись с карманными часами. — С чего бы, он ведь вечно опаздывает?»

Не говоря ни слова, кровопечатник надрезал ей руку и обновил печать на двери. Шай обожгла боль. Кровопечатник выскочил из комнаты, будто опаздывал на важную встречу. Шай проводила его взглядом и покачала головой.

Миг спустя дверь снова открылась, и вошла Фрава.

— О, не спишь, — произнесла она.

Бойцы поприветствовали ее. Фрава с раздраженным видом хлопнула книгой Шай о стол.

— Писцы закончили. Возвращайся к работе.

Фрава поспешно удалилась. Шай с облегченным вздохом откинулась в постели. Хитрость сработала. У нее в запасе еще несколько недель.