БОРИС СТРУГАЦКИЙ: Это интересный вопрос. Дело в том, что у российских писателей, в том числе у фантастов, традиции российской литературы. Грубо говоря, всякий русский писатель, работая за письменным столом, так сказать, сгорает, светя другим. Работая и создавая новую вещь, он отдает ей себя целиком - все свои чувства, все свои страхи, все свои радости, надежды и страсти он вкладывает в эту вещь. Для российского писателя характерно стремление создавать произведения, которые служат не просто и не только чтивом, не просто и не только средством уйти от жизненных проблем в обитель грез, не просто средством развеивания скуки, но в какой-то степени и учебником жизни, и возбудителем сопереживания читателя, и личной исповедью. Короче говоря, у российских писателей - я, разумеется, имею в виду серьезных российских писателей - всегда была, есть и, я надеюсь, всегда будет некая сверхзадача. У них нет той коммерческой ловкости, которая так прекрасно отработана даже у самых хороших иностранных авторов - в первую очередь фантастов и детективщиков. У меня впечатление, что когда западный автор работает над романом, он ставит перед собою, главным образом, одну задачу - прежде всего создать произведение коммерческое. Это и хорошо, и плохо, как это часто бывает в жизни. Это плохо, потому что сплошь и рядом в силу такой постановки задачи из-под пера автора выходят произведения легковесные и желтоватые. Это хорошо, потому очень многие из их произведений становятся достоянием самого широкого читательского внимания и, следовательно, получают преимущественное право на существование, ибо книга, которую никто не читает, права на существование не имеет вообще. И вот эту работу - создание произведений одновременно и серьезных, и увлекательных - западные авторы выполняют превосходно. Вы правы: перед российским писателем сейчас стоит задача завоевания, - а вернее, не завоевания, а отвоевания рынка. Эта задача может показаться кому-то низкой. Но это не так, потому что, повторяю, не тот писатель, кто пишет, а тот писатель, кого читают. Настоящий писатель должен все время идти по некоему лезвию: слева у него - пропасть бульварщины, низкопробщины, "желтого" вкуса, справа у него - пропасть элитарщины, пропасть ничуть не мельче и ничем не почетнее, пропасть, в которой гибнут зачастую самые лучшие замыслы и "начинанья, вознесшиеся мощно", - просто потому, что они оказываются невостребованными. Вот по этому лезвию и должны пройти наши авторы. Я уверен, во-первых, что этот путь, хоть и узкий, но существует, и, во-вторых, - очень-очень многие из наших писателей вполне способны пройти этот путь, не свалившись ни в пропасть бульварщины, не в бездну элитарщины. Так что я в этом плане, исполнен определенного оптимизма.

АНДРЕЙ СТОЛЯРОВ: То, что делали до сих пор и делают сейчас российские авторы, как мне кажется, и есть узкий путь, "путь бритвы". С одной стороны, они не скатываются в явно элитарную литературу, а с другой стороны, лидирующая группа российских фантастов не съезжает и к чисто коммерческому развлекательному ширпотребу. Но на фантастике, и у нас, и на Западе, изначально висит этикетка - "коммерческая литература". Не считаете ли вы, что то ценное - то, что, может быть, и является сутью российской фантастики - на проверку оказывается сложнее того, что ждет от нее рядовой читатель. Рядовой читатель ждет легкого развлекательного чтения, а ему предлагают сложную художественную литературу. Именно поэтому современный читатель может отшатнуться от российской фантастики. Если бы произведения наших фантастов шли под маркой "просто литература", то громадный пласт читателей, который еще остался и который читает литературу, но не читает фантастику, обратил бы внимание на наши книги. Однако, книги представлены именно как фантастика. То есть, мы отсекаем квалифицированного читателя, который мог бы такую литературу воспринимать, а читатель, которому она как бы жанрово адресована, воспринять ее просто не в состоянии. Это, видимо, одна из главных трудностей российской фантастики. Вячеслава Рыбакова не слишком легко воспринять. А тем более Лазарчука - Андрея Лазарчука, красноярского фантаста, который пишет гораздо сложнее любого из наших американских коллег. Разве простой любитель фантастики его осилит? По-моему, нет.

БОРИС СТРУГАЦКИЙ: Вы знаете, Андрей, вы правы, и вы неправы. Ситуация, о которой вы говорите, во-первых, существовала у нас в России всегда, а во-вторых, надо сказать, что она существует и на Западе тоже. Там ведь не только Роджер Желязны и какой-нибудь Кристофер Прист, там существуют Курт Воннегут и Рэй Брэдбери, там же признан, между прочим, и пан Станислав Лем, то есть, авторы в высшей степени серьезные и значительные. Дело тут вот в чем. Существует литература, рассчитанная на миллионы, и существует литература, рассчитанная на тысячи читателей. Та литература, которую любим мы с вами, та литература, которую мы с вами пытаемся делать, та литература, которая только и заслуживает названия литературы - она, будем честны, рассчитана в лучшем случае на сотни тысяч читателей, но уж никак не на миллионы. И аналогичное положение - в любом жанре, виде, типе литературы. К сожалению, я не могу привести примеры из нынешнего коммерческого потока, я за ним не слежу, но если обратиться к старым писателям, если взять Александра Беляева, Сергея Беляева, если взять какого-нибудь Зуева-Ордынца или, скажем, Обручева, то они работали именно на миллионы читателей. Они делали литературу, если можно так выразиться, облегченную. Именно они и создали еще в 20-е годы имидж фантастической литературы как литературы легкого чтения - для детей и подростков. Но одновременно ведь существовали и такие титаны, как, скажем, Уэллс, которого никак не назвать производителем легкого чтения. Или Чапек. Или Замятин. Это была серьезная литература. В конце концов, уже в наши дни существовал, скажем, Иван Ефремов, о чьем творчестве можно спорить и можно высказывать разные точки зрения, но ведь "Лезвие бритвы" не отнесешь к легкой, коммерческой литературе. И мне приходилось слышать еще в те времена весьма нелестные отзывы об этой огромной книге, созданной большим эрудитом, отзывы именно тех людей, которые ждали от нее легкого чтения, ждали фантастических приключений и вдруг встретились с громадой некоего философского, если угодно, творения. Мне кажется, что сама установка писать для миллионов, не может сочетаться с представлениями о высокой литературе. Высокая литература - это всегда литература для тысяч. Мы должны это отчетливо понимать. Это не хорошо, и это не плохо. Это - так. У вас никогда не будет десятимиллионных тиражей. Об этом забудьте! Бестселлеров в западном смысле этого слова ни Лазарчуку, ни Рыбакову, ни Столярову, ни Веллеру, ни Щеголеву не написать. _Вы сами не захотите их писать_. Максимальные ваши тиражи никогда не превысят ста тысяч. А если исходить из реальной ситуации в нынешнем книгоиздании, то, наверное, это будут десяти-пятидесятитысячные тиражи, и не более того. Повторяю: это и не хорошо, и не плохо. Настоящий писатель должен соревноваться с Воннегутом и с Брэдбери, но ни в коем случае не с десятками и десятками увлекательных, но легковесных авторов, поставляющих основную массу западной книгопродукции.

АНДРЕЙ СТОЛЯРОВ: Но тогда получается, что отвоевание рынка у американских фантастов - Реконкиста - у нас не получится, потому что американцы, англоязычная фантастика вообще, будет держать 95% всего рынка, в том числе и российского. И литература, российская литература, никогда не составит серьезной конкуренции западной. Посмотрите, кто на Западе считается хорошим писателем. Вы назвали Воннегута. Воннегут не входит даже в первую десятку американских фантастов. И, я думаю, он не входит, даже в первую их тридцатку. Брэдбери - здесь я с вами согласен - Брэдбери очень известный фантаст. Но, по-моему, это тот единичный случай, когда явно талантливый человек обладает к тому же еще и способностью писать очень просто. Такое случается. Бывает - редчайшее совпадение обстоятельств. Но большая четверка англоязычных фантастов: Кларк, Азимов, Ван Вогт и еще кто-то, не помню, на мой взгляд, пишут гораздо хуже большой четверки российских фантастов. Вместе с тем, ориентация рынка пойдет по американским канонам. И здесь ничего не сделать. Этим способом мы читателя не отвоюем. Единственный путь, как мне кажется, дающий надежду, - это создать ситуацию, при которой фантастика - лучшая часть ее - будет признана литературой, художественной литературой, когда она получит того читателя, коий в принципе коммерческого чтива не употребляет. В России таких читателей много - это интеллигенция. Она, в общем, читает художественную литературу, она просто не читает фантастику - потому что на фантастике висит ярлычок: "второго сорта". Как вы думаете, может быть, этот путь более перспективен: путь художественной литературы, конкуренция не с американской фантастикой, а с серьезной российской прозой?

БОРИС СТРУГАЦКИЙ: Безусловно, Андрей, я с вами абсолютно согласен и хочу лишь расставить некоторые акценты. Никогда высокая литература не победит в конкурентной борьбе литературу второго сорта. Эта формула годится для любых разновидностей литературы будь она фантастическая или реалистическая, проза или драматургия... На рынке искусство всегда проигрывает ширпотребу. Мы должны это ясно понимать. И фантастика - я имею в виду настоящую литературу, то, что ваше поколение называет "турбо-реализмом", а наше - реалистической фантастикой или магическим реализмом - подлинная фантастика должна лишь отвоевать свою нишу в конкурентной борьбе с коммерческой литературой. И она имеет для этого все возможности. Потому что в России - сотни тысяч квалифицированных читателей, и они способны оценить, повторяю: Андрея Лазарчука, Вячеслава Рыбакова, Андрея Столярова, Михаила Успенского. И еще добрую дюжину современных российских фантастов. Вот как ставится сегодняшняя задача. Ворваться же, вклиниться в ряды реалистической литературы - это старинная мечта братьев Стругацких. Когда мы начинали работать лет 25 - 30 назад, мы ставили перед собой именно такую задачу: своими произведениями, своей публицистикой доказать, что фантастика способна подняться на уровень высококачественной, в каком-то смысле даже элитарной художественной литературы. Четверть века мы угрохали на решение этой задачи - продвинулись, признаюсь, очень мало, но все же продвинулись. И я думаю, что сейчас, когда не идеологические инстанции и не цензура определяют, чему быть на прилавках, когда это в конечном итоге решает читательский спрос, как бы трудно нам всем сейчас ни было, наступает именно наше время. И когда схлынет мутный вал коммерческой литературы, когда установится новая стабильность, тогда появятся книгопродавцы и книгоиздатели, понимающие, что квалифицированный читатель, исчисляемый не миллионами, а сотнями тысяч, - это самый стабильный и надежный источник дохода, вот тогда наше время наступит по-настоящему - ваше время, если выражаться точнее, время нынешнего поколения российских фантастов.

АНДРЕЙ СТОЛЯРОВ: Писатель существует, как мне кажется, в двух ипостасях. Ипостась первая - для читателей, то есть как беллетрист. Ипостась вторая - писатель как явление литературы, то есть, то, что замечено, описано и включено в общий культурный поток. Если с первой частью - читаемостью - мы еще как-то справляемся, потому что это зависит от нас самих: здесь достаточно писать хорошо, чтоб читатель, в конце концов, обратил на твои книги внимание, то вот со второй ипостасью - включением российской фантастики в мировой литературный процесс - дело обстоит значительно хуже. Российских фантастов не замечают ни мировая, ни собственно российская литературы. Как явление в литературе мы просто отсутствуем. И когда я спрашиваю: существует российская фантастика, я имею в виду еще и это.

БОРИС СТРУГАЦКИЙ: Я вас понимаю. Речь по сути идет о наболевшем вопросе, который я задаю себе уже давно: почему наша критика в упор не видит фантастики? Откровенно говоря, на этот вопрос существует много ответов. Может быть, дело в традиции. Общий взгляд на фантастику как на литературу второго сорта сделался традиционным. Тогда наше положение безнадежно, потому что нет ничего более устойчивого, нет ничего более безнадежного, нежели традиция, в частности, литературоведческая. Сюда, конечно, нельзя не отнести и общее для нашего менталитета положение, когда "любить умеют только мертвых", когда с большим удовольствием и охотой, многословно и увлекательно разбирают, например, Замятина, но в упор не видят того же Вячеслава Рыбакова. Честно говоря, я не вижу сколько-нибудь простого выхода из этой ситуации. Сам я писал об этом неоднократно, и неоднократно говорил, и, дойдя до определенной ступени отчаяния, как вы, может быть, слышали, призывал к тому, чтобы писатели, работающие в жанре фантастики, воспитывали собственную литературоведческую элиту - какие-то успехи в этой области, согласитесь, есть: все-таки у нас появились очень серьезные, на мой взгляд, критики и литературоведы, - и Роман Арбитман, и Сергей Переслегин - но, конечно, их пока очень мало и, конечно, они не имеют такого веса в официальном литературоведении, какой нужен для того, чтобы фантастика получила заслуженное признание. Это один из самых больных вопросов нашей литературы. Честно говоря, я с годами смирился с таким положением дел, и сейчас мне порой кажется, что уже того лишь факта, что писатель, работающий в жанре фантастики, существует в глазах читателей, достаточно. И не так уж важно, в конце концов, существует ли он в глазах высокого литературоведения.

АНДРЕЙ СТОЛЯРОВ: Борис Натанович! Предположим, что с завоеванием рынка мы справимся. Полагаю, что справимся...

БОРИС СТРУГАЦКИЙ: Я думаю, что мы просто отвоюем свою нишу. Мы не завоюем рынок. Российские фантасты никогда не составят 90% книжного рынка, точно так же, как французские не составят 90% книжного рынка во Франции, а немецкие 90% - в Германии. Массовая англоязычная фантастика победила во всемирном масштабе, и надеяться, что внутри России нам удастся поменяться с нею местами, не надо. Я считаю, что если нам удастся отвоевать 20 - 30% названий, это будет большой успех.

АНДРЕЙ СТОЛЯРОВ: Я нисколько не сомневаюсь, что фантастика как жанр выживет. Ясно, что она выживет. Ясно, что в российской фантастике, безусловно выживет та ее часть, которую мы называем новой фантастикой, магическим реализмом - по-разному. То есть, та составляющая, которая является художественной литературой. Но вот выживет ли само поколение современных российских писателей? Ведь оно возникло на отрицании! Если вы вспомните книги, изданные уже сейчас, если вы вспомните рукописи, которые вы недавно читали, то вы, наверное, обратите внимание, что вся новая волна российской фантастики поднялась на отторжении советской реальности. Никакого позитива она предложить не может. Даже намека на позитив нет. Но ведь время отрицания кончилось. Это ощущается по политике, по экономике, по настроению общества. Тем не менее, фантастика занимается отрицанием. Есть ли здесь какая-либо надежда?

БОРИС СТРУГАЦКИЙ: Знаете, Андрей, вы опять с одной стороны правы, а с другой стороны, мне просится на язык вопрос: а художественная литература высокого уровня вообще способна базироваться на чем-нибудь, кроме как на отрицании?

АНДРЕЙ СТОЛЯРОВ: Конечно!

БОРИС СТРУГАЦКИЙ: Например?

АНДРЕЙ СТОЛЯРОВ: Ну, если брать чисто формально...

БОРИС СТРУГАЦКИЙ: Да!

АНДРЕЙ СТОЛЯРОВ:...то большая литература время от времени предлагает некий позитив.

БОРИС СТРУГАЦКИЙ: А именно?

АНДРЕЙ СТОЛЯРОВ: Как правило, это религия. Вспомните "Преступление и наказание" - Раскольников открывает Библию. Вспомните Левина из "Анны Карениной"...

БОРИС СТРУГАЦКИЙ: Я понимаю, что вы хотите сказать, но согласиться с вами я не могу...

АНДРЕЙ СТОЛЯРОВ: Я не говорю, что я разделяю эту точку зрения...

БОРИС СТРУГАЦКИЙ: Дело в том, что сила "Преступления и наказания" заключается вовсе не в том позитиве, который там содержится. Сила этой вещи состоит именно в отрицании той страшной, унижающей и убивающей человека реальности, которую мы в мире этого романа наблюдаем. И согласитесь, что пафос отрицания в этом романе вечен и всеобщ, в то время как пафос утверждения - Библия, нравственное исправление, - вечным назвать не получится, уже просто по той причине, что для очень и очень многих читателей этот положительный пафос выглядит некоей формальностью. Он как бы мертвенен. Особенно - сегодня. И если все Собрание сочинений, например, Льва Толстого зиждется на отрицании, сильно именно отрицанием, то ни в коем случае нельзя сбалансировать это отрицание тем томом, где содержатся сказки писателя, попытавшегося дать чистый нравственный позитив. У меня такое чувство, что отрицание есть плоть любого высокого художественного произведения. Позитивная же его часть есть дух - она представляет собой не что иное как отпечаток нравственности автора.

АНДРЕЙ СТОЛЯРОВ: Честно говоря, я и раньше это подозревал, а вот сейчас, пожалуй, понял это достаточно ясно - что, оказывается, литература - вся, целиком - базируется на отрицании. Она не предлагает ничего позитивного. Она не предлагает программы. Позитивную программу дает только религия и, по-видимому, именно этим она принципиально отличается от литературы.

БОРИС СТРУГАЦКИЙ: Причем я хотел бы подчеркнуть ту часть вашей фразы, где вы говорите о всей литературе, в том числе и о фантастическом реализме, и о турбо-реализме новых фантастов. Это касается и их тоже. Литература - всегда отрицание. Это понятно, потому что мир наш - это мир зла. Жизнь наша - это борьба со злом. Всегда! Только та литература имеет право на существование, где эта борьба со злом происходит и находится в самом центре внимания. Причем, добро - заметьте! - как правило лишь подразумевается в тексте, повторяю: это нравственность автора, и в явном виде оно может и не появиться вовсе. Упоминания о добре может даже не быть. Добро присутствует незримо. Но только в том случае, когда ты видишь, что герой, сражающийся со злом, удовлетворяет определенным критериям нравственности, только тогда ты ощущаешь подлинное сопереживание этому герою, а в этом - СУТЬ чтения. Что же касается позитивной программы, то весь опыт литературы, я бы сказал, мировой, показывает, что как только автор ставит перед собою цель сделать свою книгу Библией - сводом нравственных правил, сводом, если угодно, образцовых поступков, "учебником жизни" прямого действия - одна лишь попытка такого рода книгу - уничтожает. Вот почему, между прочим, не могли существовать в литературе произведения в духе социалистического реализма, если автор стремился добросовестно следовать всем канонам этого идеологического учения. Потому что один из важнейших канонов был - непосредственная демонстрация добра. Добру недостаточно было присутствовать в подтексте, в духе произведения, - добро обязано было ходить по страницам книги во плоти, например, в виде секретаря обкома, носителя и произносителя окончательных исторических, социальных, политических и нравственных истин. Добро должно было присутствовать явно, грубо, зримо, и оно присутствовало, и - разрывало художественную ткань повествования, а само произведение превращало в месиво литературных отбросов. А вот, скажем, так называемый критический реализм - вот он - вечен. В этой манере пишут сейчас и будут писать всегда, потому что всегда жизнь человеческая - это борьба зла и добра. Причем зло - явно, конкретно, зримо, а добро - неосязаемо, неуловимо, _сакрально_, как сама нравственность, как душа, понимаете? Так, видимо, это и будет происходить всегда - и в жизни, и, следовательно, в литературе.

АНДРЕЙ СТОЛЯРОВ: Значит, Библию написать нельзя?

БОРИС СТРУГАЦКИЙ: Библию написать нельзя. Эта книга уже написана. Раз и навсегда. Но вот... Апокалипсис написать - можно!

АНОНС

ЧИТАЙТЕ В СЛЕДУЮЩЕМ НОМЕРЕ "ДВЕСТИ":

ЧЕРТОВА ДЮЖИНА НЕУДОБНЫХ ВОПРОСОВ

БОРИСУ НАТАНОВИЧУ СТРУГАЦКОМУ,

ЧЛЕНУ ЖЮРИ ПРЕМИИ "СТРАННИК"

1. Почему в Ваших выступлениях относительно "Интерпресскона" неоднократно звучала мысль о том, что фэндом должен иметь к "Интерпресскону" как можно меньшее отношение? Что Вы, в таком случае, понимаете под термином "фэндом"?

2. Значительное число участников "Интерпресскона" однозначно восприняло публичные выступления Андрея Михайловича Столярова как изложение им Вашей точки зрения. Это мнение опиралось также на то, что Вы, выступая в прениях, солидаризировались с позицией Столярова, негативно воспринимаемой значительной частью аудитории. Насколько верно то, что Андрей Столяров в большинстве случаев высказывает мнение Бориса Натановича Стругацкого?

...4. Как Вы относитесь к тому, что Александр Щеголев в своей статье озвучил давно существующее в фэндоме мнение: Андрей Столяров считает себя фигурой номер один в отечественной фантастике и воздвигает себе пьедестал на литературном авторитете Стругацких?

5. Борис Натанович, расставьте, пожалуйста, перечисленные в алфавитном порядке литературные премии в области фантастики в порядке убывания их престижности - на Ваш взгляд, конечно: "Аэлита", "Беляевская премия", "Бронзовая улитка", "Великое кольцо", "Интерпресскон", "Странник". Поделитесь своим мнением о каждой из них.

6. Насколько обоснованы, с Вашей точки зрения, высказывания о том, что премия "Странник" наиболее объективно отражает литературную значимость номинируемых произведений? Как, в этом контексте, выглядит неучастие романа Вячеслава Рыбакова "Гравилет "Цесаревич", лауреата "Бронзовой Улитки" и "Интерпресскона", в финальном голосовании по "Страннику"?

...8. Если декларируется, что "Странник" - наиболее престижная премия в Российской фантастике, причем вручается она только авторам, пишущим в строго определенной манере, то не является ли это прямой попыткой объявить это направление в фантастике генеральным и наиболее приоритетным - и косвенной попыткой заставить и других авторов писать в той же манере? И нельзя ли это расценить как подавление свободы творчества?

...13. Юрий Флейшман публично заявил, что воспринимает вручение премии "Странник" как намеренное оскорбление фэндома и лично его, как фэна. Не опасаетесь ли Вы, что это мнение разделяет значительная часть активного фэндома? Признаете ли Вы факт намеренного оскорбления читателей фантастики со стороны жюри и учредителей премии "Странник"?

ОН СКАЗАЛ, ЧТО ОТВЕТИТ!!!

????? ?????? ?????? ?????? ???????? ?? ???

?? ?? ?? ?? ?? ?? ?? ?? ????

?? ?? ?? ?? ?? ?? ?? ?? ?? ??

?? ?? ?????? ?????? ?? ?? ?? ?? ??

???????? ?? ?? ?? ?? ?? ???? ??

?? ?? ??????? ?????? ?????? ?? ??? ??

ЖУРНАЛ ПОД РЕДАКЦИЕЙ СЕРГЕЯ БЕРЕЖНОГО И АНДРЕЯ НИКОЛАЕВА

No Б

Октябрь 1994

Журнал "ДВЕСТИ" посвящен вопросам теории, истории и нынешнего состояния

русскоязычной фантастики.

Адрес редакции: 192242, Санкт-Петербург, А/я 153

Телефоны -- С.Бережной: дом. (812) 245 40 64, раб. (812) 310 60 07

А.Николаев (812) 174 96 77

Публикация в журнале приравнивается по статусу к журнальной публикации. Мнение редакции может не совпадать с мнениями авторов публикуемых материалов. Присланные рукописи не рецензируются и не возвращаются. Гонорары авторам не выплачиваются. Авторские права на опубликованные материалы, если это не оговорено особо, принадлежат редакции. № ДВЕСТИ 1994. Тираж 200 экз.

Покровители журнала:

издательство под руководством Александра Викторовича Сидоровича

фирма под руководством Михаила Сергеевича Шавшина

издательство под руководством Николая Юрьевича Ютанова

***************************************************************************

СОДЕРЖАНИЕ

А/Я 153

Письма А.Бачило, А.Кубатиева, В.Звягинцева, А.Олексенко, Н.Рома

нецкого,Е.Филенко,Н.Резановой,Л.Вершинина,А.Николаева,Б.Завгороднего

ГАЛЕРЕЯ ГЕРЦОГА БОФОРА

ЧЕРТОВА ДЮЖИНА НЕУДОБНЫХ ВОПРОСОВ

Ответы А.Черткова, А.Столярова, А.Лазарчука, В.Рыбакова, Е.Лукина,

Э.Геворкяна, И.Можейко и Б.Стругацкого

ЛИТЕРАТУРНЫЕ СТРАНИЦЫ

В.Казаков "Полет над гнездом лягушки"

БАРОМЕТР

Рецензии С.Бережного

ЕСТЬ ТАКОЕ МНЕНИЕ!

Н.Перумов "Монахи под луной" - взгляд неангажированного.

Н.Резанова "Сделай книгу сам, или Болезнь Сиквела"

ВЕЧНЫЙ ДУМАТЕЛЬ

А.Тюрин "Фантастика -- это вам не балет, тут думать надо!"

В.Рыбаков "Идея межзвездных коммуникаций в современной фантастике"

ПОСПОРРИТЬ С АРБИТМАНОМ

БЕСЕДЫ ПРИ СВЕЧАХ

Б.Стругацкий: "Я написал роман"

ОСТРОПЕРЫ ВСЕХ СТРАН ПРИСОЕДИНЯЙТЕСЬ!

"Правдивые истории от Змея Горыныча" (Буриме: Б.Штерн, А.Щеголев,

М.Успенский)

*************************************************************************** *************************************************************************** ***************************************************************************

КОЛОНКА РЕДАКТОРА

Сергей БЕРЕЖНОЙ ? А.НИКОЛАЕВ:

?

Ну и трабабах вызвали материа- ? Тут со мной такая история лы, напечатанные в предыдущем номе- ? произошла. Звонит один читатель ре! Радуется душа профессионально- ? после "Оберхама", посвященного "Сиго провокатора. Страсти кипят. Пуб- ? доркону", и спрашивает: А откуда лика шкворчит, как кусок колбасы на ? Арбитман узнал всю правду о Казансковороде. Соперники раскупают ? цеве? Поясняю: хохма. А мне и говопневматические карабины, ибо лег- ? рят: если настоящий Казанцев пошел кие не в состоянии выдержать такой ? ради другого на тюрьмы-лагеря, притемп взаимного оплевывания. Впро- ? чина может быть только одна - лючем, слюны пока хватает. Как это у ? бовь к Шапиро! Ну, - отвечаю, - на классика: ? старого человека еще и такое обви

Соперники на поле брани! ? нение вешать, чересчур!.. К чему я

Не знайте мира меж собой, ? это? Тот же самый читатель, только

Несите мрачной славе дани - ? узнав, что его имя помянули в од

И упивайтеся враждой!.. ? ном из материалов "Двести-А" страш

Нельзя не отметить, что кое в ? но возмутился. Я говорю: Вы почичем эмоции перехлестывают через ? тайте. А мне в ответ: Я эту пакрай стакана. Некоторые избрали для ? кость в руки не возьму. Длинные дискуссии неверный тон ("Ты убил ? гудки. Разговор закончен и, похоже, кассира!"). Некоторые - неверный ? навсегда. адрес ("Все из-за Бережного и Нико- ? Мы по натуре мирные люди. Но лаева, если бы не они, все бы дав- ? взялись делать журнал, потому что но помирились"). Некоторые предпо- ? бурлит в груди. Не нами придуманы читают хранить гордое молчание, ? проблемы, которые мы пытаемся обизображая повышенную оскорбляе- ? суждать. И порой трудно пройти по мость организма и в тайне надеясь ? острию, не оступившись. В устах одпод это дело проигнорировать аргу- ? ного автора слова "скверный челоментацию оппонентов ("Нет ее, и не ? век" в отношении другого являются было никогда..."). Как сказал дру- ? определением, но по его понятиям гой классик, в свой час своя поэ- ? такое же определение в собственный зия в природе. ? адрес является недопустимым оскор

О чем то бишь это я? О культу- ? блением. ре полемики. Хотелось бы, например, ? И все всегда правы. Кроме речтобы противоблизлежащие стороны не ? дакторов. Так, наверное, и должно подразумевали друг за другом ковар- ? быть. ных помыслов и кровососных замашек. ? Но, может быть, стоит подуВсе мы желаем друг другу публико- ? мать: если не хочется, чтобы тебя ваться как можно больше - или я че- ? называли дураком, то и самому не го-то не понимаю? Да - и, конечно, ? стоит никого дураком называть? не за счет других. Вот и все пред- ? Извините за резкость, с уважелагаемые постулаты. А если ваш ар- ? нием и искренне ваш. гумент проигнорировали, так его и ? повторить недолго. С язвительным ? намеком: нечем крыть, мол... ? И всем желаю,чтоб было чем крыть! ?

*** А/Я 153 ***************************************************************

Александр БАЧИЛО (Новосибирск):

Уважаемые Сергей и Андрей!

Большое спасибо за журнал, всей душой жажду получать его и впредь. Давно уже не попадалось столь бодрящего чтения - как, однако, профессионально удалось Вам зацепить за живое братьев-литераторов! В какой-то момент мне и самому захотелось снять ржавую саблю со стены, разбежаться на цыпочках и рубануть по предыдущему оратору. Но, во-первых, спектр выраженных мнений и без того достаточно широк, а во-вторых, определенную сдержанность внушает тот факт, что по мере развития дискуссии стремительно растет число возмущенных друг другом писателей. Доходит до того, что кто-то кому-то уже обещает руки не подать.

Зря это, ей Богу. Полемика на страницах журнала, безусловно, нужна. Споры о вкусах, столкновение амбиций - все это очень мило и увлекательно, но часто, в самый разгар литературной борьбы, хочется выкрикнуть с места: "И животноводство!"

Потому что несерьезно. Какая там литературная борьба? В чем механизм борьбы? Во взаимной ругани? В бесплодных попытках подвергнуть оппонента окастризму? Никогда из этого ничего не выходило и не выйдет. Конкуренция тоже не метод. Никто из отечественных фантастов не был побежден другими отечественными фантастами в ходе конкурентной борьбы. Никто, включая авторов ВТО. Кто, когда и какими произведениями победил Лукиных, Логинова, Вершинина, того же Леньку Кудрявцева? Просто Виталий Пищенко выбрал сейчас иную форму процветания, вероятно, менее хлопотную, чем его предыдущее персональное детище - ВТО. А захочет тряхнуть стариной, поиздавать отечественных авторов, и я вас уверяю - будет вам опять ВТО. Разумеется, ему не победить Столярова в конкурентной борьбе - Андрея Михайловича читает народ. Я сам читаю. А вот Эдгар Райс Берроуз может завалить и того и другого. И Гарри Гаррисон выкашивает немало издательских площадей. Но с этими ссориться неинтересно - переругиваться трудно. Впрочем, о них уже писали и до меня.

Теперь серьезно. Я за дискуссию. Я за споры до хрипоты и ругань с прибавлением бранных эпитетов. Но я против смертельных обид друг на друга. Против, если угодно, чрезмерно серьезного отношения к этой дискуссии. Не корову ведь проигрываем. Никакие премии, даже самые престижные, не стоят того, чтобы из-за них передрались хорошие писатели (или, например, хорошие с плохими - это уж будет вовсе избиение младенцев).

Особую осторожность должен проявить здесь печатный орган - рупор общественности. Обычно литераторы, издатели и фэны съезжаются на очередной кон, успев изрядно соскучиться друг без друга, забыв прошлогодние ссоры. Нельзя, чтобы журнальная полемика заочно делала их врагами или удерживала в состоянии вражды.

Поэтому я прежде всего желаю Вашему журналу скорее помочь, чем помешать писателям, издателям, фэнам - всем людям нашего круга - подать руку друг другу.

С уважением, А.Бачило. 27.9.94

* * * Алан Кубатиев (Бешкек):

Дорогой Сергей! Дорогой Андрей!

Прежде всего хочу сказать, что, очевидно, со старостью приходит неприязнь ко всякого рода фэнским буйствам и шумствам, неуместному винопийству (уместное одобряю), да и никогда я фэнов не любил. Именно поэтому "Интерпресскон-94" меня согрел и обласкал: я, скажу честно, не верил, что вещей, на которые в 93-ем терпеливо закрывались глаза, в 94-ом может просто не быть. Понимая, какая работа и какие затраты стоят за этим, приношу всем глубокую благодарность и веру в успех.

Теперь к главному. Мне кажется, что акцент на главное все же сделан не был. Мы практически не вспоминали о том, что фантастика - это ЛИТЕРАТУРА и развивается она по законам литературы. Аркадий Натаныч, мир его праху, на одной из Малеевок сказал, что наша литература - это лучшее, что мы имеем. Но литература - это, к сожалению, еще и читатель. Боже, как хорошо было бы без него! Поэтому как бы ни прекрасны были "Бронзовая улитка" и "Странник", премия "Интерпресскона" мне кажется важнее всех прочих - пока. Мне кажется, что голосование определяет не все. Мне кажется, что многие вещи оказываются вне голосования или набирают малое количество баллов по очень простой причине: ИХ НЕ ПРОЧИТАЛИ.

Многие из тех, кто голосуют на конах, уже не первый раз попадают туда и знают, что попадут снова. Сейчас я обращаюсь к ним:

Господа соратники, вас для того и пригласили, чтобы вы оценили все или почти все, что произошло в литературе нашего вида за этот год! Любой ценой найдите и прочтите и задумайтесь над тем, с какой точки зрения вы все это оцените. Приятен вам или неприятен автор, скучно или не скучно его читать прекрасная позиция, удобная и необременительная. Но есть и более серьезный и квалифицированный подход: ЧТО СДЕЛАНО НОВОГО? ОТЧЕГО ЭТО ЛУЧШЕ?

Я не надеюсь подойти к будущему кону достаточно готовым и буду в жуткой спешке доставать все перед самой баллотировкой (приеду если даже не пригласят!!!), но сделаю это обязательно. А ведь в России это куда легче...

То, что Рома Арбитман щедро раскидывает свои продукты и плоды перед голосованием, имеет большее значение для победы, чем его несомненный талант - люблю Арбитмана, но не люблю его стремление получить медальку.

Очень хорошо, что устроена дискуссия перед баллотировкой. Плохо, что она такая беспомощная.

Очень хорошо, что премий стало больше. Со временем одна из них все равно станет главной, как "Хьюго" или "Небьюла". А пока пусть борются.

Не совсем понимаю пока, что такое "Странник", но рад, что не был свидетелем скандала и неудовольствий. Жалею, что на манекенщиц не посмотрел; но хочу сказать, что музыку заказывает тот, кто платит. Мы все как-то не научимся помнить, что если учредитель дает премию, то у него есть такое право и смешно тут пускать фонтаны. Такое же право у литераторов сражаться за идеалы - хотя по мне лучше хорошо писать и тем самым доказывать, что твои идеалы, сопряженные с талантом, действеннее прочих. Не надо спорить по личностям - надо спорить по существу. Меня уже успели обозвать "миротворцем" - да, я миротворец. Мне больно видеть, после того, как я пересеку несколько границ и сменю несколько валют, что милые моему сердцу люди, которых мне увидеть дорого обходится, сварятся по маловажным и неумным поводам. Кроме того, советую помнить, что именно "Миротворцем" называлась первая модель кольта.

Мне совершенно все равно, по какой системе совершается голосование. Но мне было неприятно видеть, как Б.Н. оправдывался перед залом и математически подробно рассказывал, как это делается - он, а не счетчик. Величавый Б.Н. народу нужнее. Зуб даю.

Еще раз напомню - больше о литературе!!! Правильно сказал один из членов жюри "Странника": "Ребята, вы тут делитесь, ругаетесь, а я вас всех утешаю, потому что знаю - я-то писатель номер раз!.." Чем больше мы будем заняты литературой, тем меньше останется времени на глупости. Очень многому в статье Саши Щеголева я сочувствую, но хочу напомнить - чужое место занять нельзя. Если человек может заместить бога живого, значит, так тому и быть. Если не может - сидя поскользнется.

Лучше всех был Андрей Карапетян - ни с кем не ссорился, радовался жизни и замечательно рисует. Вот и все. Спасибо вам, ребята, что вы держитесь, помните меня и набираете рейтинг.

Всегда ваш Алан Кубатиев.

* * * Василий ЗВЯГИНЦЕВ (Ставрополь):

Здравствуйте, Андрей и Сергей!

В отношении "Странника", не будучи очевидцем и соучастником, скорее готов присоединиться к "диссидентам". Не ставя под сомнение субъективную честность учредителей и номенаторов, не могу преодолеть в себе ощущение того, что такие вещи должны делаться иначе. Либо расширить круг жюри до границ, исключающих упреки в групповщине, либо... А иначе никак не избавиться от видения: "Л.И.Брежнев вручает себе очередную Звезду". И, как я понял, такого же мнения ряд других товарищей. Мне кажется, моральный ущерб лауреатов здесь серьезнее, чем удовольствие от статуэтки. Но, в конце концов, могу стать и на вашу точку зрения: "А что делать то?" Если уж так вышло. Сам пью, сам гуляю.

Вполне точно и метко обрисовал ситуацию с "Улиткой" А.Легостаев. Определенная картинка складывается, и никуда от этого не деться. Мэтр есть мэтр, и что сказать, ежели его питомцы являются и единомышленниками, этическими и эстетическими? Опять же сослагательное наклонение, а вот ежели бы Аркадий Натанович в сем деле участвовал, результат мог быть и другим. Я то его хорошо знал, в то время как с Б.Н. практически не знаком...

Не увлекаясь подробно разбором доклада Столярова (хотя сказать есть что) отмечу, что почти полностью согласен с точкой зрения Щеголева. Действительно, с первого знакомства со Столяровым я в нем заметил и непомерное самомнение, и некое мессианство. И читая время от времени его разглагольствования типа интервью в "МЕГЕ", удивлялся, насколько легко он употребляет в собственный адрес превосходные степени. Даже в большевистские времена не каждый литгенерал столь бесцеремонно брал на себя роль "руководящей и направляющей". Жаль, что не слышал выступления Л.Вершинина, но догадываюсь, что он мог сказать. Сколь бы высоко ты не ценил себя сам и близкое к тебе окружение, декларации подобного рода звучат некрасиво, и невольно начинаешь думать, слишком ли непроходима грань между теми, кто пишет "высокохудожественно" и теми, кто заведомо заклеймен.

По крайней мере, даже на семинарах ВТО столь категоричных заявлений я не слышал. А Щеголев, соответственно, молодец, в той обстановке сказать ему то, что он сказал, было явно непросто.

Остальные два ставропольских фантаста, Панаско и Пидоренко, считают так же. Хотя для нас здесь эти столичные игры столь же абстрактны, как раньше московские "битвы титанов". Но в случае чего...

В заключение передаю свой привет Сидоровичу лично. Напрасно он так себя изводит. Даже столь ответственное мероприятие как "Интерпресскон" надо проводить так, чтобы уж если звонить по двухзначному номеру, то лучше "02" чем "03".

Примите уверения в совершеннейшем к вам почтении.

Василий Звягинцев.

* * * Александр ОЛЕКСЕНКО (Санкт-Петербург)

АНДРЕЮ НИКОЛАЕВУ

(редактору и человеку)

Предельно открытое письмо

Уважаемый А.Николаев!

Принимая во внимание высокий идейно-политический уровень Ваших изданий, считаю своим долгом указать на совершенно недопустимую, но все же допущенную Вами небрежность технического характера (спокойно, Андрюша, я не об этом),

а именно:

повсеместное употребление знакосочетаний г. и г-н (а также г-на, г-ну etc).

Поскольку основы мировосприятия формируются в детстве, каковой период у большинства Ваших читателей пришелся на эру господства "товарища", как выражения господствовавшей же большевистской идеологии,

а также вспомнив те, как правило тяжелые, бытовые условия и зачастую неблагополучный социальный климат, сопровождавшие упомянутое формирование (что сплошь и рядом влекло за собой близкое и подробное знакомство с весьма специфическими формами обращения к собеседнику),

следует откровенно признать - да, пока еще не успела совсем недавно наставшая эпоха торжества новой (обновленной? хорошо забытой старой?) морали вытравить из нашего отягощенного комплексами подсознания все пережитки мрачного прошлого

и внедрить туда здоровые ростки нового, доброго "завтра", находящего всеобъемлющее отражение в прекрасном, благородном слове "господин", издавна принятом во всем цивилизованном мире как неотъемлемая составляющая культурного и уважительного общения.

И можно только приветствовать стремление подавляющего числа пишущих Вам и для Вас именно так обращаться к своим оппонентам; но все же необходимо сознавать, что

может, может сыскаться некий мерзкий тип, коему - в силу ли дефектов психики, обусловленных дурной наследственностью, разнузданной ли фантазии, воспитанной худшими образчиками бульварной литературы, или же благоприобретенной привычки во всем усматривать мерзости, возникшей вследствие непрекращающегося похмелья,

коему (учитывая к тому же острополемическую направленность, характерную для большинства Ваших материалов) при виде "г." и "г-н" непременно придут в голову совершенно другие слова, нежели имел в виду автор.

Не могу удержаться от того, чтобы не привести уже полюбившуюся многим цитату из А.Столярова: "...им должна подсознательно ощущаться..."

(Особенно обидно за второе сокращение еще и потому, что столь кощунственная его трактовка возможна лишь из-за неверного изначально, но, к сожалению, устоявшегося прочтения соответствующего термина иностранного происхождения.)

В то же время по поводу "г-жи", пожалуй, спасует и куда более изощренная фантазия, чем, скажем, моя, хотя и здесь есть, наверное, о чем подумать...

Но при этом, однако, хочу обратить Ваше внимание на тот факт, что всех этих проблем можно заведомо избежать, причем без особых усилий, путем тотальной замены всех сокращений такого рода на исходные, не допускающие каких бы то ни было разночтений слова - средствами любого текстового редактора, каковые, по достоверным сведениям, в Вашем распоряжении имеются,

предотвратив тем самым всякую (даже гипотетическую) возможность внесения элемента коммунально-кухонной склоки в и без того исключительно острую борьбу умов.

Всецело Ваш покорный слуга

Шура Олексенко

P.S.

Аналогичные соображения я в свое время собирался предложить вниманию глубоко уважаемого мною (г-на) Черткова, редактора широко известного "ИНТЕРКОМЪ'а",

(в котором на меня особенно сильное впечатление - с точки зрения вышеизложенного - производили ответы на письма читателей),

но, к несчастью, сей почтенный журнал тихо хлопнул штиблетами, и потому данным заметкам (и некоторым другим, имеющим менее общий характер) не суждено увидеть свет на его страницах;

надеюсь все же, что с Вашей, милостивый государь, помощью со скромными плодами моих раздумий сможет ознакомиться и дражайший А.Чертков, и не только он.

* * *

НИКОЛАЙ РОМАНЕЦКИЙ (Санкт-Петербург):

ГОЛОС ИЗ БОЛОТА

Полезно все-таки, черт возьми, знакомиться с материалами, посвященными кону, на котором ты имел честь оказаться в режиме урезанного присутствия.

Ведь то время, в течение которого тебя там терпят - а на стартовый взнос, чтобы оказаться законным порядком, кишка тонка, - хочется потратить на общение с людьми, которых не видел целый год. Да и не увидишь столько же - если допустят в следующий раз... Так что за этот день надо успеть и на вручении "Улитки" побывать, и пообедать на халяву, и на концерте авторской песни посидеть, и с охранниками не сцепиться, когда тебя не пропускают без "ошейника" в корпус. И времени на то, чтобы выпить со старыми друзьями, остается не так уж и много. А тут еще Андрей Николаев пристает - надо, видите ли, еще и на докладе отметиться, явку организаторам обеспечить. Вот и говоришь Николаеву: извини, мол, Андрюша, в гробу я видел ваши доклады, пусть на них идут те, кто здесь всю неделю проведет, а если будет там что-либо интересное, все равно потом расскажут, в общем ты меня понимаешь...

Так и получилось, что о начале новой литературной войны я узнал только из номера "Оберхама", посвященного "Сидоркону-94", прочитав тезисы доклада Андрея Столярова "Правила игры без правил (опыт литературной войны)" и отклик на них Александра Щеголева "Против - значит "контра" (майские тезисы)".

Впрочем, пролетать мимо объявления боевых действий автору не впервой. Помнится, еще в конце 1988-начале 1989 года на одном из семинаров Юра Флейшман дал мне прочитать те самые абзацы из того самого "Протея" того самого Медведева. Я добросовестно прочел, ничего не понял (дурак!), но на всякий случай глубокомысленно произнес: "Ничего себе..." Чуть позже мне все объяснили (я тоже был тогда свой, ибо ходил в опекуемых у Андрея Михайловича Столярова) и предложили стать в строй. Но я терпеть не мог строя еще со времен учебы на военной кафедре родного политеха, да и боевых действий не люблю. И осмелился тогда остаться на своей собственной стороне... Наверное, поэтому и появляюсь в членах "Сидоркона" только на один день.

Так что меня не удивляет то, что заинтересованные лица уже не подают Саше Щеголеву руки. Не удивляет и то, что "начата работа по распространению слухов". Я и сам в свое время с удивлением узнал, что мне приписывается крылатая фраза: "Семинаров много, а жизнь одна" - фраза, которую я, с моим вечным желанием оставаться в стороне от любых баталий, никак не мог произнести. Значит, кто-то произнес ее за меня.

Впрочем, хватит о себе. Обратимся к тезисам уважаемого докладчика (дабы не занимать печатную площадь, буду излагать лишь возражения).

Во-первых, мне кажется, что ВТО проиграло битву отнюдь не потому, что сделало ставку на серость. В сборниках ВТО печатались произведения немалого количества авторов, не имеющих никакого отношения к молодогвардейскому направлению. Это и Лукины, и Даля Трускиновская, и Людмила Козинец, и Сергей Иванов, и Брайдер с Чадовичем, и Леонид Кудрявцев - список можно продолжить. Во-вторых, ВТО рухнуло исключительно по двум причинам: а) его руководству не хватило гибкости, когда региональные филиалы организации потянулись к определенной деловой самостоятельности; б) на беду ВТО распался СССР.

Кстати, такая мощная издательская компания как минский "Эридан" в некотором смысле зародилась в недрах ВТО и выросла на обломках его западного регионального отделения.

Теперь о том, что "война - нормальное состояние литературы". Здесь я должен согласиться с уважаемым докладчиком, но, на мой взгляд, дело здесь вовсе не в художественности и серости. Источник любой войны - это присущее человеку стремление к господству, будь то экономическому, будь то политическому, будь то интеллектуальному. А нынешнее положение в постсоветской фантастике обусловлено еще и социальным состоянием общества. Старые властные литературные структуры сгинули, и на их место неизбежно (таковы законы общественного развития - пустота всегда гибельна) должны прийти другие. А стало быть, найдутся и желающие - свято место пусто не бывает. И ни к чему лукавые разговоры о художественности и литературном дистанцировании.

Тем более, что представления автора о художественности (по крайней мере, исходя из текста доклада) кажутся весьма странными. Конечно, если считать высокохудожественным исключительно описание переживаний "нашего", которого притесняют "не наши", то куда уж до них чувствам и эмоциям Терема Харта рем ир Эстравена, обреченного судьбой любить то по-женски, то по-мужски! Побывать бы докладчику в шкуре тех несчастных, что несмотря на любые преграды меняют свой пол.

Кстати, в старом добром XIX веке жил достаточно авторитетный композитор, называвший П.И.Чайковского серостью и халтурщиком, но кто теперь хотя бы слышал имя того композитора?.. И ничего удивительного: писатель - звание посмертное, никому из нас (как бы мы ни старались) не дано знать даже собственной судьбы, не говоря уж о судьбе наших произведений.

Ну и как же уважаемый Андрей Михайлович предлагает отличать хорошее произведение от плохого? Ага, метод независимой экспертизы, ага, авторитетный Экспертный совет. И тут же предлагает в качестве такого Экспертного совета жюри премии "Странник", даже не заметив, что этим предложением он подставляется. Можно по-разному относиться к членам жюри (я, например, уважаю всех этих литераторов и их творчество), но членов жюри (в большинстве своем) ни в коем случае не назовешь независимыми. А стало быть, это мнение группы, представляющей только одно направление в фантастике, и мнение это не может претендовать на всеобъемлемость, как не может претендовать на всеобъемлемость и сама премия.

Далее следуют тезисы о неизбежности литературной войны. Нечто подобное внушали мне еще в те времена, когда я, будучи зеленым новичком, с восторгом смотрел в рот всякому, кто имел хотя бы одну публикацию. Потом я поехал в Дубулты и с удивлением обнаружил, что никто не подкладывает мне мин в постель и не сыплет яд в рассольник, а с представителем главной вражеской армии москвичом Антоном Молчановым (Ант Скаландис) мы даже мирно прогуливались по мерзлому бесснежному пляжу Юрмалы. Много позже, в неожиданно заваленной снегом Ялте, я убедился, что и "матерый вэ-тэ-ошник" Бачило - вполне приятный в общении человек. И понял я тогда, что военные действия неизбежны между теми, кто стремится к власти, а все остальные участвуют в этих схватках либо по глупости, либо следуя зигзагам судьбы. Впрочем, несколько позже до меня дошло и то, что войны бывают освободительными (видите ли, автор прогулял соответствующие лекции по диамату. Или это из истмата?), каковой и являлась война новой фантастики с "Молодой гвардией". Но с кем же собирается воевать за свободу уважаемый докладчик сейчас? А если не за свободу, то и нечего пудрить мозги фэндому - лично я, например, врагов в округе не вижу. Да и в отдалении - тоже. Плохие люди есть. Плохие писатели - тоже. Но прямой зависимости между двумя этими понятиями я не улавливаю. А потому - мне бы не понравилось, если бы меня вели вперед плохие писатели. Но еще больше мне бы не понравилось, если бы в моих поводырях оказались плохие люди.

Кстати, а кто будет делить людей на хороших и плохих? Если тот, кому ничего не стоит походя оскорбить человека, то я лучше буду дружить с "плохими": в худшем случае врежут по пьянке, зато на утро сами же извиняться прибегут, а повинную голову, как известно, и меч не сечет.

И потом - за что драться? Во времена соцреализма дрались за привилегии. Нам же (пока, во всяком случае) остается лишь биться за печатные площади с англоязычными диками да дишами. Но, видно, с ними драться - у нас кишка тонка. Со своими проще - и близко, и таланта особого не требуется.

Так что, господа литературные ястребы, ради Бога, не зовите меня в окопы.

Впрочем, если смотреть на жизнь с большевистской точки зрения, то главное - создать ВЧК. Хотя бы на всякий случай. Контра-то всегда найдется.

Знаю, что таких, как я, в политике называют "болотом". Знаю и то, что среди "болота" числятся готовые вступить в схватку, но не выбравшие еще на чьей стороне воевать. Не спешите выбирать, давайте останемся в "болоте".

На заключительных пунктах доклада Андрея Михайловича я останавливаться не буду - они вытекают из тезиса о неизбежности литературной войны. Хочу только сказать, что не понимаю, в чем мы должны конкурировать с реалистической литературой. В реалистичности характеров? Но без этого хорошей фантастики и так не бывает. Или пытаться отобрать у реалистической литературы ее премии?.. А нужны ли они нам? Разве не секрет, что эти премии зачастую присуждаются по сугубо политическим соображениям? Давайте лучше будем заботиться о престиже и репутации собственных - как старых, так и новых - премий. И организуя очередные литературные баталии за власть, помнить, что побеждают в них генералы, но гибнут солдаты. А то как бы победа не стала пирровой!

Прочитал написанное выше и смутился: слишком уж фантастичны желания, чтобы осуществиться. И верно...

Чу!.. Вновь жадно дышат запаленные кони, вновь стучат по исстрадавшемуся асфальту стальные копыта. Это скачут большевистские чугунные всадники, намереваясь поднять меня на новый литературный междусобойчик. Не встану?..

02.07.94 Санкт-Петербург

Ник. Романецкий

* * * Евгений ФИЛЕНКО (Пермь):

Уважаемые господа.

Надеюсь, никого всерьез не интересует мое мнение о последнем скандальце. Тем более, что более писучие и менее ленивые мои коллеги уже практически все сказали. Да я и не знаю столько умных слов, сколько обе втянутые в междоусобицу высокие стороны. К тому же, я весьма мало озабочен проблемами типа: кто кому за что и чего даст, а также кто кому и чего не пожмет на очной ставке. Очевидно, я давно и далеко ушел от насущных забот и интересов фэндома, так что наблюдать и читать обо всем происходящем могу лишь с любопытством естествоиспытателя.

Могу лишь сказать, что ранее знал г-на Столярова, как неважного писателя. Как воспоследовало из его тронной речи, он также обделен и сколько-нибудь значительным умом. Увы, для народного трибуна сейчас это скорее достоинство.

Имею также заметить, что половина всегда меньше целого. И, как все цивилизованное человечество, выросший и вспоенный на творчестве А. и Б.Стругацких, не могу также не отметить благотворное воздействие на мое - да и всего вышеупомянутого человечества! - становление как человека и гражданина таких бессмертных произведений, как "Доктор Айболит" и "Курочка-ряба". Из чего не следует, что сии произведения следует немедленно канонизировать в форме евангелий. А их авторов причислять к святым и тем более к божествам во плоти. Зевс, если помните, воплощался как правило в домашнюю скотину и портил крестьянок. Ангелы нисходили на землю примерно за тем же.

Поэтому меня не удивляет, а скорее печалит то открытие, что а) я уже безнадежно вырос из книжек моего детства, не исключая и любимых "Гадких лебедей"; б) если целое (А.Н.+Б.Н.) спасали российскую фантастику как вообще, так и в частности - и мою первую книгу в том числе, то половина (Б.Н.) пытается ее, фантастику, кастрировать овечьими ножницами и тем самым лишить способности к самовоспроизводству. Может быть, и Бог ему, Борису-то Натановичу, судья. Но мне, свидетелю низвержения стольких кумиров, конкретно за этого отдельно взятого кумира было бы обидно.

Что же до собственно призов, то, проникнутый белой завистью к господам увенчанным и удостоенным, сей же час я учредил и вручил лично себе глобальный приз за лучшее произведение всех времен и народов в жанре фантастики (названия не помню), имевший вещественную форму бутылки пива. Каковую немедленно и выпил. Чего и всем желаю.

Искренне Ваш Евгений Филенко. 16.09.1994

* * * Н.Резанова (Н.Новгород):

Н.ПЕРУМОВ, Я К ВАМ РАВНОДУШНА

"Мой роман следует сравнивать... с "Тошнит от колец"

Н.Перумов. Письмо к Н.Резановой, июнь 1994 г.

"...мы нарываемся на драку и хотим ее."

А.Николаев. Письмо к Н.Резановой, июнь 1994 г.

Не уверена, будет ли сие послание опубликовано. Более того, не уверена, СТОИТ ли его публиковать. Но: в начале лета сего года Н.Перумов телефонно пригрозил мне скандалом, буде я не смягчу своего отзыва о нем. Чего я не сделала. И вот минуют месяц за месяцем, а скандала все нет, и я начинаю думать, что все эти наезды были розыгрышем со стороны господ Бережного и Николаева. Или прикажете публикацию в "Двести-А" и прочие домашние радости считать скандалом? Но - в любом случае нельзя лишать мальчиков иллюзий.

Когда разразилась вся эта история, реакция Н.Перумова показалась мне несколько неадекватной. По весне моя рецензия существовала в двух машинописных экземплярах, а роман Перумова издан сколькитосоттысячным тиражом и обласкан официозной прессой. Ничто не угрожало его дальнейшим публикациям, не говоря уж о прочем. Однако, к сведению любителя гладиаторских боев А.Николаева, подумавши, я тоже считаю - НАШИ СИЛЫ ПРИБЛИЗИТЕЛЬНО РАВНЫ.

Н.Перумов (если это все же он, а не переодетый Николаев) разразился двумя вариантами ответа. Один - сокращенный - опубликован. Другой, развернутый, адресован мне лично. И очень жаль, что "Двести" не опубликовали полного варианта. Это очень интересный документ. Предназначен скорее для психоаналитика. Ибо свидетельствует, что Н.Перумов (если это опять же он, а не переодетый Бережной) не любит себя гораздо больше, чем я его. Что называется, выраженный пример мортидо, направленного внутрь.

Например, объясняет он мне, темной бабе-провинциалке, что его роман вовсе не продолжение "ВК" (позвольте, а как же подзаголовок?), а сознательная с ним полемика, и сравнивать его надо не со "Скарлетт" (при чем тут...), а с "Тошнит от колец". Бедное мое сердце! Умри, Н.Перумов, лучше не напишешь! Я бы такого в самом крутом запале не сказала. И "ужасный пасквиль" - это не я о нем, это он о себе...

Бедненький! За что ж он себя так?

Утешьтесь! Я не считаю ваш роман ужасным пасквилем. А считаю я его нормальным коммерческим опусом. Даже лучше Головачева.

Но это не все. Среди беспрестанных наездов господин Перумов дважды повторяет мысль, что они, мол, не должны мешать нашему дальнейшему сотрудничеству (в качестве редактора, надо полагать.) Но, если я такая гадина, какой он меня считает, то неужели не представляет он, что я натворю с его текстами? А если представляет, стало быть, он этого хочет?

К счастью, надо признать, что мортидо господина Перумова имеет свои границы. Откликов на его сочинение было много, но истеризировать он принялся только по поводу статьи, написанной женщиной. И вовсе не из-за женоневистничества, а из обычного самосохранения. А.Свиридов за подобные пенки может и фэйсом об тейбл приложить, - он мужик крепкий. А у меня весовая категория не та. Так что Н.Перумов все-таки выбрал задачу себе по плечу. С чем его искренне поздравляет Н.Резанова. --------------------------------------------------------------------------ОТ РЕДАКЦИИ: Уважаемая Наталья Владимировна! У вас превратные понятия о мужской вежливости и чести. Мы всегда полагали, что дамам отвечать надо обязательно, в то время как оппоненту-мужчине можно ответить и гордым молчанием. Полагаем, что как воспитанный человек, Н.Перумов (к слову, бронзовый призер России по рукопашному бою) на ближайшем "Интерпрессконе", уступая вашим желаниям, должен вызвать на дуэль А.Свиридова и дать себя побить. Или не дать - как он посчитает необходимым.

* * * ЛЕВ ВЕРШИНИН (Одесса):

Совсем не умею писать письма. Но первый номер "Двухсот" не оставляет возможности промолчать, даже если вместо письма-мнения получится нечто, похожее на статью.

1. ПРОБЛЕМА ПЕРУМОВА

Для меня никакой проблемы нет. В российской литературе появился сильный, самобытный автор, создавший умную и крайне небезынтересную книгу, воздвигший мир, кое-в чем более интересный и сложный, нежели мир Толкина, ибо Профессор, как ни крути, мифологист, а любой миф эмоционально схематичен.

Неприятие иными фэнами и писателями дилогии "Кольцо Тьмы", думаю, продиктовано либо дешевым снобизмом ("Фи, на что замахнулся!"), либо заведомым, жлобским недоверием к человеку ("Ишь, кого продолжает, смерд!"). Первое - попросту неумно. Пользуясь случаем, приношу извинения Николаю Данииловичу: и сам грешил, долго откладывая на потом прочтение "КЦ". Что ж, не люблю жанр "продолжений", даже свободных, не доверяю им - и рад, что в данном случае ошибся. Что же до "как посмел Самого продолжать" - то авторы подобных сентенций пусть вспомнят историю с "Отягощенными Злом"... и нишкнут.

Основным доводом в пользу того, что "КЦ" вещь талантливая и заслуживающая внимания является, по моему мнению, сама несостоятельность критики в его адрес со стороны профессионалов. И это при том, что редакторами "Двухсот" были, несомненно, отобраны лучшие из критических материалов!

Я, естественно, говорю не о вздорной, злой и откровенно глупенькой статейке Н.Резановой. Отнюдь! Критикесса оказалась настолько недобросовестна, что опровергать ее - труд невеликий и малопочтенный, все равно, как ударить "Дауна". Сам Николай Даниилович прилюдно и пребольно посек сию даму. И поделом.

Иное дело - статья Переслегина. Я убежден, что Сергей - не столько даже критик, сколько блистательный литературовед-социокультуролог. Его анализ текста, как правило, полон и всеобъемлющ, а в силу этого - достаточно пространен. Обычно. Но не в данном случае.

Здесь Сергей краток. Ясно, что романом он не очарован. Но система доказательств тут много слабее, нежели в любой другой его работе. Подчас даже создается ощущение эдакой "арбитмановщинки": подмены довода и аргумента хлесткой фразой и удачным образом. Просматривается некоторая изначальная заданность позиции рецензента. Впрочем, Переслегин достаточно профессионален и честен, чтобы не дать субъективности возобладать. И в результате заметка его, вопреки обыкновению, коротка, почти бездоказательна и написана, как говорится, "без души".

Но задумаемся: если уж ПЕРЕСЛЕГИН не смог убедительно доказать, что книга нехороша, то нельзя не признать, что мы действительно имеем дело с Явлением в нашей литературе...

2. ПРОБЛЕМА "СТРАННИКА"

"Двести-А", в первую очередь - исчерпывающий монолог Славы Логинова, во многом закрыл эту тему. Да, безусловно, "карманная премия", учреждена конкретным спонсором в интересах конкретного лица при опоре на авторитет конкретного же кружка. И, разумеется, ни грана общего с "Небьюлой", ибо та присуждается ШИРОКИМ кругом профессионалов и отнюдь не на деньги щедрого, но и своенравного спонсора.

В общем-то, платящий деньги, вправе распоряжаться, да! Но ведь жюри "Странника", вполне сознавая ущербность "кулуарной премийки", немногим отличающейся от давних молодогвардейских и нынешних никитинских самонаграждений, попробовало освятить цацку ореолом "Сидоркона", неявно подписав к междусобойчику тех, для кого ЛЮБОВЬ К ФАНТАСТИКЕ стала уже и самой жизнью. Подобных вещей нормальный человек не прощает. Отсюда и шквал неприятия.

Но! Гораздо страшнее - другое!

Отстаивая "корпоративный", а точнее - клановый, престиж, на защиту сомнительной премии встали люди, упрекнуть которых в отсутствии ума или порядочности не поднимется язык ни у кого. Это отличные ребята, чистые, честные, талантливые. Но раздался сигнал: "Наших бьют!" - и вот они уже взлетают в седла, готовые рубить без пощады. А кого рубить? За дело ли? - вопросы излишни.

И невнятность цели добавляет гнильцы в средства.

К примеру, умный и ироничный Миша Успенский, пытаясь доказывать недоказуемое, поневоле и сам того не желая, прибегает к передергиваниям. И верно. Ведь недоказуемое, не передергивая, не докажешь.

ЦИТИРУЮ: "Как мы назовем автора, которого не интересует мнение читателей? - спрашивает Бережной. Да как угодно. Сократ, не написавший ни строчки. Рембо, забывший свои стихи. Кафка, завещавший сжечь все, им написанное..." ("Двести-А", с.41)

Там Михаилом помянуты еще Хлебников с наволочкой стихов и нынешние постмодернисты. Что до Хлебникова, так использование наволочки в качестве портфеля говорит разве что о специфике характера поэта, о равнодушии к благам, об отсутствии портфеля, наконец, но никак не о безразличии к мнению читателей. А нынешние постмодернисты... ну, знаете ли, пена сойдет, а читатель останется. И болт, тем паче анкерный, ему в хозяйстве пригодится значительно больше, нежели вся эта кратковременно-модная постмодернистская галиматья.

А вот насчет остального... Есть смысл подумать!

а). СОКРАТ. Да, не написал ни строчки. Во-первых, писателем он не был. Был философом, был педагогом-перипатетиком - из тех, кто обучал, неспешно прогуливаясь. Как правило, у таких есть ученики, запоминающие мысли наставника и уже после, по памяти, записывающие. Иисус из Назарета, собственно, тоже не написал ни строчки - ученики постарались. Ибо в данном случае слушатель идентичен читателю. А кто посмеет утверждать, что Сократу безразлично было мнение Ксенофонта и Платона? Что Назаретянину плевать было на мнение апостолов?..

б). РЕМБО. Да, забыл свои стихи. Но ведь забыл-то, уйдя с головой в коммерцию, забросив грехи молодости и даже стесняясь их. Зачем удачливому работорговцу (лоточнику, акционеру и пр.) помнить свои стишки, не принесшие ему ни су? Зрелому Рембо-негоцианту читатель, действительно, был на фиг не нужен, он плюнул на него, как и на собственную поэзию. Но готов ли кто-нибудь из потенциальных лауреатов "Странника" открыто признать: да, не интересно мне мнение читателей, поскольку я ушел в лоточную торговлю и до фени мне всяческая писанина, коей раньше баловался по глупости да по молодости?..

в). КАФКА. Да, завещал сжечь. Но! - именно потому, что усомнился перед смертью в их уровне и заподозрил, умирая (зря, конечно!), что читатель не поймет. Зачем же сравнивать эту гипертрофированную деликатность и уважение к читательскому мнению с самодовольной псевдоэлитарщиной, декларируемой А.Столяровым?.. Не думаю, что А.М. способен заявить: сожгите, друзья, мой двухтомник, ибо кажется мне, что все написанное мною - дерьмо. Нет-с, никак не способен...

Такова аргументация Успенского. Еще дальше идет Эдик Геворкян: "Никто ведь не мешал, - пишет он, - учредить еще пару, а то и десяток призов. Зачем же навязывать свое мнение писателям, решившим скромно поучаствовать на этом празднике жизни?" ("Двести-А", с.43).

Разумно. И страшно. Потому что не писатели "решили", а спонсор с премией нашелся. Для узенького, пусть и достойного кружка. Но ведь пьянка в одной отдельно взятой квартире не есть праздник всего человечества; в данном случае, не фэны НАВЯЗЫВАЮТ ПИСАТЕЛЯМ своем мнение, а как раз ГРУППА ПИСАТЕЛЕЙ НАВЯЗЫВАЕТ фэнам свое мнение, буквально заставляя их - не мытьем, так катаньем - а соучаствовать (хотя бы присутствием в зале) в процедуре. Естественно, люди протестуют. Ибо не хотят быть тупым стадом, имеющим право лишь на поддакивание и подблеивание непостижимо-высоким решениям мэтров.

Эх, "Странник", "Странник"... сколько же славных, милых, талантливых людей повязал ты по рукам и ногам, втравил в бестолковую драчку за честь деревянного, неумелым столяром сработанного бушлатика...

Но даже и это не все!

В защиту "Странника" выступают ТОЛЬКО члены жюри. И в череде их аргументов нет-нет да и мелькнет гаденькая мысль: бранят, ибо завидуют. И вот уже порядочнейший Лазарчук собирается не подавать Щеголеву руки за то, что посмел Щеголев свое суждение при себе не держать. И - апофеозом! - идет намек на то, что всему виной интриги и "обиды писателей, волею судьбы оказавшихся вне клуба "Странников"..."

Обиды писателей? Ну-ну.

Я, Лев Вершинин, торжественно заявляю: приятно получать премии. Самолюбие они, конечно, чешут. Но если уж получать, то так, как получил я "Еврокон-93", узнав об этом факте гораздо позже самого голосования. Не нужно, коллеги, ни интриговать, ни хвалить себя. Достаточно попросту писать. Умно, честно и ПОНЯТНО. Премии приложатся.

И, коль уж на то пошло, то есть нечто и превыше премий. Не был я никогда, слава Богу, ни "драбантом", ни "семинаристом", и не сиживал в жюри. Но когда мне, пацану с улицы, судьба подарила счастье знакомства с Аркадием Натанычем, я показал ему свои повести, и смел ли ждать, что они понравятся ему? Мог ли я надеяться, что он сам, без просьбы (да и разве решился бы я?) предложит написать предисловие? Не мог. А Он - предложил. И это было честью, превыше всяких премий.

И я, удостоенный этой чести, просто не могу - даже желая того - завидовать лауреатам "Странника", ни уже состоявшимся (о великая честь!), ни предполагаемым (о суровая неизбежность!). Хотя бы потому, что к заслугам, скажем, Рыбакова или Лукина данная статуя ровно ничего не добавит; заслуги эти и так известны. Как не подновит кусок бронзы поблекшую позолоту галунов престарелого вундеркинда, вечного "драбанта" при известной Персоне. И, вовсе уж кстати, так ли велика принципиальная разница между "драбантами" и солдатами иной Гвардии, допустим - Молодой и далеко не всегда - наполеоновской?..

Субординация - она ведь, вообще-то, признак казармы. И фельдфебель, рвущийся в Вольтеры - явление, увы, не новое для России.

3. ПРОБЛЕМА СОСТРАДАНИЯ

Но что же ХОРОШО и что такое ПЛОХО? В отличие от хрестоматийного крохи, имевшего возможность получить точные указания от мудрого отца, так вот, в отличие от Андрея Михайловича Столярова, я не знаю ответа. Но порассуждать - могу.

Думаю, что принципиальное отличие русской (российской) литературы от литературы западной кроется в том, что наша литература всегда была сострадающей, кричащей, зовущей на помощь и аппелирующей к Совести. Беллетристика же Европы - прежде всего анализ, размышление, формальный изыск и - не в последнюю очередь - развлекательность. Иными словами: здесь - ДУША, там РАЗУМ.

Истоки, вероятно, в различии католического и православного мироощущения. Католическая схема: "Бог есть, ибо я РАЗУМОМ СОЗНАЮ, что его не может не быть" (Фома Аквинский). Отсюда и рационализм. Не зря именно из католических монастырей вышли естественные науки, и еретик Бруно старался познать Вселенную как раз в попытке приблизиться к постижению Бога. Ну, правда, коллеги недопоняли...

Православная же схема: "Бог есть, ибо СЕРДЦЕМ ОЩУЩАЮ Его" (Сергей Радонежский) породила тончайшую российскую философию, протянувшуюся из монастырских келий на уровень быта и отраженную там в вечных вопросах: "Что делать?" и "Кто виноват?".

Со-страдая и со-чувствуя развивалась российская литература; единой болью болели и Аввакум Петров, и Михаил Булгакова, и Вячеслав Рыбаков. А вот что категорически отвергалось ею, так это холодная, рационально-равнодушная метода, лишенная эмоций, но стоящая на филигранном мастерстве.

Вот в чем суть противостояния, ПРОТИВОСТОЯНИЯ А.СТОЛЯРОВА РОССИЙСКОЙ ЛИТЕРАТУРЕ, КАК ТАКОВОЙ, ее ценностям и целям. Живи А.М. где-нибудь в Европах, он, умелый цеховой мастер, был бы вполне на своем месте. Там, при должной сноровке и удаче, он - глядишь! - сумел бы добраться до одного ряда с Джойсом или, скажем, Прустом, был бы читаем и чтим тремя-четырьмя тысячами сверхэстетов, хвалим в томно элитарных кружках, увенчан спецпремиями для игроков в бисер... и, наверное, был бы счастлив.

Но здесь-то нельзя быть счастливым, если в тебе не видят гуру!

Среда накладывает отпечаток; потребность российского литератора быть пастырем сродни потребности организма дышать. Но смешно смотреть, как холодная рассудочность стремится навязать свое мироощущение, свою эстетику тем граням словесности, которые изначально замешаны на эмоциональном восприятии и эмоциональной же отдаче. Читатель ясно ощущает чужеродность новоявленного пророка и отвергает его. Пророк же, искренне недоумевая, решает, что бараны зарвались - и стоит пустить глупому стаду немножко крови...

Вот первая слагаемая прозвучавшего призыва к войне!

Ну что ж, разумом можно много расставить по полочкам. Но не дано разумом, и только им, постичь боль, которая и есть жизнь. И конечно же, искусственные, пластиково-бумажные цветы, имеют право на существование. Если только не мешают жить живому...

4. ПРОБЛЕМА СОПРОТИВЛЕНИЯ

Впрочем, сказанным не исчерпывается суть вопроса.

Так уж вышло, что государственная машина России последнего полутысячелетия, унаследовав традиции Орды и Византии, была основана на тотальной несвободе личности. Это общеизвестно. В Европе возможность противоборства с системой была достаточно широка (для дворянина - шпагой, для негоцианта кошельком, для черни - эмиграцией или ересью). В России же единственным способом (кроме коротких и бессмысленных бунтов) протеста оставалось СЛОВО. И потому российская литература изначально была литературой сопротивления пусть шепотком, пусть в салонной беседе или осторожной эпиграмме, но она боролась с тотальной, а потому и тупой Властью. И зачастую погибала. В отличие от той же Европы. ТАМ, положим, Бальзак печально и уютно констатировал, что общество не лишено язв, а ЗДЕСЬ писатель, коли желал оставаться самим собою, не мог не лезть на рожон. Что толку приводить примеры? Несть им числа. И общеизвестно, что примирение с Властью (тем паче, интеграция в нее) означало гибель - безусловно, нравственную, а зачастую и физическую (Фадеев...).

До самых последних лет история нашей литературы была историей борьбы Совести с Бесстыдством. Ныне шкала координат рухнула...

И что же? Осторожные фрондеры-шестидесятники вволю поплясали на издохшем драконе, но... не пожелали увидеть, как из чрева монстра растет новое чудовище - стократ более опасное, сверкающее чешуей лозунгов и великолепно адаптированное к новой действительности.

Дракон остался драконом, сменив лишь расцветку. Но этого, новооформленного дракона с видимой охотой стали поддерживать былые фрондеры, люди, достаточно искушенные и умные, хорошо знающие истинную ценность лозунгов, написанных от пасти до хвоста. Поддержали. Подперли. И стали певцами и адвокатами торжествующего, наглого бесстыдства, тупого и грязного насилия...

Новый дракон ярок и цветаст, он - в отличие от старого, замшелого имеет млекообильное вымя, и следовательно... он прав. И значит, можно все оправдать.

Можно оправдать тех, кто топчет конституцию, а потом требует соблюдения законности от собственных жертв. Можно поддержать тех, кто расстреливает собственный парламент, а затем призывает растоптанных к гражданскому миру. Можно освящать своим авторитетом продажные средства массовой информации, соучаствуя в тотальной лжи...

Отчего бы и нет? Можно все! - да только тем самым вчерашние идолы и светочи, властители дум превращаются в собственные противоположности. Встав на сторону сытой, наглой и беспринципной клики, они предают и свои идеалы, и свято верящих их слову читателей...

Вдумайтесь же! В среде столбовой российской интеллигенции появились люди, зовущие к расстрелам и арестам, люди, способные, оттопырив измазанную икоркой губу, вальяжно именовать "временными неизбежностями" резню на окраинах, потоки беженцев, стариков, пасущихся под мусорными баками...

Впервые за века трупные пятна пошли по телу российской литературы, да что там! - культуры вообще; танк и лоток сделались символами нашего завтра.

Но ведь не все же скурвились? Не все припали к сосцам дракона?

Нет. Однако же качнулась земля и под ногами тех чистейших, что дрались с махиной византийщины, не щадя себя. Жизнь потеряла смысл; без врага неуютно. Вместо болевого центра - ноющая каверна...

Если борьба стала сутью жизни, вошла в плоть и кровь, значит шоу ДОЛЖНО продолжаться. Но с кем же сразиться? С гнусной действительностью? Нельзя. Новый-то дракон, при всех минусах, все-таки поверг предыдущего, люто ненавистного, а значит - в известной степени "социально близок". А во-вторых и в-главных... поднимешь меч на него - и тебя, чего доброго, тотчас запишут в "красно-коричневые" или, скажем, в "антисемиты" - сие вообще ярлык уникальный. Методика клеймения отработана, набор ярлыков утвержден свыше, а услужливое ТВ легко и быстро превращает наклейку в несмываемую татуировку...

Да, бессмысленно и глупо пинать старого монстра. Он - мертв.

Да, опасно и непривычно пинать нового монстра. Он - непонятен.

И учиться новым приемам борьбы поздновато. Увы, годы...

Вот и сбиваются в стайки бывалые бойцы, вспоминают минувшие дни, кусая длинный ус, лаурируют потихоньку друг дружку - и мечтают о том дне, когда вновь начнется борьба.

Вот вторая слагаемая призыва к войне.

Но против чего? Ужели против скотской, свинской власти?

Нет-с. Против "плохой" литературы, каковую "плохую" назначают сами. Тоже ведь дело. Ничем не хуже, скажем, онанизма в узком кругу.

И, увы, не всем дан ярчайший, невероятный талант Славы Рыбакова, сумевшего-таки вырваться из петли - и вопреки всему написать "Цесаревича".

Ну, а на случай, ежели затоскует все же душа, имеется непременная отговорка, ссылка на Божество, чьи пути неисповедимы, а мы-де всего лишь пророки Его. На Божество, которое думает за всех и освобождает верных адептов своих от химеры, именуемой сомнением...

5. ПРОБЛЕМА БОЖЕСТВА.

Впервые на моей памяти на страницах НФ-журнала помянут в таком контексте Б.Н. Кто-то осмелился на это почтительно и обтекаемо (Логинов), кто-то сорвался в резкость (Больных). Но - слово сказано...

Что ж, мне неведомы кулуарные тонкости Семинара. И ни на миг не забываю я, что все мы вышли из шинели Стругацких и слишком многим обязаны им. Но помню и другое: творец и человек, сосуществуя в одном теле, далеко не всегда во всем подобны один другому.

Немало сентенций Божества слышал я. Немало заметок Божества о сегодняшней жизни нашей читал за последний год. И много чего хотелось бы и моглось сказать Божеству.

Но.

Огромным счастьем моей жизни было личное знакомство с А.Н.

И потому - в память о СТАРШЕМ - ни слова не скажу о МЕНЬШЕМ...

Лев Вершинин

16 сентября 1994 года

* * * А.НИКОЛАЕВ (Санкт-Петербург):

Так получается, что дела прошедших дней не забываются, заставляют думать и страдать. Но - только потому, что от осмысления прошедшего зависит будущее. Потому я взялся за эти строки,- поэтому, а не чтобы оправдаться.

Несколько раз упоминалось в разных местах, что Николаев на "Интерпрессконе-94" заставлял всех голосовать за "Гравилет...", чуть ли не ходил по номерам и с ножом у горла требовал...

Не отрицаю - говорил, пытался убеждать. Но - убеждать. Каждый волен был убеждать кого угодно голосовать за нравящийся ему текст. Я думал, что тоже вправе. Теперь понимаю - ошибался. Я, Николаев Андрей Анатольевич, ответственный секретарь "Интерпресскона" - не мог. Смешно, но почему не мог пояснил мне гораздо позже Б.Н. Потому, что я, как должностное лицо, вроде как бы ПОНУЖДАЮ, мои слова воспринимаются чуть ли не как ДИРЕКТИВА к обязательному исполнению.

Будь все проклято, я по молодости и наивности даже не предполагал, что могу кем-то восприниматься, как должностное лицо.

Вот примерный ход моих мыслей: "Гравилет" лично мне нравится? Безумно. Желаю ли я, чтобы он получил "Интерпресскон"? Не то, что желаю, не могу представить, что он его не получит, это будет катастрофой для выстраданной Сидором и мной премии. Имею ли я право убеждать? Да. Потому что никакими служебными-финансовыми делами лично с Рыбаковым не связан - просто хорошие человеческие отношения. Опять же: любые подтасовки неприемлемы. Я не сомневался в себе, но и технически все сделал так, чтобы отвести любые возможные подозрения (о, а если бы я был в счетной комиссии, чтобы потом говорили?).

Я и сейчас убежден, что заставить кого-либо встать на точку зрения другого против воли невозможно. Вот если бы я проверял у голосующих бюллетени - того ли они зачеркнули, то да! Но ведь сколько я не убеждал Арбитмана (около часа спорили), не сомневаюсь - он голосовал за труд доктора Каца. И Свиридова я убеждал голосовать за "Гравилет" - он спорил, доказывал, и я доказывал. Я не знаю, за что он голосовал, скорее всего, я его не убедил, но разве это хоть чуть-чуть изменило что-то в наших отношениях?

"Гравилет" получил премию исключительно потому, что заслужил ее, никакие интриги не были тому причиной. Может быть я двоих-троих (пусть даже пятерых) переубедил в своей правоте. Но ведь не запрещено никому было убеждать и против "Гравилета" - даже специальные официальные часы мы этому отвели.

Я понимаю, что Андрей Геннадиевич Лазарчук может затаить на меня обиду - разница в голосах оказалась очень невелика (но ведь можно сказать, что Бережной убедил всех присутствовавших на агитации, а то бы они...). Более того, не ощущая за собой вины, я чувствую себя виноватым перед Лазарчуком. Я дважды перечитывал "Иное небо" - классная вещь, еще неоднократно буду перечитывать, слов нет. Но ведь перевернул-то все в моей душе и заставил страдать не понарошку "Гравилет "Цесаревич", черт побери!

Естественно, мне очень бы хотелось, чтобы премия "Интерпресскона" процветала, чтобы ничто не марало ее репутацию. Мы с Сидором понимаем, что она еще не совершенна (мягко сказано), но понимаем, что СОВЕРШЕННОЙ И НАИБОЛЕЕ ПРЕСТИЖНОЙ ни одна премия родиться не может. Надо работать и нарабатывать. Поэтому я очень благодарен всем, кто что-то предлагает по улучшению той же системы подсчета - надо думать и менять. Поэтому я взываю вслед за Аланом Кубатиевым: пусть каждый начнет с себя и прочитывает номинируемые произведения, раз недрожащей рукой берет списки для голосования.

Но я принимаю, все упреки в свой адрес. Виноват. И очень сожалею, что все так получилось. Нет, не что "Гравилет" победил, так и должно было быть. Но лучше бы было, если бы все сами прочитали, и не надо было бы ничего никому разъяснять.

В любом случае, дабы не повторялось подобное, я торжественно обещаю: ни по одному из произведений списка во время "Интерпресскона" никто от меня ни слова не услышит, даже если очень попросит. Естественно, как читатель я не собираюсь отказываться от душевной потребности обсуждать прочитанное на кухне с друзьями - но, как частное лицо. Более того, чтобы на страницах "Двести" печатать обсуждения и по возможности произведения списка, я вышел из номинационной комиссии.

Мне как-то все непросто привыкнуть к мысли, что меня рассматривают как должностное лицо, имеющее власть. Недавно оргкомитет "Интерпресскона" заседал, образовали Совет, куда вошли Сидорович, Б.Н. и ваш покорный слуга. И сразу был задан вопрос: кто будет обладать властью приглашать или не приглашать на "Интерпресскон". Да, эти трое. Да, у меня появилась с Сидором такая власть. Но я не стремился к ней. И видит бог, я никогда никому не отказывал, если кто-то искренне работает на фантастику. Все, кто каким-то образом вышли на нас Сидоровичем ПРИГЛАШЕНИЯ ПОЛУЧИЛИ. Не вижу, почему это должно измениться.

А "Гравилет "Цесаревич" - лучшее из прочитанного мною не только в прошлом году, но и в прошлой пятилетке. Вот только когда Вячеслав Михайлович, следующее произведение напишет? - тоскует душа поклонника.

Андрей Николаев, 5 октября 1994 г.

* * * БОРИС ЗАВГОРОДНИЙ (Волгоград):

Даже не знаю с чего начать. Наверное с главного - и любимого и больного, и интересного, и надоевшего.

МАЛЬВИНА: Итак, начинаем урок. У вас два яблока. Предположим, что вы отдали одно яблоко Некто. Сколько у вас осталось яблок?

БУРАТИНО: Два.

МАЛЬВИНА: Почему же два? Ведь вы же отдали одно яблоко Некто.

БУРАТИНО: А я не отдам одно яблоко Некто, хоть он дерись!

Комментарии, по-моему, излишни. Хотя именно как комментарии и комментарии к комментариям я и задумывал свой ответ "Интерпресскону", а точнее, "Сидоркону-Оберхаму" и "Двести". "Сидоркон-Оберхам" удалось прочесть будучи, на Комариной Плеши, а "Двести" прямо в гранках на квартире у Николаева.

Сережа, Андрей, вы бы видели, как все рвали ваш журнал из рук друг друга - АТАС! Читали запоем (как не всякой "Массандре" приснится) и спорили-спорили, ругая кого нужно, хваля кого не нужно. Вполне адекватно, короче. И даже забыли на время споры по свежим номерам "Черного Баклана", так кто-то образно назвал на Плеши "Страж-Птицу".

Мои же комментарии ко всему происходящему и описанному в журналах, просты и незатейливы: больше премий. И хороших и разных. И пусть никто не уйдет обиженным! Литературная война? Как интере-е-есно! Но небольшой логическо-фантастический экскурс в будущее и старый лозунг: "Есть человек, есть проблема..."

Неохота...

А в общем-то, в литературном мире это всегда было, есть и будет, только не столь эпатажно называется: дискуссии, конференции, открытые письма и так далее. Интересно, право! Война! Она конечно приносит и славу и почет и награды, но ведь бывает и наоборот?! А бывает и ваще смешно. Ты воюешь, а с тобой - нет. Каково? Но в любом случае интересно - задевает, бодрит, кровь горячит. Интересно-то как жить, братцы!

Кстати, неприятное известие всем тем, кто похоронил ВТО. ВТО жив! И именно сейчас проводит свой семинар. И книги издают мал-мала. Так что слухи, как обычно, преувеличены. Все очень просто и слава Богу. Они перестали быть первыми и единственными и книги ихние сейчас равные среди равных, затерялись в книжных развалах. Но если так хочется, ищите и обрящете. Если хочется.

Приятно было узнать о Нике Перумове - человеке и писателе. Я-то по простоте душевной тоже думал, не человек это - псевдоним. А он - экую глыбищу наваял! Кстати, Коля (можно так? если нет - срочно пиши в номер), вот тебе анекдот: Стоим этак мы в Киеве на книжном рынке, немного торгуем-спекулируем НФ, клиент как обычно не идет, а значит - треплемся о ней, НФ родимой. В частности, о романе Перумова - какое, мол, издание лучше: Ставропольское, или "Северо-Западное", почему они так отличаются и не ранняя ли версия опубликована в одном из этих изданий? Как вдруг некто из толпы влез в наш разговор и эдак безапелляционно заявляет: "Ну это-то как раз понятно, почему тексты издания отличаются - разные переводы, разные переводчики..." Смеялись долго. При расставании же сказали многозначительно: "Эх, серота, мы-то знаем кто за этим апсердонимом скрывается". Что же касается обвинения покушения на Святыню, то был у меня один интересный случай. Познакомился с Таисией Иосифовной Ефремовой (давно мечтал), сижу пью чай. Беседую. Сидят двое каких-то членов из комиссии по литературному наследию Ивана Антоновича. И вдруг - открывается дверь и заходит роскошный такой котяра. Усы торчком, хвост трубой. Класс! Я ему "кис-кис" - ноль эмоций. Ничтоже сумнящеся беру его за шкирку и к себе на колени. Ноль эмоций! Кот - стоик! Но как зашипели на меня члены по литературному и так далее... Боже! Как вы можете?! Ведь это кот, которого знал и любил Иван Антонович! Святыня! И тому подобное... Испугался я. Задумался. Что же я сделал на самом деле не так? Вопросил взглядом Таисию Иосифовну, не высказанный вопрос и просьба простить были в моих глазах. А Таисия Иосифовна добро улыбнулась, этак небрежно махнула ладошкой в сторону членов комиссии и сказала: "Ах, оставьте!". Но кот-то, кот - молодчага, так и лежал на моих коленях и даже, мнится мне, мурлыкал. Так что люди, как и коты - разные бывают. Вот Саша Силецкий как-то рассказывал: Давно это было. Проснулся на сеновале и глазам не верит. Раннее утро, луг, а по нему бегут и в росе ноги мочат голые девушки. Догнал, спросил. Оказывается - последовательницы учения Ефремова. Не знаю, до сих пор ли они там и бегают. Скорее всего нет - давно это было, очень давно.

Наталье Резановой: окрошка - это хорошо и вкусно. Был в Болгарии, угощали тараторкой. Это болгарские огурцы, порезанные естественно, и залитые ихним же болгарским кефиром. Неплохо, точно. Но колбасы не хватает! И яиц! И лука! Было бы вкуснее.

Вадиму Казакову: у Жени Лукина есть стихотворение. Все не помню. Начало, да: "Беспощаден и короток суд, убиенную книгу несут, эпилогом вперед..." А, в общем, ты, Вадим, прав. Публика все это действие восприняла излишне серьезно, как известную картину "Закат солнца вручную". А мне понравилось. И девушки были хороши - только излишне одеты, и премия хороша - большая, увесистая. И мой "мерзавчик" хоть и мал, но я им горжусь и всем показываю.

Всем: письма интересные, читал с удовольствием. Иногда излишне резкие, но не судья я. Понравились сравнения, эпитеты в "Двести": "Жук-короед", "дуб идеальный". Свежо! Или "тэйблом по рангам". "Ква-ква-лифицированный читатель". Или "волны в фантастике". Скажем: "ментовская волна фантастики". Не верите? Решайте сами: Брайдер, Руденко, Синякин, Першанин, Темнов...

И еще. Было так: Пью предпоследнюю стопку, гляжу в окно - прощаясь с Родиной, жму Гришке (это - рыбка) плавник и отдаю ей последний кусочек колбаски. И приходит Лукин. И вручает тринадцать неудобных ответов редакторам журнала "Двести". Ведь я снова еду в Питер - это не почта, это надежней. Женя зачитывает неудобные вопросы и свои неудобные ответы. Выпиваем, закусываем, смеемся. Даже Гришка (поверьте - правда) своими, ей доступными способами солидарна с нами - то встанет свечкой, то наоборот, красота! Серьезная рыба Гришка - и воспитана в строгости и любви к фантастам! А я уже еду - две длинных ночи и долгий день - в Питер. И думаю, думаю над тринадцатью неудобными вопросами: Что такое Фэндом? Ну, Сережа, Андрюша, право - более неудобного вопроса трудно придумать! Не знаю! Это я, это мои друзья, это книги, это моя Гришка наконец! И это моя жизнь! Вот привез я в Питер, в надежде найти доброго переводчика, одну (только одну!) книгу написанную доктором медицины и называемую "Мир фэнзинов". А ведь таких книг тьмы и тьмы! Может быть там есть ответ?

Эк как закручены второй, третий и четвертый вопросы! Подобно "Веревка, есть вервие простое!" Но ответ уже звучал, и звучал он так: "Есть два мнения - мое и неправильное". Просто всеми как-то забывается, что "неправильное" мнение - это тоже мнение. Со своей философией, позицией, последователями и т.д. И уж совсем почему-то никем не помнится, что одного не бывает без другого, как севера без юга. Ребята, бейте свои яйца с любого конца, но зачем из-за этого ссориться. Меня тоже вот по какой-то причине смешной называют Фэном Nо 1. Уже не отрицаю, лишь добавляю - номер: один из многих.

Пятый вопрос ух нравится мне! Щас я вас расставлю. Лучше всех, конечно, "Великое Кольцо"! Нет сомнений! В далеком восемьдесят первом счастливом году, я - молодой, зеленый фэн, приехал на "Аэлиту" и сразу начал доказывать абсолютно доказуемое: нужна нам своя, советская "Хьюга". И все спорили со мной ужасно. Нужна, говорили, нужна. А споры закончились для меня неожиданно - ты предложил, ты и делай. И 81, 82, 83 года я так и делал. Писал письма, получал ответы, вычерчивал графики, получал результаты, изготавливал дипломы, покупал призы. И в 1983 году влип в ситуацию двенадцатого вопроса - изготовив диплом, подписав его, купив статуэтку и вручив его некоему Завгороднему Б.А. - по категории "За вклад в Фантастику". Смешно, но что же мне нужно было делать заранее? Внести предложение, чтобы мне, как проводящему голосование, приза не присуждали? Представляю реакцию! Ах, так ты так уверен, что за тебя проголосуют люди?! Ну, получи...

Итак, "Великое Кольцо" - потому, что в голосовании может принять участие каждый желающий. Сделать бы его еще повесомей, золотым, скажем, или из денег - представляете: денежное кольцо! И в этом что-то есть!

Затем премия "Интерпресскон" - в ней участвуют все приехавшие. Очень демократично!

Затем "Аэлита" и "Улитка". Обе из-за дорогих моему сердцу людей.

"Странник". К сожалению, нашей "Туманности" из него не получилось, но, наверное, так и было задумано. Но в весомости этой премии, нельзя сомневаться. Экая глыбища! Мне, правда, подарили этакого недомерка - "мерзавчика", как его тут же метко окрестил народ, но все равно хорошо! Произведение искусства! А без шуток ежели, то "Странник" - коллективное мнение десятка и более всеми нами уважаемых людей. Как же я могу не считаться с этой премией?! И не уважать ее?

"Беляевская премия" - интересно, да! Но что я о ней знаю? Практически ничего, как и большинство из вас. На первый взгляд, кажется искусственным образованием... Но поживем - увидим.

Но, Андрей и Сережа, есть ведь еще много других премий - украинский "Чумацкий шлях", например, "Ригей! - пермского клуба, и призы хабаровского КЛФ, уже, к сожалению, не вручающиеся. Винницкий новорожденный "Одномуд" это уже антипремия, сродни "Гриадному Крокодилу". И уж совсем смешная наша волгоградская, ежегодная бесплатная подписка на журнал "Гельминтология". Эх, было дело, было! Вручали! А что говорить о других, ненаших премиях, которые нам достаются - Еврокона, Всемирной НФ организации. А ведь уже близко то время, когда наши люди получат и "Хьюго" и "Небьюлу". Уверен! Но пока премий мало. Нужны новые - придет время, так и будет. И снова будет так - довольные, недовольные, скандалы. Короче, интересно будет.

Шестой вопрос: ох, неудобен! Ответить бы просто - а вот настолько! Но это в стиле Лукина. Честно говоря, не знаю. Но знаю одно - "Странник отражает коллективное мнение людей его присудивших. А что касается Рыбаковского "Гравилета" - то машина ведь она дура! Не даром старые компутерщики, их (машин) называют железом. А с железа какой спрос - у-у, планета Шелезяка! Но самое смешное, господа - было времечко, читал раньше произведения Рыбакова, а сейчас вот увы, год ищу где бы прочесть "Гравилет" - не найду! Может, автор даст почитать?

Седьмой вопрос: Наверное реальность мала, вы правы. Но год-другой покажет, что-почем и зачем - наверняка. Давайте подождем.

Восьмой вопрос: Ну, ребята, что это за творчество, которое так легко можно подавить, и тем более "Странником", каким бы он увесистым не был. Уж я не писатель, и то знаю - как пишется, так пишется, и с этим ничего не поделаешь. В конце концов перечитайте "Гадких лебедей", там об этом сказано до предела откровенно.

Девятый: "Небьюлу" тоже присуждают писатели-фантасты, пишущие в разных направлениях - однако, какое-то единое мнение вырабатывается, и вот уже тридцать лет подряд премия вручается. Дай Бог нашему "Страннику" столько прожить! И еще столько! Я не знаю, мне кажется вы, друзья, полностью забыли тот весьма немаловажный факт, что писатели-фантасты тоже люди. Едят, спят, любят, просто любят, как и мы, их читатели, читают книги и делают это не сверяясь со своими эстетическими принципами. И даже наоборот - их принципы выходят из вышесказанного. А в вашем вопросе выходит так, что они (писатели-фантасты) жизнь делают сверяясь с эстетическими принципами.

Десятый вопрос: Расцениваю! Именно так! И литературные, и конъюнктурные, и политические! И ежели я бы делал свою премию, и мне нужно было бы авторитетное жюри - именно с этих позиций я бы начал его собирать. Человек что-то значит, чего-то достиг в жизни - следовательно его мнение ценно, его совет значим. А как иначе?

Одиннадцатый: Насколько я наслышан и начитан Игорь Всеволодович не приехал по одной, до обидного простой причине - у него сгорела дача, где был его рабочий кабинет, хранились рукописи. Пожар, конечно, был не случайным, ибо трудно назвать случайностью "коктейль Молотова", но к "Страннику" это никакого отношения не имеет. И в будущем году, уверен, мы все встретимся с нашим уважаемым фантастом Киром Булычевым.

И последний тринадцатый вопрос (на двенадцатый уже ответил). Божечки ж ты мой, ах, какие мы обидчивые. Впрочем, мне всегда казалось, что у Юры Флейшмана с юмором туго. А может быть я не въезжаю? Совершенно не вижу причин, почему бы одним благородным донам не вручать другим благородным донам призы. Кому от этого плохо? Почему я себя должен чувствовать обиженным? Роман Лазарчука прочел - понравился. Столярова - прочел, "Ослик" и "Послание" хороши (особенно "Ослик" - наша вещь и про нас!). А "Монахов" прочел - совсем не понял, не понравилось. Но это моя личная маленькая трагедия, наверное, не дорос. Хотя вот "Улисса" прочел - не понял, но понравилось, буду читать еще раз. Но в чем здесь оскорбление - никак не въеду, милостивые государи. Конечно, что тут скрывать, такое мнение я слышал не только от Флейшмана, а и от других, также уважаемых мною людей - на несмотря на разъяснения, так ничего и не понял. Странно люди мыслят, какими-то такими категориями, уровнями... мне совсем недоступными. Немножко даже завидно. Представляете, как было бы здорово - вручили, скажем Урсуле (да, да, той самой, с левой рукой) "Хьюгу" и "Небьюлу" разом - а я взял, да и заявил: это смертельная обида мне лично и всему мировому Фэндому! Скандал-блеск - ваще маразм! Не, ребята, я конечно повторяюсь, но давайте жить дружно! Дружно и весело! А то я учрежу свою премию и как вручу...!

Значит, все пожалуй, а точнее - Дикси!

*** ГАЛЕРЕЯ ГЕРЦОГА БОФОРА ************************************************

М.Успенский: Кстати, идея насчет галереи герцога Бофора весьма плодотворна, но только в ней отнюдь не должно быть рисунков, а одни подписи к картинам, как полагается у Дюма. Предлагаю следующие:

???????????????????????????????????????????????????????????????

? ?

??? ?

? ? ?

??? ? ?

? ? ? ?

? ? ? "Братья Стругацкие, разбуженные первым криком младенца ?

? ? ? Столярова, садятся писать "Страну Багровых Туч". ?

? ? ???????????????????????????????????????????????????????????????

? ? "В.Рыбаков читает латышским феминисткам доклад на тему ?

? ?"Эпистемология понятий "Сунь" и "Вынь" в философии Лао-Цзы". ?????

? ??????????????????????????????????????????????????????????????? ?

? "Кир Булычев, И.Можейко и И.Всеволодов позируют ? ?

? Андрею Рублеву". ? ?

??????????????????????????????????????????????????????????????? ? ????? ? "Майор Звягин огнем и маневром прикрывает переход М.Веллера ? ? ? ? через эстонско-российскую границу". ? ? ? ?????????????????????????????????????????????????????????????????? ? ? "Д-р Кац в трактире "Золотого льва" угощает Р.Арбитмана ? ? ? вином "Дар Изоры". ? ? ????????????????????????????????????????????????????????????????? ? "А.Щеголев бросает в лицо А.Столярову суровую правду и ? ? ? другие тупые тяжелые предметы". ? ? ?????????????????????????????????????????????????????????????????? ?

? "В.Звягинцев открывает Гомеру глаза на существенные ?

? недостатки "Одиссеи". ?

????????????????????????????????????????????????????????????????

*************************************************************************** *********** ЧЕРТОВА ДЮЖИНА НЕУДОБНЫХ ВОПРОСОВ ЧЛЕНАМ ЖЮРИ, ************* ******* УЧРЕДИТЕЛЮ И ОТВЕТСТВЕННОМУ СЕКРЕТАРЮ ПРЕМИИ "СТРАННИК" *********

1. Что Вы понимаете под термином "фэндом"? Какое значение имеет фэндом для Вас, как писателя-фантаста - и как директора издательства?

(Вариант для Б.Н.Стругацкого: Почему в Ваших выступлениях относительно "Интерпресскона" неоднократно звучала мысль о том, что фэндом должен иметь к "Интерпресскону" как можно меньшее отношение? Что Вы, в таком случае, понимаете под термином "фэндом"?)

2. Значительное число участников "Интерпресскона" однозначно восприняло публичные выступления Андрея Михайловича Столярова как изложение им Вашей точки зрения. Это мнение опиралось также на то, что Вы, выступая в прениях, солидаризировались с позицией Столярова, негативно воспринимаемой значительной частью аудитории. Насколько верно то, что Андрей Столяров в большинстве случаев высказывает мнение Бориса Натановича Стругацкого?

(Вариант для И.В.Можейко: Как Вы относитесь к вручению книге доктора Каца большинства возможных премий по критике? Ваше собственное отношение к этой книге?)

3. Не следует ли из предыдущего вопроса, что Борис Натанович Стругацкий, как правило, принимает точку зрения Андрея Михайловича Столярова?

(Вариант для И.В.Можейко: Вы высказывали серьезные претензии к работе номинационных комиссий премий "Бронзовая улитка", "Интерпресскон" и "Странник" относительно того, что "Река Хронос" попала в номинации, а "Любимец" нет. Не могли бы Вы повторить Вашу аргументацию для читателей нашего журнала?)

4. Как Вы относитесь к тому, что Александр Щеголев в своей статье озвучил давно существующее в фэндоме мнение: Андрей Столяров считает себя фигурой номер один в отечественной фантастике и воздвигает себе пьедестал на литературном авторитете Стругацких?

5. Расставьте, пожалуйста, перечисленные в алфавитном порядке литературные премии в области фантастики в порядке убывания их престижности - на Ваш взгляд, конечно: "Аэлита", "Беляевская премия", "Бронзовая улитка", "Великое кольцо", "Интерпресскон", "Странник". Поделитесь своим мнением о каждой из них.

6. Насколько обоснованы, с Вашей точки зрения, высказывания о том, что премия "Странник" наиболее объективно отражает литературную значимость номинируемых произведений? Как, в этом контексте, выглядит неучастие романа Вячеслава Рыбакова "Гравилет "Цесаревич", лауреата "Бронзовой Улитки" и "Интерпресскона", в финальном голосовании по "Страннику"?

7. Насколько, на Ваш взгляд, реальна возможность того, что премию "Странник" получат авторы, пишущие фантастику на иных эстетических принципах, нежели Столяров и Лазарчук? Например: Логинов, Щеголев, Тюрин, Сергей Иванов, Штерн, Брайдер и Чадович, Лукьяненко, Вершинин - те авторы, произведения которых вызывают устойчивый интерес у читателей?

8. Если декларируется, что "Странник" - наиболее престижная премия в Российской фантастике, причем вручается она только авторам, пишущим в строго определенной манере, то не является ли это прямой попыткой объявить это направление в фантастике генеральным и наиболее приоритетным - и косвенной попыткой заставить и других авторов писать в той же манере? И нельзя ли это расценить как подавление свободы творчества?

9. В жюри премии "Странник" входят авторы, пишущие в диаметрально противоположных направлениях - достаточно сравнить прозу Столярова и Лукиных, прозу Успенского и Рыбакова, чтобы в этом не осталось никаких сомнений. При этом "Странник" провозглашается премией совершенно конкретного направления в фантастике - направления, отождествляемого обычно с работами Столярова. Не кажется ли Вам, что создалась парадоксальная ситуация: писатели вынуждены оценивать произведения, исходя из чуждых им эстетических принципов?

10. Расцениваете ли Вы приглашение в жюри премии "Странник" как признание Ваших литературных заслуг - либо же оно вызвано иными (конъюнктурными или политическими) соображениями?

(Вариант для Б.Н.Стругацкого: Насколько совместимо, с Вашей точки зрения, Ваше участие в жюри двух совершенно разных премий в области фантастики - ведь Вы попадаете в ситуацию, когда Вы вынуждены отдавать голос за два совершенно разных произведения, определяя в каждом случае лучшее, с Вашей точки зрения, произведение года? И какая из двух Ваших ипостасей - члена жюри "Странника" или члена жюри "Бронзовой улитки" - наиболее точно отражает Ваше мнение?)

(Вариант для А.Е.Черткова: Андрей Евгеньевич, почему в бюллетене, выданном члену жюри премии "Странник" Борису Натановичу Стругацкому, не была вычеркнута повесть С. Ярославцева "Дьявол среди людей", к написанию которой Борис Стругацкий имеет непосредственное отношение - хотя это и запрещено Положением о премии?)

(Вариант для Н.Ю.Ютанова: По каким принципам приглашались члены жюри премии "Странник": по литературным заслугам, по конъюнктурным соображениям, по личным пристрастиям? По каким причинам не вошли в жюри Михаил Веллер, Борис Штерн, Виктор Пелевин, Ольга Ларионова, Евгений Войскунский, Владислав Крапивин, Владимир Покровский, другие авторитетные авторы?)

11. Почему, как Вы полагаете, на церемонию присуждения и вручения "Странника" не приехал такой чувствительный к этическим нюансам человек, как Кир Булычев? И это при том, что его участие в разработке Положения о премии и подготовке к ее присуждению было достаточно весомым: так, именно он предложил, чтобы в бюллетене для голосования, выдаваемом члену жюри, были вычеркнуты произведения самого этого члена жюри - и он настоял на этом... Вы полагаете, что его неприезд - случайность?

12. Как лично Вы относитесь к тому, что учредитель премии "Странник" издательство "Terra Fantastica" получило премию как лучшее издательство? Насколько, по-вашему, этична такая ситуация? Не следовало ли издательству "Terra Fantastica" отказаться от включения себя в номинации?

13. Юрий Флейшман публично заявил, что воспринимает вручение премии "Странник" как намеренное оскорбление фэндома и лично его, как фэна. Не опасаетесь ли Вы, что это мнение разделяет значительная часть активного фэндома? Признаете ли Вы факт намеренного оскорбления читателей фантастики со стороны жюри и учредителей премии "Странник"?

************************** Андрей ЧЕРТКОВ *****************************

ПЯТНАДЦАТЬ ОТВЕТОВ НА ТРИНАДЦАТЬ "НЕУДОБНЫХ"

ВОПРОСОВ, ВКЛЮЧАЯ ДВА ЛИРИЧЕСКИХ ОТСТУПЛЕНИЯ И НЕ СЧИТАЯ

СОВЕРШЕННО СЛУЧАЙНОГО ЭПИГРАФА

"Отсюда - и ощущение Апокалипсиса

всякий раз после очередного поглощения

тьмой кумира. Так было после смерти Пуш

кина ("Солнце русской поэзии

закатилось..." Это при живых-то Жуков

ском, Боратынском, не говоря уж о Лер

монтове, Тютчеве!). Достоевского, кото

рого хоронили как последнего пророка,

Толстого ("Вот умрет Толстой, и все пой

дет к черту"). И кто говорил? Не

Чертков какой-нибудь, а Чехов! Впро

чем, действительно "все пошло к черту",

но не потому, что умер Толстой, а пото

му, что у нас не было великой нацио

нальной культуры - были лишь великие пи

сатели".

Борис Сушков. "Наш рок - феноме

нальность". ("Литературная газета",

24.08.1994, с.10. Выделение мое - А.Ч.)

Прежде чем перейти к ответам на ваши "неудобные" вопросы, многоуважаемые господа редакторы "Двести" (не обессудьте, хлопцы, что обращаюсь к вам столь напыщенно - правила игры, сами понимаете), я хочу - а точнее, просто обязан, - сделать два, надеюсь, не очень больших лирических отступления. Без этого ответы мои, как мне кажется, будут читаться не совсем так, как должны бы читаться.

Лирическое отступление первое, длинное.

Признаюсь откровенно: я человек недалекий. Там, где другие видят коварный заговор, я вижу лишь дурацкое стечение обстоятельств. Где другие видят злой умысел, я вижу лишь досадную оплошность. Именно поэтому я считаю, что конфликт, возникший на "Интерпрессконе" вокруг премии "Странник" и доклада Андрея Столярова и который вот-вот может перерасти в настоящую войну, на самом деле не имеет под собой никакого идеологического, мировоззренческого основания, которое могло бы эту войну оправдать. Кстати, именно это обстоятельство и отличает нынешний конфликт от той "войны", которая велась несколько лет назад между нами - фэндомом и писателями "стругацковского" направления - и так называемыми "молодогвардейцами". Та война была одной из форм сопротивления тоталитарному строю, ибо противоположная сторона баррикады была одним из оплотов "империи зла": мало того, что была представлена плохой, бездарной фантастикой, так еще и впрямую ассоциировалась с КПСС, КГБ, цензурой и другими атрибутами режима.

Впрочем, та война давно закончилась - и закончилась она не так, как обычно заканчиваются все войны - не победой одной из сторон с выплатой соответствующих контрибуций другой, и не временным перемирием, дабы стороны могли произвести перегруппировку сил. Нет, она закончилась ничем, просто пшиком - вчерашние противники волею судеб оказались в разных измерениях, и теперь каждый имеет полное право считать, что это именно он потерпел победу - или одержал поражение. То, что по-прежнему издаются и, возможно, раскупаются (сие мне неизвестно: нет точных цифр - следовательно, нет доказательств) книги Павлова, Гуляковского, Щербакова и таких графоманов нового разлива, как Петухов и Малышев (которых тоже почему-то причисляют к "молодогвардейцам") для меня ровным счетом ничего не значит. Пусть их, как говорится - на вкус и цвет читателей нет, а графоманов и неумных издателей на наш век хватит.

К сожалению, кое-кто из коллег-писателей и коллег-фэнов, бывших ранее (и всегда) по эту сторону баррикады, никак не может остановиться в своей воинственной инерции. Если реальный враг исчез бесследно в другом измерении - что ж, найдем себе нового врага - в нашем. И находят.

Ладно, не будем засорять себе голову художественными образами, а перейдем к самой что ни на есть суровой правде жизни. Попытаюсь описать ситуацию так, как вижу ее я, человек недалекий и совсем не драчливый. Однако, прошу прощения, конкретные фамилии при этом называть воздержусь. Еще побьют.

Итак, один хороший писатель (и, кстати, мой хороший друг) делает на "Интерпрессконе" доклад о том, что такое плохая литература и что такое литература хорошая - и почему между ними не может быть вечного мира. Доклад, на мой взгляд, содержит в равной степени как положения спорные, так и бесспорные - однако дело, в общем, не в нем самом, а в сопутствующих обстоятельствах. Обстоятельства эти таковы, что накануне автор доклада получил некую литературную премию, при вручении которой произошел целый ряд досадных - и, видимо, неприятных для многих из присутствующих - накладок и недоразумений. Поэтому нет ничего удивительного в том, что во время прений по докладу другой хороший писатель (и тоже мой хороший друг), который премии не получил и почему-то уверовал, что не получит ее никогда, выступает с резким возражением, что доклад в корне неверен и вообще - если все это так, то он, имярек, - писатель плохой. Или, точнее - посредственный (такая, кажется, была формулировка). Наконец, третий хороший писатель (и опять-таки мой хороший друг) начинает откровенно переходить на личности, поминая при этом всуе семинар, в котором состоят оба ранее выступавших писателя и которым руководит ведущий заседание мэтр. После чего заваривается веселая кутерьма, в которой торты и оплеухи летают уже по поводу и без повода, но которая в отличие от стародавних чаплиновских комедий воспринимается отнюдь без гомерического хохота.

Ладно. "Интерпресскон" заканчивается, однако конфликт на этом не исчерпывается. Два хороших, талантливых редактора (и оба мои хорошие друзья) выпускают один за другим два номера толстого и прекрасно сделанного журнала (только под разными названиями), в котором не наговорившиеся устно полемисты получают полную возможность покидаться друг в друга тортами письменно - во имя свободы слова и на благо будущим историческим исследователям нашего грязного белья. В результате наезды всех на всех приобретают хаотический характер, среди тортов начинается эволюция сродни той, что была описана в рассказе А.Днепрова "Крабы идут по острову", а в некоторых тортах начинают обнаруживаться разной величины булыжники, а также кассетные ядерные боеголовки с блоком самонаведения. В частности, в дискуссию включается четвертый хороший писатель (и снова, черт возьми, мой хороший друг), который пригвождает к позорному столбу не спорные положения пресловутого доклада и не результаты присуждения пресловутой премии, а самого докладчика и лауреата, именуя последнего не иначе как "серый кардинал", "хам" и "карманный писатель с карманной премией" (извините, если слегка напутал в формулировках).

Так вот, с моей сугубо личной точки зрения все это выглядит достаточно неприглядно. И поэтому мне совсем не хочется разбираться, кто прав, кто виноват, и включаться в боевые действия на любой из сторон. Повторю еще раз раз: данный конфликт никакого идеологического стержня в себе не содержит и проистекает главным образом из-за накопившихся личных неприязней, несовпадения личных вкусов и столкновения личных амбиций. Более того - если конфликтующие стороны не наступят на горло собственным песням (и самолюбиям) и будут продолжать в том же духе, вовлекая в свои разборки все новых и новых бойцов, последствия окажутся весьма малоприятные. Не буду вдаваться в подробности - ситуация экстраполируется элементарно. Одно могу сказать наверняка - победителей не будет.

И еще несколько слов о моей собственной позиции. Пользуясь случаем, хочу проинформировать читателей "Двести" о том, что в начале сентября я сложил с себя обязанности ответственного секретаря премии "Странник", а также вышел из состава обеих номинационных комиссий - и "Странника", и "Бронзовой Улитки". Сделал я это не столько из-за того, что так уж сильно повлияла на меня вся эта драчка (хотя и не без того, конечно); главная причина, однако, в том, что со следующего года "Интеркомъ" наконец начинает выходить регулярно - в виде автономного критико-информационного раздела в московском журнале "Если". Для него - и для меня - это означает куда более широкую аудиторию, нежели ранее; следовательно, чтобы объективно освещать события, происходящие сейчас в фантастике, я просто обязан дистанцироваться от любых официальных и полуофициальных организаций, которые эти события производят. Элементарная журналистская этика, не более того.

Лирическое отступление второе, короткое.

Готовя свои ответы, я перечитал еще раз письма в "А"-номере журнала "Двести" и обратил внимание на одно обстоятельство, которое раньше от меня ускользнуло, а теперь буквально бросилось в глаза. И именно это обстоятельство, как мне кажется, сильно повлияло на раздувание нынешнего конфликта. Ведь какое письмо ни возьми - вовсе не о "Страннике" оно и не о Столярове. Это лишь повод. Авторы писем, говоря вроде бы о проблемах фантастики, на самом деле просто стравливают пар, сбрасывают напряжение, накопившееся от нашей нынешней дурацкой жизни со всеми ее такими неуютными проблемами. К сожалению, напряжение свое они сбрасывают не куда-нибудь на сторону, в безопасное место, а друг на друга. Именно поэтому Р.Арбитман наезжает на А.Свиридова с А.Приваловым, П.Вязников и С.Логинов - на А.Столярова, А.Больных - на Б.Н.Стругацкого, В.Казаков - на премию "Странник", Б.Штерн на коллег из бывшей метрополии, В.Окулов - на столичных фэнов, А.Лазарчук на фэндом в целом, а Н.Горнов - на А.Черткова.

На последнем наезде вынужден остановиться особо - понятное дело, почему. Хотя скажу честно - не очень мне этого хочется. Не вижу смысла подымать брошенную на пол перчатку на потеху охочей до скандалов публики. И в то же время - оставлять ее без внимания вовсе, наверное, тоже неправильно. Поэтому в двух словах.

Я думаю, нынешнее черное состояние души Николая Горнова объясняется просто. Вернувшись из Николаева в свой родной Омск, он с ходу погрузился в удушливые пучины бизнеса, унаследованного им от Павлова-младшего - со всеми его долгами, просроченными кредитами и бандитскими наездами. Это вам не "Страж-птицу" выпускать. Естественно, что Коля попытался найти точку опору, чтобы перевернуть Землю - прежде всего среди друзей-фэнов. Звонил он и мне: не может ли "TF" разместить какие-нибудь из своих заказов в омских типографиях? Я обещал выяснить ситуацию. Но ничего положительного для Горнова не выяснил. И Коля, видимо, обиделся: Чертков, мол, мэн крутой, в Питере прочно обосновался, кучу книг издал, миллионами, должно быть, ворочает, а старому товарищу помочь не хочет. Ну как ты ему объяснишь, что никаких миллионов я и в глаза не видел, особого влияния на финансово-производственную деятельность фирмы не имею, а живу на достаточно скромную зарплату, которую получаю за то, что работаю с текстами и их авторами? Не более того. Фирма же наша в данный момент не имеет возможность размещать какие-либо заказы в Сибири. И устраивать вокруг этого обстоятельства мальчишеские обиды ("руки подам - не подам") не только не имеет смысла, но просто глупо.

Загрузка...