Глава 27

Толстая служанка подступила к своей госпоже. Посмотрела на неё сверху:

– Что вы с ней сделали?

– Это знак, – пробормотал старый жрец. Он протянул дрожащую руку сквозь решётку, и коснулся руки дочери, бессильно лежащей на каменной плите пола:

– Фиалка!

Женщина шевельнулась, провела ладонью по лбу:

– Что… что это было?

– Вы упали в обморок, госпожа, – сухо проговорила служанка. – Давайте-ка, я помогу вам…

Толстуха пригнулась, кряхтя, расставила ноги, приготовившись поднять свою госпожу с пола. Фиалка отмахнулась от неё.

– Я видела сон. Странный сон.

Она поднялась на колени, взялась тонкими пальцами за решётку:

– Ко мне пришла богиня. Она была печальна и не показала своего лица. Богиня возложила на меня свою руку. Она молча плакала, и я чувствовала, как капают горячие слёзы. Я спросила: «Мать, что недостойная дочь может сделать для тебя?» И тогда богиня посмотрела на меня.

Фиалка вздрогнула, вцепилась в решётку:

– Её глаза как два огненных колодца. Её рот и губы – пещера без дна. Всеобщая мать смотрит на тебя, и видит насквозь.

– Госпожа, мужчинам неинтересно слушать женские сны, – скрипуче сказала служанка. – Стоит ли утомлять их разговорами?

– Богиня показала мне мою душу. Там пусто и холодно, и посредине пустоши, присыпанной пеплом, стоит одинокое дерево. На дереве, на самой верхушке, где сохранилась зелёная ветка, сидит птица, и ждёт. Ждёт так долго, что оперение её покрылось пылью.

Рэм услышал, как позади, в темноте подземелья тихо вздохнул Ястреб. Женщина не могла видеть его из своей клетки.

– Потом среди этой мёртвой пустыни я вдруг увидела его, – Фиалка посмотрела на Рэма. – Он сиял и дробился, как отражение солнца в воде. Вдруг он рассыпался и вновь стал целым, только их было уже двое. У одного в руке был жреческий жезл, у другого – меч. И голос великой матери сказал мне: «Они идут!»

– Госпожа! – крикнула служанка. – Замолчите!

– Я в страхе проснулась, а голос всё звенел в моей голове, всё повторял…

Служанка вцепилась Фиалке в волосы и дёрнула вверх:

– Замолчи!

Держа свою госпожу за волосы, служанка зажала другой рукой Фиалке рот. Та укусила её за палец. Толстуха вскрикнула и отдёрнула ладонь.

– Это знак. Я видела царский трон, он развалился от удара! Мир никогда не станет прежним!

– Отпусти её! – крикнул жрец. – Как ты смеешь!

– Нет, – хрипло ответила служанка, наматывая волосы Фиалки на кулак. – Она умрёт. Мне дан приказ убить пленницу, если она скажет лишнее.

– Царь не мог отдать тебе такой приказ! – Ястреб взбежал по каменным ступенькам к прутьям решётки, и встал рядом с Рэмом. – Отпусти её!

Толстуха сипло рассмеялась, оттащив Фиалку подальше, в темноту камеры. Женщина выворачивалась, брыкалась, но служанка крепко держала пленницу. Плотнее перехватив волосы на макушке Фиалки, она приподняла её с пола, выхватила из складок юбки короткий нож. Блеснуло узкое лезвие.

– Во славу богини! – хрипло выкрикнула толстуха.

– Нет!

Рэм не успел разобрать, кто это крикнул. Возможно, это был он сам. На краткое мгновение, на один удар сердца время застыло, застыл нож в руке служанки, замер с открытым в немом крике ртом старый жрец. Мгновение всё длилось, а Рэм медленно, словно во сне, взял изогнутый жезл из руки старика и швырнул его между прутьями решётки. Поблёскивая в застывшем, густом воздухе серебром наконечника, жезл, неторопливо крутясь, пролетел через камеру, и ударился в лоб толстухи.

Сердце стукнуло, и вновь забилось, как прежде. Воздух опять стал воздухом, лёгким и прозрачным. Что-то прошелестело рядом, обдав щёку ветерком, кто-то вскрикнул, и Рэм увидел, что на груди толстой служанки словно ниоткуда появилась диковинная брошка, а жезл как прилип к её лбу, да там и остался.

Пухлые пальцы служанки разжались, похожая на окорок рука соскользнула с шеи Фиалки и бессильно повисла. Звякнул о камень узкий нож. Толстуха пошатнулась, глядя застывшими, выкаченными глазами на замершего у решётки Рэма, и медленно повалилась набок. Диковинная брошь оказалась рукояткой короткого меча, вошедшего ей в грудь по самую крестовину.

Фиалка, не поднимаясь с колен, боязливо тронула торчащий изо лба своей несостоявшейся убийцы жезл. Голова служанки качнулась, и стало видно, что игольчатое остриё наполовину вошло в кость.

– Жезл и меч, – прошептала она. – Жезл и меч. Они убили её!

Старый жрец взглянул в опустевшую ладонь, где мгновение назад был символ его служения, и обречённо простонал:

– Теперь нам конец. Царь не простит убийства своей надсмотрщицы.

Рэм взглянул на Ястреба, но тот смотрел только на Фиалку. На поясе его покачивались пустые ножны.

– Я возьму на себя всю вину, – хрипло сказал он, не отводя глаз от женщины. – Царь накажет только меня.

Жрец отрывисто рассмеялся:

– Царственный брат только ждёт повода, чтобы расправиться со мной и моей дочерью. Что ему наши жизни по сравнению с твоей? Ты его лучший друг и советник. Он не принимает без тебя ни одного важного решения.

– Наша судьба в руках богов, – твёрдо ответил Ястреб. – Я возвращаюсь во дворец.

– Я тоже, – неожиданно для себя заявил Рэм. – Это я бросил в неё жезлом.

– Ты не мог этого сделать, – старик всё сжимал и разжимал опустевшие пальцы. – Священные предметы не позволяют простым смертным использовать их как оружие. Это невозможно. Я просто не помню, как бросил его. Я учился этому много лет. Должно быть, это вышло само собой.

Фиалка поднялась с колен, подошла к решётке, прижалась лицом к прутьям.

– Ястреб, тебя ли я вижу?

Щёки её порозовели, и Рэм даже засмотрелся на неё. А она ещё ничего, совсем не старая. Вон как покраснела, глазки так и блестят.

– Госпожа, – советник склонил голову, прижал ладонь к груди. – Простите меня. Я не должен был приходить сюда.

– Я рада видеть тебя, Ястреб.

– Я тоже рад вас видеть. Прощайте, госпожа. Мне нужно идти.

– Он казнит тебя, – Фиалка протянула руку через решётку, и легонько коснулась его плеча. – Скажи царю, что это я сделала. Я убила её. Мне всё равно.

– Нет, – ровно ответил Ястреб, и Рэм увидел, что по его шее стекает струйка пота. – Я сам отвечу за всё. Прощай, Фиалка.

Она открыла рот, хотела что-то сказать, но пронзительное завывание, долетевшее из круглого отверстия высоко наверху, заглушило её слова. Звук повторился, тоном ниже, прокатился по каменному колодцу и отразился эхом в подземном коридоре.

Рэм задрал голову. Глаза его привыкли к темноте, и он уже различал круглый кусочек неба, словно вырезанный из синей бумаги. Звук прозвучал в третий раз, оказавшись дребезжащим гудением медной трубы.

– Это сигнал, – жрец тоже посмотрел наверх. – Труба гудела трижды. Что-то случилось.

– Подай мне меч, женщина, – резко сказал Ястреб, не глядя на Фиалку. – Мой долг зовёт меня. Господину угрожает опасность.

Фиалка прошла в глубину своей темницы, взялась за рукоять меча, торчащую из груди мёртвой служанки, и одним движением выдернула клинок. Тщательно обтёрла его о платье служанки, вернулась обратно и протянула меч через решётку. Ястреб молча взял меч.

– Исполни свой долг, советник, – холодно сказала женщина и отвернулась.

Ястреб вбросил меч в ножны, и, не оборачиваясь, сбежал по ступеням вниз, к зияющему чернотой входу в узкий тоннель.

– Я присмотрю за ним, – сказал Рэм и кинулся следом.

Загрузка...