Глава шестьдесят первая. Как выдать себя за дворянина

Бандитов путешественники сдали мэру городка Спаранизе (тот ахал, вращал труп главаря и риторически спрашивал: — Неужели Дуку все-таки убили?), выслушали от него и его подопечных обильные похвалы и, наконец, помчались во весь опор в Неаполь. Однако в эпоху доминирования конной тяги географические расстояния с трудом поддавались сокращению, и во двор постоялого двора на северной окраине Неаполя дилижанс въехал поздней ночью. Спать хотелось ужасно, но Антон счел нужным вымыться с ног до головы ведром воды для того, чтобы психологически очиститься от следов своего преступления. Потом забрался под одеяло и заснул сном праведника.

В конце марта утро в Неаполе оказалось ясным и напоенным каким-то очень приятным и знакомым запахом. Антон подскочил к окну и увидел во дворе цветущие абрикосовые деревья! Настроение его стало приподнятым, а после завтрака, создававшегося по указаниям вездесущего Мэтью, оно и вовсе уперлось в верхнюю планку. Напевая вполголоса «Вива ла дива!», Антон отправился на поиски улицы Кьятамоне (хозяин гостиницы о такой не знал), где в палаццо Караманико разместилось (по словам Талейрана) французское посольство. Пешком он, естественно, не пошел, а воспользовался подсказкой того же хозяина и нанял коляску из числа нескольких, резонно отиравшихся возле постоялого двора.

Первым пунктом в поездке он указал королевский дворец, служащие которого всяко разно должны были знать о расположении посольств. Коляска, запряженная одной далеко не резвой лошадью, выехала на улицу Толедо, пересекающую город с севера на юг, и повлекла седока к морю. Как и все прочие улицы Неаполя эта была зажата меж двумя рядами 4-5-этажных домов, но на Толедо достаточно свободно могли разъехаться две кареты и оставалось еще место для тротуаров — чем прочие улицы похвастать не могли. Переулки же были настолько тесными, что не всякая карета могла в них втиснуться. Тротуары улицы Толедо служили не только для прохода людей, но и для многообразной уличной торговли — по мелочи, конечно.

Королевский дворец одним фасадом (около 200 м) выходил на берег Неаполитанского залива, а перпендикулярным (150 м) — на обширную площадь и собор Сан-Франческо ди Паола. Дворец имел 3 этажа, но, конечно, не по 3 метра, а по 5 как минимум. По фасаду со стороны площади были устроены ниши, в которых стояли статуи прежних государей Неаполитанского королевства. Перед главным входом во дворец, обозначенным симметричной сдвоенной колоннадой, стоял караул из двух рослых солдат с ружьями. «Не буду к ним подходить, — решил Антон. — Проще подождать какого-нибудь человечка на служебном выходе…». Однако время шло, а из выхода, облюбованного приезжим дипломатом, никто почему-то не выходил (как и не входил). Наблюдение за другими выходами подтвердило впечатление, что во дворце если и есть народ, то его очень мало. Антон двинулся было к гренадерам, но тут желанный человек (служанка по виду) все-таки вышел.

— Синьора! — окликнул ее Антон и почти побежал к фемине. — Подскажите, здесь ли находятся король, королева и весь двор?

— Нет, джовани синьор (молодой господин), — ответила с добродушной улыбкой анцелла (служанка). — Они уже переехали в Казерту.

— А где же находятся послы других государств? — наивно спросил растерянный дипломат.

— Этого я не знаю, синьор.

— Может быть, Вы позовете сюда чиновника, который может это знать?

— Недосуг мне, джоване. Вы лучше пройдите сами внутрь и обратитесь к инвалиду на входе — он подскажет, к кому обратиться…

— Грацие, синьора.

Разысканный, в конце концов, чиновник объяснил Антону, как пройти на улицу Кьятамоне, поскольку французский посол почему-то задержался в Неаполе. Проехав полкилометра на север от дворца, на одной из улиц восточнее виа Толедо Антон увидел на фронтоне прекрасного особняка трехцветный флаг и почувствовал себя почти как дома.

Бернар де Шовелен (симпатичный подтянутый брюнет лет тридцати, копирующий манерами Талейрана) ждал, оказывается, появления в Неаполе именно его, Антуана Фонтанэ.

— Отчего Вы не отправились из Марселя морем? Были бы здесь на неделю раньше…

— Я не думал, что еду на пожар, — пошутил Антон. В ответ Бернар построжел лицом и заявил:

— События могут пуститься вскачь в любой момент. В Риме наших солдат постоянно задирают. Бертье, оставленный Бонапартом командовать войсками в Италии, намерен идти напролом, то есть штурмовать Рим и взять под арест папу. В ответ на это Фердинанд Неаполитанский, руководимый своей женой, вполне может пуститься во встречный поход на Рим. Наша с Вами цель — не допустить этого похода, причем я буду действовать как дипломат, а Вы, Фонтанэ, видимо как рыцарь плаща и кинжала? Так я понимаю Вашу миссию?

— Хм… — засомневался Антон. — В Лондоне моими методами были шантаж и подкуп. Вы полагаете, что здесь они будут неэффективны?

— Подкуп, конечно, может помочь, но финансовый отдел нашего министерства весьма скуп. Что касается шантажа, то Каролину Австрийскую пытались лет 10 назад очернить, обвиняя в связи с первым министром Эктоном, но она полностью оправдалась перед королем.

— Можно «повесить» на нее нового псевдофаворита, более молодого — она опять оправдается, но прежний осадок в душе мужа всколыхнется, смешается с новым и в результате образуется яд ревности, разъедающий любые чувства. Еще можно наброситься на этого Эктона или на армейских генералов или на жену наследника престола — сгодится любой скандал, который отвлечет королевский ум от политики.

— Я вижу, что Вы свое дело знаете, — одобрительно сказал де Шовелен. — Вот только в Казерту плебеев категорически не пускают. Надо бы Вам выдать себя за дворянина, но как? При дворе неаполитанских Бурбонов обретается много французских эмигрантов, которые в геральдике собаку съели и самозванца способны уличить…

— Хотя я родом из Луизианы, но мои отец и мать имеют титулы шевалье: отец происходит из древнего рода де Фонтенэ, а мать из рода де Клери, — на ходу стал сочинять Антон.

— Вот и славно! Генеалогическое древо сумеете нарисовать? Хотя бы до 4–5 колена?

— Думаю, да. И отец и мать много мне рассказывали про своих предков.

— Тогда рисуйте. Королева непременно с Вас его спросит — после того, как я Вас ей представлю.

— Я могу сделать это сейчас, здесь…

— Рисуйте, рисуйте…

Через два часа Антон представил на суд натуральному маркизу де Шовелену версию своей ветви древа рода де Фонтенэ:

Шевалье Тималеон де Фонтенэ, рыцарь Мальтийского ордена, капитан фрегата, получивший патент на каперство в 1650 г из рук принца Уэльского (будущего короля Карла 2-го Стюарта). Каперство осуществлял в Карибском море, был два года губернатором Тортуги и там женился на ирландской дворянке Мэри Фицпатрик, которую отбил у пирата Левассера. Породил сына по имени Жерар в 1654 году, а сам погиб через 4 года в устье Ла Платы.

Жерар де Фонтанэ жил с матерью в Порт Марго на севере Эспаньолы и был под опекой своего дяди, Тома Фонтанэ, который тоже был капером, стал брать с собой племянника в море и сделал и его капитаном и капером. Женился Жерар на пленнице, Розалии Кесада де ла Крус, которая родила ему сначала двух девочек, а в 1695 г сына, названного Альфредом. А через два года Жерар погиб, как и его отец, в морском бою.

Альфред не пошел по стопам деда и отца, а стал плантатором близ Порт Марго. В 30 лет он женился на дочери соседнего плантатора Мари Франсуаз Ла Порт, но сын, Бастьен, появился у них поздно, в 1740 г. Причем он родился уже в Луизиане, куда семье Фонтанэ пришлось бежать от восставших черных невольников.

Бастьен жил в поместье близ Батон-Ружа. Женился он в 25 лет на Дельфин, француженке из рода де Клери, один из представителей которых поселился в Луизиане в 17 веке. И вот в 1770 г у них родился сын, названный Антуаном. И отец и мать еще живы, продолжая культивировать земли Луизианы.

Бернар де Шовелен внимательно прочел опус Антона, уважительно посмотрел на него и сказал:

— Вполне достойная история. Кстати, дворян из рода де Фонтенэ на свете довольно много, могут они найтись и при неаполитанском дворе. Так что ждите к себе пристального внимания…

Загрузка...