Еще один баловень судьбы

Глава шестьдесят четвертая. Дебаты с демократами Неаполя

В середине дня к палаццо герцога делла Торре съехалось довольно много экипажей с интеллигентными господами средних лет и редкими дамами; часть гостей пришла пешком. Все гости были препровождены в обширную столовую, где был сервирован натуральный обед, хоть и без изысков и с немногочисленными винными бутылками. Антонио Филомарино, непривычно упакованный в одежду светского человека, поблагодарил собравшихся за оказанную ему честь и предложил предаться чревоугодию. Гости сдержанно посмеялись его шутке и пошли на поводу слюно- и соковыделений. Вскоре вино все же ударило им в головы, и по всему периметру стола зазвучали шуточки, подначки и смешочки, потом пошли и спичи.

Антон, севший поодаль от хозяина дома, исподтишка вглядывался в лица демократов и пытался их классифицировать. Первыми он оценил нескольких витийствующих господ и поставил плюсик только одному, в чьих речах присутствовала самоирония. Затем занялся дамами числом четыре, которые ограничивались репликами, улыбками и взглядами, с лихвой заменявшими им красноречие: они ораторов вдохновляли, вышучивали или пригвождали. При этом одна из дам (титястая, в возрасте до 30) предпочитала вдохновлять, другая (худощавая, желчная, лет под 50) обычно пригвождала, третья (эффектная, глазастая, улыбчивая при возрасте между 30 и 40) ограничивалась вышучиванием, а вот четвертой (лет за сорок, но еще гибкой и темпераментной) Антон восхитился! Эта фемина каждому воздавала должное: спотыкающегося, но искреннего вдохновляла, самолюбующегося вышучивала, а напористого пригвождала. Антон все чаще посматривал в сторону этой умнички и вдруг поймался в фокус ее взгляда: острого, аналитического, но все же с толикой чисто женского любопытства.

Он отвернул от нее голову и попытался разгадывать других гостей, но тут хозяин предложил завершить обед и перейти в гостиную «для приватного разговора». Антон перехватил его на полдороге и спросил:

— Как звать вон ту даму?

И кивнул в спину удаляющейся пленительно гибкой фемины.

— Тоже заинтересовались ею? — одобрительно хохотнул Филомарино. — Это Элеонора Пименталь де Фонсека, наша звезда: математик, физик, естествоиспытатель, но больше известна как писательница. Была в чести у Фердинанда и получала королевские награды, пока писала о благе просвященной монархии. Но сейчас она вдохновилась примером французской революции и король уже готов ее арестовать.

Наконец, все присутствующие распределились по гостиной (дамы все сидели, причем поодаль одна от другой и возле каждой скучковалось по нескольку мужчин) и Антонио сказал звучным голосом:

— Поводом к сегодняшнему собранию послужил визит ко мне вот этого господина (он указал на стоящего рядом с ним Антона). Перед вами, синьоре е синьори, представитель посольства Франции Антуан де Фонтенэ. Прошу любить и жаловать!

Собравшиеся разразились аплодисментами, но достаточно деликатными.

— Синьор де Фонтенэ, — обратился хозяин к гостю, — расскажите нам о сегодняшней ситуации во Франции и о намерениях Директории в отношении Неаполитанского королевства…

Минут через пятнадцать Антон завершил свое сообщение и предложил задавать вопросы. Они посыпались со всех сторон и тогда он прервал всех и указал на де Фонсеку:

— Пусть меня начнет терзать эта белла донна…

Раздался смех, но Элеонора Пименталь шутить была не расположена:

— Если я правильно Вас поняла, мсье Фонтенэ, Франция не будет сейчас оказывать помощь нам, демократам Неаполя?

— Вопрос о помощи будет решен на основании заключения нашего посольства о наличии или отсутствии в Неаполитанском государстве революционной ситуации. А что это за ситуация? Это когда угнетенное большинство общества не хочет больше жить по-старому и выражает это через массовые демонстрации и акции неповиновения. При этом руководящие дворянские верхи не способны управлять по-старому и пытаются привлечь к управлению представителей буржуазии и университетских преподавателей. Есть у вас такие народные выступления и сманивание третьего сословия во власть?

— Наш народ настолько угнетен и заморочен священниками, что не осмеливается на бунты, хотя обнищал до крайней степени, — горячо ответила де Фонсека. — А король и особенно королева погрязли в дворянской кичливости и не желают слышать о привлечении к власти образованных людей.

— Приходится признать: революционной ситуации в Неаполитанском королевстве нет, — с сожалением констатировал Антон. — Хотя народные массы эксплуатируются больше, чем где бы то ни было.

— Но разве в Милане и его окрестностях была другая обстановка? — стал возражать мужчина из кружка де Фонсеки. — Однако пришла ваша армия и там вмиг образовалась Транспаданская республика, причем по образцу и подобию республики Французской!

— На чужих штыках республики можно организовать повсюду, даже в Папской области, — сказал с усмешкой Антон. — Однако стоит чужой армии уйти из этой республики, как она начнет рассыпаться. Даже в Милане, где полно буржуазии и силен класс ремесленников, которым ваши невежественные лаццарони в подметки не годятся.

— Это бездоказательное заключение! — резко сказал тот же мужчина. — Ни одна из образованных Францией республик еще не распалась!

— Хорошо, — взъярился Антон. — Скажите, синьора де Фонсека, положа руку на сердце: кого будут поддерживать многочисленные лаццарони, если французские войска войдут в Неаполь: вас, демократов, приветствующих французов, или священников, которые призовут их сражаться с чужеземными агрессорами?

— Не знаю, мсье Фонтенэ, — понуро ответила Элеонора. — Впрочем, если лаццарони узнают о законе, отменяющем феодальные права на их имущество и труд, то они могут встать на нашу сторону.

— Вот этим вы и должны в первую очередь сейчас заняться: пропагандировать республиканские идеи среди бесправных и самых массовых слоев населения. Революция во Франции была бы обречена без пропаганды, которую вели по всей стране якобинские кружки.

— Те самые якобинцы, которых вы недавно перебили или лишили права участвовать в выборах? — язвительно спросил поклонник де Фонсеки.

— Они потеряли чувство меры, — жестко ответил Антон. — Даже короля и королеву не следовало подвергать казни. Достаточно было лишить их титулов и поселить где-то в сельском поместье в качестве обычных арендаторов — но доступ к ним сделать невозможным.

— Их постоянно пытались бы освободить авантюристы, — возразил мужчина из кружка пожилой дамы. — А к границам Франции шли бы армия за армией.

— Эти армии и так пошли, — усмехнулся Антон. — Только где они теперь? Частично перебиты, частично пленены и в итоге рассеяны.

— Это удивительно, — сказала эффектная дама («это Элеонора Капано, герцогиня Фуско», — подсказал хозяин дома). — При короле французская армия не имела, вроде бы, таких успехов в битвах…

— Королевские солдаты всегда сражались из-под палки и при малейшей возможности дезертировали, — ответил Антон. — А революционные солдаты сами рвутся в бой, чтобы опрокинуть и уничтожить агрессоров, желающих посадить нам на шею прежних дворян-паразитов!

— Но Вы ведь Антуан сами из дворян, к тому же знатного рода, — заметила вдруг самая молодая дама, улыбаясь и чуть пошевеливая титями.

— Нас много здесь таких, — хохотнул Антон, — начиная с герцога делла Торре.

А потом добавил серьезно:

— Разумные люди часто совестливы и потому, принадлежа к дворянскому роду, пренебрегают им, предпочитая общество людей образованных обществу людей кичливых…