Это в сердце было моем

Александр Рубашкин. "Вторая родина Фрица Фукса"

В блокадные дни в голодном, холодном, осажденном врагом Ленинграде сотни тысяч людей оказались на самом краю жизни. Многие тогда умерли, погибли от бомбежек и обстрелов. Очень многие. И среди них были твои сверстники. Они помогали взрослым, тушили зажигалки, ходили на Неву за водой. И падали на невский лед.

Тогда, в блокаду, почти ни на один день не прекращало работать радио. Оно связывало между собой ленинградцев, оповещало о воздушных тревогах. И весть о хлебе, и сводка, и спасение от одиночества - все это было в голосе, который доносился из тарелки репродуктора. Когда я написал книгу, посвященную блокадному радио, то на первых же страницах поблагодарил известных писателей, артистов, дикторов, инженеров, прошедших через блокаду. А еще вспомнил добрым словом твоих современников, учеников 235-й школы Ленинграда, создавших вместе со своим учителем Е. Линдой музей "А музы не молчали". Почему же я благодарил ребят, родившихся через годы после войны? Коротко на такой вопрос не ответишь. За ним интересные судьбы, за ним история одного поиска.

1

Во главе поиска Евгений Алексеевич Линд - учитель физкультуры. "Физкультуры? Может быть, истории?" Что же, можно сказать, истории тоже. Совсем близкой к нам истории искусства блокадных дней. Что привело школьного учителя к поиску героев блокады? Думаю, толчок к этому поиску был глубоко личный... Когда началась война, Е. Линду было семь лет. Вместе с матерью летом 1941-го уехал из Ленинграда на Урал. А Женин отец, директор Ленинградского ТЮЗа, ушел добровольцем на фронт и погиб. Евгений Линд знал, что не щадили своих жизней и товарищи отца - музыканты, артисты, писатели, репортеры, что музы блокадного Ленинграда не молчали и деятели искусства, вместе с другими защитниками города, достойны светлой памяти.

Евгений Алексеевич рассказывал школьникам о музыкантах, исполнявших Седьмую симфонию Д. Шостаковича в Ленинградской филармонии в августе 1942-го, об артистах Театра музыкальной комедии, которые находили силы танцевать на промерзшей сцене, зная о гибели близких, вспоминал о маленьких балеринах из военного ансамбля под руководством Обранта, поэтессе Берггольц и руководителе радиокомитета Ходоренко.

Учитель говорил своим юным друзьям, что нужно спешить, потому что военное поколение уходит, а вместе с ним могут исчезнуть бесценные материалы и документы.

Ребята обращались с письмами к бывшим блокадникам, приглашали ветеранов к себе в гости. И после каждой такой встречи становился богаче школьный музей. За пятнадцать лет сменились поколения следопытов. Счет блокадным реликвиям пошел уже на тысячи... Палочка, которой дирижировал Карл Ильич Элиасберг, ремень председателя радиокомитета Виктора Антоновича Ходоренко - по отверстиям видно, как все туже стягивалось блокадное кольцо, - люди худели катастрофически. Афиши выступлений - 1941, 1942, 1943... Однажды принесли листовку на немецком языке - обращение к солдату гитлеровской армии.

2

Довольно скоро удалось установить - и по весьма характерному "ораторскому" стилю и по совпадениям с другими выступлениями писателя Всеволода Вишневского, - что листовку писал он. А вот как она попадала к противнику и кто ее перевел долгое время не знали. "Контрпропагандой" - работой по разложению вражеских войск - занимался 7-й отдел Политуправления Ленфронта. Сейчас уже трудно вспомнить, кто из его бывших работников назвал имя возможного переводчика, но оно было названо, правда, предположительно: Фриц Фукс. Стало известно, что этот Фриц - имя его ничего не говорило Евгению Алексеевичу - работал на радио. Позвонили поэту блокадного Ленинграда - Ольге Федоровне Берггольц.

"Фрицушка" - так любовно назвала Берггольц своего давнего товарища...

Вместе с братьями Фрицем и Эрнстом Фуксами работала Ольга Берггольц на радио. Фрицу помогала жена Ани. О немецкой редакции знали тогда немногие, но Берггольц не только знала, Фриц переводил ее выступления, а некоторые были написаны совместно. Ольга Федоровна сказала, что Фриц после войны вернулся в Вену, он журналист, коммунист, бывает в Советской стране. Только вот адрес где-то запропастился. Нужно справиться в Агентстве Печати Новости. Там знают Фукса...

Фрица Фукса в Москве знали. Вскоре ребята смогли написать в Вену. Они рассказали о своем музее, приглашали в гости...

3

"Achtung! Achtung! Deutsches Volk und deutsche Soldaten! Hort uns! Wir sagen euch die Wahrheit" ("Внимание! Внимание! Немецкий народ и немецкие солдаты! Слушайте нас! Мы говорим вам правду!") Наступающие на Ленинград летом сорок первого немецкие части приняли своими рациями это обращение. Голос на чистом немецком языке взволнованно произносил эти слова, заставляя слушать себя... Спустя двадцать с лишним лет я читал в архиве радиокомитета текст выступления, которое слышали немецкие солдаты, вторгшиеся в нашу страну.

Так заочно познакомился я с Фрицем Фуксом, ничего не зная тогда ни о ребятах из 235-й, ни об их учителе, ни о том, что они написали письмо в Вену.

Я читал тексты давних передач, встречался с ленинградскими друзьями Фукса - Ольгой Берггольц, Нисоном Ходзой, Виктором Ходоренко. Они рассказали, как читал Фриц листовку Вишневского через рупор на переднем крае, как однажды обратился к немецким солдатам с самолета "У-2", низко пролетевшего над окопами... Блокадной зимой Фрицу стало совсем плохо, он похудел на двадцать пять килограммов. Лежа в одной из комнат Дома радио, он продолжал готовить передачи, переводить. Жизнь ему спасла маленькая бутылочка рыбьего жира... Через какое-то время я уже знал о Фрице многое, только вот не представлял, как он выглядит.

4

Этого не знали и школьники 235-й, собираясь на аэродром встречать Фрица и Ани. Но, когда они увидели чуть располневшего седоватого человека, направившегося вместе со своей спутницей прямо к ребятам, когда услышали его приветливые слова, сказанные по-русски с заметным акцентом, сомнений не было: тот, кого они искали... был здесь, на ленинградской земле.

Фриц и Ани побывали в школе, увидели, что музей "солидный", совсем "несамодеятельный", все здесь в оригинале - и вещи, и письма, и документы. Фриц вспомнил войну, блокадное братство, рассказал о том, как Советский Союз на целых пятнадцать лет стал для него родным домом...

В 1934 году Фриц и Эрнст были совсем молодыми людьми, участвовали в классовой борьбе. Буржуазные правители Австрии бросили против восставших рабочих полицию. Они громили рабочие кварталы венского пригорода Флорисдорфа. Сотни людей погибли, а те, кому удалось бежать, перебрались сначала в Чехословакию и Польшу, а затем некоторые попали в нашу страну. Фриц оказался в Ленинграде.

Здесь снова работал по прежней специальности - зубным врачом. Эрнст успел пройти через фронты республиканской Испании, где был тяжело ранен.

И вот летом 1941 Фрицу Фуксу предложили антифашистскую работу на радио.

- Вы будете вести передачи для немецких солдат, которые пришли как завоеватели в нашу страну. Вы согласны, Фриц?

Фриц был согласен... "Wir sagen euch Wahrheit!"

5

Было о чем рассказать не только Фрицу, но и Ани. Вместе с мужем столько пережито, но она вспомнила лишь один эпизод... Это случилось весной сорок второго. После блокадной зимы снова пошли трамваи. Всего несколько маршрутов, но они шли. Город медленно приходил в себя. И вот однажды Ани ехала вместе с мужем в трамвае. Когда приближалась остановка, она сказала: "Фриц, нам пора...".

Сегодняшний юный читатель не увидит в этой фразе ничего особенного. Потому что война для него - уже история. Ее знали деды, ее краем захватили отцы. Но и этого "краешка" хватило, чтобы запомнить навсегда. Военные дети знали, что в пору, когда немецко-фашистская армия дошла до Москвы и Сталинграда, когда враг обстреливал Ленинград и убивал голодом его детей, имя Фриц было нарицательным. Говорили: фашисты, немцы, фрицы. Это факт истории, и мы не можем его забыть. Это теперь есть Германская Демократическая Республика, мы дружим с первым в истории социалистическим немецким государством, радостно встречаем гостей из Берлина и Дрездена.

Тогда все было иначе. "Гости" к нам пришли непрошеные.

И стоило Ани назвать мужа по имени, как измученные, истощенные ленинградки, ехавшие в том же вагоне, стали кричать: "За что вы его так ругаете? Как вы смеете?" Фриц не стал ничего объяснять. И он не обиделся. Своей работой он "оправдывал" свое немецкое имя.

6

Я познакомился с Фрицем в его следующий приезд через Нисона Александровича Ходзу, детского писателя, который в дни войны руководил на радио редакцией художественного вещания. Ходза уже с осени 1941 был на "казарменном положении", жил в Доме радио, а Фриц и Ани перебрались туда позже, после того как бомба разрушила их дом. Тогда под крышей радиодома жили многие.

Здесь, как в бреду, все было смещено:

Здесь умирали, стряпали и ели,

А те, кто мог еще вставать с постелей,

пораньше утром, растемнив окно,

в кружок усевшись, перьями скрипели...

Здесь жили дикторы и репортеры,

поэт, артистки... всех не перечесть...

Мне потом пришлось слышать от Фрица о многих его товарищах по блокадному радио, вместе с которыми он пережил самые трудные дни. Нисона Александровича Фриц любил, и его рекомендация значила много. Правда, был еще один повод для знакомства - в журнале появилась моя статья о работе немецкой и финской редакций радиокомитета. Увидев свою фотографию, Фриц улыбнулся: знаю, откуда взяли. Из школьного музея. Я им подарил. Это 1943-й, во время поездки в лагерь военнопленных. Только теперь я совсем не такой, вот вам нынешняя, где я вместе с Ани. Возьмите на память.

И снова посмотрев на свою "молодую фотографию", сказал: "А ребята в той школе настоящие. Звали меня сегодня. Соберутся друзья блокадные, а кинодокументалисты из ГДР будут снимать фильм. Я с ними уже вчера виделся у Берггольц. Приходите, вам, как историку, это будет весьма интересно. Тем более что дорогу в 235-ю вы знаете. До вечера?"

7

Часа в четыре небольшой зал музея был переполнен. На сцене артист Королькевич, поэт Азаров, музыканты блокадного оркестра. И Фриц. Речь его не записал, но смысл помню хорошо. Он говорил об особой блокадной дружбе, о том духовном климате, который был в эту, казалось бы, ледяную эпоху. Чтобы не передавать слова речи приблизительно, процитирую письмо, полученное мною уже после выхода моей книги о блокадном радио. Поблагодарив автора, сказав, что не заслужил таких высоких слов, Фриц написал (я приведу его несколько искаженный русский язык без исправлений): "В конце концов мы все выполняли свой долг. Я же не виноват в том, что бомба меня не убила, что голод и цинга меня не выгнали из этого света... А остальное базировалось на сознании долга, на сознании того, что я нужен, что нужна моя маленькая лепта в большое дело победы, в общее дело нас всех. В самом деле в те трудные для меня дни, когда я лежал и ждал своего последнего вздоха, я до сих пор уверен, что я только потому не умер, потому что мне некогда было, я пережил, ибо не было времени, чтобы думать о болезни, о смерти".

На сцене сидели пожилые люди, смерти смотревшие в лицо. Но в том, что они собрались здесь вместе, что они так говорили, я видел и заслугу следопытов. Это был их общий праздник.

8

Фильм об искусстве блокадного Ленинграда, снятый кинодокументалистами ГДР, мы смотрели одновременно с Берггольц. Перед началом демонстрации фильма я подарил ей книгу, в которой была и ее фотография 1942 года. На этом снимке Ольга Федоровна - молодая, сильно исхудавшая, но красивая женщина. Фриц Фукс говорил, что в действительности она была еще красивей. Я сомневался, все-таки голод отразился на этом лице. Мне казалось, что в словах Фрица передано его отношение к Ольге Федоровне.

И вот теперь она, сильно постаревшая, больная женщина, смотрела на давние фотографии блокадных дней - их так немного сохранилось... В. Ходоренко, Я. Бабушкин и сразу два Фукса, разделенные десятилетиями. Ольга Федоровна оживленно комментировала эти снимки своим спутникам. А когда начался фильм, я смотрел не только на экран, но, порой, и на поэта блокадного города, легенду, жившую с нами рядом. Увидев, как на экране запечатлена встреча блокадных друзей, как разговаривают Фриц Фукс и Ольга Берггольц и, главное, как смотрит на эти кадры Ольга Федоровна, я снова вспомнил давнее - "Фрицушка" и сожаления Фрица, что фотография все-таки не передает всей красоты Ольги Федоровны.

Он конечно же, прав, подумал я. Он просто знал ее тогдашнюю, не отделимую, как и он, от коллективного блокадного подвига.

9

В канун 1942 года, в тяжелое, голодное время, на радио обсуждались планы очередных передач. Необходимо было сказать слова, которые поддержали бы ленинградцев. Ведь город жил без света, тепла. В холодных квартирах люди, оторванные друг от друга, теряли силы и веру. Выступить предстояло Ольге Берггольц.

У редакции контрпропаганды задача была иной. Фашисты знали о положении в городе, они кричали, что Ленинград вымрет с голоду, что он обречен. И вот немецкая редакция решила напомнить фашистскому солдату, что он уже четыре месяца стоит у стен города, что в рождественские дни он вынужден мерзнуть в окопах далеко от родного очага. Эта передача в форме письма немецкой женщины мужу на фронт была написана... Ольгой Берггольц и Фрицем Фуксом. "Помнишь ли ты, как пахло рождественское печенье, вспоминаешь ли ты весь этот смешанный аромат хвои, пряностей и ванили..." Никто из ленинградцев, конечно, не видел в те дни печенье. Но, пересилив себя, радиожурналисты писали это письмо. И читали его, превозмогая усталость, чтобы враг не понял, как ослабели авторы этого послания. И так же, превозмогая голодное головокружение, обращалась Берггольц к своим землякам в передаче, которая шла по городской сети. "Дорогие товарищи! Послезавтра мы будем встречать Новый год. Год тысяча девятьсот сорок второй. Еще никогда не было в Ленинграде такой новогодней ночи... Да, нам сейчас трудно... Но мы верим... нет, не верим - знаем - она будет! Ведь немцев отогнали от Москвы, ведь наши войска отбили обратно Тихвин. Победа придет, мы добьемся ее, и будет вновь в Ленинграде и тепло, и светло, и даже... весело".

До победы было еще больше трех лет. Еще целых два года продолжалась блокада. Но те, кто говорил в те дни о победе, те, кто верил в победу, - приближал ее.

10

Фотография из школьного музея - всего лишь один экспонат. И вот за этой фотографией - такая необычная судьба. Ведь Фриц Фукс, австрийский гражданин, награжденный медалью "За оборону Ленинграда", сродни тем героям-интербригадовцам из "Батальона Тельмана", которые сражались в республиканской Испании против фашизма. Вспоминаю слова О. Берггольц: "Никто не забыт и ничто не забыто". Это верно в главном. А чтобы стало действительно так, чтобы память сохранила и героическое и трагическое, и подвиги и беды - нужна такая работа, какую ведут многие школьники страны.

Казалось, нелегко связаться с Фуксом, он живет за рубежом. Но разве легче был поиск всех музыкантов Большого симфонического оркестра радиокомитета? Оказалось - не легче: кто погиб еще в блокаду, кто ушел из жизни позже. Теперь ребята, а значит, и все мы, знаем судьбу каждого.

Конечно, такую работу, такой музей на общественных началах не смог бы поднять один учитель, одна школа. Нужен был живой отклик многих ленинградцев, которые теперь считают этот музей и своим тоже. Они и помогают ему как могут. Вот совсем недавно при помощи поэта Всеволода Азарова в музей поступили материалы художницы С. Вишневецкой, жены и друга Всеволода Вишневского. Есть здесь и документы, связанные с работой в Ленинграде этого замечательного писателя, голос которого, как и берггольцевский, знали в блокадном городе все. Кто знает, может быть, среди этих документов есть и тексты выступлений, которые переводил на немецкий язык и читал у микрофона наш австрийский друг Фриц Фукс.

11

9 января 1981г. Ленинград

"Дорогой Фриц!

Я пишу Вам из Ленинграда, который Вы называете второй родиной. Вчера был в том самом музее 235-й школы, на сцене которого мы сидели однажды вместе, рядом с артистами, поэтами, музыкантами блокадного города. Только музей теперь совсем не тот. Помните, раньше было всего два помещения, небольшой зал и комната. Теперь выстроено двухэтажное здание, которое соединили со школой просторным переходом. Отдельные залы посвящены симфоническому оркестру, актерам. Больше стало материалов и о Доме радио.

Недавней зимой у нас были сильные холода, батареи не выдержали. Ребята переносили экспонаты в другие помещения, бережно складывали документы. Все удалось спасти. Для школьников 235-й это была проверка того, как слово и дело у них подкреплены друг другом...

Дорогой Фриц, время идет, и я знаю, что в свой последний приезд весной 1979 года, когда стали героем документального фильма режиссера Е. Учителя, Вы уже не встретили многих своих друзей. Нет Ольги Федоровны Берггольц. Нет Карла Ильича Элиасберга. Не стало Нисона Александровича Ходзы. Вы вспомнили о них вместе с Георгием Макогоненко и Виктором Ходоренко (нет теперь и его), когда вновь переступили порог Дома радио. Вашего Дома, Фриц...

Я хочу верить, что тот краткий приезд (у Вас было всего два дня) был не последним. Что вы приедете вместе с Ани и снова Вас встретят друзья. Поэтому я пишу не только от своего имени, но и от них - и от Лазаря Маграчева, и от комиссара Дома радио Евгении Прудниковой, и от тех девочек, которые уже стали взрослыми и теперь учатся и работают, - помните, они встречали Вас в Ленинграде, следопыты 235-й школы - Вера Орлова, Оля Огнева, Лена Смирнова. От всех них и от себя привет Вам и Ани

- Ваш АЛЕКСАНДР РУБАШКИН".