Центр Гриза

Наше падение было очень долгим и я бы не сказал, что приятным. Потом оно замедлилось, наверное, по естественным причинам, так как все большая часть массы планеты оставалась за и над нами. (Не сердитесь за это научное объяснение. Оно только что пришло мне в голову и не претендует на исчерпывающее объяснение).

Потом во мраке, который нас окружал, я увидел гигантскую круглую плиту, преграждавшую нам путь вниз. Я подумал, что мы уже у цели, но напрасно: плита разделилась на две равные половины, которые разошлись в стороны, и мы беспрепятственно проникли в широкую расщелину. Я успел только заметить, что эта плита была толщиной более километра. Наконец, она закрылась над нашими головами.

Но мрак, которого я ожидал, не наступил. Наоборот, в стенах гигантской шахты имелись круглые отверстия, из которых струился мягкий свет. Через эти отверстия виднелись какие-то длинные галереи, хорошо освещенные, но совершенно пустые… Перед нами раскрылась вторая бронированная плита. Мы летели уже очень долго, пейзаж не менялся. После седьмой плиты я услышал голос Ртэслри:

— Внимание, друзья! Последние два круга населены!

Наконец-то! Восьмая плита пропустила нас, и падение замедлилось. В освещенных галереях мелькали какие-то фигуры, одетые в длинные белые балахоны. Они передвигались совершенно бесшумно и с большим достоинством.

— Здесь обитают полувысшие сановники Великого центра, — прошептал Ртэслри.

Но и там мы не остановились. После долгого падения, еще более долгого, чем в каждом из предыдущих восьми кругов, перед нами открылся девятый. Свет здесь был ярче и воздух теплее. На меня повеяло каким-то ароматом — не помню уже каким точно, — но очень приятным. Впрочем через каждые несколько минут аромат менял свое качество и насыщенность, и это было вполне разумно, потому что нос, как известно, легко привыкает к определенному запаху и перестает его ощущать. Точно так же, как мозг привыкает к глупостям, которые слышит, и если не нарушать их поток умным словом, он быстро атрофируется…

В девятом круге имелось одно единственное отверстие и мы остановились возле него. С двух сторон у входа в галерею неподвижно стояли двое гризиан в тяжелых металлических доспехах. На их блестящих шлемах была изображена звезда с бесчисленным количеством лучей — Большая Желтая звезда Гриза. В руках они держали отполированные металлические трубочки, наверное какое-то оружие, потому что их поза и лица имели очень угрожающий вид. При этом, стояли они очень прямо, с поднятыми вверх головами и почти ничем не напоминали своих собратьев с поверхности планеты. Кроме тупого выражения глаз… Зачем нужны были там эти стражи, если над их головами размещались бронированные плиты высотой в девять километров, один господь бог знает. Позже Ртэслри объяснил мне, что просто такой была традиция в том подземном мире.

Итак, мы находились в сердце планеты.

Мы прошмыгнули между двух гризиан в доспехах и вошли в освещенную галерею. Стражи не шевельнулись. Действительно, мы были невидимыми, но когда сразу четыре человека проходят мимо тебя, нужно быть кретином, чтобы этого не почувствовать. К счастью, мое предположение оказалось верным, и мы прошли без всяких приключений.

Галерея была довольно высокой и просторной, облицованной каким-то светящимся минералом и походила больше на коридор в Версальском замке, чем на подземный ход. Через некоторое время она разделилась надвое, и мы, подталкиваемые Ртэслри, повернули вправо.

Здесь впервые мы увидели совсем близко высших сановников Гриза. Это были мужчины, приблизительно такого же роста как и мы, в длинных белых одеждах, доходивших им до пят, с белыми папками в руках. Они шли по коридору, которому не было конца, потому что он все время поворачивал вправо, а проходя мимо друг друга, они с озабоченным деловым видом нормальных существ отвешивали легкие поклоны. Головы их украшало нечто, похожее на белые тиары с изображением Большой Желтой звезды. Из-под тиар спускались по две жиденьких косички, таких же длинных, как одежда, — до пят.

Согласно толкованию Ртэслри, гризианские косы являлись символом благочестия и верноподданичества, потому что давали возможность высшим сановникам дергать за них, когда тем вздумается, и таким образом поддерживать необходимую иерархию.

Вдруг я ощутил прикосновение Ртэслри. Мы пошли следом за одним из сановников. Сановник шел медленно, почти так же медленно, как и несчастные гризиане с поверхности планеты, но держал голову и спину прямо — хотя, надо сказать, в спине его чувствовалась постоянная готовность согнуться. Временами он здоровался со своими коллегами так же, как и превениане, то есть поднимал руку ладонью наружу перед грудью, но только одну руку, так как в другой была папка. В то же время его взор благочестиво устремлялся к потолку.

Но вот сановник толкнул дверь и вошел в какое-то круглое помещение. Протиснулись туда и мы. В помещении было несколько предметов необычайной формы, но я сразу определил, что — постель, что — стол и что — рабочий уголок с письменным столом и мягким стулом возле него. Очевидно, здесь сановник жил и работал. Стены помещения были совершенно голыми, если не считать большого барельефа на стене за письменным столом. Барельеф изображал какое-то существо или божество, в сидячем положении, крупное, с большой головой, с одним-единственным глазом и четырьмя парами рук. Его руки были ненормально длинными, голова шишковатая, как будто деформированная умственной энергией, тело короткое, и, словно, наполненное воздухом — вообще существо это напоминало чем-то индийского бога Шиву, с той разницей, что было гораздо более безобразным.

Пока я рассматривал барельеф, сановник сел за письменный стол и раскрыл папку. Я тихонько приблизился к нему. Наклонился над его плечом, чтобы увидеть содержимое папки, и едва сдержался, чтобы громко не вскрикнуть «мерд»: в папке ничего не было. Я стал ждать, что сановник в нее что-нибудь положит, но и этого не произошло — он просто сидел, подперев рукой голову, и внимательно смотрел в раскрытую папку, будто изучая ее, потирал лоб, вздыхал, глубокомысленно качал годовой.

Это продолжалось около получаса. Потом сановник встал, закрыл папку, сунул ее под мышку и вышел в коридор. Мы последовали за ним. Он дошел до какой-то двери, по соседству со своей, слегка ударил ее концами своих кос и дверь сама открылась… Новое помещение, в которое мы вошли, ничем не отличалось от предыдущего, кроме того, что было немного просторнее; барельеф над соответствующим письменным столом также имел большие размеры. За письменным столом сидел другой сановник в такой же одежде и с таким же выражением лица, как наш, и я на миг задумался, как же эти существа распознают, кто есть кто. Наш гризианин подошел к письменному столу, раскрыл белую папку, лежащую там, и остался стоять, почтительно согнувшись, а сидящий углубился в ее разглядывание.

Он долго всматривался в папку: внимательно сдул пылинку с обложки и, неожиданно, с недовольным видом оттолкнул ее. Потом кивнул на дверь. Наш сановник взял свою папку и. пятясь, вышел в коридор, Там он снова зашагал к своей двери.

Я разнервничался, поскольку решил, что мы опять последуем за ним, но ничего подобного не случилось. Я ощутил постукивание по спине и мы продолжили свой путь по уходящему вправо коридору.

Теперь мы двигались гораздо интенсивнее и приходилось делать невероятные усилия, чтобы проявлять чудеса ловкости для избежания столкновений с озабоченной толпой сановников, потому что все они шли с поднятыми вверх головами и смотрели в потолок, Тогда-то я и допустил грубую ошибку. Сгорая от любопытства узнать, из чего сделаны эти странные существа и надеясь на свою невидимость, я протянул руку и пальцем прикоснулся к широкому белому рукаву одного из проходящих. Прикосновение было настолько легким, что ни одно живое существо его бы не ощутило. Каково же, однако, было мое изумление, когда сановник остановился, отвел взгляд с потолка, и лицо его искривилось от ужаса. Он вскрикнул.

И сразу же пол под нами затрясся от оглушительного рева. Сановники как безумные забегали по коридору, словно забыв о своих замедленных рефлексах. Я был брошен на пол рукой Ртэслри. Эта же рука прижала мою голову к полу так, что я едва не расквасил себе нос. И вовремя. С двух противоположных стен коридора вылетело по снопу длинных тонких игл, которые пронзили все пространство над моей головой, от пола до потолка, встречаясь посередине. Несколько сановников — вместе с тем, до кого я дотронулся, — были пронзены иглами и мгновенно умерли. Иглы снова скрылись.

— Встаньте! Быстро! — услышал я злой шепот Ртэслри.

Он и Бен Коли, стоящий с другой стороны, а может быть это был Кил Нери, схватили меня за руки и тащили до тех пор, пока мы не добрались до одного из поворотов галереи, откуда можно было уже без опасности для жизни наблюдать за происходящим.

Движение в галерее остановилось. Сановники гризиане уже смотрели не в потолок, а туда, куда смотрели и мы. Внезапно появилось несколько быстрых роботов. На головах у них были фуражки, а в руках — короткие палки. Они остановились возле мертвых сановников, долго осматривали их со всех сторон, переворачивали то на спину, то на живот и обыскивали их одежду. Но ничего не нашли. Вскрыли им черепа — но и там ничего не было. Тогда роботы встали в круг, плотно прижавшись друг к другу квадратными головами и… некоторое время совещались, но, видимо, так и не пришли ни к какому заключению. Осмотрели еще раз коридор, — при этом сановники застыли на почтительном расстоянии, втянув головы в плечи, — перевернули покойников на спину и исчезли так же быстро, как и появились.

— Слава Призу, — прошептал мне на ухо Ртэслри. — Вам везет, Луи Гиле… Эти кибернетические дураки решили, кажется, что тревога вызвана непредвиденным шевелением в мозгу того идиота. Если бы они заподозрили настоящую причину…

— Да?

— …Вся галерея взлетела бы в воздух. А быть может, и вся планета. Так что никаких больше прикосновений к кому бы то ни было! Поняли?

Это я понял. Но мне было абсолютно непонятно, почему одно шевеление в мозгу гризианина было способно вызвать такие печальные последствия… Мы двигались очень быстро в одном направлении по галерее, до тех пор, пока не вышли на широкое пространство, напоминающее большое фойе, облицованное белым мрамором.

Тут в два ряда стояли пятьдесят пар стражей в металлических доспехах и с желтыми солнцами на шлемах. На противоположной стене фойе виднелись контуры громадной четырехугольной плиты из желтого металла, которая была похожа на дверь и действительно оказалась дверью. На ней сверкало рельефное изображение уже знакомого нам божества. Не знаю, как действовал Ртэслри, но как только мы прошли между двумя рядами стражей и приблизились к двери, она раскрылась, пропуская нас. Таким, образом мы попали во второе фойе, совершенно такое же, как первое, потом в третье, четвертое и так далее. Когда перед нами открылась девятая дверь, я переступил порог и остановился пораженный.

Точно напротив меня, на дне громадной мраморной площадки, залитой ярким желтым светом, на высоком троне, сияющем всеми цветами радуги, как сияла и Гриз в Космосе, сидел — кто бы вы подумали, братья земляне? Божество! Оно самое! Нет, вы никогда не видели ничего подобного ни в жизни, ни в истории, потому что это божество, как я его уже описывал, не было похоже ни на землянина, ни на превенианина, ни даже гризианина. И вообще ни на что не похоже, а вместе с тем, было явно живым.

Оно сидело и дышало. Восьмирукое, одноглазое, толстое, как трое бургундских трактирщиков. Оно не было плодом извращенной религиозной фантазии, но абсолютно реальным существом. Его большие косматые уши торчали вверх. Единственный глаз сверкал, уставившись в экран, который находился над дверью, то есть в тот момент — над моей головой, а все его восемь рук, растопыренные как щупальцы гигантского паука, лежали на клавишах огромного пульта. У этого чуда не было кос. Оно сидело неподвижно, в позе статуи индийского божества (как я уже говорил), но при этом излучало какую-то энергию и пребывало в крайней степени напряжения — таком сильном, что даже не заметило, как дверь открылась и закрылась после нас. Может быть, только слух его уловил что-то подозрительное, потому что уши вдруг зашевелились, а глаз на мгновение оторвался от экрана и посмотрел куда-то в сторону…

Господи! Там, куда посмотрел его глаз, было еще два совершенно таких же божества. Одно из них лежало на широком диване и явно спало. Другое прогуливалось, протягивая свои длинные восемь рук, словно готовилось схватить что-то.

— Три Гризера Великого Центра, — чуть слышно прошептал мне Ртэслри. — Отсюда ведется наблюдение, сохраняется планета и поддерживается ее радужная стратосфера.

— Но что они за существа, Ртэслри?

— Гризиане.

— Как так гризиане? Они такие непохожие…

— Результат управляемых мутаций, Луи. Когда-то Гризеры были весьма многочисленным сословием и имели нормальный вид. Потом их количество значительно уменьшилось из-за постоянного взаимопожирания… Но, как видите, пульт — невероятно большой. Возникла необходимость нескольких рук на теле одного и того же гризера, чтобы работать на нем. Рук стало вначале четыре, потом шесть и, наконец, восемь. Сейчас уже трое Гризеров вполне справляются с работой.

— А почему они одноглазы?

— Тсс, тише… Два глаза, как вы знаете, охватывают мир более широко и, в какой-то степени рассеивают внимание. А им ведь нельзя отвлекаться от своего дела.

— Какого дела?

— Нажатия на клавиши.

— Но вон тот, там, насколько я вижу, не нажимает ни на что.

— А это уже давно и не нужно. Я даже не уверен, не заржавели ли они, ведь ими столько веков подряд никто не пользовался.

— Но тогда, к чему все это?

— Да так, привычка! Им просто приятно сознавать, что они могут нажать на эти клавиши, когда пожелают.

— Мон дье! — воскликнул я шепотом.

Потому что, честное слово, наши французские президенты, встав за пульт, немедля начинали нажимать на разные клавиши. И, как только они на них нажимали, что-нибудь происходило: или какой-нибудь министр вылетал из своего кресла, или полиция открывала огонь по толпе, или посылался военный десант в какую-нибудь африканскую страну с целью обеспечения ей большей независимости, или пожарная команда спешила сжечь несколько библиотек, как веком раньше предвидел это американец Брэдбери…

— Ртэслри, но если они тут ничего не нажимают, тогда кто управляет этой планетой?

— Антенны. И роботы. Последние поддерживают технику, которая в сущности также не менялась веками.

— Тогда какой смысл в этом Великом Центре?

— Такой же, какой имеет и все остальное.

Здесь я был вынужден замолчать, потому что Гризеры вдруг несколько оживились. Тот, который сидел за пультом, убрал руки и встал. Незамедлительно другой, который до того момента прохаживался и очевидно был кем-то вроде помощника, отправился к многоцветному трону. Тут произошло нечто интересное. Спускаясь с трона, первый преградил путь второму и между ними произошло короткое столкновение. Они обменялись несколькими звучными пощечинами и некоторое время усиленно плевали в лицо друг другу. Я думал, что дело кончится кровопролитием. Но внезапно эти двое разошлись, обмениваясь улыбками и поклонами.

— Ничего серьезного, — прошептал мне Ртэслри. — Обычный ритуал.

И действительно, первый из двух Гризеров самым спокойным образом начал прохаживаться по залу, а второй занял его место за пультом. Третий, спящий, только повернулся на другой бок и продолжал храпеть.

Освобожденный от дежурства Гризер сделал несколько движении головой и восемью руками для восстановления нормальной циркуляции крови. При этом голова его качнулась несколько раз: она казалась слишком тяжелой для его жирной шеи.

— Он, должно быть, необычайно умен, Ртэслри.

— Луи, не всегда верьте своим глазам!

Между тем, Гризер захлопал восемью своими ладонями и откуда-то появились три робота в белых мантиях. Они набросились на него, словно намереваясь его побороть. Но, в сущности, они только стянули с него длинную одежду и он остался обнаженным (это было отвратительным зрелищем), а потом стали манипулировать с ним довольно-таки странным образом. Один из роботов засунул ему в рот трубочку. Другой засунул такую же трубочку в задний проход. Третий в это же время щекотал его под тройным подбородком, от чего тот довольно щурился и улыбался. Потом трубочки были вынуты, внимательно осмотрены и обнюханы. Трое роботов удовлетворенно кивнули. Они схватили Гризера и посадили его на удобный стул со спинкой и отверстием на сиденье. Подождали, пока он сделает свое дело, подняли со стула, проверили результаты его умственных потуг и бесшумно исчезли.

Гризер снова довольно улыбнулся. Потом он вытащил откуда-то таблетку и проглотил. Действие таблетки было поразительно. Гризер сразу же рассмеялся во все горло и закружился вокруг себя с невероятной скоростью. Но это было только началом, потому что в следующий момент возник такой вихрь движения, смеха и выкриков, что у меня закружилась голова: он кувыркался через голову, делал невероятные сальто, невероятные для его толщины, балансировал со стулом, перебрасывал его из одной руку в другую — всеми восемью руками, ловко прыгал через скакалку, забивал невидимые голы воображаемому противнику (отличным пасами), строил воздушные замки, кланяясь овациям воображаемой публики, после чего одним ударом разрушал эти замки, по-боксерски отражал какие-то удары, забивал копья в спину, пыхтел от удовольствия, ржал, пищал, мурлыкал, крякал, пел, клокотал и т. д. — в целом это была пантомима, великолепный танец-гротеск, какого я не видел во французских варьете даже самого высокого разряда.

Восхищенный, я наблюдал за этой сценой. Ртэслри мне прошептал:

— Устаревшая, уже ненужная тренировка. Когда-то, когда их было больше и они зависели от своих избирателей, она была им чрезвычайно необходима.

Между тем Гризер кончил танец, ударил себя по голому животу и подошел к своему спящему коллеге, разбудил его. Тот сразу же начал прогуливаться как часовой. Сдавший дежурство лег на диван и уснул.

Очевидно, здесь больше уже не на что было смотреть. Рука Ртэслри подтолкнула меня к двери, но я все же остановил его.

— Ртэслри, вы сказали, что их только трое. Откуда же они тогда берутся? Разве у них нет жен, детей…

— Они бесполые, Луи. Они боятся, что контакт с гризианкой может дать поколение, лишенное их качеств.

— Но кто тогда рождает их самих?

— Никто. Они сами себя воспроизводят.

— Ну уж! Это опровергнуто…

— Не опровергнуто. Воздух в этом подземелье содержит параноичные и шизофреничные испарения, которые раз в сто лет, — столько длится жизнь Гризеров, — синтезируется и воспроизводят их. То же самое происходит и с сановниками.

— Какая техника! — восхитился я.

Да, сказал я затем себе, здесь эволюция явно идет по другому пути. У нас в Европе такие чудеса просто немыслимы: параноиков у нас рождают нормальные матери… Но тут же мне вспомнилось, что за сто лет до моего похищения, в соседней Нибелунгии внезапно появились сразу несколько миллионов параноиков, которых возглавлял Главный Параноик, и они едва не завладели миром. Откуда же они взялись? Неужели произошли из воздуха? Черт их знает! Во всяком случае я не должен был спешить с заключениями.

Уффф! С удовольствием вдыхал я серый воздух поверхности Гриза, где мы, наконец, оказались после долгого полета вверх, через девять бронированных плит. Сели в наш маленький дисколет, и он унес нас далеко от кратера. Мы вышли, чтобы немного поразмяться и обменяться впечатлениями от Великого Центра.

В сущности и обмениваться было особенно нечем. Мне все было ясно, кроме одного: как могла эта планета дойти до того, до чего она дошла несколько миллионов полоумных существ на поверхности и несколько сотен сумасшедших в ее центре.

Мне вдруг стало грустно. Мимо нас продолжали тащиться на полусогнутых серые гризиане: с опущенными головами и антеннами на темени, брели они к своим бесцельным целям.

— Черт возьми, — сказал я по-французски. — Как эти несчастные терпят свое положение. Как они не додумались до сих пор устроить какую-нибудь революцию?

— Дело в том, что они не несчастны, землянин.

— Что вы говорите, уважаемый Ртэслри?

— Конечно же нет. Что такое в сущности счастье, кроме как субъективная оценка полноты жизни? Кроме удовлетворения желаний и потребностей?

— Неужели вы говорите об этих голых, трясущихся, грязных, полоумных гризианах? Ртэслри!

— Вы хотите увидеть в каком мире они живут?

— Но я уже видел.

Бен Коли и Кил Нери одновременно булькнули. Ртэслри, не говоря ни слова, преградил дорогу одному из гризиан и самым бесцеремонным образом вытащил маленькую антенну из его темени.

Эффект был удивительным.

Гризианин остановился и поднял голову. Повернулся налево, потом направо и, как мне показалось, на этот раз увидел нас, но взгляд его на нас не задержался. Он с некоторым удивлением оглядел серую равнину, голые скалы с пещерами, из которых вылезали его сопланетяне, и наконец — самого себя. В его глазах появилось даже какое-то разумное выражение. Но этот проблеск сразу же сменился безумным ужасом — тем самым ужасом, который я видел в глазах сановника, когда прикоснулся к нему. Однако, на этот раз ничего не случилось.

Просто гризианин отправился к ближайшей шахте генераторов космических лучей и бросился в нее головой вниз…

— Ртэслри, как вы могли! — крикнул я, забывая про осторожность.

— У меня не было другого способа оказать вам услугу, — холодно ответил Ртэслри.

Он приблизился и пока я был в состоянии замешательства, спокойно начал прикреплять антенну к моему темени, привязывая ее к волосам…

Какой чудесный голубой воздух, какое великолепное желтое солнце, какое светлое золотистое небо! Над моей головой распростерло крону дивное ветвистое дерево с сине-зелеными листьями, а среди листьев, как маленькие солнца, светились крупные оранжевые плоды.

Я стоял на небольшом холме. Под холмом простирался дивный парк: тенистые аллеи, в обрамлении высоких цветущих кустов, зеленые поляны, небольшие рощицы, из которых доносились птичьи трели, роскошные фонтаны, по сравнению с которыми фонтаны Рима, Сан-Суси и Петергофа, выглядели бы бездарными игрушками. По аллеям прохаживались, обнявшись, молодые люди они напоминали превениан своей красотой и свободой движений; прогуливались, улыбаясь, розовощекие старушки и старички, резвились дети. Вдали, за парком, возвышались белые круглые здания большого города, с крыш которых, подобно серебряным и золотым птицам, взлетали блестящие дисколеты, которые отправлялись по своим небесным путям…

Я сознавал, что это было только сном или миражем и все-таки это был не сон и не мираж. Я очень остро ощущал запах цветов, слышал голоса, которые, как ни странно, говорили на превенианском.

Больше того — у меня было чувство, что сам я являюсь частью этой реальности: сорвав листик с ветки у меня над головой, я пожевал его и ощутил горький вкус.

Я ждал кого-то под деревом на холме, и этот «кто-то» появился передо мной в тот момент, когда я о нем подумал. Это была Роз Дюбуа, коллега из «Абе-Сийе», та самая, которая находила, что морщинки на моем лице очень мне идут. Она бежала ко мне, размахивая над головой газетой «Виктуар», но, казалось, ей не хватало сил добежать, потому что она вдруг остановилась и выкрикнула: «Луи, дружочек! Блестящая рецензия на „Историю грядущего века“. Вас выдвигают в члены Академии!» Меня охватила сумасшедшая радость. Никогда в жизни я не чувствовал себя более счастливым. Я спустился к ней, чтобы обнять ее, безусловно, только из благодарности за хорошую новость. Но кто-то очень грубо схватил меня за плечо. Потом я почувствовал, как меня больно дернули за волосы, закричал и…

И оказался снова на Гризе. Я стоял на самом краю шахты, куда недавно прыгнул гризианин. Бен Коли и Кил Нери держали меня за плечи. Ртэслри показывал мне на антенну и громко булькал.

— Что вы пережили, Луи? — спросил он. — Вы так туда побежали, что если бы мы вас не остановили, вы были бы уже там…

У меня не было сил ему ответить. Контраст между пережитым и тем, что сейчас меня окружало, был столь разительным, что я потерял сознание.

Потерять сознание — очень удобная штука, когда нужно объяснить жене, с какими друзьями ты вчера провел вечер и о чем вы говорили. И еще более удобная — когда тебе необходимо опустить некоторые излишние подробности в собственном рассказе.

Таким образом, я пришел в себя уже в маленьком дисколете, который стремительно летел к Большому. Лежа на мягкой силовой постели за спиной Бен Коли, я слышал, как тот, сидя вполоборота, разговаривал с Ртэслри.

— Этот сон ему нужен, — говорил он. — Для его «земных» нервов потрясение было чрезвычайным… Мы должны были это предвидеть.

— Наоборот, — ответил Ртэслри. — Ему как раз нужен этот шок. Он должен приобрести большую резистентность, если мы хотим, чтобы Эксперимент дал какие-то результаты. Тем более, что абсолютно неизвестно, какой встретит его Земля.

Заметив, что я открыл глаза, оба умолкли. Для того, чтобы они не чувствовали неловкости, я сделал вид, что ничего не слышал, а потом спросил о том прекрасном пейзаже, который видел на Гризе благодаря антенне.

Ртэслри объяснил, что это были просто картины прошлого Гриза, времен ее расцвета. Они спроецированы автоматическим видеоцентром прямо в мозг гризиан.

— Но в то же время я был где-то в окрестностях Парижа, даже видел одну мою знакомую…

— В этом особенность гризианской передающей техники, — повел плечами Ртэслри. — То, что видит и слышит каждый гризианин с антенной на темени всегда представляет собой такую комбинацию изображения прошлого, которая отвечает его наклонностям и желаниям. Воображение любого индивидуума, пусть даже бедное, дополняет и изменяет все образы.

— И по этой причине каждый видит одни и те же картины?

— Наоборот. Иллюзорный мир, в котором живут гризиане, непрерывно меняется и прогрессирует — появляются новые города, новые парки, количество удовольствий растет. Регрессируют только мозги и реальность.

Все это было ужасно. Но я быстро оправился от шока и встал с постели. Бен Коли, Кил Нери и Ртэслри стояли и молча смотрели на экран дисколета: там сияла всеми цветами радуги Гриз. Большой пестрый шар в черной пустоте пространства, тонкая разноцветная оболочка, скрывающая разруху, дешевый мрак, серую смерть… Несколькими минутами позже

Загрузка...