Герои Вопреки. Часть I

Глава Четвертая. Полеты во сне и наяву

Едва только сын его вышел из дверей под последние закатные лучи, пробивавшиеся через прогалины в кронах деревьев, Голова, не говоря больше ни слова, крепкою рукою своей, втолкнул Еремея внутрь.

В избе оказалось неожиданно сыро и душно. Гнилостная вонь исходила казалось из самого воздуха, плотного и подсвеченного теми самыми пучками травы, что застилали кровать и свисали с балок низкого, закопченного потолка.

— Ну что, черный маг Еремей, харати Азар Шай, давайте решать, кто из нас приплыл, а кто приехал.

Не дождавшись ответа, парень опустил патетически выставленную руку и с видом знатока обошел комнатку кругом.

— Классика. Типичное помешательство. Так, что там было нужно в таких случаях, — забормотал парень себе под нос, стараясь не смотреть на жутковатую девицу. — Ага, нужен вроде мелок. Интересно, а «машенька» помогает от нечистой силы лучше, или хуже.

Натянуто хохотнул. Помолчал, прислушиваясь к звукам снаружи избы. Все знакомо, заливаются птицы. По вечернему времени собираются за частокол жители деревни. Слышны звонкие женские и детские голоса, отрывистые мужские реплики.

Если кто и будет приглядывать, чтобы он не сбежал, то явно не стоя за дверью с винтовкой. Это в равной мере и радовало, «не сожрут», и печалило, «может лучше бы и сожрали».

«Хотя, искал же себе приключений, заданий по профессии, опыта и деньжат поднабраться жаждал. Вот это все. Греби лопатой. Или скорее огребай…»

Лопаты не было. Зато был трактат. Им он и размахнулся от души.

Да так с размаху и открыл на случайной странице. Бегло пробежался по своим заметкам и, найдя, как ему показалось подходящий ритуал, тут же принялся за вычерчивание несложной фигуры камнем по землистому полу.

До встречи с «Братом-Аббатом» у него были и ритуальный кинжал, и реагенты, и сумка с дешевыми магическими мелочами. Ее он выкрал у невнимательного игрока, так же во время обучения собственно воровству. Но как пришло, так и ушло.

Все это осталось в злополучном амбаре. Из которого на свежий воздух Еремей вышел сразу же после успешного завершения «экзорцизма», даже не озаботившись прибрать свои рабочие инструменты, так сказать.

Фигура, нацарапанная камушком в пыли, тоже должна хоть как-то сработать, если верить заметкам на полях краденого трактата.

Вообще, чем дольше и внимательнее он с ним разбирался, тем больше казалось, что это не официальное печатное изделие, а подпольное народное творчество.

Он ведь его не на полке взял. И не из сундука с раритетами вытащил. Ради трактата пришлось перерыть всю лавку.

И если бы не встроенное чутье на такие вещи, ни за что бы не догадался поискать за прибитой к стене головой барана. А после еще и поддеть кинжалом деревянную панель на стене за ней.

«М-да, возможно я поторопился с планами, по которым подходящую литературу можно будет добыть где угодно. Тем более, будучи гонимым голодранцем.»

Вздохнув, Аз принялся вникать в литанию, что следовало зачитывать про себя, настраивая внутренний голос на нужный лад. Сложные и непонятные сочетания никак не хотели укладываться в голове.

Благо он физически ощущал всем телом, как вибрируют и идут волнами эмоциональные нечистоты в воздухе. Стоило ему подобрать нужный тон для очередного слова.

Собравшись с мыслями, выпрямился, сложил пальцы домиком, направив кончики на вычерченную фигуру. И затянул про себя бессмысленный для него набор звуков. Раз, другой, третий.

И ничего. Даже волны и вибрации сразу успокаивались, а невидимая глазом тьма снова сгущалась вокруг.

Начиная догадываться, что чего-то важного не понимает, Еремей прекратил надрывно пялиться на вычерченную фигуру. Почесал в затылке и по-новому стал перечитывать переплетение рун в тетради.

«Так это вроде „вовне“, а это должно значить „изгонять“. Или извлекать?»

С каждым новым мысленным штурмом парень чувствовал, как бессилие все громче стучится в двери его самоуверенности.

«Может все же учебную литературу следует осваивать уже обладая некими академическими познаниями. А может найти себе наставника. Хм, или разбудить того, что и так всегда при тебе.»

Последняя мысль показалась прямо прорывной. У него уже вроде вышло один раз наладить контакт со своим новым «альтер эго». Пусть и спонтанно во время медитации. Почему бы не углубить знакомство.

Он раньше слышал о таком. Игроки, воссоединившие тело и дух аватара, при помощи шаманов, общались первое время с бывшим владельцем, перенимая у того опыт и навыки.

«А мне и того проще. Я сам себе шаман. Ну или кто-то вроде того. С этим еще предстоит разобраться. Собственно, сейчас как раз самый подходящий момент и для этого.»

Аз еще раз бросил взгляд на комнату. Покосился на спящую красавицу. Прикинул в голове сколько еще времени до полуночи и хмыкнул.

«Суеверия. Уверен это все ерунда. Если бы она была буйной, того парня сейчас можно было бы совочком собирать. Или ложечкой деревянной, — нахмурившись вспомнил он один такой случай из старой памяти.»

Видал он последствия буйств подвергшихся нечистой силе. И теперь почти совершенно успокоился.

В комнате совсем ничего не изменилось. Девица лежала, травки свисали со стен и потолочных балок, слабо гнилушно подсвечивая сам воздух в сгущающихся сумерках.

Еремей сформировал в голове желание пообщаться с Азаром. Сосредоточился изо всех сил.

И понял, что второе «Я» вовсе не спешит к нему на помощь само. Невесело вздохнул и решил «идти к горе» самостоятельно, благо дорога уже была известна.

В углу нашелся вполне приличный стул с ветками подлокотниками. Осторожно уселся в него, проверяя не развалится ли раритет лесного плотничества. Нет, тот даже не скрипнул.

Уже привычно сосредоточился и, вполне успешно затянул «Ом», с каждым вдохом чувствуя себя все глупее. Что-то явно шло не так, как в прошлый раз.

Азар вовсе не стремился перехватить управление и начать колдовать вместо него. Ни звука, ни мысли посторонней в голове так и не появлялось.

Помолчал. Подышал, считая удары сердца, проследил за внутренним диалогом. А там все больше говорили о его дремучей тупости.

Перестал подслушивать. Пора было менять тактику. Похоже просто так дух мистика не будет сам передавать ему свою мудрость и помогать всячески.

Даже в содержимом рыжего трактата Азар похоже понимал не сильно больше самого Еремея. Да и описывались там ритуалы и призывы какие-то, а это совсем не вязалось с тем, что писали о мистиках очевидцы.

«Они вроде должны все делать мысленно, а не в грязи круги чертить, да листики-перья всякие раскладывать. Может трактат не тот, что надо. Или это для начинающих такие развлечения. Непонятно.»

Парень задумчиво потер пятерней затылок и продолжил мозговой штурм.

«Так, я уже успел забыть, что нарыл на мистиков. Там вроде говорилось о трех столпах начинающего мистика. Медитация, изучение каких-то трактатов, и сны. Точно, нужно войти в осознанный сон внутри игры.»

Последний раз Еремей этим занимался тогда же, когда и медитацией. На втором году обучения в колледже, пока водился с компанией каких-то йогов. Это было очень популярно один сезон, и он завел много знакомств на этих сборищах. Тогда это казалось важным. Знакомства.

Он еще рассчитывал, что его художества будут кому-то нужны. Оказалось, что люди уже разучились отличать картины, написанные людьми, от тех, что генерируют нейросети.

«Но осознанный сон, в игре, это как-то слишком. Или наоборот, все происходящее в игре мозг воспринимает именно как сон. Интересно, как игроки то до такого додумались. Или наставники локалы научили тех, что смогли пробиться к ним в ученики. Скорее всего последнее.»

Невольно представилась сценка, как увешанный амулетами старый маг посвящает в послушники игрока. И как у того глаза выпучиваются, когда ему говорят ложиться спать.

«Может это не так уж и странно. Вроде уже есть капсулы, в которых можно играть пока спишь. Что-то они там делают с какими-то волнами в мозгу. Правда и стоят, как спортивное авто. Ладно, спать это я могу, профессия уже претендует на лучшую работу в мире, — потянулся он на стуле с мечтательной улыбкой.»

В чем был секрет осознанности Еремей и раньше не очень понимал. Все советы бывалых, как правило, противоречили друг другу. Каждый добивался результата случайно, после большого количества попыток. Хотя всяких книг и руководств по вирт-сети ходило безумное количество.

В этот раз он тоже не понял, что произошло. Закрыл глаза, расслабился и пожелал «осознаться во сне», не особо и рассчитывая на успех.

А спустя всего один вдох он уже не может открыть глаз. Слышит какой-то гулкий шум, смещающийся снизу-вверх, будто опускаешься на дно колодца. Толи вода плещется где-то внизу, толи водопад рядом, а ты опускаешься мимо него.

Тело вдруг перестало иметь значение, как во сне. Только странные и тревожные ощущения, что заполняли разум подобно потоку, становясь для него единственной реальностью.

И чтобы не захлебнуться в них, приходилось прикладывать все больше усилий. Проталкивать себя сквозь них дальше. Вниз, к какой-то цели, что он пожелал совсем недавно.

«Но я ведь уже определенно осознался. Что еще мне может быть нужно. Точно. Азар Шай, я хотел с ним поговорить. Но почему это так сложно. Порог обычной „осознанки“ уже давно пройден, — начал Еремей понемногу паниковать.»

Дальнейшее походило на погружение под воду. С каждым рывком давление на его «я» возрастало, все тело сдавливало и сжимало.

Было даже полное ощущение нехватки воздуха. Фантомная боль, что заставляет тебя мечтать о всплытии. Но всплывать было некуда. Раз начав погружение в сон, уже нельзя было повернуть назад. Только вперед.

Или паниковать, и тогда плавное погружение превратится в неконтролируемый полет вверх кармашками.

Звук журчащей воды усилился и стал неприятным. Будто пытаешься заснуть, но вдруг слышишь незакрытый кран на кухне. Тонкие струйки неестественно громко отдавались эхом, не позволяя уснуть окончательно. Они царапали и скребли по сознанию, заставляя испытывать все возрастающее раздражение.

И даже когда он с трудом опустился еще глубже, и звуки стали глухими да отдаленными, тихое журчание все еще усиливалось.

Да с такой силой, что Еремею показалось будто его занесло в воды горной речки. Восприятие забил шум и рокот приближающегося водопада. Подхваченный бурными потоками эмоций он ухнул еще ниже, прямо в бурлящие черные воды, которых похоже никогда не достигал свет.

Они сомкнулись над его головой, а после короткого чувства удушья, Аз ощутил себя стоящим посреди непроглядной и вязкой мути. Как на дно болотное погрузился.

«Слишком стрёмный сон, чтобы в таком осознаваться. И как тут кого-то вообще можно найти. Настоящий бардак на моем чердаке. Надеюсь мое тело не рухнуло на пол, пока я тут на водных аттракционах катаюсь, — подумал он и почувствовал вдруг смутную тревогу.»

Еремей порывисто попытался понять где у него что. И с трудом разглядел собственные руки во сне, нащупал ими схематичное лицо. Ощутил под ногами что-то вроде поверхности. А потом.

Со дна постучались. Буквально.

Звук был глухим и гулким, будто снизу били чем-то тяжелым. Снизу. Пола, земли и, еще ниже.

Тяжелое басовитое эхо ударов прокатывалось через все его призрачное тело. Вдруг все вокруг завертелось и сознание опять затянуло куда-то и еще ниже.

Очень скоро стало гораздо хуже. Звуки вокруг можно было осязать, они были вязкими и липкими. Их прикосновение к фантомному телу ощущались как мерзкие, хныкающие вскрики и стоны. Каждый вскрик вызывал волны раздражения.

Будто ребенок в маркет-парке. Он воет, ноет, а затем вопит и ругается. А не добившись ничего, начинает именно вот так громко хныкать, извещая весь мир в его несправедливости и жестокости к нему лично.

Это звучит как вызов, полный злобы и агрессии. Полный жалости к себе, но не теряющий ярости к источникам своего унижения.

Еремея уже просто выворачивало от душных и мерзких эмоций. Совершенно не хотело что-то подобное слышать. И еще меньше хотелось на такое реагировать. За всю жизнь он испытывал подобное все несколько раз и то мимолетно, не зацикливаясь. Но сейчас ощущения будто удесятерили и довели до самого предела.

И только удалось хоть как-то отстраниться от гнусных эмоций, как раздались новые вопли. Наглые, вибрирующие от силы, требовательные и все более раздраженные.

Так недовольные клиенты распаляются, распекая несчастных официантов из-за лишнего кусочка сахара в кофе. Уверенные в собственной значимости люди кричат так на тех, кого считают меньше себя.

Голосов становилось больше с каждым ударом сердца. Аз уже не успевал от них отбиваться и отлеплять от себя. Новые и новые оттенки грязных эмоций, что вызывали в нем несправедливости реального мира.

Глумливые голоса, жадные, глупые, вызывающие каждый свою эмоцию или чувство. И все строго негативные.

Внутри у него кричали, выли, и нагло ухмылялись вполне реальные люди из его настоящего опыта. Душу буквально разрывало в разные стороны. Еремей вдруг открыл для себя, что даже воображаемое тело оказывается может чесаться.

Но несмотря на его панические судороги, погружение в сон не прекратилось. Хоть и стало больше похоже на изматывающий полет через водоворот эмоций.

Самых черных, навязчивых и таких притягательных, простых и понятных. Ведь порождающие их ситуации были такими близкими: кто-то кого-то обидел, унизил, кто-то неправ, глуп или кипит от наглости и неправедной ярости.

Сами по себе даже причины перестали иметь значение. Навязчивые ощущения закрутились вокруг, сливаясь в вихрь. Выжимали чувства, усиливали их и накладывали одно на другое.

Вот он уже может визуально различить вокруг себя кокон из разноцветных обжигающих нитей.

Они липнут к разным частям его тела, слепленного из грязного дыма. Красная страсть, синюшная ненависть и тускло сероватая тоска. Страх, гнев, желание, раздражение намертво прилипают к разным местам кокона. А прилипнув, начинают тянуть и тащить туда, откуда они исходят.

Вниз. Они все тянут его книзу. И можно просто физически ощутить где сейчас низ, а где верх, только по этой тяге. Даже несмотря на то, что вообще ничего кругом не различить, только черно-серый водоворот и разноцветные нити, что тянут тебя все ниже и глубже.

А потом разом пришло осознание. Все это ситуации из реального мира. Они просто привязаны в его разуме к определенным чувствам и эмоциям, что живут даже в его игровом разуме, даже во сне. Осознание этого резко вырвало его из водоворота.

«Чувства мне тут не нужны. Они все не важны. Мне безразличен каждый, кто их у меня вызывал. Я осуждаю каждую свою эмоцию, что испытал из-за них когда-либо. Они все остались в другой жизни, — проговорил так про себя и его сразу отпустило.»

Все нити разом истончились и пропали. Остались только гулкие удары снизу. Теперь они стали более звонкими и высокими. Постепенно перейдя в непрерывный тон. Будто звучание колокола, замедленное и зацикленное на одной ноте.

Стоило ему сосредоточиться и обратить внимание на окружающее пространство. Как серо-черная тьма стала отступать. Дальше и дальше. Как туман расступается под солнечными лучами.

Миг и он стоит посреди выцветших просторов, где верх слабо отличается от низа.

Посмотрел на свои руки и увидел только очередное темно-серое завихрение, но уже куда более определенное и похожее на настоящее. Еще не детализированные пальцы, но уже и не схематичные сгустки не пойми чего.

Все происходящее уже и впрямь походило на осознанный сон. Глупый, но реалистичный настолько, насколько ты сам захочешь и сможешь себе вообразить.

В реальности его попытки увенчивались тем, что он мог увидеть руки в обычном сне, осознаться и начать менять сон по собственному желанию.

— Ну здравствуй человек Еремей, — прервал его попытки разглядеть свои руки, чей-то хриплый и ломкий голос.

Еремей тут же за озирался, почти сразу различив напротив себя такую же сероватую фигуру из закручивающихся потоков тумана на темном фоне.

— И тебе не хворати, харати Азар, — поприветствовал он наугад.

В голове закрутились мысли, одна другой глупее. Они наскакивали друг на друга, вытесняя здравый смысл. В этом своеобразном соревновании победила самая глупая:

«Можно ли называть бесплотного хозяина своего тела Харатьян.»

Одинокая фигура напротив, похоже, склонила голову набок.

— Нет. Я не твой наставник. И не читаю твоих мыслей. Нет нужды. Это твои мысли в моем разуме, а не наоборот.

— Разве ты не должен передать мне свои знания и опыт? — уже более внятно и напористо спросил его Еремей.

— Не должен. Но ты можешь получить столько, сколько сможешь использовать. Но торопись, с каждым восходом моя связь с миром живых истончается. Как уходят и мои воспоминания о прожитой жизни, что могут быть полезными тебе.

— Тогда расскажи побольше о том, как быть мистиком. Я пока даже не понял толком что это значит.

— Я не слышу в твоей памяти нужных слов. Значит ты их раньше не слышал и сейчас не поймешь. Чтобы научить тебя новому осознанию, я должен быть «Мастером над адептами». А я лишь «послушник», кажется это слово подходящее. Я помню, как начал свое послушание в месте силы, но не помню, как умер и почему.

— Так может мне вернуться туда и…

— Нет. Там больше нет места силы. Мир изменился. Изменились и течения жизни внутри него. Я едва узнаю окружающие тебя места.

— Что же мне делать. Научить меня ты не можешь, потому что не умеешь. Рассказать не можешь, так как я тебя не пойму. Что…

— То, чего ты жаждешь, не знание, — с равнодушием робота перебил его в очередной раз призрак. — Это путь. И я покажу тебе, где он начинается. А если заблудишься, приходи ко мне снова. До тех пор, пока я еще не истаял.

— А что будет, когда это произойдет. С тобой.

— Меня отпустит все, что связывало с путями живых. Я целиком вступлю на пути смерти.

— Это похоже на то, через что я прошел, чтобы оказаться здесь? — любопытство по поводу столь тонкой темы захватывало воображение, заставляя задавать вовсе не те вопросы, что казались наиболее важными.

— В каком-то смысле. Но ты лишь погрузил свое верхнее сознание к нижнему. На тот слой, где можешь меня увидеть.

— Слой? Я думал внизу должен быть какой-нибудь ад, и демоны? — вопросы выскакивали сами собой, подхваченные азартом.

— Я не смогу ответить на все твои вопросы. Ответ на один из них, что тебе понятен, породит множество тех, на которые ты ответа не поймешь. Но следуя по собственному пути, ты сможешь все узнать и увидеть сам. Миры, слои, пути это лишь очень отдаленные, «метафоры»? Гр-р-рм, да, именно так. Как ладонь подобна листу древесному. Нет, ничего ты так не поймешь. Не трать своих сил. Ты пока слаб. Иди и увидишь все своими глазами.

— Ты обещал показать куда идти. Да и как?

Раздавшаяся короткая какофония звуков оглушила и исцарапала восприятие Еремея. Призрак казался разгневанным. Его фигура поплыла, почти размываясь с окружающей хмарью.

— Не ожидал. Твоя недалекость оказалась забавной. Ты захватил себе мое мертвое тело. Подчинил дух. Смог погрузиться в глубину слоев тени. А меня просишь научить тебя по земле ходить, — на месте головы призрака появились жуткие завихрения, похожие на широкую и зубастую ухмылку. — Когда вернешься в тело. Не открывай глаз. Но встань и иди.

— Куда? — вырвалось у начинающего просыпаться Еремея.

— А куда захочешь «Укравший мое имя».

Еремей почувствовал, что теряет концентрацию. Окружающие серые пустоши снова заволакивал непроглядный туман. Собеседник стремительно растворился в нем. А сам он при попытке поднести к лицу ладонь, не смог различить даже единого лоскутка дыма, что двигался бы в унисон с его желанием пошевелить рукой.

Последние остатки его воли воплотились в невнятный вопрос:

— А мир вот так и выглядит на самом деле?

— Нет. Даже тот слой, на который опустился твой дух, выглядит не так, как ты способен сейчас увидеть.

Последний ответ уже не звучал в голове Еремея, он крутился водоворотом маленьких мыслей-образов. Пока его в обратном порядке протягивало через круговерть эмоций и чувств.

В этот раз нити чувств сразу ощущались скользкими, липкими и противными. Они тянулись и старались прилипнуть к нему, вызвать отклик и сочувствие.

Но хватило одного нежелания иметь с ними что-либо общее, и вокруг возникло подобие мыльного пузыря. Как маслянистая пленка, он не пускал ничего внутрь. И обратно в свое тело парень вернулся спокойным и задумчивым.

На пробуждение ото сна это походило слабо, но снова ощущались и тело, и стул, на котором он сидел. Уже можно было открыть глаза и встать, но ему пока не хотелось.

Разум все еще дремал, подернутый мутным туманом. Постепенно в нем оформились некие желания и приказы самому себе. Нужно было встать и идти. Сильно захотелось оглядеться. Но много ли можно увидеть с закрытыми глазами.

«Не открывай глаз, но встань и иди. Кажется, так сказал харати, — задумался Еремей, напрягая закрытые глаза, чтобы разобрать в черноте хоть что-то. То насколько это глупо ему в нынешнем состоянии даже не пришло в голову.»

Однако темнота, видимая с закрытыми глазами, сама собой задрожала и пошла серой рябью.

А затем, в окружающем сером мареве, шаг за шагом стали происходить странные изменения. Оно осветилось изнутри глубокой синевой. Обрело глубину и подобие очертаний.

Сквозь беспорядочно меняющуюся пелену проступили очертания стен, стола и темный девичий контур на нем. Даже еще более пугающий и отталкивающий, чем вживую. Захотелось спрятаться или отодвинуться. Но едва точка зрения сместилась, как он увидел силуэт самого себя на стуле.

Мгновенный испуг пинком выбросил из головы всю дрему. Глаза распахнулись и жадно впились в окружающий мир. Еремей шумно выдохнул и обмяк на стуле. Тело расслабилось и болело, будто он только уселся после марш-броска.

Мышцы отказывались повиноваться даже простым задачам. С трудом получилось пошевелить пальцами. Само по себе это простое движение его полностью успокоило.

Оказаться запертым в неподвижном теле, смотреть на него со стороны, да еще и странные разговоры о смерти и уходе, такие вещи не на шутку напугали его.

Едва почувствовав власть над собой, парень тут же полез в сумку за личным журналом. Руки дрожали и были неловкими. Но, проверить сколько осталось времени до окончания сессии он смог.

Трехдневное погружение должно было завершиться на рассвете. А за дверью уже было не так и темно. Значит можно с чистой совестью выбираться из капсулы и устроить себе передышку.

«Жуть, это было пострашнее, чем я предполагал. Думал, что видел в игре всякое. А оказывается она намного глубже и сложнее, чем кто-либо рассказывал. Уверен ли я, что смогу потянуть задуманное. Не похоже, что этот путь для слабонервных. Ладно, надо выбираться, принять душ и как следует выспаться.

За день с телом в игре ничего не случится. А вечером я опять нырну еще на три дня. Нужно будет что-то порешать с деревенскими. А потом еще добраться до безопасного места. Потом ведь целую неделю буду заходить только урывками, после работы. Так, зажмуриться и… Выход!»

В этот раз не было никакой серой хмари. Аз уже окончательно проснулся и даже с закрытыми глазами было заметно, как сгустился вокруг его сознания мрак. Он стал плотным и осязаемым, при этом сразу перестало ощущаться тело.

Не было закрытых век, потому что не было головы, совсем ничего. Только полностью обезличенное восприятие. Он даже не ощущал на себе легкого давления личности аватара, преследовавшего его даже в пучинах игровых снов.

Выход из игры обычно продолжался всего несколько минут по ощущениям. Но на самом деле могло пройти и полчаса, после особенно долгой и мучительной сессии.

Но в этот раз с привычным непроницаемым мраком происходило что-то странное. В нем были заметны завихрения. Он не был сплошным.

Приглядевшись, Еремей легко различил чуть более светлые, сероватые оттенки. Будто в слоистом тумане.

Совсем как во время недавнего погружения. Это начинало беспокоить и немного пугать по-настоящему.

Ложные пробуждения были именно тем страхом, что заставил почти всех «осознанцев», с кем он общался, прекратить это занятие.

Желание поскорее выйти в реальность становилось нестерпимым. А когда во мраке промелькнула какая-то тень, на уровне колена, его уже с головой захлестывала паника. И вдруг раздалось протяжное, требовательное:

— Ме-а-а-у-у-у!

***

Рывок, и Еремей с глухим ударом бьется лбом о медленно светлеющее стекло капсулы. Сердце бешено колотится, а легкие кажется сошли с ума, как после долгого погружения в воду.

Стекло становится совсем прозрачным и за ним мелькает обеспокоенное лицо девушки оператора. Она что-то говорит, выразительно шевеля губами, но он все никак не может сфокусироваться.

— Ремчик? Ты как, тебя будто молния ударила, все хорошо? Твои показатели никогда так не скакали. Что произошло? — зачастила вопросами девушка, едва приоткрылась крышка.

— Все, хорошо, просто, плохой сон… — Еремей с трудом смог выдавить из себя хоть какой-то ответ.

И чуть не поперхнулся от того, насколько он был близок к правде.

«Действительно, это ведь был сон. Все было в сером тумане, как и при погружении в „Тот“ сон. Только на какой, хм, „слой“ его закинула система выхода. И что там был за кот такой жуткий, — мысли скакали, а нервная дрожь подергивала тело, как колокольчик.»

Отчаянно захотелось пить. Так что когда девушка заботливо поднесла ему бутылочку, то выхватил он ее забыв о вежливости и немедленно сжал в руках, наполняя рот живительной влагой.

Все же за несколько дней тело почти превращалось в мумию, если верить ощущениям.

Медицинских аппликаторов не хватало на все три дня, если вести активный образ «игры». Тело реагировало совсем как в жизни. Потело, напрягалось и прочее.

Требовались медицинские разъемы и коннекторы системы жизнеобеспечения. Но о таком пока оставалось только мечтать.

Привстав в ложементе, парень все более апатично и вяло следил за тем, как девушка помогает ему, отлепляя пластыри аппликаторов и отсоединяя контакты нервных окончаний. Наконец он смог высвободиться и с помощью хрупкой помощницы доковылял до мужского душа.

Там плюхнулся на диванчик, помахал ей рукой и изобразил ладонями популярный знак благодарности. Та застенчиво улыбнулась и поспешила к запищавшему терминалу.

Еремей в упор смотрел на тощего парня с дикими глазами прямо напротив себя. Он сидел в расслабленной до беспомощности позе на точно таком же диване. И, был его отражением в зеркальной стене.

Ему все меньше нравилось, что с каждым выходом из игры нужно больше времени, чтобы признать собственное отражение.

Руки еще подрагивали, но ходить он уже мог сам. Время утекало. Нужно было срочно принять душ и раненой улиткой мчаться в люлю, пока может передвигаться человеческим способом.

Нервной системе требовалось время на обратную адаптацию. И в таком состоянии, как сейчас, оно утекало с напором пожарного крана.

До своей кельи в капсуль-отеле Еремей доплелся чуть ли не подволакивая одну ногу.

Благо девчонки соседки этого не видели. Обе на смене в другом крыле торгового центра. Иначе пришлось бы выслушивать лекцию на два голоса о вреде вирт аутизма.

«А вот и коечка, м-м-м мягкая моя.»

Едва вытянув ноги на узком ложе, он буквально потерял сознание. Перегруженный мозг просто выключил все что смог.

***

«И снова здравствуй милый мир, — прошептал Еремей одними губами в белоснежный потолок с настолько кривой усмешкой, будто его от удара током перекосило.»

На счастье, не было совсем никаких снов.

Раз, и ты открываешь глаза, смутно вспоминая даже, как оказался в собственной постели. Вставать не хотелось совершенно. Еще меньше хотелось смотреть на время.

Потому он просто привстал, облокотился на подушку и достал старомодный бумажный блокнот. Вытащил из него еще более старомодный графитовый карандаш и, открыв случайную страничку, принялся привычно водить рукой из стороны в сторону.

Сами собой, белую линованную страничку, покрывали темно-серые линии, дуги и завитушки. Они складывались в смутно узнаваемые образы.

То оскаленных морд, то клыков и когтей, а то и целых существ необычного вида. Вообще в сложном и хаотичном орнаменте можно было разглядеть все что угодно.

Еремей и сам не мог сказать, как и что он делает. Просто выгонял из себя какие-то чувства и одновременно «отпускал» руку с карандашом или пишущим пером. И рука сама по себе что-то воспроизводила. Со временем получалось все тоньше и гармоничнее.

А еще это занятие было для него лучшим способом снять эмоциональное напряжение. За считанные минуты он полностью избавлялся от любого негатива.

Страх, гнев, жалость или боль, все переставало иметь значение, а может просто переносилось на бумагу. Которая, как известно, все стерпит.

Почувствовав, что его отпускает мрачное настроение, легко спрыгнул на мягкий пол. Наскоро привел себя в порядок и рысью помчал в столовую для персонала.

Следовало поторопиться, нормально питалась только дневная смена, в которую трудилось также и все начальство. Остальные довольствовались тем, что не захотел основной состав, и так далее. Это дисциплинировало даже в выходные дни.

По пути его все же поймали за обе руки Таня и Лена. Они жили в соседних с ним кельях и в это время как раз возвращались с обеда.

И конечно не удалось избежать обычных наставлений по поводу необходимости жить в реальном мире. Общаться с реальными людьми, любить настоящих девушек и есть настоящую еду, после чего бегать и тренироваться со своим настоящим телом.

И когда он пообещал исполнить большую часть пунктов, а особенно спортивный бег, то совсем не лукавил. Торговый центр был огромен и перемещаться бегом было значительной экономией времени.

А его становилось все меньше. Вопрос, продолжать ли играть дальше мистиком или бросить, больше не стоял.

Происходящее было непонятным и пугающим, но назад поворачивать было поздно. Раз решив действовать, он физически не мог остановиться. Это было полезным качеством, если требовалось добиться цели трудом и усердием.

Хоть сейчас он и ввязался во что-то непонятное и вероятно рискованное. Нельзя было придумать план, который приведет к успеху. Нельзя было даже предположить к чему его приведет начатый путь.

Но остановится было уже нельзя. Только полный крах был достаточной причиной для этого. И до этого было еще далеко.

В игре он вообще был ничем не ограничен. Играй, работай, играй, повтори. Смерть не препятствие. Неудача лишь недолгая отсрочка перед успехом.

Однако сейчас в нем крепла уверенность, что каждое движение, каждый сделанный шаг вперед, только глубже погружает его в трясину неизвестности.

А столь желанная цель, обретение тайно-магической силы, за которую станут хорошо платить кланы ироков, становится иллюзорной и расплывчатой.

«Может лучше бы я не находил ту проклятую книгу. Или хотя бы послушался совета лысого книжника. Впрочем, когда я припрятал ее после боя, моему старому аватару уже был подписан приговор. Меня бы все равно нашли и гхм… приговорили, — констатировал Еремей, оправдывая свою упёртость.»

С каждой минутой, страхи и сомнения отпускали его. А интерес к необычным способностям своего нового персонажа только рос.

Что же там будет дальше, хотелось ему узнать. В этом вся прелесть игры. Любые ужасы блекнут и тускнеют, стоить открыть свои настоящие глаза.

А приятные моменты напротив занимают почетное место рядом с твоими собственными. Иначе мало кто смог бы заставить себя зайти в такую игру во второй раз.

Правда Еремей испытывал все меньше уверенности в том, насколько сможет измениться его благополучие в реальном мире от обладания в игре аватара колдуна, способного ловко «дать храпака» в любом месте.

Это следовало как следует обдумать перед следующим погружением. Чем он и занялся, едва силой отбил у конвейера блюд любимую картошку с грибами и примостился за пустой столик.

Все время, пока он уплетал горячий обед, на коммуникаторе прокручивались короткие упоминания о снах, медитации и мистиках в игре. И список был настолько коротким, что ухватив палочками последний грибочек, он как раз дочитал его в третий раз.

«Мда, не густо. Есть упоминания серого тумана во сне. Пару обсуждений тонкостей ночного зрения с помощью синего свечения. И ничего о мирах, слоях и путях.»

Оно и понятно, что по договору обсуждать личный опыт и различные тонкости не разрешается. Но отсутствие даже намеков, говорило о некоем табу у самих игроков.

Запретных тем конечно хватало. Но всегда находились те, кто о них не знал или умышленно плевать хотел.

А тут полная тишина. Значит, всякий кто с этим сталкивался, или посчитал «слои» бредом. Или напротив, чем-то настолько важным, что делиться этим, все равно, что делиться золотом.

Но был и положительный момент. Снова и снова повторялся совет о медитации. Мол, важна для всех, кто начинает свой путь в магии. В игре все проходит не так, как в реальности и результаты удивят новичков и принесут им много новых игровых возможностей.

Было в этом совете и предостережение. Не практиковать без наставника, сколь угодно слабого и неумелого. Мол хоть эфир в игре и доступнее, но оттого куда менее безопасен.

«Решено, первым делом по возвращении попробую все, что знал на эту тему, — построил парень далеко идущий план, уже по пути в павильон тестировщиков.»

У раздвижных панелей входа с ним почти столкнулась недавняя спасительница. Миниатюрная, черноволосая Юна скомкано пожелала ему беречь себя, порывисто поправила короткую прическу и сбежала, даже не дождавшись ответа.

«Вот она притягательная сила конца смены, — подумал Еремей, помахав ей в след. — Так и тянет тебя забыться в уютной норке. Хотя не, Юна вроде живет за городом. Странно, что я не помню точно. Она вроде рассказывала, когда-то, хм…»

Из раздумий его вывела очередная встреча. В смену заступил Егор. Крепкий и напористый парень делал всегда такой вид, будто он не оператор для капсуль-аутистов на полставки, а самый настоящий герой службы спасения. Причем на космическом корабле, не меньше.

Так что Еремея быстро и уверенно затолкали в капсулу, почти не интересуясь его настроением. Облепили всем необходимым и, осветив через мутнеющее стекло лучезарной улыбкой кинозвезды, отправили в короткий полет во тьму.

***

К счастью, тьма почти сразу сменилась душной и мрачной избой. И никаких котов вокруг.

Судя по свету, проникавшему в дверные щели, день снова клонился к вечеру и следовало подкрепиться еще и в игре остатками куриных запасов.

Иногда это утомляло, кормить и поить игровое тело, но обычно воспринималось как должное и не запоминалось даже.

Так что едва закончив короткую трапезу, Аз всеми мыслями уже буквально рвался подальше от окружающей его душной игровой действительности.

Подальше от странных пучков травы, стола и главного блюда на нем, пугающей «заколдованной принцессы». За прошедший день она изменилась слабо. Вроде заметнее стали тени под глазами и появилась пара седых прядей в русых волосах.

«Хм, а вот этой фляги тут раньше не было, — подумал он, заметив что-то у своего стула.»

Круглая емкость с деревянной крышкой примостилась рядом и навряд ли смогла бы сделать это самостоятельно.

«Подарок от головы или его сына Наркима. Не станем томить себя этим вопросом. Как говорила бабушка: „всегда важнее, что у нее внутри“, — подумал Еремей, с трудом откупоривая туго притертую пробку.»

Внутри было что-то кисловатое и явно слабоалкогольное. И парень, неожиданно для себя, поспешно сделал глубокий глоток. Толи брага, толи молодое вино из неопознанного фрукта, немедленно улучшило его настроение и настроило на уверенный в себе лад.

Возможно даже слишком. Потому что, едва поставив флягу на ее место под стулом, он немедленно закрыл глаза и принялся глубоко дышать. Даже не озаботившись привести мысли в порядок или хоть немного подумать над тем, что и зачем он делает.

Едва подумав о медитации, Еремей на автомате повторил тот же алгоритм, что когда-то помогал ему как следует расслабиться перед сном. По неясным для него причинам, этот процесс также называли «медитацией».

«Задержать дыхание, почувствовать шум крови. Плавно выдохнуть, сосредотачиваясь на ощущениях в теле. Ненастоящая кровь разносит живительный кислород до каждой ненастоящей клеточки. Жизнь наполняет тебя, она это ты.

Дыхание, ровное и спокойное. Ты не контролируешь его, оно как ручей, течет само по себе. Ты лишь наблюдаешь за ним. Ты не можешь его остановить, лишь изменить путь его течения своим вмешательством.»

Метафоры в голове, одна за другой, послушно обретали зримое воплощение под внутренним взором.

Образы сменялись и вот уже дыхание обратилось кустистыми облачками над пенным прибоем, что накатывает на песчаный берег. Можно разобрать каждую песчинку и пузырек воздуха в волнах.

Облака растут и сверкают своей белизной, оттеняя глубокую серую синеву морских просторов. В бесконечной глубине и мерном движении изумрудной волны быстрее обычного растворились последние мысли и чувства. Он буквально забыл обо всем.

И спустя несколько минут наступили ощутимые результаты. Первыми стали пропадать звуки. Лес всегда полон звуков, даже отгородись ты от него толстыми бревнами сруба.

Тем более резким ощущается контраст между привычной какофонией близкой деревни и окружающего леса, с давящей и поглощающей все тишиной.

«Следующим моим шагом должно быть то, на что намекал Азар и чего я испугался в прошлый раз. Выход из тела.

По логике этого „призрачного послушника“ выходит, что засыпать — это нырять в другие „слои“, а ходить тогда, это передвигаться вне тела по реальному миру.

Реальному, насколько это возможно для виртуальной симуляции конечно. Впрочем, терять уже нечего, а сдаться даже не испробовав все „пути“, как выразился харати, будет просто глупо.»

«Шанс, который принесет тебе успех, внешне не отличается от провального», — говорил ему значительно более преуспевший в жизни друг детства. Который забросил старую жизнь и друзей едва у него появился такой «шанс».

Осознав, что больше не слышит ничего вокруг и не ощущает тела. Но при этом полностью контролирует свое сознание, память и желания, Аз начал сосредотачиваться для решительного рывка.

И собрав волю в кулачки, взял и заранее пожелал увидеть собственное тело со стороны. Одновременно пытаясь посильнее сконцентрироваться на текущем образе морского прибоя, выбранном для отделения разума от тела.

«Вот я сижу на влажном песке, а волны омывают ноги. Вода с бурлением подмывает песок под ступнями, постепенно погружая меня в него целиком.

Вот уже приливная волна доходит до живота. Песчинки щекочут, завихряясь вокруг лодыжек. Вода поднимается все выше, — собственный голос в голове уже начинал казаться ему тихим и далеким.»

Дальше события потекли сами собой уже без его участия. Еремей не знал чья в том заслуга, игровых механик или более опытного в таком деле альтер эго. Но выход из тела подкрался к нему незаметно.

Кучевые облака резко пошли слоями, будто от сильных порывов ветра. Серое море почти мгновенно начало испаряться столь же серым туманом, а изумрудная синева прибоя тонко засветилась.

Что стало и еще заметнее по мере того, как воображаемая идиллия стремительно тонула во тьме.

Картинка вдруг мигнула и в очертаниях облаков, тумана и светящихся волн, удалось разглядеть поднадоевшие четыре стены избы, стол и мрачный силуэт спящей девы.

На этот раз ее фигурка представлялась темным провалом во мрак. Что особенно беспокоило на фоне светло-сероватого тумана и слоистых облаков, буквально обтекавших бревна стен и стропила крыши.

Точка зрения вдруг стала отдаляться, будто стул под ним внезапно решил прокатиться.

Еще через мгновение все вокруг пошло волнами. Вот он смотрит на пучки травы, обрисованные дымными завитушками и девушку в виде чернильного вытянутого пятна, а вот они идут рябью. Будто отражения на воде.

«Воде. Воде, точно, — едва подумал он и туман из которого состояла нечеткая картина окружающего мира вдруг обратился жидкой, но тягучей водой лесного озера.»

Новые образы захлестнули с головой. Изба понеслась навстречу и исчезла позади в мгновение ока. Вокруг бурлила только вода.

Он был на дне омута, плыл в реке и тонул в озере одновременно. Падал с большой высоты и одновременно несся к небесам. Фантомное дыхание захлебывалось, а происходящее перед внутренним взором смешалась в неразборчивый серый шум.

«Стоять. Какое дыхание. Ничего нет. Я на стуле, посреди леса. Вернуться, нужно быстро вернуться, — Еремею стоило изрядных усилий взять себя в руки.»

Похоже было, что если не озаботить себя конкретной целью, то вмиг потеряешь концентрацию и потеряешься.

Стремление вернуться, столь же быстро вернуло его обратно, как до этого, отсутствие какой-то конкретной цели, вышвырнуло неизвестно куда.

Снова стул, стены и нехорошо темнеющая девица. Разве что теперь он видел еще и себя самого, развалившегося на стуле в расслабленной позе. Странно, но это больше не пугало и не беспокоило. У него была цель.

«Хорошо, теперь можно осмотреться, — подумал парень, внимательно осматривая все вокруг.»

Аз с интересом следил за тем, как отдельные лоскуты тумана истаивают, переставая изображать из себя стену и свиваясь в нечто, напоминающее древесные стволы и густую траву за этой самой стеной.

«Так, нужно, наверное, подняться повыше. Если считать, что меня удерживают в плену, пока не распутаю некое преступление. То следует начать его распутывать с места этого самого преступления, — продекламировал он голосом кино детектива.»

В нынешнем состоянии Еремей осваивался все быстрее и тяжесть положения заботила его все меньше.

Да и чувствовать себя свободным, легким и способным улететь куда угодно было упоительно. Конечно до тех пор, пока ты уверен в себе и хватает воли на воплощение собственных побуждений.

Повинуясь порыву, он потянулся наверх, к закопченному потолку, что был накрыт дерном и усыпан листьями.

Раз, и его сознание словно провалилось сквозь крышу в небеса. На миг захотелось закрыть голову руками и сжаться, ожидая удара о потолок.

Но, сразу же накрыло другим страхом. Бездна небес затягивала. Он тонул в ней и никак не мог сообразить, чем остановить падение.

«Стой, стой, стой. Медленнее. Я не этого хочу, — зачастил он, пытаясь подобрать подходящую команду и задыхаясь безмолвным криком. — Точно, только что было то же самое.»

И заставил себя унять панику, сосредотачиваясь на желании зависнуть над крышей избы. И все прошло.

Безумный полет прекратился, будто его и не было. Да и ощущался этот полет только по изменениям в окружающем тумане, что принимал любые очертания и виды.

«Иллюзия. Дым принимает очертания объектов, симулируя перемещение в пространстве. Как в старых голограммах, — подумал Аз разглядывая с высоты птичьего полета туманный полог, имитирующий лес.»

Едва вокруг все застыло и стали угадываться просторы леса, ручья и небольшой деревушки, обнесенной частоколом, как он разом успокоился и сосредоточился на окружающем мире. Данном ему в совершенно непривычных ощущениях. Все вокруг плыло и изменялось, сохраняя лишь форму и видимость материального мира.

Это было до безумия похоже на творения классиков сюрреализма. Еремею это определенно не нравилось и беспокоило. Только сфокусировавшись можно было понять, что означают те или иные формы.

Земля и вовсе выглядела, как копошащаяся жизнью равнина. И лишь от прямого взгляда она начинала бугриться холмами или горами у горизонта. А мельтешение пены на поверхности превращалось в леса, полные животных и деревни с яркими искорками людей.

Искорки, они возникли стоило ему сосредоточился и захотеть больше деталей. Туман стал гуще и снова начал привычно светиться синевой. Она придавала ему глубины и объемности.

И в какой-то момент синева засветилась яркими точечками звезд на поверхности земли.

Сиреневой россыпью засветились жители деревни. Отдельные дрожащие огоньки обозначили домашних животных.

И ясным светом обозначились в ветвях крупных деревьев одинокие дозорные. Один из которых явно приглядывал за его избой на отшибе.

Подняв голову к небу, Еремей невольно засмотрелся на изумительно фантасмагоричные облака, и те стали плыть заметно быстрее.

Да не только облака, ветви деревьев уже не просто мерно покачивались под мутноватым ветром из дымки. Их заметно болтало из стороны в сторону как от резких порывов ветра.

Не сразу пришла догадка, что он просто перестал следить за ходом времени в новом состоянии, и то потекло для него гораздо быстрее.

Только когда большинство искорок людей спрятались за частоколом и лишь трое дозорных неподвижно застыли в кронах деревьев, стало очевидно, что уже наступила ночь.

Привычно подавив панику, Аз поспешно сосредоточился на происходящем внизу, чтобы поймать время за хвост. Мгновенно замедлившись, время снова потекло своим чередом.

«Возьми себя в руки. Нужно найти след этой потерпевшей, Матруши. Ее наверняка волокли в таком состоянии от места происшествия, — незаметно для себя он опять заговорил словами, что знал каждый, выросший в деревне.»

Не так давно телесериалы про детективов и следователей были безумно популярны по всей стране. Во всяком случае у старшего поколения, а детей никто и не спрашивал, что всем смотреть за столом.

Сконцентрировавшись на черной кляксе внизу, Аз неожиданно легко обнаружил теряющий четкость и форму след, что шел над самой поверхностью земли. Слабой ниточкой он вытекал из дверей избы и змеился, уползая мимо частокола прямо в лесную чащу.

«Что же, значит и нам туда дорога, — решительно направился Еремей вниз к уровню высокой травы, чтобы лучше различать мутно темный след.»

След, что как гарь от покрышек тянулся все дальше и дальше. С каждым мигом он размывался в окружающем тумане и становился все менее разборчивым.

Перед тем как нырнуть в лиственное море, Еремей бросил короткий взгляд на восток. Там было что-то тревожащее и привлекающее внимание. Там был разлом. И застыл на месте, обомлев.

Над сплошным ковром деревьев, возвышалась целая стена темно зеленого марева до самых небес. Ярко выделяясь на бездонно-синем фоне неба, она подавляла и глушила все попытки проникнуть за нее.

«Да что там в этой Навее творится то, — завороженно протянул он, поспешно ныряя к земле и отворачиваясь в благоговейном ужасе. — Надеюсь, меня туда никогда не занесет. Так вот какие ужасы скрывает она. Земля забытых всеми славянских сказок и надежнейший оплот на пути чудищ разлома. Вот он какой, настоящий дремучий лес. Мощно.»

Чтобы поскорее выбросить из головы подавляющий образ зеленой горы, Еремей заскользил над самой поверхностью земли.

Сперва быстро и уверенно, легко различая меж шевелящегося травяного ковра темную полосу Матрушиного следа.

Но, тот постепенно истаивал. И разобрать что-то, на фоне других дымков и клочьев тумана, стало почти невозможно.

В итоге он завис на одном месте и то летал взад-вперед, то застывал у самой земли в поисках характерных следов людей, что несли девушку.

Аз вглядывался и напрягался, пытаясь придать светящемуся мареву различимый вид. Но, похоже, силы покидали его, даже очертания деревьев начинали расплываться. Будто он надел бабушкины очки.

Ситуация казалось безвыходной. И он уже начал опасаться, что заблудится и не найдет пути обратно к своему телу. Как вдруг почувствовал странный белый шум в той стороне, куда сейчас отлетел в поисках следов.

Посмотрев выше, он сделал стойку охотничьего пса, потому что кроны деревьев в том направлении буквально утопали в странной белесой мороси. А весь остальной лес выглядел при этом по-старому.

Приободрившись, стремительно направился прямо на эту зернистую хмарь. Как вдруг, прямо перед ним выскочило что-то, показавшееся сперва жутким. Ярко светящееся зеленью и к тому же опасно шустрое. И выглядело оно куда детальнее и реалистичнее, чем все остальное вокруг.

— Далече ль собралися милсдарь пришелес? — вопросило его странное существо, невысокого роста.

Вид оно имело вполне антропоморфный. Разве что крайне неопрятный. Будто вывалялось сперва в грязи, а затем в несвежем сене и палых листьях.

— Здравия желаю, — машинально поздоровался с непонятным чудом Еремей. — Меня зовут Аз.

— Хом, учтивость паче безобразий, то верно речешь. Представлюся и сам я. Лешак — здравия вам в кушак, — и чудо, назвавшееся лешим, явно подобрело, но путь загораживать не перестало.

— Жители деревни, — Еремей попытался махнуть клочком тумана, что заменял ему руку, назад, — Испросили помощи. Беда у них, а я значит, ищу кто в ней повинен. Следы меня сюда ведут.

От безумно старомодных слов даже голова закружилась. Не общайся он в детстве со стариками, вообще бы ни словечка не понял из Лешачьего лексикона.

«Боюсь представить, что должны слышать англоговорящие игроки. Язык Шекспира, не меньше. Так, нужно его уболтать показать и рассказать, что знает.»

— Не подскажешь ли…

— Нема тебе нужности ходати далье.

— Прости отец, ни слова не понял, — вырвалось у Еремея поспешно.

— Так ти шо Навейской мовы не бачишь?

— Неа, старо имперским вроде только владею. Наверное, — стушевался Еремей, впервые задумавшись над тем, как его бесплотное тело вообще способно говорить.

— Чего слова корячишь тодоть. А я тут отплясываю кругом него. Тю-у-у орясина, — Лешак выглядел раздраженным и расстроенным одновременно.

Зеленое лохматое нечто и в самом деле совершило вокруг Еремея полный круг и снова застыло прямо перед лицом.

— Слухай сюды. Видал дрянь над лесом мается? — спросил собеседника Лешак, взмахивая кривоватой ручонкой в сторону белой мути над кронами.

И дождавшись ответного согласия, продолжил:

— То, Ко-вен, своей нечистотой лесной дух мутит, — Лешак сделал глаза еще более жуткие, чем Еремей смог бы себе представить самостоятельно. — Тебе, слабосилку, туда ходу нет. Сожрут они твой пламень и за добавкой придут. С ними шутки плохи. Коли это они ту девку попортили, значит так теперь и будеть.

Кабы нашлись в энтих краях хоть хто посильнее ковена, так они бы тут никак не окопалися. Слышишь паря, «Ко-вен», — закончил Леший свою проникновенную речь с таким видом, будто ожидая, что Еремей немедленно кинется прочь, завывая на одной ноте от страха.

Еремей не кинулся. Он уже не так хорошо себя контролировал и похоже начинал расплываться прямо на ходу. Так что мысли его были только о том, успеет ли он добраться до места преступления вообще.

То, что в таком состоянии он даже Лешаку никакой не соперник, не говоря уж о жутком Ко-вене, ему даже в голову не пришло.

— Мне только одним глазком глянуть отец. И сразу назад.

Лешак на это отреагировал странно. Погладил себя по ослепительно засиявшему пузу. Крутнулся вокруг его оси. Сморщился, как от лимона и изрек:

— Зеленый ты еще росток. Но, видать такова ваша пришельческая доля. Все шишки в лесу башкой собрать. Мабуть оно так и вернее будет. Потому видать, вы так шустро и матереете, что скачете на кажное лихо с усами наголо, — Леший зашелся в жутковатом смехе. Звук был то низкий и хриплый, то по-детски звонкий и высокий.

«Прям инфантил лохматый. Непосредственный и назойливый, — подумал Еремей без тени вежливости.»

Лешак, толи услышал его мысли, толи догадался как-то, но хохот его превратился в насмешливый гусиный гогот почти моментально.

И не затих даже, когда трясущаяся фигура убралась с пути Еремея. Отдельные крикливые нотки сопровождали его и еще какое-то время.

Зато неожиданно легко различимым стал темный дымный след, проделанный в воздухе Матрушей несколько дней назад. Не теряя времени и не глядя больше на Лешака, Еремей заскользил по следу все быстрее и уверенней.

Его уже не беспокоили ни плохая видимость, ни предостережения лешего. Все одно выбор невелик. Деревенские без результатов расследования его все равно никуда не выпустят.

Смерть же будет означать с одной стороны всего лишь потерю времени и сил. А с другой стороны, этого «всего лишь» вполне достаточно, чтобы попытаться выложиться на полную и избежать потерь.

И какими бы ни были, а жители деревни нужны ему не меньше, чем он им. Без репутации, с его физиономией, лучше вообще нигде не показываться.

Так он и добрался до развилки двух тропинок, что скакали между деревьями, едва различимые в траве. След тут в очередной раз совершенно исчез. Как-то резко и непривычно. Будто его, собственно, отрезали. Так что решение о выборе направления напрашивалось, само собой.

Не так давно, он ходил на свидание в старомодный кинотеатр. Девушка была странно одета и накрашена. Только черные цвета и металлические побрякушки. Что совсем не вязалось с ее вирт-образом в анкете.

Там она была милой и счастливой. Фильм она выбрала столь же жутковатого вида и мрачности. Какая-то современная адаптация древнего ужастика.

Еремей до самого финала как страдал от скуки, так и тяготился компанией странной подруги. Иначе ее воспринимать у него так и не вышло.

И, хоть с ней они больше не виделись, но парень хорошо запомнил считалку из того фильма. Так хорошо, что решил использовать её прямо сейчас, для выбора тропинки, что приведет его к нужному месту.

Или позволит избежать встречи со страшным ведьмовским Ко-веном. Отчего-то он не испытывал стремления ускорить это событие.

Напряжённо сверля глазами сразу обе тропинки и переводя взгляд с одной на другую, Еремей принялся с мрачной веселостью декламировать:

Раз, два, кто-то заберет тебя,

Три, четыре, двери запирай в квартире,

Пять, шесть, он зверски хочет есть,

Семь, восемь, грянут цепи о земь,

Девять, десять будет всех он резать…

На слове «резать», его взгляд указывал на левую тропу. Что и не удивительно. Почти все считалки в финале указывали именно на то, с чего ты и начал счёт в случае выбора из двух вариантов. Так что он с неподобающим чувством легкости поплыл по левой тропинке.

И правильность выбора стала очевидна очень и очень скоро.

Уже через считанные минуты Еремей увидел над деревьями впереди очередную странную картину. Словно в замедленном покадровом воспроизведении, вверх рывками поднимались рваные клубы ярко белого дыма, будто подсвеченного лунным светом.

Словно повинуясь порыву ветра, Еремей рванул вперед, не разбирая дороги. В этом больше не было нужды.

Странные потоки силы увлекали и притягивали к себе водоворотом. Следуя за ними, он вдруг вылетел из лесной колоннады на открытое пространство.

Небольшая полянка, залитая светом звезд и совершенно непохожая на место, откуда исходит сила.

Словно в глазу бури, Еремей кружил, не ощущая ни дуновения, ни силы. Даже белого дыма не было видно. Совсем ничего необычного. Если не считать за таковое сам способ его взгляда на окружающий мир, через причудливо закрученные завитки синеватого тумана.

Лишь как следует собрав остатки концентрации в кулак, он разглядел в одном углу поляны густые кусты. В них было что-то странное и неестественное.

Как-то не так искажался вокруг них туман. Возникал эффект «рыбьего глаза». Неприятного искажения перспективы зрения.

А когда он подобрался к кустам поближе, то стали видны еще и клочья того самого белого дыма, что кружились вокруг кустов в явно рукотворном хороводе.

«Отвод глаз, — прошелестел в сознании безжизненный голос харати.»

«И на том спасибо, наставник Харатьян, — усмехнулся Еремей про себя, нежданной подсказке.»

Более бдительный осмотр и въедливый напор, показали ему, как выглядит поляна на самом деле.

Почти половина ее была занята теми самыми кустами. А белый туман вытекал из центра их скопления. Скрывая и искажая все вокруг. Еремею такой способ сокрытия показался крайне сомнительным.

«Само место же далеко видно из-за этого дыма. Или он не от тех, кто его видит. А от обычных людей. Непонятно. Нужно лезть внутрь.»

С сомнением он стал продвигаться вперед сквозь чудные кусты. Почему-то не выходило подняться над ними. Словно охватывало мучительное бессилие. Но продвижение через кусты было ничуть не более приятным.

Странно подсвеченные зеленью кончики шипов доставляли беспокойные ощущения. Как щекотка острым предметом. Даже бесплотное тело тряслось и корчилось от каждого прикосновения.

Вдруг между ветвей мелькнул чей-то скорченный силуэт и раздался едва различимый тонкий звук.

Еремей замер на месте, боясь пошевелиться. Толи скрип, толи шипение усилились и стал различим дерганый ритм.

«Ритуал. Достаточно сильный, — подсказал внутренний голос.»

Еремей почувствовал, как кусты вытягивают из него последние остатки воли. Тем же внутренним чутьем он понял, что этот ритуал и состояние Матруши связаны напрямую. След обрывался именно здесь, в этих кустах.

Решившись, он рывком выскочил вперед, стремясь не помешать, но увидеть того, кто проводит странный ритуал.

Раздался короткий детский вскрик, и он разглядел прямо перед собой изможденную и тощую девчонку не старше одиннадцати лет. Лицо твердое и решительное, даже несмотря на удивление.

Короткий миг, на который оба замерли напротив друг дружки, прервался для Еремея летящим прямо в лицо маленьким кулачком.

Он не успел ни испугаться, ни удивиться, ни усмехнуться. Его просто вышвырнуло сразу во тьму выхода из игры.

Непроницаемая чернота. Чуть более светлая небольшая клякса какого-то существа вдалеке. Насмешливое короткое мяуканье. И, Выход!

Еремей тупо пялился прямо перед собой на светлеющую дверцу капсулы. Его выкинуло против собственной воли из игры.

«Еще же и дня не прошло из только запущенной сессии. Что за ерунда. Какого лешего я вышел из игры.»

— Это у тебя недурно бы спросить, — за приоткрывшейся прозрачной панелью показались покровительственно светящиеся голубые глаза Егора.

Похоже последнюю мысль, а то и все разом, Еремей произнес вслух. Он мрачно уставился на раздражающего до чесотки товарища.

— Ремыч, ты же в курсе, сколько следует отдыхать между подходами, — шутливо подмигнув, спросил тот, — Верно, сутки. А ты через сколько заскочил после предыдущей сессии. То то же, через вдвое меньший срок. Я уже проверил. Вот тебя и выкинуло от перенапряжения.

Несмотря на то, что это было ему противно, Еремей и хотел бы согласиться с этой гипотезой. Но технику и мат часть нового оборудования он знал не в пример лучше Егора.

Произошедшее было невозможно, потому что не предусматривалось рабочими алгоритмами.

В случае перегрузки организма по причине перенапряжения мозга в игре, что пока ни разу не произошло в их центре, с ним происходило то же, что и при смерти аватара.

Он просто отправлялся в принудительный сон, не выходя из капсулы.

Сон без сновидений. Несколько часов после первой смерти и, вплоть до конца сессии, если умирать часто или сильно перегружать мозг.

А на внутренней стороне крышки его капсулы все еще шел обратный отсчет текущего погружения. И прошло всего то шесть часов. Значит не было даже одного штрафного часа за смерть.

Его игровое тело живо и все еще сидит на стуле в отключке.

«Что это, странный дебаф, проклятье мелкой ведьмы или последствия потери концентрации в бесплотном состоянии? — вопросы были новыми и неприятными.»

— Все страньше и страньше, — прошептал он едва слышно, пытаясь собраться с мыслями.