Жаркие объятия разлуки

1

— Говорила я тебе — надо было сразу ко мне идти, — ворчала Галина, развешивая на пластмассовых цепочках трусы и лифчики. — Знаю я этих «новых русских». Из грязи, да в князи. Ему бы под забором валяться, а он деньгами ворочает. Культуры-то никакой, только что пиджаки дорогие носят и коньяк по триста баксов за бутылку хлещут… И правильно ты его на место поставила! Тоже мне — барин. Ты ему что — рабыня Изаура, что ли? Нашел тоже служанку себе за триста баксов в месяц… Чтобы еще такое от мужчины молодой девушке терпеть? Проститутку пусть берет, она на все согласная… — И, приговаривая, Галина увешала всю полосатую палатку нижним бельем.

Вероника с обреченным видом сидела на каком-то ящике, застеленном газетами, и смотрела в одну точку. Самочувствие у нее было ужасное. Чтобы приехать к началу рабочего дня, пришлось встать в пять часов утра. Теперь ей страшно хотелось спать, а откуда-то из глубины, из самых недр организма поднималось непреодолимое раздражение. Шум рыночной толпы давил на барабанные перепонки, не позволяя сосредоточиться ни на одну секунду. Как же она будет считать деньги? Ведь ее запросто обведут вокруг пальца…

Решение пойти работать на рынок созрело само собой: больше идти было просто некуда. А идти было необходимо, потому что оставаться жить у тети Тамары становилось все опаснее. Ее муженек настолько обнаглел, что мог запросто ущипнуть Веронику за ягодицу, если они случайно сталкивались в коридоре. Кажется, он наслаждался сложившейся ситуацией. Он быстро понял, что Вероника достаточно умна, чтобы не рассказывать ничего своей тетке. А это означало только одно: он мог продвигаться и дальше в своих дерзаниях. Пока что возможностей для крупного прорыва не представлялось — Вероника тщательно следила за тем, чтобы не оказываться с ним в квартире наедине. Но Володя не унывал. Он продолжал ежевечерне подсматривать за Вероникой, когда она мылась в душе, и терпеливо ждал своего часа…

И вот Вероника уже приступила к новой работе. Галина показала ей, как размещать на витрине образцы, научила различать размеры бюстгальтеров и трусиков, выдала так называемый прайс-лист — то есть список цен на товары, — объяснила, как делать наценки, чтобы побольше заработать, и ушла, оставив Веронику один на один с товаром и покупателями.

Первую женщину, которая купила белые кружевные трусики, Вероника готова была обнять и расцеловать. Но постепенно, от продажи к продаже, ее трепетное отношение к покупателям (вернее, к покупательницам, потому что их было большинство) перешло в вежливое и обходительное обслуживание. Вероника, которая поначалу стояла, боясь открыть рот, посмотрела, как делают другие продавцы в соседних палатках, и начала тоже выкрикивать свой товар.

Она вспомнила себя, когда она первый раз попала на рынок и шла, беспомощно озираясь по сторонам и почти не различая ничего вокруг. В такой ситуации ласковый голос продавца прозвучал бы как спасение. И Вероника стала этим ласковым голосом. Она не просто бездумно повторяла название своего товара и расхваливала его, как многие другие. Она внимательно вглядывалась в текущую мимо толпу и выискивала в ней потенциальных клиенток.

Ассортимент товара у нее был достаточно большой: нижнее белье различных цветов и фасонов, эластичные трусы для утягивания живота, шелковые вышитые ночные рубашки, пеньюары, комбинации и эротические комплекты из открытых топиков и шелковых кружевных шорт… Одним Вероника предлагала одно, другим — другое, в зависимости от возраста и комплекции. Лишь только видела полную женщину, как тут же вынимала трусики-«утяжки» и трясла ими перед самым ее носом.

— Утяжечки берем! Утяжечки берем! — сладко щебетала она. — Совсем недорого, а хватит надолго!

Стоило «жертве» бросить взгляд на юную, обаятельную девушку, окруженную гирляндами кружев, как у нее словно отказывали ноги.

— А они на самом деле утягивают? — на всякий случай спрашивала толстушка.

— Конечно! Многие приходят и говорят: «У меня уже белые есть, хочу еще черные и бежевые, чтобы под всю одежду подходили…»

— Давайте мне все три! — быстро сдавалась женщина и протягивала деньги.

Между тем Вероника уже высматривала следующую жертву. Стройным и молодым она предлагала шелк и кружева, мотивируя это тем, что «когда же это еще носить, как не в их юные годы». Мол, покупайте, потом будет поздно… Зрелым красоткам «задвигала» комбинации, ночные рубашки и пеньюары. В какой-то момент Веронику охватывало удивление пополам со смехом: неужели это она стоит на рынке и торгует какими-то трусами-«утяжками»? Видели бы ее сейчас родители и знакомые! Девочка-отличница, паинька, цветочек, Белоснежка, которая дружит со зверюшками в лесу, вот кем ее всю жизнь считали. И вдруг эта же девочка появляется в роли заправской рыночной торговки…

— Декольтированные лифчики — специально для открытых летних и вечерних платьев! — торжественно объявляла она. — Необходимая вещь в вашем гардеробе! Не откладывайте покупку на другой раз — так дешево вы не купите это белье нигде!

В своих тирадах Вероника не пыталась никого обмануть. Белье действительно было дешевле, чем в других местах. Даже при том, что с каждой проданной вещи она имела свой личный «навар».

В обед Галина пришла ее проведать.

— Слушай, у тебя совсем неплохо получается! Думаю, наш хозяин останется доволен. Сколько ты уже успела наторговать?

— Сейчас скажу… — Вероника достала из кармана блокнот, в который старательно записывала все продажи, и маленький калькулятор. — Получается почти шестьсот тысяч.

— Это просто отлично! Учитывая, что сегодня не было оптовиков, а одна розница, — сказала Галина. — У меня на раскрученной точке и то не каждый день так выходит.

— Стараемся, — пожала плечами Вероника.

— Вечером надо отметить твое боевое крещение, — сказала Галина, заговорщицки ей подмигнув. — Наши обычно собираются в «гадюшнике» — есть тут неподалеку кафешка. Обмоем первый успех, посидим…

— Да нет, ты уж извини, Галин, я не могу. Если моя тетка учует от меня запах алкоголя, сразу выгонит. Она у меня знаешь какая правильная. Я лучше уж потом — когда сниму квартиру. Загуляем тогда на просторе…

Вероника не стала говорить товарке, почему она не хочет пить. Нет. Она должна до последнего скрывать от всех, что она беременна.

— Ну ладно… Как знаешь, — с легкой обидой сказала Галина, но потом сразу по-деловому продолжила: — Обедать в кафе сегодня лучше не ходи — осмотрись пока. Будут что-нибудь разносить — возьми. В два уже начинай потихоньку сворачиваться. Образцы сложи в пакет отдельно от остального товара. Столик собери — понесешь под мышкой. В три часа — ко мне с сумкой и столиком. Смотри, чтобы не отобрали. Если что — кричи громче…

После первого трудового дня Вероника чувствовала себя как выжатый лимон. Кажется, она продержалась только за счет голого энтузиазма — слишком уж ей хотелось доказать себе, что она может… И теперь главным доказательством служила пачка купюр, которую она везла, спрятав в специальной маленькой сумочке на груди, как ей посоветовала Галина. Сумма была не такая уж и большая — всего сто пятьдесят тысяч. «Но если умножить ее на двадцать четыре, — рассуждала Вероника, — по количеству рабочих дней, то получится три миллиона шестьсот, а это примерно шестьсот баксов. Уже сейчас у меня набирается не так уж мало — если приплюсовать отбитые в честном бою с «Рафферти» сто пятьдесят «зеленых». Значит, я спокойно смогу снимать себе не только комнату, но даже недорогую квартиру…» Впрочем, нет — она должна экономить. Ведь потом у нее родится ребенок и некоторое время она не сможет работать.

Вероника слабо представляла себе, что будет делать не только, когда родит ребенка, но даже когда у нее начнет расти живот… Сейчас, стоя под душем, она придирчиво разглядывала свое тело: не появился ли намек на округлость? Но нет, кажется, пока все было в порядке. Вероника по-прежнему была стройна и красива. Длинные незагорелые ноги… Мягкая девичья ложбинка на месте живота… Маленькие, но круглые по форме груди… Нежные, покрытые крошечными веснушками плечи…

Ей было страшно представить, что будет с ее телом, когда зародыш внутри ее начнет неумолимо разрастаться. Она знала, что должно произойти: груди набухнут, соски расползутся, белая гладкая кожа на животе натянется, как барабан, и начнет истончаться по бокам, не выдерживая нагрузки. В этих местах появятся некрасивые, похожие на сиреневых червяков рубцы — так называемые растяжки… Нет, лучше бы она не была будущим медиком, тогда бы она всего этого не знала.

Удивительно, но Веронику как-то миновал токсикоз первых месяцев беременности. Насколько ей было известно, среди его симптомов фигурировали тошнота, рвота, отвращение к пище и даже обмороки. Веронике повезло: ее организм отреагировал на беременность только повышенной сонливостью и пресловутыми приступами голода. Все это можно было как-то перетерпеть. Завтра она возьмет с собой на рынок побольше еды, чтобы не связываться с разносчиками. А сейчас — немедленно в постель. Иначе она не выспится и завтра целый день будет как вареная…

2

Худо-бедно, а Вероника дотянула до своего первого выходного. За это время она стала заправским продавцом белья и даже обросла кое-какой клиентурой из числа оптовиков. Разумеется, как и в любой работе, здесь имелись свои подводные камни.

Однажды Вероника долго выбирала товар для одной пожилой оптовички — отсчитывала лифчики и трусы, рылась в коробке в поисках нужных цветов и размеров… Она так закопалась, что под конец вывела на калькуляторе совсем не ту общую сумму, которая полагалась за этот товар, — попросту ошиблась на один нолик. Разумеется, жадная до наживы женщина (таких здесь было большинство) не подала вида, что ее так удачно «обманули». Быстро и с улыбкой расплатившись, она схватила свою тележку и стала поспешно прорываться через толпу. И только тут до Вероники дошло, что она наделала. В руках ее была сумма, ровно в десять раз меньшая, чем нужно. Слава Богу, что к этому времени у нее уже были хорошие отношения с соседями — она вполне могла оставить на них свой товар, а сама ненадолго отлучиться. Точно так же, при случае, выручала их и Вероника. Как только она заметила, что наглая оптовичка воспользовалась ее ошибкой, она крикнула соседке-хохлушке, что сейчас вернется, а сама бросилась по аллее следом за обманщицей. К счастью, со своей тележкой та не успела далеко уйти. Увидев перед собой Веронику, оптовичка сделала круглые глаза — ничего не знаю, ничего не понимаю. Надо же, какая неприятность, а я и не заметила. Конечно же, сейчас она заплатит. Такая жарища, что голова совершенно не соображает… Вероника не стала скандалить с бабкой и пытаться доказать ей, что голова у нее соображает так, что дай Бог каждому. Она просто взяла деньги, на всякий случай внимательно пересчитала их и вернулась на свое рабочее место. С тех пор она пересчитывала все суммы не меньше трех раз…

Другой раз Вероника едва не стала жертвой своих коллег по рынку. Как-то она шла по аллее — было время обеда, — и ее в мегафон окликнул симпатичный молодой человек из кабинки, увитой искусственным плющом. Он зазывал ее поиграть на лототроне. От Галины Вероника слышала, что такие мгновенные лотереи здесь называют «лохотронами».

— Девушка! Такая красивая девушка — не проходи мимо… Хочешь выиграть много денег — заворачивай к нам…

Вероника, разумеется, не считала себя «лохом» — она уже вполне освоилась на рынке, — но зато она хотела выиграть много денег, тем более что день выдался на редкость неудачный. С утра торговля почти не шла, и на руках у нее было всего каких-то жалких пятьдесят тысяч. «А почему бы не попробовать испытать судьбу? — подумала она. — Увлекаться я не буду. Сыграю один разок — и хватит». Однако она недооценила способностей хозяина этого «лохотрона» и его бригады.

Умело раскручивая «клиентку», он сумел взвинтить размер ставки в десятки раз, да еще его подручные всячески нагнетали ажиотаж. Слава Богу, что продавщица-соседка успела оттащить ее от злосчастного «лохотрона», иначе она и себя бы проиграла, а не то что все деньги, которые у нее были. В спину им неслись грязные оскорбления, соседка укоряла ее по-матерински, а Вероника дала себе клятву не участвовать больше ни в каких азартных играх…

Так же много хлопот доставляли Веронике домогательства мужчин — в особенности тех, в жилах которых текла горячая южная кровь. Таких здесь было много — кавказцы всех возможных национальностей, арабы, индусы в смешных черных шапочках с шишками впереди… Они буквально не давали Веронике прохода. Когда она шла вдоль рядов — высокая, белокурая, нарядно одетая (в первые дни Вероника одевалась в ту же одежду, что купила для офиса), — смуглые черноволосые мужчины едва не хватали ее за руки, так она на них действовала. «Кажется, не только джентльмены предпочитают блондинок», — думала про себя Вероника. Излишне яркая внешность вновь оказывала ей плохую услугу. В конце концов ей пришлось выработать специальную форму одежды: свободный глухой джинсовый сарафан, скрывающий практически все ее юные формы (его она по недорогой цене приобрела у Надьки-литовки), и джинсовая кепка на голове, под которую она прятала все волосы. Завершали имидж все те же черные очки, но их она снимала, когда становилась за прилавок.

И все же, невзирая на эти неприятности, несмотря на то, что за неделю работы Вероника страшно вымоталась и устала, она все равно была довольна. Галина была права: в атмосфере рынка, как ни странно, было что-то притягательное, зовущее. Он засасывал людей, словно бурный водоворот. Это была настоящая маленькая модель мира — со всеми его радостями и превратностями…

Каждый день Вероника уносила с рынка деньги и дома складывала их в коробку из-под печенья. Тратить она теперь старалась поменьше — чтобы скорее накопить на первый взнос за квартиру. Параллельно она уже начала разведывать насчет жилья. Чем скорее она съедет от тети Тамары, тем лучше.

Одна вещь в последнее время показалась ей странной — тетин муж вдруг перестал за ней подглядывать в душе, а при встрече только лучезарно улыбался и спрашивал:

— Ну, как там на рынке — не обижают?

— Нормально… — как ни в чем не бывало, отвечала Вероника и поспешно шла в свою комнату.

Потом ей показалось, что тетя Тамара — и даже Данька — смотрят теперь на нее как-то по-другому. Вернее, даже не смотрят — стараются отвести взгляд. Она все не могла понять — что же случилось? Может, у нее вырос живот и все заметили, что она в положении? Но вскоре тетя Тамара сама объяснила, в чем дело.

В выходной, когда Вероника отдыхала в своей комнате, в приоткрытую дверь вдруг постучали.

— Дань, ты? — спросила Вероника, поднимая голову от журнала.

— Нет, это я, — послышался голос тети.

— Заходи, теть Тамар, я не сплю.

Тетя Тамара зашла и села на стул возле окна. Вид у нее был смущенный и какой-то забитый. Некоторое время она смотрела в щелку зеленых занавесок с бомбошками, потом заговорила:

— Знаешь что, Вероничка… я хотела у тебя узнать…

— Что, теть Тамар? — Вероника почувствовала, что где-то внутри, в районе желудка, начинает нарастать противная дрожь.

«Сейчас она скажет, что знает про мою беременность», — обреченно подумала она. Однако дело было вовсе не в этом.

— Как там у тебя с квартирой? — вдруг напрямик спросила тетка. — Съезжать еще не собираешься?

Она ни словом не упомянула про своего мужа, но Вероника почему-то сразу догадалась: тетя все знает. Можно было только строить домыслы, откуда ей стало известно про подглядывание. То ли об этом ей рассказал сам Володька, чтобы отомстить Веронике и заставить ее съехать с квартиры… То ли среди ночи Даньке приспичило в туалет и он случайно увидел, как папаша карабкается на табуретку и заглядывает через окошко в ванную, а потом рассказал об этом матери… Но ясно было одно: тетя Тамара все знает и просто из вежливости (или от стыда) не хочет впрямую говорить Веронике, что больше ей оставаться не стоит.

Вероника, конечно же, приняла ее игру и не подала виду, что понимает, о чем на самом деле идет речь.

— Собираюсь, — с гордым и довольным видом ответила она. — Вот, на комнату уже почти наскребла. Завтра поеду по одному адресу, там все нормально — послезавтра уже переберусь…

Разумеется, Вероника блефовала. Никакой комнаты на примете у нее не было. Но один выход у нее все же имелся — попроситься на время пожить к Галине. С самого начала Вероника не хотела этого, но теперь, кажется, ничего другого ей не оставалось. Что ж, прямо в понедельник она поговорит с Галиной и постарается уйти от родственников.

— Ты уж извини, что я тебя тороплю… — начала было оправдываться тетка, но Вероника тут же ее оборвала:

— Да ты меня и не торопила нисколько. Я ведь сама и так собиралась. Сколько же можно Даньке не иметь своей комнаты? Он, конечно, мальчик добрый и ко мне хорошо относится, но надо же и совесть иметь… Так что ты не думай — это я сама ухожу… И на тебя нисколько не обижаюсь… — Вероника подошла к окну и обняла тетю Тамару за плечи. — Я буду потом в гости к вам заезжать… когда Володи дома нет, — тихо добавила она.

Так сам собой решился вопрос ее дальнейшего пребывания у тетки.

3

На следующее утро Вероника первым делом решила спросить у Галины, нельзя ли ей у нее перекантоваться, пока она не найдет квартиру. Как всегда, она пришла к ней за товаром и сделала такое несчастное и озабоченное лицо, что Галина сама первая задала вопрос:

— Что это с тобой, Вероничка, случилось что?

— Угу, — кивнула Вероника. — Случилось. Мне, кажется, опять негде жить.

— А как же тетка? Поругалась с ней, что ли?

— У нее свекровь завтра из деревни приезжает — не на улицу же выгонять… — на ходу сплела объяснение Вероника.

— А тебя, значит, можно и на улицу… — нахмурила брови Галина.

— Да нет же, меня никто не выгонял. Я сама предложила. Неудобно мне, понимаешь? И так я их уже достаточно напрягла…

— И то верно. — Галина задумалась.

— Ты вроде бы говорила, что у тебя место в комнате есть. Я теперь своя, рыночная — может, пустишь на пару ночей, пока квартиру не найду?

— Ха! — Лицо Галины вдруг разом потемнело. — Думаешь, это так просто — квартиру найти? На это может и весь месяц уйти… — И она хмуро отвернулась.

«Странно…» — подумала Вероника. Она не ожидала, что ее просьба вызовет такую перемену настроения. Вроде бы раньше Галина сама звала ее к себе жить…

Вероника вдруг почувствовала знакомую ей уже горечь унижения. На память сразу пришел подслушанный разговор Романа с матерью. Нет уж, все недомолвки надо выяснять на месте — раз и навсегда!

— Галина, скажи мне прямо: тебе что — неудобно? — она посмотрела товарке прямо в глаза. — Ведь если бы ты могла, ты бы меня пустила — верно? Значит, почему-то не можешь. Скажи мне…

— Да… — с облегчением выдохнула Галина. — Ты уж извини… Понимаешь, мужик у меня тут завелся. Молодой такой — ты видела его… Славка… Он еще в джинсовом костюме ходит, помнишь?.. Если пустить тебя сейчас, улизнет ведь, проклятый. Такого другие бабы с руками оторвут…

— Ты его любишь? — вскинула вдруг на нее глаза Вероника — и тут же поняла, что сморозила глупость. Какая может быть любовь, если речь идет о банальной рыночной интрижке?

Но Галине, кажется, было совсем не смешно.

— Не знаю… — пробормотала она в ответ, роясь в кармане в поисках зажигалки. — Я бы, может, и хотела полюбить, да, наверное, уже не умею. Разучилась — вернее, отучили.

— Ладно, — сказала Вероника. — Не будем больше об этом. Мне лично все ясно.

— Только, ради Бога, не обижайся на меня, Вероничка, ладно? — Галина порывисто затягивалась сигаретным дымом и тут же выпускала его мелкими облачками. — Стыдно, конечно, из-за мужика унижаться, но ведь годы у меня уже не те, чтобы такими парнями, как Славка, разбрасываться… А насчет ночевки ты не беспокойся. Я тебя обязательно пристрою. Здесь много хороших теток, на улице не останешься…

— Спасибо тебе, Галина. А я буду срочно квартиру себе искать.

— Можешь даже объявление на палатке вывесить: «Сниму квартиру или комнату», — посоветовала напоследок Галина.

— Так и сделаю… — ответила Вероника и, подхватив клетчатую сумку с товаром в одну руку и складной столик — в другую, стала пробираться через галдящую толпу к своему месту.

Развеска образцов занимала у нее теперь не больше пяти минут. На эту сторону — цепочки с трусами и лифчиками… Сюда — пеньюары и рубашки… А за спину — побольше всего кружевного…

То ли после неприятного разговора с Галиной, то ли после всех треволнений, связанных с вопросом жилья, Вероника чувствовала себя неважно. Обычно, как только заканчивала с оформлением витрины, она становилась перед палаткой и начинала вербовать покупательниц. Но сегодня Вероника ощущала странное головокружение и, что самое неприятное, ноющую боль внизу живота. «Надо немного посидеть — и все пройдет, — подумала Вероника, опускаясь на ящик, застеленный газетами. — Наверное, я просто переволновалась. У беременных это случается. Мне еще повезло — других вообще выворачивает наизнанку».

Так или иначе, а торговля сегодня шла из рук вон плохо. Вероника сидела в глубине палатки и лишь изредка выходила к столику, чтобы показать товар случайной покупательнице. К середине рабочего дня она не наторговала и трети своего обычного заработка. Даже есть вопреки обычному голоду Веронике не хотелось.

В обед в палатку заглянула соседка-хохлушка.

— Пойду к Гие пообедаю, — сказала она Веронике. — Ты посмотри за колготками, ладно?

— Ладно, — пообещала Вероника и достала из сумки маленький термос с кофе.

Хохлушка ушла, а Вероника налила себе кофе в пластиковый стаканчик и принялась жевать припасенный бутерброд с сыром. Почему-то настроение у нее делалось все хуже и хуже. «Как будто кто-то отожрал у меня энергию, — вспомнила она выражение психолога Алены. — А может, это нехорошее предчувствие? Говорят, у беременных женщин повышается чувствительность… Некоторые на время даже становятся экстрасенсами…»

И вдруг Вероника почувствовала резкую боль внизу живота — ей показалось, что кто-то со всей силы вонзил в нежную мякоть нож. «За что?» — мелькнуло у нее в голове. От неожиданности она вскрикнула и выронила из рук стаканчик с кофе. Перед глазами все поплыло, в ушах зазвенело…

— Девушка! Девушка!

Последнее, что увидела Вероника, было удивленное и встревоженное лицо какой-то покупательницы…

4

Она брела между рядов, лениво наблюдая, как, словно в сказке, нарядные яркие рыночные «улицы» превращаются в бесформенные груды коробок и бумажного мусора. Дул порывистый ветер, кругом летала бумага, возле палаток хохотали чернявые, пестро одетые мужчины… Так здесь было каждый день: рано утром палаточный город строился — а уже к трем часам дня он лежал в руинах.

Вероника была счастлива, что сегодня ей не надо никуда спешить, что она не должна перетаскивать с места на место тяжелые коробки… Она просто гуляла здесь — праздная и беззаботная. Вскоре рыночная аллея кончилась. Вместо нее перед Вероникой открылась уходящая вдаль тропинка тенистого парка. Она с удовольствием шагнула на посыпанную гравием дорожку. Почему-то в парке было на удивление безлюдно. Кругом стояли пустые скамейки, а поодаль Вероника разглядела сквозь листву уютный скверик с фонтаном. Она уже хотела направиться туда, но вдруг увидела, как из глубины парка навстречу ей медленно движется темная фигура — в плаще, с низко надвинутым на лицо капюшоном…

Почему-то эта фигура сразу показалась Веронике зловещей. Нелепый плащ в жаркую погоду, медленная плывущая походка… Совершенно абсурдная мысль вдруг ударила ей в голову. «Это Пахан, — в ужасе подумала Вероника. — Это не может быть никто другой, кроме него!» Она хотела побежать, но тело вдруг перестало ее слушаться. Так она стояла на месте и покорно ждала, пока человек в плаще не подошел вплотную и не протянул к ней руку. «Господи, неужели я сошла с ума, помешалась? — мысленно ужаснулась она. — Или… или это просто какой-то незнакомец, который тоже гуляет по парку?» Разумеется, встреча с ним на безлюдной аллее могла быть опасной… Вероника крепко сжала в руках сумку и на всякий случай сурово проговорила сквозь зубы:

— Не подходи.

— Ты что, Верунь? — вдруг услышала она знакомый голос.

Сердце Вероники замерло. Она не поверила своим ушам. Это был Максим! Он откинул капюшон и радостно улыбнулся ей.

— А ты… а ты разве не умер? — дрожащим голосом спросила Вероника.

— Ну что ты такое говоришь, дурочка, разве мог я оставить тебя? — ласково ответил Максим и притянул ее к себе.

Не помня себя от счастья, Вероника прижалась к нему, но вдруг почувствовала, что… засыпает.

Ей приснился ужасно странный сон: как будто она сидит в каком-то водоеме, вроде маленького бассейна. Рядом, на лужайке, резвится вместе с Томом Глафира. Вокруг так тихо, спокойно — не жарко и не холодно… Кажется, что вместо воды в водоеме налит какой-то ароматный кисель. Тело утопает и нежится в нем… Потом вдруг оказывается, что Вероника уже не одна в этом чудесном бассейне — кто-то медленно и нежно размазывает пальцами кисель по ее спине, плечам, ягодицам… Она хочет обернуться и посмотреть, кто это, но он всякий раз успевает спрятаться. «Девушка! Девушка!» — игриво шепчет он ей из-за спины. «Если он называет меня «девушка», значит, это кто-то незнакомый», — сонно думает Вероника. А между тем голос становится все настойчивей и тверже…

— Девушка! Девушка! Просыпайся! — теперь голос звучал откуда-то издалека, словно сквозь ватное одеяло.

«Просыпаться? — вяло шевельнулась мысль в голове у Вероники. — А разве я сплю? Я же в лесу, в киселе — и мне хорошо здесь…» Она вдруг почувствовала, как кто-то осторожно трясет ее за плечо.

— Открывай глаза! Открывай! Так ведь и помереть недолго!

«Что у меня с глазами?» — Вероника попыталась поднять руки к лицу и пощупать свои глазные впадины. Но руки не слушались. Тогда она изо всех сил напрягла веки и с трудом открыла глаза.

— Ну, слава Богу… — раздался тот же голос у нее над ухом.

Едва придя в сознание, Вероника сразу определила, что она в больнице. Значит, все ей приснилось — и тенистый парк, и Максим…

Вероника хмуро огляделась. На соседних кроватях лежали женщины — почти все спали. Над одной из них склонилась медсестра — кажется, она собиралась ставить ей капельницу. Вероника захотела подняться, но не смогла. Во всем теле была разлита свинцовая тяжесть, руки и ноги казались чужими. Она позвала медсестру.

— Скажите, что со мной случилось? Я помню, как меня ранили ножом на рынке. Это опасно?

— Никто тебя не ранил, — спокойно отозвалась медсестра, возившаяся с капельницей возле соседней кровати. — Выкидыш у тебя был. Сознание потеряла. Кровотечение открылось. На «скорой» тебя привезли, почистили… Ничего страшного — обычная чистка… Оклемаешься после наркоза, ночь переночуешь — и домой.

Вероника едва сдержала радостный возглас. Значит, у нее не будет ребенка от этого ублюдка! Бог сам позаботился о том, чтобы его не было… Однако первая радость тут же сменилась беспокойством: ей же фактически сделали аборт. Вероника знала, что первый аборт может грозить бесплодием…

— А у меня будут еще дети? — встревоженно спросила она.

— Будут, будут… — успокоила ее медсестра. — Тебе повезло — сам Потемкин дежурил. Он такой врач, что из других районов к нему на прием записываются…

И вдруг Вероника разом все вспомнила. Вот она сидит в своей палатке — сонная и вялая… Вот приходит соседка-хохлушка — и просит ее последить за колготками… Потом — резкая боль в животе… И с этого момента она уже ничего не помнит. Сколько сейчас времени? Вероника с трудом подняла левую руку — пластмассовые часы были на месте. Пять часов вечера! А как же ее товар? Да еще и эти дурацкие колготки, за которыми она обещала приглядеть…

Вероника собрала все силы, которые у нее были, и встала. Она обнаружила, что одета в выцветший, невероятно застиранный халат, цвет которого ее мама определила бы выразительным словечком «псивый». Пуговиц на нем не было, только две оборванные веревочки.

— Туалет — в конце коридора, — не поворачивая головы, сказала медсестра.

— Скажите, а где моя одежда? — тихо спросила у нее Вероника.

— А тебе на что?

— Понимаете, мне очень надо уйти.

— Не дури. Куда ты пойдешь такая? Тебя же ветром с ног свалит. Отлежись хотя бы до вечера.

— Это мои проблемы… — вздохнула Вероника. — Так где одежда?

— Иди к старшей сестре и пиши расписку, там и получишь… — сдалась медсестра и напоследок смерила Веронику сочувственным взглядом, после чего покачала головой. — Куда только матери смотрят… — проворчала себе под нос она.

5

Заканчивался последний вечер, когда Вероника могла ночевать у тети Тамары… Она уже обещала ей, что завтра уйдет на квартиру. Вещи были собраны — Вероника убрала даже полотенце из ванной. Сегодня она из принципа не пойдет мыться перед сном. Вообще не зайдет больше в ванную… Если бы не было так опасно ночью на улице — она бы с удовольствием осталась ночевать прямо здесь, во дворе. Прижалась бы покрепче к Тому — и уснула…

Только недавно Вероника немного отошла от последствий наркоза. Целый день она пребывала в странном, полусонном состоянии — пока ехала из больницы на рынок, пока долго разбиралась с Галиной и соседкой-хохлушкой, сколько товара пропало по ее вине и сколько и кому она должна теперь денег. У Вероники не было сил ни спорить, ни оправдываться. Кроме нее самой, в этой истории не был виноват никто. На все истерические вопли с украинским акцентом она только молча кивала, а с Галиной ей хватило короткого разговора по существу.

— Постарайся вернуть в течение недели, — сказала ей Галина. — Иначе ты меня сильно подставишь…

Про квартиру и ночевку Вероника теперь заговорить с ней просто не решалась. О продолжении работы на рынке тоже не могло быть и речи. Снова надо было что-то решать…

Вдруг Веронику окликнул чей-то знакомый голос, и одновременно с этим Том радостно залаял. Вскоре возле качелей появилась неуклюжая виляющая хвостом Глафира, а за ней и хозяин — в неизменном белом спортивном костюме.

— Привет! — сказал он. — Наслышан, наслышан про твои подвиги…

— Извини, — холодно отозвалась Вероника. — Так уж получилось. Хорошей протеже из меня не вышло…

— Да ладно. Все ерунда. Как будто я Вальку не знаю. Он же психопат. Припадочный. Мы еще когда учились на физтехе, он такой же был. Два года уже психоаналитик к нему ходит… Я-то думал, он получше стал. А, видно, толку от этого мало… — Анатолий с досадой махнул рукой. — Знал бы, что он такой же остался, не стал бы тебя подставлять. Так что, — он развел руками. — Это ты меня извини…

— О чем речь! — вымученно улыбнулась Вероника и поймала себя на том, что использует любимые словечки Максима.

Внезапно она вспомнила свой недавний «наркотический» сон. Таких реальных снов ей не приходилось видеть еще ни разу в жизни. Максим был во сне совсем как живой, да и все остальные тоже…

— Ну и как ты тут жила — выкладывай, — сказал Анатолий, пристраиваясь на соседние качели.

— Долго рассказывать, — отвернулась Вероника. — Лучше ты скажи — куда пропал вместе с собакой?

— А мы с ней отдельно пропали. Собака — на дачу, а я — в Европу, по делам. Помнишь, как у Жванецкого — «Мне в Париж по делу, срочно…». Вот так и у меня.

— Понятно… — печально вздохнула Вероника.

— А что это ты такая грустная? Пойдем ко мне кофе с коньяком пить? Теперь, надеюсь, уже не испугаешься идти ночью к малознакомому мужчине? Я достаточно хорошо себя зарекомендовал?

— Вполне, — сказала Вероника и поднялась с качелей. — Пошли. Кажется, кофе с коньяком — это то, чего я хочу сейчас больше всего на свете…

Анатолий взял на поводок Глафиру, и они не спеша отправились к подъезду. Дом был высотный, с консьержкой и домофоном. На первом этаже располагался холл, щедро увитый живыми и искусственными растениями. Там стоял большой кожаный диван, два кресла и журнальный столик. Для дежурной имелся небольшой телевизор. Когда Анатолий с Вероникой зашли в подъезд, пожилая консьержка вежливо поздоровалась и с интересом проводила их глазами до лифта.

«Скорее всего она решила, что я его любовница», — подумала Вероника.

— А ты не боишься, что она расскажет твоей жене, что ты водишь домой на ночь глядя каких-то неопознанных девиц? — шепнула Вероника Анатолию, когда они зашли в лифт.

— Не, не боюсь… — ответил Анатолий, и Вероника так и не поняла: то ли он был уверен, что консьержка не проболтается, то ли его жена относится к таким вещам спокойно.

Анатолий нажал на кнопку с цифрой 10, двери плавно закрылись, и лифт мягко пошел вверх. Одновременно с этим Вероника почувствовала, как в груди ее закопошились знакомые скользкие щупальца. «Надо немного перетерпеть, совсем немного…» — беззвучно зашептала себе под нос Вероника. На всякий случай она зажмурила глаза и попыталась представить себе, что она сидит на освещенном солнцем морском берегу, а возле ее ног плещутся ласковые волны… Они все не приезжали и не приезжали на десятый этаж — ей казалось, что прошла уже целая вечность.

И вдруг лифт рывком остановился. Повисла странная, напряженная тишина… «Почему же не открываются двери?!» — Вероника почувствовала, что она уже близка к истерике. Когда она решилась приоткрыть глаза, то обнаружила, что в лифте погас почти что весь свет.

— Вот черт, — проворчал Анатолий. — Кажется, застряли…

— Застряли? — с тревогой спросила Вероника. — Господи, Боже мой… Что же делать? Что же делать? Я больше не могу… — Вероника бросилась к сомкнутым дверям и попыталась обеими руками раздвинуть их в стороны.

— Что ты делаешь?! — вскричал Анатолий. — Это же опасно…

Он попытался оттащить Веронику от дверей, но не тут-то было: она начала истерически визжать и цепляться ногтями за стены.

— Успокойся! Успокойся ты, дура! — Анатолий кое-как сгреб ее своими мускулистыми руками и прижал к себе. — Ты что — припадочная, что ли?

— Пусти! Пусти меня, идиот! — ничего не видя и не слыша, визжала Вероника, пытаясь укусить его за руку. — Спасите! Выпустите меня отсюда! Я не хочу! Мама-а-а!

Каким-то чудом Анатолию все-таки удалось нажать на кнопку вызова лифтера. Вероника продолжала извиваться в его руках и звать на помощь. Он уже не обращал внимания на ее крики и только отдувался, чтобы удержать эту взбесившуюся фурию. Силы его были уже почти на исходе, как вдруг Вероника внезапно затихла и стала медленно оседать на пол. Анатолий поспешно подхватил ее, сел на корточки в угол кабины и усадил ее к себе на колени. Белокурая голова безвольно поникла и склонилась к нему на плечо.

Неожиданно Анатолий почувствовал острую нежность к этой девушке. Он легонько похлопал ее по щеке и шепотом окликнул:

— Вероника! Вероника! — Но она не отзывалась.

Тогда он приподнял ей пальцем веко — открылся белок закатившегося глаза. Нет, девочка не разыгрывала его — с ней действительно случился обморок. «Бедняга», — подумал Анатолий и ласково погладил ее по золотистым волосам…

6

Уже второй раз за сегодняшний день Вероника возвращалась из бессознательного состояния к реальности. Но на этот раз возвращение было более приятным.

Вместо обшарпанной больничной палаты Вероника увидела роскошный интерьер отделанной по европейским стандартам квартиры. Она полулежала на мягком уютном диване, под спину была заботливо подложена расшитая золотыми нитками велюровая подушка.

Огромная комната показалась ей светлой и какой-то полупустой. Потом она поняла: здесь не было привычной для большинства квартир монолитной «стенки». Стены и высокий потолок были оклеены простыми белыми обоями. Возле одной стены стоял небольшой изящный шкаф с застекленными полками — содержимое его составляла посуда и бутылки со спиртным. В другой стене в нише был устроен узенький открытый стеллаж, на полках которого теснилось множество мелких безделушек — видимо, сюда ставились сувениры, привезенные из разных стран. Кроме этого, в комнате имелся телевизор с видео и музыкальный центр. Скупость обстановки немного оживляли картины на стенах: оранжевые фигуры крутобедрых обнаженных женщин в разных позах. Вероника пригляделась и обнаружила, что художник забыл нарисовать им лица. Когда Анатолий зашел в комнату с подносом в руках, Вероника лежала и меланхолически переводила глаза с одной картины на другую.

— Нравится? — спросил он. — Это рисовал один мой знакомый художник. Кстати, он тоже родом с Сахалина — твой земляк.

— А почему у него такая странная подпись — Хо? — слабым голосом спросила Вероника.

— Он кореец. — Анатолий поставил поднос на низенький лакированный столик. — Хо — это часть его имени.

— Понятно… — Вероника опустила глаза, а потом снова подняла взгляд. — Слушай, ты извини меня, что все так получилось. Я тебе потом как-нибудь объясню…

— Не нужно ничего объяснять, — сказал Анатолий, присаживаясь к ней на диван. — Лучше выпей. Это кофе с коньяком, как я и обещал.

Вероника послушно приподнялась на локте и залпом выпила обжигающий напиток.

— Ну вот и отлично, — сказал Анатолий. — Еще хочешь?

— Хочу, — честно ответила она, и Анатолий тут же протянул ей чашку, которую приготовил для себя. Вероника выпила и ее, после чего в изнеможении откинулась на диван.

— Хочешь спать? — спросил Анатолий. — Постелить тебе?

— Нет, нет — что ты! — поспешно воскликнула она. — Я сегодня ночую у тетки. У меня там вещи. — И она встревоженно посмотрела на часы. Было уже одиннадцать.

— Как хочешь, как хочешь… — сказал Анатолий, поднимаясь с дивана. — Уговаривать не собираюсь…

— Может быть, я пойду? — осторожно спросила Вероника и тоже привстала с дивана.

— Да будет тебе известно, это невежливо, — заметил Анатолий. — Значит, выпила кофе с коньяком — и сразу за дверь. Больно ты хитра.

— А что — я теперь должна с тобой переспать? — ледяным тоном осведомилась Вероника.

— Это, наверное, было бы неплохо, только я не имею привычки ложиться в постель с малознакомыми женщинами. Тем более с припадочными… — И Анатолий, покачав головой, усмехнулся.

— Сам ты припадочный! — воскликнула Вероника и направилась к двери. — Где моя сумка? — устало спросила она.

Анатолий медленно подошел к ней и слегка приобнял за плечи.

— Дурища, я же пошутил… — сказал он, но Вероника вдруг почувствовала, как на глаза ей наворачиваются слезы.

— Идите вы все в задницу с вашими шутками! — пробормотала она и попыталась вырваться из его объятий. Но Анатолий еще крепче сжал ее в своих сильных руках и тихо сказал:

— А вот теперь ты сядешь на диван и все мне расскажешь. Я же вижу, что с тобой творится. Ты вся как неразорвавшаяся бомба. Давай, садись — и разрывайся.

Анатолий вдруг легко подхватил ее на руки и отнес обратно на диван. Вероника села, подтянув колени к подбородку и накрыв их джинсовым сарафаном. Когда она говорила, то смотрела не на Анатолия, а куда-то в сторону, на одну из оранжевых картин.

— Я даже не знаю, с чего начать… — сказала она.

— Ну тогда я буду задавать тебе наводящие вопросы, — предложил Анатолий. И сразу же взял быка за рога. — Вопрос первый: давно ты больна клаустрофобией?

…В тот вечер Вероника рассказала Анатолию почти обо всем. Она утаила от него только убийство.

«Об этом не узнает никто и никогда на свете», — решила она.