Жених и его невеста

Очень плохой поступок

Ольга опять заболела, потому что опилась огуречного рассола. Старенькая тётя Маша Кошкина, боясь замёрзнуть, начала надевать на себя белый халат, хотя в кухне было жарко. Осмотрела худенькое тельце, послушала, прося девочку дышать и не дышать. Игорь ушел в комнату листал Васины учебники. Тётя Катя плакала, сморкаясь и, причитала:

— Где же взять это усиленное питание, Мария Фёдоровна? Корова отелилась, а молока ещё мало.

— Гемоглобин низкий. Поднять поможет гречка, свёкла, — Игорю показалось, что услышал слово «шоколад»…

«Шоколад нужен всем, — подумал, но вот где его взять. В вокзальном буфете продают конфеты, пирожки, пончики, булочки с колбасой и сыром, а вот шоколадных плиток он не видел. Нет шоколадок и в буфете чайной. Нужно будет сходить в столовую Заготзерно и в магазин».

— Какао — хорошо, но натурального трудно найти, — сказала врач Кошкина, снимая белый халат. — Организм ослаблен, а весной ещё нехватка витаминов сказывается.

Игорь тихо вышел на улицу. Может быть, Ольга и не умрёт, если достать шоколад. Как его достают. С какой полки. Дядя Гриша где-то покупал большую плитку, но где? Игорю представились большие шоколадки, они лежат кучами, все кто хочет, может брать. Он вдруг вспомнил, что в сундучке у дяди Степана видел нечаянно обёртку от плитки. А если это настоящая шоколадка? Евсееч давно бы предложил или поделился. А если спросить? Он и так столько много хорошего сделал для него и Ольги. И что может подумать? Нужно рассказать о том, что она больна, а вылечить её может только плитка настоящего шоколада. Поверит. Сначала нужно посмотреть, а потом спрашивать, — решил он, направляясь к вокзалу. Если шоколадки есть в столовой и в магазине Заготзерно, то уж тётя Катя не стало бы огорчаться.

Нужно узнать всё точно. Обычно ходили на чужую территорию группой. Не ждать, когда из школы придут братья. У небольшого базарчика Игорь увидел мальчишку в бушлате. Он разговаривал с маленьким человеком на тележке, который играл на гармошке. На фуфайке заметил белую медаль и орден, такой же, как у отца.

— Шкет, иди семечек дам, — позвал мальчишка, широко улыбаясь лягушачьим ртом. — Подставляй карман. У тебя козырная шинель.

— Из дядиваниной. Мама перешила. Фронтовая. — Сказал гордо Игорь, чувствуя, что мальчик его уважает и вполне может заступиться, если загозерновские пацаны станут цепляться.

— Ты чо смурной? — спросил паренёк, глядя ему в лицо бесцветными глазами.

— Ольге нужен шоколад, потому что какой-то гемоглобин упал. Врачиха сказала, что она в критическом состоянии, — потерянно сказал Игорь и вздохнул.

— Какая Ольга? …Стрелочницы тёти Кати. Вон кто.

— Она из нашего детдома. Мы вместе ехали. Не бери в голову. Придумаем что-нибудь. Она бледная всегда. Видел, как вы цветы носите к эшелонам и дарите солдатам. Им бы махорки, а что подснежники — муть голубая. Нужно снабженцев пощупать. У них всегда американский шоколад есть. А сколько надо?

— Незнаю, — ответил мальчик. — Не говорили они. …Может умереть. Я бы не хотел.

— Ей нужно побольше морковки и лука есть. За зиму двое наших умерло.

— Она не любит, а я ем. Он хоть горький, но полезный. …Мать её заставляла. Плачет, а не жрёт. Такая она непонимающая. …Шоколадку съест. Само собой.

— Шоколад меняется на самогонку и на «мохнатую халву», — сказал мальчишка и подмигнул. Игорь не видел, куда гонят самогонку и не мог представить, как может выглядеть «мохнатая халва».

Игорь побывал в столовой, которая была побольше чайной, зашел в магазин, в котором пахло конфетами помадка и конской сбруей. Шоколадок нигде не оказалось.

— Может тебе чёрной икры банку дать? — спросила продавец, показывая золотые зубы.

— Ольга болеет. Этот самый упал, а его поднимать надо. …Ге-мо-гло-бин, — кое-как выговорил мальчик. Женщина перестала смеяться.

— Рыбий жир пусть мать достаёт. Тут предлагал один барсучий жир. Да я его не запомнила. Пассажир.

Игорь зашел в мастерскую Евсееча, но там набралось много людей. А если плитка окажется настоящей? Лучше честно рассказать, а дядя Стёпа поймёт. А может быть, ему плитка тоже нужна. Он был недавно в больнице. Врач ему тоже велел шоколад есть, чтобы поправиться. Евсееч большой, а Ольга маленькая. Если она умрёт, то, что будет с ним? с кем ему придётся жарить картошку и мыть посуду. Игорь не любит это занятие, а у неё это получается хорошо. Валя хорошая девочка, но с ней скучно. Она соглашается с его предложениями, всегда готова выполнить любую его просьбу. Это хорошо, но иногда так надоедает, что Игорь просто злится от её покорности. Она никогда не спорит, отстаивая своё мнение, не предлагает новую игру. Валя не кричит на него и не требует, чтобы он делал так, как ей хочется, считая, что всегда права только она. И то и другое плохо. Плохо и то, что когда человек умирает, его обязательно нужно класть в ящичек и закидывать ямку землёй, а потом ставить крест. Если Ольгу закопают, значит, что он уже никогда не поспорит с ней, не прокатит на санках, не поделится булочкой. Когда Игорь что-то делает хорошее для Ольги, то он чувствует себя сильным и ответственным перед её мамой. Тогда кажется, что он взрослый, хотя и маленький, ведь только взрослые умеют заботиться, отдавая всё лучшее, что у них есть, детям.

Вдруг вышел Евсеевич, попросил побыть в мастерской, пока ходит в сельсовет за кожей для ремонта обуви.

— Если кто придёт, скажи, чтобы подождали. Не разрешай брать обувь.

Игорь вошел в мастерскую. Привычно пахло кожей и клеем. Сундучок оказался не запертым. Он так и не решил, как ему поступить — сказать ли Евсеечу об Ольгиной болезни или… Плитка оказалась настоящей. Послышался шум на крыльце. Игорь машинально сунул плитку в карман и захлопнул крышку. Он не хотел брать чужую вещь, но так получилось, что шоколадка оказалась в кармане. Вошедшая женщина работала смазчицей. От неё сразу запахло мазутом, который она заливала в буксы вагонов и платформ.

— Подождите, — сказал Игорь, — Евсееч сейчас кожу принесёт.

Женщина хмыкнула и, как-то презрительно дёрнула губами, словно поняла, что он украл у своего лучшего друга шоколад. Я ж не себе, — хотел сказать мальчик, но женщина ушла, оставив запах паровоза. Этот запах не спутать ни с каким другим.

Игорь и его друзья стояли у насыпи, чтобы во время остановки эшелона подойти и отдать цветы солдатам. Подошел состав. Через равные промежутки времени под паровозом выбивалась струя пара. Вдруг услышал знакомый голос. Игорь ещё раз осмотрел паровоз. Увидев дядю Ивана, бросился вверх по насыпи. Лицо было в угольной пыли и копоти, но оно улыбалось ему. Мама запретила приближаться к линии, так как это очень опасно, запретила забираться к дяде на паровоз. Игорь смотрел вверх и махал букетиком цветов, словно приготовился бросать его.

— Руку давай, — требует дядя, открывая дверь и, берясь за сверкающий поручень. Он тут же забывает о запрете, забывает обо всём на свете. Много глаз с завистью провожают его, поднимающегося в кабину огромного локомотива. Не у каждого мальчика на станции есть дядя, который работает на паровозе. А только у него. Игорь с трудом различает человека с лопатой, вырывающиеся языки пламени из открываемой топки. Дрожит железный пол, слышится мощное дыхание машины. Множество запахов витают в кабине. Мальчик быстро к ним привыкает, а дядя уже сажает его на чёрную лоснящуюся полку, открывает железный чемоданчик, который дядя Ваня называет «шарманкой», достаёт солдатский котелок с борщом, вынимает ложкой огромный кусок мяса.

— Давай, племяш, ешь. Вырастай быстрей. Будем вместе работать.

Игорь отказывается, но дядя настаивает, говорит, что мясо передала бабушка, чтобы быстрее вырос. Игорь помнит запах бабушкиного борща с фасолью. Мясо можно есть медленно, отделяя волокна. «Хорошо бы маме оставить кусочек», — думает он, а дядя уже нацедил из краника горячей воды в кружку, отколол кусок сахара. Игорь вытирает руки белой мочалкой из ниток, которую называют «концами». Однажды с бабушкой они разбирали эти концы. Набралось много ниток, которые сматывали на клубки. Из этих ниток бабушка связала ажурные манжеты и воротничок для мамы. Игорь макает сахар в кипяток и аккуратно ест. Остаток сахара кладёт в карман, а свой букетик подснежников, о котором забыл, отдаёт дяде Ване. Тот укрепляет их у окна. В кабину входит пожилой человек с листом бумаги, что-то говорит. Дядя поднимает его. Игорь знает, что нужно перед отправлением подать сигнал. Он тянет вниз деревянную ручку, висящую на проволоке. Тянет изо всех сил, двумя руками. Рождается гудок. Он старается запомнить его, ведь у дяди Вани новый паровоз и теперь он работает не кочегаром, а помощником машиниста.

Состав медленно трогается, колёса паровоза пробуксовывают, сыплется песок на рельсы, а дядя машет ему из окна и улыбается закопченным лицом. Катятся мимо колёса, набирая скорость. В потоках воздуха кружится пыль, и множество разных запахов исходят от вагонов и платформ. На тормозной площадке стоит человек. Мерцают красные огоньки в подвешенных фонарях. Игорь смотрит до тех пока, пока они не исчезнут в повороте дальней выемки. Ольга стоит рядом, её бледное лицо выглядит торжественно и строго. Она гордится тем, что только у Игоря такой отличный дядя. Мальчик вынимает из кармана кусочек сахара, который почему-то из белого стал серым. Ольга отнекивается, говоря, что раз дядя угостил тебя, значит это тебе. Игорь убеждает её, говоря, что объелся, и у него уже полный живот. Ольга соглашается принять такой ценный подарок. Медленно грызёт сахар и восторженно смотрит на Игоря голубыми глазами, которые, когда она сердится, становятся почти зелёными.

Входили и выходили люди. Игорь ждал, когда можно будет сказать Евсеечу о своём плохом поступке. «Лучше положить плитку обратно, — решил Игорь, но удобного случая не представлялось. — Он заметит. Больше не станет со мной дружить. Нужно ему признаться. Он поймёт. Он настоящий друг». Евсееч работал за низким столиком, раскраивая кожу, люди приносили изношенную обувь, забирали починенную и всё разговаривали, разговаривали, оставляя свёртки и свёрточки.

— Евсееч, мне нужно сказать тебе очень важное, — начал Игорь, но тут вошел мужчина с порванным сапогом.

— Говори, — подбодрил его дядя Степан.

— Можно я скажу вечером?

Придя к Ольге, Игорь увидел её играющей на завалинке. Она лечила куклу, приготовив лекарство из стебельков одуванчика. Он хотел отдать плитку, но раздумал. «Ведь она разделит её, будет заставлять его есть. Одна не станет. Это точно». Он решил положить шоколадку в шкафчик. Тётя Катя будет брать посуду и найдёт её. В дом Ольга не пустит, скажет, что пол чистый, а у него грязные ботинки. Он подошел к луже и старательно начал приводить обувь в порядок.

— Я что-то пить захотел, — сказал Игорь, направляясь к крыльцу. — Ботинки у меня совсем чистые. Я разуюсь.

— У нас нет воды, — сказала Ольга. — Пить мне тоже захотелось.

— Принеси ведро, — сказал Игорь, — Пойду черпать воду.

Колодец рядом с домиком Глинских — через один дом, в котором живёт Ваня Каутер. Игорю нравится начинать новое дело. Он ещё ни разу не доставал воду из колодцев. Дотянувшись до деревянной бадьи, начал опускать его в квадратную темноту, перебирая руками толстый шест. Неожиданно палка вырвалась, и бадья выскочила из колодца. Подошла Ольга с ведром. Игорь обрадовался — вдвоём-то справятся с шестом. Он не видел, как девочка поставила ведро на край сруба, наклонился, пытаясь понять, далеко ли находится вода. На станции прогудел паровоз, мальчик повернул голову и выпрямился, чтобы посмотреть, не другого дяди паровоз даёт отправление гудком. Нечаянно задел ведро локтем, и оно полетело вниз. Дети долго смотрели в колодец и заметили, что ведро не утонуло, набравшись немного воды, плавает. Игорь подумал и решил, что его можно достать, если опустить вниз бельевую верёвку с крючком. Верёвка была дома, а крючок можно согнуть из длинного гвоздя. Свой план предложил Ольге. Она согласилась.

Гвоздь не желал сгибаться как нужно. Тогда Игорь решил привязать кусок проволоки к шнуру и загнуть конец крючком, который обязательно подцепит дужку ведра. Сделав несколько попыток, Игорь смог подцепить ведро. Вдвоём принялись тянуть ведро из колодца. Подошел Ваня и стал помогать. Когда Ольга должна была взяться за дужку, крючок разогнулся, и ведро вновь улетело в колодец, стукаясь о лёд, который ещё не растаял. Они долго высматривали ведро, но его не было видно.

— Утонуло, — сказал Ваня.

— Совсем, — печально произнесла Ольга.

— Скажем тёте Кате, что это я уронил ведро, — храбрясь, предложил Игорь.

— Не ты, а ветром сдуло, — сказала Ольга. — я видела. Поднялся ветер, оно и упало. Мама не станет нас ругать.

— Зачем врать? Если это сделал я.

— Попрошу дедушку, он достанет ведро. Он уже доставал зимой, — ободрил Игоря Ваня. — Тётя Катя не узнает. Он быстро достаёт.

Игорь вспомнил об украденной шоколадке, о разбитой чайной чашке, осколки которой бросил в печь, и ему стало грустно. Нужно идти к Евсеечу и всё ему рассказать. Пусть изругает, пусть мама поставит в угол, пусть все узнают, что он утопил ведро, виноват в том, что тётя Лариса из-за него почти, что сломала одну ногу. Накануне потерялся корабль, который дал Ольге пускать по ручью. Кораблик сделал Евсееч. Он был как настоящий. Игорь им дорожил, пускал только на верёвочке, а Ольга уронила её в воду и достать не смогла.

— Я принесу тебе воды, — сказал Игорь, направляясь, домой. Он уже смотал шнур.

— Лучше попью у вас, — сказала Ольга, заворачивая куклу.

Ольга сделала маленький глоток и сказала, что пить ей расхотелось. Она сняла пальтишко и предложила ему поиграть в какую-нибудь игру, но Игорь отклонил предложение, сославшись на то, что ему очень нужно сказать Евсеечу о потерянном кораблике.

— Пойдём вместе, и я скажу правду.

— Ты не ходи. Испугаешься и будешь плохо спать, — отговаривал Игорь.

— Ты не испугиваешься? И я не буду. Я же с ним давно познакомилась. Он тогда мне валенки подделал, а то ты плохо заштопал. Нитки сразу порвались.

— Я — другое дело.

— И я — другое дело. Ты скажи, что вам наворожила бабушка Усачиха?

— Сказала, что всё будет хорошо, война обойдёт нас, только немного заденет. — Игорь вспомнил свою тайну и посмотрел на Ольгу. — Пошли. Только нужно немного нарвать цветов для Евсееча и других солдат.

Как ни пугал Ольгу Игорь, всё напрасно. Она не боялась лица сапожника. Ей хотелось сделать ему что-то хорошее, ну пол подмести, цветы подарить. Пол Ольга подметает лучше Игоря. Он это знает.

— Это вы далеко собрались? — спросил Евсеич, отворачиваясь к верстаку, чтобы дети не видели его безбрового коричневого от ожогов лица.

— Это мы к вам собрались, — ответила Ольга, стараясь обойти сапожника и вручить ему букет.

— Я вам цветы принесла, — чтобы как подарок был. — Вы нам подарили санки, кораблик. Я его упустила в ручье. Вы всем ребятишкам подшиваете валенки. У нас ничего нет, а только эти цветы. Мы с Игорем рвали.

Евсееч взял цветы и долго молча стоял, глядя в окно. Ольга подметала. Набрала в рот воды из кружки и так ловко брызнула, что Игорь позавидовал — у него никогда так не получается. «Когда уйдёт, когда они останутся вдвоём, и он расскажет о краже», — думал Игорь, выгребая золу из железной печки в маленькое ведёрко.

— Евсееч, я сейчас ведро утопил в колодце. Ольга пить захотела, а я задел локтем.

— Добудем, — как-то весело сказал дядя Степан. — Не горюй.

— Знаете, я ещё чашку разбил дома, и осколки в печь спрятал.

— Признаешься, и мама поймёт, что ты посуду мыл и нечаянно уронил.

— Она два раза падала.

— Дядя Евсееч, ведро ветром сдуло в колодец, правда, — сказала Ольга. — Игорь не виноват нисколечко.

Ольга взялась протирать стёкла окна, убирать паутины из углов. Игорь вдруг решился на отчаянный поступок. Он достал из кармана сломавшуюся шоколадку, пожил на верстак перед сапожником и упавшим голосом проговорил:

— Я украл… у вас… Я больше никогда не стану брать чужие шоколадки.

— Воровать не хорошо. А почему ты не съел её?

— Потому что… — Игорь посмотрел на Ольгу и слёзы вдруг сами потекли из его глаз. Он не мог рассказать, что она очень больна, а чтобы она выздоровела, ей нужен шоколад. Хотел сказать, что у Ольги уже никогда не будет отца, но при ней не мог раскрыть свою тайну.

— Ты бы мог поделить плитку на двоих, — сказал, улыбаясь, сапожник.

— Мог. — Согласился Игорь. — Но тогда ей достанется меньше. Ей нужно всю. Я хотел, чтобы тётя Катя нашла шоколадку и отдала ей. Поэтому и ведро уронилось.

Ему стало легко и радостно. Ольга посмотрела на шоколадку и обрадовано разулыбалась. Евсеич всё понял, но не знает, что Ольга может заболеть и умереть, потому что в её крови нет этого проклятого гемоглобина. У Игоря его полно, а неё — нет.

— Вы были в больнице? …У вас хватает гемоглобина?

— Откуда тебе слово это известно? — наващивая дратву, удивился сапожник.

— А у меня совсем его мало, — вдруг проговорила девочка, отжимая тряпку. — Сказала тётя Маша.

— Вот какой коверкот, — вновь удивился Степан Евсеевич. — Так ты и решил, что…

Евсееч, качнул головой и отвернулся к окну, словно там увидел очень интересное. Игорь тоже посмотрел. Здание вокзала закрывал товарняк, но крышу было видно, и надпись чёрными буквами. Вася научил его читать по слогам. Ему нравилось постигать смысл написанного, хотя иногда слова не могли прочитаться. Тогда Игорь мучительно перебирал слога или звал Ольгу. Она читала быстро и понятно. Евсееч всё читал, и не мог понять, что же означают буквы.