Жених и его невеста

Знакомство

Только на следующий день Игорь доделал санки. Ему никто не помогал. Валя — нянчилась с малышом. «Когда Витя уснёт, — пообещала она, — я приду на горку». Он только сошел с крыльца Соломиных, как увидел Ольгу. Брюки у неё натянуты на валенки, а старая белая шаль делала её голову неестественно большой. Он пошел ей навстречу, но она прошла мимо, сделав лицо строгим и независимым. Ему надо было идти дальше к мальчишкам и девчонкам, катающимся с железнодорожной насыпи на кусках картона, но почему-то побрёл за Ольгой, волоча санки. Неожиданно она остановилась и строго спросила:

— Ты ходил к ней?

— Ходил, но Валя водится с малышом. Как он уснёт, так она выйдет на улку.

— Я же тебе говорила, что она плохая? Мы должны играть только вместе.

— А кто станет с ней играть? — удивился Игорь.

— А хоть кто. Хоть Яшка, хоть Колька, хоть Ванька. А только не ты.

— Ты запрещаешь мне играть с Ваней и Колей?

— Играй, но когда я болею.

— Значит, с ними можно, а с ней нельзя? …А с Юлей? А с Тоней?

— Играй. У Юли конопушки и всегда под носом мокро. Тоня уже большая, но она почему-то даёт тебе конфеты и угощает жмыхом. Лучше ты с ней тоже не водись.

— Почему ты всё время командуешь? Почему я всегда должен тебя слушать?

— Потому что мы с тобой жених и невеста, — прошептала девочка и оглянулась.

— Ты у меня спросила? Я согласен быть женихом твоим?

— Твоя мама и моя — так решили. Я слышала.

— Тётя Катя шутит, когда так говорит, а ты веришь.

— Твоя мама говорит, когда я прихожу: «вот и твоя невеста пришла».

— Ну и что из этого. Взрослые всегда так говорят, чтобы было смешно, а не по правде.

— Давай тогда по правде?

— Ты лучше садись, я прокачу тебя.

Санки не застревали. Игорь вёз Олю, не заметил, как от станции из-за чайной вынеслась кошева. Свернуть ей некуда. По сторонам дороги высились сугробы. Возчик что-то кричал, но шум поезда и громкий гудок заглотили все другие звуки. Состав шёл напроход. Что-то сильно толкнуло мальчика в плечо. Он упал лицом в снег. «Ну, я ей задам», — вскакивая, решил мальчик, но увидел лежащую на снегу Ольгу и стоящего на дороге одноногого сапожника, грозившего кулаком куда-то вперёд. Его лицо было в коричневых пятнах. Ноги у Игоря онемели. Ольга уже бежала к бараку.

— Не горюй, — сказал молодым голосом сапожник, — будут тебе новые салазки.

Игорь поднял поясок. Он был целым, а санки раздавлены сильной и злой лошадью. Он посмотрел в лицо сапожника, но уже без страха. Гудел маневровый паровоз на станции, визжал под костылями снег. Прошли две женщины в промасленных брюках. Горячая вода плескалась в вёдрах. Протаивались дымящиеся дырочки. Игорь знает, что брать паровозную воду нельзя, но все берут, стирают бельё, купают ребятишек, потому что вода мягкая. Когда их однажды по очереди купали с Ольгой, он попробовал воду. Вода оказалась ни мягкой, ни жесткой — просто водяной. Он быстро перестал думать о воде и начал думать о новых санках, ведь сапожник пообещал, но может быть и забыл. Взрослые забывчивы, пообещают взять в кино, купить чёрный фруктовый чай, который вкусно грызть, сидя на полу вагонклуба, куда они тайно проскальзывают с братьями Соломиными, чтобы посмотреть кинофильм о смелом разведчике. А дети ничего не забывают, ну разве что заправить свою постель или помыть посуду. Игорь решил проверить — помнит ли сапожник о санках. Пообещал вгорячах, а тут же и забыл.

— У вас доски есть? — спросил Игорь.

— Доски. А мы без досок.

— Без досок. — Скрывая радость, притворно удивляясь, сказал мальчик.

— А что. Это просто. Хотя не делал, но видел.

— И они с горки поедут, и не будут застревать?

— Само собой.

Мальчик посмотрел в лицо сапожника, и ему показалось, что оно и не страшное вовсе, а только не очень красивое. «Он же добрый и, наверное, хороший».

— Мне папа сам бы сделал санки, но ему некогда. У меня санки не получились. Горка в них застревает. Если я Ольгу катаю, они не подкашиваются, а как я сяду, так раскорячиваются в разные стороны. Приходится всё время выпрямлять.

— Пока твой отец доколачивает фашистов, мы сделаем самые лёгкие и прочные салазки. Часто пишет?

— Совсем не часто, — подавляя вздох, Игорь глядел на костыли. Ему хотелось говорить с этим человеком, идти рядом с ним. Где же Ольга? Куда убежала. Поясок надо отдать. Некоторое время они шли молча. Встречные люди смотрели на них. Кое-кто спрашивал: «Евсееч, как там мои ботинки? Сапоги весной ещё походят?» Мужчина отвечал весело и уверенно. Игорь догадался, что сапожника зовут «Евсеечем». Фамилия это или имя такое, а может быть, только отчество. Словно угадав его мысли, мужчина сказал:

— Меня можешь звать дядя Стёпа, хотя какой я дядя. Мне всего-то двадцать два года. Тебя дома не хватятся?

— Мама на работе. Я к ней хочу зайти, но она не любит, когда прихожу на вокзал. Я никогда не прошу в буфете ничего, но она всеравно ругается. …Алла Петровна Бабушкина. В кассе в билетной работает. Один? Нет. С Ольгой. Её мама стрелочница. Она — тётя Катя. — Игорь ещё ни с кем так хорошо не разговаривал. Мама не разрешает ничего брать у чужих, запрещает рассказывать о чем-либо, что касается семьи. Семья у Игоря большая. У него есть бабушка, которая иногда приезжает, привозит вязаные варежки и носки, передаёт с дядей Ваней круглое холодное молоко. Дядя Ваня недавно приехал с войны, работает на паровозе кочегаром. Из его шинели бабушка с мамой сшили ему пальто. Изо всех паровозных гудков Игорь помнит гудок дядиваниного паровоза. Когда он его слышит, радостно спешит на линию, чтобы увидеть его, но мама запрещает ходить на станцию и залезать к нему в паровозную кабину. Но к сапожнику заходить она не запрещала ещё. Он хотел рассказать, что у него есть дядя Григорий, который работает агрономом в колхозе, а ещё есть тётя Тася — она работает библиотекарем, а вот тётю Женю, он не помнит, но знает, что она скоро должна приехать из дальнего города, где работает на восстановлении железнодорожных путей. Она и тётя Варя редко присылают письма. Когда эти письма мама получает, то читает ему вслух и пишет ответ.

Незаметно пришли в мастерскую Степана Евсеевича. Игорь решил побыть немного у него, чтобы убедиться, что сапожник, в самом деле, хороший человек, не сможет его обмануть и обязательно сделает санки. Он уже потрогал колодки, подобрал с пола два кусочка блестящей кожи. Он хотел, чтобы Оля и Валя видели, как он запросто разговаривает с ним о разных делах. «Ольга умрёт от зависти и страха», — подумал, и представил, как она умирает, и ему сделалось грустно. Он видел, как хоронят. Недавно осенью умерла Люба — тихая и красивая девочка. Он играл с ней, когда гостил у бабушки. Её семья жила за стенкой. Её папа ходил на работу в шинели и с большой саблей. Он много раз трогал саблю, когда тот спал. Люба не дразнилась, никого не обижала. Она жила, и зачем-то умерла. Он не мог понять зачем она это сделала. Он её не обижал. Очень любил с ней играть. Её положили в ящичек. Она лежала и не вставала. Игорю сделалось очень грустно, когда ему сказали, что пора проститься. Он не умел прощаться с Любой, но почему-то подошел и поцеловал её в лоб, который был гладкий и не тёплый. Чтобы как-то забыть свою печаль, обратился к сапожнику, но забыл его имя.

— Дядя, а почему взрослые говорят, что папа пропал без вестей? Врут же? Я — совсем не верю. Только что-то долго писем нет. Мама читала старые письма, но я понял, что-то не так.

— Бывает всяко — не до писем. И нельзя писать. Может, в госпитале. Я ж тоже долго не писал, когда по госпиталям меня возили. Пройдёт время, и он напишет. Я бы тоже писал, но некуда писать. Сожгли наше село. Тут я и остался.

Игорь узнал, что Евсеевич воевал на танке и несколько раз его подбивали. Последний раз танк загорелся, его вытащили подоспевшие танкисты. Вот почему он выглядит некрасиво. Руки у него тоже раненые и в шрамах. Но ловко работает ножом, вырезая из кожи подошву, выдаёт входящим железнодорожникам валенки и сапоги. Все его называют уважительно — Евсеевич. Никто не говорит — Степан.

Игорь увидел веник и принялся подметать пол, как он всегда делает у себя дома. Сора в мастерской мало. Никто не выстригает из старых журналов картинки, не пытается делать снежинки из конфетных фантиков. Он быстро навел порядок, сел в углу у печи и долго смотрел, как дядя Степан прокалывает шилом отверстия, потом зацепляет концом, на котором есть маленький крючок, дратву и осторожно протягивает чёрную от вара нитку. Он прикинул, что смог бы так работать, но не был уверен — получится ли ровным шов. У Ольги валенки продырявились. Она затыкает носок тряпкой, чтобы не попадал снег. Входят люди, замечают Игоря и даже пытаются с ним заговаривать, но он молчит и не берёт протягиваемые кусочки сахара. Сахар лежит на столике у топчана, где на узорном одеяле дремлет чёрный котёнок с белыми лапками.

— Не верь никому. Это те, кто не умеет ждать, придумывают невесть что, не разобравшись, пишут, что пропал без вести. Ты жди. Отец непременно приедет, — Евсеевич задумался, а потом добавил: — Скидывай катанки, я им техуход сделаю.

— Что-то он долго не едет. Война вся кончилась.

— Это говорят по радио, что кончилась, а война продолжаться будет долго. Ещё прячутся по лесам недобитые враги, устраивают диверсии, — говорил Евсеевич, выбрасывая из валенок стельки, которые мама вырезала, чтобы они закрыли проносившиеся пятки.

К вечеру Евсеевич закончил ремонт второго валенка. Его постоянно отвлекали, принося срочные работы. Игорь самостоятельно навощил короткую нитку и внимательно следил за руками мастера. Он уже решил сделать шило из гвоздя, которым можно прокалывать валенок, а дратву можно укрепить в большой иголке. Вот только где взять обрезки валенок, чтобы выкроить подошву для Ольгиных дырявых пимов? Спрошу у мамы. У Евсеевича не станет просить. Он и так много для него сделал, а ещё больше сделает. Зачем человека донимать пустяками? Это совсем не вежливо.

Можно заглянуть к маме в кассу, но не будет ей мешать, а пойдёт по линии домой, подбирая просыпавшиеся через паровозные колосники кусочки угля. Он затопит печь. Разогреет еду. Мама придёт в тёплую комнату, поест кишковой колбасы, попьёт горячий чай, заваренный сушеными тыквенными ломтиками, которые прислала бабушка. Ломтики можно есть так. Они вкусные, но бабушка их всегда заваривает в чай, добавляет душистую траву, которую называет — душица. Он оставил ей кусочек горького хлеба из Васиного колхоза. Она не должна сегодня ночью плакать.