Глава четвертая Полина

Я чувствовала себя так, будто мне наплевали в душу. Жора вместе с Ольгой укатили в Москву, а я осталась как бы ни при чем! Нет, мне, конечно, и самой наплевать на все эти их тайны, у меня есть дела поважнее, но все же… Все же это форменное свинство: вести себя так, словно самые крутые борцы с преступностью в Тарасове – это они двое!

Ольга, когда после обеда позвонила мне на работу, просто из кожи вон лезла, чтоб показать, как ей не хочется ехать. Но меня-то не обманешь: мою сестренку просто распирало от чувства собственной значимости.

– Ты знаешь, Поленька, мне эта поездка сейчас ну совсем ни к чему! Чувствую себя отвратительно, да и вообще… Назревают «жирные» клиенты, а меня не будет в Тарасове! Но Жора пристал как репей: поедем да поедем, Ольга Андреевна… Я, конечно, понимаю: я ему действительно нужна. Ведь кроме меня убийцу некому опознать. Я говорю, разумеется, о Романе, – уточнила она как бы между прочим. И добавила значительно:

– Появились новые данные, что он скрывается в Москве…

Я почувствовала, что закипаю.

– Во-первых, тебе известно не хуже меня, что квалифицировать человека как убийцу может только суд. А до тех пор он свидетель, на худой конец подозреваемый, но уж никак не преступник! Во-вторых, откуда ты знаешь, что он «скрывается»? Может, этот парень преспокойно живет себе на какой-нибудь Божедомке или где-нибудь в Химках и, как говорится, ни сном ни духом… А в-третьих, какие, к черту, новые данные?! Я только сегодня утром говорила с Овсянниковым: они там увязли по самые уши в рутине…

– А в-четвертых, почему ты так нервничаешь? – парировала Ольга безмятежным голоском. – Я только хотела сообщить тебе, что вынуждена уехать по делу дня на три-четыре. Дети у Кирилла, о них не беспокойся. У меня к тебе всего одна маленькая просьбишка: пожалуйста, заходи поливать мою герань, она на кухне, за холодильником.

– Ге… герань?! У тебя дома растет герань? Я не ослышалась? С каких это пор ты увлеклась комнатным цветоводством?

– Ах, Поля, ты в своем репертуаре: все мои добрые начинания закаляешь в горниле своего убийственного юмора. Но я на тебя за это не обижаюсь, нет: крепче будут! – Ольга засмеялась. – Да, сестренка: у меня дома появилась герань, разве я тебе не говорила? Не устояла, выпросила у соседки отросточек. Такая прелесть, ты сама увидишь. Только она еще очень маленькая, надо поливать каждый день…

– Горе мое! Ты ее сразу в землю посадила?

– А как же? Конечно!

– Да ведь надо было сначала в воду поставить, чтоб корешки пустила! А если уж в горшок ткнула, так надо бы баночкой сверху прикрыть, микроклимат создать…

– Да что ты говоришь? Это что же – моя прелестная геранька теперь погибнет?!

– Ну-у…

– Поленька, я тебя умоляю! Приходи прямо сегодня, дорогая, и сделай там все, что нужно. Спаси мой аленький цветочек! А я побежала, у меня еще куча дел до отъезда. Пожелай мне удачи, дорогая! Целую, целую, целую! Провожать не надо – Жора заедет за мной на машине.

– Размечталась: провожать ее… Да я и не собиралась! – сказала я трубке, в которой уже пищали короткие гудки.

Вот так, Полина Андреевна. Вечно от тебя требуется кого-то спасать: обычно саму Ольгу, а нет – так хотя бы ее герань.

Разумеется, я тут же позвонила Овсянникову, но и от того не добилась толку. Он лишь подтвердил в двух словах, что интересы следствия требуют немедленного выезда в столицу и что он уже оформил командировку для Ольги.

– Извини, Поленька: у меня еще куча дел до отъезда. Пожелай мне удачи, дорогая!

– Желаю, майор. Перышко тебе для легкости!

Я брякнула трубку, даже не пытаясь скрыть, как я раздражена. Ишь, спелись, голубчики! Даже одними и теми же словами шпарят… Деловые какие! А я, значит, выхожу бездельницей и уклонисткой, да?! Ну, Овсянников, погоди: вернешься ты… Скажешь: «Давай сегодня встретимся, Поленька», – а я тебе комбинацию из трех пальцев! И ты, Ольга Андреевна, по кличке Правая Рука, еще вернешься…

Из спортклуба я в тот день ушла поздно: по четвергам всегда запарка. Мне предстоял одинокий вечер дома, поэтому я решила «оттянуться со вкусом». Зашла в ближайший гастроном и купила хороший кусочек мякоти на лангет, еще кое-какую мелочь и большой брикет пломбира. В конце концов, отсутствие ближайших родственников – как настоящих, так и бывших – надо воспринимать как подарок судьбы. Пусть они там, в поезде, жуют резиновые курьи ножки и бумажную колбасу, если им так хочется!

Ужин вышел на славу. Потом я пощелкала кнопками пульта, выбирая передачу под настроение. Но, не найдя ничего подходящего, предпочла телевизору магнитофон и прилегла на диван с книжкой и сигаретой. Тихая хорошая музыка подействовала умиротворяюще, все тревожные и неприятные мысли улетели далеко-далеко…В общем, про Олину герань я вспомнила только поздно вечером.

Что было делать? Конечно, я была уверена, что моя дорогая сестричка уже сгноила растеньице. Ольга, в сущности, неплохой человек, но руки у нее явно не оттуда, откуда они растут у нормальных людей: все, к чему они прикасаются, портится напрочь и гибнет безвозвратно. Но пока в глубине моего существа теплилась хоть малая искорка надежды, я должна была попытаться. Хоть родная сестренка и величает меня бездушной и черствой – я-то знаю, что на самом деле я вовсе не такая!

Да хотя бы никакой надежды не было! Просто я обязательный человек. Раз обещала протянуть цветку руку помощи – умри, но сделай. Проклятое чувство долга, должно быть, родилось гораздо раньше меня. Что же касается Ольги, то для нее добрые феи явно забыли припасти этот «дар».

В последний раз с сомнением взглянув на часы – они показывали без двадцати одиннадцать, – я решительно затушила сигарету в пепельнице и вскочила с дивана. А через пять минут уже выводила свой «Ниссан» со стоянки. В конце концов, что я теряю? Полчаса зеленой домашней скуки. Все равно ложиться спать еще рано. Возни с геранью – в самом худшем случае на две затяжки, а про дорогу туда-обратно и говорить не стоит, на своей машине-то…

Однако при подъезде к Ольгиному дому я неожиданно убедилась, что иногда собственная машина создает не удобства, а дополнительные трудности! Арка проходного двора, которым я обычно пользовалась для экономии времени и бензина, оказалась перегороженной шлагбаумом из металлической трубы. И когда только успели, «хозяева» долбанные?!

Объезжать квартал с другой стороны у меня не было ни малейшего желания, поэтому я решила оставить машину здесь. Противоугонная защита у меня надежная, авось выдюжит! Бывало, приходилось парковать мой «Ниссан» с гораздо меньшей степенью уверенности в его судьбе, и ничего… Тьфу-тьфу, чтоб не сглазить!

Ночка выдалась ветреная и прохладная, чтоб не сказать холодноватая. Так что во дворах, которыми я пробиралась, было совсем пусто – даже молодняк попрятался в подъезды. Какая-то женщина торопливо проскользнула к мусорным бачкам, опустошила ведро – и побежала обратно, подозрительно взглянув в мою сторону. Старые высокие тополя, стражами выстроившиеся вдоль асфальтовой дорожки, шумели своими еще не облетевшими кронами, и даже мне – человеку вовсе не трусливому и далеко не суеверному – почудилась в их тревожном шепоте скрытая угроза…

Я невольно усмехнулась, тряхнув волосами. А если б на моем месте была Ольга? Каково-то бывает ей, бедненькой, возвращаться вечерами домой без провожатых…

Вот и ее подъезд. Лавочки тоже пусты, понятное дело. Я задержалась возле одной из них, пытаясь нащупать в сумочке ключи от квартиры сестры. И тут…

Сначала показалось, что это мне только чудится. Я быстро огляделась, но никого не увидела. А беспорядочный шум листвы опять сложился в человеческий шепот – на этот раз более громкий:

– Ольга!

Голос раздался со стороны большого, непроходимого куста сирени, который рос слева от подъезда. Я вытянула шею и разглядела за ним темный силуэт. В ту же секунду ветерок донес до моих ноздрей запах сигаретного дыма.

– Кто здесь?

Силуэт шевельнулся, но четче не стал.

– Один твой знакомый. Мы вместе ехали в поезде. Узнаешь?

Пожалуй, не стоит сходу его разочаровывать. Он же принял меня за Ольгу! Это становится интересным, черт возьми…

– Положим, узнаю. – Я тоже говорила громким шепотом, чтобы подольше держать его в неведении. – Но я вас так плохо вижу…

– Меня никто не должен видеть здесь. Я в бегах, сестренка, так надо. Когда я тебе расскажу, в чем дело, ты все сама…

Шорох сиреневых ветвей заглушил последнее слово, но я этого даже не заметила. В моей голове созрела потрясающая догадка.

– Андрей? Старостин? Это ты, что ли?!

Черный силуэт захихикал. Так же, как говорил – шепотом.

– Е-мое, наконец-то дошло! Само собой, я, в натуре! Давай, дуй скорее сюда, а то засекут. Поговорить надо.

– О чем поговорить? – Я вся подалась вперед, но с места не двинулась.

– А ты не догадываешься? Насчет убийства, конечно.

– Убийства? Какого убийства?!

– Слушай, кончай ты прикидываться шлангом! – Судя по осипшему шепоту, Старостин рассердился. – Я и так шкурой рискую, появившись здесь, а она дурочку ломает… Если хочешь знать, кто и за что замочил эту куколку Палискиене – иди сюда. А нет – привет горячий! Пусть этот парень придушит и тебя, мне плевать!

Дело приняло совсем интересный оборот. Если все это не было похоже на крючок с наживкой, то тогда и не знаю, на что это было похоже! Я уже не раз говорила, что не трусиха. И все-таки участившееся сердцебиение напомнило мне, что я тоже живой человек. И даже, между прочим, женщина…

Но разве после всего, что сказал этот тип, я могла остановиться?! Да никогда в жизни! Потом я бы этого себе не простила. А про Ольгу и говорить нечего: она бы заявила, что, будь она на моем месте, – непременно выяснила, в чем дело.

Крадущимися пружинистыми шагами я приблизилась к сиреневому кусту. Новый порыв ветра колыхнул его ветки, и фигура, показавшаяся мне широкой и какой-то сутулой, растворилась в темноте. Я в растерянности остановилась.

– Эй! Ты где?…

Никто не ответил. Поняв, что предчувствия меня не обманули, я быстро отступила от куста и сгруппировалась, приготовившись к нападению. Плечо коснулось чего-то твердого и монументального. А, это пирамидальный тополь, который своей верхушкой поднимается выше Олиного балкона… Дерево?!!

Но осмыслить новую опасность я уже не успела. К тому, что произошло в следующую секунду, я была абсолютно не готова: мою шею захлестнула удавка.

Голова запрокинулась назад, и на фоне серого неба я увидела черную макушку убийцы. Хотя «увидела» – сильно сказано: перед глазами плыли розовые круги и завихрялись зелено-голубые молнии. Уши лопались, а горло, в котором что-то хрипело и булькало, по-моему, уже давно лопнуло: я буквально ощущала в нем тошнотворный вкус своей смерти…

Каким-то чудом в последний момент мне удалось ухватиться за веревку обеими руками, и теперь все свои силы я бросила на то, чтобы чуть ослабить давление. Но силы эти катастрофически убывали, я чувствовала, что скоро отключусь, и тогда… В мозгу пронеслось отчаянное: «Неужели это конец, Полина?! Неужели ты позволишь этому ублюдку превратить тебя в труп?…»

Мобилизовав все резервы своего жизнелюбивого организма, я наугад ударила ногой туда, где, по моим расчетам, должно было находиться самое уязвимое место преступника. Нога соприкоснулась с чем-то мягким, а приглушенный вопль подтвердил, что удар достиг цели – хотя бы частично. Застигнутый врасплох, бандит невольно ослабил хватку, и это позволило мне перейти к следующему этапу. Не выпуская из левой руки орудия убийства, я правой довольно ловко захватила голову нападавшего и рванула через плечо.

В ту же секунду смертельная петля ослабела. Тяжелое тело просвистело у меня над головой и с кряхтеньем шлепнулось на спину мне под ноги. Я закрепила успех, вяло поддав мужику ногой по физиономии. Он со стоном откатился еще на пару метров, однако сознание не потерял. И спустя несколько мгновений уже встал на колени, мыча и мотая башкой.

Я хоть и устояла на ногах, однако чувствовала себя не лучше бандюги. И, наверное, лишь немногим приятней, чем труп. Привалившись к толстому стволу, держась обеими руками за горло, на котором осталась ужасающая вмятина, я мутным взглядом следила за преступником.

Вот сейчас он оклемается, встанет на ноги – и тебе, Полина, опять придется отражать нападение. Еще неизвестно, что он за противник… Выглядит, по крайней мере, как настоящий лось; а впрочем, поди разбери в темноте… Да, он деморализован, но ведь и ты, мягко говоря, не в лучшей форме: еще б немножко – и тю-тю, Полина Андреевна…

Бормоча что-то невнятное, убийца наконец разогнулся, пошатнулся… Несколько мгновений мы смотрели в глаза друг другу… По крайней мере, я смотрела туда, где должны были находиться его глаза, но не видела их: вместо лица у этого типа было какое-то темное пятно! Жуткая маска с неясно обозначенными впадинами и выпуклостями…

Не удержавшись, я издала слабое восклицание. Растирая ушибленный подбородок, бандит качнулся вперед, затем назад и… попятился от меня! Все быстрее, быстрее…

Где-то далеко за моей спиной, в подъезде, хлопнула дверь лифта, послышались голоса. Мужик в маске развернулся и побежал, разбрасывая копытами пожухлую осеннюю листву.

– Стой! Стой, гад!!!

Я крикнула это во всю мощь голосовых связок, но услышала только хриплое сипение. Сделала шаг вперед, но была вынуждена ухватиться снова за дерево: так закружилась голова. В таком состоянии и думать нечего о погоне. В бессильной ярости я наблюдала, как человек, едва не лишивший меня жизни, растаял в темноте.

Из подъезда вывалилась шумная компания – человек пять-шесть. Остановились возле лавчонки: гости прощались с хозяевами. Я узнала женщину: это была Олина соседка с четвертого этажа. Одно время она даже консультировалась у моей сестры: у нее были проблемы с мужем.

– Ребята, вы слышали? – Жены переглянулись. – Там кто-то есть, в кустах…

– Да брось ты, Надюша! Собака, небось. Или кошка…

– Да нет, не похоже… Смотрите!

В эту минуту «собака или кошка» на двух ногах вывалилась на дорожку.

– Боже мой! Ольга?… Это ты?!

– Н-нет… – Я рухнула на скамейку как сноп. – Я ее сестра. Пожалуйста, вызовите милицию, скорее! Он побежал туда…

Я и не подумала указать направление, уверенная, что это и ежу понятно: к проходному двору, из которого можно выбраться сразу на три улицы!

– Господи, да кто?! Что случилось? Вы ранены?!

– Убийца!

Меня хватило ответить только на один вопрос, но этого оказалось вполне достаточно. Двое рослых молодцов переглянулись.

– Куда, вы говорите, он побежал?

Я махнула рукой, и мужчины умчались. Я еще раз махнула рукой: бесполезно! Тот парень уже вне досягаемости.

Надя хлопотала вокруг меня со своими подругами.

– Господи, да как же это вы, а?… Какой ужас! Вы от Оленьки, да? Сейчас я к ней поднимусь, вызовем «скорую»…

С большим трудом мне удалось объяснить им, что Ольги нет дома. И что единственная «скорая», которая мне сейчас нужна, вызывается по телефону.

С представителями закона я рассталась далеко за полночь. По мере того, как я излагала обстоятельства дела, которые недвусмысленно указывали на связь сегодняшнего нападения с убийством Айседоры Палискиене, молоденький лейтенант выглядел все более озабоченным. А когда я нашла пристойный повод упомянуть о своей почти родственной связи со старшим следователем УВД Овсянниковым, так даже вспотел и тут же, извинившись, выскочил звонить по телефону. Когда, покончив, наконец, со всеми формальностями, паренек сложил свои документы в папку, – стрелки Ольгиных кухонных часов перевалили за два ночи. Быть может, на самом деле времени было больше или меньше, но это были единственные часы во всей квартире, которые вообще могли шевелить стрелками, а те, что были у меня на руке, я посеяла во время драки во дворе.

– Так вы правда не хотите, чтобы мы вас подвезли до дома, Полина Андреевна?

– Правда, правда. Я переночую здесь, у сестры. Вы же не думаете, в самом деле, что этот тип сюда вернется?

– Ну… Это вряд ли, конечно, но все-таки… Может, оставить с вами человека?

– Еще не хватало! Не волнуйтесь, лейтенант, со мной все будет о\'кей. Самое худшее уже позади.

– Ну, тогда – счастливо оставаться.

И офицерик откозырял, взяв с меня обещание явиться к десяти часам в городское управление.

Ехать в больницу я отказалась наотрез. Надя сбегала за знакомым врачом, жившим в соседнем подъезде, и дежурная бригада скрепя сердце согласилась довольствоваться пока его заключением. Бородатый доктор, которого, судя по запаху, оторвали от дружеского застолья, оказался большим шутником.

– Девушка, вас не смущает, что я работаю в морге?

Я решила не уступать, хотя настроение было не шутейное, а скорее похоронное.

– Валяйте, шеф. В конце концов, если б у меня не хватило силенок стряхнуть с себя этого ублюдка, я бы сегодня все равно стала вашей «пациенткой»!

Но когда врач склонился над багровым следом веревки, окольцевавшим мою шею, его веселость мгновенно улетучилась. Он присвистнул.

– Ни фига себе! Слабаком этого парня не назовешь. Еще бы полсантиметра – и… М-да. Наше общение могло бы получиться не таким приятным, Полина Андреевна! Но как, черт возьми, вам удалось?!

Как удалось, как удалось… Да не знаю я! Оставшись одна, я старалась вообще об этом не думать. Честно говоря, я не могла думать вообще ни о чем: такое сильное впечатление произвело на меня сегодняшнее происшествие. Вернее, уже вчерашнее, что это я… А «происшествие»-то было такого рода, что размышлять о нем надо на свежую голову.

Клянусь, я честно собиралась переночевать в квартире сестры. От одной мысли, что надо сейчас выходить в ночь, топать к своей машине, вести ее, ставить на стоянку и т. д. – от одной мысли обо всем этом меня начинало мутить, а горло, на которое врач наложил какие-то целебные мази, принималось саднить с новой силой. Но судьбе было угодно послать мне еще одно испытание – последнее.

Распахнув шифоньер в надежде найти в нем чистое полотенце – ведь не могла же я, после всего, рухнуть в постель, не приняв ванну! – я увидела там такое… Да уж: как видно, Ольга Андреевна собиралась в поездку в великой спешке, если засунула полиэтиленовый пакет со своими коричневыми туфлями прямо на стопку белоснежных полотенец и наволочек, которые я собственноручно откипятила и отгладила во время ее предыдущего отсутствия!

Но это бы еще полбеды. Рядом с пакетом, на махровой полупростыни, которую я подарила Ольге к восьмому марта, сидела, шевеля усищами, жирная тараканиха. Она явно подыскивала местечко, где бы разродиться, и недоумевала – как это я смею ее тревожить в столь ответственный момент?!

В другое время я бы немедленно выбросила содержимое шифоньера вон и устроила бы генеральную уборку, а Ольге, по возвращении, – генеральную головомойку. Но сейчас я просто с воплем захлопнула шкаф и бросилась прочь из квартиры.

Только на улице, где прохладный ночной воздух немного остудил мои распаленные нервы, я чуть-чуть успокоилась. В самом деле, Полина: устроить истерику из-за какого-то паршивого таракана… Единственным оправданием моему срыву могло служить то, что по-настоящему дело было, конечно, не в таракане.

Я добралась до своего «Ниссана», который был в полном порядке, и на нем – до своего дома. Уже, слава Богу, без всяких приключений. Видимо, на сегодня лимит приключений был исчерпан.


Утром в городском управлении внутренних дел, где со мной пожелали беседовать важные чины, при которых вчерашний лейтенантик был просто мальчиком на побегушках, меня ожидали две новости: одна приятная, другая – интересная. Правда, была еще третья: мне сообщили, что майор Овсянников с моей сестрой благополучно прибыли в Москву и приступили к следственным действиям, – но это я знала и без них. Раз уехали вчера – значит, прибыли сегодня, какие проблемы? Ольга под присмотром Жоры, стало быть, с ней ничего случиться не может.

Приятная новость заключалась в том, что мне вернули мои часы, найденные при более тщательном осмотре местности. Конечно, я предпочла бы, чтоб мне предъявили парня, который набросил на меня удавку, но… Чудес не бывает. Я реалистка и умею радоваться даже «синице», если она в руках. То бишь, на руке.

Что же до интересной новости… Она касалась – вот уж никогда б не подумала! – веревки. Той самой, которая чуть было грубо не прервала мою молодую жизнь в самом расцвете. Нет, никаких отпечатков пальцев, никаких пятен крови, слюны и тому подобного, что могло бы навести на след убийцы, на ней не обнаружили. Она сама была, если хотите, «следом», потому что это была не совсем обычная веревка. Вернее, совсем не обычная! Вчера вечером меня пытались задушить куском веревки из особо прочных волокон. Такими пользуются альпинисты и горноспасатели, а теперь еще МЧС.

Когда я своими глазами прочла заключение экспертизы, мне перестали казаться странными вопросы, которыми следователи забросали меня с первых же минут: нет ли среди нашего с Ольгой окружения представителей этих опасных профессий? Теперь я напрягала память с удвоенной силой, чтобы не пропустить кого-нибудь из клиентов или «шапошных» знакомых: мне самой было жутко интересно! Но это ни к чему не привело. Про спасателей в нашем кругу и говорить нечего: если бы…

– Хорошо, Полина Андреевна.

Человек в штатском, который представлял городскую прокуратуру, вышел из-за стола и уселся напротив меня.

– Вернемся к личности нападавшего. Не вспомнили за ночь ничего новенького? Ну, хоть что-нибудь, что могло бы подтвердить версию, что покушался на вашу жизнь действительно Андрей Старостин?

Я с сожалением покачала головой.

– Нет. Кроме того, что этот парень сам мне сказал, – никаких доказательств. Была ночь, а на голове у него – чулок или что-то вроде. Говорил он только шепотом. Да вы же понимаете: я видела Старостина всего минуту или две, когда встречала сестру, так что опознать его при подобных обстоятельствах мне было сложно.

Следователь кивнул.

– Само собой. Ну, а рост? Сложение? Запах, наконец…

– Понимаете, до тех пор, пока он не схватил меня за горло, я видела только неясную тень за кустами, – оправдывалась я. – А потом, когда я его стряхнула, мне было уже не до того, чтоб рассматривать этого типа. В глазах плыли разноцветные круги, я почти теряла сознание…

– Да-да, понимаю.

– Мне показалось, мужик довольно крупный. Помню, я даже назвала его про себя «лосем». Да и доктор сказал, что такую «визитную карточку», – я похлопала себя по шее, прикрытой воротником водолазки, – мог оставить только физически сильный человек. Но не могу сказать, чем было вызвано это ощущение. То есть, был ли преступник высокого роста или просто широк в плечах. А может, все дело в его одежде: на нем была такая свободная куртка, вроде ветровки…

Внезапно я прервала свои размышления вслух.

– Постойте-ка… Запах, вы сказали? Ну конечно: от него несло табаком! Преступником был курильщик, это точно.

Следователь кивнул более энергично и что-то пометил в блокноте.

– Хорошо! А о марке сигарет что-нибудь можете сказать?

Вы ведь, кажется сами курите…

– Ну, я, конечно, не эксперт, тем более – в подобной ситуации… Я бы сказала, что-то вроде «Космоса». Недорогое, но достаточно качественное.

Следователь оторвался от своего блокнота и взглянул мне в глаза с интересом.

– А знаете, Полина Андреевна, из вас, пожалуй, вышел бы неплохой эксперт! На месте нападения на вас действительно обнаружен окурок сигареты марки «Космос». Жаль, что без другого окурка, с которым его можно было бы сравнить, он нам мало что дает. У нас нет никаких гарантий, что оставил его именно преступник, а не какой-нибудь влюбленный, поджидавший там свою девушку.

Он вытащил из кармана пачку курева – но не «Космоса», а «Явы». Предложил мне, но я достала свои сигареты.

– Кстати… Вам известно, что курил Старостин?

– Нет. Откуда мне знать? Это же не я сидела с ним весь вечер в вагоне-ресторане.

– Да, безусловно: ваша сестра, окажись она вчера на вашем месте, была бы нам сейчас более полезна. Я хотел сказать…

– Позвольте маленькое уточнение: моя сестра, окажись она вчера на моем месте, уже никому и никогда не смогла бы быть полезна! В том числе и себе самой… Извините, я вас перебила. Уж не хотите ли вы сказать, что Дрюня… Пардон – Старостин! Словом, что он тоже курил «Космос»?

Собеседник покачал головой.

– Нет… чуть было не сказал – «к сожалению». В самом деле: это была бы лишняя улика против Старостина, который сейчас находится в розыске по делу Палискиене. Между нами говоря, очень удобный подозреваемый! Даже слишком удобный: все стерпит… Но курил этот парень, по общему признанию, не «Космос», а «Кэмэл». Ничего другого в рот не брал.

Следователь помолчал, листая блокнот. Потом поднял на меня глаза.

– Вот такое совпадение, Полина Андреевна. Ваша сестра Ольга Снегирева, передавая свое первое впечатление о Старостине, тоже сравнила его с лосем. Любопытно, не так ли?

– В самом деле…

– Но есть еще кое-что из разряда любопытных совпадений. Видите ли, лет десять назад Андрей Старостин занимался альпинизмом.

Я не смогла удержаться от изумленного возгласа.

– Страховочный трос, которым вас вчера пытались задушить, использовался примерно в то же время: ему никак не меньше десяти-двенадцати лет. А в те годы подобные вещицы еще не продавались запросто в магазинах спецснаряжения. Следовательно, вероятность того, что трос попал в руки случайному человеку, очень мала. Как видите, Полина Андреевна, совпадений набирается достаточно, чтобы они перешли в новое качественное состояние и стали называться уликами!

Человек из прокуратуры захлопнул блокнот, давая понять, что допрос свидетеля окончен.

– Я не спросил, кто из ваших знакомых мужчин курит «Космос». Небось, не ответите, а?

Я усмехнулась.

– Почему же? Отвечу: майор милиции Овсянников. Но у него, я полагаю, твердое алиби.


События последних двенадцати часов коренным образом изменили мое отношение к так называемому «делу Палискиене». Я даже не знала теперь, как его называть – «делом Палискиене», «делом исчезающих свидетелей» или «делом с одними неизвестными»! Сейчас я точно знала лишь одно: я больше не могу оставаться в стороне. Случилось то самое, что я считала главным условием своего участия в расследовании: это дело непосредственно коснулось нашей семьи. Да еще как коснулось – альпинистским страховочным тросом!

Самым трудным шагом для меня было признаться самой себе, что Ольга с самого начала была права, считая, что мы с ней должны проявить больше внимания к убийству ее попутчицы. Конечно, она приставала ко мне просто из-за своей повышенной чувствительности, а не потому, что ей что-то там подсказывало ее хваленое «предчувствие»! Ерунда. Она и понятия не имела о том, во что все это выльется. Только… Какое теперь имеет значение – почему?! Главное – я оставалась слепа и глуха, и моя глухота едва не стоила жизни одной из нас! Стоило мне подумать, что лишь по счастливой случайности вместо бедной сестренки убийце подвернулась я, как внутри у меня все холодело, и сердце начинало противно дрожать заячьим хвостом.

Нет, я просто обязана наказать этого ублюдка, который довел нас до жизни такой! Несчастная Ольга последние дни места себе не находила от страха, даже из дома боялась выходить. А я… Черт возьми, как я теперь открою шею, когда на ней такое «ожерелье»?! Врач сказал, сойдет, но когда это еще будет! Хорошо хоть, что впереди зима, можно носить свитерочки… Да за такое паскудство высшей меры мало!

Сидя в небольшом уютном кафе неподалеку от управления милиции, я старалась остудить мысли, которые у меня просто закипали от возмущения. Нужно было привести их в порядок и решить, что делать дальше: все равно же пришлось взять отгул, так надо его использовать с толком! В этот дневной час среди недели посетителей было немного, и мне никто не мешал.

Итак, посмотрим на факты. Что мы имеем? Четыре человека ехали в одном купе из Москвы в Тарасов. Ехали мирно, не ссорились, посидели все вместе в ресторане и наутро так же мирно расстались. Во всяком случае, все выглядит именно так. Правда, там был еще и пятый – назовем его «Икс», потому что, насколько я знаю, о нем до сих пор ничего не известно, кроме имени. Этот самый Икс состоял в конфликте по крайней мере с двумя пассажирами купе – актрисой и бизнесменом, который поспешил продемонстрировать свое джентльменство, чтоб «приручить» смазливую девчонку. Значит, можно предположить – в порядке теории: Икс мог испытывать неприязнь и к двум другим пассажирам, так они морально поддерживали своих попутчиков.

Актриса не успела даже сойти с поезда: была задушена прямо в купе. В тот же день при таинственных обстоятельствах исчезает бизнесмен. Еще через несколько суток в автомобильной катастрофе гибнет Дмитрий Загорулько, скромный страховой агент из Александрова Поля – тарасовской тьмутаракани. Это, пожалуй, единственный эпизод во всей истории, где обошлось без этих чертовых «таинственных обстоятельств»: трагическая случайность! Жаль человека, хотя сам виноват, бедолага: экспертиза показала, что Загорулько был изрядно «под мухой». Бывает же такое: братан, горький пьяница, живехонек, а приличный человек разок выпил – и тю-тю! Не справился с управлением.

И наконец, вчера вечером – попытка убийства моей сестры, в которой по воле случая жертвой оказалась я. Тем же способом, что и первое убийство. И наверняка – теми же самыми руками. Ошибки быть не могло: ему нужна была Ольга, а не я!

Почему он убежал, не постаравшись довести дело до конца? Ведь я его совсем не сильно стукнула, мне самой было куда хуже… Испугался, услышав голоса соседей? А может быть, понял, что перед ним не та, кого он хотел убить, и растерялся? Ведь Дрюня видел нас обеих, он знал, что у Ольги есть сестра-близнец…

Полина, Полина! Разве это сейчас важно – почему он убежал?! Главное сейчас – почему он вообще на все это пошел? Почему?! Зачем?!! Если найдешь ответы на эти вопросы, считай, убийца у тебя в кармане. Вернее, за решеткой.

Медленно потягивая за столиком остывший кофе, я думала и вспоминала, пытаясь соединить оборванные концы в какую-то более-менее логичную картину. Внезапно в ушах у меня возник испуганный голос сестры. «Дело расследовал комиссар Мегрэ… Люди ехали в одном купе в Париж, а потом их стали убивать одного за другим. А самую первую задушили прямо в поезде…» Помнится, я тогда рассказала Ольге по телефону о смерти Загорулько, а она стала нести какую-то абракадабру, ссылаясь на Жоржа Сименона…

Черт меня подери!!!

Ведь я тогда подумала, что моя сестрица просто спятила от страха. А вот сейчас, в свете последних событий, все это стало очень даже походить на правду! Теперь мне казалось, что я тоже читала нечто подобное. Но, сколько ни напрягала память, не могла вспомнить никаких подробностей.

Есть ли у нас основания считать все четыре криминальных эпизода – виновата, все три, только три! – звеньями одной цепочки? Если и есть, то их можно по пальцам перечесть. Вполне допускаю, что и здесь мы имеем дело с интересными совпадениями. С целыми тремя «совпадениями» за одну неделю… Не слишком ли?! Ведь, как сказал следователь, когда совпадений набирается слишком много, они переходят в новое качественное состояние и начинают называться по-другому…

Боже мой, но ведь это нонсенс! Полный абсурд! Убивать пассажиров одного купе… Но зачем? Почему?… Опять эти проклятые вопросы, они меня с ума сведут!

Предположим – только предположим! – что кто-то действительно поставил перед собой задачу убрать всех четверых, включая мою Ольгу Андреевну. Предположим, этот «кто-то» знает – или предполагает, – что попутчикам Айседоры Палискиене известна какая-то тайна первого убийства. Быть может, они и сами об этом не подозревают – до поры до времени, но когда эта пора придет, могут выдать убийцу. Однако он не хочет ждать, пока его выдадут, и принимает, так сказать, примитивные меры. Это я еще могу понять!

Но почему наш «мистер Икс» совершает первое убийство? Ведь не из ревности же, в самом деле! Это только моя дорогая сестренка может вообразить такую чушь. Похоже, она до сих пор в нее верит.

Минуточку, минуточку! Не стоит путаться в терминологии: под кодовым названием «мистер Икс» у нас проходит не убийца, а парень по имени Роман, за которым Жора с Ольгой поехали в Москву. А это совсем не одно и то же! Может быть… А может, все-таки – одно и то же, а?

Я честно попыталась преодолеть свой скептицизм в отношении Ольгиной версии и взглянуть на вещи непредвзято. И когда я это сделала, результат получился тот же самый: по совокупности всех имеющихся признаков Ромочка тянул разве что на опереточного злодея. Но никак не на настоящего!

Во-первых, он трус: Дрюне Старостину стоило его слегка припугнуть, и он спекся. Трус, пожалуй, способен на убийство в состоянии аффекта, но планомерно в течение недели уничтожать людей… Увольте! Да и не было там никакого особого аффекта.

Во-вторых, он трус самовлюбленный. Станет он вам рисковать своим комфортом ради острых ощущений, как же! Да он сразу умрет, если у него не будет возможности каждый день полировать ногти пилочкой и брызгать усы французскими духами. А на зоне такой возможности не будет, и он это прекрасно знает.

В-третьих, эпизод с нападением на меня – вернее, на меня как на мою сестру. Тут вообще Ромочка не тянет на убийцу: начиная с манеры разговора и кончая физическими данными душителя. Откуда, к примеру, человек из другого вагона мог знать, что Дрюня называл Ольгу «сестренкой»? Подслушал в ресторане? Едва ли: Оля говорила, сидел он довольно далеко от их столика и ретировался быстро. Роману вряд ли вообще было известно, как зовут попутчиков Айседоры: само собой, она его с ними не знакомила, а он об этом не просил…

Нет уж! Пусть они там, в столице, ловят этого Рому. Поймать его, конечно, надо. Но только затем, чтоб убедиться: он не убийца. А лично мне гораздо более подходящим кандидатом казался другой человек – тот, который ехал с Ольгой не просто «в поезде», а в одном купе. И который вчера в разговоре с предполагаемой жертвой выдал себя с головой!

Вот только мотив?… Мотив!


– …Ба! Вот так встреча, мадам!

От неожиданности я даже вздрогнула. Хотя вообще-то это прерогатива Ольги Андреевны.

Прямо перед моим столиком стоял невысокого роста мужчина в черном плаще и черной шляпе с широкими полями, из-под которой сверкали колючие глаза. Правильной формы крупный нос, «демонические» брови, сросшиеся на переносице, и реденькая каштановая бородка делали его похожим одновременно на Иисуса Христа и на Мефистофеля, и этот трагикомический контраст очень бросался в глаза. Еще мне бросилась в глаза рюмка коньяку, которую этот тип манерно держал между большим и указательным пальцами левой руки, и приклеенная к его физиономии улыбка. Кстати сказать, она вовсе не выражала радости приятной встречи.

Между тем, стоял странный субъект недолго. Не дожидаясь моей реакции, он по-хозяйски поставил рюмку на мою территорию, потом отодвинул свободный стул и плюхнулся по другую сторону стола, не сняв шляпы. Я вскинула брови.

– Простите, что я к вам без приглашения. Но согласитесь, что я имею на это право! Наша с вами последняя встреча была настолько «неформальной», что церемонии, как говорится, излишни. Помнится, вы покинули меня так неожиданно, не попрощавшись… Ну что, продолжим общение, мадам?

Голос его был похож на плач простуженной вороны. Так, все ясно: это псих. Значит, не надо его нервировать. Спокойнее, Полина…

– Разве мы с вами знакомы? Я что-то не припоминаю! – изрекла я самым приветливым тоном, на какой была способна.

Теперь брови вскинул незнакомец.

– Да полноте, мадам! Ни в жизнь не поверю, что у вас такая короткая память! Вот я, например, вас сразу узнал, хотя вы успели сменить имидж. Кстати, теперешний более удачен – это я вам говорю как профессионал!

Он приподнял свою рюмку и, дурачась, взглянул на меня сквозь густую коричневатую жидкость. Потом отхлебнул и зачмокал губами, смакуя напиток. Спокойнее, Полина, спокойнее!

– Значит, вы имиджмейкер?

– Имиджмейкер? Фи! Вы мелко плаваете, мадам. Как и этот коньяк! Хотя, в определенном смысле… Я «имиджмейкер» человеческих душ – вот так, пожалуй, будет ближе к истине.

– Стало быть, писатель? – обрадовалась я. Этот навязчивый шизик начал меня утомлять.

– Послушайте!

Мужчина со стуком опустил рюмку на стол.

– Может, хватит дурачиться? Вам прекрасно известно, кто я такой, мадам психоаналитик, или кто вы там на самом деле! Вы же хотели поговорить со мной тогда, на улице. Так валяйте: вот я, перед вами! Послушайте… Коньяка хотите? – неожиданно выпалил он.

– Спасибо, я не пью. Уж вы как-нибудь сами.

Кажется, до меня начинало потихоньку доходить!

– Ну, сами так сами. Я не гордый… теперь. Между нами говоря, вы абсолютно правы: коньяк дрянь. Послушайте! Может, вы думаете, что я потащу вас в участок, как тогда? Тем более что вот он, «участок» – через дорогу…

Мужчина нервно дернул бородкой и усмехнулся.

– Не бойтесь, мадам. Арчибальдов сыт по горло полицейскими участками! На всю, как говорится, оставшуюся жизнь. Между прочим, – он заговорщически наклонился ко мне, будто собирался сообщить большой-большой секрет, – я только что оттуда. Да! Вчера опять получил повестку. Следователь решил, что еще не все из меня вытряхнул. Что я скрываю от органов какую-то страшную тайну, ха-ха-ха!

И маленький черный человечек одним махом опрокинул в себя коньяк. Пока он говорил, у меня в мозгу лихорадочно крутились колесики и винтики. Ну конечно же: Арчибальдов! Если б не шляпа да не та неожиданность, с которой он свалился на меня в этой забегаловке, я его давно узнала бы. Так-так… Значит, моя милая сестренка уже успела дернуть тигра за усы! Ну, я ей… А ты, Полина Андреевна, теперь соображай, как выкрутиться из этой умопомрачительной ситуации с наименьшими потерями!

На мое счастье, режиссер не требовал от меня немедленного ответа. По-моему, ему вообще не нужен был собеседник – только слушатель.

– Я знаю: они меня подозревают. Меня, Александра Арчибальдова!

Оняростно дыхнулна менягустымиконьячными парами, от которых сразу защипало в носу.

– Они думают, это я убил Асю, Боже мой… Говорят, что у меня нет алиби. Сначала были «цветочки»: странные вопросы, какие-то намеки, косые взгляды у меня за спиной… А сегодня мне прямо сказали, что из-за этого проклятого алиби я, видите ли, могу оказаться в сложном положении. Господи! Как будто это теперь имеет какое-то значение! Как будто мне может быть еще хуже, чем сейчас… Эй, шеф! Повторите!

Арчибальдов щелкнул пальцами, и официант поставил перед ним еще одну полную рюмку, которую тот тут же опустошил.

– А вы действительно рассказали им все, что вам известно? – спросила я осторожно.

– Господи, мадам… И вы туда же! Почему я должен доказывать всем, что я не рыжий?! Всем, всем: и милиции, и даже совсем незнакомым людям! Вот, смотрите – видите вы где-нибудь здесь рыжину?!!

С этими словами главреж сорвал шляпу и продемонстрировал мне макушку, на которой отчетливо просвечивала лысина. Без шляпы вид у него был совсем беззащитный, и мне стало жалко беднягу.

Напрочь игнорируя тот факт, что мы находимся в помещении, Арчибальдов с остервенением нахлобучил свой головной убор обратно.

– «Все, что вам известно»! А с чего вы взяли, что мне вообще хоть что-нибудь известно?! В том-то и дело, что мне ничего не известно! Ни-че-го! В субботу утром я, как обычно, пью свой кофе, потом ухожу на репетицию. Но не успеваю я войти в свой кабинет, как тут же набегает куча народу в погонах. Мне сообщают, что Ася убита сегодня утром в поезде, и выворачивают меня и весь театр наизнанку. А я даже не знал, что она возвращается именно сегодня, понимаете?! И ни о каком Романе знать не ведал, будь он трижды неладен! Зато теперь о нем болтает весь театр – спасибо нашей доблестной милиции! Поймать настоящего преступника – нет, это извините. А вот опорочить честного человека, нагадить ему в душу, когда там и без того тошно – это пожалуйста! Нет проблем!

Дрожащими руками режиссер вытащил из кармана пачку сигарет (слава Богу, не «Космос», а «Кент»), и закурил – с третьей или четвертой попытки.

– Значит, вы не догадываетесь, кто и за что мог убить Айседору?

– Ни малейшего представления! Это и есть самое ужасное, понимаете? Асю убили, а я сижу здесь… Ах ты, черт! Извините меня.

Спохватившись, Арчибальдов наконец-то протянул мне пачку и чиркнул зажигалкой. Несколько секунд мы молча курили, и я обдумывала дальнейшую линию поведения.

Наконец режиссер вернулся издалека в нашу действительность. Внимательно всмотрелся в мое лицо своими умными печальными глазами.

– Вы извините меня… Вас как зовут?

Я назвала свое настоящее имя. Раз он спросил – значит, Ольга тогда не представилась ему, или представилась не полностью.

– Извините меня за все, Полина Андреевна. Прошлый раз я вел себя безобразно с вами, хотя… Честно говоря, вы и сами виноваты, чего уж там…

Эх, дорого бы я дала за то, чтоб узнать, что там у них вышло в прошлый раз… Но я не провидец, а потому приходилось импровизировать.

– Это точно: оба были хороши! Забудем, Александр Валерьевич.

– И сегодня наговорил вам лишнего: нервы ни к черту, понимаете… Следователь завел, а тут вы мне попались под горячую руку – ну, вот и понесло… Спасибо, что выслушали мою болтовню.

Вертя между пальцев пустую рюмку, Арчибальдов как-то неуверенно поглядывал на меня: как будто хотел что-то добавить, да не решался. Я пришла ему на помощь.

– Не стоит благодарностей, Александр Валерьевич. Можете не сомневаться: все, что я тут услышала, останется между нами.

– Спасибо еще раз. Может, все-таки выпьете чего-нибудь?

– Нет, благодарю. Не под настроение.

Не объяснять же ему, что у меня аллергия на алкоголь!

– Ну, а я, с вашего позволения, еще закажу – последнюю. Бог любит троицу.

Ему принесли заказ. Приняв еще пятьдесят граммов, главреж, казалось, совсем успокоился. Теперь он выглядел совершенно трезвым.

– Вот теперь я готов выслушать вас, Полина Андреевна. Кажется, вы говорили, что лично заинтересованы в деле моей… в деле Айседоры. И вы хотите, чтобы убийца понес заслуженное наказание. Я ничего не путаю?

– Нет-нет, вы абсолютно правы. – Я вовремя подавила готовый вырваться вздох облегчения. – И я хотела… э-э…

– Да-да, я помню! Вы просили у меня помощи, а я облаял вас, как самый последний дурак. Подумал, что вы журналистка или еще что похуже… Так вы действительно психолог?

– Н-ну… Порой приходится сталкиваться с такими запутанными жизненными ситуациями, что я и сама в этом сомневаюсь! Но к журналистике никакого отношения не имею – это уж точно.

Арчибальдов удовлетворенно кивнул.

– И слава Богу. Не знаю, чем я могу помочь… Если б мог, я бы давно уже помог. Самому себе помог бы, Полина Андреевна! Это так ужасно – чувствовать, что ты ничего не можешь. Вы меня понимаете?

– Вполне.

– Хочу вас спросить… Вам, конечно, известно про нас с Асей?

Разве я могла ответить – «нет»? Он бы все равно мне не поверил!

– Да, я понимаю: вы же ехали с Асей из Москвы, она вам рассказала, бедняжка… Значит, вам должно быть понятно, почему я больше всего на свете желаю упрятать ее убийцу за решетку. Конечно, я предпочел бы публичную казнь на площади, как в средние века, но сие от меня, увы, не зависит. Я любил эту женщину! Я ее и сейчас люблю… Но вам-то, Полина Андреевна, – зачем вам это нужно? Ведь для вас Ася – совсем посторонний человек. Ответьте мне!

Моему мысленному взору предстала взволнованная физиономия сестренки, отмеченная печатью высокого вдохновения. Я гордо выпрямилась над остывшей чашкой кофе.

– Что мне вам ответить, Александр Валерьевич? Разве только одно: людям свойственно испытывать разные чувства – не только любовь. Дружба, симпатия, жажда справедливости или мести…

– Мести?

– А почему вас это удивляет? Ведь вы сами мечтаете отомстить убийце Айседоры! Кстати, на первом убийстве он не остановился. Вы, должно быть, знаете от следователя, что вчера вечером этот гад опять пытался задушить женщину? Так вот: это была я!

Как интересно: разыгрываю роль собственной сестры, но при этом иногда все-таки приходится говорить правду!

Это сообщение произвело на моего собеседника сильнейшее впечатление, и мы немного поговорили о вчерашних событиях – благо, эту тему я знала не понаслышке.

– Вот теперь мне все ясно, – подытожил режиссер. – Вы мужественная женщина, Полина Андреевна! Честно говоря, при первой встрече вы произвели на меня другое впечатление, но теперь я вижу, что был кругом не прав! Но я не понимаю одного: что мы с вами можем сделать? Если даже милиция пока не может напасть на след убийцы!

Пожалуй, пришло время раскрыть перед ним все карты.

– Александр Валерьевич, буду с вами откровенна. Дело в том, что у меня есть некоторый опыт в раскрытии разных запутанных преступлений. Конечно, я не хочу переоценивать свою скромную роль…

И я коротенько изложила Арчибальдову концепцию своего участия в «разных запутанных преступлениях». Не забыв, кстати, упомянуть и о том, что «в отдельных случаях» я делаю это по просьбе третьих лиц и не отказываюсь от «скромного» вознаграждения за свои детективные услуги – разумеется, если они приводят к желаемому результату.

Умолчала я только об одном: что вознаграждение – как и работу по оказанию детективных услуг – мы обычно делим пополам с родной сестрой Ольгой Андреевной Снегиревой. Зачем, в самом деле, запутывать бедного творческого деятеля еще больше? У него и так голова пошла кругом, когда он узнал, что очаровательные сыщицы-любительницы бывают не только в бульварных романах!

– Черт побери! Если бы мне еще час назад сказали, что мне придется обратиться за помощью к частному детективу, я поднял бы этого человека на смех. А теперь, когда познакомился с вами поближе… Что ж, я готов заплатить за то, чтобы убийца Аси был найден и уличен. В разумных пределах, конечно.

– Вы сами это сказали, Александр Валерьевич. Я не хочу, чтобы создалось впечатление, будто я вымогаю у вас гонорар. Возможно, милиция все сделает быстрее, и к тому же бесплатно…

– Ерунда. Милиция только сажает бесплатно, моя дорогая Полина Андреевна. Может, и за Асю они кого-то посадят, я даже в этом не сомневаюсь. Только вот я не буду уверен, что посадили того самого, а не повесили это дело на какого-нибудь случайного бедолагу. Так что о материальной стороне мы с вами, считайте, договорились. Что еще от меня требуется?

– Только несколько ответов на мои вопросы – и ничего больше. Само собой, ответы должны быть совершенно откровенными, даже если вам не очень понравятся вопросы. Уверена, это не займет много времени.

На последующие полчаса, предварительно подкрепившись свежей порцией кофе и пиццей, я сама влезла в шкуру следователя. Арчибальдов хмурился, но отвечал честно. Я узнала массу подробностей из жизни Айседоры Палискиене, в том числе самых интимных, но таких, что могли бы пригодиться в расследовании – очень мало. И ни одной, которая была бы в состоянии пролить свет на причину убийства! Видя, что я заметно приуныла, «подследственный» от расстройства заказал еще коньяку.

– Александр Валерьевич, ну пошевелите же вы мозгами! – взмолилась я не слишком корректно. – Как хотите, но я не верю, чтобы не было ни одной зацепки! Ведь именно вы, а не кто другой, были самым близким для Айседоры человеком. Может, вы просто не придаете значения какой-нибудь мелочи, а именно она и есть «ключик» к разгадке убийства!

– Полина, вы требуете от меня невозможного! Мы с Асей, хоть и жили в последнее время вместе, оставались все-таки достаточно «автономными» личностями. Я допускаю, что она посвящала меня далеко не во все тонкости своей духовной жизни. Точно так же, как и я ее – в свои, между прочим… Ярчайший пример – вот этот самый Роман, о котором я не имел ни малейшего понятия, но который тем не менее был в ее жизни. Вот видите: чужая душа – потемки!

Главреж театрально развел руками.

– Погодите, Александр Валерьевич. Вот мы с вами рассуждаем о тонкостях духовной жизни, а все дело-то, может быть, в каком-нибудь бытовом пустяке! Давайте оставим на время философские материи и обратимся к банальной версии ограбления. Милиция с самого начала отмела ее как несущественную, и на то были основания: все личные вещи покойной оказались на месте. Убийца не тронул ни деньги, ни драгоценности…

– Господи, да что там было трогать-то?! Одни бриллиантовые сережки в ушах да перстенек – мои подарки… Но вы правы: это единственное, чем он мог поживиться.

– А может, все-таки не единственное? Может, у Айседоры было нечто более ценное, чем эти камушки и несколько сотен рублей? Подумайте! Ну… Какие-нибудь ценные рукописи, письма… Антиквариат?

– Да нет, что вы! Какой там антиквариат… Ася бредила евродизайном с пластиковой мебелью и с фотоэлементами в унитазе – пардон за натуралистическую подробность!

– Ладно, черт с ним, с антиквариатом! Акции? Облигации? Ценные бумаги?

– Да какие там…

Внезапно Арчибальдов вытаращил глаза и поперхнулся коньяком.

– Господи! Лотерейный билет!!!

Я тоже вытаращила глаза.

– Какой еще билет?!

– У Аси был билет внутрибанковской валютной лотереи. Знаете, есть такая, очень престижная: билеты в основном распространяются среди своих работников, и только малая часть поступает в открытую продажу. Процент выигрышей очень высок.

– Знаю, знаю! Значит, у Палискиене был при себе такой билет? Но я о нем впервые слышу!

– Ну конечно, потому что я о нем совершенно забыл! И только сейчас, когда вы заговорили о ценных бумагах, до меня дошло, что в описи ее вещей никакого билета не было. Этот билет мне презентовал один знакомый банкир, ну, а я подарил его Асе – на счастье. Господи, неужели это из-за него ее убили?! Не может быть…

Я тоже готова была воскликнуть: «Не может быть!» – хотя совсем по другому поводу. После постоянно выпадавших «зеро» я уже не верила в удачу!

– Билет был выигрышный? – спросила дрожащим голосом.

– Да откуда я знаю? Тираж должен был состояться как раз в те дни, когда Айседора затеяла эту дурацкую поездку в Москву. Она сказала, что возьмет билет с собой и проверит в столице: она, мол, не хочет терять ни дня своего счастья. Бедняжка!

Арчибальдов быстро надвинул шляпу на глаза.

– Нам обоим и в голову не пришло, что это может быть опасно, – закончил он совсем глухо. – Ни Ася, ни я, конечно, не верили ни в какой выигрыш. Просто дурачились…

– И вы не знаете, успела ли она проверить билет?

– Понятия не имею. Я же говорю: забыл об этом билете напрочь, как только Ася уехала. Я всегда скептически относился ко всякой халяве. Считаю, что приносят удовлетворение только деньги, заработанные своим трудом – извините за банальность… Ася звонила мне из Москвы всего три раза, я вам уже рассказал. И она ни словом не обмолвилась о билете. А я не спросил. Думаю, вряд ли она им занималась: ей там в Москве не до того было!

Я вздохнула. Даже мертвой, он не мог простить своей любимой женщине измену. Родственная душа!

– А вот я думаю, что Айседора нашла-таки время проверить билет, – задумчиво проговорила я. – И ее убийце было об этом прекрасно известно!

Загрузка...