Журнал «Вокруг Света» №04 за 1963 год

Идем через джунгли

Советское государство и другие страны социалистического лагеря считают своим священным долгом оказывать экономическую и культурную помощь слаборазвитым странам. «Помощь социалистического лагеря, — писал Никита Сергеевич Хрущев, — позволяет им преодолеть зависимость от империалистических держав, избежать нового закабаления, стимулирует их прогресс...» Если показать на карте мира все те места, где работают за рубежом советские специалисты, ее покроет густая сеть точек. Маленьких точек, но каждая из них обозначает, что в этом месте возникает новый завод, возводится домна, прокладывается дорога, строится город. Где-нибудь в йеменском селении советский врач принимает больных, в лесах Ганы советские геологи разведывают новые месторождения, в гвинейском институте советский преподаватель читает лекцию. В Сомали наши гидростроители сооружают порт, в Афганистане инженеры-дорожники прокладывают автомагистраль через Гиндукуш. Им подчас нелегко: работать приходится в незнакомых условиях, в непривычном климате. Но зато велико и удовлетворение от работы. Ведь советские люди несут свои знания, опыт в страны, где эти знания нужны как воздух, ведь они украшают землю, улучшают на ней жизнь. Перед нами дневник одного из советских землепроходцев — члена изыскательской группы, которая прокладывала трассу шоссейной дороги в джунглях Калимантана. К 1964 году Советско-Индонезийской дорожной экспедицией на острове будет построено 670 километров дороги.

Нас десять человек. Девять изыскателей и один переводчик. Мы — одна из групп Советско-Индонезийской дорожной экспедиции на острове Калимантан. Наш участок — Центральный Калимантан — самое девственное, самое нехоженое место.

20 августа 1960 года

Мы пробираемся к Палангкарайе. Не ищите ее на карте, хотя это и столица Центральной провинции Калимантана. Город еще очень молод, он строится. К нему пока даже трудно добраться. Около двух суток надо подниматься на маленьком катере вверх по многочисленным рекам и речкам, протокам и канальчикам.

От Палангкарайи мы начнем изыскания.

Наш катерок очень мал. Единственное место, где можно вытянуться во весь рост, сидеть и ходить, — это железная крыша. От восхода солнца и до заката мы чувствуем себя, как грешники на адской сковородке. А с вечерней, довольно относительной, прохладой усиливается сырость. К утру все простыни, подушки, белье мокры насквозь.

Мы плывем через джунгли. Река то разливается плесом, то сужается так, что до берегов можно достать руками. Наш катерок едва ухитряется пролезть в такие щели. Лианы, огромные папоротники, цветы необыкновенных форм и раскрасок. Какие-то птицы с собачьими головами, мухи величиной почти с маленькую птичку, большущие летающие муравьи.

По берегам встречаются небольшие деревни — кампонги. Но чем дальше мы забираемся вглубь, тем реже такие встречи.

Наши постоянные спутники — обезьяны сопровождают катер стаей. Серые, огненно-рыжие, черно-бурые, и маленькие, как белки, и огромные, ростом с человека, они беспрестанно галдят, кричат, визжат. Всем им крайне любопытно узнать, что за штука плывет по реке.

Вскоре этот адский гомон надоедает и раздражает, но приходится примириться с ним, так как нет силы, которая заставила бы их замолчать.

Пристав к зарослям, но не сходя на берег, устраиваем привал. Индонезийцы ловят рыбу, мы обсуждаем детали будущей работы. Вдруг замечаем — по корме ползет длиннющая змея. Багор в руки — и в атаку! Потом все сидим и рассматриваем поверженного врага.

Опять в путь. Стучит движок, мерно трясется наш катерок. Сидим на крыше и поем наши русские песни. Мелькают светлячки, их великое множество, и кажется, что это идет снег. Только почему-то очень жарко.

22 августа

Светает. Подплываем к Палангкарайе. По берегу рассыпались деревянные домики на сваях, хижины из тростника. Очень рано, но около сколоченной из досок временной пристани много народу. Нас ждут. Знакомимся с губернатором, с местными властями, с жителями города.

Вечером на центральной площади города устраивается большой праздник. Жертвоприношения и ритуальные танцы, пир, затем самодеятельный концерт.

Мне особенно запомнился один танец. В круг влетает юноша и под барабанную дробь начинает выделывать что-то немыслимое с острыми как бритва ножами. Сначала их у него два, затем четыре, шесть и, наконец, восемь. Темп все быстрей и быстрей. Ножи сливаются в сверкающий круг. Артист кувыркается через голову, танцует лежа. Зрители прихлопывают в ладоши. Внезапно на высокой ноте музыка обрывается. Танец окончен. Тяжело вздымается грудь танцора, по лицу ручьями льется пот, но какие счастливые у него глаза!

В конце праздника исполняются даякские импровизированные песни-молитвы.

«О наш бог, — поют даяки, — ты создал мир, ты самый могучий и всесильный. Тебе подвластно все. Поэтому мы взываем к тебе. Мы любим солнце, оно несет нам свет, жизнь и тепло, но наши братья русские еще не привыкли к такой жаре, им очень душно. Сделай же, о всемогущий, чтобы солнце пекло не так сильно, чтобы ветер обдувал русских прохладой, чтобы дождь освежал их. Пусть машины хорошо работают, а инструмент не ломается. Пусть лес станет для наших братьев другом, пусть деревья и заросли расступятся перед ними, пусть болота высыхают, пусть змеи, дикие звери и крокодилы не трогают их, мошкара и комары не надоедают...»

25 августа

Джунгли по-индонезийски — римба. Это слово произносится здесь очень почтительно. И мы заранее прониклись к ним большим уважением. Но действительность оказалась еще грандиознее. Великаны деревья, опутанные ползучими растениями, гигантская густая трава, солнце и полумрак и, наконец, звуки — воздух полон невидимых насекомых. Неумолчный звон, звон, звон... Кажется, все это опутывает тебя по рукам и ногам, лезет в глаза, уши, рот...

Рука сжимает все время нож-паранг, так и кажется, что отовсюду грозит опасность. Проходит пять, десять минут... — но ведь надо же начинать работу.

Исторический момент: намечаем первую теодолитную точку. Пытаюсь фотографировать, но все время мешаются какие-то травы, листья, растения, упрямо лезущие в объектив. Итак, изыскания начались. Отсюда нашей группе предстоит пройти, проплыть, проползти через джунгли и болота более полутораста километров.

Как это будет выглядеть, ясно с первых часов работы. Прорубаем парангами узкую просеку, замеряем теодолитом направление, так, шаг за шагом, метр за метром продвигаемся вперед. За первый день прошли метров двести. Начальник нашей партии Андрей Анисимович Бялькин недоволен: «Ребята, ну выжмите как-нибудь хотя бы метров четыреста». И ребята жмут. Мокрые от пота, искусанные мошкарой и комарами.

10 сентября

Вот уже третий день Вася не может выйти на работу — потница. Мало кто знает, какая это неприятная болезнь. Пораженные места покрываются волдырями и зудят, слезает кожа, трудно ходить. Человек в сознании, у него нет даже температуры, но он измотан этой болезнью. Тело надо держать сухим, а оно всегда влажно. Наш доктор вступает в единоборство с болезнью.

17 сентября

Работаем. Вверху обезьяны оживленно комментируют события: одна из них, очевидно в знак особого расположения, швыряет вниз солидный плод, попадает кому-то по плечу и, страшно довольная, подпрыгивая, визжит от восторга.

Очень хочется пить, но соблюдаем железный закон, преподанный Бялькиным: «На трассе лучше не пить». Да и вода уж больно противная — теплая, безвкусная.

Иногда кажется, что дальше не выдержать — устали, в ушах звенит, голова тяжелая, очки все время приходится протирать от пота и мошкары, одежда вся мокрая и неприятно липнет к телу.

19 сентября

Шаг за шагом, метр за метром идем вперед.

Кажется, что за нами должна оставаться широкая ровная просека, столько вложено труда в каждый шаг, а оглянешься — позади почти нетронутая стена зарослей. Как в сказке, прорубленная тропа зарастает почти мгновенно.

Сегодня я сопровождаю Сашу с группой рабочих-индонезийцев. Он объясняет индонезийцам и показывает на практике технику изыскательского дела.

Вдруг идущие впереди Бархамутдин и Увин замерли — темные лица бледнеют. Что случилось? Настороженно смотрим под ноги — змеи не видно.

— Орангутанг, — слышится чей-то шепот. Поднимаем головы. Лесной человек стоит на дереве от нас метрах в двадцати, бородатый, лохматый, буро-рыжий. Огромные, длинные и, видно, очень сильные руки. Проходят мгновения... Мы замерли: бежать бесполезно; оружия, кроме ножей и парангов, нет. Орангутанг смотрит на нас, мы — на него. Наконец, очевидно утолив любопытство, он поворачивается и исчезает в чаще.

По лицам индонезийцев понимаем, что никакие силы не заставят их сейчас продолжать работу. Возвращаемся домой. Откровенно говоря, и нам самим надо прийти в себя после этой встречи.

— Наше счастье, что Он был один, без детеныша,— произносит кто-то из индонезийцев, — иначе бы...

Вечером мы приглашены на чай к губернатору. В который раз рассказываем о сегодняшней встрече; вспоминаем подробности, которые час от часу становятся все более впечатляющими.

— А ведь есть верный способ защититься от орангутанга, — говорит вдруг мэр города Нахан.

Мы замолкаем, и я начинаю слово в слово переводить его совет.

— Сорвите тоненькую веточку с листочками и машите ею перед мордой орангутанга. Он будет закрываться лапами, жмуриться и уж ни в коем случае не бросится на вас...

Хохот... Нахан доволен: его шутку поняли.

28 сентября

Мы в Тангкелинге — это конечный пункт нашей трассы. Отсюда будем пробиваться обратно к Палангкарайе. Деревушка Тангкелинг, расположенная на берегу реки Рунган, состоит всего лишь из нескольких домиков. Один большой — там живет целый род, все вместе, как и много-много столетий назад. И три маленьких, недавно построенных специально для нас. Все четыре хижины стоят на высоких сваях. Стены из тростника, пол из досок, вместо лестницы — нечто напоминающее трап. Так в какой-то мере можно обезопасить себя от любопытных обитателей окружающего деревню леса. Осматриваем свои жилища.

В первый же вечер нанесли визит хозяевам поселка. Посидели за чашкой чаю, поговорили. В разговоре принимал участие только глава рода. Остальные лишь молча и почтительно слушали. Хозяин рассказывал об обычаях и законах рода. Мы ему — о Москве, «ТУ-104», кино. Он восхищался полупроводниковым приемником, авторучками, открытками Москвы. А мы, слушая его, восхищались мужеством этих людей, ведущих постоянную тяжелую и еще в недалеком прошлом безнадежную борьбу с джунглями.

Мгновенно стемнело. Хозяин извинился и сказал, что ему надо идти на участок, засаженный ананасами. Оказывается, вчера ночью ананасы были уничтожены рысью, и он сегодня надеется убить ее. Паранг, копье с отравленным наконечником — вот и все вооружение. «Пак, но ведь это очень опасно!» Хозяин смеется:

— Если бы не было опасности, я послал бы наших женщин. Кто хочет жить, тот не умрет.

Прощаемся, желаем ему удачи. Возвращаемся к себе. Но уснуть долго не можем — вслушиваемся в ночные звуки. Где-то совсем рядом человек с копьем в руках ждет грозного хищника.

21 октября

Утром все на трассе. И опять все то же ослепительное солнце, заросли и жажда.

Дома — сюрприз. Приехал наш доктор. «Не усидел в Палангкарайе. Беспокоюсь за вас», — смущенно оправдывается он.

Вся деревня уже знает о его приезде, и начинается паломничество. Пациенты тащат с собой «сувениры для доктора». Приходится провести небольшую разъяснительную беседу и от имени доктора сделать предупреждение относительно «сувениров».

Темнеет. Мы сидим около хижин. Неподалеку взревела наша мотопила — это Вася начал пилить дрова, чтобы приготовить ужин. А через пять минут все, кто был поблизости, сбежались туда. Ведь техника здесь демонстрируется впервые. Кузнецов сейчас как былинный герой — властелин могучего чудовища.

Он предлагает одному из жителей попробовать поработать нашей мотопилой. Тот долго отказывается, мнется, но, наконец, решается. Вася показывает, как включать и выключать мотор. А потом все мужчины просят записать их на работу и научить управлять мотопилой. Нам не хватало рабочих рук, а тут такое пополнение!

При свете керосиновой лампы мы с Сашей пишем лозунг: «Да здравствует техника!»

22 октября

Вслух читаю только что привезенные «свежие» (за август) индонезийские газеты. Наш домик тускло освещен керосиновой коптилкой, ребята все уже на своих циновках. Внезапно я чувствую сильный укус и снимаю большущего муравья. Слышно недовольное сопение Саши — его тоже кусают. Оглядываемся вокруг: огромные полчища муравьев заполняют хижину. Все как на подбор — около двух сантиметров величиной,— они движутся по трапу стройными колоннами. На месте уничтоженных сейчас же появляются десятки новых. Все в домике покрыто муравьями: пол, циновки-кровати, наши вещи. Не понимаю как, но мы ухитряемся вчетвером уместиться на столике и оттуда с тоской взираем на «оккупантов». Пауки, ящерицы спасаются бегством; некоторые лезут к нам на стол.

Выбираем средства обороны: огнем нельзя — моментально вспыхнет наша хижина, горячей воды нет. Смастерив какое-то подобие двух швабр и намочив тряпки в керосине, пытаемся оттеснить муравьев к выходу. Они тут же набрасываются на ноги, лезут по телу. По очереди двое из нас ведут бой, а двое на столе очищаются от муравьев.

Хочется спать, мы устали, и поэтому врага ненавистнее, чем эти двухсантиметровые оккупанты, для нас сейчас нет. Наконец после полуторачасовой отчаянной схватки противник вытеснен, и мы, порядком искусанные, принимаем меры на случай повторного вторжения.

8 ноября

Мы все вместе в Палангкарайе.

Утром 7 ноября на центральной площади, близ пристани, увидели большой плакат: «Поздравим русских, у них сегодня день рождения Советского государства, наше 17 августа» (17 августа — национальный праздник провозглашения независимости Индонезии.).

Для всех нас слова «Советское государство» звучат по-новому, наполненные особенным смыслом. Родина страшно далеко, в другом полушарии, и очень близко — мы выполняем ее поручение. Она рядом с нами. Мы здесь — ее кусочек.

Провели торжественное заседание. А потом, после праздничного обеда, песен, тостов, вслух читали, переводя нашим гостям «Инструкцию по технике безопасности в джунглях», результат веселого предпраздничного настроения.

Вот некоторые выдержки: «Ходить по джунглям надо осторожно, но не трусливо»; «Не хватай руками того, что растет, ползет, летит, бежит, не узнав, что это такое»; «Не приставай к орангутангу, ведь и он когда-нибудь может рассердиться»; «Будь вежлив и внимателен со всеми обитателями джунглей». Заканчивалась наша «инструкция» призывом: «Люби джунгли, и они полюбят тебя!»

19 ноября

Опять все разбросаны по разным участкам. График работы из-за нехватки постоянной рабочей силы был под угрозой. Бялькин решил вести работы сразу в нескольких местах. Риск велик: малейшая неточность — и расхождение в сотни, а то и в тысячи метров. Но ошибки не должно быть. И ее не будет.

Поэтому мы неделями, не вылезая на берег, мотаемся на нашем катерке по трассе.

...Джабирен — еще один поселок на нашем пути. Вдоль берега в одну улицу выстроились пятнадцать-двадцать домов на сваях. Несколько мостков, точнее — просто бревен, проложены над речушкой. У дверей некоторых домов висят клетки с яркими попугаями, а перед одной из хижин бегает на привязи обезьянка. Много собак: почти все обитатели поселка кормятся охотой. За домами мощной стеной стоят джунгли.

Чувствуется, что наш приезд — большое событие в поселке. К дому старосты собираются мужчины. Женщин не видно. Лишь изредка нет-нет да и мелькнет где-нибудь любопытное женское лицо. Сидим за столом, пьем душистый зеленый чай и ведем беседу о новостях на острове. Наконец, выполнив положенный по обычаю вступительный ритуал, Сударсоно (Сумпитан — духовое ружье в виде трубки длиной от полуметра и больше, из которого стреляют небольшими отравленными стрелами.) начинает объяснять цель нашего приезда. Показывает на карте, где пройдет дорога, рассказывает о том, что каждый сможет без труда поехать в любой конец острова.

Но, оказывается, никакой агитации и не нужно. Староста заявляет, что он сам возглавит бригаду и, если надо, все будут работать с рассвета до наступления полной темноты.

Вечер. Перед каждым домом горит свечка или небольшая керосиновая лампа-фонарь, слабо освещая улицу. Откуда-то доносится мелодичная грустная даякская песня. Мы сидим на берегу Кахаяна. Староста рассказывает об обычаях даяков, о даякском суде чести.

Есть три священных принципа у даяков — честь, правдивость и мужество. Горе тому, кто нарушит один из них. Даже если обвинение не доказано, только кровью можно смыть позор подозрений и восстановить доброе имя.

Для испытания обвиняемого на одном из деревьев строят узенькую площадку, а вокруг, в зарослях, прячутся три искусных стрелка из сумпитана. У каждого по одной отравленной стреле, и все трое должны выстрелить в течение определенного отрезка времени. У обвиняемого — небольшой щит. Если он сумеет отбить все три стрелы — подозрение ложно. (Даяки считают, что невиновного защищает от смерти дух его предков.) Ну, а если хоть одна стрела оцарапает жертву — это будет конец, почти мгновенная смерть. Если испытание кончается благополучно, счастливы все, даже обвинители, — ведь в общество возвращается полноправный, мужественный и честный человек.

5 декабря

Живем в палаточном лагере, прямо в джунглях.

ЧП. Почти двое суток шел непрерывный- тропический ливень, и нас затопило. Маленькие речушки превратились в мощные потоки. Мы вымокли до нитки.

Удачно, что вовремя кончили работу. Но весь инструмент и оборудование можно вывезти только на машине, а о ней сейчас и думать нечего.

Читаю «Мать» Горького в индонезийском переводе. Затем перевожу для наших на русский. Так быстрее проходит время.

6 декабря

Вода спала, но дорога размыта, и на машину в ближайшие дни никакой надежды нет. Решаем, чтобы не терять времени, все наиболее ценное вынести на себе.

И вот долгий-долгий переход. Чтобы пройти каких-то 15 километров, нам потребовался почти целый день. Через сотню-другую метров отдыхаем — очень тяжело и неудобно тащить оборудование. Но все-таки часам к четырем добираемся до хорошей дороги, там нас уже ждут. Еще один трудный этап позади.

Почти у всех нас есть маленькая, вручную нарисованная схема трассы будущей дороги. Сегодня вечером еще несколько сантиметров ее будет заштриховано красным. А за этими сантиметрами — девять незабываемых, как мы их назвали, «болотных» дней.

20 декабря

Живем на воде, в понтонных домиках. В каждом могут разместиться четверо. Тесновато, душновато, зато гораздо удобнее проходить трассу.

Вечером заядлые рыболовы удят рыбу прямо из окошка. Очень тихо, только с противоположного берега доносится печальная, заунывная мелодия. Лучи уходящего солнца, облака немыслимых форм и цветов, музыка — все сливается в одно целое.

— Даяк умер, — говорит техник Деде, местный житель. — Брат Яриков, ты хотел бы посмотреть, как хоронят даяка?

На утлом челне мы переправляемся через Кахаян. Почти совсем стемнело, и река кажется бесконечно широкой. Могучая стена зарослей. На прибрежной гальке горит костер. Около него лежит умерший.

Узкое длинное пламя отбрасывает ровный круг света, на границе света и тени смутно вырисовываются фигуры сидящих на корточках людей. Чуть-чуть раскачиваясь, они тихо напевают. Проходит час, другой... Не меняются позы, ритм, все так же горит костер. Лишь с рассветом даяки встают, берут на плечи открытый гроб и поднимают его на вершину дерева. Останки целый год будут лежать там, открытые солнцу, дождю, ветру, джунглям. А через год то, что осталось от даяка, снимут и положат в маленькую часовенку перед домом. Когда свершится эта последняя церемония, по поверью, «дух предка войдет в дом даяка».

31 декабря

Вечер. Мы все сидим за столом и ждем. Стрелка приближается к 12. В углу мерцает празднично убранная пальма. Начало нового года возвестит наш будильник.

И вот он пришел.

А через четыре с половиной часа мы опять все вместе. Скоро рассветет, но ведь в Москве еще только двенадцать. И мы слышим, как из нашего старенького «транзистора» сквозь помехи, шумы пробивается бой курантов. Знакомый голос произносит: «С Новым годом, дорогие товарищи!»

Это поздравляют и нас. И нам кажется, что в углу стоит елка, что на улице снег и мороз и не джунгли за окном, а московские, киевские, ленинградские проспекты... С Новым годом, ребята!..

17 января 1961 года

Мы в Минтине. Осталось пройти последний участок трассы до Парабингана, и полевые изыскания будут закончены.

Последний, но самый трудный. Мы знаем об этом и со слов индонезийцев и по белому пятну на карте, означающему, что это совсем не исследованный, почти не населенный огромный район.

Минтин... Есть только название, и больше ничего. С трудом нашли в джунглях мало заросший участок — огромное болото. Выстроили четыре деревянных домика на сваях, сделали узкие мостики между ними да еще огородились, насколько это возможно, колючей проволокой, чтобы реже забредала к нам всякая хищная тварь. Вот и весь наш лагерь-городок. И полетели дни — напряженные, похожие друг на друга.

Утром по узкому мосточку гуськом совершаем перебежку в контору. Воздух наполнен огромными осами. Даяки утверждают, что они способны закусать до смерти.

Нестерпимо душно — ведь вокруг болото. Голова гудит, все тело в испарине. Единственное спасение — работа.

К двум часам кончаем, обедаем и разбредаемся по своим домикам. Часам к пяти, когда солнце начинает скрываться за деревьями, налетают комары. Их великое множество — простые, малярийные, опасные и неопасные, но все огромные и очень больно кусающиеся. С тоской вспоминаем наших добрых маленьких северных комаров.

Все-таки решаемся на прогулку. Гуськом — по мосткам едва-едва могут разойтись два человека, — приплясывая и отбиваясь от комаров, минут двадцать-тридцать «гуляем».

Когда окончательно темнеет, с фонариками прорываемся к столовой. Главное — не оступиться с мостков в болото. Перед нами неохотно расползаются и шлепаются в тину всякие гады. Змей и скорпионов здесь слишком много даже для джунглей. Прежде чем лечь спать, устраиваем в домиках облаву. По утрам каждый выносит на крыльцо свои трофеи. Впрочем, они уже не вызывают особого интереса — знакомо.

Самое неприятное — это малярия. А она здесь бывает обычная, тропическая и еще какая-то, от которой в двадцать четыре часа наступает смерть. Так не хочется заболеть теперь, когда не только дни, но и часы на счету. Приступы были у Саши и у меня. Но все на ногах, все работаем. Главное — не поддаться болезни. Или мы ее, или она нас.

А вокруг стена джунглей — до них можно дотянуться рукой из окна дома. В темноте слышны какие-то звуки, кто-то подходит к самому окну, кто-то плачет, кто-то кричит... Незаметно погружаемся в забытье — спать из-за духоты почти невозможно. И ждем рассвета. Это самое прохладное время суток.

23 января

Неподалеку от нашего лагеря — маленькая деревенька.

Несколько дней назад крокодил утащил одну из ее жительниц.

— Появился дурной, нехороший крокодил, — говорили местные жители.

И вот пригласили заклинателя крокодилов. Есть, оказывается, и такая должность на свете. Силою своих чар заклинатель должен выманить крокодила из Кахаяна и, глядя ему в глаза, определить, он или не он утащил женщину. Если он — тут же убить его, если нет — отпустить обратно в реку. Староста пытается добиться для нас разрешения присутствовать на церемонии, но колдун отказывается. А жаль, ведь весь обряд сопровождается интересными танцами и песнями.

Сегодня под вечер торжество началось. Над рекой несутся крики-заклинания, поет хор, гремит барабан.

За ужином от очевидцев узнаем подробности.

— Нет, не вышел крокодил из реки, — рассказывает наш повар Менари. — Это был очень плохой крокодил. Это он убил женщину и, зная, что сегодня будет суд над ним, бежал в другие края. Так сказал нам заклинатель. О, это могущественнейший человек, он все знает, ему подвластны даже крокодилы.

Мы слушаем даяка и думаем о том, сколько же нужно еще труда, упорства, самоотверженности, чтобы XX век скорее наступил на этой земле.

27 февраля

Становится еще трудней прокладывать трассу, часто идут дожди.

Мы стали универсалами. Если надо, можем рубить заросли парангом почти так же ловко, как местные жители, безошибочно обнаружить «пальму путешественников», в стебельках которой всегда есть вода, пригодная для питья, одним ударом палки убить змею.

Сегодня обрабатываем собранные материалы, а Саша ушел со своей группой в джунгли, у него очень тяжелый день: надо наметить два с половиной километра трассы по болоту. И вдруг он предстает перед нами расстроенный, обиженный: «Они не хотят идти со мной».

Г Расспрашиваю его подручных и узнаю .еще одну легенду. Оказывается, лет двадцать назад орангутанг украл из поселка женщину. Все считали, что она погибла, но орангутанг не убил ее, и родилась у них дочь необыкновенной красоты — злой дух в образе девушки. Она бродит где-то здесь неподалеку и приносит несчастье всякому, кто увидит ее. У него мутится рассудок, он забывает все, идет за нею и пропадает.

— Не просите нас, русские друзья, мы не можем

идти в болота.

Этими словами кончился рассказ.

Короткая «летучка». Решено. Все идем на трассу. Руководить будет Бялькин и Митин, остальные — зэ рабочих.

То был тяжелый день. По пояс в воде, наступая на что-то ползущее, хватающее, кусающее, оступаясь о коряги, глотая тину, мы двигались очень медленно. Но настроение было бодрое: еще одно «белое пятнышко»» останется позади, и кто знает, может, одним поверьем в деревне станет меньше.

13 марта

Всегда немножко грустно расставаться с тем, во что ты вложил частицу самого себя. Сегодня наш последний вечер в Минтине, завтра рано утром мы выезжаем в Банджермасин, с тем чтобы завершить работу. Уже собраны вещи, стоит наготове катерок. Мы сидим вместе с теми, кто прошел с нами эти 155 километров и остается здесь, сидим, как самые лучшие, близкие друзья, и вспоминаем.

Вспоминаем, как восемь месяцев назад тихо и пустынно было здесь. Как многие не верили, что можно пройти через эти джунгли. Как шаг за шагом, день за днем мы одерживали над ними верх. Уже построены первые километры дороги, мощная армия машин и специалистов идет в наступление.

— Мы стали больше чем друзья, ближе чем братья, — говорит Сударсоно. — Мы стали одно целое. Если когда-нибудь, пусть через много-много лет, кто-нибудь из вас приедет сюда, к нам, он увидит, что помнят всех вас. Ибо никогда нельзя забыть дружбу, символом которой будет эта прекрасная шоссейная дорога.

За окном светает. Надо ехать. Мы встаем и гуськом в последний раз идем по нашим мосткам...

Ф. Яриков Рисунки П. Павлинова