Трасса ведет в Синегорье

Мелкая щебенка укатана автомобильными шинами, как асфальт. Машины идут на больших скоростях, резина становится горячей, снег выплавляется с поверхности дороги.

Темная линия трассы прорезает заиндевевший мир. То она идет к горизонту, в небо, то, словно переломившись, ныряет вниз, то летит с шелестом ветра, с гудом мотора, летит в лоб горе... У горы дорога делает вираж в сторону — и пошла десятками поворотов по распадку, бросая машину с одного изгиба на другой, как на океанских волнах. Вторя поворотам, то нарастает, то стихает шум двигателя. На подъемах и спусках медленное движение, укатанный снег цел, нагретые шины сделали его скользким. Смотри в оба!

Хуже всего, когда при пятидесятиградусном морозе дует знаменитый колымский ветер и несет снежную поземку. Он жжет резкой болью лицо, пронизывает швы на одежде колючими иголками. Не дай бог на морозе, при таком ветре менять баллон! Работать можно только в темпе, как на пожаре, иначе замерзнешь. А когда работа закончена, видишь, что кожа на запястьях между рукавом полушубка и варежками покрыта темными багровыми полосами, прихвачена морозом.

Иногда дорогу затапливает белое молоко, которое не пробивают ни противотуманные желтые фары, ни прожектор на крыше кабины, лишь видны полосатые вехи, торчащие по обочинам. За вехой может быть откос, может вылезти наледью промерзшая до дна река. Тогда останавливайся на обочине, не гаси фары и подфарники, чтобы на тебя не наткнулись другие, и жди. Жди под шум работающего двигателя...

Эта дорога ведет на север, в Синегорье, на Всесоюзную ударную комсомольскую стройку — Колымскую ГЭС. Знаменитая Колымская автомобильная трасса.

С Иваном Даниловичем мы едем в Синегорье на его ЗИЛе. Навстречу с ревом и свистом проносятся оранжевые «магирусы», бежевые «татры», серые «шкоды», голубые МАЗы. По сторонам в белых сумерках мелькают огни приисков, иногда на обочине увидишь остатки костра, кто-то менял колесо и «кострил», чтобы отогреть закоченевшие руки. Вдоль дороги то с одной стороны, то с другой стоят мачты-опоры будущей линии электропередачи. Они шагают по распадкам, по склонам, крутым и пологим. Мы видим, как тракторы поднимают очередную мачту...

— Нелегкая работа, — понимающе замечает шофер.

Уже много лет Иван Данилович наматывает на колеса своей машины бесчисленные северные километры: до строительства Колымской ГЭС работал в Оймяконском районе Якутии, возил грузы из Магадана через всю Колыму.

Стекло в кабине двойное — чтобы не замерзало. За спинкой сиденья проходят трубы с горячей водой из «рубашки» двигателя. Мы сидим раздетые, наши шубы висят на крючках сбоку. Нам просторно и удобно. Можно подумать, что сидишь не в кабине грузовой машины, а в удобном кресле перед широким киноэкраном.

Я спрашиваю своего спутника:

— Как там, на полюсе холода, в Оймяконе?

— Легче, — отвечает он, — ветра нет. Тишь. Дым над домами до самого неба столбом стоит. А здесь тяжело. Особенно в Синегорье. Ветры между горами дуют, как в трубе. В Магадане тоже легче. К городу подъезжаешь, сразу тепло становится, хоть и ветер. Море рядом. Если на трассе пятьдесят, то в Магадане — тридцать.

— Ну а трасса? — не отстаю я. — Как она, тяжелая, опасная?

— Насчет того, что тяжелая, не скажу, — неспешно отвечает он. — А вот опасная — это точно. Тем и опасна, что хорошая,— есть где разогнаться. Расстояния-то! Вот и жмет шофер на всю железку, нервы нужны, чтобы такие расстояния выдержать...

По трассе через определенные промежутки расположены диспетчерские пункты, в каждом из которых водитель обязан отметиться. Рядом с диспетчерской — гостиница для шоферов. Диспетчер не выпустит машину, если водитель долго едет без остановки, заставит отдохнуть, только тогда отдаст путевку.

Наш ЗИЛ везет в своей серебристой цистерне несколько тонн солярки — дизельного топлива. На пятидесятиградусном морозе она застывает, делается тягучей, как мед.

— Здесь солярка что хлеб, — говорит Иван Данилович, — а для стройки особенно. Где сгорает она, родимая, там жизнь, там работа идет. Вот потечет электричество по всей Колыме от Синегорья, тогда и солярки меньше возить придется... В карьерах на приисках будут работать электрические экскаваторы...

Ha полпути от Магадана до Синегорья мы ночуем. Вокруг одноэтажной деревянной гостиницы, как на ярмарке, стоят разноцветные машины — с цистернами, трубами, цементом, пиломатериалами, фургоны с продуктами. И у всех работают двигатели...

В гостинице мы прежде всего сняли обувь и поставили ее сушиться — так уж здесь заведено, а взамен нам выдали войлочные тапочки, длинная шеренга которых выстроилась в коридоре. В полутемном холле несколько человек смотрели телевизор, разговаривали — видно, хорошо знали друг друга, частенько встречались в диспетчерских и на дороге. Но большинство, водителей, намаявшись за день, крепко спало в комнатах. За окном постоянно слышался приглушенный рокот моторов и свист ветра. Дом напоминал плывущий по волнам корабль. В передней вместе с клубами морозного воздуха появлялись и исчезали люди. Так на корабле уходят на вахту и приходят с нее. Когда дверь открывалась, шум моторов и ветра становился сильнее. По трассе шли машины. Они светили фарами по окнам, пристраивались на ночлег к другим машинам...

Утром в передней хлопает дверь, кто-то отчаянно, хоть и вполголоса, ругается, бросает на пол рукавицы.

— Баллон не дотянул! Пришлось менять в дороге, чтоб ему неладно было.

Гостиница быстро пустела, снопы света от фар плясали на снегу. Иван (Данилович слегка тронул ЗИЛ. Раздался скрип, похожий на стон.

— Резина поет. Застыла за ночь.

Мы тихонько, с тем же жалобным скрипом, поехали вокруг гостиницы. Сделав два круга, поднялись на насыпь трассы. Звук прекратился. Чуть прибавили... И покатили! Только вехи замелькали по сторонам.

Синегорье встретило нас сизым туманом. В тот день ветра не было, но мороз в 55 градусов — обычный, между прочим, для здешних мест — ничего хорошего не обещал. Все вокруг выглядело враждебным: и белые сопки, и закуржавевшие чахлые лиственницы, и седое промороженное небо. Сам воздух, казалось, покрылся белой пеленой. Холод, кругом один холод, все усилия направлены на сопротивление ему. Кровь медленно течет в жилах, суставы плохо гнутся, шелестит, замерзает дыхание, даже смотреть вроде бы трудно.

Я попрощался с Иваном Даниловичем, пожелал ему, чтоб никогда не остывали колеса в пути, и пошел ,в поселок.

Здесь уже стоял целый квартал многоэтажных домов из сборного железобетона. Здания покоились на сваях, чтобы не оттаивала вечная мерзлота. В специальных тоннелях под землей были проложены коммуникации — водяные трубы, электрические и телефонные провода. Над крышами домов поднимались телевизионные антенны. Назло стихиям человек устроился здесь с удобствами.

До створа на реке, до места строительства будущей плотины, я ехал в теплом, обогреваемом автобусе. За рулем сидел шофер в кожаной куртке, без шапки и проклинал местные морозы и то ли в шутку, то ли всерьез... инженеров, которые придумали строить здесь плотину. Мой спутник, одетый в полушубок, огромную лисью шапку и унты, только усмехался в бороду. Как выяснилось, он работал экскаваторщиком, прежде строил Вилюйскую ГЭС и пришел сюда из Якутии с караваном техники.

— Несколько месяцев шли... А жили в балках-вагончиках. Ремонтировались под открытым небом. Иногда приходилось строить объезды на дорогах, иногда и сами дороги...

Шофер, который только что шумел и ворчал, вдруг преисполнился достоинства.

— Дорогу видите? — показал он на проезжую колею. — Раньше мы эти тридцать километров за несколько часов одолевали. И по болоту чапали, и по осыпям, иной раз даже тракторы застревали. А теперь что? Городские автобусы к нам ходят...

На берегу реки мы остановились. До середины русла была сооружена высокая насыпь — строился мост.

— Решили монтировать пролеты на насыпи, — пояснил мой бородатый спутник. — Потом, когда их соберут, насыпь нужно будет срочно убрать. И обязательно до паводка, не то разрушит река пролеты. (Весной мост будем открывать, а там и перекрытие не за горами...

Самыми первыми, как и полагается, на берег Колымы пришли изыскатели. У створа будущей плотины стоит маленький поселок из щитовых домиков, дымятся трубы, бегают лохматые собаки. На Севере без собак жилье не жилье, хотя сторожить им здесь вроде бы нечего, двери в поселке не запираются, внутри одного из домиков были комнаты с чертежными досками, кабинеты с зелеными абажурами, в коридоре жарко топилась печка, стоял ящик с углем, а поодаль — ведро с крупной картошкой. На плите варился обед. У изыскателей всегда так — дома, как на работе, и на работе, как дома.

Заместитель начальника экспедиции Ленгидропроекта Борис Леонтьевич Ранд сказал мне, что сейчас идет бурение с отбором образцов — там, где запроектировано строительство основных сооружений ГЭС. Буровики прощупывают скальный грунт на глубине 50—70 метров. Геологическая ситуация не из легких: трещины в каменистых пластах заполнены льдом. Как поведут себя пласты? Не поползут ли? На изыскателях лежит большая ответственность.

Зеленый абажур лампы бросал отсветы на затвердевшие, обветренные морщины на лице моего собеседника. На красноватом стекле письменного стола лежали грубые жилистые руки, привыкшие долбить камень, копать землю. Он был похож на земледельца, на пахаря, который из года в год терпеливо возделывает свою ниву.

— Я ведь начинал рабочим, бурильщиком, потом стал мастером, — рассказывал Борис Леонтьевич. — А родом я с острова Сарема, из эстонской деревни. Изыскателем начал работать в Карелии. Потом была речка Алматинка... Саяно-Шушенская, Карлов створ... Камчатка. Так и вспоминаешь годы по названиям строек. И всегда бывает одна и та же картина. Мы приходим на берег дикой реки, забиваем первый колышек, а когда уходим — стоит город...

Изыскатели заканчивали работу, начатую несколько лет назад. Было выбрано место створа для плотины Колымской ГЭС, определены размеры будущего водохранилища. Сейчас здесь ведется усиленная разработка ценных металлов, с тем чтобы их россыпи не оказались под водой. Гидрогеологи, в свою очередь, занимаются основанием, на которое должна стать будущая плотина. Она проектируется каменно-набросной. Сердцевина ее должна состоять из грунта, через который вода не сможет просочиться; не будет фильтрации, как говорят специалисты.

Рано утром в закрытой «дежурке» мы подъехали к тому месту, где начинался подъем в гору. И пошли. Впереди две женщины — геологи Надя и Рая. Через плечо у них перекинуты полевые сумки; несмотря на тяжелые полушубки и валенки, они очень легко перебирались с камня на камень. Следом поднимались двое геодезистов с треногой и приборами. Они шли медленнее, их бороды и воротники от тяжелого дыхания были покрыты инеем.

— Не останавливайтесь! — кричали женщины. — Лицо растирайте варежкой.

Разгоряченное от мороза и ветра лицо, казалось, тут же прихватывало ледяной пленкой. Мороз по-прежнему держался за пятьдесят градусов, и к тому же между горами, которые образовывали долину реки, дул пронизывающий ветер. Однако с подъемом ветер становился тише. Происходило это в точном соответствии с законами аэродинамики: внизу проход между каменистыми берегами был гораздо уже.

На крутизне, подобно ласточкиному гнезду, примостилась буровая установка. Тяжелые станки затаскивали на склоны при помощи тросов, тракторов, лебедок. Это была трудная работа.

Рядом с буровой стояла палатка из толстого брезента. На кусок асбестовой трубы, укрепленной на железных подставках, была намотана электрическая спираль. В тесном, отгороженном от мороза и ветра пространстве она напревала воздух до плюсовой температуры: под ногами зеленел мох. Столбики пород — керны, вырезанные бурильным инструментом, лежали в ящиках. Геологи клали пробы на железный лист над спиралью. Плавился лед, керн рассыпался на куски, его прочность была обманчива.

Сделав записи в журнале и отобрав образцы, геологи стали собираться вниз. Геодезисты тем временем «привязывали» точку, на которой шло бурение, уточняли ее местоположение на склоне. Внизу работали экскаваторы и бульдозеры, зачищали склоны под основание плотины. Людей не было видно. Казалось, что машины сами совершают свою работу. Временами взрывы сотрясали воздух: это прокладывали штольню — начало будущего водовода, по которому вода пойдет к лопастям турбин. Отсюда, сверху, Колыма казалась маленькой речкой; бывали случаи, когда в этом месте она промерзала до самого дна. Но плотина поднимет воду на нужную отметку... В среднем и нижнем течении, в Якутии, на подступах к Ледовитому океану, река становится могучей, полноводной, и в дальнейшем на ней предполагается соорудить целый каскад гидроэлектростанций. Строительство в Синегорье — первый этап этого каскада.

Над Колымой, на том месте, где несколько лет назад забил первый колышек изыскатель, куда пригнал первый груз шофер, в каменной, ледяной пустыне, споря со жгучим ветром, морозом и вечной мерзлотой, не умолкая, гудят моторы...

Андрей Фролов, наш спец. корр.

Магадан — Синегорье

Загрузка...